Наталья

Бабка Наталья была дюже строгой. Держала в кулаке всю семью свою большую: пятеро детей, как-никак, у каждого давно уж и дети, и внуки даже. А лишний раз даже моргнуть боялись.
Была она маленькая, сухонькая, ругалась цветисто, сыпала бранью на шебутных ребятишек, попадало от нее даже Кольке, младшему зятю, мужику огромному, добродушному. Колька только посмеивался в ответ, но перечить теще не решался, брел покорно выполнять указания.
Была она для нас, правнуков, чем-то экзотическим и невиданным. Сейчас модно стало возрождать этно-культуру: домики бревенчатые, печи русские, рушники с вышивкой да иконы с бумажными цветочками за окладом. Так вот это про нее и есть. Даже засохшие мухи между старыми скрипучими рамами казались чем-то дивным, словно открыли тебе щелочку в другую жизнь, и дивишься ты на нее, любуешься да охаешь от удивления.
Родилась Наталья в большой семье: после нее еще 16 детей. А раз уж ты старшая, тебе и младших пестовать, и за домом смотреть, и в поле работать со взрослыми наравне. Нелегко в деревне, кто ж не знает-то.
Выдали замуж поскорее, в семью зажиточную, богатую. И все бы — живи да радуйся, да только грянула Революция, а за ней и беднота по дворам пошла, крепкие хозяйства разоряя, радуясь, что вот-де, пойдет жизнь сытая да довольная, раскулачим богатеев, что на нашем горбу наживались, раздадим добро кулацкое, не будем больше никому в ноги кланяться, да краюшку хлеба вымаливать. Ну да не нам их судить, верили, наверное, выплескивали злобу свою голодную, несли свою бедняцкую правду, как стяг на палке. Было у тебя две коровы — кулак, дом у тебя добротный — кулак, а если уж лошади в хозяйстве водились — самый ты распоследний враг молодого большевицкого государства!
Семью Тараса отправили в Сибирь на поселение, их с Натальей только и не тронули. Спасла их бедность ее босяцкая, посчитали за своих.
Плодовитой оказалась Наталья, уже и Петька родился, и Вера за ним подоспела, вели тихонько свое хозяйство, работали с зари до самого заката на колхозных полях, голодали опять, а как же. Не жили хорошо, как говорится, и начинать нече.
Но так уж устроено в мире человеческом, если живешь ты хорошо не грабежами и обманами, а собственными руками жизнь свою поднимаешь, то и поднимать будешь, куда бы тебя жизнью этой самой не занесло. Отстроился свекор в Сибири заново, осел, хозяйством оброс, стал письма писать сыну, чтоб приехали, нечего пустые щи из крапивы хлебать, пусть и на Родине. Крепкому хозяйству и руки крепкие нужны.
Неспокойно было в деревне, один начальник в форме и с наганом сменял другого, то грозились расстрелом, если не записался в колхоз, то отпускали, то снова принимали. Решено было ехать. Дорога была нелегкой, двое детей на руках, суета, угрюмые лица то ли уголовников, то ли новой власти.
На новом месте жизнь тоже не складывалась. Родились уже и Тамара, и Коля, да не сладко жить по каблуком у свекра. И снова перроны, вагоны. А по стране уже катилась большая война.
Тараса почти сразу забрали на фронт. И ни письма, ни весточки. Поговаривать начали бабы, что предатель он, дескать бежал к фашистам. Чего уж там, не зря отец у него раскулаченный, затаил, дескать, обиду на советскую власть, бежал в сытую жизнь, бросив жену и детей помирать в колхозе от голода. В середине 80х только признают Наталью солдатской вдовой, наградят медалью, назначат пенсию.
А пока жили. Петя, большой совсем, - 16 уж стукнуло, единственный мужик в колхозе, - председатель! Пропадает днями, к ночи бухается на лавку, спит до первых петухов и дальше бежит. Девки в колхозе да на хозяйстве с младшим, Наталья на полях, трудодни зарабатывает, горсть муки принесет в платочке, заварит повалиху, крапивы да грибов сухих накидает. А когда и без того обойдутся. Вот и прожили день. Казалось, вот победим мы фашиста, наедимся до отвала хлеба и наступит оно — светлое будущее.
Война закончилась, а будущее все как-то не наступало. И голод был тот же, и работа от зари до зари.
Решилась Наталья однажды, сунула торопливо за пазуху горсть зерна, озираясь побежала домой, растопила печь. Не успела доварить похлебку, услышала тяжелые шаги во дворе. Спрятала ребят на печи за занавеской. Грудному рот заткнула мякишем нажеваным
Вошли они буднично и тяжко. «Собирайся, - кинули. Сунулись в печь, вынесли недоваренную похлебку в снег: ни детям не похлебать, ни собакам не подобрать.
Вернулась Наталья из лагерей только через три года, черная, постаревшая. Грудничок, что вместе с ней в лагерь отправили, там и умер. Никогда и никому не рассказывала, где была, чем жила. Только всю свою жизнь до самой смерти плевала вслед партийцам, да злобно пришептывала, когда шли они под ее окнами.
С войны тогда из мужиков вернулись только двое, израненные, изломанные, с головами седыми.
Одним днем снова нагрянули те, с наганами и ружьями. Выстроили всех баб да детишек вдоль дороги да погнали мужа Алексанихи сквозь строй. Не дали ни попрощаться, ни словом перемолвиться. Выла Алексаниха на всю округу, в ноги конным кидалась, хлеб в руки мужу совала. Отогнали плетками, отобрали краюху и в грязь бросили. Бабы рассказывали потом шепотом, что спел, мол, он частушку про Вождя на току. А такое власть даже герою войны не прощает. И что якобы гнали его босым без малого 40 километров до самого Глазова. Был человек, и не стало человека
Остался мужик один в деревне. Большое хозяйство. Одной бабе крышу перекрыть, другой дверь починить. Нет-нет, да и понесет какая. Поняла Наталья, что и она беременна.
«Будет меня дохаживать»,- решила.
Шли годы, шли. Все как-то больше их становилось за плечами. Все меньше впереди. Выросли дети, большими людьми стали, образование получили. Всё руководили где-то, внуков привозили, а там и правнуки пошли. Валька-то, младшая, так и осталась при ней, как и было загадано, замуж далеко не пошла, в соседней деревне осталась. Пустела натальина деревня. Вот и ее с последними стариками в Карсовай дети перевезли. Остался на месте Егорят только тополь огромный. Внук ей как-то рассказывал, что есть такие исполинские деревья в далеких америках, секвойя называются. Представляла Наталья иногда, что тополь тот и есть секвойя, что не обнимешь, не обойдешь и не срубишь на потеху
Умерла она в 92м.. Родилась раньше Советского Союза и успела его пережить, подняла детей, получила медаль «За доблестный труд», видела, как одна власть сменяла другую, как рождались и старели дети, как умирали близкие, как одна эпоха гусеницами танков сминала ушедшую и несла с собой новые горести, новые радости, потери и расставания.
Для нас, внуков, правнуков, теперь уже праправнуков, она — настоящий герой той войны. Без орденов, без громких фраз, вечного огня и возложения венков. Она, изо дня в день проживавшая эту жизнь, изо дня в день отбирающая детей у голода и смерти, живая, близкая, обычная. И очень-очень незнакомая бабка Наталья