Слова, которые в меня влетают

ВСТРЕЧА ПЕРВАЯ
Рано утром в субботу, как раз ту самую, на которую у меня было назначено свидание, меня разбудил звонок. Поднял телефон, оказалась реклама, какая-то девушка пыталась впихнуть абонемент в зал. Конечно, сразу сбросил. Перезвонил тот же номер, я принял и вдруг услышал, как эта девушка орет:
— Что ты, тварь, себе позволяешь?! — визжала она, срывая голос. — Ты не знаешь, как себя следует вести, а?! Тебя не воспитывали?! Эй, ты тут, скотина?!
Что, только и можешь молчать, да?! Тебе не хватает совести, чтобы ответить? Потому что ты маленькая гнилая залупа, ясно?! Думаешь, сука, мне приятно вот так звонить таким уродам и втюхивать этот чертов абонемент в зал? Мне это нравится, думаешь?! Да нихера! Чхать я хотела на абонементы, на залы, сука, мне просто нужны деньги. Только вот, к твоему сведению, чтобы тут хоть что-то заработать, нужно сидеть целыми днями за мобильником, обзванивать всяких вот таких вот мудазвонов, которые не могут, сука, ни хрена сказать в ответ, только сразу вешают, сука, трубку! Это мне нравится, ты думаешь?!
Нет, я больше не могу, — продолжила она чуть более тихим голосом после небольшой паузы. — Не могу. На кой черт мне это нужно? Неужели я закончила одиннадцать классов и четыре года бакалавра для того, чтобы вот так висеть на трубке и заниматься тем, что может осилить даже больная синдромом дауна обезьяна?! Я бы все бросила к чертовой матери. Но на что жить-то тогда?
Это что, все, чего я достойна? Все, что я заслужила?
Может, у меня не была такая уж сложная жизнь. Я не росла на улице, обо мне заботились, меня любили… Может, и сейчас жизнь не такая уж сложная. Да-да, я понимаю, что если сравнивать меня с теми, кто живет в некоторых других странах, не знаю, в Зимбабве, то я могу пойти, хер знает, утопиться в своем сортире, куда подключена, кстати, нормальная канализационная система, потому что только тогда я сравняюсь с ними по очкам страдания. Но что, если не все такое, каким кажется? Может, я уже перешагнула эти ступени пирамиды и мне требуется что-то другое? Я бы даже сказала, что это нормально. Что мне, теперь не считать себя пострадавшей, когда поезд сойдет с рельсов, потому что я всего-то получила пару травм, а есть те, кто умер? Нет. Дай мне хоть чуть-чуть пожалеть себя, черт возьми!
Я не знаю… Не знаю, что мне делать… — Послышались всхлипы. — Чего я добиваюсь? Зачем?..
Ты слышишь?..
Как думаешь, — сказала она через пару секунд, вроде бы переведя дыхание, — если бы существовало такое место, куда можно прийти, спокойно лечь и двадцать четыре на семь принимать мегаломанскую дозу кайфа, то оно бы того стоило? Ладно, давай называть вещи своими именами. Да, вероятно, я описала длинный наркотический трип и притон как место действия. Но, допустим, за восемьдесят лет жизни, которые ты, будем откровенны, вряд ли проживешь, тебе поступает N-ное количество эндорфинов. И хочу добавить, что мы так или иначе боремся с жизнью за эти самые эндорфины. Так вот, N-ное количество эндорфинов за восемьдесят лет. А теперь представим себе, что за двадцать четыре часа мы получаем количество эндорфинов равное N+1. Представил? Что лучше? Что думаешь?
Ясно. Может, ты молчишь, потому что просто об этом не думал. А я много думала, только так и не пришла к конечному выводу. Я слышала историю от подруги, она утверждала, что три дня после операции, которую ей проводили, были самым счастливым временем в ее жизни, так как ей кололи какую-то наркоту, чтобы она боли не чувствовала. Теперь она утверждает, что это сломало ей жизнь. Она больше ничего не хочет, ее больше ничего не возбуждает.
Вернемся к моему вопросу. Есть ли смысл получить все и сразу, если не было пройденного пути? А что, если этот путь в неопределенность? Что, если мы так и не окажемся счастливы, когда он подойдет к концу? Не обманываем ли мы самих себя, выбирая такой путь?
Иногда я просто утопаю в жалости к самой себе. Сижу в интернете, вижу мем с каким-нибудь маленьким жалким котенком, убеждаю себя, что это отражение меня, и начинаю реветь как настоящая дура. Зачем? Почему?
В конце концов я говорю себе, что пора не плакать, а делать, и поднимаю свою жопу с кровати. Только для чего? Дальше-то что? Вот это? Звонки таким фрикам, как ты? Бесконечные гудки… Знал бы ты, как у меня от этого болит голова. Бип, сука, бип… Ради чего я все это слушаю? А я скажу, ради чего. Чтобы ты взял трубку. Чтобы ты меня выслушал. Чтобы ты, сука, с мизерным шансом захотел купить этот обоссаный абонемент в зал, чтобы мне на счет поступили деньги, чтобы я могла потратить их на что-то, из-за чего, мать твою, получу крохотную, жалкую долю своих честно заработанных эндорфинов. Чтобы я, купив сладкий пряник, на который копила несколько месяцев, ненадолго повелась на иллюзию, будто в жизни есть какой-то смысл.
Ох-х, слушай… Не знаю я, что на меня нашло. Накатило. Прости за все эти грубости. И спасибо, что выслушал. Кажется, мне чуть-чуть лучше. Не сообщай об этом, пожалуйста, хорошо? Как будто бы тебя это так сильно расстроило, чтобы ты кому-то сообщил об этом… Да, этот тупой робот говорит, что звонки записываются, и он не врет, только кто их потом слушает? Всем посрать, и тебе, наверное, тоже. Да.
Скажи… Ты случайно не захотел взять абонемент?
Я сбросил вызов.

ВСТРЕЧА ВТОРАЯ
Было еще совсем рано, но я вышел из дома, так как было нечего есть. Зашел в магазин, набрал чего-нибудь: всякую там колбасную нарезку, хлеба, яиц и какую-то готовую чепуху на разогрев. За кассой я вдруг увидел Диму Беспалова.
— Опа! — воскликнул он, когда я подошел к кассе и стал раскладывать продукты на ленту. — Какие люди! Здарова-здарова. Смотрю, жрать дома тебе совсем нечего, раз ты вот такую вот чушню закупаешь… Лучше бы доставку заказал, пиццу какую-нибудь, что ли. Хотя я от пиццы сам устал. Даже не то чтобы она мне надоела, просто все эти рестораны готовят какую-то херню, а не пиццу. На жирнющем, что аж фу, толстом тесте, с каким-то старым, дешевым сыром… Ты, если знаешь, начирикай мне название нормальной доставки, да? Хотя куда там тебе знать, ты бы тогда эту чепуху не брал, — он ткнул пальцем в разогреваемую чепуху. — У моей девушки бабка знаешь как готовит? Она как будто какой-то древней бабушкинской магией еду приправляет, и это все можно вместе с пальцами схавать. А после хапки каково это есть — ух-х…
Ты когда-нибудь — того? Да после этого в принципе пальцы можно просто так жрать, без каких-либо дополнений. Ну, как минимум облизывать. Если будет желание, ты напиши где-нибудь, подгоним со скидочкой, даже забирать, может, не придется, но это еще посмотрим, от времени зависит. В школе, я помню, ты тоже не сразу курить попробовал, может, и тут так же. Ты спешишь куда? Давай я тебе пробью эту муть твою, а потом пойдем выйдем, побазарим немного?
Дима пробил колбасную нарезку, хлеб, яйца и ту чепуху на разогрев, я засунул все это в пакет, и мы вместе вышли на улицу. Он тут же вытащил пачку, достал сигарету и закурил.
— Ай, хорошо!.. — сказал Дима, глядя на рассеивающийся дым, выпущенный на волю прямиком из легких. — Погода-то неплохая. Так, прохладно, но пойдет. — Он сделал еще затяжку, взглянул на меня. — Если тебе интересно, я тут так — временно. Не знаю, че там дальше на пути, но это типа точно недолговременная остановка. А ты изменился, походу. Неплохо выглядишь, синяков под глазами вроде нет. Хочешь, поставлю? Будешь как свойский пацан, ха-ха, а то совсем на районного не похож. Шучу-шучу.
Он докурил, бросил бычок под ноги и сразу достал еще одну сигарету.
— Я вот тоже все думаю как в люди выбиться. Есть тема одна… Связано с тем самым. Ну, я тебе ее и так предложил уже, ты меня понял. Только рот на замке, да? Знаю я, ясен хер, что ты и так никому ничего не скажешь, но все-таки меры, как там, сука, говорят, предосторожности.
Честно, я и так себя неплохо чувствую, на этом месте. Это все мадама моя… Она, в целом, и не говорит мне ничего, но то, как жизнь наша протекает, скажем так, заставляет, эм-м, попереживать, что ли? Она универ заканчивает. Прикинь? Ну да, ты ж сам уже… Короче, стремно мне. Я ж не знаю, с кем она там, че делает. На одну тусовку меня привела однажды, я посмотрел на эти лица тамошние, мрак кромешный, сука, одни додяны. И нахер этот универ? Чтоб вот эти лица видеть? Да и она, думаешь, что-то делает? Все время на шее у меня. Я в этом магазе, сука, корячусь, а ей дай денег, чтобы она могла там купить что-то. Ладно, родители ее еще помогают. Иначе — все. Но потом-то она перестанет, знаешь, от меня так зависеть. Потом-то я, не знаю, может, перестану быть ей нужным. Вот стрем, ха-ха! Да, сука, разоткровенничался. Да, ну вот она устроится куда-нибудь, знаешь, в офис какой-нибудь лакшери, а я че, до сих пор тут буду?
Ты не думай, что я жалуюсь или что я нытик там какой-то. На самом-то деле все не так уж плохо. Может, были мысли, что надо было так и сяк подвигаться там, поделать что-то, чего раньше не замечал. NFT там, перекупы, крипта, другая херота. Ну а так… Не, нормально, реально нормально. — Он докурил, бросил бычок, достал еще сигарету, повернул ко мне пачку лицевой стороной, там было изображение прокуренных легких и надпись, что курение убивает.
— Это мое будущее, ха-ха, — сказал Дима. — Да ладно, че там. Похер. — Он затянулся. — Если не это, то меня нервяк убьет.
А ты вообще что-то по жизни успеваешь? Вот вроде встал — а уже спать пора, и сделать ниче не успел, только пачку опустошил и денег за новую заплатил.
Не, я жизнью в целом доволен. Мне бы только что-то подвернулось, и вот было бы, как бы, вообще неплохо.
Помнишь, как я в школе сказал, что быстрее всех три километра пробегу? Какой это класс был? Третий-четвертый? И я пробежал же. А вторым этот пришел… Шпак. Мы еще подрались. Нормально я его разукрасил. Этот Шпак теперь в центре живет, прикинь? По-любому хату родаки купили, мажорчик. Выродок.
Ладно, ты беги. И это, забегай, если время будет. А то скучно тут, сам понимаешь.

ВСТРЕЧА ТРЕТЬЯ
До свидания было еще много времени, поэтому я не торопился выезжать и отправился к тете. Я старался заходить к ней почаще пару этих недель, так как родственники, которые жили вместе с ней, уехали отдыхать, а она из-за какого-то вируса осталась.
— Я сделала лапшу с курочкой, супчик, голубцы — все как ты любишь, — сказала она, когда я прошел на кухню. — Еще есть пирожки — одни с мясом, другие с картошкой… Да, может, это слишком много, но если что возьмешь с собой, да?
Знаешь, давно мне не приходилось одной все готовить, в последнее время Дашенька очень помогает (Даша — это невестка тети). Но готовить одной все же тоже приятно. Иногда. Знаешь, никто не мешает, не спорит со мной по поводу специй… никто не пересаливает еду. Я шучу, ха. Нет, Даша хорошо готовит, но мы иногда как два тигра на одной территории цепляемся друг в друга, потому что по-другому не можем.
С супа начнешь, да? — Она налила в тарелку суп, положила передо мной, я стал есть. — Хороший получился. Чуть острый, как ты любишь. Ладно, может, ты поострее любишь, но я решила все-таки не убивать твой желудок. Все хорошо в меру. Вкусно? У тебя деньги-то хоть есть? Время такое… В какой-то момент думаешь, что все хорошо, и деньги вроде имеются, но пара мгновений — и все пропадает. Я такое уже проходила.
Что в мире-то творится… Ужас какой-то. Там и тут — пули, бомбы, люди умирают… Ой, как страшно-то. Вдруг до нас это все дойдет? Не дай Бог. Но знаешь, некоторым я на самом деле пожелала бы… Скажем так, я пожелала бы, чтобы Бог оценил их поступки и свершил над ними суд. Чтобы они получили то, чего заслуживают. Да, это многих касается. Не одни только хорошие сейчас страдают. Плохие тоже. И им я желаю всего наихудшего. Чтоб они своих детей никогда не увидели.
Я знаю, нет плохих наций, есть плохие люди. Но все же я не могу нормально относиться к тем, кто совершал подобные вещи.
Не смотри на меня так — я знаю, как ты ко всему этому относишься. Только вот ты пока что мало понимаешь. Знаешь, я ведь тоже была такой. Я была такой же. Стремилась видеть во всем объективное, воевала за мир во всем мире. Но стоит чему-то такому затронуть тебя лично, сразу приходит понимание, что никакой объективности не существует, а мира во всем мире не будет никогда.
Да, я злюсь, но как мне не злиться? Просто сказать, что так бывает, что это все можно изменить? И продолжать вот эту нескончаемую борьбу за что-то, что отрицает сама человеческая суть? Есть неосуществимые мечты, а есть реальность.
Можешь ничего не говорить, можешь упрекать меня. Рано или поздно ты все поймешь. В твоем возрасте пора бы повзрослеть.
Все, чего я хочу, все, о чем я мечтаю, — это чтобы мои дети счастливо жили. Не только дети, но и другие родные мне люди, включая тебя, конечно, мой дорогой. Но это не приходит просто так.
Наверху наши поступки оценят по достоинству. Посмотрим, кто где окажется.
Читала недавно Тургенева… Знаешь, я не уверена, что любовь существует. Конечно, это я к такому выводу не после прочтения пришла, он-то в обратном пытается убедить… Просто задумалась об этом. Я тридцать пять лет жила с одним человеком. Он ушел, и я, конечно, невероятно тоскую. Да, невероятно тоскую. Но я не думаю, что между нами было вот то волшебное, высокое чувство, о котором многие толкуют. Я не думаю, что оно вообще когда-то возникало у кого-то. Есть чувства, есть любовь — но это не та самая любовь. Хотя в послании Коринфянам говорится, что пребывают вера, надежда и любовь и что любовь среди них больше, нет никакого уточнения, о какой любви говорится. Уж точно не о той самой… Не о той, о которой говорят романтики. Нужно просто… не летать в облаках. Спуститься туда, где по-настоящему проходит жизнь. За облаками не видно землю, мой хороший.
У тебя есть кто-то? Недавно тут видела новости… Кажется, пошла какая-то мода на, ну, на шоколад, понимаешь? Я не твоя мама, но если ты приведешь домой негритянку…
Доел? Вкусно было? Хорошо. Ты знаешь, где самая вкусная еда, дорогой. Приходи когда захочешь, только не забудь позвонить заранее.

ВСТРЕЧА ЧЕТВЕРТАЯ
Я не виделся с Геной, наверное, около двух лет, а тут он вдруг попался мне в метро. Чтобы поговорить, я вышел вместе с ним на одной из станций и поднялся наверх — времени еще было достаточно, на свидание я выехал сильно заранее.
— Я рад тебя встретить, если честно, — сказал Гена, когда мы сели на лавку. — Сейчас такое время, понимаешь, когда мне отчего-то нравится встречать старых знакомых. Ладно, не отчего-то… Просто люблю помучать людей, подопытываться о том, почему они такие, а не другие. А со знакомыми это отдельный вид удовольствия. Знакомо чувство, когда ты узнаешь о человеке что-то и про себя восклицаешь: а-а, так вот почему он такой! Как Уилл Тернер, который узнал, что Джек Воробей такой дерганый, потому что множество дней сидел на необитаемом острове, много пил, а потом уплыл оттуда на черепахах.
Но это не все, знаешь, — произнес он, взглянув куда-то вдаль. — С годами я пришел к выводу, что не могу сказать ни о ком ничего конкретного. Я не могу заглянуть внутрь человека, препарировать мозг, покопаться в нейронных связях и точно определить, о чем он думает. Да, зато могу узнать о его прошлом и сделать определенные выводы. Но это, конечно, с учетом, что я узнаю о его прошлом правду.
Какие есть варианты это сделать? Первый: он сам мне расскажет. Но что, если он не откроет всю правду по каким-то своим причинам? Вероятно? Да, конечно. Очень вероятно. Может, он даже себе в этой правде не признался, куда ему о ней мне говорить?
Окей, второй: о нем расскажут те, кто его знает. А если и они не скажут правду? Или они на самом деле просто не знают ее изначальной, истинной формы?
Третий: стать участником его прошлого. Это самый достоверный вариант, но по понятным причинам не со всеми работает. Однако даже тут есть проблема, которая заключается в восприятии. Есть такие события, которые теряются в закромах разума одного единственного человека, потому что лишь для него одного они представляют ценность. И, может, я тоже был участником этих событий, но просто забыл про них, ведь меня они коснулись не так знаменательно.
Кажется, я все чаще делаю вывод, что человек все-таки продукт окружения, а не наоборот. Посмотреть хотя бы на людей в бедных регионах. Они сильные, потому что нужно быть сильным, чтобы жить там. Они заботятся друг о друге, они вместе, потому что там требуется быть вместе. Здесь все по-другому, все более разрозненно, так как жизнь другая.
Очевидно, психотипы возникают из-за каких-то событий, понятное дело, произошедших в самом раннем возрасте. Может, какого-то человека, которого все привыкли называть уродом из-за того, что он решает все проблемы насилием, избивали родители. Вполне правдоподобный вариант, правда? Его так научили, он в этом не виноват. А виноват ли он в том, что не исправился?
Я держу все это в голове, и это по-своему ломает меня. Я уже не могу, встретив какого-нибудь придурка, называть его придурком, потому что знаю, что он не просто так придурок, и он скорее всего даже в этом не виноват, как люди, у которых особые фетиши, как педофилы. Я не защищаю педофилов, я считаю, что нет ничего хуже, чем то, что делают некоторые из них, но ведь есть и те, которые себя контролируют. — Он кивнул на мужчину, проходящего мимо. — Может, вот этот мужик испытывает тягу к детям, но просто ограничивает себя. Может, в этом контроле и заключается человеческая состоятельность. А если он не может себя контролировать, значит, у него отсутствует эта состоятельность и его можно осуждать? А что если она тоже отсутствует, потому что окружение не воспитало в нем силу воли? Да, он мог сам воспитать в себе силу воли, но кто вложил бы в него первоначальный импульс? Откуда бы он взялся у него сам по себе? Получается, ты не можешь контролировать то, что в тебе воспитало общество, потому что общество не воспитало в тебе другое, и теперь это же общество распнет тебя за все это, и это будет правильно.  Не повезло, получается.
И вот, держа все это в голове, я еду в машине, и меня подрезает какой-то дегенерат. И я, конечно, кричу ему в открытое окно, что его жену, сестру и маму видел в таких местах, в которых он, его зять и отец будут мечтать оказаться после череды болезненных разводов. И спустя пару мгновений я думаю, что зря я так — ведь он не просто так дегенерат. А кто тогда дегенерат? На кого мне злиться? Что мне делать с этой яростью, которую он у меня вызвал? Вот, что я имел в виду, когда говорил, что меня это ломает.
Да, но, возвращаясь к предыдущей теме, я все-таки не могу понять объективность причин поведения других. Не могу узнать точно, что с ними произошло. Ведь Джек Воробей соврал про тот остров, а Уилл Тернер сделал неправильный вывод, понимаешь? Не было никаких черепах. И почему он тогда такой дерганный?
Ты пьешь? — Он повернулся ко мне. — Я много пью в последнее время. Не знаю, почему. Раньше вообще не пил, а теперь просто бухаю как сволочь. Ну, хотя бы себя я могу легко назвать мудаком.
Ладно, дружище, мне пора. Всегда приятно вот так встретить кого-то, поговорить. Узнать что-нибудь новое. До встречи. Да, до встречи.
Мы пожали руки, разошлись, я снова спустился в метро.

ВСТРЕЧА ПЯТАЯ
Саша пришла в ресторан с опозданием в полчаса. Это было наше первое свидание.
— Как ты? — спросила она первым делом.
Мы коротко поцеловались, она села напротив, стала смотреть в меню. Подошел официант, Саша попросила подойти попозже, так как мы пока не выбрали. Спустя пять минут официант вернулся, и Саша заказала салат цезарь, какую-то пасту и чизкейк. Официант ушел, Саша подняла на меня глаза, мило, но как-то странно улыбнулась и сказала:
— Ни на что не рассчитывай. Мы не сможем быть вместе, к сожалению. Мне нужен мужчина, который сможет исполнить все мои желания, а ты на такого, уж прости, не похож. Да, я понимаю, как это звучит, понимаю, что выгляжу меркантильной сукой, но говорю все так, как есть. Знаешь, мне часто говорят, что я сука, зато я честная. Думаю, это все-таки нужно уважать, да?
Я приехала сюда из небольшого городка, находящегося в жопе мира, не для того, чтобы жить в съемной квартире, деля квартплату пополам. Ты понимаешь? Я хочу заниматься тем, что мне по душе. Я хочу, может, стать дизайнером одежды, хочу чего-то такого. Может, я не очень в математике и не всегда могу сложить два плюс два, зато знаю, какие цвета нужно сложить, чтобы получилась визуальная бомба. Да, в этом я разбираюсь, будь уверен. Тебе бы я, например, посоветовала… Хотя тебе слишком много советов нужно, а ты мне за это не платишь.
Есть подруга, может, я к ней на первое время устроюсь. Она гримирует ребят, которые в одном клубе выступают. Да-да, там появляются интересные ребята, и она меня, между прочим, с некоторыми из них даже знакомила… Когда смотришь на них через экран, иногда создается впечатление, будто бы они какие-то заносчивые ублюдки, которые на все пойдут, лишь бы просмотры получить. И на самом деле так и есть в большинстве случаев. Но они знают, чего хотят, и это вызывает уважение. А я тоже знаю, чего хочу.
Принесли еду. Саша стала кушать салат.
— Ты очень милый, — сказала она, — но-о-о… что есть, то есть, — она пожала плечами. — У тебя есть машина? Мне нужен мужчина с машиной, я не хочу ездить на метро. Когда бабушка умерла, деньги за проданную квартиру, в которой она жила, отошли мне. Я потратила половину из них на такси и не жалею об этом. Мне комфортно ездить на комфорте.
Можешь потом рассказать своим друзьям о том, какая я тварь, мне все равно. Я не хочу работать в офисе, не хочу корячиться за восемьдесят тысяч по восемь часов пять дней в неделю. Такое может кого-то устраивать, но я не в их числе. Не обижайся.
Она доела салат, стала наматывать пасту на вилку. Поднося вилку ко рту, она не всасывала пасту, а аккуратно откусывала, наверное, чтобы кусочек соуса не попал на одежду.
— Ты мне нравишься, — улыбнулась она. — Кажется, в тебе нет вот этого вот презрения, знаешь. Многие ведут себя как неандертальцы, начинают кричать на меня, как будто я из-за этого извинюсь, возьму свои слова назад и полезу под стол, чтобы сделать им минет. Пф, пусть сами отсасывают. В общем, я думаю, что ты меня в какой-то мере понимаешь. Может, я тебе не нравлюсь — а как я могу тебе нравиться, я тебя отшила, — но все же ты не бросаешь на меня всякие там, ну, знаешь, презрительные взгляды.
Она доела пасту, принялась за чизкейк.
— В общем, я просто смотрю на тебя и вижу, что наша совместная жизнь не будет такой, какая мне нужна. Так было со всеми моими бывшими, и тогда я забивала на интуицию и начинала отношения, которые ничем хорошим не заканчивались. Конечно, нет ничего страшного в том, чтобы ошибиться, но делать из раза в раз одну и ту же ошибку — вот это уже стрем.
Я красивая, я молодая. Я знаю, чего стою. Мне не нужна любовь, не нужна обычная тихая жизнь. Мне нужна свобода.
Она доела чизкейк, отодвинула от себя тарелку.
— Если ты скажешь, что счет делим пополам, то я тебя убью, — серьезным полушепотом произнесла она, глядя мне в глаза, потом засмеялась. — Нет-нет, убивать я тебя не стану, конечно. Но платить я не собираюсь в любом случае.
Она взяла сумочку, пошла на выход. Я расплатился, вышел к ней.
— Вызовешь мне машину? — спросила она улыбнувшись.
Я развернулся и ушел.

ВСТРЕЧА ШЕСТАЯ
Обратно отправился на такси. Машина подъехала, я сел, мы поехали.
— Хороший вечер, — сказал таксист. — Тепло, хоть и осень. Хотя мне привычно, у нас в Кабардино-Балкарии не сильно теплее в это время года. Скучаю я понемногу, конечно, но тут тоже заняться есть чем, только вот иногда вот, эм-м, чувство такое есть, как будто пустота, понимаешь. Ездишь и ездишь, ездишь и ездишь…
Я тут так, брат, таксую потихоньку, помаленьку. Что мне еще? Могу подвезти, а может, и мне где-то когда-то подвезет, ха-ха, тогда поменяется жизнь, иншалла. Вдруг я повезу кого-нибудь, знаешь, состоятельного такого, чтобы он меня нанял куда-нибудь там, может, личным водителем. Хорошо бы, да. А если нет, то что, тогда сам.
Он на пару минут замолчал, потом снова заговорил:
— Честно, иногда в этой машине так становится… не по себе. Одиноко. Далеко от дома все-таки. А может, не только в этом дело. Может, просто жизнь сейчас такая сама по себе. Накатывает на меня часто, честно скажу. Хочется иногда… Не знаю. Ты не думай, брат, что я тебе вот так в рубашку плачусь, да, что я какой-то, ну, не стойкий, что ли. Ничего, мужчинам тоже иногда выговариваться надо, это я давно понял. Я это всем братьям своим говорю, что нельзя некоторые вещи в себе держать, они потому что рано или поздно тебя изнутри скушают. Но мы же такие, да, сильные должны быть, показывать должны, что слабостей нет, иначе как — сразу жизнь поставит тебя на место, если слабость покажешь. Хотя это, думаю, не так. Всевышний по-другому судит, думаю.
Ты не пугайся, но я тебе одну вещь скажу, которая меня заботит. Я себе пистолет купил. Он тут, в бардачке. Зачем? Ну, как бы это… Да потому что… ну, с ним я чувствую себя таким, знаешь… Как будто бы… Не-не, брат, ты не подумай, не собираюсь я ни в кого палить, все дела, просто он вот под рукой, и я чувствую, будто чего-то стою. Будто я серьезный, аха-ха, догоняешь, да? Не простой человек там откуда-то, не обычный таксист, а вот… С пистолетом я.
Это глупость, конечно, понятно. Иншалла, я этим пистолетом никогда не воспользуюсь, если моей семье угрожать ничего не будет. Но я, когда купил его, такое чувство испытал… как когда диски сменил. В машинах как, разбираешься вообще, копаешься? Если да, то поймешь, о чем говорю. Чтобы понять, надо не просто как к вещи к ней относится, а как к лицу собственному, как будто бы это часть одежды, часть того, по чему тебя люди встречать будут.
И вот я зачем заговорил об этом… Я все думаю про пистолет этот. Анализ провожу, понял? Что он мне дает, зачем я его взял? Я как бы в голове своей ответы нахожу, а с другой стороны еще вопросы возникают: это я что, вот так вот хочу казаться кем-то другим, да? Этот пистолет — это ведь не я на самом деле. Это атрибут, так скажем, который из меня делает такого, понял, крутого типа, аха-ха. Ну вот что, ты узнал про пистолет, уважать меня больше начал? Может, бояться начал? Не знаю, я, может, эти понятия как-то путаю — ну, не путаю, а складываю, что ли. Типа вот кто-то будет про меня говорить, скажет, о-о-о, у этого парнишки пистолет есть, лучше с ним не связывайся там, если до чего-то плохого дойдет, то… Лучше с ним по-другому, да, веди себя.
Вот этого я хочу, выходит? Чтобы меня кем-то считали в народе, чтобы я не просто тип обычный в такси. Но это мухлеж, понял? Я смухлевал, пистолет купил, легкий способ вот такой вот репутации. А может, я и репутацию не приобрел никакую, только дурную. Может, дурачки там всякие говорят, да, что я серьезный мужик, а нормальные люди смотрят и, когда пути наши расходятся, думают, вот дурачок-то, а, перед кем выделывается? Главное, Всевышний видит, кто какой есть, его никакой атрибут не запутает.
Не знаю я, что с пистолетом этим делать, не знаю. Я все понимаю, но вот так его просто убрать из бардачка, протереть тряпочкой и выкинуть вот — это… не знаю, нет во мне силы сейчас это сделать, что ли. Пока он мне, видимо, нужен. Даст Всевышний, не будет этот пистолет мне нужен в скором будущем.
Мы доехали. Таксист посмотрел на меня, кивнул, я вышел из машины, захлопнул дверцу.

ВСТРЕЧА СЕДЬМАЯ
С Максом мы встретились уже после заката, на площади. Он ждал в наушниках. Увидел меня, снял наушники, протянул руку.
— Привет, — сказал он, — ну и дерьмовый день сегодня. Даже не помню, когда в последний раз в такую апатию впадал. Весь день сидел, думал, думал… Черт знает о чем думал. Полчаса вспоминал, как зовут девчонку, с которой я в последний раз виделся еще в школе, лет в шестнадцать. Мы даже не в одном классе были, да и не разговаривали особо, но с ней мой друг общался, и я вспомнил, как он рассказывал, будто эту девчонку загнобили в ее классе до такой степени, что она не появлялась в школе около двух месяцев и сидела на домашнем обучении. Вспомнил я это, потому что увидел новость про суицид школьника, которого били одноклассники. Да, жуть.
И вот, я не мог вспомнить имя этой девчонки… А я, ты сам знаешь, вообще не обладаю какой-то феноменальной памятью. Да, это мягко сказано. Иногда мне кажется, что моя память перегрузилась еще лет в двадцать, а все байты, которые загружаются дальше, просто вытесняют предыдущую информацию. Однажды я не мог вспомнить название фрукта… Персик. Я не мог вспомнить слово «персик». Причем я держал персик в руке в тот момент. Я мыл персик. И я держал его под водой минут пять, потому что я застрял в голове и вспоминал, вспоминал… А вспомнил я все-таки, что это персик, потому что иногда думаю, что у подростков на губах растет такой же пушок, как на шкурке персика.
Да, я полчаса вспоминал, как зовут эту девчонку, пока не вспомнил, что она встречалась с чуваком, имя которого я никогда и не знал, только знал, что он на два класса старше и любит играть в футбол. Когда я подумал о нем, я сразу вспомнил, что ее зовут Вера Шавлинская. Не знаю, какой-то рычажок дернулся в момент, когда подумал о том парне.
Но, чтобы еще лучше понимал, как прошел мой день, я тебе расскажу про поезд мысли. Мне нравится думать про поезд мысли, это кажется мне интересным. Я просто сижу и думаю, как например в этой ситуации, про Веру Шавлинскую, ловлю себя на этом и пытаюсь понять, а как я вообще дошел до этой темы? И вот, поезд мысли на остановке «Вера Шавлинская». До нее он пронесся мимо того парня, имя которого я не знаю, мимо персика, мимо новости про суицид школьника… А ведь та новость отвлекла меня от каких-то других раздумий. Да, я думал о том, какой я бываю мразью, мне стало не по себе, и я переключился на телефон. Вот, как двигался поезд.
Остановимся на платформе «я бываю мразью», окей? Сори, что столько говорю, надо выговориться. Короче, эта мысль посещает меня все чаще. Суть ее в том, что иногда я бываю необоснованно грубым. Понятия не имею, почему так выходит, но я просто… Я даже не грубый в такие моменты, я настоящий мудак. Однажды я… Пф-ф… Стыдно даже говорить. В общем, однажды я встретил знакомую девчонку, она поздоровалась со мной. Проходила мимо с каким-то пацаном и поздоровалась. И я поворачиваюсь к ней, не говорю никаких приветствий и просто выдавливаю из себя, что не хочу, чтобы она когда-либо ко мне обращалась. Понимаешь, что я сделал? При ее пацане сказал, что она не должна говорить со мной — вообще никогда, ни при каких условиях. Как будто бы она какая-то грязь, мимо которой даже проходить противно. Хотя это не так. Но в тот момент мне казалось, что все именно так.
Почему я это сделал — я не знаю. Честно. Я помню, мы ходили с ней в один кружок в школе, в театралку. Помню, я, кажется, ей нравился. И еще я нравился другой девочке. Однажды мы всей группой пошли на концерт одной группы, в которой пел наш учитель музыки, и та вторая девочка положила мне голову на плечо. А та, которой я потом так жутко нагрубил, спросила: «неужели ты не видишь, что она к тебе клеится?» Я ответил, что вижу. Не знаю, какое это отношение имеет к тому, что я потом сделал… Может, какое-то и имеет.
Короче, я даже не вспоминал про тот случай до поры до времени, а потом вдруг стал как бы припоминать собственные косяки. Знаешь, я ведь много такого дерьма делал, много кому высказывал непонятно что. И, может, по отношению к некоторым это было заслуженно, но сейчас я думаю, что такого вообще никто не заслуживает. Потому что я теперь понимаю, как это может унизить. Даже не на собственном примере — я не помню, чтобы я сам становился объектом чего-то такого. Но мне очень хочется стать лучше. Хочется не быть таким злым.
Я встретил эту девочку недавно. Она шла с парнем — уже с другим. Или с тем же — я не помню, как выглядел тот, да и этого уже забыл. Она взглянула на меня. Может, чтобы тебе было интереснее слушать, можно было бы добавить, что этот взгляд был пропитан отвращением и обидой, но нет, я не знаю, чем он был пропитан. Просто взгляд. Она меня узнала, это точно, я это понял ровно так же, как она поняла, что я ее узнал. И они уже прошли мимо, а я подумал: почему я не извинился? Я заставил ее чувствовать себя как абсолютное дерьмо, а сам не смог подойти и извиниться, потому что это было бы неловко — представь себе, я подхожу к ней, говорю: «а помнишь, я как-то сказал тебе, что ты омерзительна, что не хочу, чтобы ты со мной когда-либо здоровалась? В общем, ты извини…» Какой-то сюр, нет? И я стал успокаивать себя, ведь она, может, вообще забыла про эту ситуацию. Но я знаю — нет, я даю этому девяносто девять процентов, — она не забыла. Потому что такое трудно забывается. Но подходить к ней вот так… Я не подошел. И жалею об этом, но не знаю, как поступлю, если встречу ее еще раз. Может, если она будет одна…
Но перед одним человеком я уже извинился. Это мой друг, Кирилл. Я как-то сказал, что его отец полный кретин, потому что он алкаш. Кирилл вроде бы никак не отреагировал. Но я знаю, что если бы мне так сказали, то я бы это не забыл, поэтому я извинился. Он, вроде как, этого не помнит. Сказал, что не помнит.
В общем, дерьмовый был день, ничего не скажешь. Когда приду, хорошенько отосплюсь, с утра попытаюсь найти себе дело, чтобы поменьше о чем-то думать. Может, поиграю во что-нибудь. Есть хорошие игры на примете? Хорошие сериалы выходили недавно? Или фильмы. В общем, подыщу что-нибудь. Уж постараюсь. Давай, удачи.

ВСТРЕЧА ВОСЬМАЯ
Я вошел в подъезд, вызвал лифт, подождал. Поднялся на этаж, зашел в квартиру. Немного посидел, глядя в телефон. Разделся, принял душ, зеркало покрылось испариной, я протер его рукой, посмотрел в отражение. Смотрел долго. Не знаю, что увидел, но что-то завораживающее. Не только в себе, а конкретно в отражении, в отражении всего — себя, своих голых плеч, двери, корзины с бельем, стены, горящей лампочки, установленной у левого края зеркала. Все это было ярким-ярким, с глазами что-то случилось, и все разноцветно замигало, как новый год.
Я закрыл глаза, в углу зрения все еще виднелся выгорающий отпечаток от света лампочки. Глубоко вздохнул. Открыл глаза, включил воду, умыл лицо, выключил воду. Пошел спать.