Борьба за освобождение человечества за свой счет

 - Нет, -  сказал начальник отдела – Я такие вопросы не решаю. Ты видишь, какая у нас обстановка. Иди к директору. Отпустит, тогда я не буду возражать.

И пришлось Виталику топать в приемную, записываться на прием по личным вопросам. Директор прочитал положенный перед ним на стол листок и, нахмурившись, спросил

- А в чем дело? Ты видишь какая у нас обстановка? Сдача проекта на носу.

- У нас всегда что-нибудь на носу.  Но, согласитесь, если мне жить негде, какая от меня отдача как от работника?

 - То есть, как негде? – нахмурился директор. Вопрос риторический. Предприятие с жильем никак не  помогало. По крайней мере таким работникам как Виталик.

-  Нас с женой резко попросили. С квартиры. Мы снимали. Пришлось съехать.  Свезли пока все вещи к ее предкам. Жена пока живет у них. А я живу у знакомых. Ее предки меня на дух не переносят.  Нашептывают ей, что мне так мало платят, что нечего за меня было выходить.

- Мало платят? – нахмурился директор, - Тут уж я ничем не помогу. Я денег не печатаю.

- А я и не прошу денег, - сказал Виталик, -   Мне отгулы нужны. За свой счет. Я уже другое жилье нашел.  В частном секторе. Но там сдали практически сарай. Полы сгнили. Рамы сгнили. Дверь не закрывается. Так жить невозможно. Нужно привести в порядок. Я уже несколько выходных там отпахал.  Полы перестелил, окна вставил.

- О гляди, рукастый, - директор, обычно не удостаивавший Виталика взглядом, перевел взгляд с заявления на самого просителя.

 - Но, если я только по выходным буду работать, это на пару месяцев. А родители жены, пока она у них живет, ее обрабатывают против меня.  и чем больше она у них будет жить, тем больше обработают. Говорят, чтоб я один должен ремонт делать. Чтобы она мне не помогала.

-  А она тебе помогает?

- Чем может. Но какая от музыканта помощь?  Ей пальцы нужно беречь

- Пусть сыграет марш энтузиастов, пока ты работаешь. Дух поднимает.

- На пианино? Она может разве что мне инструмент подать. Вот поэтому мне нужны отгулы.  За свой счет, естественно.

- Это понятно, что за свой счет, -  сказал директор, - Короче, нету тебе от жены помощи.  Правильно говорят с больными руками нечего замуж выходить, - директор улыбнулся, - в наше время женщина все могла.  От баб никакого толку кроме одного, - директор с лукавой усмешкой посмотрел на Виталика, -  Ну, ты меня понимаешь. Какая от женщины помощь важнее всего?  - и увидев взгляд Виталика, делающего вид, что не понимает, разъяснил, - Ну, для вдохновения, для подъема духа, чтобы кровь заиграла. Ты ведь женатый человек. Не на пианино пиликать, а это самое.  Ты понимаешь. В новой квартире в первую очередь нужно таким образом отметиться. Тогда и ремонт заспорится.

  - Да куда там?  В комнате грязюка. Вода во дворе. Туалет во дворе. Внутри пока только две грязных табуретки, стол и козлы.

- Ну козлы-то есть, - усмехнулся директор, - Козлы есть.  Козлы - милое дело.  А вам что сеновал подавай?

Но Виталик солдафонского директорского юмора не оценил. Хотя подумал, что директор знает, о чем говорит.  Как-то года два назад пошел слух, что застукали директора с Анной Михайловной прямо в парткоме.  Было это в последний рабочий день апреля.  Короткий рабочий день перед Первомаем.  Это когда ближе к обеду в едином праздничном порыве столы сдвигаются, настилаются порченные ватманские листы. Место преступления огораживается кульманами.  Выставляется на стол провизия. И производственные отношения задвигаются под сукно, а точнее под ватманские листы. И по кабинетам запорхал бог веселья. А то глядишь и Эрот.
 
  Но отсидев   за оливье и, закончив тортом, все вспомнили про семьи и ринулись по домам.   Спустя час после конца работы сторож, как положено, заковылял по коридорам проверять, все ли кабинеты закрыты. Дернул дверь парткома и на тебе. Напоролся.  Картина Репина «Приплыли». Сторож дурак, не подумал, что в такую важную дверь, как дверь парткома нужно предварительно стучать. А вдруг там идет собрание ячейки, обсуждение текущего момента.  В парткоме действительно проходило собрание ячейки. ячейка состояла из двух коммунистов: Анны Михайловны и директора.
 
Все бы было понятно. Анна Михайловна женщина видная. Вся из себя. Даже прозвище ей дали – Миледи.  Изюминка состояла в том, что прелюбодеяние произошло в святая святых. Можно сказать, в алтаре.  Миледи прогнулась, опершись о полку с классиками марксизма, а директор прихватил ее сзади.  Как-то эти коммунисты беспечно подошли к серьезному процессу, дверь не закрыли на ключ.  Кабинет заполняла мелодия праздничного марша из радиоточки.  И под эту музыку, коммунисты так углубились, что не сразу поняли, что открылась дверь.
 
Их можно было понять.  Парторг – не рядовой коммунист, а тем более, не беспартийный. В государственный праздник социалистической державы парторгу сам бог велит расслабиться. Настроение приподнятое. Беспартийный сторож, застыл, охренев от увиденного. Окно по случаю теплой погоды было открыто. И когда потянуло свежим ветерком, директор оглянулся.

Но сторож успел дверь закрыть и быстро спустился к себе на проходную.   Сомнения теснили душу. Директора он уважал. На то тот и директор. И Анну Михайловну он уважал.  И всякий раз, когда она утром брала ключ от парткома, а вечером сдавала, сторож отмечал про себя, что этой бабенке он бы отдался.  А оказалось, что ей отдавался директор.  Ну что же ему по статусу.   Что положено Юпитеру, не положено быку. Директор - он на то и руководство.  И тем более с Анной Михайловной.

И пока он размышлял, что положено ему, Анна Михайловна подошла и молча с высоко поднятой головой положила на стойку ключ от своего кабинета. Как ни в чем не бывало.  Словно сторож не ее видел десять минут назад. И сторож уже усомнился в том, что он видел. А вдруг ему померещилось? Сколько раз он говорил себе – с бутылкой только когда все разойдутся. 

Так ведь не дождешься, - думал пристыженный произошедшим сторож, - когда они все разойдутся. Никакой у них производственной дисциплины.  Вечно у них переработки.   
А минут через пять спустился и директор.  У проходной он задержался, и предупредил сторожа, что надеется на конфиденциальность.  Но сторож был человеком простым и таких мудреных слов, вероятно, не знал. Может быть, Люська, секретарша директора такие слова знала. И Анна Михайловна.

    И не совсем поняв, что такое конфиденциальность, сторож в конце концов проболтался. А это приравнивается к разглашению гостайны.  Его просто выгнали. за пьянку на рабочем месте.  Но нездоровый слух уже пошел.  Слух о блуде.  И поблуждав по кабинетам, осел тончайшей почти невидимой пылью. Почти прозрачного налета позолоты. Однако такую деликатную субстанцию способно поднять в воздух малейшее дуновение.

 И вот Виталику показалось, что сейчас, когда он сидит перед директором в надежде на отгулы, а директор говорит о козлах, эта тонкая пыль снова закружила заискрилась в воздухе. Испуганный Виталик сосредоточился на том, ради чего пришел.

- Так вы подпишете? Хотя бы на три дня, - спросил он робко.

- Подпишу, ладно, что с вами сделаешь, ради сохранения семьи, - директор вздохнул и потянулся за ручкой, - Но только попомни мое слово: на новой квартире первое дело - это прописка, как я тебя учил. Ну, ты понимаешь.

- Да разве об этом нужно думать? – сделав каменное лицо, произнес Виталик.

 Рука с ручкой замерла. Директор уже так притерся к своему месту, что не допускал мысли, чтобы его слово ставили под сомнение. Даже его шутки.

- А о чем же нужно думать?  - спросил он с такой угрозой, что Виталик испугался за свое заявление.

- О борьбе за освобождение человечества, - отчеканил Виталик.

 - Эк куда хватил. Какого человечества?

-  Всего прогрессивного.
 
- Вот как?   Нас носила молодость в сабельный поход?  Эта повестка уже сошла. Отцвели уж давно хризантемы в саду.  -  директор снова печально вздохнул и прищурил глаза, словно вспоминал что-то приятное.  Скорее всего, подумал Виталик, директор припомнил золотое времечко, когда Анна Михайловна была парторгом и занимала кабинет неподалеку от директорского, -  Теперь каждый сам за себя, - закончил директор и снова пробежал глазами заявление.
Виталик решил, если он сейчас подыграет директору, попадет в тон, то тот подпишет.

- Почему эта повестка сошла? – серьезно произнес Виталик, -   Борьба в той или иной форме все равно остается.   

- Разве? Ты, что партийный? Что-то не припомню.

-  Не дорос, был комсомольцем, - скромно произнес Виталик.

Директор снова вздохнул, но с улыбкой. И Виталик подумал, что слова про прогрессивное человечество он вставил удачно.  Возможно, запела в директорской душе нежная струна. Ведь вовсе не так давно Анна Михайловна ходила в освобожденных парторгах.  Весь фокус состоял в том, что предприятию освобожденный парторг был не положен. Но директор протолкнул ее в парторги, освободил от обязанностей инженера-конструктора первой категории, и Анна Михайловна перешла в другую категорию. Прямиком от кульмана перекочевала в отдельный кабинет, на двери которого красовалась табличка «Партком».

Всего два раза Виталику случилось побывать в этом кабинете, узком как купе, где вдоль одной стены стояла полка от пола до потолка с томами классиков марксизма.  Первый раз он пришел в партком по серьезному делу, касавшегося его семьи.  Он недавно женился. И надо же, какая удача, они с женой получили приглашение от родни, от двоюродной сестры жены, которая вышла замуж за немца и жила в ГДР. Молодые супруги засобирались. Почему не съездить в качестве свадебного путешествия. Отчим жены заворчал, называя их предателями. Говорил, что  он с немцами воевал. Дважды ранен. А нынешняя молодежь готова родину продать за западные цацки. Тесть грозил, что он капнет на них обоих. Напишет  по месту работы анонимки. И получат они дырку от бублика.   Без согласования парторганизации не уедешь.  Так что в тот раз за Виталик   заходил в партком не без душевного трепета. А вдруг тесть капнул.

Тогда в парткоме было очередное собрание. Собранием не назовешь.  Анна Михайловна, директор, и Иван Петрович Кучеренко. Старый идиот типа тестя.  Кучеренко попытался закидать Виталика коварными вопросами. Спрашивал, знает ли Виталик кто такой Аденауэр и чем он вредил Советскому Союзу.  Но   Анна Михайловна осадила Кучеренко и стала   задавать вопросы сама. Вопросы детские.  Кто в ГДР первый секретарь и как называется столица страны, и в каком парке статуя с русским солдатом, держащим на руках немецкую девочку.
 
 Этот поход в партком, от которого зависела их поездка, был для Виталика полон опасностей, как поход в тыл врага. Но второй его визит, несколько лет спустя, оказался не менее запоминающимся. Это случилось после того, как произошли переломные события в стране.  И рядовые коммунисты повалили из партии. Руководство решило, что нецелесообразно занимать отдельное помещение под идеологические нужды.  И тогда Виталика и Колю Казакова, двух молодых мужиков, отрядили на переноску всех ста томов партийных книжек в подвал. До окончательного выяснения вопроса с идеологией. Как все в стране повернется.   Книжкам был путь в подвал. А Анна Михайловна, как в годы своей молодости, снова повернулась лицом к кульману. И с восьми до пяти на ее зеленые глаза, полные губы и выдающуюся грудь смотрел ватман.
 

- Комсомольцем? -  слова директора вернули Виталика к действительности.   Он крутил пальцами ручку, задумчиво уставившись на листок с заявлением, - Вот тебе бабушка и комсомол. Вот тебе, дедушка Ленин, и борьба за освобождение человечества. Это вот из-за таких, как этот пошляк… твой друг.

- Какой друг?  У меня нет таких друзей, - испуганно произнес Виталик. Он знал на что намекает директор.  Не забыл тот случай, когда он, Виталик с Казаковым выносили из парткома книги. Но то, что Виталику случилось с Казаковым выносить в подвал партийную литературу, не означало, что казаков был ему другом

Тогда Виталик и посетил партком второй раз. Казаков, зайдя в кабинет, ехидно заметил, что все это напоминает рейхсканцелярию в начале мая сорок пятого. А судьба   книг напоминает судьбу Анны Михайловны. Книги из типографии сразу пристроились на теплое место, на полку парткома. Тут не износятся. Обложка не сотрется от частого употребления. Это тебе не Джек Лондон.

-   Покайфовали в парткоме, - сказал Казаков, обращаясь к томам классиков марксизма, грустно смотрящих с полок, - Рука человека вас не касалась. А теперь в подвал.  Какие тут временные? Слазь, кончилось ваше время.

Они стали снимать книги с полок на пол и связывать в стопки. От пыли Виталик зачихал.

- Ты гляди, - сказал Казаков, - А у нее тут не только Ленин.

 Во втором ряду, спрятанные за красными томами Ленина, стояли Дюма, Бредбери, Вальтер Скотт,

 - Голсуорси, - пропел Казаков, - Де-фи-цит. Нам так не жить.
 
Может быть, это ее личные книги, -  сказал Виталик, - Нужно ее спросить.

- Понятное дело, что это ее личные.  Дело в другом. у тебя дома Голсуорси стоит?

- У меня нет дома, - сказал Виталик.

 - А тут мы видим противоположную картину. Мы видим, как вся жизнь, отдана коллективу.  Как кабинет парткома стал вторым домом. Тут сидит и книги читает. А что ей еще делать? Ленин прикроет. По хрену, что дома муж и дети.  В рабочее время Дюма, а вне работы -  директор.

- Ну эти то книги в подвал тащить не стоит, -  сказал Виталик, - Отложим в сторону и спросим Анну Михайловну.

 - Чего тут спрашивать?  - ответил Казаков, пролистывая том Дюма, - Все вокруг народное, все вокруг мое. Экспроприаторов экспроприируют. О, гляди!


Из книги выпал листок. Листок оказался любовной запиской, обращенной к Анне Михайловне.  Странное послание о блаженстве встреч, в духе трубадуров.  Подписано было «твой Кеша».

-  Интересно, кто у нас Кеша? – задумался Казаков, - Да брось ты чихать, лучше прикинь, кто из нас Кеша? Видишь, он ее зовет: моя Миледи. А это значит, знает какая у нее тут кликуха. То есть, наш кадр. А кто у нас Кеша? 

- Не знаю, твое какое дело, - сказал Виталик.

- И все же интересно.

Вошла Анна Михайловна.

- Мальчики, - попросила она, - Вы художественные книги отдельно отложите. Это мои личные. 

- Нам так не жить, - сказал Казаков, - А вы замолвите за нас словечко директору, что Виталику нужно доплатить за вредность. Видите, весь в соплях. У него аллергия на коммунистическую литературу.

- А на какую литературу у него нет аллергии? – спросила Анна Михайловна.
 
- На любовно-коммунистическую, - улыбнулся Казаков.

- На любовно-коммунистическую? – переспросила Анна Михайловна, - Это как?

- И коммунистическую и любовную одновременно. Ну, типа «А в комнатах наших сидят комиссары и девочек наших ведут в кабинет»

Анна Михайловна промолчала, но расценила экспромт Казакова как выпад и издевку и настучала директору. Несмотря на смену политической обстановки, доступ к директорскому сердцу у нее оставался.  Через пару дней Казакова и Виталика вызвали на ковер. Раз вызвали сразу вдвоем, а не каждого по отдельности, понятно, что на костре жечь не будут.

- Я ту записочку на всякий пожарный с собой прихватил, - предупредил Виталика Казаков, -  Если будет лютовать, я ему записку покажу. Пусть поломает голову, кто такой Кеша.

-  Это некрасиво, - покачал головой Виталик.

 Тогда директор их немного пропесочил, скорее для проформы.  Сказал, что женщин нужно уважать и ценить. Кулаком по столу не стучал. Уволить не грозил.  А идеологию уже не пришьешь. Плюрализм. Вскоре Казаков сам уволился. Жена обнаружила у себя еврейские корни. И двинули они в землю Обетованную.  А кто такой Кеша так и осталось тайной.


 Виталик помнил эти события. И сейчас он боялся, что директор тоже помнил.  И когда директор произнес «твой друг» Виталик понял, что это о Казакове. Директор даже уточнил.

- Твой дружок, который укатил на свою историческую родину. Да, проглядели мы.

  -  Я с ним вовсе не дружил.  Я был обычным комсомольцем.

- Он тоже был комсомольцем. До поры, до времени, – печально усмехнулся директор, - Все разбежались кто куда.

- Не все, -  сказал Виталик, -  Тесть у меня коммунист твердокаменный. 

- Ну и как он в нынешней атмосфере?

- Задыхается. Говорит, что с партбилетом его и похоронят.  Ходит мрачный, точно зверь по клетке.
 
  - Теперь много партий развелось. Партий много, а толку мало - сказал директор и поставил подпись на заявление Виталика, - Ладно, три дня на борьбу за освобождение всего прогрессивного человечества хватит? А жене скажи, что без особой прописки ближе к телу качественного ни качественного ремонта, ни борьбы за освобождение человечества не получится.


Рецензии