Небо ждёт 1

Смотрю на управляющего Гоза и сильно ему сочувствую. Помните, кто такой Гоз? Нет? Напоминаю: это управляющий Татага. Гоз - мужик в целом неплохой, но жадноват и хитёр не в меру. Если бы Татаг знал, сколько у него монет из прачечной не к нему, а в карман управляющему перетекает, то собственноручно прибил бы воришку. Но я уже сказал, что Гоз хитёр, потому и жив по сию пору и преданно служит хозяину, не забывая о себе.
Расторопный, услужливый управляющий сегодня весь в мыле. Мало того, что в основной прачечной два больших бака потекли, так ещё и друг хозяина - Зебор в гости прибыл. А это проблема такая, что до слипшихся крыльев. Никак бывший Советник не смирится с тем, что он бывший. Замордует теперь всех.
Зебор не на крыльях прилетел, а приехал в пролётке-передвижухе, потому что
растолстел на деревенских харчах до таких объёмов, что летать не может. Его собственные крылья поднимать отказываются. Можно понять белые крылья бывшего Советника, если учесть, что стопейсят кило сплошного пуза сегодня и пролётка еле выдержала, чуть не развалилась по дороге. Кони и те, как увидели "груз", так и взмокли заранее, но повезли, ибо поперёк кнута возницы не поскачешь.
Управляющий гостя у пролетки встретил. Ногу увидел, какая из-под штор высунулась ступень нащупывать, и физиономия у него до груди вытянулась. Нога ступеньку нащупала, а опереться не получается - задница с сиденьем не расстаётся, аж качает пролётку. У возницы от переживания за целостность имущества глаза стали больше, чем у лошадей, причём больше, чем у обоих взмыленных лошадок. Возница представил как колёса от повозки отламываются и за сердце схватился. Он только сейчас пожалел, что повёз "груз", ибо вначале рассудил так: пролёток много, а крылатых ещё больше.
Зебор голову высунул и быстренько привёл в чувство опешившего управляющего. Визгливый голос воздух проткнул, словно пика живот.
- Чего уставился, дурень? Руку!
- Прошу прощения, - подал руку Гоз, мысленно с ней попрощавшись. Однако, обошлось без членовредительства. Выполз Зебор, а как выполз, так сразу подзатыльник Гозу влепил, чтоб не расслаблялся. Хорошо, что тот успел глаза сузить, а то б вылетели.
- Добро пожаловать, - склонился Гоз, - хозяин у рабов, выбирает кого продать.
Глаза у Зебора маленькие, тёмные, похожие на две изюминки в разбухшем тесте. Оплыло лицо Советника. Толстые щёки уже не на студень похожи, а именно на дрожжевое тесто, и такие же пористые.
После озвученной новости ожили изюминки, недоумение в голосе жизнь взгляду придало. Окончательно Зебор проснулся, а то всю дорогу в пять часов продрых под скрип напрягшихся рессор пролётки.
- Раба продать хочет?
- Да. Хорошо бы двух, а лучше трёх.
- А чего так?
Вздохнул Гоз. Купят-не купят рабов - это уже вопрос. Поговаривают, что Ратуша готовит конкретные изменения в законе о незаконнорождённых. Никто не знает, какие они будут, вот и не рискуют приобретать рабов. Тут уже приобретённых не лишиться бы. А не продаст Татаг хоть одного раба, на что тогда баки покупать? Чуете? Гоз-то чует, что никакого левака ему тогда не светит, потому скорби в голосе, как жира у Зебора - много.
- Прачечная срочного ремонта требует, очень срочного и очень большого.
Снова вздохнул Гоз, ещё горше вздохнул и плетёное кресло от уличного стола подальше отодвинул.
- Присаживайтесь, за хозяином уже пошли.
У ротангового великолепия - шок, скрипучий шок, но тихий. Выдержала достойная мебель тушу гостя и молодец, а то отправят в костёр, не долго думая, и на эксклюзивность не посмотрят. Татаг не церемонится ни со стареющей мебелью, ни с престарелыми рабами.
Зебор отдыхивается, да по сторонам оглядывается. Всё ему тут знакомо, привычно, к расслаблению располагает, хотя и прибыл он по важному вопросу. Сходняк у заговорщиков, надо им срочно обсудить кое-какие детали.
Вечер на город накатывает, как тень на свет: меркнет свет, а тень светлеет. Так Смерть светлее становится, если яркую жизнь поглотила, а не тусклое прозябание. Кому это надо? Тем, кто следующий в очереди к Смерти - ему путь виден.
Бокал из чистейшего хрусталя звякнул тихонько, словно на жизнь пожаловался. Это у рабыни Тугри руки подрагивают. Татаг гостей всегда на широкую ногу встречает, а Зебора так на особенно широкую, потому Тугри хорошо знакома с сексуальными предпочтениями толстяка. Миниатюрная мулатка Тугри - любимица бывшего Советника, если можно так сказать. Но, думаю, вы понимаете, что так сказать - это ничего не сказать. После последнего визита толстяка Тугри два дня в себя приходила и даже Татаг приказал её не тревожить никакой работой, чтобы дать восстановиться.
Зебор на Тугри пока что не смотрит, он смотрит, как бордовое вино в бокал льётся, вздыхает тяжко. Цвет вина и мантии, которая положена всем Советникам Ратуши - один в один. Сильно Зебор скучает по креслу, что в Ратуше по сию пору пустует, потому как не нашёл пока что Золотокрылый Лат подходящую кандидатуру на весьма ответственное место.
А по бордовой мантии Зебор не скучает, он по ней тоскует до бессонных ночей. Хотя я сильно подозреваю, что не спится бывшему вершителю судеб из-за элементарного несварения. Жрать надо меньше!
Ах, ты ж... Вспомнил толстопузый о любви и ласках, за задницу Тугри - цоп!
- Привет-привет, Сизокрылая. Скучала по мне? Ну-ка, признавайся! Скучала?
И под юбку потной лапищей - шасть!
Вино из бокала на выбеленный ротанг стола выплеснулось, течёт по нему, на кровь похожее. У Тугри оленьи глаза опустели, словно из них тоже выплеснулось, только не вино, а жизнь, и голос, неожиданно глубокий для хрупкой девушки, тоже течёт, как кровь из раны.
- Да, я скучала.
Зебор рывком рабыню к себе притянул, облапал и за воротник блузки полез.
- Громче говори, не слышу!
Не успела Тугри ничего сказать, Татаг из-за угла вывернул нервный весь. Он двух рабов на продажу определил, но сильно не уверен, что кто-то купит одноглазого Го и немого Тина. Можно, конечно, и полноценных продать, но за бесценок, какой рабам ожидание щадящего закона обеспечило, продавать жалко. Монет на баки-чаны прилично требуется.
Летит Паук к столику, словно у него паутину от надёжной опоры оторвало и в путешествие в никуда вместе с ним кинуло. Подлетел к Зебору, обнял небрежно:
- Привет, брат.
Плюхнулся в кресло, вино пригубил, глаза прикрыл - смакует молча. Бокал в нервных пальцах бордовыми бликами играет. От винно-жёлтого топаза, что на налобном ремне Паука сияет, тоже блики разбегаются. Солнце в топаз заглянуло. Вечернее солнце, яркое. Разбудило Татагу взгляд. Приглушённый, он вдруг тоже засиял, как топаз. Это Паук вспомнил, что есть у него пока что козырь в тухлой позиции, есть.
И всё же Паук - парень симпатичный, несмотря на худобу и гиту. А сейчас, когда ему не до гиты, когда во взгляде целеустремлённость плещется, а кривые ноги длинная домашняя тога прикрывает, так и вообще - красавец. Тут одна вздыбленная грива чего стоит. Это ветерок залётный раскидал по плечам каштановую гриву волос, набросил её на крылья. Когда Татаг нервничает, то у него крылья ощетиниваются. А сейчас он сильно нервничает, бизнес у него горит, то есть вытекает из проржавевших баков прачечной. Последний бизнес, надёжный, если бы не худые баки. Хм... Чуть не сказал "ноги". Стоит, то есть сидит перед глазами у меня Паук. Много и мне он крови попортил. Ох, как много...
Зебору на настроение друга пока что плевать, он распалился не на шутку и тоже смакует:
- Сейчас посмотрю, как ты скучала. Сейчас-сейчас...
Татаг глаз приоткрыл, буркнул недовольно:
- Блузку ей не рви, покупать-то мне. Тащи в дом, коль приспичило, - и остановил заёрзавшего Зебора. - Не, погоди, поприсутствуешь. Вон он. Лёгок на помине.
Зебор отпустил рабыню, хлопнул бокал вина, рукавом рот вытер, прошлёпал толстыми губищами:
- Солидности не хватает?
И заржал, как конь. Не... Как два коня, какие пролётку везли.
Советник на побегушках не только на помине лёгок, но и в полёте. Худощав он, однако же, в меру и крылья у него мощные, да и характер... Но о характере чуть позже.