Ч ё с

                Алексей Синиярв

                Ч Ё С


     продолжение повестей "Буги-вуги" ;  "Бляж"

               !! НАЧАЛЬНЫЕ ГЛАВЫ !!


Summertime, an' the livin' is easy
https://www.youtube.com/watch?v=YUX6o5Ej8JI


«Бля-а-ди!» — заорали внизу. — «Ка-азлы!».
Катька расхохоталась.
Д.Л.Быков. "Эвакуатор"


1. ПЕТРОВ-ВОДКИН
 
Тогда этот  псих  дал мне  совет: "Удивляй почаще. И, прежде всего, самого себя".

Попало в одно ухо  и застряло. Лег  спать, а что-то и не уснуть,  не спится мне. И удивить уже охота до невозможности.
Вертелся-крутился, думал-передумал, -  надумал: пойду-ка я в армию. А что? Вот уж  я-то сам  - так больше всех удивлюсь.

Еле утра дождался.

Попросил  у санитаров одежонку уличную, одну на всех - пальто, шапку, калоши; октябрь, снег уже, колотун. За куревом в киоск через дорогу сбегать.
 
А военкомат - две автобусных остановки, рукой подать.

Но, думаю: та-а-а-к, по всему уже и призыв идет, а если... над быть  готовым, а не готовеньким.

 Захожу попутно в парикмахерскую: срочно под Котовского. А хайер, как положено.  Мне девки всегда завидывали.
В армию что ли? В армию. 5 копеек, 5 минут, были сборы недолги. Обкорнали.

 А в военкомате,  действительно, у попа была собака,  медкомисия заседает.

Призывники голожопые, яйца ладошками закрывают. Я всех расталкиваю, некогда мне, двери в заседание открываю, и печатным, как калоши позволяют, к столу. Весело надо в армию идти. Если что ***вое -  хохочи. Когда нужно плакать, смейся.

Ладонь к виску, я же в шапке! по правилам. Дневальным  голосом: "Товарищи члены приемной комиссии, прошу зачислить меня в ряды воруженных сил СССР. Рядовой Петров."

Они не удивились, мамонты. Прищурились.

Вид, конечно, у рядового Петрова... Пальтецо в два раза старше, да и без пуговиц, калоши, пижама больничная, шапка-ушанка, правда, солдатская.

Я сейчас из дурки, отвечаю, но это, товарищи,  сейчас совсем не важно, я очень служить хочу. Очень. В воздушно-десантных войсках. На крайний случай, на атомной подводной лодке.

А диагноз у тебя какой? Ссышься что ли?

Белочка. Но это я от армии кошу. Косю, то есть.

Понятно, рядовой Петров. Понятно.

А уже и призывную карточку  мою им принесли. Посмотрели  скоренько вполглаза.

Иди, говорят, Петров, домой. Повестку тебе пришлем.

Удача, блин. Во, думаю, удивлю, да...

Но домой в пижаме и калошах, как?  Да и пальто общественное надо вернуть, я же всех в нашем отделении, кто косит,  без пальто  оставил. Надо же и о людях подумать.
 
Поехал обратно, в дурдом. А там уже ждут, потеряли: Ты где был, полудурок?!

А мне же удивлять надо.

Я: шляп сыми...
Тут они реально удивились, уходил-то за куревом  Роберт Плант. Да и надо ж подурачиться: Десантник спецназа рядовой Петров. Давайте скоренько мое цивильное, мне домой надо, повестку с часу на час  принести должны.   

Кто кому позвонил? эти в военкомат, или те из военкомата, но нас запирать стали.

И пальто не дают.

Время идет, я маргулису* своему плешь проедаю: "мне домой надо, доктор, повестка, наверно уже пришла". Да по дню несколько раз.

 Неделя прошла. А время уже - Октябрьская, ноябрь. Призыв идет. Мой год уходит. Вежливость моя закончилась.

*"И тогда главврач Маргулис телевизор запретил".
В.Высоцкий. "Письмо с Канатчиковой дачи".

 Если говорю, не выпустишь, падла израильская, вскроюсь тут у тебя, или санитару глаз ложкой выдавлю, всю жизнь будешь отписываться.

Потерпи, говорит, немного, чуть-чуть.

 День-другой,  он меня и выписал. Иди, говорит, Петров, служи Родине.

Я домой. Мам, повестка была? Нет. Как нет! Ты почтовый ящик смотрела? Смотрела.

Я бегом в военкомат. А там автобусы, проводы, гармонь рыдает, все пьяные, девки ревут.

Залетаю к дежурному: быстрей давай, тетеря! что?! повестку что ли потеряли? мой призыв уходит!

Фамилия-имя-отчество, адрес.
 
Сказал фамилию, адрес. Мой адрес Советский Союз.

Поискал он, посмотрел, нашел. Не сразу. Спешить тебе, говорит, Петров, некуда. У тебя белый билет. Приходи через неделю, получишь.

Тут уж я удивился.

Какой  белый билет? Да вы что?! Какого ж хера вы меня в психушке держали? да я вас, ****ей косорылых, сейчас порюхаю всех здесь!

Как уебал ему по стеклу!! но стекло, оказывается,  на то и рассчитанно. Не разбилось.

Он тоже зубы выпятил, орангутанг.
 
Под рукой-то ничего. Выскочил я на улицу, кирпич из клумбы выворачиваю, чтобы в окно засадить, а земля мерзлая, прихватило кирпичи. А тут уж и менты бегут, прапор этот выскочил, кричит: он из психушки сбежал!

От****или меня  малехо. Иди, говорят, отсюда, урод! Если к военкомату ближе чем на сто метров приблизишься, на 15 суток посадим.

Здоровенные жлобы, откормленные. Мусорня. Я всё им интеллигентно издалека высказал, и про военкомат, и про их маму, и про умственные способности.

Не догнали. Я же не в калошах.

 Да и тьфу, не больно-то и хотелось, армия ваша вшивая.

Сделал, называется, хорошее дело, удивил себя так удивил. Напиться что ли? еще кого-нибудь удивить.

 Иду домой, а тут кореша навстречу. Игорюха, пойдем на кладбище, намахнем, сегодня у пятерых годовщина и новых жмуров подвезли.

 У корешей записные книжки, там  даты рождения-смерти переписаны, в календаре отмечены, ряд-место, учет и контроль, при социализме живем. По могилкам  ходят, допивают, что покойничкам оставлют.

А мне ж удивлять надо. Не пью, - спокойно так им, - завязал.

Да-а, видно здорово тебя в дурке залечили, Игорюха. Ну давай, выздоравливай.

Удивились кореша.

 Один-один.

Сижу дома, день-другой, а когда не пьешь, скучно... Заняться нечем абсолютно.
 
Да и удивлять надо.

Я - матери: пристрой меня на работу. Но только на завод не вздумай, не пойду. Мне куда-нибудь чтобы одному, под свою ответственность, и начальства поменьше, а лучше чтобы вообще.
 
А мать у меня на должности, в торговле всю жизнь.
Удивилась она, конечно. Но провентиллировала, спрашивает: на рынок помощником  рубщика пойдешь? а потом и самостоятельно, если захочешь.

Пойду, а чего и не пойти?


2. ВОКЗАЛ. МОСКВА.

Беря посмотрел на часы.
Вздохнул.
Потом патетично обратился к небесам:
- О, пидор ты, блять, сука. Я так и знал, урод ты *уев.

Электрокара привезла тележки. Проводницы стали выносить серые тюки с постельным бельем.
Прошло еще десять минут.  Состав дернулся и покатил в отстойник.

Беря еще раз оглядел перрон и обреченно произнёс:
 - Пидор, блять. Пидор ***в.

Потом он вздохнул, закинул чехол с гитарой за плечо, кряхтя, поднял чемодан и сумку.
и основательно заключил:
- С-сука. Мозгоёб.

Таксисты  балагурили  у входа в вокзал, похваляясь, привирая, потешая друг друга, как крутили долгие  километры между Ярославским и Казанским вокзалами,  выкатывая  купюры у понаехавших из повинции лохов и "пиджаков" .

 У Бери  был приятель,  таксист. Слишком брезгливый, чтобы трудится за сто рублей  со своим высшим гуманитарным.
 Этот умник покупал парное мясо на рынке,  каждый год возил семью на юг,  опускал в автомат с газированой водой, если не было копеечки - пятнашку. Мелочь за деньги он вообще не считал. В его квартире, при входе,  стояла большущая ваза с драконами, туда он и накидывал ненужные медь и серебро.
 "Легкие деньги у тебя, - говорила колхозница  в фильме "Три тополя у Плющихи" , - ехай и ехай, а оно себе стучит и стучит".
 А что счетчику? безразлично - щелк да щелк, быстро циферки меняются. А уж про "зеленый глаз" в ночи, где только и возьмешь после семи за двойную цену - мы промолчим.

Беря сказал адрес, услышал в ответ : "пятера", сплюнул мысленно  и вежливо сказал:

- Мужчины, откуда такие деньги? какое хоть метро? подскажите пожалуйста.

-  "Пятого года", - буркнул таксист и отвернулся к хохотавшим коллегам.

- Ну, пидор ты ебучий, - снова вполголоса сказал Беря и поплелся к метро, перекладывая из руки в руку непривычную тяжесть.

Его анкета для кадровика была скучнее солдатской  портянки: Беря, в отличиии от Маэстро,  не служил, не привлекался, не был, не отмечен, не замечен, не состоял, не имел.

А имел одышку, беременый от пива живот и свирепое желание уйти на пенсию в неполные тридцать лет.


3. МОСКВА. ПРЕСНЯ.


 - Какого *уя! Телеграмму получил? Чего ты киваешь? Ты же сказал на переговорном: "встречу", гандон ты ебучий!! А если бы у меня адреса не было!? Ладно, зная тебя, пидора, взял  письмо с конвертом! А не пошел ли бы ты нахуй сразу и окончательно!

- Я в трезвяке был, - сказал Маэстро тихо и извинительно, и показал пальцем под глаз. Там наливался хороший синяк.

- Меня *бёт!? - не успокаивался Беря. - У тебя, сука ебучая,  перманентный бланш. Я  носильщику юксовый дал. Ты же знаешь, у меня сердце, а по жаре я не могу тяжести носить.

- Отдам я тебе  рубль. Не ори, соседи дома.

- И таксист пятерку содрал.

- А чего в камере хранения не оставил? Я же писал.  Потом забрали бы.

- Ага. Потом там рюкзак какой-нибудь угловатый рядом втиснут - и ****ец диафрагме!

- И мог бы и на  метро  доехать без поклажи. Ты как этот самый.

- А я знал куда? Москва ваша пидорская. Ладно еще конверт твой захватил с обратным адресом. Уж я-то знаю тебя, мудозвона.

-  Ну ведь добрался же, - примирительно сказал Маэстро,  перехватывая у него чемодан  и сумку.  - Проходи  вперед, дальше моя комната, дальше, тут  башкой не вдарься, тут шкаф - осторожней, тут коленом не въебись.

- Хули так темно?

- Экономия у сожителей моих. Вот.

Маэстро распахнул  дверь. В лица  ударил яркий солнечный свет и поток свежего воздуха из распахнутого  окна.
 
Беря распаренно упал на диван.

- Говном каким-то у вас на улице воняет. И шашлыками.

- Зоопарк рядом. И шашлычная.  Давай-ка вот, давай! сразу, сразу, Веры Михалны намахни. - Маэстро налил по пол-стакана вермута и достал из холодильника тарелку с нарезаной колбасой. - С приездом!

- Портвейн в стакане, лучше чем ежик в тумане, - буркнул Беря, еще не отошедший от сумасшедшего головокружения Москвы.


4. МОСКВА


- Вкусная, суки, - сказал Беря, со значением мелко прожевав ломтик колбасы. -  А мы-то макароны.... С маргарином, как во все времена. Хорошо вы, суки-падлы, устроились. Раскулачивать вас, сук,  надо. Сталина на вас нет, как бабка говорила. Зажрались, пидоры. 

- А вот в том году, - напевно сказал Маэстро, подливая вино в стаканы. - Ты давай, давай, кушай-кушай. Намахнем сейчас. Кушай-кушай, я еще и картошки сварганю, поджаристой, у меня и шпроты-консервы  припасены.  Тебя ждал.
 И не злись давай. Не злись.  Что поделать? Засада. Канав-ям накопали. А впереди... Нас ждут большие дела.

- Ты лучше про большие деньги расскажи.

- Большое дело начинается с малого, - философски ответил Маэстро. - Я решил  поднакосить бабла. Для дела. Тем летом - расцвело, да и только... Я, конечно,  май френд, ту фестивальную Москву не застал, сам понимаешь. Ту.  Где Мишка улетел. Но... и на эту -  поднакидали в  магазины... Сервелады,  сардинки,  креветки,  кальмары,  ну, ё-моё, тряпьё, всяко-разно, и...

-  Всяко-разно, чтобы не заразно, - перебил Беря, поднимая стакан. -  Всё фестивалите, в Москве вашей поганой, всё не работаете, как люди работают. Всё поёте.  Всё гнусавите. Какой-такой  еще фестиваль-то?

- Молодежи и студентов, - удивился Маэстро. -  Ты что, телевизор не смотришь? 

- Чего там смотреть-то?... Я забыть-забыл, где он включается. И вообще, как возможность,  а уж тем более ежели отпуск, то в бабкин дом прямыми курсом. Рыбалка, грибы. Всё под боком. Прожить можно по-человечески: картошку сажаю, ты же знаешь, вкусная, на песке потому что, даже окучить два раза успеваю.

- Знаю, знаю, - перебил Маэстро.

-  И на зиму всё своё: огурцы, морковка, капуста, лук-чеснок. Соленья. И мариную тоже, и копчу. Хрена и того на зиму в банки наверчу. Рифма. По магазинам только за хлебом. А ягоды? У меня и малина: и красная и белая, - Беря загибал пальцы, -  крыжовник - варенье из него люблю,  вкусное, смородина черная,  яблони. Две груши в том году снял, привил. Сладкие. И нынче - цвет хороший, завязь пошла, больше будет. А на соль и спички бутылок насобираю.

-  Натуральное хозяйство, - с сарказмом поддакнул Маэстро. - Значит денег тебе не надо.

- Денег всем надо, - твердо сказал Беря и продолжил: - Бражку  перегоню, с копченой рыбкой стакашек  самогоночки своей, двойной перегонки,   приму... Сижу в беседке.... и чаи до пота, после баньки.  Эх! Вот приедешь ко мне, сам увидишь, воздух пить можно, чистый мед. Самовар так в беседке и стоит.  Медный, бабкин. Водичка с родника, - на шишках еловых, ну, совсем другой вкус. Натру - блестит на солнце, аж слепит. Лепота.

- Тоже правильно, - терпеливо согласился Маэстро и продолжил. -  Москву тогда закрыли на все засовы.  Поезда вокруг, в объезд; *ля*ей и  бичей на 101 километр - чистота, и лепота, как ты говоришь. В магазинах никаких  очередей. Всякие выкидоны.  "Милтонз" купил. Пятнашкой потер - фирма, блямбу сзади  отпорол -  не отличишь. Кроссовки финские, шузняк супер-блеск. И батник, блин, тоже индийский, но джинса та - коттоновая. Хотел скупить штанов, на всё, пока есть, чтоб наварить потом, но с финансами случились романсы, и гитару пришлось продать.

-  А-а, да-да-да,  - припомнил Беря. - Суки вы, суки. Пидорасы вы московские. Рассказывал ведь мне мужик-то один, ой рассказывал. Да. Ссадили  его менты в Вологде. Натурально, ибаныйврот,  сняли внаглую, суки, с поезда.  Прописка, говорят есть московская? А он куда-то на  юг, в отпуск. Ага. В отпуск. Загорать ты, уёбок, собрался. Только о тебе железная наша дорога и думает.  Я - главный инженер! Да я! Я такое!!  Ссадили и нахер, и всё: дальше едут только москвичи. Вот за это вас, сук, и не любят, - Беря погрозил  пальцем. -   На вокзале, рассказывал,  народу... как в Мавзолей. Билетов нет никуда, всё засрано-зассано, дети орут, бабы визжат, 1918 год. Пожрать-выпить нечего. У вас как с винцом-то, а? -  хитро спросил Беря, поднимая стакан.

- Все стоят и мы стоим. Без очереди полезешь - голову проломят. Спасибо минеральному секретарю. Видел такое? -  Маэстро достал пятирублевую купюру и сложил ее так, что из слова "пять"  получилось "пить".  -  На, держи за твоё такси. 

- Эх, - удовлетворенно вздохнул Беря, пряча деньги во внутренний карман, под "молнию". - До того ли еще доживем. То в бане  паспорта проверяют, то... Быстро мы ее. Негде больше? Сходи что-ли, а. Захорошело с устатку. Не выспался. То пердят, то храпят. То тормозит так, будто дрова везет.

-  "Сходи". На часы глянь.  До монопольки еще  ехать с пересадками. И очередь, как зимой за мандаринами. На дворе орет петух, словно Пугачева, магазин закрыт до двух, а ключ у Горбачева. Можно, конечно, "зеленый глаз" тормознуть, но сейчас и за  чирик*, блин, как в те времена, не возьмешь! А с манюшками совсем не фильдиперсово. Совсем.

- Что тут и рядом нет ничего?

-  Рядом... Нет ничего. Вот так вот. Ни-че-го! Ты представляешь себе: в Москве, говорят, было полторы тыщи  винно-водочных. Понял? А осталось? Скока? Народ говорит, дай бог треть осталось, или еще меньше.  И те: с двух до семи.  И очередюга. - Поддавший Маэстро завелся. -  Блять, дустом  вы, говорят, их пробовали? Дустом их надо!! Какое ***путало ни придёт - своё говно высрет.

- Ты что? до меня уже тяпнул?

- Зло берет! Ты Салтыкова-Щедрина читал?  В школе? Я тоже не. Но мне один толковый человек нынче дал почитать. "История города Глупова". Когда написано? При царе-батюшке. Ну, едрена кочерыжка, -  наша жизнь и ****ец! Органчик в голове. И всё по кругу, всё по кругу. Нет! надо на иностранке  жениться и -  нахуй отсюда. Валить отсюда.

- Куда?

- На остров Таити. Есть кокосы и бананы, как в песенке,  и драть черномазую. Чунга-чанга. Пусть негритятки  бегают, папку опахалами  обмахивают. Или гарем.   

- Не, я не понял. Ты про что мне говорил?! Ты гитару продал?

- Да, - мрачно сказал Маэстро и стал чистить картошку, положив на стол  "Комсомольскую правду".

- Зачем!!? Ты охуел?! Совсем?

- Надо было, -  грустно сказал Маэстро. - Надо было откупиться.  Да и сейчас еще в долгах.
Выручила гитарка  меня  от лютой погибели. Растаться пришлось. И "Ерасов" тоже*. Ничего... зато... а  я уж думал всё.   За диез*, - невесело расмеялся Маэстро, - законопатят...

- А чего? на фарце залетел? Я тебе говорил, блять, суке, я тебе, говнодую, говорил: завязывай с этими бундесами-турмулаями. Всё легких денег хочешь!

- Да, - отмахнулся Маэстро, - пить надо завязывать, вот что. И вся ***я из-за этого, - он пощелкал себя по горлу.

- Так ты  продал свой "Ибанес"... И комбик даже! Поверить не могу. И на чем мы работать будем?

- Будет на чем. Не бзди.

- Не бзди!?

- Я сам в сумраке.

 Беря помолчал, повертел в руке стакан,  понюхал его, вздохнул, посмотрел на Маэстро, матюгнулся, еще раз вздохнул, расстегнул ржавые застежки  на прямоугольном чемодане  с металлическими уголками  и  торжественно достал завернутое во что-то, что было когда-то  полотенцем, бутылку типа "бомба"  с рубиновой жидкостью.

- "Ленин в Разливе". На дубовой  коре настояна. Чуть-чуть апельсиновой корочки. А брага из варенья забродившего, и без дрожжей, заметь. Водица строго из родника. За два километра ходил. Натуральнейший продукт. Эсклюзив.

- Сам?

- А то!  Начало и хвосты  обрубал, как дед Семен учил. Через уголь пропускал. Марганцовочкой очищал. Двойной перегонки!  Семьдесят не семьдесят, а пятьдесят  - точно. Только  не всю, ладно? по соточке.

- Да куда всю! Ты чего? Дай-ка, нюхну. Дед Семен умел-умел, помню, привозил ты, как не помнить.  Он на почках  сирени настаивал, как сейчас, аромат...  Н-да... Сивухой вроде и  не несёт.

-  Не-е, - довольно сказал Беря, - за качество ручаюсь. - И проверено, и оценено.   На концерты-то ходил, на фестивале-то на этом? - спросил он, степенно разливая самогон. - Как?

- Э-э, - Маэстро вяло махнул рукой. - Как-как. Жопой об чердак. У всего есть начало и конец.

- А  кто?  "Карнавал"? "Круиз"?

- Да не помню уже. Ряженые всякие. "Машина времени" совсем скурвилась. Мы себе давали слово никогда не пить спиртного и не петь, как Пугачева. Выродилось всё в натуральное говно.

- Все тебе говно, - обидился Беря. - Это "Машина". И играют неплохо, профессионально.

- Да коммунистам продались.

- Чего вдруг?

- Понос, - убежденно сказал Маэстро. - Я пью до дна, за тех, кто в морге. Ротару бы и пела, на пару с Мишей Боярским. Лейся, блять, песня. Нахуй это говно.

- А сам? Чесать собрался.

- Я на аппарат собрался зарабатывать. А потом будем свое играть.  А не ***ню эту - "кого ты хотел удавить".

- Угу, - скептически хмыкнул Беря. - "Я шмель на земляничных лугах".
 
- А что тебе не нравится? Сочини сам. Символизм и аллегории. До этого  еще дойдут, погоди. А я уже.

Помолчали. Маэстро вернулся из  кухни.

- Варить поставил. Время засеки, чтоб не сгорела. Никуда не хожу. Одно и тоже. Это всё...  На "Арию" вот фаловали  меня, да  не собрался. И не хочу и не пойду, чего там? лучше  дома что  послушаю, тот же "Криденс", и то больше пользы.   Говорят, из "Поющих сердец" перековка старых на молодых.

- Что за опера? Там же у них телка пела. Помнишь? 

- Без баб теперь глотки рвут. Тяжелый металл себя называют. Дали кассету  послушать. Взял.  Для разнообразия, ну. Чтоб в курсе быть. Всё  как всегда, а что другого?, - оттуда, отсюда спионерено: "Джудаст Прист", "Блак саббат", "Деф Леппард". Да всё на русский мудацкий манер. Винегрет в  окрошку. Мудаки понтованые. Поют непонятно что: перекуем мечи на орала. Всё для быдла. Эт ладно, я чего хотел, да!:  мы с тобой вот что -  завтра на Арбат пойдем, покажу тебе столицу нашей родины.

- А чего  я не видал в вашей столице?  ноги топтать? так ну нахер, я посплю лучше. Нет, я вообще с тебя... Продал  т а к у ю  гитару! 

- Пойдем, - уговаривающе сказал Маэстро. -  Старый Арбат, переделали в Новый. Пешеходная улица теперь, как в загнивающей Европе. Фонарики, скамеечки. Фокусники- жонглеры. СтатУи в лучах заката. На гитарах пацаны играют, художники портреты рисуют. Кудряво всё,  как в Париже. Мороженое.

- А пиво?

- Найдем и пиво. Чтоб ссать криво. Однако, время, - Маэстро постучал по часам и ушел на кухню.

Пышущую паром картошку посолили, полили  подсолнечным маслом и густо посыпали рубленым зеленым луком с укропом. Нарезали остатки колбасы и открыли консервы.

- У нас , помнишь, бар-то был? недалеко от "Океана"? С сушками солеными? Э-хе-хе. Закрыли, пидорасы, закрыли к ****ям, суки.  Молодежное кафе, вишь, сделали; с пряниками, с ватрушками.  Лысый с какими-то тюки-тюками там свадьбу играли, молодежную. Новая волна. Так, знаешь,  рассказывал-ухахатывался: чашки, пряники эти, чайнички-заварнички, из них и подливают  беленькую. Нельзя-с. Заругают-с. Жених с комсомольским значком. Уссаться можно.

-  Обосраться можно, - согласился Маэстро. -  Не, надо на Таити. Как Гоген.

- Кто?

-  Минеральный секретарь, - думая о своём, повторил протяжно Маэстро. - Бог шельму  метит.  Американцы, между прочем,  на "сухом законе" выростили  сильнейшую, а может и  лучшую в мире организованную  преступность.  А уж как поднялась наркоторговля —  моё почтение. И мы  таким же верным путём идем, товарищи.

- У меня самогонный аппарат. Проживу.

- "Проживу", - передразнил Маэстро. - Вот ты чего хочешь? Только конкретно.

- Крышу у дома перекрыть, - быстро ответил Беря. -  Вот чем лучше: шифером, железом кровельным, или как в старину - дранкой? Дом обшить вагонкой. Покрасить. Окна  заменить. И вишни хочу в питомнике купить. Да и у бани надо фундамент менять. А лучше ее на дрова к чертям и новую поставить. А ты?

- Хочу жрать ананасов и рябчиков жевать.

- Я бы рябчика тоже жеванул. И пивом холодным  запил. С густой пеной.

-  Будет тебе  пиво. Завтра. Да, вот ведь еще чего, вспомнил, балда. А вечерком зайдем  к фуфелу одному. Он свой  "Запор"* на  видеомагнитофон поменял. Фильмы теперь колекционирует. Посмотрим, тебе любопытно будет.

- Что посмотрим?

- Ты видеомагнитофон когда-нибудь видел? Вот и увидишь. "Веселые картинки"* посмотрим. Древний Рим времен упадка. "Калигула". И "Вингс"*, кстати, у него есть. И "Рейнбоу"*. У него там, у Фимы этого, вроде клуба. Спят на полу в большой комнате, бухают,  днями-сутками  смотрят видео. Кто-то что-то новое приносит. Вертеп.

- А на что они  живут? 

Маэстро пожал плечами.

-  Я бы за просмотр денег брал. А что? Эсклюзив. Давай, - Беря поднял стакан, - за упадок. И за сэра Пола.  И заведи что-нибудь.  Как в келье сидим. Свечки не хватает. У тебя  «Dire Straits» последний есть?  Пятый? Я не слышал.

- Я тоже.

 - А знаешь, - вспомнил Беря, и стукнул ладонью по столу. -  Твоя-то ведь замуж вышла!

- О как, - равнодушно сказал Маэстро.

- И парень-то хороший, - язвительно сказал Беря. -  Не тебе чета. Не пьет. На заводе карщиком работает.

- Совет да любовь. -  Маэстро отрыгнул, выпил до дна, крякнул, снова отрыгнул и стукнул стаканом о стол. - Индо слеза. Младец.

- А ты в нее стаканом кидался, и ножом. Я знаю. Едой, что она готовила, в нее бросался.

- Всё-то ты знаешь, везде-то ты бывал. Как в келье, во-во, да. Этого-то ты и не слышал. В келье, - повторил Маэстро. - Я тебе сначала зачитаю, а потом поставлю. Сам послушал - охуел. Всем, кому послушать даю - все охуевают. Все. Понял? Это, блять, вообще, я удивляюсь как записано, как сыграно. Это красиво, сука, красиво это,  это заебитлз. Я сколько ни слушаю... И не понимаю, как так мощно и красиво сделано! 

Маэстро достал папку, развязал розовые тесемки. Нашел газетную вырезку. Читал нарочито гнусавым голосом, завывая и выкатывая глаза:

- "Примечательна история с ансамблем "Трубный зов", поднятая на щит "Севой Новгородцевым". У себя в Ленинграде этот ансамбль популярностью не пользовался: музыканты плохо играли и шаблонно мыслили. Александр Баринов, руководитель ансамбля, решил "прославиться" и записал цикл песен на религиозную тематику. Пленка была послана на Би-Би-Си. И вот эту скверную музыку с убогими текстами Сева Новгородцев с пафосом выдает за величайшее достижение в области музыки. Ну что ж, кому за вранье платят - тот уже врет без удержу. Этого и ждут от нашей музыки "пророки" западных музыкальных волн - проповеди "алкоголической темы", неприкрытого хамства, хулиганства, восторженного описания атрибутов "сладкой жизни", кончая, как мы убедились, откровенной религиозной пропагандой... И те, кто попадается на эту удочку, играют на руку нашим идейным противникам, несут вред отечественной молодежной музыке, откладывают в несформировавшихся умах ядовитые семена чуждого нашему обществу образа жизни".

Ну, и так далее, черным поганым помелом. Таракашек мы повыметем. "Комсомольская правда", - помахал газетным листком Маэстро. -  Федорино горе. Прав?  Да-да! А теперь слушай, дорогой товарищ,  это "примитивное удовольствие и моральную деградацию". Попадайся на удочку, проращивай ядовитые семена, это тебе,  дружище мой, совсем даже не "отчественная молодежная музыка", эта "отечественная и молодежная" -  вспомнили же , суки-****и лицемерные, -  вся  разом, "отечественная и молодежная", и во главе  Макаревич со свечкой в руке, -  удавятся нахуй в туалете, без мыла удавятся,  от зависти нахуй все удавятся. Туда им и дорога!

Маэстро нажал кнопку на кассетнике*.

- Ну как? - спросил Маэстро после двух прослушанных вещей.

- Чё как? - переспросил Беря, вдумчиво доедая  картошку. -  Талантливые ребята.  А оно надо? Их же в тюрягу законопатят.

- Так и законопатили, - весело откликнулся Маэстро.

Маэстро снова включил магнитофон и выкрутил громкость на полную.

В дверь громко постучали.

На пороге появился костлявый дед в клетчатой рубашке и лыжных штанах.

- Опять свою шарманку завел?!! Сколько время?! посмотри! Налили зенки, говноеды! Что?! Кроме тебя в квартире никто не живет? Ты дождешься, гаденыш антисоветский, я на тебя теперь не участковому, я куда надо напишу.  В Моссовет. Ты у меня поедешь комаров кормить, обкорнают твою волосню, оденут в холщевые штаны. Там тебя мазурики...
 
- Леонтич, крепенькой возьмешь? - невозмутимо предложил Маэстро. - Ну,  ёбтыть, брат из тюрьмы вышел, в  деревню  свою с зоны едет, - примирительно продолжил он,  и протянул стакан с самогонкой.

- Не буду я твоего пойла! и с опиум для народа , музыкой своей поганой антисоветской заканчивай. Есть законы социалистического общежития. Кто это у тебя?

- Ты  глухой?! Брат, говорю, приехал.  Брат! Глухня! Проездом. В де-рев-ню!

- Не ори, не глухой. А прописка временная есть? Тунеядцы. Моральные уроды.
 Сколько можно. Еби  тебя мать, сколько можно,   ***в ты сын, я сейчас - Старик замахнулся палкой  и попытался прорваться к магнитофону, но Маэстро и Беря его остановили и силком усадили на стул.

Маэстро быстро выключил магнитофон.

- Я - ветеран войны! - задыхаясь полушептал старик, -  Я Кеннингсберг брал,  бандеров после войны давил в лесах.
 Я пойду, гаденыш,  завтра в райисполком, и тебя, нежелательного  элемента выселят из Москвы. Понаехала  шваль, подонки, поганцы настоящие. И днем и ночью покоя нет:  то  праздник,  то ****ей полон дом, то  хор имени Пятницкого, то  Луна другим боком повернуласть, то газовая плита  вся кофием твоим поганым залита. Когда ты плиту, наконец, помоешь, выродок!?

- Вы, пожалуйста, успокойтесь, - вежливо сказал Беря. - У меня отец, когда волновался, то лучше всего ... Знаете, 50 грамм чудесного успокоительного напитка. Снимает стресс...

- Не буду я, с подонками водку пить!!

Дед с размаху хлопнул дверью.

- Ладно. - Маэстро выскочил в коридор и рявкнул:  - Тихо тут!!! Повторяю!! У меня! брат! из тюрьмы! вышел! Если не будешь орать - он нас ночью не подожжет.

- Интересно тут у вас. Как на зоне.

Маэстро сморщился и махнул рукой.

- Больной человек, ну, что ты хочешь.

- А антисоветчину-то на раз просёк. А что участковый? Что это он? про участкового говорил?

-  Соседушка с соседушкой  тоже мирно жили, знаешь ли. Доносы друг на друга строчили. Приучила Софья Власьевна: кто первый, тот и прав. А что участковый? - я студент, у меня билет студенческий. И справка об академическом отпуске. По болезни. Печать и подпись.

Беря хмыкнул и разлил по стаканам.

- А это,  -  он  крутанул  бутылку в руке, -  с утра не выпил...

 - День пропал, - докончил фразу Маэстро. -  Ставь в холодильник. Мудро вечера утренее.

 Маэстро выпил, покряхтел, повертел пустой стакан, перевернул его, поставил на стол. Звонко щелкнул языком, будто бутылку открыл.

 -  А  Дэвид Байрон  из «Uriah Heep» умер. Зимой еще. Вот так-то. Сева сказал. Новгородцев. От последствий тяжёлой формы алкоголизма. Однако. - Маэстро снова перевернул стакан и  посмотрел  Бере в глаза. - Быстро она, шустро определилась, быстро. Чего стаканом? каким, блять,  ножом? что за ****ёшь вообще? А кто мне  ребро сломал? пьяного, сука,  на полу пинала.  Я вот думаю, что ты...  Затаил на меня. Затаил, да? Затаил?

- Чего мне таить? Я и так всё знаю.

- Да что ты знаешь? Блять, все всё знают. Один я! ничего! не знаю. Бросил всё, уехал? Так что ли?  Группе  ****ец, кабаку ****ец. А была ли группа, был ли кабак? Ведь нигде уже давно не сидели.  Ничего не было. Аппарат  по домам растащили. Распродали. Разобрали. Ни кивка, ни звонка, ни гудка. Так? Два года, между прочим. Два!

- Мы встретились, как три рубля на водку и разошлись, как после водки на троих*.             
Деструктив. По легкому не выбраться.

- Что ты знаешь!?  - не унимался Маэстро. -  Когда я со своей..., когда   разбежались... Как-то осто****ело всё. Разом. Она к предкам, у них трешка на проспекте. Как Майк поёт: "Я еду к маме!"*.  Надоело мне всё, и ****ец. Всё заебло.

*"Зоопарк" - "Песня обычного человека"

- Хорошее название для песни.

- С работы уволился, ты знаешь.  Да и не держали -  нахер я им срался. В Москву пару раз съездил. Доски скинул. И с одним деятелем как-то пересекся. Через ****оболкина, конечно.  "И случай, Бог-изобретатель". Он мне маклера подогнал. Ну и сложился пасьянец. Быстренько так сложился. Я и очухаться не успел.
  Выцыганил  Нинель.

- Какая Нинель? Нинку-проститутку, - утвердительно спросил Беря.

- Она-она родимая, из Уюта нашего.  Моя своё барахло не забирала, - думала так.   Первый раз что ли?  То, что заявление в ЗАГСе  на развод лежит, да мало ли. И  паспорт ее в квартире, в камоде. Пришли с Нинель под ручку в паспортный стол, жену выписали.
В общем, листок убытия - на адрес  родителей.
 А у маклера  всё уже  готово.
Парень с Подкопаева. Женатый. У него  домишко, без слез не взглянешь, по наследству, в три окошка. Огород крапивой  зарос. Сортир на улице. Вода - на колонку, будь добр, с ведрами иди. Печка дымит. Вот и живут в городе, в малосемейке, втроем - с маленьким ребенком, на 9 метрах. Только холодная вода. Ни постирать толком, ни помыться, ни пукнуть громко. Ему моя хрущеба, как дворец царя Вавилонского: кухня, комната 22 метра????, ванна с бойлером - всегда вода горячая. А то что старички меняются неравноценно из Москвы, на 9 метров, так кого это ****?  помереть на родине хочется.
Я домишко покупаю, на бумаге, через нотариуса, без копейки денег, потом продаю бабке-москвичке, тоже только на бумажке. Дедка прописывается через обмен в малосемейке, бабка в домике. Живут, радуются, морковку-капусту, наверно, уже посадили. А малосемейку сдают. Ну да, "копейку" мне пришлось продать*. Туда-сюда, всюду барашка в бумажке. Даже на первое время осталось. Зато  - " моя столица, моя Москва".

- С замечательным  соседом. Как теперь не веселиться, не грустить от разных бед.

- Похрен веники. И на нашей улице когда-нибудь грузовик с водкой перевернется.    

- А твоя?

-  А мне похуй её проблемы.   Пусть ее карщик ей квартиру и зарабатывает на заводе. Я *уй на её проблемы ложил!

- Что ты орёшь!?

-  Налей еще, накатим твоей забористой.  - Маэстро пододвинул стакан. - А поутру они проснулись и...  нашли пивка.  В Столешников поедем, в  бар-автомат. Много чего позакрывали, мозгодуи. А там всё как было. Нырнем в "Ямку" и будет нам катарсис. Во-от, хорош, на глоток.  - Маэстро вздохнул. - Сразу как-то и не понял сам: так уж сложилось-получилось. Ни плохо, ни хорошо - а вот так.  Ну что?  Кто первым сказал: "Ну что?"* - Маэстро выдохнул, - давай, прими душа капельку.   

* Анкдот про футболистов.

- Тебе хорош уже, завтра болеть будешь, взыдыхать как всегда: "зачем, зачем".
 
- "Деструктив-деструктив", - передразнил Маэстро. - Помнишь анекдот, как девчушка папку-пьянчужку  домой за рукав из трактира тащила?
А он ей  водки в стакан: "На, доча, на, попробуй". Отхлебнула она: "Фу, горькая, противная!" "А ты что?! думала мы  здесь шоколады едим?"
А ты что думаешь? Москва медом намазана?
Здесь никто никого не ждет. Никто. Но, всё же, прикидывал: горизонты  другие, возможностей больше. А оставаться - тупик. Оставаться, значит не меняться. А нужна смена декораций. А то ведь ****ец. Реальный.
Я, конечно, думал: как? как я один, без друзей,  без знакомств? такой вызов себе. И что выяснилось? И даже несколько разочаровало что-ли, по-простому говоря: на самом деле ты оказываешься ровно тем, что ты есть.  Ни больше, ни  меньше. Равен самому себе. Как дупель в домино. Ну да: этот, как его? адреналин, бегаешь, как ошпаренный поначалу.

- И до чего добегался ошпаренным? Нравится тебе тут? В говне этом? Гитару, и ту проебал. По тебе не скажешь, что цветешь.

Маэстро пьяно рассмеялся, подошел к зеркалу и потрогал синяк.

 - Скоро расцветет. В говне этом?  А думаю, повезло мне с говном, всё же, по-другому и не сказать: захотели пенсионеры на родине нашей с тобой любимой, умереть - вот тебе и, - Маэстро обвел рукой стены с потемневшими унылыми  обоями. - Нравится мне это? Тебе нравится? -  Он постучал пальцами по столу и сказал упрямо: - Упремся рогом. Возродим, купим-заработаем аппарат. И будем играть, ездить, своё. Не будет скоро никаких  худсоветов, - вон что в газетах пишут: "инициатива"! - будем свою, свою музыку играть. И зарабатывать! Ха-а-арошие деньги.  Чутьё у меня, понимаешь? Вот понять бы... Дедушка  Ленин что писал: «Надо смотреть, куда идет толпа, и бежать впереди».

--------------------------------------

ПЕТРОВ-ВОДКИН.


Кореша встречают, уважительно: Игорюх, как? не пьешь? Нет, чуваки, не пью.

Надо ж мне фасон держать. И не пью, действительно, и даже нравится это мне, что я не пью. Твердый такой я. Дюбель-гвоздь.

Но, этих удивил, а сам и не удивляюсь чего-то, поскучнел. Ночью кошмары снятся, а днем кошмарики.

Нет-нет, думаю, нет, удивляться надо-надо.

Думал-думал, придумал. А пойду-ка я учиться.

Почитал, поготовился,  шпоры написал,  характеристику с работы, и, на вечерний, в торговый техникум.

Все, блин, удивились. Да и я, вроде, тоже.

Пришел на лекции, а там.... Рассадник, малинник, одни половозрелые телки. У меня хер через три недели на три сантиметра стерся.

И так, рублю себе, топорик особый заказал.
И это же целая наука, оказывается. И какая наука.  Шейка, мозговая косточка, огузок,  овалок.

А время-времечко идет. И уже не подсобник, не помощник и живу не особо скучненько, уже и сам-себя уважам: мясником да в гастрономе, свой прилавок, ОБХСС в лицо знаю. Все поймать меня пытаются, злодеи глупые. У меня же  по арифметике всегда пятерка была, я трехзначные цифры в уме делю-умножаю. Мне ихний фрол фомич рассердившись, как-то и говорит: "Хорошо летаешь, Петров. Скоро сядешь". Но я в залупу не лезу, я вежливый. Я культурный.  До поры до времени.

И тут меня удивили - предложили магазин взять. В Шанхае.
Скатался.
Посмотрел.
Кругом помойка, но вид из окна прекрасный. Замечательный   вид из окна: машины туда-сюда, шоссе.
Да и  помойка так, все же, сбоку. Воняет, но терпимо, вполне себе терпимо. Можно привоняться.

Мода у них, в тресте, газеты "Труд" начальники начитались: ротция кадров.  У меня незаконченное, пока, среднеторговое. Молодой специалист,  но с большим практическим опытом  наебки покупателей.

Магазин, естественно, не мандаринка,  план не дает, продавщицы попивают, никто там жилы тянуть не хочет,  дурочка Петрова директором, значит, и подсовывают.

Посмотрел-прикинул,  есть ли простор для удивлений.

Есть.
У меня записная книжка толще кошелька. А кошелек тоже из кармана не выпадет, он туда  еле залезает.   Да только из одного техникума однокашники -  на все случаи: от пассатижей отечественных  до унитазов финских.

По крыльям и летай. Отдуплился я по дефициту.

Это на гнилом западе - травоеды, а у нас мясо только покажи. В любом виде.

Формирую продовольственные пакеты, на те боже, что никому не гоже: кусок мыла хозяйственного, килограмм перловки, килограмм сахарного песку, плавленный сырок, банка консервов и триста грамм полукопченой и полкило вареной и двести грамм конфет "Кара-Кум".

 И у меня - план. У меня вся плесневелая крупа ушла, и весь мокрый песок, и все просроченные какашки в томате ушли, и на  меня в тресте ненаудивляются. На Доску Почета вешают.

Полукопченую где  ты  найдешь? ни на Первое мая, ни на Октябрьскую, ни на выборы. А у людей еще свадьбы, юбилеи, крестины-поминки. А язык говяжий? А? С хреном?

Пока дело ладил было ничего, а наладил  - сплин, зараза,  гнетет, - никого я не удивляю, и сам, самое главное, не удивляюсь.

Хотел еще поудивляться - жениться было задумал. Понравилась мне одна выхухоль. Мурзик один. Под ручку с ней даже в театр ходил. Но передумал. Подраскинул: тут меня, скорее удивят, чем я, а это не по правилам.

А что по правилам? Правильно: по правилам удивлять и  удивляться.

Осмотрел хозяйство, а дай-ка ремонтик,  и, заодно,  склад из-под тары освободить.  А магазин не на первом этаже в многоэтажке, а Шанхай же, бараки да сараи, фанера над ними летает нерасчехленая, считай в чистом поле, хоть вечную весну каждый день справляй.

 Пристройку из горбыля соорудили, туда тару под замок, и у меня пещера али-бабы образовалась, квадратов так четырнадцать.

Что с этим  делать? Уголок султана? Это мне не удивление.  Я уже и однокомнатный кооператив к тому времени "построил". И ковры у меня там сбоку-снизу и лежбище-сексодром по спецзаказу.

Сижу в кабинете, думу думаю.

На Грюндике  Цепы  "Моби дик"* ебашат, аж стены пищат-расходятся.
Сходил в подсобку, набрал картонных коробок, выломал из спинки стула палочки, помог Бонэму*... 

И пришла мне идея. Забавная. Вспомнил детство. Линейку в пионерлагере, себя юным пионером, тра-та-та-тата. Старый барабанщик крепко спал.
Вот же оно:  на гитаре, пианине учиться уж больно мне нудно, а барабаны - это то, что надо.
А что надо?
Удивление надо, неожиданость - вот что!

Поехал к Светке в Культорг.
И, как судьба крылышком махнула: комплект "Амати" пришел, - известковый завод  для своей художественной самодеятельности  заказал.

==================================


МОСКВА


- А красиво-красиво. Такого, конечно... только мечтать. Под фирму, - сказал Беря, густо намазывая хлеб горчицей.

-   А   я  тебе что говорил, - польщено ответил Маэстро. - Я тебе говорил. Всё будет по-взрослому. Делать, так делать. У меня планов громадьё.

- И у меня такая же будет?

- Как близнецы-братья.

Беря достал из-за пазухи чекушку, оглянувшись,  долил в пивные кружки  и   продекламировал:

- Леннон и Маккартни - близнецы-братья. Кто из них более матери-истории ценен? Мы говорим: "Леннон" - подразумеваем - "Маккартни". Мы говорим: "Маккартни" - подразумеваем -  "Леннон"*. Давай! За аппарат!

Маэстро напыщено подержал:
- И  Леннон такой молодой и юный Джордж  впереди*. За аппарат. И точка.

Они  чокнулись и отхлебнули побледневшего от водки пивного ерша.

- Н-да, - довольно крякнул Беря. -  Но уж больно, матьети, здоровы. Таскать заебёшься.

- А ты у "Аракса" видел какие? Там же всё по уму, по науке, объем рассчитан,  всё  по логарифмической линейке, не абы как. Всё  как надо.  Он и  из  ТУ-100* сказку сделает.  Тебе пока хватит. Битлы на стоваттных на стадионах играли. Тут, байда такая, даже, скажу  сюрпрайз: певичка образовалась.

 - Нахрена? - Беря пристукнул кружкой по столику. - С женщинами нам Абдуллу не поймать!
 
-  Аккомпаниатор, -  пояснил Маэстро. -  То ли заболел, то ли в Израиль уехал. Короче: надо будет ее лабуду  разучивать. Нотки дадут.

- А нахрена козе баян, а нам баба?
   
- Во-первых, доплачивать за это будут. Возможно. Во-вторых: это филармония.  Она в штате. Всем кушать  надо. И поездка, кстати, на неё  завязана. Думаешь, мы с тобой  нужны? Там таких...  Своих хватает. За нас слово замолвили.   Всё наше дело - пока, - на слове " пока" Маэстро сделал ударение, -  бабурки, башельки. Заработаем, передок купим и вот тогда уж - фридом и индепендент, а пока писфул коеэкзистенс*. И невмешательство во внутренние дела. Это ж филармония. Всем, кто в штате, - повторил Маэстро, - кормиться надо. Солянка. Кто-нибудь еще будет: фокусник, гипнотизер, да мало ли драздаперм*.

Беря длинно выругался и потом сказал:

- Черт с ней, с лахудрой! Хотя я, ты же знаешь, против этих баб. В принципе. Ты же сам говорил: то менстра у них, то она влюбилась, то голова болит.  Репетировал-репетировал - и соскочила, паскудина: " а я не хочу".  Ты вот скажи, а что в Москве басиста нет?

- Зачем? Мы с тобой спеты-спиты, с полувзгляда,  не только чувство локтя, но чувство спины, плеча и  затылка. Мен сени сивирам, сем мэни сивирсам*. Зачем суетливые манипуляции? Да и мы-то с тобой, не как эти - с комсомольским пением в октаву.

- А еще кто? Ничего вчера не сказал.

- Ты же про зоопарк все вопил: пойдем да пойдем. Да не пойдем, ёпта. Пианист. Мальчишка совсем. Но, скажу, -  могёт. И барабанщик. Всё.  Саксофониста бы еще, конечно, духовика бы нам, скрипочку бы, ой! - вот бы да. Вот бы... Ну уж, что есть. А времени нет.

- Репетировали уже?

- Когда? Тебя ждал.

Беря довольно засопел.
 
- Команда с нуля, конечно, - продолжил Маэстро, - придется нам сильно рогом поупираться.
И времени нет, - повторил он.-  Был у меня, был знакомый клавишник, да,  играли с ним на подмене в кабаке, толковый, всё шарит, поёт  - да вот, загремел за диез, зараза.

- У вас тут я смотрю... - Беря покачал головой.

- Да не-е...  Привезли  его знакомые из-за границы  "Шарп" двухкассетный, предложили ему продать, он думал навариться,  всего-то и делов. Никакого криминала. Так  замели  прямохонько у магазина. Подошли двое, типа купить, а у него мафон в коробке - целка, муха не еблась, - сговорились, а ему  бац! корочки к носу. И  пришили Вовке-морковке  спекуляцию. Присел. Ладно еще валюту до этого скинул. Легко отделался, а то бы.... Остальные кто где, по кабакам. А кабак  здесь - это диван рядом, и башли. А башли в Москве козырные. Не сильно и кто хочет с намоленного места, я тебе скажу. Конечно, "Малиновки заслышав голосок" петь, это... Ну, кому как, конечно. Каждому своё.  Я по восемь раз за вечер халабуду какую-то, скрипя зубами,  петь-играть не готов. А заказывают-то что? От того, что  просто челюсть сводит.   А  тут разом всё образовалось. Неожиданно, заметь образовалось. 

- Что?

- Предложение  это,  гастроли, поехать, заработать. Как с неба. Да и  с перспективой на потом. Вот что: ничто так не согревает душу, как холодное пиво. Давай еще по одной, я возьму,  осталось там? Хватит. Сейчас дорасскажу.

Маэстро принес еще два пива и тарелку соленых сухариков. В кружки долили остатки водки.

Проходя мимо их столика, мужчина, с лицом похожим на непропеченый блин, в женской кофте с подвернутыми рукавами, наставительно  произнес:

-  В вине мудрость, в пиве сила, а в воде микробы.

Беря полупьяно посмотрел на него.

- Молодой незнакомый человек, - обратился к нему полубаба-полумужик, - в ваших глазах есть понимание. Позволите мою булочку  макнуть в вашу кружечку? - в руке его был кусок  отрезанного батона.

Беря недоуменно полукивнул.

- Что вы хотите?

Мужчина уже засунул кусок булки  в кружку, она набухла, тут же он ее вытащил  и отправил себе  в рот. В Бериной кружке ерша осталось на самом  дне.

- Э-э-э, ты чего?

Но баба, или это всё же был мужик, уже растворилась в гомоне и серых тенях.

Маэстро отлил Бере из своей кружки.

- Вот же, а?

- Москва, - подняв палец, с интонацей посвященого пояснил Маэстро и продолжал. -  Как  первого апреля - никому не веря. И вот сижу я  на толчке, газетку мну,  и читаю  помимо прочего объявление: "Продаю фортепьяно. В хорошем состоянии. На крышке трещина от удара топором». О-о-о. Ну, думаю: наш же человек. Позвонил, встретились. Короче. Достали, короче, соседа бесконечные буги-вуги по полной. Пришел реально убивать. По ходу договорились,что убивать пока не будет, а "пианина поганое" вон из  дому. Видишь? - показал Маэстро, -  ко мне и переехало, а заморыш  теперь тут, у меня временами  концертирует. Играет всё, на раз. Руки из плеч. Вижу, что учился. Но они же... Сам знаешь, только по ноткам, а этот  шпингалет  лабает будьте нате -  что хочешь: джаз, рок-н-ролл, блюз. Ему только послушать, он тут же аккорды по тактам расписывает и пошел вышивать. Где говорю, учился? Электросталь. Ты-то не знаешь.  Там   джазовый, ну назывался-то  эстpадный, а по сути, джазовое отделение  музыкального училища. Представь, туда из Москвы ехать три часа туда-обратно. На электpичке. Представляешь?
 
- Упертый парень.  Что сказать...

- Я тут с чувакими договорился, они в  клубе фабрики "Шерсть-сукно" \ ДК "Коммуна" на "Тульской"\  недалеко от станции метро   "Пролетарская"\сидят. Поиграем  на их аппарате,  что-то слепим, на живульку.  Ехать, в принципе, недалеко, у  метро "Электрозаводская". Наши вещи ты помнишь, там барабанщику и клавшнику только въехать, а вот с бодягой этой колхозной... придется посидеть. Короче, репетнем, сам увидишь.  Барабанщик: ложкарем в фольклорном ансамбле был. "И-их", "ух", "эгегей" тоже исполнял, с притопами. Ебашит, как Бонэм. Кладка - что надо. Да и на харде воспитан, что говорить. "Амати" у него и тарелки хорошие, от "Премьера". Ритм держит строго.
У клавишника "Музима" будет Вермоновская. В аренду пришлось, побегал, но нашел. Лучше уж "Музима", подумал,  чем "Юность" - через жопу тормоза.  Комбик под орган  тоже уже договорился, хороший комбик,  гитарный, "Тайфун". Отечественный, но хороший, плотняк такой давит, нормально. Даже себе захотел.
Порепетируем. Я тебе говорю - всё покатит. По гладенькой дорожке.
  Как видишь...
Даже галстуки вам купил. Разноцветные. Допивай, да пойдем, чего телишься.

Маэстро посмотрел на часы.

-  Вот смотри. Сейчас тебе одно  место покажу. Мало кто знает, а может и не знает уже никто. Мне одна бабуся рассказала. Троцкий, - тот самый, который *из*ит, а не Артемий из "Ровесника", - в свое время придумал, чтобы  все христианские праздники заменялись советскими — Красная Пасха, Красное Рождество, и те пе. И в двадцатые годы построили храм. Маркса и Энгельса, представь!  И там висела икона. Кого? Ленина? А вот фиг.  Демьяна Бедного. Вот уж абсурд, вот уж пантомима. Интересно, там службу служили? Аллилую пели? Может с амовона  Коллонтай свободную любовь проповедовала? Веселые люди  были. Тысячи коммун свободной любви, тысячи! что там творилось? Кресты посшибали  - и всё можно.

- Чего там творилось? Тоже мне, мифы малых народов Севера. Триппер да мандАвошки, - скривив губу, ответил Беря.

- А дети?

- А что дети? Общие. Будущие солдаты и труженицы тыла. Всё целесообразно. Всё для мировой революции. Кто в Октябре всё   организовал? Троцкий, Каменев, Зиновьев. В переводе с татарского: Бронштейн, Розенфельд, Альфейбаум - представители самых угнетенных малых народов Российской империи, жившие за чертой оседлости. Разломаем и новый мир построим, кто был ничем, и бабы все разом наши. Концепция.

- Да мне оно, - махнул рукой Маэстро. - Я и забыл, что ты свои "голоса" постоянно слушал. Пойдем лучше  завтра в зоопарк? На обезьян посмотрим.

-  Мне и тебя хватает.

-  Ученые считают, что обезьяны - это мутанты, от тех,  кто выжил в предыдущей ядерной войне. Или после потопа. Или меторита. Другая версия:  инопланетяне одну ветвь обезьян оплодотворили, и в итоге хомо сапиенс появился.

- Лучше на свиней посмотреть.  У свиньи  ДНК от человека только одной хромосомой отличаются. Однажды, в порядке эксперимента, свиньям налили  пива. Они обожрались, иерархия в стаде нарушилась, передрались все. И когда в следующий раз снова пива налили, вожак лохань опрокинул. Ибо!

- Где вычитал?

- Журнал "Наука и жизнь" выписываю. 

- О, как!

 - Я "Маленькие хитрости" вырезаю и складываю. Всё для дела, всё для людей. И деньги экономятся.


БЕРЯ


У моей бабушки поговорка была: попросил  за свою работу рубль — будь добр отработать каждую  копеечку.
Она все время говорила: «Ну и что?» На всё, на всё было одно: - вечное "ну и что?"  И себе, наверно,  всю жизнь говорила «ну и что?». И всем говорила.
  И еще  приговаривала: трудись - не ленись, напакостил - стыдись, коли ума нет - подучись.

Четыре класса я кое-как по гарнизонам закончил, а вот лет в десять меня к бабке  и определили.  Вологодская глухомань. В поселке восьмилетка была.

Автобус из райцентра тащится часа три с лихуем, это летом и зимой. А вот весной и осенью его тащит трактор. Там и полсуток маяты.

Урман. Дыра такая, что даже  телевизор сигнал не ловит. Телевышка в райцентре, а это куда как больше ста  верст. Пробовали конечно, энтузиасты, да без особого толку. Антенну аж на Дом Культуры затаскивали. Под храм  культуры когда-то бывшую церковь  приспособили, купола посшибали, росписи под потолком  забелили, вместо амовона ( ??) сцена с занавесом - вот и вся реконструкция. 

Ну что там говорить, выше некуда антенну ставить, всё - куда еще выше? а все равно  господь не помог, "Голубой огонек" не показывает. Звук есть, а картинка та ещё.

Пенсия у бабки совсем невелика, да и  деньги лишними не бывают, вот и пускала она квартирантов. Жили у нее две девицы-продавщицы, хохотушки. В теле тетки, жопастные, сейчас, думаю, им лет по двадцать, всего-то, было. Но для меня-то тогда  - тётки.
 
Был у тёток проигрыватель. "Юность", так припоминается. Типа маленького чемоданчика. С железной иглой. На 78, 45 и 33 оборота. А были у девок  пластинки.  "Хороши вечера на Оби" - ой! как запоют-подхватят:   "я люблю танцевать и плясать, научись на гармошке играть". И плясать давай, половики морщить. И меня вроде в кавалеры, да мне не надо их придурь, как бабка говорила. Что там еще?  "На меня надвигается по реке битый лед", "Царевна-несмеяна", "Ты глядел на меня", "Старый клен" - вот такое все, страдальческое.
 
Потом они учиться поступили, в Котлас уехали.

А я музыкой не интересовался. Лес в двух шагах, поджиги, карбид, рыбалка,  зимой  - хоккей на траве. Библиотека в поселке была хорошая.  Дюма не было. Но  был  Жюль Верн, Майн Рид, Фенимор Купер и Мопассан. Волейбол. Школа. Лыжи. Какая музыка? Какая музыка в деревне? Деревня - это серый пыльный мешок.  Да и репродуктор, - еще  довоенный,  круглой черной тарелкой, уже склеенный изолентой, в деревне -  как положено - от гимна до гимна.  Его попросту не замечаешь. Бубнит себе и бубнит.

 Лет мне было наверно 12, ну, может быть, 13, - неважно. Появился новый  сосед, дядя Селя. Фамилия его - Селезнев. К сестре приехал, к тете Тае. Годов ему стукнуло, ну, сорок  от силы. А выглядел на все семьдесят. Зубы прочифиренные, ломаный-переломаный. Не ходит, а ползает, как ящер.  Всю сознательную жизнь по пересылкам и зонам: Соликамск, Киров, Пермь.
 
И был  дядя Селя богач. Было у него то, что у нас не было и быть не могло. Был у него переносной  магнитофон "Мрия". И была у дяди Сели гитара-семиструнка. И были небылицы.  Про столицы, про рестораны, про жизнь жиганскую, про  загульных шмар. И все вечера мы с пацанами стали проводить у дяди Сели.
 
Записей у него было немного. Ранний Высоцкий, Аркаша Северный, братья Жемчужные. Подворотня, прямо скажем. Но и эстрадное, то, что по радио не услышишь,  тоже присутствовало.  Тетя Тая соседке рассказывала: "Ой, блатное всё. Похабное.  Прямо так и поют: "Портрет твой, портрет, падла ты косой"*

*"Поющие гитары" - "Портрет работы Пабло Пикассо"

Начал он нас на гитаре  учить. Не за так. Дров наколоть, забор поправить, картошку выкопать. Но это артелью не в напряг, да и ему, дохлому, тяжко - понимали.

Самое главное, учил  дядя Селя - бой. Рисунок ритмический. Восьмерочка. Аккорды: большая звездочка, маленькая звездочка - три аккорда - и хватит. Дядя Селя больше и не знал.  Гитар ни у кого не было, и купить гитару в поселке  тоже было большущей проблемой. А проще сказать - не купить, потому что в сельпо не завозили.  Поэтому бой учили на коробке спичечном*.

Бутада - Джаз-модерн ( песня для дяди Сели)

У меня плохо получалось, и  как-то к этому остыл.

А в школе, под конец четверти, всегда  проводили классные вечера.  Собирали какие-то медные копейки. Что-то школа доплачивала, из денег, что школе, за  уборку льна и картошки, колхозы платили. Лимонад "Буратино", твердые пирожные  с засохшими зелеными розочками из маргарина. И танцы под пластинки. "В лужах голубых стекляшки льда"*.

От жиличек бабусиных осталась  пластинка, завалилась за камод. Черная, гибкая. Без обложки . "Лявоны". Я ее прихватил в школу на "Огонек". Там всё подряд ставили, кто чего из дому принесет.

С одной стороны "Александрина", с другой "Ты мне весною приснилась"*. Под эту песню я и решился. Танцевал  с ней первый раз. Класс шестой, наверно. Я ей по горло, на пионерском расстоянии, а у нее грудь уже.

Я и сейчас,  когда  слушаю, тоже... И наизусть помню.  "Ластонька ты сизокрылая, легкий мой сон растревожила"*.

* Лявоны -  "Ты мне весною приснилась"

Кроме репродуктора была в избе  радиола.  Под накидным кружевным  платочком.  Чтобы мухи лакировку не портили. И была у нее важная особенность: короткие волны начинались с 13 метров. 

В восьмом классе я стал "Голос Америки" слушать. Программы поп-музыки*.  "Голоса" хорошо ловились, во-первых, глушилки далеко, во-вторых, на 13 и 19 они не глушили, потому что у современных транзисторов  диапазон начинался с 25 метров.

*Бутада - Л.Е.Б.Е.Д.И. (Любить Её Буду, Если Даже Изменит)


И так сложилось,  несусветно мне повезло,  гигант "Песняров" мне достался. Успел трехлитровые банки сдать.  Бабка неделю зудела. Без соленья, без варенья, сурохват, оставил, деньги на глупости.

Ну и что?  У нее этих банок...  и варенье трехлетнее, котрое никто не ест. Но отработать заставила по-полной. И картошку по-третьему разу окучил, и навоз из под свиней вытаскал на компост, и яблони старые на дрова перепилил.

Банки дорого принимали, по 40 копеек. А бутылки по 12. Чекушки по 9 копеек. Пока еще  по кустам  найдешь, а пластинку купят. Сельмаг - не магазин "Мелодия". "Звездочка моя ясная"* , например, одна на весь поселок пришла.

А в  девятом классе нашлись  заединьщики, и  в школе уже ансамбль создали.  На усилителях от кинопередвижки играли.  За бас никто не брался. Никто не умел. Да и не хотел никто.

Басовые партии с пластинок снимал, так и учился. Магнитофон мне даже не  снился.

Радиола пластинки сначала  не крутила, оказалось, там пассик резиновый истлел и порвался. Опять же дядя Селя выручил, подсказал, что резинка от гондона тоже хорошо подходит. Эта история долгая, но нашелся-таки гондон, нашелся. И закрутились пластинки.   


МОСКВА

- А я тебе вчера говорил, надо было пакетиков с супчиком купить, - упрекнул Беря. - Вермишелевые супчики очень хорошие. 12 копеек. Если картошки добавить, то вообще - масленица. У меня с утра урчит.

- Тебя не прокормишь, проглота. - Маэстро посмотрел на часы. - Вон там, за углом кафешка. Уж всяко тошнотики с повидлом под стакан какао найдутся.

Когда друзья-товарищи повернули за угол, то чуть было не столкнулись с пожилым мужчиной в сером поношеном плаще, большом берете и начищенных до блеска истоптанных полуботинках.

- Осторожнее, молодые люди, - скрипучим голосом упрекнул он.

В руках прохожего была сетка-авоська:  серый пакет, банка растворимого кофе, несколько банок тушенки, палка  копченой колбасы и разноцветная большая коробка конфет "Ассорти".

- Где брали, отец? - быстро спросил Маэстро, показывая на продукты.

- В гастрономе, рядом с Маяковкой.

- А ну-ка, - Маэстро дернул Берю за рукав. - Ноги в руки.

- Да нет, - барственно остановил их прохожий. - Это в столе заказов, для...

- А-а, - разочарованно протянул Маэстро. - Пошли.

- Знаете что, - неспешно сказал прохожий. - Я ведь один живу. И пенсия не скоро. А потратился, на днях диван купил. Старческая блажь. Могу тушенку уступить. У меня еще  с прошлого раза осталась.

- А сколько?

-  Вот, - прохожий приподнял авоську. - Пять банок.

- А это?

- Нет, гречку не могу. Желудок.

Маэстро закашлялся, показывая на авоську.

-Э-э-э?

- Почем взял, так и отдам.

- Берем, - решительно сказал Маэстро. - Кондёр забабахаем, - и вытащил кошелек. - Только у меня... Опа. - Маэстро посмотрел на Берю. - У тебя деньги есть?

- У тебя же были.

- Я тоже думал, что были. А чекушка? А пивник? А беляши?

Беря отвернулся, залез куда-то далеко, отстегнул булавку и вытащил сложенную вчетверо десятку.

- А конфеток не надо?

- Почем?

- Три рубля.

Беря пожевал губами.

- Карамелек купим, - сказал Маэстро. - Финансы поют арию Ленского "Куда, куда вы удалились". - Доброго здоровья, - попрощался он с прохожим.

- И вам, молодые люди.

- Без тошнотиков обойдемся, - сказал Маэстро. - Перетерпишь до дому.

- Супчик забабахаем, - повеселел Беря и потряс  пакетом с надписью "Монтана", -  сразу на три дня. А лучше щи с кислой капустой.

- Картошка есть. Луковицу у Леонтича подтибрим.

- Хлеба надо купить, - хозяйственно сказал Беря.

- На портвешок, я думаю, наскребем. Уж постоим в очереди, ничего. Постоим.

                * * *

- Ты быстренько чистишь картошку, - сказал Маэстро,  ставя кастрюлю с водой на плиту, - я  быстренько шинкую  лучок. Сначала пережарим тушенку с луком, эх, будет масленица. Морковку бы еще. Но укроп зато остался.

Беря подбросил  в руке банку. - Открывашка есть?

- Нож в столе, - ответил Маэстро шинкуя луковицу. - Нету у меня открывашки.

Лезвие с трудом вошло в крышку консервной банки. Из пробитой  дырки брызнуло бурой жижей и кухня наполнилась запахом привокзального сортира, гнилой селедки и свинарника.

- Это... какая-то капуста, - растерянно пробормотал Беря. - с чем-то. Ой! Ой, меня сейчас стошнит.

- Вот падла, - сказал Маэстро, присел на табуретку и зажал нос.

- Открой окно!!

Когда Беря вернулся с помойки, на кухне уже посвежело. Июньский ветерок заигрывал с занавеской. Маэстро, приподняв бровь,  изучал цифры и буквы на крышках оставшихся банок.

- Наливай, - кивнул он на открытую бутылку плодово-выгодного. - Даже старые наклейки не оторвали. Смотри - сверху эти наклеили, и всё. Поели супчика.

- А как же мой червонец! - вскрикнул Беря.

- Пополам, - твердо и зло сказал Маэстро. - Фифти-фифти.

- Хули твои фифти!  Мать моя старуха, - запричитал Беря. - Поехал на заработки, приехал, на тебе - десять рублей! Москва ваша ****ская. Город, *****, герой. Одни пидоры в ней живут. Не зря вас, пидоров, нигде не любят!

- А я-то здесь причем? - удивился Маэстро.

- А эти? - Беря показал на оставшуюся "тушенку". - Может мы тоже? - нерешительно спросил он.

Маэстро отрицательно покачал головой.

- Что же там было у него в конфетах? - задумался Беря, поникнув  головой, после того как бутылка опустела.

- Где?

- В "Ассорти".

- Какашки! - рявкнул Маэстро и с размаху швырнул консервную банку  в помойное ведро.


ЧИКИ-ЧИКИ


Маэстро присел  на парковую скамеечку. На скамейке сидел  вальяжный господин в дымчатых очках. Ухоженная шевелюра,  стального цвета велюровый костюм, шейный шелковый платок и светлые, явно не с конвейера обувной фабрики "Скороход", изящные летние штиблеты.

- Зачем это?

- Я все же ГИТИС окончил.

Маэстро вздохнул.

- Тушенка, да? Чирик-то верни.

- Был у тетки на даче, нашел залежалое старьё. Не пропадь же добру. И на этого заодно посмотрел.

- И что?

- Да ничего.  Не годен к строевой. В обоз.

 Мужчина достал заранее набитую трубку и, не  спеша, раскурил.

 -   Мальчишка этот -  безобидный еврейчик. Где-то есть отец. Считай сирота. С барабанщиком будь  поспокойней, что ли.

- Ты обо всех справки навел?

-  Я не о тебе. Я о деле.
 
- А чего поспокойней?

- Он служил в ДШБ.

- Что это? Из ментов?

 - Если бы. Это было бы хорошо. Даже замечательно. Десантно-штурмовая бригада. Афган. Мозги  убиты. Кликуха  "Гоша-фас!" Комиссован по ранению и прочему. Неадекватен. Всё путает. Отец был директором  треста, посадили по Елисеевскому делу.  А он уверен, что это он  - что это он! понимаешь? был директором магазина. Мать умерла давно, можно сказать он ее не застал,  его сестра  старшая воспитывала. Он ее теперь за мать в своем мозгу...

-  Барабанщик-то хороший, - сказал недоуменно  Маэстро.

 - Еще бы!  Ипполитова- Иваново окончил. В оркестре играл! Я тебе охломона не подгоню. У меня всё чики-чики.

- А он...   

- Нормальный он. Нормальный.  Был бы ненормальный... Просто он в своём мире. Ну... Поаккуратней с ним.

Мужчина, глядя перед собой, на лужайку, где радостно визжали дети, на сантиметр пододвинул к Маэстро пакет.

- Тортик? Винил? - спросил Маэстро. - Не-ет, не можешь ты без театра. Ну что за представления? И зачем? я!?   ц е л ы й   час!  скажи, зачем я просидел в холле гостиницы, да еще и с дурацким "Огоньком"?

- Что пишут?

- "Гласность", пишут. Достанем, пишут,  имена из забвения.

- В коробке импортные шурупы "звездочкой" и отвертка к ним. Когда всё сделаешь, в с ё  - заменишь отечественные на  колонках. Еще там баночка. С крышечкой. И кисточка. Попроси у дровеска, что колонки вам  стругает, краски граммов  пятьдесят. Скажи, дескать, мало-ли царапина, - подновлю . Шурупы замажь потом, целочка нетронутая, импорт.

- Под фирму всё делает, - уважительно сказал Маэстро. - "Маршалл"! По фотографиям один в один. 

- Чтобы всё было чики-чики, -  неторопливо продолжил собеседник. -  Отвертку береги пуще глаза,  - Чики-Чики погрозил пальцем, - еще пригодится. В  "тортике" , в конверте,  доверенности. На них печати этой бахчисарайской филармони. Липа. Если выйдет, мало ли  - достань  настоящий оттиск. Там есть и чистые.
На конверте, где доверенности, -  смотри обратный адрес - на него и  контейнер с вашим музыкальным барахлом. Это московский ДК в области. Отправитель - филармония. Получатель - Дом Культуры.  Там же, в конверте,  договор, что колонки, барабаны, усилители даны филармонии в аренду, -  это на всякий случай. Просто на всякий случай. Имей в ввиду. Одно дело - частное лицо, другое - организация, юридическое лицо.
Никто отправкой оттуда, -  я имею ввиду филармонию - заниматься не будет. Да нам и не надо. Это твоя и только твоя задача. Контейнер будет заказан от филармонии. Но. На железной дороге  нужна доверенность, чтобы его получить,  погрузить на грузовик,  доставить  обратно и сдать перевозчику. Получить накладные, естественно.

- А почтово-багажным?

- Много глаз. Много людей. Больше сложности. Твоя основная задача: получить продукт, положить его в колонки. Хорошо бы в какие-то мешки - подумаю еще. Не забудь замазать краской шурупы.

- Да не забуду, отец родной. А как я... В смысле: где? когда?

- К тебе подойдут.

- Кто? где?

- Тебя узнают.

- А-а, - дошло до Маэстро. - Во-о-от какого  целый час  я тебя в гостинице ждал. Смотрины. А еще и телка с регистрации :"Молодой человек, вы журналист? это вы будете брать интервью у заслуженного артиста? Звонили-передали, вас ждут в парке у фонтана." - Маэстро изобразил московский говор на "а".

- Еще раз.  Для темных. Недалеких. И непонятливых. Не должны нас с тобой видеть вместе. Никто, нигде. Никаких общих и даже случайных знакомых, посиделок в кабаке и тем более дома. Я о себе забочусь. И, как видишь, и о тебе, чтобы все было чики-чики. Помни, групповое - это уже часть два. И срок больше в два раза.

-  Да я понимаю, - поспешно сказал Маэстро,  -  всё правильно. Но мне стремно. Не дурь-трава, а ведь...

- На траве пусть хиппари себе ментовский геморрой зарабатывают. А тут разом! из своего сарая! да в отдельную квартиру въедешь. Твой-мой уже тебе знакомый, с жильем, как шахматист, на  несколько ходов вперед просчитывает. Обмен с доплатой - и всё чики-чики. Заплатил - получил. При развитом социализме живем. Но ты пойми, первая поездка - это только аванс. Аванс!  Остальное, за квартиру,  надо будет еще отработать.

- Лучше бы стариков отселить к  *уям. Меня и Пресня устраивает. Поясни еще раз. Я не тугодум, но...

- Идешь в грузовой  отдел, с доверенностью. Говоришь: из филармонии. Побрейся, помойся,  костюм-галстук.  В пакете пластинка, видел. Челентано. Отдаешь ее, да не приемщице, а к начальнице отдела иди. Приемщице анекдот и шоколадку. Билеты, на какой-нибудь ближайший концерт, это сам. Думай, думай, размышляй. Но правильней - не ты пойдешь, а лучше бы тютерляпа этот, хотя какой он администратор - от него амбаром с мышами за версту. Скажешь, что свой паспорт потерял, а лучше "постирал", и постирай его действительно, так, чтоб наверняка.
Вдвоем пойдете. Объяснишь, что он в Москве получать будет, ему сподручней. Придумай!
Доверенность на него сам заполняй: фамилия, имя, отчество, серия, номер, здесь если можешь -  вместо  шестерки восьмерку, или наоборот, в серии лишнюю палочку напиши - то будет вглядываться? Там бланк  типографский, только заполнить.

-  Да он за свою колонку удавится, скажу, что там до зимы останется.

-  Связь. В самом крайнем случае  - телеграмму, на тот самый ДК. Придумай что нибудь. Про поломку аппаратуры, например, отправка задерживается. На другой день: переговоры заказываешь  с главпочтампа, номер в конверте, ответит бабка-божий одуванчик. Шифруйся. Она запишет, я пойму.

- Как в "Место встречи изменить нельзя"?

Ухоженое лицо было Чики-чики было невозмутимо. От пригладил тщательно подстриженые  усы и вздохнул:

- А мне вот не смешно. Если что - и мне, и тебе башку отрежут. Чики-чики - и пикнуть не успеешь.



РЕПЕТИЦИЯ

- Анатолий? - изумленно переспросил Петров-Водкин. - Ты?!  Ты - Анатолий? Какой ты к херам  Анатолий? Ты - Толик. Тебе до Анатолия.... А что  за усики пи**оусики?  А?

- Руки ваши, пожалуйста, уберите.

- Слышь, ты или брой, как положено, а то отрастил ****ёнку под носом. Сусик какой-то.

- Вы...

- Игорь, - Петров-Водкин сверху вниз протянул ладонь лопатой. - Не стесняйся, здесь все свои. Советские. И главное, Толик: не перди в муку - пылью задохнемся,  как комбат мой говорил.

Мальчонка притих.  Насторожился.

Но Маэстро быстро подхватил его под руку, состроил Петрову-Водкину зверское  лицо и потащил парнишку чуть ли не волоком к фортепьяно, на крышке  которого оставили нестираемые, покрытые  уже плесенью, следы, по меньшей мере  сотня  разномастных бутылок с такими же редчайшими напитками.

- Вот, смотри, - Маэстро тыкал пальцем в нотную линейку в тетради  - я тут набросал после нашего разговора. Помнишь, мы с тобой? так вот, - в общем, --  Маэстро понес  несусветную тарабарщину, показывая  за спиной какие-то, похоже,  угрожающие знаки, адресованные и Бере, и Петрову-Водкину.

- А ты глянь, нет, ты глянь, - настырно совал он тетрадь под нос ошалевшему Сусику. -  Главное, что? давай-ка ты приводи это дело в надлежащий вид. А как без  тебя, брат? без тебя...

- Вина будешь? - буднично спросил Беря и поднес Сусику липкий  стакан.

- Нет, что вы, я не пью.

- Он не пьет. Не пьет он!! - Маэстро решительно отодвинул Берю. - Вот  тут, смотри, я придумал, может поменяем размер? Помнишь? Дейв  Брубек, "Тайм аут", "Фоти файв", пять четвертых, давай  тоже убежим  от этих четыре четверти? А лучше и засадим девять восьмых,  несколько тактов?

Маэстро убалтывал Сусика, крепко держа его за рукав.

-  Э-э! э, - помахал он Бере, - э! Чайку, - сказал он решительно, -   я пряники купил, вафли,  сейчас все вместе чайку. Чаю будешь? Будешь!

- Буду, - почти  прошептал Сусик.

Сусик, как окрестил его Петров-Водкин, паренёк был несколько не  спортивный: ручки-соломки, ножки-тростинки, чубчик совсем не  кучерявый, одёжка, похоже, взята напрокат из приюта для несовершеннолетних, и,  вдобавок ко всему, как сказал классик, а лучше классика никто не  скажет, правда ведь? так вот, классик сказал, точно про Сусика,  будто видел его, бедолагу эту:  "добрейшие серенькие глазки его  смотрят быстро, но поднимаются вверх очень редко и сейчас же ищут  места, куда бы им спрятаться от нескромного взора".

Маэстро схватил гитару, сказал, чтоб Беря играл квадрат в соль-мажоре,  и почти за шкирку усадив Сусика за фортепьяно, скомандывал:

- Ан-цвай-драй!

По ходу дела, размяв руки,  включился Петров-Водкин; переглянувшись, поменяли тональность, поменяли ритм, поменяли гармонию, сделали модуляцию, а вот и чайник не то что вскипел, а почти выкипел, еле  успели из розетки выдернуть. Заново пришлось ставить.

Потом поиграли всякого. Чужого, но своего.

У Бери была теория, что советские вокально-инструментальные ансамбли - это особый жанр, которого не было нигде, кроме СССР. По его мнению  - это было уникально, классно,  и ни на что не похоже. Он часто об этом говорил, спорил, отстаивал, даже ругался, приводил примеры, и уверял, что "Клен " "Синей  птицы" ничуть не уступает "Шизгаре" "Шокинг блю", а "Песняры" - это вполне себе мировое явление в фольк-рок-блюз-арт музыке.  Особенно ему нравились эмигранты "Саша и Юра", которые когда-то в Москве назывались  "Скифы".

"Скифы" - "Белая Москва".

Потому и сыграли-спели:"Поющие гитары" - "Воскресенье, радостный день", "Над рекой черемуха"; "Веселые ребята" - "Я к тебе не подойду", "Голубые гитары" - "Ветер северный", "Синяя птица" - "Слова"; перешли к новоявленному : "Круиз" - "Я несу тебе упреков лед"; "Воскресенье" - "Мне грустно видеть, как уходят годы" - на что Беря безапеляционно заявил, что это один в один слизано у "Роллинг Стоунз"*, не обошлось без "Снежной  бабы на морозе"; а потом, давай! помнишь! "Черно-белый  цвет" "Машины Времени", ее же щемящее за сердце "Я раскрасил свой дом"; пора уже и из  англицкого, а куда ж  без него? родёмого?: Роллингов " Каменное средце", Битлов "Щи из вумен",  Смоков "Иголки-булавки", и закончили уже своими, как язвительно сказал Беря:  "выстраданными". 
 
В совместной работе, как справедливо отмечено, что-то да и произрастает, прорастает, всходит, зацветает, почкуется, завязывается. Спайка, как говаривали большевики.

Вроде и завязалось. Вроде бы и спаялось что-то.

Потом  Петров-Водкин и Сусик пили чай с пряниками. Беря с Маэстро добивали бомбу "Агдама", закусывая вафлями.

Идиллия.

Договорились на послезавтра, и "плотненько, плотненько" - добродушно настаивал Маэстро.

Сусик уехал, прихватив тетрадь с нотами, а  Маэстро, тут же сняв с лица улыбку,  угрюмо отозвал  Петрова-Водкина в сторону.

- Ты чего!  Чего ты! Нахера?

- Пусть не пускает пузыри и сходит к доктору, - сказал  Петров-Водкин.

- Ага. "Как сказал мой комбат". Отстань от него. Прошу тебя. Ну.  У нас нет и не будет дедовщины, Игорь. Мы все свои, как ты говоришь, - советские. Все. Свои. Сво-и-и-и, - протяжно повторил Маэстро, глядя Петрову-Водкину в глаза.

- Да ладно. Гегель с Гоголем. Нужен он мне. Гений в розовых подштанниках.

- Очень даже... что ты это...  Ну, -  Маэстро помолчал и развел руками. - Присмотри за  ним как-то, что ли.  Птенец же. А ты его... Ну я не знаю, блин.

- Да нужен он мне, - скучно повторил Петров-Водкин.

- Игорюха! - настойчиво, как  пьяному, сказал Маэстро, глядя в глаза.

Петров-Водкин по-цыгански помахал руками. По всему это означало: да  сдался он мне этот шпендлик.

- Ну и ладно, - успокоенно сказал Маэстро. - Вот и хорошо. Вот и ладушки. Завтра начнем уже. Плотненько.

- "И разбрелись они, шатаясь, словно из пивной, по ресторанам продавать своё искусство", - напевал Беря, идя к метро.
 
- "Ружьё ему тогда еще давать боялись"*, - поддакнул Маэстро.

Они пьяно расхохатались и стали решать: где найти ещё.


* В.Кузьмин. "Динамик". - "В воскресный день"

8. ХУДСОВЕТ

               
За длинным столом, с неизменным графином, напротив сцены, сидело пять человек.
 С краю сидел директор филармонии, с которым Маэстро вчера имел короткую беседу. В центре восседал  старик с гривой белых  волос; рядом - "навеки  не растанусь с комсомолом" - крашеная дама со старорежимной  "халой" на голове; скуластый мужчина  в строгом костюме, задушенный алым галстуком; и пожилой, скучающий рыхлый дядька с  явно пропитым лицом.

Группа  отыграла заявленый  репертуар. Певица провыла в микрофон то, что они успели на скору руку отрепетировать вчера в  гостинице и с утра в филармонии.

- Так ... кто руководитель? что с образованием у него? - спросил мужчина в синем костюме.

Маэстро выступил вперед:

-  Гнесинка. Окончил как  балалаешник.