Ради семьи

Аюка закинул сумку на плечо, взял с тумбочки ключи от машины.
— Всё, я поехал. Как доберусь, позвоню.
— Уже? — я вышла из кухни к мужу, заглянула в его обожжённое ветром красноватое лицо.
Аюка опустил сумку на пол, крепко обнял меня и поцеловал в лоб.
— Мне пора. Отец ждёт. Сама знаешь, он уже немолод. Тяжело одному на точке.
— Буду скучать, — я провела рукой по небритым щекам мужа, ещё раз посмотрела в любимое решительное лицо с выдающимися скулами.
— Смотри за Дарсеном. Он большой. Думаю, не доставит хлопот. — Аюка сделал несколько шагов в сторону комнаты сына. — Я поехал, сынок. Веди себя хорошо.
Дарсен, потирая глаза, вышел в коридор, молча протянул руку отцу, попрощался и скрылся за дверью своей комнаты.

— Когда приедешь?
— Пока не знаю, — Аюка окинул меня задумчивым взглядом, будто хотел что-то добавить, но передумал. Закинул в рот мятную конфету, вынутую из кармана брюк —  таким способом боролся с тягой к курению — и вышел.
Я подошла к окну, Аюка помахал мне рукой, сел в машину и уехал. Солнце пробивалось из-за блёклых туч. Лёгкий ветерок тормошил растущие в палисаднике кудрявые ирисы. Со двора доносилось кудахтанье кур и мычанье скучающих телят. Я распахнула окно настежь — пусть залетает лето. И оно влетело, едва не сбив меня с ног своим пряным ароматом цветущего сада с примесью запаха навоза и степного ветра. Кто бы мог подумать — я переехала жить в село. Вышла замуж за фермера, погрузилась в пугающую деревенскую жизнь. Любовь внезапно поменяла мои планы, как погода. Я уже не мыслила себя без Аюки, большого, сильного, похожего на медведя, но при этом нежного и заботливого. Судьба, вот что со мной случилось вопреки всему. Ещё год назад я жила в городе, работала в офисе и даже представить не могла подобное будущее.

Шаги за спиной заставили меня вздрогнуть. Дарсен вынул наушник из уха, потёр широкий в конопушках нос и сказал:
— У меня деньги на телефоне закончились.
— Сейчас закину. Есть будешь? Плов? Суп?
— Не, — на его лице появилось озадаченное выражение.
Я всегда испытывала неловкость в присутствии Дарсена. Ему недавно исполнилось пятнадцать. Он был молчаливым, скрытным подростком. Редко ко мне обращался, никогда не звал по имени. В день знакомства я попросила называть меня просто «Гиляна». Тогда он кивнул, не проронив ни слова. Я не знала, о чём он думает, иногда казалось, ненавидит меня за то, что забрала у него отца, влезла в их тихую размеренную жизнь, порой считала, что ему всё равно — он словно равнодушен не только ко мне, но и к отцу и ко всем окружающим. Теперь с отъездом Аюки я остро ощутила смятение, неуверенность, а самое главное — страх перед этим странным, порождающим тишину мальчиком.

Сначала я думала, Дарсен не воспринимает меня всерьёз из-за возраста. Мне было двадцать восемь. Аюка старше меня на десять лет. О разнице в возрасте мы говорили лишь однажды, когда познакомились. Он сказал, я похожа на хрупкую Дюймовочку, которую хочется защищать, а я сравнила его с большим уютным, умудрённым опытом медведем.

Жизнь домохозяйки была непривычной для меня. К тому же я не занималась только домом, проводила много времени во дворе. Каждый мой день начинался засветло, едва забрезжит рассвет. Я выходила в прохладу раннего утра подоить коров и выпроводить их в проходившее мимо стадо, направлявшееся на отдалённый выгон. Аюка научил меня доить корову. Я кормила кур, свиней, чистила совковой лопатой деревянный пол в свинарнике, убирала двор, где под навесом ночью спали коровы. Однообразная чужая работа не приносила радости, но постепенно я привыкла, полюбила животных, влилась в спокойную сельскую жизнь.

У Дарсена начались экзамены. Он почти не выходил из комнаты, не выпускал из рук телефон и не говорил мне ни слова. В нашем доме тишину разбивал лишь звук телевизора или внезапный звонок Аюки. Начало лета было необычайно жарким. Много дней дул суховей. Я сидела лицом к лицу с вентилятором и ждала мастера по ремонту кондиционеров. Дарсен, словно призрак, тихо прошёл мимо меня, ковёр глушил его шаги.

— У тебя завтра экзамен? Ты подготовился? Папа звонил, спрашивал.
— Я с ним говорил, — не глядя на меня, Дарсен запустил пальцы в конфетницу.
— Ты уже всё выучил?
Он ответил презрительным взглядом и покинул кухню.
— Дарсен?— испытывая смутное чувство неудовлетворённости, я пошла за ним. — Тебе сложно ответить? Мы живём в одном доме. Почему ты меня игнорируешь?
Дарсен уселся за компьютерный стол и застучал пальцами по клавиатуре. Я стояла на пороге комнаты в ожидании ответа. Клацанье клавиш раздражало. Хотелось высказать всё, что думаю, сердце усиленно забилось от негодования. Мне стоило больших усилий развернуться и уйти ради Аюки, ради сохранения семьи.

Я вышла на крыльцо и, закрыв за собой дверь, привалилась к столбу. Пустые, бестолковые мысли летали по кругу. Пальцы сами набрали в телефоне номер Аюки и, услышав родной голос, я выдала всё, о чём переживала.
— Успокойся. У него переходный возраст. К тому же экзамены. Сдаст их и всё пройдёт. Может, по матери скучает. Ты это... На выходных отвези его в Элисту. Пусть с матерью встретится. Они давно не виделись.

Разговор с мужем не принёс облегчения. В груди защемило от отчаяния и злости на саму себя, на Аюку, на Дарсена. Острое желание бросить всё, убежать навалилось внезапно. Я открыла калитку и побрела вдоль улицы. Со степи дул горячий ветер, он кружился между домами в ленивых вихрях. Я остановилась у крайнего особняка, дрожащие на горизонте миражи презрительно моргали. Так же как и Дарсен. Я почувствовала себя ничтожной, никому не нужной. Обида на Аюку всколыхнулась горячей волной. От пыли, летевшей под резкими порывами ветра, глаза слезились и болели.

За спиной раздалось дребезжание старых жигулей. Я смахнула волосы, прилипшие от пота ко лбу, растёрла по щекам слёзы — пора возвращаться домой.
У ворот стояла незнакомая припаркованная машина. Я поспешила внутрь. Наголо бритый парнишка возвышался на стуле у стены и осматривал нутро не желавшей холодить воздух техники. Дарсен, увидев меня, мгновенно вышел из зала.
— С него капает вода, когда включаешь, — я остановилась на пороге, кивнула, вспомнив, что не поздоровалась.
— Да, я понял. Его, конечно, можно отремонтировать, но вы замучаетесь это делать. Сплитуха старая. Мой совет — купите новую, — парнишка закрыл пожелтевшую от времени крышку и спрыгнул со стула.

Сообщение о необходимости покупки новой сплит-системы сразу же улетело к Аюке. Он ответил, что на выходных в Элисте следует купить всё что нужно, в том числе и сплит-систему.

С началом семейной жизни готовка еды стала приносить удовольствие. Но в отсутствие мужа этот процесс стал механическим, рутинным. Аромат пищи порой вызывал тошноту, отторжение. Я уловила ноздрями острый мясной запах и сняла с плиты сковородку с бараниной.
— Дарсен? Иди ужинать. Мясо с картошкой будешь?
Тишина стала привычным ответом на мои вопросы. Я подошла к двери в комнату Дарсена и тихо постучалась. Слегка прикрытая дверь отворилась. Экран ноутбука горел яркими цветами динамичной игры. Дарсен, заметив меня, почесал переносицу, чуть приоткрыл рот, но так и не издал звука, погрузился в мир виртуальной реальности.

— Будешь есть?
Звуки игры, выстрелы, крики пусть и негромкие давили, заставляли съёживаться, напоминая о моей малозначительности, ненужности.
— Дарсен?
— Чего тебе? Дарсен-Дарсен. Заколебала уже. Отцепись. Чего пристала?
— Как ты со мной разговариваешь?
— Разговариваю как хочу. Ты мне не мать.
Резкая боль, словно от удара ножом, сковала грудь. Не ожидала от него подобной реакции.
— Да, я тебе не мать. Но имей уважение. Я жена твоего отца, — переведя дыхание, как можно спокойней ответила я.
— Окей. Это всё?
— Да. И на выходных мы поедем в Элисту. Там ты и увидишь свою мать.

Дарсен невидящим взглядом уставился в стену, покусывал колпачок шариковой ручки, усиленно делая вид, что ему всё безразлично.
Вечер выдался напряжённым. Я долго не могла поднять себя, чтобы выйти во двор и заняться делами по хозяйству. Когда небо уже горело закатными бронзовыми лучами, я добралась к коровьей тропе. Стадо всегда возвращалось с выгона одной и той же дорогой. Дойка удовольствия не приносила, коровы это чувствовали, так и норовили ударить хвостом. Свежее горячее молоко, пахнущее выменем и степной травой, вызывало тошноту. Я подпустила телят к матери и совершенно подавленная вышла за двор. На противоположной стороне, мигая сигаретными искрами, курили соседские мужики. По улице начали расцветать уютные жёлтые огоньки домов. Мой дом уже не казался уютным и счастливым, в который хочется возвращаться. Нудно гудящий над ухом комар всё-таки вынудил меня зайти в душное нутро особняка.

В субботу, оставив хозяйство на двоюродную сестру Аюки, что жила неподалёку, я выехала с Дарсеном в город. Всю дорогу он старательно отводил взгляд. Изредка я смотрела на него в окно заднего вида и пыталась понять, что скрывается за его странным поведением. Дарсен надувал пузыри из жвачки и пялился в окно. В знойный день без ветра над степью дрожали волны горячего воздуха. Это было заметно даже в лобовое стекло.

Уставшая от жары Элиста встретила нас хмуро и насуплено. Небо резко стянули плотные тучи. Ветер, пригнавший их, поспешил скрыться, отчего душный воздух стал неподвижен, застыл, повис липким паром. Дорога центральной улицы Ленина буквально прошила насквозь весь город. Мы проехали её почти от начала и до конца, чтобы добраться до нашей квартиры. Аюка купил её ещё до брака и, предполагалось, что она перейдёт в собственность к сыну, когда тот станет студентом. А пока мы останавливались в квартире, приезжая в Элисту по делам.

Двери лифта шумно разъехались. На площадке лицом к нам стояла высокая светловолосая женщина с густо накрашенными в красный цвет губами.
— Наконец-то. Я уже заколебалась ждать, — женщина брезгливо оглядела меня с ног до головы. — Как ты, сынок?
— Нормально.
— Вы Альвина? — проворачивая ключ в замке, спросила я.
Она провела руками по волосам, отвернулась к сыну и ничего не ответила.
«Теперь понятно в кого сын»,— заключила я про себя.

В комнатах стоял удушливый стоячий воздух. Но и с открытием окон ничего не изменилось, казалось, на улице влажности больше.
— Так, наверное, сразу поедем ко мне, да, сынок? — услышала я за спиной голос бывшей жены мужа.
— Когда вы его привезёте? — я развернулась и подошла вплотную к Альвине, чтобы наверняка получить ответ.
— Завтра... Вечером, — она заправила чёлку за ухо. На красивом лице уже были заметны следы увядания, а на голове предательски пробивались чёрные корни волос.
Дарсен вышел из ванны, с лица стекали капли воды.
— Ну и вид, — Альвина потрепала его по макушке, как собачку, и направилась к выходу.

Оставаться в полупустой квартире не хотелось. Я прыгнула в машину и поехала к маме. После моего замужества она осталась одна. Отец умер ещё, когда я училась в университете. Мама работала в библиотеке и занималась внуками, детьми моего старшего брата. По пути я заехала в «Белый лотос» купить продукты. Капли дождя падали и мягко разбивались об асфальт. Когда я выходила из супермаркета с тёмного, в чёрных разводах неба хлынул, придавив духоту и остатки зноя, ливень. Я стояла и смотрела, как бегут, прикрываясь сумками и просто руками люди, а за спиной с мягким гулом разъезжались двери, впуская и выпуская посетителей.

Мама на удивление оказалась дома одна. Сидела за вязанием, изредка поглядывая в телевизор. Мы проболтали полдня, большая часть времени ушла на рассказы о том, какие смышлёные и забавные дети родились у брата. Я радовалась за маму — быть бабушкой ей очень шло и приносило счастье. Когда речь зашла о моей семейной жизни, я напряглась. Пришлось поделиться своими сомнениями и переживаниями.
— Я понимаю, что это тяжело, но ты должна улыбаться и демонстрировать почтение и уважение к родне мужа. Даже если тебе не хочется. Превозмоги себя. Ради семьи, — требовательно настаивала мама.

— Уважать сына, который не уважает меня? Я...
— Тебе придётся, — оборвала меня на полуслове мама.
Я стояла у окна, втягивала ноздрями свежий чистый воздух. От резких порывов ветра надувался зелёный тент летнего кафе у соседнего дома. Мама уже комментировала сериал, накидывая на спицу очередную петлю. Потом неожиданно вспомнила о чём-то, позвала меня и сообщила, что завтра будет ранний подъём — мы отправимся к одному чудесному человеку.
Город горел тысячами окон. Ночная Элиста жила своей жизнью тихой, загадочной и далёкой от моей.
Мы проснулись рано. Машина плавно катилась по мокрым дорогам, степная столица ещё спала. Улица, по которой ехали, вскоре потеряла своё асфальтовое покрытие, и мама обречённо сказала:
— Южная, никому не нужная. Слава богу, ещё немного осталось. Вот тот дом за поворотом.

За зелёными воротами из профнастила рычала, почти срывалась на лай собака. Старик с обвислыми седыми усами открыл калитку, пригласил в дом. Хозяин оставил нас в комнате, сам исчез за дверной занавеской. Тусклая, оранжевая, заляпанная грязными руками она не вписывалась в аскетичный интерьер комнаты. Мы сидели на табуретках, перед нами стоял стул с мягкой спинкой и сидушкой в виде подушки. На маленьком столе в углу горела лампадка, лежали молитвы и монетки у рамок с фотографиями божеств. Вскоре вернулся старик, уселся на стул и, внимательно осмотрев нас, спросил, зачем мы пришли. Но, не дожидаясь ответа, попросил маму посидеть в коридоре. Сам начал крутить чётки, обмотанные вокруг правой руки, шептать молитву, плавно покачиваясь вперёд назад. При этом смотрел на меня, будто считывал некую информацию. Вокруг его подслеповатых глаз собрались доброжелательные морщинки, отчего моя неловкость исчезла.

Густой, приторно-сладкий запах благовоний мешал дышать. Я подавила спазм в груди и, пытаясь отвлечься, стала молиться как могла — простыми словами ради благополучия всех живых. Почему всех я не знала. Никому не надо делать зла, иначе Бог не даст тебе счастья, считала я с детства.

Наконец старик замолчал, погладил ладонью плешь и не торопясь заговорил:
— Терпение. Вот что тебе нужно. У тебя всё будет, всё, о чём мечтаешь. Надо подождать. Не гони лошадей.
Я неуверенно кивнула.
— На, вот, — старик протянул маленькую, размером в спичечный коробок бумажку с молитвой. — Держи при себе.
Вечером, купив сплит-систему, я попрощалась с мамой и вышла во двор. Хмурое небо над головой находило своё отражение в лужах и окнах домов. С неохотой я завела мотор и, обрызгав кошек, сидящих у бордюра, вынырнула за поворот. Чем ближе подъезжала к дому, где меня ждал Дарсен, тем туже затягивался узел страха в животе. Я наконец признала, что боюсь. От отношений с Дарсеном во многом зависела моя семейная жизнь.

Дни текли вяло и напряжённо. Столбик термометра неуклонно полз вверх. Между мной и Дарсеном по-прежнему стояла  невидимая глухая стена. Аюка приезжал ненадолго, словно проездом, узнать, как поживают родственники в соседнем селе. Оправдывался, что отец остался на точке один, помощник уехал в Ставрополь, но скоро обещал вернуться. Уже на крыльце, прощаясь, я обнимала мужа, крепко прижимаясь всем телом. Он колол меня небритыми щеками, просил не скучать. От его шумного дыхания с ароматом мятных конфет я становилась счастливой хотя бы ненадолго. Это ощущение мгновенно испарялось, как только машина мужа исчезала за поворотом.

Каникулы, начавшиеся после экзаменов, почти не изменили размеренную и затворническую жизнь Дарсена. Изредка он выходил с друзьями погулять, большую часть дня сидел перед ноутбуком или склонившись над телефоном. Мы почти не говорили, общение сводилось к приглашению на завтрак, обед или ужин, тогда я оставляла тарелку с едой на столе, сама уходила в спальню. Его это устраивало.
«Терпение», — твердила себе, как молитву.

Я хлопотала на кухне, получив сообщение от Аюки о скором приезде. Тревожный сигнал телефона о низком заряде батареи вынудил меня пойти в комнату за зарядкой. Верхний ящик комода был частично выдвинут, из щели торчали листы документов. Я отчётливо помнила, что не открывала его уже несколько дней. Содержимое ящика казалось не тронутым, но тревожные сомнения захватили все мысли. Я принялась расхаживать по спальне, судорожно пытаясь сообразить, кто и зачем рылся в моих вещах.

— Ты что-то искал в моей спальне? — я остановилась на пороге комнаты Дарсена и смерила его нетерпеливым взглядом.
Он отрицательно помотал головой и уткнулся в экран телефона.
— Точно? Тогда кто открыл комод?
— Как ты меня достала. Зарядку я искал. Моя барахлит, — не глядя на меня, процедил сквозь зубы Дарсен.
— А нельзя было сразу ответить? Или тебе нравится меня злить?
Дарсен прошёл мимо меня, на миг остановился в коридоре, открыл рот, чтобы что-то сказать, но показал мне средний палец и выбежал прочь.
— Стой! Ты куда?

Я выскочила следом, заметила, как фигура Дарсена проскальзывает в сарай. Дверь оказалась закрытой. Мальчишка заперся изнутри.
— Слушай, я тебя ни в чём не обвиняла, — я села на землю, облокотившись о деревянные стены. — Заметила открытый ящик. Вот и спросила.
Дарсен упорно хранил молчание. Я вспомнила о кипящем мясе на плите и поспешила в дом. Бьющаяся о стекло чёрная муха действовала на нервы. Мыслей о том, как выманить Дарсена из сарая не возникало. Вернувшийся Аюка застал меня сидящей за столом и массирующей пальцами виски. Пульсирующая боль, словно тисками, сжимала голову. Я поднялась и уткнулась в грудь мужу.
— Дарсен закрылся в сарае. Уже час там сидит.
— Что случилось? — Аюка резко отстранился, требуя ответа.
— Я... Он, кажется, обиделся на меня.
Аюка быстрыми шагами прошёл на задний двор, толкнул дверь в сарай.
— Сынок? Ты там? Открой, пожалуйста.

Я стояла поодаль, боялась приблизиться, сердце выскакивало из-под рёбер при мыслях о том, что мог выкинуть этот мальчишка. Аюка ударил дверь ногой. Старые петли протестующие завизжали, но дверь устояла. После следующего удара замок поддался. Аюка влетел внутрь. Между пыльными мешками с дроблёным зерном и комбикормом, прямо на полу, усыпанному соломой, сидел Дарсен.
— Сынок, — Аюка опустился рядом с сыном, похлопал по плечу, — я уж подумал  ты... Не пугай нас так больше, ладно? Идём в дом. Вон, смотри, Гиляна переживает.
Дарсен молча встал и, не поднимая глаз, прошёл мимо меня. Я рассказала мужу о том, что случилось. Он обнял меня своими большими медвежьими руками и, как обычно, поцеловал в лоб.

— Всё наладится, не переживай. У него сложный характер. Мне самому непросто  с ним.
Весь вечер муж рассказывал о сыне, о разводе с бывшей женой и желании мальчика жить с папой. Он с детства был замкнутым, и развод усилил его отрешённость от внешнего мира. Аюка сожалел о том, что не так близок с сыном, как хотелось бы, винил себя, свой образ жизни.
Утром, проводя мужа, я почувствовала слабость и тошноту. Есть не хотелось, клонило в сон. Полдня провалялась в постели, вечером заставила себя подняться, чтобы загнать и подоить корову. По телу пробежала волна неприятной холодной дрожи. Я видела, как Дарсен выходит из кухни. Его лицо расплывалось, терялось в мутных чёрно-белых разводах... Темнота…

— Гиляна! Гиляна, — слова доносились будто из-под воды. — Очнись. Что с тобой?
— Что? Что случилось? — заплетающимся языком спросила я.
— Я шёл. Ты упала. Так быстро. Я ничего не понял. Тебе плохо? У тебя что-то болит? Я позвонил отцу. Он уже едет,— безудержно тараторил Дарсен, как никогда прежде.
Он помог мне подняться, отвёл в спальню, уложил на кровать, накрыл пледом. Вид у Дарсена бы растерянный. Волосы торчали в стороны, над верхней губой блестела испарина. Он принёс воды, время от времени заглядывал в комнату, проверяя в сознании ли я. Голова уже не кружилась. Тошнота отступила и, почувствовав голод, я босыми ногами прошлёпала на кухню.
— Тебе лучше? Точно? — Дарсен выдвинул стул, сел рядом.

Мы пили чай с вареньем, я слушала, как устроены миры в виртуальных играх и поймала себя на том, что не испытываю напряжения. Общаться с Дарсеном стало легко. Аюка, увидевший наши искренние улыбки, подошёл и обнял сразу обоих.
— Мальчики, кажется, я беременна.
Аюка раскрыл рот, а Дарсен расцвел в улыбке, затем смутился и покраснел. Я ощутила спокойствие и  тепло в груди, видимо, дождалась своего счастья.