Параллели жизни

Глава1

1.


Уныло чередой скрипя колесами, оставляя густые клубни пыли, тянулись по накатанной степной дороге, вдоль мелких сопок, деревянные повозки. Солнце уже было в зените и надо было торопиться доехать до очередной остановки. Обычно остановки делали возле озер, чтобы можно было напоить коней, помыться и приготовить пищу. Растительность здесь скудная:  полынь, типчак, шиповник, таволга, карагач, камыш. Из зверей обитают: волк, лисицы,  сайгак, кабан, ондатра. Из птиц – утка, гусь и другие.









С лиц людей, которые сидят в повозках на своих скудных узлах, маленьких сундуках, исчезла радость. Накопившаяся, изо дня в день усталость сделала их безразлично угрюмыми. Они ехали на вольные земли, покинув впервые родные дома, родные края в надежде найти в Казахстанских степях обетованную землю. Их одежда, так же соответствовала настроению, была серая. На девчатах были надеты вышитые кофточки и длинные юбки. Мужчины были в широких шароварах, серых косоворотках, наверх которых были пыльные пиджаки. Повсюду слышалась смешенная русско-украинская речь. 






Дети, казалось, не знали усталости. Они бегали россыпью, собирая в охапку полевые цветы, догоняли убегающий горизонт. Им было нипочем палящее солнце и пыль, залезающая в глаза и скрипевшая на зубах. Они готовы были купаться в каждом проезжающем озере, восхищались сурками, которые чуть отбежав от повозок, смешно стояли вдоль дороги, на задних лапках опустив передние короткие лапки себе на грудь, провожая обоз. Их громкие голоса утихали вместе с закатом солнца.











Вот дорога огибает восточный отрог сопки Кубитей, подходит к долине реки Нуры. У одной повозки, которая шла в середине слетает переднее колесо, лошади испугано встают на задние ноги, переворачивая набок бричку. Сзади идущие лошади тоже встают на дыбы. Люди, успокоив лошадей, подошли к сломанной бричке и стали рассматривать, что можно сделать. Мальчишки побежали за колесом, которое котилось по береговой долине.  Вместе с парнями бежала девушка, когда колесо свалилось в речку, она звонко засмеялась, встала на коле-со и, не удержавшись на нем, плюхнулась в воду. Ребята, смеясь, ловко подхватили колесо и покатили его к повозкам. Девушка обидчиво стояла в воде.










Это шел 1921 год. Люди были с южных украинских губерний в основном Черниговской. Поэтому увидев указатель, «Село Черниговка» один из парней закричал:
– Черниговка, Черниговка!
– А шо хлопец! Ты прав! Сколько нам еще кататься по этой земле?! Хорош! Остаемся здесь! – сказал один выделяющийся с общей массы людей мужчина.
 Все молчали.
– А шо нам треба?! Я хочу сказати, гарний хлопець! Назва чадне Чернігівка, в пам'ять про Батьківщину!
– А шо залишаємося!– не очень дружно прозвучало со всех сторон.



2.







Поселок Черниговка в трех верстах от реки Нуры. На небольшой площади в добротно выстроенном деревянном доме находится волосное и сельское правление. Вдали с белыми стенами и блестящим куполом стоит церковь, на траве обмотанные тряпьем сидят нищенки, у ворот мужики, вокруг которых бегает с длинными запутанными волосами с порванными латками на штанах босой мальчишка. Он что–то поет, широко размахивает руками, часто молится. Далее школа саманная барачного типа без ограды. Тут же у торговых лавок расположились люди с самоварами, предлагая горячий чай, свежеиспеченные лепешки, кренделя.











В поселке есть водяная и ветреная мельницы, население составляет из малороссов (украинцев) занимающихся хлебопашеством и огородничеством. 233 дома, 420 хозяйственных построек, 120 колодцев. Крестьяне имеют: 2551 голову скота; 547 волов; 437 коров; 352 овцы; 138 свиней и остальное молодняк. Два раза в год  25 марта и 1 октября в селе проходят ярмарки.








Дома глинобитные, без крыш, дворов нет. Одна крестьянская усадьба, отделяется от другой небольшими бороздками. 











Черниговка является волосным центром почти со времен своего основания. Начиная с 16 августа 1912 года, ему как имеющему волосное правление, подчинялись села Киевское,  Богучарское, Морозовское, Ефремовское, Ивановское, Батуренское, Скобелевское, Ново–Одесское.








На обустройства переселенцам дали три дня, установили палатки. Жить в палатках с детьми, стариками было невозможно, они защищали только от солнца. Начали строить землянки. Местные жители приняли активное участие, среди них многие знали казахский язык, казахи так же могли говорить на ломанном русском языке, объясняться между собой можно было.











Для того чтобы приготовить пищу, мужчины копали яму, из дерна делали печку. Топили печь бурьяном и кизяком, который собирали женщины в степи.






 В одну землянку заселяли по две–три семьи, примерно 12–20 человек.










Евфросиния после стольких месяцев вздохнула свободно, им досталась комната в землянке, где было четыре топчана. Пусть одна, но уже своя. Она несколько раз говорила Михаилу, что беременна, но он, и слушать не хотел. Сейчас она точно поняла, что отяжелела. У них трое детей: Настя  старшая, ей семнадцать лет. Она красивая с длинной русой косой, большими карими глазами, высокая задорная девушка. По характеру отца – настырная, упрямая, самостоятельная, всегда добивается того, что хочет. Только отец честолюбивый, стремился достичь успехов в жизни с личными интересами и прежде всего достижения материальных ценностей.








Он с богатой купеческой семьи, когда его отец умер они с матерью, старшей сестрой Ефтеминой и своей семьей уехали на вольные земли из Киева в Казахстан. Он неразговорчив, деспотичен к жене, мог подойти сзади и ударить вожжами, не говоря ни слова. Она никогда не знала, чего от него ожидать. Настя веселая, улыбка никогда не сходит с ее лица, любит петь. Федор – непогодам высокий, худой. По характеру молчаливый, можно сказать угрюмый, медлительный, но начатое дело доводил до конца. Любит порядок. С родителями не пререкается, но упрям.










Светло русый волнистый чуб свисал почти до глаз. Иван полная противоположность Федору – энергичный, шустрый, быстрый, десятилетний подросток, который никак не хочет быть ребенком и считает себя уже взрослым, любит поговорить. Его густой темно русый кудрявый волос заменял ему зимой и летом шапку. В силу своих лет он не стеснялся своей хромоты, хотя у него одна нога короче другой на десять сантиметров. 










Евфросиния тихо шла вдоль берега. Она умная, терпеливая, обаятельная, умеет вести себя в обществе, с семьи разорившихся дворян. Ее стройная фигура, красивая осанка мелькала сквозь редкие кусты камыша, таволги. 








Она подошла поближе к речке и стала всматриваться в бурно несущиеся воды реки. Здесь ей было спокойно. Евфросиния сняла верхнюю одежду, скинула темный платок с головы, расплела косы, густой волнистый волос разошелся по всей спине. Осторожно ступая, медленно зашла в воду и окунулась, потом еще раз, еще раз и быстро выскочила на берег. Одежды не было. Она оглянулась и увидела на коне мужчину. Он нагло смотрел в ее сторону, затем сказал:









– Нравится вода в Нуре?
– Вы взяли мою одежду? Отдайте, – строго, но в тоже время вежливо сказала она.
– А фигура у тебя хорошая? Украинка? – нагловато спросил мужчина, ласково потрепав по загривку играющего под ним коня.
– Да!
– Почему по русский говоришь?
– Вам не одинаково, як я говорю?
– На, – сказал мужчина, бросив ее одежду на кусты, – а то белье промокло, и ты вся как есть. Не боишься, что не выдержу и …
– Ни, мне бояться не к месту. У меня муж …
– Знаком, мне твой красавчик. Чего один кудрявый чуб стоит, усы. Он у тебя аккуратист, но и мы не лыком шиты. Меня Харитоном кличут, все меня знают, если, что зови. – Сказал мужчина и, стукнув коня в бока пятками, ускакал прочь.
Евфросиния ничего не поняла из сказанного им, надела юбку, кофту и пошла домой.























Дома был Михаил и сын Федор. Они устанавливали буржуйку, выставив трубу в окно.
– Мама тату поменял сало на печь. Теперь не надо тебе ходить на улицу, чтобы кушать варить, – сказал Федор, устанавливая стекло в раму окна.
– Спасибо, – сухо сказала Евфросиния.



3.





Через три дня новоселы делили между собой по жребию всю пригодную для хлебопашества землю. Нарезали из расчета 15 десятин на мужскую душу каждой семьи.








На собрании после делянки, которое проходило в сельской школе, было шумно, каждый хотел высказать свой интерес. Сколько не кричал председатель собрания, никто никого не слушал.
Кто–то из толпы крикнул:
- Ну, что? А может в морду дать?!








Тут началась драка. Женщины завизжали, послышались грубые слова, маты. К столу, где сидели представители власти, подошел Миха-ил.
- Я Шмандюк Михаил. В этом балагане участвовать не хочу. Я пришел сюда, чтобы четко знать, як мне быть, колы мне можно начинать строительства дома. У меня семья, у меня жинка должна скоро родить. Мне нема колы ждать. – Мешая украинскую речь с русской, сказал Михаил.
- Я Рябцев Антон Ефимович, председатель, – вставая, подал руку Михаилу, худощавый высокий гладковыбритый мужчина, лет тридцати шести.  Снял кепку, протер ею совершенно лысую голову. Взгляд у него был пронизывающий, можно сказать уверенный. Он вел себя так, будто не было никакого дебоша. 
- Гарно, что вы председатель. – Но треба дело гутарить.
- Давайте с Вас и начнем. Как Вы хотите строиться? Какие постройки вам нужнее сейчас? Что вы думаете с землей делать? Как я вижу по документу у Вас большой надел земли.








- Мені треба людину. Що треба?  Все треба. Міні нема коли. Я так мислю, жинка повинна народжувати в своєму будинку. – Твердо сказал Михаил, сжимая фуражку в левой руке.
- Так и запишем, что в первую очередь помощь нужна Вам.
- Петуха в первую очередь, тоже, – послышался тихий голос сзади.
- Петро, – прикрикнул председатель на молодого человека.
Михаил сказал спасибо председателю и вышел на улицу.
 Вечером, когда собрались все за столом, он рассказал, что было на собрании и тот инцидент, о петухе.







– А ты заметил, что за парень сказал о петухе? – как бы невзначай спросил Федор.
- Плюгавенький, с латками на рукавах пиджака.
- С заплатками на рукавах и немного моргает глазами? – переспросил Федор.
- Мені нема коли було придивлятися, – сказал Михаил и встал из–за стола.
Все тут же встали из–за стола. Ефросинья, недобро глянув на мужа, тоже встала.
- Що биком глянула? – спросил Михаил, когда все вышли с дома.
- Як шо? Зачем говоришь, кто сказал, знамо сейчас побегут драться, – плаксиво проговорила Ефросинья.









- Цить, сказав, – грубо прикрикнул Михаил на жену, – а то зараз візьму віжки …
- Знамо сейчас. Я твоего ребенка ношу, – заплакала Ефросинья и пошла, мыть посуду. Следом прямо перед ухом пролетела палка.
- Сумасшедший, а як в меня попал? – присев от испуга, тихо сказала Евфросиния.
Михаил вышел во двор. Жара спала, была средина июня.
- Эх, сейчас посевная должна идти всем ходом, люди сажают все, а нам еле землю дали, – вслух произнес Михаил свою боль.
- Здрасти, я что скажу, Ибан твоя, моя сына Жанат брал. Палка взял и пошел драться. Федька тоже пошел, – на ломано русском языке ска-зала соседка казашка, – ой бай, я бояться, твоя Ибан бойкий. Он уже два раза с моего самовара забирал кран.











- Зачем он ему? – удивился Михаил.
- Она сказал, что с моего самовара дым шел к тебе.
- Правду гутарит Иван.
- Что делать будем?
- Мой Иван бойкий, твой Жанат хитрый, шустрый, як ни будь, язык найдут, – буркнул Михаил.













Соседка постояла немного и зашла в землянку.  «Вот бисовы дети, пошли драться. Права Фроська. Иван точно узнает, кто хотел поджечь нас. Может хлопец так ляпнул, без злого умысла, но проучить надо! Чтобы неповадно было, даже думать и шутить на эту тему. А Федька, тюфяк и в кого он який. Наверняка не мой. И с кем она нагуляла? Не может быть у меня такого мужика. Прибью суку. И когда успела, ей было то 16 лет, когда я ее взял. Все время беременна была, четверо детей потеряли, и месяца каждому не было. Затем моя красавица Настюха появилась. Это моя кровь, своего не упустит. Да не може быть, чтобы Фроська…, недаром поговорка: «Люби, как душу труси как грушу»… Точно мама говорила: « Не бери молоду, рога будут расти». Прибью! Эх, Фрося вьешь из меня веревки. Люба ты мне. Красивая, умная. Може і мій він. Але такий..., але роботяга. Вот возьми-ка, пойми-ка!» – прохаживаясь взад–вперед, путался в мыслях Михаил.











В это время, вооружившись палками, ребята шли к Петру. По пути к ним присоединилось еще немало ребят с землянок. Они воинственно пошли к домам, там их ждали уже больше вдвое ребят.







Федор, подойдя к ребятам, сказал:
- Разговор есть.
- Да шел бы ты с разговорами. Наехали здесь, да еще командирами. Мы не позволим…, – закричали с той стороны и кинулись на ребят.
Драка была жестокая. Били палками, кулаками. В разгар драки кто с кем дрался, уже было непонятно. Синяки, ссадины, поломанные ребра, порванные у некоторых единственные рубашки, разорванные штаны были с обеих сторон. Драка прекратилась, когда все устали.











Домой идти не хотелось, и было боязно. Федор с Иваном и несколькими ребятами сели на бревно и начали рассматривать свои побои. 
Рано утром в землянку зашли три человека. Они представились как представители сельского исполнительного комитета.
- Вы насчет строительства, – обрадовано спросил Михаил.
- Мы хотим поговорить с вашими ребятами. Они еще спят? – сказал мужчина лет двадцати трех, двадцати пяти. На нем были широкие брюки, светлая косоворотка, густой светлый непослушный волос. Вел он себя вежливо предупредительно.
- Зачем они вам требо? Если что нашкодили, я сам с ними разберусь. Вы мне лучше скажите, що строительство. Мне …
- Вы не беспокойтесь. Насчет строительства все в силе. Будите сыновей.











Федору, Ивану ничего не оставалась, как встать. Ждать, когда отец подойдет, зная его характер, не стоило.
- Я Иван, – протягивая Федору руку, сказал тот, который вел беседу с отцом. – Знакомьтесь это Роман, – показывая на круглолицего парня с ямочками на розовых щеках, который был в таких же брюках, как и Иван с косовороткой темного цвета. Он был маленького роста, стеснялся и переминался с ноги на ногу. Другого парня звали Антон, он был постарше их, серьезный, взгляд суровый.
- Выйдем во двор, – сказал Иван, представитель исполнительного комитета.
- Выйдем, – заносчиво сказал Иван.
- Красавцы. Хорошо помахали вчера, – сказал Антон, когда они вышли. Да, ладно, не смотрите как волчата. Мы пришли с миром. Поговорить с вами. У нас молодежи много, вам вчера представилась возможность увидеть. Но как вы поняли, многие из них неграмотные, нищие, некоторые не хотят учиться, работать. Нам нужно организовать комсомольскую ячейку, сознательная молодежь должна войти в нее.












- Я понял, вы решили, что мы сознательная молодежь…, – усмехнулся Федор. – Так вы должны знать, мне 14 лет, а Ивану 11, какой комсомол? Мы …
- Послушай Федор, не лезь вперед батьки…, – оборвал его Роман. – Это предварительная беседа. Мы хотим, чтобы вы в субботу пришли на собрание. Просто послушать. А сколько вам лет неважно. Придете? Нет, не принимаем. Там сразу выберем ребят, которых можно будет отправить учиться. После учебы займут подходящие места. Подумайте. Мы вас ждем.







- Хорошо, подумаем, – сказал Федор, подавая руку Роману, показывая этим, что разговор окончен.
Когда они зашли домой, отец с порога спросил, о чем они разговаривали. Федор рассказал.
- Що надумали бісови душі. Робить треба, а вчитися коней пасти не треба. Бач, шо придумали, а ну дай батіг, я зараз вибивати розум буду, – сказал Михаил и схватил со стенки кнут.
- Да тату, мы не согласны, мы не поедем, – закричал Иван, получив кнутом по спине.



4.









На стройку дома собралось много молодежи. Это все организовал Федор. Они выкопали яму, навезли глину, солому, налили туда воды, закатили брюки и начали месить глину, ходя по кругу ямы. Молодые, сильные им это было как забава. Появились девчата.








- А ну девчонки, покажите свои ножки, что они могут, – смеясь, шутили ребята.
Одна из пяти девчонок, подняла юбку и шустро прыгнула к ребятам.
- Як вам, хлопчики, гарно, – смеясь, сказала она, – я Маруська.
- Давай Маруська, ножками, ножками. – Смеялись ребята. – Давай пример своим девчонкам.
- Она у нас молодец, не боится, – сказала белобрысая с длиной косой девочка.
- А тебя скромная, как кличут, – спросил Федор.
- Меня не кличут, а зовут Машкой, – подавляя стеснение, быстро сказала Маша. Она и правда была тихая, скромная, а тут даже заговорила. Девчонки от удивления сразу все посмотрели на нее.







































Даже Маруся перестала месить глину и остановилась, столкнувшись с парнем сзади ее.
- Маруся не спать, – шутя, обняв ее за талию, сказал Олег, так звали парня. Он еще хотел сострить, но увидев колючий взгляд Маруси, отошел от нее.
«Девчонка неплохая, правда, колючая, но это можно обломать, – подумал Олег и его взгляд уже оценивающий встретился с ее взглядом. – Да, ты и не против побалагурить со мной, ха. Ну, ты птичка. Да, уж бедненькая слишком, – продолжал он мысленно оценивать ее. Вдруг на ее шее неожиданно увидел золотую цепочку. –












Откуда у этой цыпочки золото?»  – Эта мысль его никак не могла отпустить. Он хотел от-бросить ее, думать о чем–то другом, но сознание сверлило: «Где она взяла золотую цепочку?» Он понял, что это не может быть ее вещь, так как она одета очень бедно. На ней заштопанное ситцевое платье, покрытое выцветшим платком. Старые потертые туфли, явно ношенные кем–то еще, были с дырками в подошве и сиротливо стояли возле ямы поодаль ото всех.











Олег работать не любил, да еще кому–то помощь, нет, это не для него. Для него интересно в постели поваляться. Это отец все иди, смотри, кто, чем дышит. Здесь все дышат молодостью, смехом коллективом. Им интересно вместе. И он подумывал, как бы уйти. Можно было просто сказать, что у него дома дела. Но что–то его здесь удерживало, что…. До его сознания дошло: «А ведь Маруська была там, в дороге, когда колесо свалилось в речку. Это с нашего колеса цепочка! Я говорил отцу не надо золото в колесо прятать! А он, там не найдут, не найдут, а оно возьми и свалилось. Может еще что пропало, возьми, догадайся…, ну папенька».
 Работали допоздна и ребята и девушки.









На следующий день договорились опять встретиться.
- Маруська, можно я тебя провожу до дому, – спросил Олег, догнав ее.
- Вот еще не хватало. Я и сама дойду. И учись правильно говорить. Не до дому, а домой.
- Да здесь не безопасно, – предупредительно сказал Олег, не обращая внимания на замечание. Он заметил, что она тоже мешает русские слова с украинскими словами. Да ему и дела не было, как кто говорит. Он шел с ней лишь потому, что решил забрать свое. Решил отомстить ей, чтобы неповадно было чужое брать. Никому никогда он не позволит брать, что ему принадлежит.
- Но если хочешь, пошли. Только предупреждаю без шалости.
- Да нет. А я тебя узнал, ты тогда на воде осталась.
- Не поняла. На какой воде? Загадками говоришь.
- Когда мы в село заезжали, колесо свалилось с брички в воду.
- Не помню я. Да чего ты ко мне пристал? Иди своей дорогой. – Почувствовав недобрый холодок в его голосе, сказала Маруся.






































- Оттуда цепочка? Отдай это моей мамы, – тихо, но угрожающе сказал Олег.
- Слушай хлопец, ты, наверное, що–то перепутал.
- Ты дура, это цепочка дорогая. Отдай по–хорошему.
- Як ты сказал. Если хочешь узнать це моя …, я вот скажу всем, что ты меня обидел, – пряча цепочку, которая была у нее на шее, взволновано сказала Маруся.














Она поняла, что это именно с их повозки слетело колесо.
Когда ребята покатили колесо к телеге, она медленно шла, опустив голову от стыда, что при всех свалилась в воду и вдруг на песке что–то сверкнула. Она подняла и увидела цепочку. Цепочка ей понравилась. Марусе и в голову не пришло, что эта цепочка с колеса свалилась, что она имеет какую–то ценность, что эта цепочка золотая. Если бы она об этом знала, она отдала ее хозяину. А раз эта цепочка была на песке, значит, ничья. Маруся сняла с шеи веревочку, на которой висел медный крестик, и вдела его в цепочку. Так и стала ходить с этой цепочкой.











Олег зверем накинулся на нее, схватил железной хваткой ее хрупкую шею, Маруся хотела вырваться, но его цепкие руки не отпускали ее шею. Она хотела кричать, но выходило шипение. Затем ее тело ослабло, и она медленно начала сползать на землю. Олег снял с ее шеи щепочку, оглянулся. Вокруг никого не было. Он поднял ее с земли, перекинул через плечо и по кустам пошел к речке, пройдя довольно далеко от берега, бросил Марусю в воду.








Дома отец сразу увидел неладное. Олег взволнованно сопел, нервно снял рубашку и зашел в свою комнату. Петр зашел за ним и, прикрыв дверь, тихо спросил:
- Що накоїв? Курей крав?
- Що–о? – протяжно спросил Олег, пряча трясущиеся руки.
- Руки трясутся у людей, когда кур воруют. Я спрашиваю по–хорошему, що таки натворил гаденыш? Ты же зашел домой как нашкодивший кот. По тебе видно, що таки вляпался? Смотри на морду лица сделают тебе нехорошо, говори, – напористо двигаясь к сыну, говорил отец, – я таки задницей чую…
- Я, я не хотел так делать, – закричал Олег.
- Не буди мать, не ори. Щас прибежит тебе сопли вытирать. Ты мне говори, что не хотел?  Небось, девку обесчестил? Так не велика бары-ня, пусть радуется, что кому–то нужна, хотя бы для этого дела.













- Я, я, – заныв и обхватив отца ноги, Олег сполз на колени.
Тут же на пороге появилась София с раскрытыми полами цветного халата, увидев такую сцену, сказала: 
- Ви меня умиляете. Таки ви делаете мне смешно.
- Софочка я имею тебе сказать, что–то важное, иди спать, – просто сказал Петр.
- Ну не надо девственности на лице. Я таки тихо спрашиваю…
- Мама, она украла нашу цепочку…, – закрыв лицо руками, застонал Олег.
- А расскажи–ка папе, таки кто украл, у кого украли? – нетерпеливо сказал Петр, взмахивая вверх руками.
- Закрой рот Петр с той стороны, таки дай подумать, – произнесла София, вопросительно смотря на сына.









- Ну не надо, я не хотел ее душить, но она таки слабая девка.
Когда Олег рассказал, что случилось, отец схватился за голову и заходил по комнате.
- Хороший человек, чтоб он был здоров, сказал, таки, зачем ездить по свету, сын ваш везде найдет на задницу приключения. Таки он прав, чтоб он был здоров. – Сказала София присев на кровать, положив руку на сердце.
- Скажи, папе, пожалуйста, зачем поспешность была такая? Какие пастухи тебя вели глупости делать?
- Никто не видел, я довольно далеко отошел. Да и кому видеть? Все своим делом заняты были, анекдоты травили и около других девок вились. А Маруся самостоятельная была, никого не ждала, ушла и все. А я потом ее догнал.
- Вот пойди и пойми самостоятельная, упокой ее душу…, – сказал Петр то ли с сожалением, то ли с укором.
- Боже, что таки здрасти пожалуйста, слышу я, что говорит мил человек, – вставая с постели, испуганно произнесла София.









- Софочка не делай мне нехорошо, пожалуйста, я умоляю тебя, иди спать, – сказал Петр, открыв дверь комнаты, и стоял там, дожидаясь Софию, пока она важно подходила к двери. Затем тихо прикрыл дверь и, обращаясь к сыну с усталым выражением лица, которое говорило: «Что можно с тебя взять. Один сын и тот непутевый», проговорил:
- Ложись спать. Утро вечера мудренее.












Ночь длиной в ночь, проворочались оба на постели, но никто и слова не сказал. Петр знал своего сына хорошо, знал, что он был не способен думать! Что он был самодур!










Сам же Петр был завистливым. У него всегда возникало чувство зависти к тем, кто обладает, чем либо. Это неприятное чувство вызывало раздражения, а так же неудовольствие от благополучия и достижений других людей. От этого чувства кровь насыщалась желчью, и он стремился уничтожить объект зависти.  Он живет в постоянном ожидании чужого провала.










Утром еще раз, поговорив с сыном, Петр сказал, чтобы он шел на стройку и работал как все.
- Бог не выдаст, свинья не съест,– сказал Петр сыну, – я, пожалуй–таки узнаю, что за семья и чего бояться. Все, пошел работать.
На следующий день к дому Петра подъехали трое на лошадях. Один из них слез с лошади и подошел к Петру, который встретил их во дворе. Он представился как поселковый милиционер и спросил, когда Олег пришел домой два дня назад.
- А Вам таки, что за дело?– спросил Петр, в глазах его был вызов.
- Что не слышал, девушка пропала, родители с ума сходят, – заявил с горячностью милиционер.








- Горя–то такое, дай бог им здоровья. Может, с каким парнем убегла, слышал бедные они, от этого и убегла наверняка. Родителей жаль, да на один рот меньше, таки… пусть бог хранит их. – Покачал головой Петр. Говорил он, поглядывая на милиционера, словно ощупывая его маленькими, глубоко посаженными глазами. Он чувствовал, что милиционер согласен с ним и всего вернее у него самого была такая вер-сия, что милиционеру далеко безразлична эта история с пропавшей девушкой и продолжил разговор более уверенно, –  може помочь чем? Може отнести хлеба немного, аль деньгами. Сложиться поселком и помочь, дай бог им здоровья.
- Может и прав ты, там косой десяток и всем жрать подавай, – горячность милиционера пропала, голос прозвучал устало. – Бывай добрый человек.
Прошло несколько недель тело Марусе всплыло, решили, что она утонула. Ее похоронили как утопленницу, и больше никто не стал ею интересоваться.



5.









Несмотря на тяжелое время люди, стремились выжить, стремились к лучшей жизни. 
 Строительство домов шло полным ходом, уже вырисовывалась улица новых построек.
 Михаил был доволен стройкой. Еще с месяца два и дом будет готов, вместе с домом шло строительство хозяйственных построек: сараи, загон для скота, птицы и другие постройки.







Одно дело, один интерес людей сплачивал, каждый старался помочь соседу, чем мог: кто соломой, глиной; кто на своей бричке подвезти соседу строительный материал. Так же помогали и рабочей силой, день работают у одного соседа, другой день у другого соседа.






Сосед, который строил дом напротив Михаила, Иван Сенников, работал на мельнице управляющим, из помощников по стройке у него бы-ли одна дочь и жена. Конечно, у него были рабочие, которых он нанимал, но когда нужна была еще помощь, он просил Федора. Федор с удовольствием помогал им и еще на помощь приводил несколько ребят.








 
Но не всем это подвижничество было по нутру. Досада неудовольствие оттого, что люди стремятся к лучшей жизни и главное у них выходит не давала покоя. Начали создаваться группы недовольных, которые действовали тайно исподтишка.








Потребность выплеснуться привела к поджогам. Приходилось ночевать на стройках. 
В один из вечеров Настя понесла братьям на стройку ужин и встретила Машу, она рассказала ей, что нашли тело Маруси. Все предполагают, что она поздно купалась одна и платьем зацепилась за корягу в воде, поэтому ее сразу и не нашли.








 
Настя эту историю рассказала Федору, Федор задумался. Иван взволновано сказал:
- Настя, не приноси нам больше ужин. Я боюсь за тебя.
- Ивушка, что же со мной будет? Я купаюсь в воде как рыба. Обидеть меня тоже никто не сможет, ведь у меня два таких заступника. Я вас люблю.
- Я плохо знал Марусю, но мне кажется, она хорошо плавала, – медленно сказал Федор.
- Что ты думаешь?.., – спросила Настя.
- Я думаю прав Иван нечего тебе делать на стройке. Сейчас я тебя провожу домой.
- Вот еще, я сама. Оставайся с Иваном.
- Это не обсуждается. Пошли. Иван смотри, я сейчас приду.
- Понял, – шустро ответил Иван.
 























Федор с Настей шли вдоль широкой новой улице, где строились дома уже с ограждением своих участков. Они чем–то были похожи на раннее построенные дома и все же резко отличались своим строением. Дома уже были с крышами и крытыми дворами. Возле домов лежал строительный мусор, стопки самана. Все это говорила о новостройке. Некоторые хозяева обзавелись собаками и домашними животными.















Пройдя уже довольно далеко, Настя обнаружила, что на стройке оставила шарф.
- Ой, я оставила шарф, – сказала Настя.
- Вот беда, без шарфа никак?! Настя, что за выдумки, что ты с этим шарфом, как дурень со ступой.
- Я возвращаюсь и не надо мне перечить.
- Настя, успокойся, – взяв ее за руку, сказал Федор.
- Все, – вырвав руку, сказала Настя и быстро пошла назад.
Видя, что Федор ее догоняет, Настя побежала. Федор махнул рукой и пошел за ней.
Уже подходя к дому, Настя услышала запах гари. Почувствовав неладное, она побежала. Увидев дым и языки пламя, которые сверкали из окон, недостроенного дома, она закричала:
- Иван, Иван.











Никто не отвечал
- Иван, – закричала опять Настя и рванула в постройку. Но кто–то сзади сильно ее толкнул, и она упала, ударившись головой.
Федор схватил молот и стал стучать об железо. Люди, уже с ведрами воды бежали к ним. Ивана нашли завязанного к столбу, он уже успел наглотаться дыма и еле соображал. Его вывели на улицу, Настя осталась с ним, а остальные приступили к тушению пожара.










Михаил с Ефросиньей уже были в постели, когда постучали в дверь.
- Кто там? – встревожилась Ефросинья.
- Ляг, –  рвешься вперед батька, грубо сказал Михаил, вставая с постели.– Шо, к тебе знамо…, Настя ведома пришла.
В дверь опять громко постучали.
- Да иду я, иду. Кто там? – подходя к двери, спросил Михаил и, не дожидаясь ответа, открыл дверь.
- Пожар у вас, дом горит, – сказал мужчина.
- Ой, ей, ой, ой – запричитала Евфросиния, вставая.
- Ляг, беременна на пожар, башка варит, – приказным тоном сказал Михаил и в подштанниках выскочил на улицу.









 
- Ефросинья, где твоего приказчика штаны, а то своим видом всех напугает, – улыбаясь, сказал Харитон. – Ну, вытри слезы, все будет хорошо. – Он подошел к ней и как–то бережно по–отцовски прижал ее трясущие плечи. – А худа какая, чего перепугана так, не бабье это дело. Ты рожай, вон какие у тебя дети хорошие, все на одно лицо. Давай роди на себя похожую.









- На, возьми Михалке вещи, негоже бегать в кальсонах, да босым, – собрав с табуретки вещи мужа, сказала Евфросиния.
- Эх, хороша баба, да не тому попалась.
- Иди уж. Глянь на свою.
- Да моя жинка неплоха, да тоже не тому попалась, женили меня, а не спросили. Да рожае она мне тоже девок, пацана нет. Да хотя бы все пацаны были, увидав тебя… нет с этой минуты мне покоя. Люба ты мне, вся душа закручинилась.
- Иди Харитон, побойся бога! – проговорила Ефросинья, махая на него руками.






Пожар потушили скоро, он не успел разгореться. Но расходиться не стали,  всем было беспокойно. Около Ивана столпился народ, всем было интересно, что он видел.
- Что возле хлопца толпой стоите, он и так нахватался дыма, очнется, я у него сам спрошу. Иль вам кажется, что у меня нет интереса, что это не мои труды подожгли, не мои деньги? Да еще нет такого человека, чтобы так надо мной куражиться. Всяк получит свое. А вам люди скажу, негоже нам в одиночку возле хат стоять. Надо с ружьем сторожа нанять, иль поочередку самим сторожить, негоже спать.
- Дело гутаришь  Михалко, – сказал Петр отец Олега. Он, как и его сын высокий, плотный мужчина. С виду неаккуратен, с залысиной сзади и редкой челкой впереди, ему едва за сорок лет.
Остальные тоже поддержали и решили не тянуть время и приступить дежурить с будущей ночи.












Когда подошли к землянке, Иван попросил Федора побыть с ним на улице, он сказал, что чувствует себя плохо и не хочет идти домой. Настя тоже пожелала остаться с ними.
- Где у тебя болит? – спросила Настя у Ивана.
- Не скажу, что мне хорошо или плохо, но я хотел сказать, что мне кажется…
- Что тебе кажется, – поинтересовался Федор, – не тяни Иван, если, что заметил или знаешь, лучше скажи. Для тебя лучше будет, если кто поджог, будет знать, что ты что–то помнишь или видел, они будут тебя бояться и могут даже пойти на крайнее меры.
- На какие крайнее меры, ты о чем Федя? Если они узнают, что он выжил? Да и мне по голове дали, я даже не заметила кто. – Затревожилась Настя.
- Да, дела. Говори Иван. Говори нам. Будем решать. Тату не надо говорить, мы сами решим.









- Я поэтому и решил с вами посоветоваться. Передо мной был крест, знаешь Федя как у попов, большой сверкающий и цепь такая большая.
- Может это знак, какой. Может тебе привиделся этот крест. А че, испугался и привиделся. – Рассуждал Федор.
- А у твоего друга, я видела такой крест. – Сказала Настя. Затем подумала и подтвердила, – да, да видела. Это золотой крест и цепочка золотая. Девчонок не проведешь. Вот вопрос где он его взял?

























- Сейчас вопрос, правда ли Иван видел этот крест или ему привиделось,  – опять рассуждал Федор.
- Мне завязали глаза неплотно, и я видел, я еще схватился за крест и рванул его, я хотел…, да не знаю, что я хотел. Я получил по голове и потом не помню. Потом услышал шум и гарь. Ко мне нагнулись, я опять схватился за полу пиджака и, по–моему, оторвал кусочек. – Про-должал Иван.
- А чем тебя били по голове? Мне досталось чем–то тупым, как бы деревяшкой, – сказала Настя.
- Я не знаю, чем меня били, но мне кажется, они хотели, чтобы я сгорел, – тяжело дыша, сказал Иван, готовый расплакаться.
- Ну, ну разводить сырость. Они свое получат. Мы узнаем, кто это. Но в первую очередь пойдем к Петру. Он первый якал, и первый получит, а там посмотрим.



6.












Всю ночь шел дождь. В землянке было холодно, неуютно. Евфросиния не могла спать, она встала, надела длинную юбку, кофту с длинными рукавами. Заплела тугую косу, завязав ее калачиком, надела на голову платок, перекинула лямки цветного ситцевого фартука назад и, завязав их, начала месить тесто на галушки. Хотя уже было шесть месяцев беременности, живот на ее тонкой, хрупкой фигуре не было сильно заметен. Да и она его совсем не замечала, она была такая же подвижная, шустрая, живая, успевала всем приготовить одежду, наварить кушать, сходить в магазин, постирать, заштопать одежду, каждому сказать ласковое слово. Ее энергии можно было позавидовать, да-же молодой девушке. Ефросиньи уже было тридцать четыре года.









Еще не рассвело, когда к ним зашел человек. На нем был непонятного цвета плащ с капюшоном, который накинут на голову так, что нельзя было рассмотреть лица. В руках у него были два месячных поросенка. Это был отец Олега Петр. Он бесцеремонно прошел в комнату и довольно громко спросил, где Михаил.
- Ось бачиш, що ти розмовляэш? – Спросил Михаил, вставая с постели.
- Здорово Михалко, я к тебе. Во, возьми, – сказал Петр, переступая с ноги на ногу, протягивая Михаилу, поросят.
- На що, – ничего не понял Михаил.
- Выйдем, поговорим. Мысль одна есть у меня.
- Налей нам компоту, – обращаясь к жене, сказал Михаила, показывая гостью присесть на табурет и обращаясь уже к нему, проговорил – затем погутарим. А що не так? Давай кажи здесь.
- Че таки можем и здесь. Я че, у меня прибыль восемь поросят, мне надо бы работника, вот думаю…
- Ясно, хотел, чтобы я тебе помог найти работника. – Посмотрел на Петра и, видя его заискивающий взгляд, Михаил сказал, – аль мини хочешь предложить, да я не против, мини требо деньги.









- В обиде не будешь, – сказал Петр, увидав добрую усмешку в глазах Михаила и решив, что он уже согласен, добавил, – приходи сегодня, что тянуть.
Когда гость ушел, оставив поросят, Ефросинья спросила мужа:
- И як понимать? Що делать с поросятами, которых кормить надо еще молоком?
- Цыть. Що совсем глупая. Я, по–твоему, що? Согласился за так робить? Мысль тоже имею.
- Ой, мне не нравится этот мужчина, уж очень мутный…, – увидав, что муж собирается серьезно работать у него, проговорила Евфросиния.
- Я пишов, – взяв двух поросят, сказал Михаил, не обращая внимания на слова жены.
- А поросят, зачем же …,– начала говорить Евфросиния. Но муж не дослушав, ушел. – Забрал – то зачем, – тихо договорила она.
- Мама, не беспокойся, – соскочив с лежанки, сказал Иван. – Он знает, что надо делать.









- Да, мама, наш тату зря работать не будет. Он что–то придумал. Деньги у нас есть, а он согласился, значит, знает, что делает, – хватая напеченный Евфросинией хлеб, лежащий на столе, сказал Федор, надевая штаны.
- Не хватайте на ходу еду, садитесь, покушаете затем пойдешь на работу. Какой с тебя работник будет, если сил не будет. Хороший хозяин вначале накормит работников, потом работать посылает. Еще смотрит, кто, как ест, если плохо ест, значит, плохой работник.
- А Настя где? – спросил Иван.
- Настя уже убежала на работу, – сказала Ефросинья.


7.

 


В 1921 году из–за засушливого лета практически не было урожая. В этот период в республике голодало более миллиона человек, около миллиона умерли от голода, холода и сопутствующих им болезней.










В этот тяжелейший для края момент, центральные власти объявили об увеличении продразверстки.  Данная продразверстка была частью комплекса мероприятий, известных как политика «военного коммунизма».











Продовольственные отряды конфисковали не только излишки, но и необходимое для питания зерно и даже семенной фонд. К хлебной раз-верстке добавлялась и мясная разверстка и другие “чрезвычайные” сборы.
Обстановка осложнилась еще и суровой зимой.






Евфросиния всю ночь не могла уснуть, ныла поясница, когда уже невозможно было лежать, она встала, подошла к лежанке, где спала Настя с Павликом, поправила сползающее с них стеганое одеяло и, держась за поясницу, присела на край их лежанки. Тут же встал Миха-ил.
- Никак рожать задумала? – спросил он одеваясь.
- Что–то поясница ноет, – ответила Евфросиния.
- Погодь немного, мне треба на работу пораньше, пока хозяева не встали, накормить своих поросят.
- Сегодня мог бы и не пораньше…
- Шо надумала? Он и так подозревает, что я кормлю своих, а затем его. Я же говорил тебе, его порося худы, дохнут, а наши кровь с молоком.
- Ой, Михалко, буде тебе…, надо домой забирать их.
- Шо мини буде, я про него знамо тоже …, глаз имею и уши…
- Нехороший он человек.
- Мини однако, який он. Життя без обману не може. Там в стенах столько зерна, що хватит на село. А вин все плаче и плаче. Сынок такий, что девок только портит. До работы ленив. Мини треба зробити так, що було у нас…
- Все одно заберут продотряды.
- Як заберут, що я глупый, – вспылил Михаил.
- Ладно тебе, иди уже, – вставая с лежанки, спокойно сказала Евфросиния.










Она знала, что перечить ему нельзя, он сразу бил ее.
Евфросиния приготовила мамалыгу, сварила компот из оставшихся сушеных фруктов, накрыла все это рушником и стала собираться в магазин. Надела пальто с большим лисьим воротником, закутала лицо черной с серой полосой на концах и длинной бахромой шалью. Обула валенки, на руки надела вязаные варежки и вышла на улицу. Идти когда ветер дул в спину, как бы подгоняя вперед, еще можно было, но когда вышла с магазина щеки от колючего ветра сразу застыли, она подняла воротник и закрылась так, что было видно одни глаза. «Зачем я пошла в магазин? Надо было послать ребят. Соль еще есть в доме, спички есть, нет, надо было, еще взять. А вот рожать собралась, кто купит в дом спички и соль, да и мыло. Нет хорошо, что взяла»,  – рассуждала Евфросиния, проваливаясь в снег почти по колена.  Внезапно закружилась голова, затошнило, и она упала на чьи–то заботливо подставленные руки.











Очнулась она уже в больнице на кровати.
- Что все детям, мужу, а сама беременная, кушать не надо? Довели себя до голодного обморока, – сурово сказал, мужчина в белом халате, который стоял возле нее. Дальше стояла женщина тоже в белом халате, на голове у нее была белая косынка.
- А я, я где? Где моя авоська? – забеспокоилась Евфросиния.
- Вы в больнице, а авоська ваша у Харитона, это он вас привез на санях.
- Спасибо ему и Вам спасибо, – пытаясь вставать, сказала Евфросиния.
- Лежите, лежите, вам рожать надо.
- Да Вы не беспокойтесь это у меня уже не первые роды.
- Маруся помоги ей встать и в родильную палату, – обратился он к стоящей рядом в белом халате молодой женщине.










Проходя в палату Евфросиния, увидав Харитона стоящего рядом с девушкой, произвольно глянула на нее. Харитон быстро, как бы оправдываясь,  сказал:
- Это моя дочь Варвара. Мы с ней ехали на санях и увидели тебя. Я подошел к тебе как раз, когда тебе стало плохо. Вот мы и привезли тебя сюда.
- Спасибо, я благодарно вам, – ответила Евфросиния.
- Варвара занесет авоську к вам. Как ты? – сочувственно спросил Харитон.
- Нет, нет не приносите к нам. Лучше Настя к вам зайдет. Я ей скажу.
- М–да–а, – произнес Харитон, подумав: «Милая ты моя, держат тебя в ежовых рукавицах. За что такой славной бабе, такой тиран попался. Не уж она его терпит из–за любви. Эх, судьба злодейка, я бы тебя ценил, да не могу тебя даже обнять.













Запала мне в душу, не спросив меня. Вот так и, получается, женили, не спросили, впала в души, тоже не спросив. Разворотила там все мои устои. Мала, что жинка не люба была, сейчас совсем не могу рядом быть. Она совсем плоха у меня, недолго ей осталось, ей бы ласки сейчас, а я со двора бегу. Хорошо, что девок нарожала, так они молодцы за ней ухаживают, спасибо им. Да скоро разлетятся и они. Варвара здесь нашла ухажера, он с виду парень неплохой, скользкий какой–то, но мешать ей не буду. Да и состоятельный у него отец, значит, поможет молодым. С ее стороны все серьезно, а он  пойди–ка, влезь в душу».









Евфросиния родила быстро, это была девочка. Она только родилась и сразу стала кричать оповещать мир, что на свет появилась. Когда врач спросил, как назовете девочку, Евфросиния, не задумываясь, сказала Варвара.








Так 21 декабря 1921 года родилась Варвара.
С появлением Варвары в доме стало уютнее и теплей. Семья приобрела как бы согласие. Отец как всегда работал много, но всегда улыбался себе в усы, когда малышка, что–то пыталась по – своему открывая ротик агугать.
- Фроська, а она на меня похожа, красавица моя. Вырастит, все будет ее. Мать надо вызывать, негоже…,  – начал рассуждать Михаил, но тут возмутилась Настя, не дослушав отца быстро проговорив:
- Тату, что ты говоришь, бабушку и куда ты ее поселишь? Нам самим здесь мало места. Я что …
- Що открыла рот на батьку, не посмотрю, що сваты скоро приедут, возьму ремень, – вставая, возмущенно проговорил Михаил.
- Поздно тату.
- Що поздно, – уже мягче спросил Михаил, улыбаясь кривой улыбкой в усы, – я не против твоего выбора, пусть немного косой, но умный зараза, бухгалтер, в селе ценят его.
- Тату откуда ты знаешь? Я же даже маме не говорила. – Обняв нежно отца, спросила Настя.
- Подходили они ко мне. Родители нормальные, совет вам, да любовь. Вижу в твоих глазах искорки, замуж хочешь, держать не буду. Девка хороша, когда не переспела, когда честь не потеряла, а что толку с той, которая по кустам прячется. Я верю в тебя, ты моя кровинушка.






Евфросиния запричитала.
- Да куда же ей замуж, едва семнадцать то лет, да зачем, так рано.
- Цыть, не плакай, держать не треба девок.
- Да, ну тебя, – махнула рукой Евфросиния и начала готовить кушать.


8.








Наступила весна. До посевной оставалась много еще времени. Хотя сеять было почти нечего, все, что можно было есть, фактически уже было съедено, и на посевную семян не было.
Михаил, заранее зная тяжелейшую обстановку пришел к Петру просить зерно на посев. Тот сделал страдальческое лицо и, выжимая слезу, положив на живот руки, проговорил:








- Если бы я имел зерно, то тебе в первую очередь дал. Но я вот думаю, как самому быть, где зерно брать. Ты сам видишь, у меня свиньи даже сдыхают от недоедания. Вот твои то хороши. Я же не прошу у тебя сало.
- Ну, як проси. У тебя, сколько скотины, а людина от голода мрет. Последнее забирают у них. Може им подсказать як выходит у тебя?  А що, пусть спросят? – спокойно сказал Михаил.
- Ак, скажи мне на милость, добрый человек, не тебе ли я дал свиней, чтобы ты сам не помер от голода, да еще взял в работники? А ты мне платишь, дай бог тебе здоровья, вот уж спасиб тебе.
- Пожалуй, пойду ка я, не треба мини робити у тебя. А зерно в стенах запреет, и сам сгоришь, как людские дома …,  – с усмешкой проговорил Михаил, смотря на почерневшее от страха или от злости, нельзя было понять, лицо Петра.











Но он точно знал, не смеет Петр отказать ему в просьбе, уж сильно он труслив. У него даже руки затряслись.
- Михаил, ты вижу, обиделся на меня. Я таки попробую тебе помощь, но не знаю пока как. Мы таки друзья. Не надо так сразу с налета.
- Мне щас  треба. Говори, поможешь или как?
- Ну, какой же я буду друг, если не помогу. Конечно, помогу!
- А поджигать меня не треба! Худо будет, да и знамо дело.
Петр понял, откуда Михаилу известно о зерне, он заскочил домой, чуть не сбив с ног жену, которая стояла у дверей и подслушивала раз-говор Михаила с Петром.
- А че теперь будет, – заголосила она.
- Че, че, че будет. Где сукин сын, я ему сейчас …
- Не трогай–таки сына, божий человек. Он причем? Ты вась–вась с ним, а











Олешка, каким баком? Уже злость на сыне хочешь согнать? Че не выгонишь этого проходимца?
- Его надо было держать возле себя, он далеко неглупый, он мне про пожар–то намекнул. Забыл, что я ему поросят дал, да еще разрешил, чтобы немного возле матки побыли, а он до сих пор держит здесь их и ничего не сделать! Нет, его надо держать возле себя, дура, – заорал Петр. – Ты понимаешь, своими куриными мозгами, он первый враг, он знает про нас все. Я–то думал, что он ничего не знает. Ходит хохол по двору и ничего не видит, а он еврея надурил. Софушка, что делать?!
- Не кричать на все село, че ты еврей. Не орать на сына. Давай думать моими «куриными мозгами» и твоим затуманенным вздором. Успокойся вначале. Раскаленное железо сильно обожжет! Больно будет, да и рана глубокая будет. Остынь!









 
- Что случилось папа? – зевая и сонно потягиваясь, спросил Олег, намереваясь выйти во двор.
- Че? Ты спрашиваешь, че? Че может случиться, если сын осел?
- Я что? Только встал и уже виноват? Мама, что папа говорит? – смотря на мать опухшим ото сна лицом, моргая глазами, спросил Олег.
- Во–первых, приведи себя в порядок, во–вторых, нам нужно подумать всем.
- Говорите уже, надоели. Как только проснешься так, что–то неладное.
- Откуда скажи мне на милость, наш работник, да будь он здоров, знает, где лежит наше зерно? – Спросил отец, делая ударение на каждое слово.
- Но ты даешь папа, он, мне помогал засыпать его в стены, даже подсказал, как правильно засыпать зерно, чтобы оно оставалась сухим.
- Он тебе помогал? А скажи сынок, где ты был в то время, когда он тебе помогал, не у девок случаем? Ты и рядом не стоял сукин ты сын. Я тебя просил, в твою башку непутевую вбивал, чтобы ни одна душа не знала, а ты поручил ему. А тепереча, он требует от меня зерно на посев. Я ему не могу не дать! Ты понимаешь, что произошло?
- А что если ты ему дашь, нам не хватит? – почесав затылок, недоуменно спросил Олег у отца.








- Ты нормально себя чувствуешь, аль претворяешься? Ты понимаешь, что я не отдал излишки государству. Это значит, я враг народа! А че делают с врагами народа? Правильно садят в каталажку. А может тебя садить надо? Тебе там вспомнят и девок изнасилованных и убиенных…
- Все хватит, а то ты договоришься, черт старый! – зашипела София, – совсем потерял страх. Че говорит? Че орет? Сам не знаешь. Говори по сути, че делать?







- Я говорю…
- Ты меня понял? Сядь–таки, успокойся. Я думаю так. Нам ничего не остается, как дать ему на посев и столько, сколько он просит, – тихо сказала София, рассчитывая на то, что Петр тоже будет спокойнее говорить.
- А может он у нас уже украл зерно? – заговорчиво произнес Олег.
- Да ты спятил, сына, я его каждый раз провожал стоя у порога. Он с пустыми руками уходил, – уже спокойнее сказал Петр, строго посмотрев на сына.
- Ну да, ну да, – согласился Олег с отцом.







Михаил пришел домой, разделся и объявил, что нужно усиленно работать на стройке. Что скоро состоится свадьба Насти со Степаном. Он аппетитно поужинал, добро посмотрел на Евфросинию. Посмотрел на Варвару, которая подползла к его ногам и, улыбнувшись своей скрытой улыбкой, взял ее на руки. Это был добрый знак. Евфросиния поняла, что у него хорошее настроение и поддержала его, сказав, что сараи, сеновал и другие подсобные помещения уже готовы, нужно быстрее заканчивать строительство дома, чтобы сваты приехали уже в новый дом.








- Фроська, ты у меня умница, я хочу, чтобы ты на завтра приготовила нам борщ, да по–украински – загадочно проговорил Михаил.
- Да, я что только съежу в Украину. А може еще петушка зажарим? – с наигранно–насмешливым почтением спросила Евфросиния.
- Ванька, а ну посмотри в карманах, що я принес. – Обратился он к Ивану, который крутился вокруг стола, поглядывая, на несколько ку-сочков хлеба и ждал, когда можно будет незаметно взять кусочек.
Иван тут же подошел к фуфайке отца, залез во внутренний карман и вытащил три картофелины, четверть свеклы, в другом кармане было несколько листов капусты, фасоль и маленькая морковь. Все это он подал матери.







- Теперь сними с меня сапоги, но аккуратно, подложи тряпку, – отдав Варвару Евфросинии и удобнее сев на табурет, выставив ноги вперед, сказал Михаил.
Иван уже знал, как нужно снимать обувь с ног отца, он это проделывал часто.








Сегодня оттуда посыпалось грубого помола ячменя.
Евфросиния передала Варвару Насте. Поставила воду для борща и начала аккуратно тонко срезать кожуру с картофеля.
- Ведь это называется, скажем, нехорошо. Тату, зачем ты это делаешь?– спокойно спросил Федор, но по голосу было ясно, что это спокойствие дается ему с трудом.
- Як же я делаю? Ты спроси у Ваньки, що вин крутится около стола? А я тебе отвечу, кусок хлеба прихватить, чтобы желудок свой наполнить, чтобы жизнь была. Чтобы с голоду не помереть, как другие вымирают семьями. Що у тебя слюнки потекли? Ждешь, колы маму кушать сварит и тебя накормит? Вот и я об этом. Що будет лучше в могилу, корчатся от голоду? У тех, як же все то ж воровано, вот и де-лимся. Зараз поедем за зерном, я договорился. Щас время сыну такое, никто не спрашивает, где взял? Взял не помрешь, упустил, семья голодает. Тебе дядьку не принесет кусочек хлеба и тетка то ж. Сам кумекай. Голодомор идет. Он Варька растет, що будеш дивитися як помирає вина?


9.





Время шло. Пришла горячая пора для посева. У малой части крестьян были скудные запасы посевного материала. Каждое зерно было на счету. Картофель разрезали и сажали в лунку по одному отростку. У кого были семена моркови, свеклы делились с соседями. Работали, мал и стар. Все, ждали, хоть какого ни будь, урожая, все зависело от погоды, будут дожди, будет урожай.
- Тату, смотри, Варька землю ест, пойду, умою ее – сказала Настя, готовая бежать к малышке.
- Толще буде, роби, зараз погода изменится, и не успеем все высадить, зараз маты приедет, буде с Варькой, не отвлекай по пустякам, – посмотрев на Настю с укором, сказал Михаил.
- Баба приедет это добре, зараз не будем с малышкой возиться. – Обрадовано сказал Иван.








- Я вчера был у Олега, мутные они какие–то. Дядьку Петя хмурый был, сажал картошку и все причитал что плохо, что урожая не будет, что даром садят. А будет урожай так приедут и заберут или своруют сельчане. Что ноги обрубает, кто зайдем на их угодья, – сказал Федор, пытливо смотря на отца.
- Посадим, всем хватит урожая, и кто приедет, и кто придет. Кто украдет, спасибо скажет, что ты Федька садил и для себя и для них. Сажайте, пусть всем на радость растет, людям хватит и нам хватит.









После посевной, через месяц переехали в свой дом. Радости казалось, не будет конца. Комнаты обогревала массивная русская печь с лежанкой, где спала Варвара. У Насти была своя комната, Федору с Иваном досталась маленькая комната.
Михаилу не пришлось ехать за матерью, ее привезла Ефтемина Леонтьевна, его старшая сестра. У нее было двое детей, муж работал начальником станции Нуринск.






Она сама нигде не работала, только следила за нарядами, одевалась модно. По характеру была хладно-кровной, амбициозной. Она сказала, что собирается ехать с семьей в отпуск, а мать не с кем оставить, что приедет с отпуска и заберет мать назад.
- Та шо, нехай буде у мене. Як я сам хотів за нею приїхати, – сказал Михаил, ласково смотря на сестру. – Ти городска зовсім, люба подиви-тися на тебе. Чоловік працювати на станції?
- Миша, ты уже учись правильно говорить. Что же всю жизнь по–украински будешь говорить? Пора уже…
- Тобі не все одно як я балакую? Намалевала губи і …
- Смотри на свою Фроську, –  съязвила сестра.
- Ну, зараз і поговорили. Пішли їсти, Фрося приготувала борщ, – мягко проговорил Михаил.
- Накормите маму, а мне пора в дорогу, не хочу задерживаться.







Мать у Михаила два года как потеряла зрение. Она видела только тени человека или предметы, поэтому могла самостоятельно двигаться по комнате, но у нее слух и обоняние были хорошие. Она была статной, высокой с глубокими морщинками на лице своенравной шестидесятипятилетней женщиной. Трость, с которой она ходила в сочетании аккуратности одежды придавала ей интеллигентный вид.






С ней оставляли маленькую Варю. Бабушка сидела посреди комнаты, Варя всегда была у бабушкиной трости, пытаясь пухленькими ручонками ее забрать. Это у нее не выходила она кряхтела, злилась, плакала.






На дворе стоял август. Скоро осень, на листьях клена прибавилось седин. Но это еще лето, солнышко ласкает, но ветерок уже свежий. В небе тучами, словно играясь над крышами сельчан, пролетают птицы, их карканье над селом сначала усиливается, затем постепенно утихает и вот уже они далеко, затем стая разворачивается, и опять летит над селом с теми же карканьями. Так они проделывают несколько кругов, потом вдали облепляют верхушки деревьев, которые становятся от их присутствия черными. На клумбах цветы погрустнели. Дождей было мало. Пшеница набрала колос, урожай должен быть неплохой.









Настроение поднимало еще то, что на собрании сельчанам объявили, что декретом ВЦИК население неурожайных районов республики будет освобождено от уплаты продналога. Что правительством было выделено 25 миллионов рублей для закупки сельскохозяйственных машин и орудий; выделено 2131 тыс. рублей для приобретения скота. 14 июня 1921 г. В. И. Ленин подписал Декрет «О натуральном мясном налоге», по которому кочевое и полукочевое казахское крестьянство освобождалось от мясного налога.







Михаил был во дворе, когда увидел разряженные повозки с людьми весело подъезжали к их дому. За повозками бежала детвора. С хат начали выходить любопытные сельчане.
«Зараз к нам сваты. Що не предупредили. Як же, як же. Знамо Настя, ах доча не сказала же». – Волнительно думал Михаил. Он быстро за-шел в дом, скомандовал Евфросинии подать ему одежду выходную и самой надеть наряды, погрозил Насте пальцем. Гости ждали их на улице.







- Заходите, гости дорогие в хату, –  пригласил Михаил гостей.
Гости зашли в дом. На улице остались дети и соседи, любопытные облепили окна. Окна были открыты, и было слышно, что говорят в хате и во дворе.
- Погода нынче хорошая, –  сказал Михаил.
- Да, погода хорошая, урожай видимо, хорош будет, – согласился отец Степана. Который смущался и потел, постоянно протирал лоб. У него были длинные усы и редкая маленькая борода, он и сам был маленького роста по национальности мордвин. По характеру флегматик.









- Урожай то неплохой будет, да вот заберут и  опять нечего жрать будет, – угрюмо, сказал мужчина лет сорока, такой же маленький, щупленький как отец Степана, пустым взором, рассматривая комнату.
- В продотряде не бандиты там же, такие же люди как мы. С ними договариваться надо. Объяснять, что мы тоже кушать хотим. – Сказал Федор.
- Да ладно вам, не затем мы к вам заглянули, – начала пышная в нарядной юбке с множеством бус на шее и накинутом цветном платке на плечах сватья, видя, что разговор пошел в другую сторону.
- Да, давайте проходите к столу, – сказал Михаил.
- Расцвела малинка, да не для нашего ли лукошка? – приступала непосредственно к сватовству сватья, но говорила о нем загадками и прибаутками, чтобы нечистая сила или злые люди не услышали и не помешали. – Заблудилась овечка, ищем — не у вас ли она?






- Не, тетка, не у нас. – Сказал Иван.
- Не лезь, когда старшие разговаривают, – цыкнул на него Михаил.
- У нас замочек — у вас ключик. У нас кусточек — у вас цветочек. Как бы ваш цветочек да посадить под наш кусточек – продолжила сватья и закончила, конечно же, знаменитой фразой: «У вас товар, у нас купец».
- Знать не знаю, и ведать не ведаю, к чему все эти разговоры, – с достоинством отвечал Михаил.









- Желаете ли отдать свою дочь за Степана? – спросила уже прямо сватья.
- Не знаю, что и сказать вам сватья? Это Анастасию надо бы спросить. Я против воли дочери не пойду.
- Тату, ты же знаешь, люблю я Степана! – краснея до ушей, сказала Настя, теребя концы шарфа накинутого на голову. Она стояла перед всеми такая юная, красивая, гордая, что у Евфросинии сердце разрывалось. Уж совсем молоденькая.
- Она мне тоже мила, любима, я не могу жить без нее! – сказал Степан и подошел к Насте. – Настенька, любовь моя не отказывай, скажи да!
- Степа, я сказала, что еще надо. Пусть теперь о дне свадьбы договариваются, а мы пошли гулять, – взяв его за руку, сказала Настя и увела.
- Ой, ходить ему под каблуком, – услышала Настя, когда они проходили мимо девчат.
- Кто тут такой смелый, – спросила Настя.
Вперед вышла Варвара дочь Харитона и сказала:
- Я такая смелая.







Настя, увидев на ней свой шарф, который потеряла, когда был пожар в их еще недостроенном доме, смотрела на нее, раскрыв свои и так большие глаза в каком–то замешательстве. Все поняли это, как Варвара победила ее словами, и она не знает, что ответить. Вокруг начали смеяться.
Настя подошла вплотную к Варваре и тихо спросила:
- Где ты взяла этот шарф?
Варвара, чтобы все слышали, нарочно громко гордо объявила:
- Мне этот шарф подарил Олег, поняла, Олег!
- Вор твой Олег! Поняла?! Я бы не гордилась так, навесив ворованный шарф на себя!
- Ты что? Это дорогой шарф у тебя такого шарфа никогда не было и не будет. Олешка богатый вот и это его шарф. – Сказала Варвара с такой любовной хвастливостью, с каким говорят о дорогом человеке.
- Скромность тебе бы не помешала, – сказала Настя и пошла прочь. Степан пошел за ней.













Олег в это время стоял рядом с Федором и Иваном. Они все слышали. У Ивана пыл негодования захватил дыхание. Он уже хотел схватиться с Олегом, но Федор понял, что он сейчас натворит глупость, крепко обнял его и закрыл ему рот, так будто играет с ним и, обращаясь к Олегу, сказал:







- Что она сама его шила? Что в магазине нет больше таких шарфов?   
Сваты уехали, все разошлись. Варвара глазами искала Олега, но, не увидев его, тоже пошла домой. Первый пыл негодования к Насте прошел, его сменил нахлынувшее разочарование, она думала: «Ведь он стоял рядом, она чувствовала его, но он не подошел, не сказал, что это его подарок. И ушел. Почему? Он стесняется меня? Я ведь не уродища, я красивая. Я не хуже Насти, ее сватают, а от меня жених убегает. Может он от робости? Нет, это не про него!». Домой Варвара пришла в растрепанных чувствах, отказалась есть, сразу легла спать.









Олег зашел домой, сел на лежак и тупо, уставился в угол.
- Сын не просверли угол дома. – Сказал отец. – Что посватали Настю? Може ты хотел ее посватать?
- Я хотел ее убить? Она тварь все ее семейство я уничтожу! Я ненавижу их! – обхватив голову руками, застонал Олег.
- Че здоровы были, произошло, че таки переживать? Тю, девок мало?







Успокойся, кушать давай, – тихо сказала мать.
- Мама она мне не нужна. Она кричала, при народе, что я вор! Я шарфик ее украл, а эта глупая Варька нацепила этот шарф и пришла под ее окна, чокнутая, я тоже ее убью! – застонал Олег.
- Мне тоже это семейство надоело! Надо крепко подумать, как от них избавиться, – цинично сказал отец.
- Эй, ви меня умиляете, уже успокойтесь, всех зараз таки не убьете. Надо сделать так, чтобы они уехали из села, – протяжно и дерзко, произнесла София.
- Ты таки права, пусть уезжают Харитон с умирающей женой и детьми, Михаил, который построил дом, завел скотину…, – начал перечислять Петр, кому нужно уезжать.
- Я только думаю, а ты уже…, – обидчиво сказала мать.
- А не пора ли сыночку твоему, дай бог ему здоровья, успокоиться и тоже подумать, как дальше жить. Это вам село, а не город. С города уехали, думал, в селе успокоится, а нет же. Нам надо переждать все войны, революции …, не понятно или как? Заберут золото, зерно, тогда точно останемся в селе, ясно вам! А с этим семейством я сам разберусь, здесь ум нужен. Слышишь это Олег я тебе говорю, дурь беспробудная, дырявая твоя башка. Узнай–ка мне, когда у них свадьба намечается? Только по–тихому сын. – Сказал Петр и вышел во двор.


10.





Харитон видел, что его жена с каждым днем угасает, что силы покидают это хрупкое беспомощное тело. Он попросил соседа, который на бричке поехал в Караганду, привезти старшую дочь Агриппину, чтобы она успела попрощаться с матерью.









У Агриппины было уже двое детей, муж работал в шахте, и она не могла их оставить с ним. Она была неплохой хозяйкой, у нее все было разложено по своим местам, ужин, завтрак был всегда во время. Она собрала детей, взяла узелок с подарками, куда положила несколько кусочков хлеба, воду и кусочек сала.
Агриппина успела попрощаться с матерью. Она умерла через два дня, после приезда Агриппины.











После похорон, когда  осталась одна с Варварой Агриппина спросила:
- Варя, а что с тобой? Ты ходишь сама не своя!
- Я похоронила мать, – сказала Варвара и намеривалась уйти.
- Варя, я твоя сестра, старшая. Скажи, что с тобой? 
- Груня, я тебе сказала. Ты вот опять уедешь, а я останусь.
- Ну, к чему ты это сказала? У меня муж работает в Караганде, и я не могу с папой быть. А ты здесь….  У тебя жених есть?
- А что ты спрашиваешь про жениха?
- Хочу знать, когда он тебя посватает. Это ты папе можешь врать, а я вижу, что пузо скоро на лоб полезет. Кто он? Варька это же село.










В комнату зашел отец. Они обе замолчали. Харитон сел на табурет напротив их. Он был угрюм, но не  до такой степени, чтобы упасть в уныние. Он много пережил за болезнь жены и уже готовился к тому, что скоро ее не будет. Он вздохнул и сказал:








- Что сидим? На улице хорошая погода. Варя, покажи Груне село, забыла какая у нас речка. Дома, небось, некогда искупнуться, сходите на речку.
- Я не пойду, она сама дорогу знает, – твердо сказала Варвара.
- Пойдешь, сестра. Мы дорогой и поговорим. Не будем здесь продолжать начатый разговор, – сказала Агриппина, зная, что сестра пойдет не захочет, чтобы отец услышал ошеломляющую весть.
По дороге Варваре пришлось признаться сестре, что она беременна и что Олег еще не делал ей предложения.
- Эх, Варя придется тебе самой ему сделать предложение, он, по–моему, не догадывается, что ты беременна. Ты ему говорила?  – озабоченно спросила Груня.
- Я говорила, да он слушать не хочет, – с досадой сказала Варя и заплакала.
- Плач не плач, а придется к нему идти мне. Я с ним поговорю, иначе отцу скажу, он с ним разберется.
- Ой, ты что Груня? – испуганно произнесла Варя.
- А что, тогда рожай без мужа! Будет сельчанам, о чем сплетничать за каждым забором.









Незаметно они подошли к речке, там много было ребятни и в речке и около речки. Варвара сразу увидела Анастасию со Степаном, рядом лежала молодая женщина с ребенком, с которой они о чем–то беседовали. Варвара с Груней сели неподалеку.






Степан встал и хотел поднять Настю, но она не захотела, сказала, что побудет на берегу. Женщина, которая была рядом, попросила Настю посмотреть за ребенком, раз она не хочет в воду. Что она быстро искупнется, а затем Настя. Настя согласилась. Варя с Груней тоже побежали в воду. Вода была теплой, и они решили доплыть к другому берегу и назад. На другом берегу было мало народу. Берег был илистый, они немного отдышались и поплыли назад, затем бодрыми и веселыми выбежали на берег, достали полотенце и начали им вытираться.
Насте тоже не терпелось в воду. Она начала присматриваться, где женщина, которая оставила ей ребенка. С воды вышел Степан. Настя оставила с ним ребенка, подошла к речке, всматриваясь в воду, но, не увидев той женщины, она окунулась и поплыла, сразу забыв про все. Вода действовала на нее магически, она в воде была как рыба. Услышав крики купающихся, Настя поплыла туда и увидела как двое ребят, схватив женщину, так чтобы она была на поверхности воды, плыли к берегу. На берегу ей стали делать искусственное дыхание, но было уже поздно. Эта была та женщина, которая оставила Насте ребенка.












Настя взволновалась, не зная, что делать с ребенком. Степан успокаивал ее, говорил, что ребенка заберут родственники, что с ребенком все будет хорошо. Увидев в зажатой руке утопленнице какой–то предмет, Настя присела к ней ближе и увидела кусок золотой цепочки свисающей с ее зажатой ладони. 









 Ребята хотели разжать утопленнице кулак, в котором что–то было, но безуспешно. Все поняли, что ее утопили, что она сопротивлялась и что это вещь принадлежит тому, кто ее утопил.







Варвара еле переставляя ноги, облокотившись на Груню, шла домой. Ее страшно мутило, тонкие губы посинели, овальное лицо, которое было всегда румяным, сейчас было печально–бледное. Ее лоб покрылся испаренной, она вот–вот потеряет сознание. «Что ее могло так испугать? Утопленница?! Не похоже. Она всегда уверенная в себе, самолюбивая, всегда включает разум и выходит из опасной ситуации. Она уже давно решила, что будет делать, если Олег не женится на ней. Я сразу поняла, она приедет ко мне в город. Хотя она мне не говорила, я поняла ее.










Она даже отца подготовила, что хочет в город ко мне. Отец интересовался, можно ли ей приехать ко мне. Здесь какая–то загадка?!» – думала Груня.
 





Отец встретил их во дворе. Он уже знал об утопленнице и, увидев в таком состоянии Варвару, сразу подхватил ее на руки и понес в дом. Груне сказал, чтобы она бежала за врачом.
- Папа, успокойся, сейчас все пройдет. Она перегрелась на солнце, да еще увидела утопленницу. – Как–то неуверенно сказала Груня, отводя глаза от отца.
- Груня, дитя, я люблю всех вас, у вас нет мамы, я в ответе за вас. Понимаешь, если, что случится с вами я не смогу жить, пойми. Ты почему не хочешь идти в больницу? Скажи мне, я вам не враг. Я душу отдам за вас.
- Да папа, я думаю, чем все село узнает, лучше я тебе скажу, а ты решай. Только верно поступи, не руби с плеча. Здесь оба виноваты…
- Дочь, Варе тяжело, ей надо помощь, а мы рассуждаем. Можно покороче и не рви мне душу.
- Варя…, Варя беременна, – выпалила Груня. Увидев побледневшее лицо отца, – быстро проговорила, – папа родненький, не пугайся, я в город ее заберу.
- Кто?! – хрипло произнес Харитон, сжимая кулаки. – В прочем, я что спрашиваю, я знаю эту гадюку!
- Папа ничего не делай в порыве гнева!
- Побудь с Варварой. Я щас… устрою …
- Папа не надо устраивать «Варфоломеевскую ночь»! Может просто с ним поговорить. Но поговорить не сейчас. Я заберу Вареньку в город, а ты решишь здесь без нас.








В это время Олег зашел во двор своего дома взял вилы и прошел в свинарник. Он вывез уже две тележки свиного навоза, когда во дворе появился отец.
- Доброго здоровьишка тебе сыну. А где у нас случилось? Что там про утопленницу говорят?  Сама утопла–таки?
- Я ничего не знаю…,  я …, – начал заикаться Олег.
- Глупость похожа на заразную болезнь. А болезнь сынок таки лечить надобно! Правду говорит папа?! Тогда, дай бог тебе здоровья, прошу милости, заходь в сарай, – лицо отца было покрыто багровыми пятнами, говорил он резко и в пылу негодования схватил Олега за грудки, затолкал в сарай.









Олег свалился на сено и стал рыдать, причитая:
- Я не хотел… ты сам говорил…, да говорил, чтобы я …
- Сколько в тебе таки смеси наивности, глупости, дерзости, робости, нахальства, – отец понял, что бесполезно ему вталкивать в голову разум, смягчился и сказал, – сколько–таки в тебе жестокости? Девку, зачем утопил?
- Я ее ненавижу, она сказала, что я вор, что у нее шарф украл и …. Пусть теперь они рыдают, теперь к нам не полезут. Эта Настя …
- Дурень несусветный, ты же не Настю …, ты же с другого села…
- Откуда ты знаешь? Это Настя была, она там вместе со Степаном была.
- Уже все село знает. Добрые люди по селу бегают, и говорят у нее в руке цепочка золотая осталась и в кулаке таки держит крест золотой. А золото у кого? У нас. Где дорогой сынок у тебя цепочка?










Олег машинально схватился за грудь, где должен быть крест, затем провел рукой по шее, он даже и не заметил, что нет креста и цепочки, страшный холодок прошелся по спине, даже он понял, что это серьезно; жестокий, подлый человек, неспособен самостоятельно выйти с малейшей неприятности всегда обращался к отцу. Отец был такой же, как сын, но еще хитрый и насквозь неискренний, умеющий найти не-ординарное решение в любой возникнувшей ситуации.









- Что, здрасти вам, схватить–таки ноги в руки и собирать чемоданы? Может, скажешь, что нам с мамой делать? – спросил Петр и сразу увидел Софию. «Надо же вспомни черта, он тут как тут» – плюнув в душе, подумал Петр.
- Ну, нет, вы видели, он хочет моей смерти! Таки зайдите в хату, добры люди, – запричитала София.
- Мама я повешусь, – закричал Олег, вставая с сена и, снял пиджак, начал вытряхивать его от соломы.
- Вешайся, вешайся, убей свою маму. Принеси папа ему веревку, – сказала София и, толкая Олега в спину, вместе с ним пошла в дом. За ними оглядываясь по сторонам, не видит ли кто их зашел в дом Петр.
- Софичка, достань этому дурню цепочку, крестик и не надо делать пожалуйте мне нехорошо. Не ровен час сейчас приедут за этим идиотом.
Эти слова на Софию сильно подействовали, она быстро сняла цепочку со своей шеи и как по волшебству у Олега появилась цепочка с крестиком.
- А крестик то не тот, – сказал Петр.
- Я тебя умоляю, разница таки? Кто тот крестик, здрасти видел?
- Кому надо видел, не порть мне нервы Софа.
- Щас принесу, – шустро, что не свойственно ей, она ушла в другую комнату, но провозилась долго и все же, вынесла именно такой крестик.











У Олега в душе поселился страх, ужас, мучительное раскаяние. Он утопил женщину, которую даже не знал. А ненавистная Настя жива, живехонька.
- Зачем вы вешаете на меня бесполезный крест? Он поможет мне? Почему у меня так выходит? Что же я наделал? Настя жива, живет себе, а я …, – и слезы рыдания разом хлынули с глаз Олега.
- Нетерпеливый ты, больной очень, агрессивный и вспыльчивый. Таки папу слушать надо. Сколько я тебе говорил, вбивал в башку твою дырявую. Нельзя тебе самому решать такие серьезные поступки. Таки вытри слюни и слушай. В любую минуту могут нагрянуть к нам милиционеры. Ты иди, умойся и приведи себя в порядок. А я подумаю, – угрюмо сказал Петр.
- Вот уважаю вас, но тю за ваше каменное сердце Петр. Таки не умываться ему надо, а горилку пить, да так, чтобы на ногах не стоял. Вот, скажем, пьет наш сынок. Какой таки убийца с него? С девушкой поругался и пьет. – Сказала София и увела Олега в его комнату. Затем вы-несла большой бутыль мутной самогонки с сарая и поставила перед Олегом, после вышла с его комнаты, плотно прикрыв дверь, и обратилась к мужу: 
- Петр, я имею сказать, что–то тебе важное. Знаю–таки, как наказать Настю. Я видела у нее на ушах золотые сережки. А ты скажешь, что таки? А есть сережки, таки золото есть.
- Главное смуту посеять? Да, главное посеять, а, поди–ка, докажи обратное. Да все и видели их со Степаном…, нашего дурня таки никто не видел. Да–а, бабы придумают, ни один черт не докопается, поди–ка–таки разбери. Ну, бабье! – Петр даже руки потер от удовольствия. Он уже представлял, как будут оправдываться Настя со Степаном. 


11.




Настя зашла на работу к Степану, они договорились вместе сходить в церковь. В конторе сказали, что его сегодня не было на работе. На вопрос где он ответили молчанием. Настя вышла с конторы, немного подумала и решила, что ничего неприличного не будет, если она зайдет к Степану домой.








 
Дом у родителей Степана был саманный большой, двор крытый железом. В доме было чисто, на окнах висели белые занавески, длинный квадратный стол накрыт льняной скатертью, большая русская печь чисто побелена. На топчане сидела мать, ее голова была покрытая белым платком, жилистые, натруженные руки лежали на коленях. Она как бы, не замечала, что к ним зашла Настя. Отец Степана стоял рядом с ней, положив на ее плечо свою руку.








- Здравствуй дочка, – сказал отец Степана, – ты уже знаешь, что Степана арестовали?
Настя широко открыла глаза, присела на табурет, который стоял у дверей, и ничего не могла сказать.
- Да, да, дочка, говорят, что это он утопил женщину, – удрученно сказал отец Степана и отвернулся, чтобы незаметно смахнуть не прошеную слезу с глаз.
- Неправда, – вскочила Настя, – он уже вышел с воды, когда это случилось, он сидел на берегу. Я сейчас же пойду и …
- Спасибо Настенька, скажи. Они еще говорят, что у него был золотой крест, здесь обыск был. Забрали два кольца, которые он приготовил на свадьбу для вас, – горько плача, сквозь слезы, говорила мать Степана.
Настя шла в милицию, прокручивая тот день в голове, чтобы все верно сказать, чтобы еще больше не навредить Степану. Она вспомнила слова отца: «Наша жизнь насыщенная жестокостью, грязью, циничностью! Никогда нельзя рубить сгоряча, прежде, что сделать, надо остыть, подумать, сто раз взвесить, а потом поступай по разуму».  Настя круто развернулась и пошла на работу к Федору, он сейчас работал на мельнице. На мельнице Федора не оказалась. Настя зашла домой, где увидела, встревожено озабоченные лица братьев и родителей. Она поняла, что они уже знают об аресте Степана. Увидев ее, Евфросиния подошла к ней и, обняв дочь, сказала:








- Дочка, Степана арестовали и к нам приходили, мы уж думали, что и тебя.
- Да вы что?! Степа невиноват! Я сейчас же пойду в милицию… –  начала  Настя.
- Всем цыть! – прикрикнул отец, но не злобно, а как бы добродушно. – Треба здесь палку не перегнуть. Они  балакают, що вы взговори. У утопленницы в руке был крест, що люди бачили  такий крест у тебя и у Степана. 
- Да я тоже видела золотую цепочку, зажатую в ее руке и что–то похожее на крест в ее кулаке. Но только там цепочка не такая как у меня, а намного толще. А у Степы крест медный. У него никогда не было ни золотого креста, ни цепочки золотой.
- Мне бы взглянуть на этот крест, ведь кто поджег наш дом и завязал меня у того тоже крест был. Но помните, я вам говорил? –  горячо вступил в разговор Иван.
После беседы, всех доводов, решили, что в милицию пойдут Михаил, Иван, Настя.
- Надо сейчас идти, дожидаться завтра нет смысла, они могут его увести в город и там тяжелее будет, что доказать, – твердо сказала Настя и встала.












В милиции уже не хотели пропускать их, говорили, что поздно, что завтра будет день. Настя сказала, что и с места не сдвинется, пока их не пропустят. Михаил тоже настоял на том, что им необходимо решить этот вопрос немедленно.








Доказать в милиции, что у Степана никогда не было золотого креста и цепочки никак не удавалось, милиционер как глухой был. Он повторял одно и то же, что это Степана вещи и что есть свидетели, которые видели у Степана точно такую цепочку. На вопрос кто мог так обо-лгать Степана, милиционер сказал, что  это не разглашается, по той причине, чтобы не было давления на свидетеля, что эти люди порядочные и уважаемые.










- А у этих людей случаем, нет такой цепочки? – как можно непринужденнее спросил Михаил. Еще сам не догадываясь на кого, намекает, просто уже не знал, как достучаться до милиционера. Но когда в глазах милиционера появился тревожный блеск, Михаил прозрел: «Як мне в голову не пришло, ведь у Олега такий крест. Я сам же бачил? Не уж этот дурень на такое способен? Но на что его батька способен, да еще меня утопить…» – Михаил сурово продолжил, – Чую я чье сало съев. А ну–ка подай мини свидетеля! А с этого порядочного человека не слезу, пока вин не сядет вместо Степки, ах сукин сын, ах негодный человек! А ви его покрываете?! А еще дух закона называетесь! Ви хотите тоже вместе сесть?! Да, я порядочный, поэтому не допущу неправды. Я сейчас запрягу повозку…
- Что ты Михаил, он весь день пил, он на пляже не был. Я сам видел он в дым пьяный и крест у него на месте. У него девушка к другому ушла, вот он…, – заискивающе сказал милиционер, став весь багровый от натуги. Чтобы скрыть страх от того, что его обличат в несправедливом поступке, он встал и выдал себя еще сильнее, так как весь покрылся потом, еле дыша, ходил как под гипнозом.
Михаил видел, что милиционер трусоват, недалекий человек с ограниченным кругозором и узким мышлением и что если на него надавить он сделает все, что от него просят. Что это Петр, чтобы отомстить Михаилу, натолкнул на мысль арестовать Степана, а за это, что–то пообещал ему.  Михаил вздохнул и, обращаясь к милиционеру, сказал:











- Да у него крестов как грязи в душе! Аль що пообещал Петр, вин такий, но слово его скользкое как и вин сам.
- Отпускайте Степана немедленно! Доказать что у него никогда не было такого креста и цепочки запросто можно. А что он уже на берегу был, многие подтвердят. Я тоже Вам говорю, что он сидел с ее ребенком, когда все это случилось, – соскочив со скамейки, где она сидела, пылко сказала Настя.
- А вот на Вас цепочка золотая…, – начал милиционер.
- Бог есть на свете, это за ту утопленницу некому было слово говорить, так и похоронили, а здесь Вам не пройдет, не делайте себе головную боль, – запальчиво произнесла Настя.
- Да отпущу я его, что мне. Невиновен пусть уходит, а докажем, что виновен так заберем. Он же не убегнет, он же жених Ваш, – с наигранно–насмешливым почтением сказал милиционер и тут же сделался озабоченным – следует наказывать виновного.











Евфросиния сидела на пеньке у берега речки. Кустарники почти полностью закрывали ее с дороги, берег был илистый, купаться сельчане здесь не любили. Это место было безлюдным и тихим. Можно было смотрела на воду, не о чем не думать. Бурление, журчание, всплески воды успокаивали ее.










Харитон шел к Олегу. Он специально не взял коня, чтобы серьезно поговорить с ним. Увидев Евфросинию, он непроизвольно подошел к ней и, постелив на траве около нее пиджак, молча сел рядом. Первая начала разговор Евфросиния:
- Красота, люблю это место.
- Да – а, – однозначно сказал Харитон и замолчал.
Евфросиния внимательно посмотрела на него, по холодно–печальному выражению лица поняла, что его что–то мучает.
- Харитон, что случилось? – с нежным участием спросила Евфросиния.
Харитону тут же захотелось открыть ей душу.
- Ой, и не знаю, как сказать. Мне легко с тобой, хочется поделиться. Не с кем даже посоветоваться.
- Если не хочешь не говори. Просто посмотри на водную гладь, может, полегчает.










Харитон посмотрел на Евфросинию задумчивым взором: «Ведь у тебя тоже не все хорошо дома. Вижу тяжело тебе с мужем. А погляди добрая какая. Хочет всем, чтобы было хорошо! Милая Фрося как ты люба мне. Как душа тянется к тебе», – и сказал:
- Отвез я детей в город. Будут там пока жить. Осталась вот одна Маня со мной. Варя в положении от Олега. Вот иду к нему на поклон.
Евфросиния взяла его руку, погладила и тихо сказала:
- Порой мы поступаем опрометчиво. Хотим наказать виновника, а наказываем себя. Ты сейчас идешь к Олегу утешить свое самолюбие, как это так поступили с твоей дочерью?! Что он должен жениться на ней. Ты думаешь, ты придешь, скажешь и, он женится. А ты думал, почему он не послал сватов к тебе? А потому, что он подлый, жестокий, насквозь лживый человек.  И от такого человека ты ждешь порядочности? А ты подумал о своей дочери?! Да они ославят ее на все село! Она уехала? Уехала. Родит там, не захочет оставаться в городе, приедет к тебе. Кто будет знать, замужем она была или нет? Никто.












- Вот вроде и тихо спокойно сказала, а душу вывернула. Как это у тебя получается?! А вот с твоей дочерью такое бы получилось, чтобы ты делала?
- С моей Настей получилось тоже из–за их подлости, чуть не посадили Степана. Знаешь про утопленницу?
- Да, да знаю.  Мы после и уехали.
- Так это Олег, по–моему, и сделал, а показали на Степана.
- Так его посадили? Олега посадили?
- Кто его посадит? Отец там все сделал, чтобы его не посадили. Да это их дело, девок жалко еще не одна попадется.
- Спасибо тебе Евфросиния!
- Да было бы за что?! Думай сам, а я пойду.
- Может, немного еще посидим?
- Нет, пойду. А ты посиди, подумай.



Глава 2

1.






Шло время, Шмандюк Михаил свое хозяйство вел рачительно. За это время у него в хозяйстве появились лошади, свиньи, коровы, бараны, козы и разная домашняя утварь. Выстроил кузню, где работал наемный работник. Из–за безрассудной бережливости он стал скрягой. У него развился культ личности по отношению к семье. Он целую связку ключей, где находились продукты, носил у себя на шее. Доходило до того, чтобы без него не брали с амбара муку, он снимал штаны и садился на муку, так он оставлял свой след.










В магазин, на ярмарку он ходил сам, потом подолгу подсчитывал деньги и все не унимался, что на такую большую семью уходят огромные деньги. Никто не смел без его ведома, что–ни будь приобрести себе или в дом. Но это все было не для Ивана. Иван мог открыть любой замок. И когда мать жаловалась, что не с чего сварить борщ, он открывал замки и брал продукты. Отец, когда замечал, что чего–то из про-дуктов не хватает, всегда спрашивал Евфросинию:









- Фроська, Іван знову ходив в комору? Це ти його посилала?
- У нас продукты кончались, а тебя не было, вот я Ваню попросила, – оправдывала Ивана Евфросиния, думая «Зачем я Ивану проговорилась, что не с чего варить кушать. Знала же, что не стерпит он и пойдет в амбар. Следующий раз буду молчать», но приходил следующий раз и опять Иван открывал амбар.
- Либонь поки, що тобі нема чого жерти, ось він і поліз до батька в комору. Ти сама з нього робиш …
- Михалко…, побойся бога. Дети же. Кому ты все бережешь?!
Михаил махал рукой и уходил.










Когда Варе исполнилось пять лет, Евфросиния родила мальчика Павлика.
Варя росла бойкой, в ней была неуемная энергия жизни. Когда к ним приходили женщины сепарировать молоко, Варя  подставляла кружку к сепаратору и когда она наполнялась пила сливки. Евфросиния ей объясняла, что нельзя так делать, что это чужие сливки, на что она отвечала:
- Молоко чужое, а аппарат наш.
- Варя, не все могут приобрести сепаратор, а детишек надо кормить. Вот они и приходят к нам, просят, чтобы переработать молоко, чтобы обрата была и сливки.
- Ага, просят! Ну, пусть кормят детишек своих, но аппарат наш, значит, я могу брать.









Павлик был полная противоположность Вари. Он рос тихим, спокойным, скромным мальчиком. Бабушка больше любила Павлика, он пытался ей помочь, когда она ходила по комнате. Варя специально могла подставить на дороге бабушки стул, бабушка спотыкалась об этот стул и замахивалась тростью на Варю, пытаясь стукнуть ее, но Варя увертывалась и подставляла под трость Павлика, а сама кричала, что ее бьют.
Бабушка, Павлик и Варя спали вместе на лежанке печи. Набегавшись, целый день босиком, Варя спала крепким, сладким сном и могла обмочиться во сне. Но никогда не признавалась и звонко кричала: «Это бабка описалась. Она старая, это она».











Мария расстроенная вставала и неловко старалась объясниться. Отец брал плетку и ударял ею по лежанке, Варя пряталась в угол лежанки и опять подставляла Павлика под плетку, а сама кричала.








Настя вышла замуж за Степана. Он работал начальником планового отдела. Как работника его ценили, он был добросовестным, аккуратным, отлично знал и любил свою работу, часто задерживался на работе. Но побыть с Настей всегда находил время, он ее нежил и был добр к ней. 








Настей родила сына и занималась своим хозяйством. Она так же была веселой, но властной женщиной, они жили отдельно и она свободно управлялась с хозяйством. Федор женился на Евдокии, которая была племянницей соседа Сенникова Ивана. Ему всегда нравилась их дочь, она была опрятной, модно одевалась, красиво говорила. В любую свободную минутку, он бежал туда по предлогу чем–ни будь помочь, все уже думали о сватовстве. Но при первой же, встрече с Евдокией, он, ни о ком не мог думать. В ней была смесь наивности, простодушие, хвастливости, робости, хитрости, дерзости и благородства. Евдокия также была влюблена в Федора, и они быстро сыграли свадьбу. Через год у них родился сын Митя.








Иван окончил сельскохозяйственный институт, и вернулся в село. Ему доверили возглавить сельскую ячейку комсомола. Иван стремился привить крестьянству навыки коллективизма.







Ему приходилось заходить почти в каждый дом и разъяснять людям, что если они придут на собрания и расскажут все о своих бедах, о своих интересах, о своем положении, то к их заботам прислушаются и улучшат их социальное положение.










На комсомольских собраниях вместе с коммунистами, он разъяснял смысл и значение декрета правительства Казахской ССР, вел большую работу по организации и сплочению бедноты и батрачества, пресечению враждебных действий со стороны байства и духовенства. На собрание сельчане неохотно шли. На первое собрания пришли семьями, привели детей.
Первому дали слова Ивану.









- Дорогие товарищи! Я хочу, чтобы вы услышали меня! Вся деятельность Коммунистической партии и комсомола наполнена огромной организаторской работой по выполнению четырнадцатого съезда ВКП(б), осуществлению крупных мероприятий, направленных на реконструкцию народного хозяйства. На курс коллективизации сельского хозяйства. Как известно, в казахских аулах с давних времен большая и лучшая часть луговых и пахотных угодий, так называемого общественного пользования, фактически находится во владении у баев…










- Ближе к народу будь, скажи, мил человек, когда будет хорошо простому люду? Аль не знамо?! Че тогда собрал нас? – встал с последнего ряда молодой парень в рваных штанах и в пиджаке с порванными карманами. По виду забияка.
- Нам надо с темным прошлым покончить. Надо театры строить, а не в церковь ходить, лбами милости просить. Надо самим свое светлое будущее готовить! – встав с места, сказал председатель собрания, не выдержав натиска со стороны крестьян. – Нет царя батюшки, нет бога, мы сами новый мир построим! А церковь – это опиум для народа! Землю крестьянам, заводы  рабочим! Вот ты кричишь на собрания, а кто ты был? Была у тебя земля? Ел ты досыта? Какие у тебя были права? Права работать от зари до зари на чужих? Может, учился, писать можешь, читать можешь? Молчишь…, а я скажу. Не ты это говоришь, это тебе шепнули те, у кого работал ты. Нам надо воспитать вчерашних единоличников в духе бережного отношения к общественной собственности, повысить их политическое сознание. – И обращаясь к Ивану, произнес, – все, продолжайте докладчик дальше.











- Товарищи, – продолжил Иван, – вы же сами знаете, что под предлогом защиты интересов казахского народа националистические группировки выступают против социалистических преобразований, против ленинской национальной политики партии. Они ведут то открытую, то закрытую борьбу против линии партии, используя при этом самые грязные средства – клевету, склоки, дискредитацию и подрыв авторитета партийно-советских органов, спекулируя на временных трудностях в жизни партии и страны, замалчивая достижения социалистическо-го строительства в республике. Члены группировки мешают проведению мероприятий по землеустройству, выступают против переселения в Казахстан русских и украинских крестьян. Разжигают национальную рознь среди населения республики…













Дальше Ивану не дали говорить начались дискуссии:
- Ну, что ты там говоришь, что народу неизвестно, что все лучшее у баев у богатых… Иван, а кто твой батька? У него столько скота, что если раздать всем беднякам хватит! Да и равняетесь на богатых…, – выкрикнул парень, который сидел в последних рядах зала, рядом с Олегом и его отцом Петром. Он был худощавый, с палыми щеками и маленькими сверлящими глазками, которые смотрели в зал, как бы ища поддержки других. Не найдя поддержки сник и опустошенно уставился в пол.
- Васька, брось дурака валять, Иван правильно говорит. Нам надо организовывать колхоз. Легче будет самим. У тебя есть плуг, знаешь, как землю обработать? Кто тебе помог собрать урожай, забыл? – встал со средних рядов Яков, друг Ивана. Он был таким же худеньким, как Васька, босяком в заплатанных штанах, но в чистой косоворотке и аккуратно причесанным чубом.
- Я че, я не забыл, я знаю, Иван помог с ребятами. Так я…, – начал оправдываться  Васька.
- Иван запиши меня в колхоз, я согласна, – встала Марфа, дочь Харитона. Ей было семнадцать лет.
- Ты лучше в мой колхоз поступи, уж я тебя…,  – схватив Марфу  за нарядную кофточку, сказал рядом сидящий парень.
- Вам еще в куклы играть, а вы пришли серьезные дела вершить. Вон говорят, кто вступил в колхоз там бабы тоже общие. – Высказал пожилой мужчина, не вставая с места.











Весь зал загудел. Кто–то еще кричал, что будет община и все общее будет, что своих хат не будет, что дети тоже общие будут. Казахи стали кричать, что приехали русские, украинцы и хотят здесь устанавливать свои законы, что бедному человеку не нужна учеба, чтобы пасти баранов и лошадей не нужно много знать.
На сцену вышел почтенный человек, аксакал. Он был в  чапане. Зал притих. Он начал говорить на казахском языке, затем позвал с зала внука Сакена. Сакен был в черном костюме, который безупречно сидел на нем, брюки были заправлены в длинные сапоги, на которых оде-ты резиновые галоши. Юноша был уверен в себе, он вместе с Иваном окончил сельскохозяйственный институт и переводил сказанное аксакалом на русский язык, грамотно ставя слова:










- Я хочу сказать, опираясь на слова Абая. Почему мы шумим, галдим, словно вороны не вникая в сущность. Льем неразумные укоры. За-чем раболепствуем и пресмыкаемся перед богатыми, для которых мы не дороже скота. По их мнению нас можно купить, запугать. Бедняки, которые еле сводят концы с концами что теряют? Нам пора объединиться, сплотиться в этом наша сила. Почему нас не интересует жизнь других народов? Неужели нам суждено вечно быть на ножах друг с другом? Может быть, настанет день, когда среди казахов исчез-нут воровство, ложь, сплетни и вражда, когда казахи научаться приумножать свои стада честным путем. Нам надо усваивать искусство и ремесла других народов. Беднякам надо овладевать знаниями. Хватит быть невежами.










Председатель собрания объявил, что на этом собрания заканчивается, чтобы коммунисты и комсомольцы остались, а остальные подумали и для себя решили, как поступить и что их осознанное решение ждут в правлении каждый день.











Когда все кроме коммунистов и комсомольцев ушли, председатель сказал:
- Комсомольцы я обращаюсь к вам! Страна перетерпела существенные изменения в отношении религии. Началось ужесточение антирелигиозной борьбы. Антирелигиозный фронт в настоящее время является боевым фронтом, и мы должны развернуть свою работу широко. Пришло постановление об уничтожении церквей. Мы с коммунистами провели собрания и постановили, что к воскресению церкви не должно быть. Иван проведи комсомольское собрание, привлеки молодежь и за дело. Зайдешь ко мне, и мы обсудим детали.









Петр шел, наклоняясь слегка вперед семимильными шагами, вдоль накатанной дороги по новой улице, где стройными рядами огороженные глиняными заборами стояли белые дома. Около некоторых домой из–за заборов виднелись кустарники смородины, клены, которые под ветром перешептывались сережками, а зеленые мелкие листочки как бы воображая друг перед другом, вертелись на тонких веточках. Склонность к хитрым и злым поступкам, коварству, скрытой ненависти к социалистическому строю, сжигала












Петра внутри, оставляя горький осадок изматывающий душу от безнадежности. Шел он, не замечая яркого солнца, которое полило иссушенную без дождей землю; поднятую густую пыль проехавшей брички с водой, на которой была как на муравейнике налепленная детвора; испугавших кузнечиков, стрекоз, которые буквально выпрыгивали из–под его ног; разлапистого репейника с колючками, которые цепляясь, оставались на его одеж-де. Подсознания звучало, что большинство за коллективизацию, за колхозы. «Еще это выступление аксакала. Надо же таки придумать, видите надо с русскими дружить…. А этот выскочка Иван и как их уничтожить, слишком много их стало….  Хорошо таки Олег промолчал, хватило умишка. А этот Васька, я думал он умный, напористый парень, а он навозная голытьба не мог–таки мямля слово промолвить. Голытьба, голытьба таки могут залезть в амбар чужой…».









 
Весь взъерошенный, пылающий негодованием Петр зашел домой, где уже на печке пыхтел чайник, на длинном столе на белой скатерти в глубокой чашке лежала сдоба и на трех блюдечках поставлены три чайные чашки, в стеклянной сахарнице лежало несколько крупных ку-сочков сахара и зачем–то полная солонка соли.
- Софушка, ты таки не замечаешь, что чайник кличет тебя, пылая паром? – окликнул Петр жену, которая медленно двигалась возле топча-на, складывая стопкой постиранные вещи.
- Ты таки сядь на табуретку, отдышись, выпусти жар, не делай мне плохо. Видно таки пошло все поперек? Не мучай себя, не делай меня вдовой заранее–таки. Скажи мне, що случилось, що так взволнован, таки Шмандюк помер, дай бог ему здоровья? Может речка вышла с берегов и затопила амбар? – спокойно спрашивала София.
- Я не понял Софушка, зачем мы сюда приволоклись? Здесь не будет мне здоровья! …
- Таки ты расскажешь, що треба делать?! Що там постановили?
- Коллективизация им треба. Иван там у них первый, дай бог ему здоровья бороться с нами.
- А як же батька их? Тоже со своими баранами, коровами в коллективизацию запишется, али як? – рассудительно спросила София и сама ответила, – вот после як вин запишется, мы тоже запишемся.
- Таки запишется, что делать будем? – поинтересовался Петр, он как бы воспрянул духом. Поерзав на табуретке, он встал и заходил по комнате, потом пристально посмотрел на Софию и сказал: «Да, нам надо объединиться тоже. Я знаю с кем, есть такие. Мне один хороший человек шепнул. Я сегодня таки схожу туда».
- Не дури Петр. Таки крепко подумать надо.




2.




Иван широко развернул общественную деятельность за светлое будущее Родины. Он пристально следил за комсомольской жизнью в стране. Он знал, что коренное изменения действительности может осуществить только коллективизация и глубоко верил в ее великую пре-образующую силу.








Иван  на следующий день  провел расширенное комсомольское собрание, где призывал решительно бороться за уничтожение церквей:
Религия – это опиум для народа. Это пережитки прошлого. Нам дурманят головы, чтобы мы были слабые, чтобы верили в то, чего нет. Мы комсомольцы, мы передовая часть молодежи и не позволим, чтобы молодые люди были оболванены. Уже в школах запретили преподавания религии. Пока стоит у нас церковь, народ будет ходить туда. Вы же сами видите, как воскресенья так люди и потянулись в церковь. Хватит, коммунисты завтра идут рушить церковь, мы не будем стоять в стороне.















Именно теперь и только теперь,  надо  провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и, не останавливаясь перед подавлением, какого угодно сопротивления. Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным  образом.
- Иван, а как же поп, что он будет делать, –  спросил с первого ряда пожилой дед, до того худой, что на нем полушубок был надет как на вешалке.
- У попа сегодня вечером милиция  проведет обыск и может, арестуют.
- Попа арестуют? А за что? – выкрикнул, кто–то с зала.
- Это неправильно, нехорошо. – Послышались реплики с последних рядов.
- Революцию в белых перчатках не делают. Нет за что, отпустят. А знаете ли вы, что в нашей церкви гигантские богатства, которые накоплены вашими приношениями пожертвованиями. Их столы ломятся закусками, когда они празднуют, а вы не знаете чем покормить детей.











Наутро  возле церкви собралось  почти все село. Они прорывались внутрь, но там стояли с ружьями четверо парней, которые были настроено решительно, по их лицам  было всем понятно, что они будут стрелять в народ. 
- Ироды, вы что надумали?! Не смейте трогать святое! – возмущенно кричали собравшиеся.
- Мы сейчас вас закидаем палками, – кричали старики.









На куполе церкви показались люди, они расшатывали купол и кричали в рупор собравшимся, чтобы те отошли. Никто не двигался, все, крестясь, смотрели вверх. Когда купол с густым клубом пыли стал падать вниз, толпа людей дрогнула и рванула прочь. Купол с грохотом свалился на землю, закрыв толпу пылью. Когда пошел просвет люди, молясь, упали на колени.
- Уходите, вы только мешаетесь. Нет бога, это вонючая пропаганда капитализма, пережиток прошлого. Мы новый мир построим. Мы дадим вам лучшие земли, будем учить ваших детей…. Они затуманили вам головы, чтобы было легче вами управлять – кричали в рупор.
- Бисовы отродия! Шо бисовы души? Усё никак не уймётесь? Адово отродье! Не будет вам прощения! Гореть вам в аду! – слышалось со всех сторон.
- Отойди стрелять буду, – закричал один, который охранял вход в церковь. Тут же второй выстрелил вверх.
- Да будьте вы прокляты, – закричали со всех сторон толпы людей, расходясь по домам.












Иван вместе с активистами коммунистами и комсомольцами. Они снимали со стен картины, иконы и другую утварь, подносили к писарю, который описывал все в тонкую школьную тетрадь. Рядом стоял поп, который говорил, как правильно записать названия икон и картин. Он был среднего возраста, худощав с длинными волосами и длинной черной бородой, смуглое лицо не выдавала ни страх, ни упрек, но и не покорность, на лице было какое–то непонятное чувство и только по рукам внимательному человеку   можно было заметить некоторое волнения. Он был предан своему сану и четко знал, сколько картин, икон и другой утвари в церкви. Он не философствовал и говорил только тогда, когда его о чем–то спрашивали.












Иван сразу заметил, что он умен и хитер, он как–то проникся к нему сочувствием и понимал, что творится в его душе. Жизнь дана один раз, и никто не хочет умирать. Поп чувствовал, что его расстреляют, скорее даже знал.
Уже в полдень все устали от грохота разбиваемых стен, перегородок, колонн, пыли, которая проникло во все: лица, глаза, уши, одежду, горло першило до неистового кашля. Все единогласно решили прекратить на сегодня работы, а завтра с новыми силами продолжить. Что-бы поп никуда не убежал, решили его закрыть в подвале.      
- Иван, запри попа и иди домой, завтра не опаздывай, – коротко уставшим голосом сказал председатель колхоза, отдавая Ивану ключи от подвала.










Иван с попом спустился в подвал. В подвале было сыро и пахло плесенью.
- Да здесь заколешь до утра, – сказал Иван, – я сейчас сбегаю к председателю и попрошу, чтобы он разрешил Вам переночевать у меня дома.
- Не следует Иван этого делать. Во–первых, он не разрешит, во–вторых, не стоит за меня подставляться. Будешь тоже неугоден. Мне все одно  не сегодня так завтра…
- Вы, что…
- Иван я неглуп, как ты успел заметить. Я знаю, что ты заблуждаешься, ты не такой как они, ты за правду, за идею. Запомни не все, далеко не все, только единицы хотят, что–то исправить, что–то за народ сделать, чтобы легче жилось простому люду. Вся остальная масса людей течет по течению, многие перевертыши, они всегда были и будут. Самый вред приносят они, они за любую власть будут лишь бы у жирно-го куска быть. Не верь, ты словам, верь делам, меньше говори, больше слушай. Кто слушает, да то услышит, кто чист душой, да тот помилован будет…










- Да Вы заговорили…
- А ты слушай, ни с каждым говорить буду. А тебе верю, тебе говорить буду. Не поймешь ты меня сейчас, молод еще. Придет время, вспомнишь мои слова, знаю, пригодятся они тебе. Чист ты душой, не пачкай ее.
- Что–то я не пойму, как Вы душу успели мою разглядеть?! Как прониклись ко мне? Вы же меня не знаете. – Удивленно спросил Иван попа. 
- А как ты мою душу успел рассмотреть? Вижу, Иван молод ты, много тебе предстоит узнать и понять.
- Пойду я, сказал Иван, – положив две лепешки попу на стол и компот, это все, что ему дала мать на обед.
- Иван спаси тебя бог. Я благодарю тебя. Но мне сейчас не за себя просить надо. Я прошу тебя за семью свою. Матушка в чем виновата? Детишки мои, в чем виноваты? Трое детишек у меня, девочки. Некому за них постоять, я их уже не увижу, я не ропщу, я с миром уйду, от тоски истомилась душа моя. За них страдаю. Я хочу попросить тебя, только не отказывай мне, прошу! Ты поможешь сиротам, бог поможет тебе. Ты не веришь в бога, я за тебя молиться буду, я за тебя просить буду. У меня здесь кое–что спрятано, отнеси им. А это вот лично тебе, ты не открывай сейчас, что я тебе дал, я прошу тебя. Время покажет, когда надо будет посмотреть. А этот сверток передай  матушке. Ничего не говори обо мне, пусть в неведении будет.









Иван только хотел отказаться от всего, что положил ему в карман поп, как открылась дверь, и зашли председатель и четверо с ружьями.
– Иван ты свободен, иди домой, – грубо однозначно сказал председатель, отводя глаза и протирая лоб рукавом пиджака, который был покрыт мелким потом.
«На улице жара все смокшиеся, взъерошенные пришли, – подумал Иван, – да работали целый день, устали. Да и я чертовски устал, голова ничего не соображает» – подумал Иван и, не оборачиваясь, не говоря ни слова, пошел домой.




3.




Евфросиния побелила комнату и стоя на табуретке, вешала занавески на окно, в комнате пахло свежестью.  За столом сидел Федор.  Увидев Ивана, обрадовано заговорил:







- Иван, я и не думал, что увижу тебя. Ты все по комсомольской линии, все в делах. Рассказывай, что еще натворили, кроме того, что раз-громили церковь? Я думаю…
- Что в гости пожаловал. Что–то последнее время нечасто навещаешь нас, – не дав договорить брату, буркнул Иван, поняв, что неправ грубо оборвав старшего брата, уже дружелюбно сказал: – устал я брат. С одной стороны идем за народ, за справедливость, за то, чтобы простому люду жилось легко, чтобы, что вырастили то и получили. Чтобы не боялись, что за долги придет кто–то и заберет все до ниточки…   







- Иван с другой стороны опомнись, положение с голодом усугубляется. Продотряды грабительски конфискуют у людей зерно, скот, который являлся единственным источником пропитания и выживания. Люди селами, аулами начали откочёвывать, пытаясь спасти свой скот. На их перехват посылают отряды Красной Армии для ареста и уничтожения якобы «басмаческой банды». На самом деле, это обычные мирные люди, которые пытаются спастись от голода в территориях Китая, или в те регионы РСФСР, где голода нет. Пограничники встречают их пулеметным огнём. Но, тем не менее, сотни тысяч смогли бежать от голода в Китай.









- Федор, ты сын своего отца. Сколько прошу, чтобы он вступил в колхоз, никак не могу уговорить. Ты вот когда вступишь? Мне все в глаза тыкают…
- Плохо проводишь агитацию, – усмехнулся Федор, – ну вот опять набычился. Да куда я денусь, вступлю. Только ради тебя вступлю. Мы уже с женой решили. Вот пришел тебе на подмогу отца уговорить.









Отец зашел неожиданно, даже дверь не скрипнула. Он был в пыльных брюках, запачканных в назем заправленных в резиновые сапоги, на подошвах прилипла грязь. В руках держал хомут.
– Шо придумали змовники? – видя заговорщический вид сыновей, спросил Михаил, – У колгосп мене агітацію проводити, мене нема коли балакати.
- Тату, колхоз это необходимость. Ты же не будешь один против всех.
- У все головою в колодязь і мені стрибати?– криво улыбнулся отец и пошел, оставляя отпечатки грязи на полу от сапог, в передний угол комнаты, вешая хомут на побеленную стенку.
- Тю, Михалко,  ты …, – повернувшись полубоком к мужу, возмутилась Евфросиния.









Он тут же подскочил к ней и свалил ее на пол, схватив табуретку, поднял ее вверх, чтобы нанести удар. Иван и Федор с обеих сторон схватились за табуретку. Михаил закрутил их вместе с табуреткой. С другой комнаты выбежали Варя с бабушкой. Варя обхватила Михаи-ла за ноги и крикнула:
- Мама беги!







Евфросиния только возле речки поняла, что стоит босая и с распущенными волосами. Был уже вечер и сумерки плавно спускались на землю. Солнце готово было искупаться в речке. Ветра не было, тишину нарушал редкий плеск рыбы и взлет чаек. Берег был песчаный, вдоль которого тянулись кустарники тали и шиповника, чуть поодаль на небольшом каменистом пригорке раскинулся старый карагач.









Евфросиния, прижав ноги и обхватив их руками села на пригорок. Камень был еще теплый от палящего знойного летнего солнца. Глотая слезы, она мучительно искала выход. Михаил никогда не был ласков с ней, но чтобы так жестоко толкнуть ее, не стесняясь детей, своей матери. А что она сказала? «Ведь он видел, как мне тяжело было белить, затем после побелки убрать комнату. И после этого он натоптал грязи в комнате и повесил вонючий, грязный хомут на выбеленную стенку. Да он душу мне топтал! За что? За то, что я смотрю за его слепой матерью?! За то, что детей обхаживаю, ему угождаю. Да он мой муж, но я же его слушаю, уважаю, угождаю. А может не треба всего этого делать. Мо-жет уважения будет больше тогда?! Може следует уйти от него. Боже помоги мене, скажи, шо треба делать? Извелась я вся»













- Здравствуй Фроська. Что твой супостат всю тебе душу измотал?! Что же так предана ему? – услышала Евфросиния спокойный голос Харитона, и еще не поняв, как он оказался здесь, почему–то обрадовалась.
- Ты как меня нашел? Иль так просто невзначай увидел? – вставая, спросила Евфросиния.
- М–мне дочь прибежала, пришла–а, сказала–а, – заикаясь, не сразу нашелся Харитон. Он сам себя в этот момент ненавидел. Мямлит, когда нужно сказать что–то важное.










Евфросиния стояла на камне босая, а ее волнистый волос, освещенный багровым закатом солнца, переливался красно–желтым оттенком, падая на ее тонкую талию и пышную грудь. Она стояла, возвышаясь перед ним как Афродита, богиня красоты. В ее прищуренных глазах вспыхнул шальной огонек, который проник в сердце Харитона и сладко защемил под лопатками.
- Евфросиния бросай Михаила, иди ко мне! Я тебя пальцем не трону. Вот тебе крест, – сказал Харитон, перекрестившись преданно смотря ей в глаза.  Чуть помедлив, проговорил:
- Люба ты мне! Не могу я без тебя.
- Слышала я, что ты храбрый, боятся тебя. Да вот не вижу я этого. – Игриво проговорила Евфросиния, закручивая волос в длинную тугую стопу, затем закрутила на затылке в причудливый калачик.
Харитон плавился огнем. Он был буквально заворожен ею. Она видела это, ее это забавляло, терзало, мучило, давило: «Чужой мужик, так смотрит, так нежен, а свой родной гнобит».
- А что если и пойду, детишек моих …
- Твои дети, мои дети, такой сказ
- А пошли Михаилу скажешь!
- Пошли, он при мне не тронет тебя. Пошли, – подавая руку Евфросинии, сказал Харитон.












Евфросиния в одночасья решила: «А пойду к Харитону, слюбится, стерпится. А что я теряю? Вечные побои!»
Когда они отошли довольно, Евфросиния сказала:
- Харитон ты иди домой, я сама соберусь и приду. Негоже нам появляться вместе. У меня дети и им нужно объяснить, что я больше не могу, нет мочи жить с их отцом.
- Я боюсь тебя отпускать, а вдруг ты передумаешь?!
- Передумаю, тоже скажу,  – холодно сказала Евфросиния и пошла вперед.
Харитон стоял, не двигаясь, она своим тоном отрезвила ему голову. Он понял, что давить на нее нельзя. 


4.
 

Утром следующего дня Михаил спросил Ивана:
- Если я вступлю в колхоз, чем питаться будем?
- Тату, я не понял вопроса, – удивился Иван.
- Все ты понял. Заберут скот, чем кормиться будем?
- Ни, не заберут. Я не позволю.
- Аж, який! Да я согласен идем в село, – твердо сказал Михаил.
Мать Михаила сидела за столом, лузгая семечки, Варя крутилась возле нее, трогая ее трость,  Евфросиния накрывала стол и понимала, что Михаил хочет сгладить вину перед детьми. «Значит не совсем дурак, знает, чье мясо съел! Стыдно стало, прощение не може просить. Да и ладно, може больше не будет издеваться надо мной. Може и не стоит уходить от него, поймет же, наконец, что он мне дорог».
Когда Михаил с Иваном ушли, мать Михаила, обращаясь к снохе, сказала: 
- Фроська, слышала?  Михалко то в колхоз хоче.
- Знамо почему…
- Прости его. Он сам не знает, що треба, – сказала мать Михаила вкрадчивым, почти елейным  голосом.
«Ну как же жаль сына. А что же ты вчера не пожалела меня, хотя знаешь, что уйду я, ты никому не нужна будешь ни девкам своим, ни сыну, боишься, а все ж не заступилась…» – думала Евфросиния, а в слух сказала:








 
- Ладно Вам, куда я денусь…
Вдруг, она присела на табуретку и побледнела, испугано смотря перед собой, положив на живот руки.
- Варька, где мать? Куда ушла? – встревожилась мать Михаила и, сидя на табуретке, водила тростью по воздуху, искала сноху, внезапно исчезнувшую.
Евфросиния ошеломленная сидела, не двигаясь, держа руки на животе, где уже шевелился ребенок. Работая в столовой поваром, постоянно пробуя приготовляемые блюда она не испытывала никаких изменений вкусов, все было как обычно. Она совершенно не чувствовала ника-ких признаков беременности.
- Да здесь я, здесь мама. Куда я денусь, я на сносях, – сказала Евфросиния, сосредотачивая свои мысли, чувства: «Теперь уж Харитон меня не возьмет, – и так грустно ей стало, что она заплакала. – Господи помилуй, что же я слезы лью, за то, что беременна или за то, что Хари-тону не нужно. Я еще не разобралась в чувствах, а уж страдаю… не видать мне просвету, так и буду в кабале».
- Так ты ж мне не говорила…
- Я и сама не знала, – сказала Евфросиния.











Солнце уже плавало довольно высоко в клочьях тумана.  Людей в конторе была полна. Звонко кидал костяшки на счетах колхозный бухгалтер Степан, зять Михаила. Степана уважали в селе, хотя он был угрюмый, редко улыбался, но специалист  грамотный, память у него была феноменальная, все цифры держал в голове. Как–то у него со стола пропал полугодовой отчет. Так он за одну ночь восстановил его.
Михаил подошел к нему и уважительно протянул руку, перебросившись несколькими словами с ним, подошел к столу зоотехника, где толпились доярки, скотники, громко перебивая друг друга каждый со своей просьбой. Кому выписать  корм для коров, кому подкормку для свиней, механизаторы требовали запчасти для тракторов,  в колхозе было шесть тракторов из них только два в рабочем состоянии. В основном обходились лошадьми, быками.









 
Иван, прежде чем пойти на работу решил посетить семью попа. Дом попа почти ничем не отличался от многих других домов, был с крышей покрытой соломой, стены чисто белые, окна маленькие с деревянными ставнями. Во дворе два старых карагача, рядом с ними две сплетенные из лозы корзины, рядом стояла бричка с сеном и колодец с гусаком. 









Иван, прежде чем зайти в открытую дверь постучался, никто не ответил, тогда он покричал хозяйку, никто не ответил. В доме было подо-зрительно тихо. Иван оглянулся по сторонам и увидел Олега, который пьяно шатаясь, шел по улице.
- Олег, – окликнул его Иван.
Олег как будто ждал его оклика и, широко улыбаясь, быстро подошел к нему
- Иван, ты, что здесь делаешь? Пришел за душами поповичей? Правильно нечего смуту наводить, революционный класс крестьян мутить…, – пьяно сказал Олег, и первый пошел в дом, стукнувшись лбом об дверной косяк, выругался и, плюнув, сказал:
- Надо же поп ему таки и тут кланяться надо. Ведь специально сделал входную дверь низкую, чтобы заходя в дом, каждый кланялся. А що таки ниже нельзя, що таки на коленях ползли…
- Олег, хватит тебе, разбурчался как старый дед, сам носишь толстый крест, а еще в комсомол вступать хочешь, – прервал его монолог Иван.
- Иван, ты неправ, я таки выкинул крест, больше не ношу его.
- Куда ты выкинул, может, я подберу, – шутливо толкая Олега вперед улыбаясь, сказал Иван.










- Но зайдя в сени, они оба испытали ужас. Картина была страшная. На полу окровавленные тела девочек. На лежанке в неестественной позе лежала оголенная женщина с вывернутой головой.  На полу в застывшей крови одежда.
Они оба вылетели оттуда как пробки. Олега начало рвать с такой силой, что он освободил свой организм и от спиртного и съеденного. Он вмиг стал трезвым. Иван прижался к стене и присел на корточки.    
- Что делать? Иван, что молчишь? Что будем делать? – спросил Олег.
- Я пойду к председателю, а ты давай в милицию, – сказал Иван вставая.
- Таки кто поработал? Зверье какое–то.
- Олег иди. Потом ко мне зайдешь, понял?
- Да–а, – непонятно протянул Олег и пошел.









Иван сидел в своем кабинете мрачнее тучи после беседы с председателем Черниговского сельревкома Федором Константиновичем, который обвинил его в малодушии и сказал, что ему делать нечего, что он ходит до попа. И еще добавил, что он сам разберутся. Ивану было что–то непонятно в Федоре Константиновиче. Иван думал: «Пусть поп пропагандировал против коммунистов, пусть он враг простому люду. Но его семья, в чем виновата? Детишки то в чем? Нет не тот он человек, который должен возглавлять руководство людьми. Он, кажется одним, а на самом деле он совершенно другой…. умеет всегда выпутаться из любого положения. Он не искренен, с ним сложно находить контакт. Это Олег говорил, что он хороший руководитель. Что он выведет колхоз в передовики…»










Прервали его мысль комсомольцы, которые шумно зашли в кабинет толпой
Иван вспомнил, что в десять часов он сам назначил плановую планерку. Вопрос на повестке дня был ликвидация безграмотности в селе старшего поколения. В школе обучалось более двухсот детей, а их, матери, отцы были безграмотные и садиться за парты не хотели.








После жарких споров решили, что будут группами ходить в каждый дом и проводить агитационную работу со старшим поколением.
Иван взял в свою группу Олега и Космачеву Марфу дочь Харитона. Когда они зашли в дом Рябцевых, у которых было шесть быков, двенадцать коров, тридцать овец, и еще каждый год сажали  тридцать пять гектар зерна, хозяева так гневно выставили их ворота, что Марфа расплакалась. Иван сказал:







- Мы часто будем сталкиваться с трудностями, проблемами. Однако при правильном настрое мы преодолеем их. Перед нами есть выбор. Либо мы обижаемся, озлобляемся и бросаем все, что партия поручила, либо остаемся преданными своему делу и объясняем людям, что все это ради их интереса. Каждое препятствие, с которым мы сталкиваемся, имеет положительный результат, мы становимся с каждым разом сильнее и умнее.











Олег медленно и с усилием дышал, он был в смятении, обычно он прятал свои чувства к Ивану, но тут он даже прокрутился на триста шестьдесят градусов. Он видел как ловко и быстро Иван находит нужные слова. Этим он раздражал, подавлял, злил, бесил его.







Олег не отличался умом, он был весьма недалеким и глуповатым, но и он видел, что Иван отличный организатор и новатор идей. В его голове постоянно появлялись какие–то мышления, которые тут же подхватывались и воплощались в жизнь колхоза. Молодежь тянется к Ивану, он постоянно был в кругу внимания не только молодежи, но и начальства. Поэтому отец Олега советовал сыну быть рядом с Ива-ном и присматриваться, прислушиваться к нему.









- Таки пойду домой, – потирая потные ладони, глухо произнес Олег, отводя взгляд.
- Олег, – удивленно сказал Иван, прижимая Марфу одной рукой к себе, – ну пусть Марфа девчонка нюни распустила, а ты…? Мы должны хотя бы 10 домов пройти…
- Ни, не могу треба бати помочь, за вчера гутарил що…, – начал изъясняться Олег, опустив голову и пиная ботинком пыль.
- Ну, тады нам не о чем гутарить, – твердо сказал Иван. И обращаясь к прильнувшей к нему Марфе, продолжил, –  а мы идем дальше?
- Да, да, да идем, я больше не буду Вань плакать, – радостно сказала Марфа и взяла Ивана за руку.
 










Теплая и нежная рука Марфы вдруг нашла тропинку к сердцу Ивана. На дворе стоял август и шел прохладный ветерок, но в душе Иван расцвел май, все вокруг заиграло, запело и ожило, в глазах раскидались белые полевые ромашки. Он посмотрел на Марфу и хрипловатым голосом прошептал:







- Какие у тебя волшебные руки, ты меня ими заколдовала!
- Ванька, как давно я ждала этого! – смущенно и, пряча лицо в его пиджак, сказала Марфа.
- Почему я тебя раньше не замечал?
- Замечал, замечал, я это чувствовала, но до тебя никак не доходило, что ты мне мил и ты боялся.
- Пошли, а то он тетка коромысло никак не може взять в руки, все мимо, так засмотрелась на нас, – улыбаясь своей открытой улыбкой, сказал Иван.


5.



Харитон сразу заметил восторженное состояние дочери. Марфа зашла домой вся взъерошенная, раскрасневшаяся. Глаза сверкали, с лица не сходила улыбка. Они сейчас жили вдвоем, не считая, рыжей кошки Мурки и привязанного во дворе песика – дворняги Шарика.
- Как дочка дела? Что нового? Где была? – засыпал ее вопросами отец.
- Да–а – неопределенно протянула Марфа.
- Кушать будешь?
- Да буду.









Они сели за стол и посмотрели друг на друга, улыбнулись, потом Харитон, пряча улыбку в усы и дергая красиво подстриженную длинную бороду, сказал:
- А еду попросим Мурку, чтобы поставила на стол.
- Ах, папа, прости, этот Ванька голову задурил, все говорит, что я красивая. И, между прочим, говорил, что нос у меня несильно курносый.
- Смотри у меня, уже ты не вздумай как Варвара! Мне чё, закрыть глаза и бежать с села?!
- Па, я чё!
- Эхе–хе–хе, мать нужна вам, я мужик не знаю подхода к девчатам, – вздыхая, сказал Харитон.
- Пап, а я кажись, знаю, какая нам мать нужна, – хитро посмотрев на отца, проговорила Марфа.
- Ну – ну говори, – немного смутился Харитон, думая: «Уж, не подсмотрела она за мной. Аль кто досказал, – затем грустно начал размышлять, –  Евфросиния так и не пришла, не люб я ей. Видно весь свет у нее сошелся на ее красавчике бесовом».
- Мне одно, тетка Евфросиния нравится. Но она же.., у нее же муж.
- Знаю, дочка, знаю дитя.











Иван пришел домой игривый. Обняв Варвару, закрутился вместе с ней. К ним подбежал Павлик и схватил Ивана за ноги, который не ожидал такого и, неловко свалившись, удерживая Варю на руках и боясь свалиться на Павлика, сильно ударился об угол стола головой.  Варя истерически начала кричать, бить Ивана по спине. Павлик начал утешать ее, но она тут же, накинулась на Павлика. Евфросиния взяла на руки Павлика, ласково посмотрела на Ивана и, вздохнув, сказала:
- Як подивлюся здається мені, що малий, що великий однаково.
- Ма, я не виноват, – начал оправдываться Иван.
- Вставай, да приложи холод на лоб, вин шишак який, – сказала Евфросиния и, посмотрев на Варю, добавила, – погладь Варьку, а то буде реветь.











- Мам, что скажешь, если я женюсь?! – спросил Иван.
- Тю, с дубу свалился? Який с тебя муж?
- А расскажи мне, как тату тебя сватал?
- Это я присмотрела для Михалко жинку. Уж красива твоя мать была с богатого рода. Мы дворяне были, разорившиеся тогда. …, – Вставая с печи, вступила в разговор Мария, мать Михаила.
- Да, що вспоминать, молода я была, слишком молода…, – грустно сказала Евфросиния и, накинув на плечи большой цветной с кистями платок, вышла в сени.
Грусть сдавила грудь, с горла пошли рыдания и она, закрыв рот рукой, чтобы не услышали, вышла во двор и зашла в сарай с дровами, горько безудержно заплакала.











Да она любила Михаила, но его деспотичный нрав, давил ее. Он был намного старше ее, ревнив, властен. Перед глазами возник облик Харитона, милый, добрый, ласковый. Его рыжий волос, синие глаза, веснушчатый курносый нос, рыжая боро-да полные губы с доброй улыбкой и непременно аккуратные такие же рыжие усы. Ростом он был ниже Михаила, конечно, Михаил два метра ростом и сила в нем богатырская. Харитон с ним не потягается силой, но и не будет бить жену. «Вот и начала я сравнивать двух мужчин. Один мне родной – муж. Другой чужой, да и не знаю я его. Что в голову лезет. Какой он будет мужем? Все хороши, когда далеко…. Надо выбросить  его с головы. У него уже взрослые дети, у меня дети, да ношу под сердцем еще одного. Зачем он мне? Зачем лезет в ду-шу? Мало мне своих хлопот?









Вот Ванька жениться надумал. Какая девка заморочила ему голову? Раненько ему о свадьбе думать, но кто ж спрашивает нас. Нужно выведать его, что за такая…, ухажер мне выискался. Правильно говорят, дура баба!» – размышляла она. Успокоившись, Евфросиния села на завалинку и стала смотреть на закат. Просидела она там пока солнце не скрылось за сопками.


6.



Михаил шел по улице, выбирая как пройти, не наступая в жидкое месиво грязи и лужи. Это удавалось ему с трудом, зарядили сентябрьские дожди, промывая дороги и тропинки улиц. Дома помрачнели, улицы обезлюдили. Собаки лениво перекликались лаем. Около дома Петра маячила одинокая фигура. Михаил не обращая внимания, прошел мимо.  Но тут же, услышал голос Петра:









- Таки здорово живете. Таки и Вам доброго вечера.
- Да и Вам не хворать. Что грязь топчешь? – спросил Михаил и, не дожидаясь ответа, пошел дальше.
- Я вот таки смотрю, не к сватам хаживал? Якщо гутарят, Ванька к дочке захаживае, а мать к еёному отцу…, – подкашливая и семеня около Михаила, стремясь задеть, уколоть его ехидно сказал Петр.
- Иди до дому, не промочи ноги, а то нечай кашлем захлебнешься, – грозно надвигаясь на Петра, сказал Михаил.
- Я, пожалуй–таки пошел. Я що, я таки пошел…, – начал заикаться Петр, двигаясь задом от Михаила, зацепил пяткой сапога за полу длинного плаща, упал навзничь в лужу.








Михаил пошел прочь от него.
Евфросиния в сенях в большой чашке мыла сепаратор, вокруг стояли полные банки молока, сливок. Рядом облизывая большую деревянную ложку, выпачканную в сливках, стояла Варя. Павлик сидел на коленях у бабушки пытаясь вырвать у нее выросший на бороде волосок. Увидев Михаила, Евфросиния вытерла руки белым рушником, лежащим рядом на стуле и, поправив фартук, направилась в комнату со словами:
- Ужин готов, щас принесу.








Он зашел следом, схватив ее сзади, с силой толкнул на пол и начал бить ногами. Перепуганная Евфросиния только корчилась от боли, стиснув зубы, чтобы не напугать детей. Но получив по животу ногой, она застонала. Забежала Варя в руках у нее была кочерга, она, кричала:
- Если не уйдешь от мамы, я стукну тебя!










Михаил мигом схватил у нее кочергу и, размахнувшись ею, хотел нанести удар Евфросинии, но ее не было. Она, воспользовавшись тем, что он отвлекся, убежала на улицу. Она бежала босая, разорванная кофточка парила на ветру, показывая белоснежную рубашку. Серая в складку юбка, смешанная с кровью и грязью прилипала к ногам. Она забежала в коридор больницы и, увидев в белом халате женщину, тяжело  произнесла:







- Горло пересохло, пить… беременная я…, – и упала.
У Евфросинии произошел выкидыш. На третий день Евфросинию выписали с больницы. Она потеряла что–то важное, что–то необратимое. По дому она ходила опустошенная, ее больше не волновало, когда придет с работы Михаил. Она так же готовила кушать, так же следила за чистотой, ухаживала за детьми, доила коров. К ним так же приходили соседки  сепаратором обрабатывать  молоко, она с ними шутила, пила чай, лузгала семечки на завалинке, соревнуясь, у кого больше на бороде останется шелухи. Но это была не она, это была другая женщина, что–то обломилась у нее.
Михаил ходил хмурый, не смотрел ей в глаза. Он тоже сильно переживал о содеянном.









Вот уже лег на землю снег. Снега порой наметало выше крыш, приходилось протискивать входную дверь, затем лопатой очищать тропинку к сараям. Но прошло время, и снег растаял, наступила весна. Все вокруг расцвело, на деревьях появились почки, потом листочки и настала пара сажать зерно в землю.
Иван встречался с Марфой и все больше влюблялся в нее. Он сам себе поражался, как раньше ее не замечал. Иван уговорил родителей, чтобы засватали Марфу.
Только Михаил один знал, каких усилий это ему стоило, чтобы встретится с Харитоном, да еще посватать его дочь. Евфросиния, конечно, догадывалась и была благодарно ему за это. «Что–то человеческое ему тоже не чуждо. Мое сердце смягчилось, смотря, как он мучается», – думала она.










Сватать решили идти одни, так как Федор с семьей жил уже в Караганде, Настя жила в другом селе. Михаил сказал: «Пусть на свадьбу едут, нечего их беспокоить на сватовство». 









Дом Харитона был добротный, но уюта в нем не было. Видно было, что женской руки здесь нет.   «Тяжело ему. Видно Марфа не очень помогает по дому» – промелькнуло в голове у Евфросинии, но она тут же, отбросила эту мысль, чтобы не выдать себя, самой себе. У Михаила было каменное лицо,  прочесть его мысли было невозможно.
Харитон посадил их за самодельный длинный стол, который был покрыт застиранной серой льняной скатертью. Сидения табуреток были сбиты из нескольких досок.









Он быстро прихватом с русской печи достал чугунок с вареным картофелем и поставил на стол, затем положил хлеб крупно нарезанный, соль, порезал сало, достал со шкафа бутылку водки, сел за стол, перекрестился и сказал:
- Угощайтесь гости дорогие. Богатство у меня небольшое, тем и рад.
- Видно важко тобі живеться, якщо на стіл нічого поставити, – сказал Михаил.










У Евфросинии щеки вспыхнули огнем, ей стало стыдно за поведения мужа, она вытащила картофель с чугунка, немного откусив его, сказала:   
- Картошка вкусная, рассыпчатая.
- Да мы нынче не ждали гостей, – сказал Харитон.
- Сватати прийшли дочку твою, – сказал Михаил.
- Да че–то жениха не вижу. За кого собираешься сватать?
- Ванька на работе, – буркнул Михаил. – Та ось ще віддаєш Марфу, говори, мені ваші посиденьки нема до чого. Я, сказав у вересні весілля буде. Якщо ні, значить ні


Михаил встал из-за стола и пошел на выход. Харитон хотел его остановить, но Евфросиния сказала:
-Ему сюда было идти пуще неволи. Должен догадаться, он-то не дурак, все село говорит. Мне тоже не следует оставаться. Он сильно ревнует, поэтому…
-Избивает тебя, знаю, понял, почему не пришла ко мне. Беременная была. Я любую тебя приму, люба ты мне! - тепло сказал Харитон.






 
- Не тронь душу мою. А он только за то, что чувствует свою вину, пришел сюда. Пойду я, потом поговорим. А молодые здесь не причем. Давай после урожая сыграем свадьбу.










- -А как же мы Евфросинюшка?! Ты его опять оправдываешь. Супостат он у тебя. Что же это за любовь такая?! - удерживая за руку Евфросинию, спросил Харитон.
- Не надо его злить. И не трави, не мучай меня. Хватит мне одного.






Марфа прибежала на работу к Ивану и радостно сообщила, что приходили его родители к ним. Что свадьбу назначили на сентябрь месяц. Конечно и то, что услышала от своего отца признание в любви к его матери.
-Марфуша, как мне дождаться…
-Дождешься, я только после свадьбы разрешу…. А то батька уже меня прибьет. Хватит, чё Варька наделала. Олег в друзьях у тебя ходит, а это же он надругался над Варькой, а потом отказался.
-Да ну тебя. Ты чего? Я знаю, что он хваток на девок, но чё…
-У тебя глаза закрыты…
-Марфуша ну их. Давай лучше думать, как свадьбу гулять будем.
-Чё думать есть батьки, пусть думают!



7.





Ночью Евфросиния услышала еле слышный стук в окно. Она шустро встала с лежанки накинула цветной платок на плечи и, ступая босыми ногами, подошла к окну. Там никого не было. Она уже подумала, что ей показалась, но услышав шорох около окна, тихо кликнула:






-Кто там?…
-Не шуми. Открой двери, - послышался голос свахи, жены Ивана Сенникова.
Евфросиния открыла дверь, она как тень скользила, по стенке, тревожно шепча:
- Не зажигай лампу. Фрося милая, что творится, что творится? К нам нетерпеливо стучались в дверь. Ивана видимо чувствовал и быстро сказал, чтобы я спряталась в кладовке и сидела там не высовывалась, не шевелясь, и не дышала. При любых обстоятельствах не выходила, пока он меня не позовет. Зашли несколько человек.








Они кричали, что мы враги народа, били, пинали Ивана. Спрашивали, где прячем зерно? Где скот? Иван ответил, что все зерно на мельнице. Они его в подштанниках увезли. Они даже одеться не дали ему. Сказали, что не положено врагам народа одеваться. Все, буквально все в доме перевернули, все кувырком. Я не знаю, куда они его увезли, я боялась выйти и только ночью вышла.







-Шо че вони говорили? – спросил Михаил. Он стоял уже одетый возле них.
-Да, да говорили, что к вам придут. Голос был знакомый, но не могу вспомнить, кто. Я сильно перелякалась.
-Негоже тобі тут перебувати. Іди до дому. А то вони там тебе не знайшли так тут знайдуть, - сказал Михаил. - Зараз до нас з'являться. Давай проводжу.
-Ни сват. Сама дайду.
-Ну, як знати.






Как только ушла сваха, Михаил подошел к Ивану и тихо спросил:
-Ванька спишь?
-Не тату. Я ждал, когда она уйдет. Не хотел ее еще больше пугать.
-Что же ты сукин сын не предупредил меня?
-Я сам не знал. Что будем делать?
-Есть у меня мыслишка. Быстро вставай, гутарить будем. Фроська приготуй що-небудь на стіл. будемо говорити.
-Тату ты меня послушай, только не кричи, просто послушай. Нам деваться некуда. Давай отвезем зерно Харитону, я знаю, там они уже были и второй раз не будут. Ты только не кипятись. Харитон нас не сдаст.
-Он може и не скаже. Люди скажут. Там без Петра чую, не обошлось. Э уж сильно он любит нас. Не перебивай, - сказал Михаил, видя, как Иван хочет ему возразить. – Ты говоришь, церковь разломана полностью?! Вот туда и повезем зерно.
-Нет, туда не везите, там дети говорят, пожар будут делать. А дядька Петро нехороший человек гнилой. Тату вези к нашему работнику дядьке Калупу, он тебя никогда не выдаст. – Неожиданно для всех сказала Варвара.











Евфросиния подошла к печи, где на лежанке спала Варя вместе с Павликом и бабушкой.
-Варка спить, не буди це вона уві сні сказала. Я хотіла з нею поговорити, але вона відвернулася від мене і засопіла. Спить вона. Але звідки вона це сказала не знаю, але сказала правду. Я теж так думаю, - сказала мать Михаила.
Всю вторую половину ночи грузили зерно в телеги.
-Тату попадемся, головы слетят, может, хватит уже, а то скоро рассвет будет? – спросил Иван.
-Сытый желудок, жрать не хочет. Был бы ты голодранец, так ни балакал. Работай Ванька, не дам я вам с голоду умереть. Не чоловіча справа по міру діток пускати. Ні супостати не отримають у мене ні крихти. Все це надбання наше, ми пишалися, щоб з голодухи не померти!









Уже запрягли поводку, когда во двор зашел Калуп. «Ну, згадай чорта, він тут як тут»- подумал Михаил.
Калуп подошел к Михаилу и обратился по-казахски, чтобы не понял Иван:
-С;лем Михаил да алып кете. Келдім к;мек керек са;ан. Мені жіберген Харитон. Сен менен ;оры;па. Керек мал кесіп малді.
-Надо же и тут без пресловутого Харитона не обошлось, - цинично произнес Михаил.
-Харитон хороша, плоха Петро. Харитон не ругай. – На ломаном русском сказал Калуп.
-Понял, понял.
-Ежай моя двор, там ждать тебя. Я жинка твой остаюсь, скот будем резать.
-Ванька раз Калуп говорит, шо там ждут, обойдетесь без мене, я остаюсь с ним.
Рано утром жители села в центре услышали два одиночных выстрела.
-Не успели, - сказал Михаил, - Калуп беги домой, не следует тебе оставаться здесь. Попадешься за чужое добро.








-Я твоя работник. Я здесь работаю. Успеем твоя жинка пусть кровь убирать, мы мясо прятать. Дров в сарае у тебя много в дрова бросай. Улица мясо не надо собак соберешь полон двор. Себя выдашь. В навоз бросай, потом мыть будешь.
-Ох, Калуп, Калуп, как там говорится: «В шапке дурак и без шапки дурак».
-Я не понимать.
-Чого там не розуміти?! Ти працівник мій, значить я ворог, бо тримаю працівника, - вздохнув сказал Михаил по - украинский, так ему легче было объясниться. Затем перекрестился и продолжил, - спасибі тобі за допомогу добрий чоловік. Візьми теж м'ясо, дітей у тебе повний двір, я жерти нічого. Не бентеж, бери. Тільки швидко йди, а то і ти будеш кулаком. Не ти візьмеш, вони підчисту заберуть. Бери сани і давай. Швидко, швидко.









Калуп был высокий тяжеловес с сильными играющими мышцами, бывший борец, а сейчас работал у Михаила кузнецом. Он был молод, немногословен, работу выполнял доброкачественно, но медлителен, справедлив.
От сказанного Михаилом, он что понял, что не понял, но так четко и с такой несвойственной ему скоростью слаживая на тележку мясо, молоко, зерно, сало, несколько буханок хлеба и так быстро можно сказать, испарился со двора, что Михаилу показалось, что его вовсе не было. Если бы его специально попросили повторить эти действия, он бы наверняка не смог.








«Невероятно выделывает страх с человеком. Да в человеке должна быть гибкость, изворотливость, хитрость и двуликость, чтобы выживать любым путем, не дать умереть детям, женам от голода», - подумал Михаил.
Во дворе Михаила остановились три повозки, из них две уже полностью были заполнены мешками. В дом зашли пять мужчин, трое солдат с ружьями, двое были сельчане председатель и Петр.







- Здорово живете! Проходити. Шо будете обідати, раз жінка принесе чим багаті. – спокойно сказал Михаил.
-Разговаривай по русский. Придумал ишь, - холодно и жестко сказал солдат с ружьем, выступая вперед.
-Мне одно, давай, - сказал Михаил с невозмутимым выражением лица.
-Где прячешь зерно? – спросил он, нагло садясь на табуретку возле стола, глазами сверля Евфросинию, которая выглядывала из-за спины Михаила.
-Яки зерно было, я посеял на поле. Себе не оставил. Вот сам не знаю, як прокормиться.
-Ты кулацкая морда. Я сейчас построю всех твоих во дворе, - пригрозил все тот же солдат.






Он был старше всех солдат высокий и с длинными усами, постоянно нервно передергивал плечами. Другие два солдата были молодые, щуплые, еще без усов и явно подчинялись ему. Он схватил Евфросинию и повел к двери. Другой видя, что Михаил перекрыл дорогу к выходу, в упор наставил на него ружье со словами:
-Пшел к выходу тоже.








Варвара, Павлик стояли у печи, прижавшись к бабушке.
-Вам, что особое приглашение надо?! А ну быстро во двор, ты старая веди-ка их - скомандовал солдат, который выводил Михаила и, обращаясь к председателю и Петру, нетерпеливо проговорил: «Может вам тоже приглашение надо?!»
С болью в сердце Михаил вышел на улицу, чувствуя, что все пропало. Он не решался смотреть на Евфросинию, мать и детей и стоял поодаль от них.









Обыск продолжался два часа, солдаты все что могли, перевернули, разбросали. Держа всех на пронизывающем ветру, грязи босыми.
- Где он прячет зерно, - спросил длинный солдат, поднося к горлу Петра ружье.
-Я таки, я…, - начал заикаться Петр, - спросите у детей, они скажут.
-Вот иди и спроси, умный какой…







Петр подошел к Варваре и наигранно ласково сказал:
-Замерзла-таки детка? Холодно тебе. Ты не бойся, скажи, где у вас зерно и дяденьки отпустят вас. Шо таки на ветру и холоде стоять? Скажите и … подете в хату таки.
-Дядя мы кушать хотим. У нас ничего нет. Мы бы вам дали, но у нас ничего нет. Дяденьки отпустите нас, - тихо сказал Павлик.
Варя начала громко плакать. Потом начала бить бабушку и кричать:
-Это ты старая ведьма все съела вот и не оставила дядькам. Они голодные и поэтому злые.








«Господи, - подумала Евфросиния, - ведь никто не учил их! Какие славные у меня детки». - Слезы невольно потекли с глаз. Она еле сдерживала рыдания. Жалось к детям, которые не в чем невиноваты, жались от холода, но, ни один не предал родителей.
-Ты чего нас привел сюда. Видно же ничего нет у них. А может, мы пойдем к тебе, может, ты нас отвлекаешь от себя? – зло крикнул высокий солдат.
-Таки я думаю, у Харитона они прячут все. Таки точно. Он их не выдаст, ему хозяйка нравится-таки, - насмешливо почтенно сказал Петр.
Во двор зашел Иван. Он подошел к председателю и тихо сказал:
-Там на площади люди митинг устроили. Требуют Вас. Грозятся пожар устроить в Вашем доме.









Солдаты окружили Ивана. Председатель, мучительно сдерживая дрожь во всем теле, собрав всю храбрость, произнес:
-Товарищи, это наш активист комсомолец Иван Михайлович, сын Михаила.







У солдат на лице отразилась унылость. Бледное подобие бессмысленной улыбки появилось и на лице Петра. Несмотря на серьезную наружность высокого солдата, его голос понизился и он, обращаясь к солдатам, сказал:
- Не хватало нам еще митингов. Поехали к этой мрази - показывая на Петра - он нам сейчас все отдаст и сразу его в расход.






Почувствовав в словах солдата нечто угрожавшее ему неприятными последствиями, вот только что уверенный в себе Петр сжался, стал жалким и омерзительным. Заикаясь, он бессвязно начал говорить:
-Я, я сказал-таки…
-Хватит гнать чушь собачью, поехали, - подставляя к Петру ружья, сказали сразу два солдата.






Увидев подъехавшие повозки солдат во дворе, София выскочила во двор и, увидев растерянного мужа, который шел к ней навстречу начала причитать:
-Таки, шо я вижу, добрейший человек, ведет моего мужа в собственный им построенный дом под ружом. Ружо убери и будь ласков. Я таки имею сказать, гости у нас. Я горилку приготовила, а закуска вижу, ваша будет.
-Слушай баба, горилку мы тоже заберем. Видно с пшенички приготовлена будет?!
-Тю, шо я слышу?! Таки если к уху приложить пустой казанок, там муха даже жужжать не буде.
-Так тетка, говорить будешь, где зерно прячешь или байки будешь петь нам, - наводя винтовку на нее, спросил старший солдат.
-Таки за че она не виновата, - застонал Петр.
-Это скользкие людишки, держите их под прицелом, - сказал старший двум другим солдатам. - Я в хату схожу. Гляну, кто там.
-Там никого нет, - запаниковал Петр.
-Чем больше вы говорите, тем больше производите непоправимую глупость, - пристально оглядев Петра и его жену, которая когда вышла к ним, была бойкой, самоуверенной, теперь прижатая к мужу казалась жалким, затравленным человеком.










Солдат подошел к входной двери и, толкнув ее ружьем, крикнул:
-Кто дома? Выходите, подняв руки в гору.
Олег как будто ждал за дверями, так быстро вышел.
-Что хлопец? Будем молчать, и постоим возле батьки, аль сразу скажешь? Где зерно припрятано, помогал отцу прятать?!
-Ни, ни я не помогал-таки, я ему говорил, шо не треба прятати.
-Ну и славненько! Показывай! Ты истинный комсомолец!
-Я только хотел вступить в комсомол, но я обязательно вступлю, - трусовато говорил Олег, бесконечно поглядывая на всех, как бы спрашивая у всех, толи он говорит, что надо.









Земля уходила из-под ног Петра. Он почувствовал усталость духа. Мысли хаосом зловеще кружились над бессилием происходившего. Он видел, как дети Михаила стоя на ветру босые и никто из них не выдал родителей. Иван как хитро и умно отвел от себя грозу, он даже зауважал его. Они как монолит одна семья, один закон.







Олег в белоснежной косоворотке, поверх которой был серый костюм, с начистившими до блеска сапогами в фуражке испуганно стоял, густые брови насупились, в глазах блестели слезы. Страх смерти овладел телом Олега, инстинкт самосохранение толкал его на подлость предательство самых близких людей.
-Сынок таки ты иди ко мне, я обниму тебя може в последний раз! Тяжко мне таки. Дуже не могу я больше …, - дрожащим голосом произнес Петр.
-Ты жертва судьбы, - обращаясь к Олегу, полно скептицизма прозвучали слова старшего солдата, - вперед, показывай.








Солдаты забрали все спрятанные запасы зерна, вывели скот на улицу, расстреляли Петра как врага народа и уехали, погнав за собой скот. София как подкошенный сноп упала на землю и лежала не дыша. Олег сидел на корточках, схватив голову обеими руками. Прибежали люди и жужжали как разъяренный рой.
Дни шли, слагаясь в месяцы.






Наиболее работоспособная масса здоровых и молодых крестьян бежали в город. Попавшие под раскулачивания более ста семей были выселены в отдельные районы страны. К началу уборки урожая село подошло к серьезным недостаткам тягловой силы и резко ухудшившимся качеством трудовых ресурсов. Поля засеянными зерновыми заросли сорняками.





Повсюду шел голодомор.
Люди, которым есть было нечего, вымирали целыми семьями. Для тех, кого не кому было хоронить, было выделено несколько бричек, которые ездили по селу и собирали умерших. Выкапывали общие ямы и складывали туда казахов,русских, украинцев, белорусов, ингушей, татар, узбеков обливали специальным раствором.





8.





Иван тщательно готовился к свадьбе. Было куплено красивое белое платье, туфли, кольца золотые. Себе купил черный костюм, черные туфли, белую рубашку. Приглашены гости. Свадьбу решили сделать комсомольскую в сельской столовой. Столовая была большая и могла поместить все село.






В ЗАГС шли веселой толпой. Молодежь с шумом, гармошкой с песнями и плясками сопровождали молодых в ЗАГС и обратно. Детвора сновала повсюду: между стульями, под столами, под ногами. Свадьба прошла задорно и весело. В большом помещении становилось тесно и душно. Молодежь вышла на улицу, за ними выбежали и дети. Свадьба продолжилась на улице. Хотя была уже осень и ветер крутился вокруг их, поднимая мельчайшие песчинки, которые заполняли вспотевшие лица, в прически девушек, раздували юбки.







На следующий день Ивана вызвали на собрание комсомола. Иван пришел на собрание в свадебном костюме, но не в туфлях, а в сапогах. Они у него были специальные, на одном сапоге каблук был выше другого на несколько сантиметров, чтобы ни так была видна хромота.








Когда Иван зашел в кабинет, он сразу почувствовал холодок. За столом сидел незнакомый человек. На лице у него была написана апатичность. За круглыми очками, которые отдавали блеск, невозможно было увидеть выражение глаз.
-Давайте присаживайтесь, начнем собрания, - угрюмо сказал он и представился. – Я заместитель председателя правления колхоза «Новая жизнь» коммунист Роман Васильевич. У нас сегодня на повестки дня рассматривается поведения комсомольца Ивана Михайловича. С первым словом выступит Федченко.









-Я хочу сказать следующие, - встал Федченко, слегка волнуясь, поправил брюки, потом тронул усы. Он был чуть старше Ивана, щуплый с бледным лицом и короткими усам, аккуратно подстриженными прямыми непослушными волосами. Он говорил, не поднимая глаза, заранее выученным текстом: - Иван, активный комсомолец, который учил нас, как надо любить свою страну, как надо бороться с безграмотностью, как церковь гнетет простой народ! Сам участвовал в разгроме церкви. Мы слепо верили ему и шли за ним. И вот комсомолец Иван женится на Марии и идет в ЗАГС с иконой.
-Ты что мелешь?! – соскочил Иван с места, - как можешь так нагло врать?








Близкий друг Ивана Гавриил, сидевший против него, смотрел на Ивана печально и так как будто жалел и укорял его. Они почти не расставались с детства, всегда вместе принимали решения, иной раз горячо спорили, отстаивая свою точку зрения в отдельных вопросах, но тут же, находили компромисс. Они не могли долго обижаться друг на друга. Гавриил широколицый, бойкий с большими голубыми глазами, которые обременяли длинные рыжие ресницы. Светлые, густые брови, сросшиеся на переносице, курносый нос придавали ему какую-то женственность. Иван шустрый быстрый всегда все решал на лету правильно и справедливо. Жил легко и умело, никогда не прятался за чужую спину. Оба одевались стильно.
-Ты что на меня смотришь волком, - обратился Иван к Гавриилу. - Жалко меня?! Меня не надо жалеть, я не жалкий! Ты встань, скажи всем, что это наговор - возмутился Иван.








Гавриил встал и сухо сказал:
-Комсомолец не должен так поступать, как ты Иван поступил. Ты же сам говорил, что церковь опиум для народа. Да я был на твоей свадьбе, но я не заметил, этого…
-Вы что говорите, я не верю своим ушам, - возмутился Иван.
-Так, ложи комсомольский билет на стол, мы исключаем тебя с комсомола, - жестоко и твердо сказал Роман Васильевич.








У Ивана пересохло в горле. Он, стиснув челюсти, подошел к столу, накрытому красной скатертью, с болью в сердце положил билет. Ноги стали как ватные и он, шатаясь, пошел к выходу.







Иван с трепетом и болью вышел на улицу, чувствуя стук сердца под злой ложью, сжимали виски, на глазах блестели слезы обиды. Дул пронизывающий ветер, поднимая пыль, выл в ушах. В воздухе уже пахло осенью. Дома тянулись белой нитью. Мысли бешено стучат в самую душу: «Я старался все для села, для людей. Я агитировал молодежь на строительство телефонной линии Акмолинск – Черниговка – Киевка – Казгородок. Организовывал машино - сенокосную станцию. И вот все против меня. Меня предал мой друг».






Дома Иван завалился на кровать одетый.
-Ванюшка, тебя обидела Машка? – спросила Варя, садясь на его кровать и двигаясь плотнее к нему.







Иван молчал.
- Я ей космы повыдергиваю…, - произнесла Варя с детской наивностью.
-Нет не она. Отстань от меня, достала! – отодвигаясь от нее, сказал Иван.
-Она, она я знаю. Тата говорил, что она такая же как ее отец, все норовит мордой поковыряться в чужом корыте. Все они хотят …
-Варька иди … и никогда слышишь, никогда не слушай сплетни и не повторяй за взрослыми. Ты еще мала, чтобы что-то понять.
-Ой, любишь ее?! И что же всем надо от Космоча, медам там штоль мазано?!
-Варька, опять повторяешь слова взрослых? Я вот сейчас встану, получишь у меня.
-Ма-ма, Ванька меня бьет, - закричала Варя и быстро убежала в другую комнату, чтобы мать пожалела ее.









В комнату зашли Степан, Настя. Они специально приехали на свадьбу к брату.
-Иван, здравствуй, - подавая руку, сказал Степан, - мы уж все знаем.
-Вставай, пошли в горницу, там родители ждут. Улегся тут. Что комсомол – это все? – полушутя полусерьезно начала говорить Настя. - Жизнь продолжается. У тебя молода жена, нехорошо поступаешь. Ты у нее узнай, кто ей сунул икону в руки?
-Ч-то-о? – соскочил с кровати Иван весь пунцовый.
-Э,э дружок успокойся, ты не будь отцом. Я чувствую, что накинешься на невиновную Машку. Ты выслушай ее, а потом решай. Она и так сидит испуганной, - почувствовав гневный взрыв брата, успокаивала его Настя.
-Иван, - обратился к Ивану Степан, усаживая его на кровать, и сам присел с ним рядом, - дело говорит твоя сестра. В гневе человек не ведает что творит. Ты остынь немного, остынь. Здесь видалый человек растеряется, а молодая девчонка и во все. Ты лучше расскажи, что там, на комсомольском собрании было.
-Исключили, понимаешь, исключили меня с комсомола. Ты понимаешь, - раздосадовано закричал Иван. – Понимаешь меня, что мне делать?! Ведь я там жил, я так дышал, я …







-Но все можно исправить, все, кроме смерти! Да больно, да обида жжет! Но ты прав и докажешь это! Вернут тебе билет комсомола, я горячо в это верю! Вот если бы тебя расстреляли, тогда не поправимо. А ты у нас оратор и знай, правда, за тобой!








Иван сидел на кровати перед ним на стене висел портрет Ленина. На одиночной полке лежал устав комсомола. За стенкой слышались спокойные приглушенные голоса. Они его как бы успокаивали. «А я не один. У меня есть родители, сестра, жена, зять, которые не бросили меня в такую минуту. Нет, я докажу. Родные вы мои».
-Пошли Степа, я готов, - спокойно сказал Иван.








«Да выдержка! Истинный руководитель! Да Ваня, мне кажется, трудно тебя сломать, сильный ты человек! Вот только что думал я, что пацан ты, много нужно пройти тебе, чтобы стать твердо на ноги. А вовсе нет. Молодой, да ранний. Ум человека еще не раз не подводил. Умный человек не будет совершать глупые поступки. Видно за версту такого. Зоркий глаз, чистые помыслы. Сердце широкое. Не сломать тебя! Видно так устроен человек, с рождения», - думал Степан, прижав к груди Ивана в знак одобрения. А вслух сказал:







-Я верю в тебя Иван, ты многого добьешься в жизни!
-Знаешь, а я не сдамся!








Марфа увидев Ивана, плаксиво заныла и, предано смотря ему в глаза начала торопливо говорить:
-Ваня я не знаю, как все вышло. Я даже не поняла, как у меня оказалась эта икона. Мы шли всей толпой, ты шел то со мной, то о чем-то балакал с ребятами, то останавливали тебя сельчане. Я переживала, я же первый раз шла замуж. Какая-то женщина подошла ко мне и всучила эту икону, я думала так и надо. Я в какой-то смуте была и не видела, кто это был. Все шумели, кричали, смеялись, шутили…. Ты же подошел ко мне и ничего про икону не сказал.









-Мне и в голову не могло прийти, что тебе подсунут икону. Кто же это мог сделать?!
-Ванька дурень одружився, а не знаєш, кому це потрібно. Це твоїм супротивникам потрібно. Хто хоче посміятися, адже ворогів Ти багато нажив, що церква зворушив. Ось і думай. А ворог може бути твій близький знайомий. Хто тобі заздрить. Чекай завжди від близьких гидота, у кого підступне серце, - сказал Михаил.
-Вань, что отец сказал? Я не все поняла, - смущенно спросила Мария.
-Он сказал, что я дурень женился на такой красивой, прекрасной девушке и оставил надолго одну, - улыбаясь, сказал Иван. – Ничего Марфуша мы сдаваться не будем.
-Шо мати ти переживала, а вони вже милуються, - вздохнул Михаил и пошел ложиться спать.

 

 
9.




Следующий день был солнечный, теплый, казалось, что наступило второе бабье лето. Сельчане зашевелились как рой муравьев, кругом слышались голоса, смех, даже дед Пелагей вышел на улицу с гармошкой он жил на другой стороне улицы через два дома от Михаила. Дом его был хилым без крыши, накрыт соломой. Сколько ему лет никто не знал, он был очень старый, всегда останавливал молодежь, которая шла мимо его дома, и рассказывал, как тяжело жилось при царе. Знал много прибауток и разных историй.










Настя с сыном рано ушли на ярмарку. В Черниговке с 1 октября ежегодно проводились ярмарки. Этосреда приобщения к народным обычаям, праздникам с играми, забавами, песнями.





Одни ходили туда, доставая с сундуков самые лучшие наряды, чтобы себя показать и на других посмотреть. Другие чтобы дешевле купить что-то в хозяйства или себе. Были еще те, которые норовили украсть у ротозеев кошелек или стащить с прилавка что-то вкусное.







Олег как индюк праздно прогуливался возле прилавков с несколькими ребятами и двумя подростками, которые юркали между рядами, хватали с прилавков продукты, перекидывая их друг другу, шустро убегая от продавцов.







Увидев Настю Олег, широко улыбаясь, подошел к ней и дружески сказал:
-Настюха как выглядишь-таки, прямо купеческая дочь! Каким ветром сюда-таки до дому тяне?! Як таки понятно на свадьбу приехала? Молодожены рады, небось?
-Да вполне рады, мы давно не виделись, - пристально посмотрев на Олега, сказала Настя. «Все ж ты знаешь, язва! От тебя за версту гнилью пахнет! Тебя даже смерть отца ничему не научила».








В свою очередь Олег думал: «Не хочешь признаться, что брат твой уже никто. Так и тебя сожру с потрохами. Всю вашу семейку сожру. Отомщу я за батьку»
-Сегодня погода таки великолепная, вот хочу на лодке покататься. Не хош со мной? Вода изумляет-таки сегодня, тихая прозрачная таки и хочется в воду в воду, - сказал Олег, зная, что Настя обожает воду. Главное ее заинтересовать, плавает она отлично, но если лодку опрокинуть или дырявую подсунуть. Нет подсунуть не удастся, у еешного отца хороша лодка…. Да шо придумывать, там найду шо надо.
-Холодно уже, какое плаванье…
-Настенька ты таки испугалась водички? А ты в этом году уж не сможешь проплыть на лодочке. Не уж такую страсть пропустишь? Вот таки от тебя я не ожидал такого поворота…, - он хотел еще что-то сказать но, увидев, вспыхнул, зашатался в ее карих прищуренных глазах шальной огонек, стал ждать ответа. Он знал, что она привыкла принимать решение сама, и никто не сможет его уже отменить.
-Хоть одна у тебя правильная мысль. – Сказала Настя и пошла дальше. Оставив размышлять Олега, придет или не придет.










Такой радостной новостью он не мог не поделиться с матерью. Не мог же он еще кому-то рассказать о коварстве задуманного. Мать Олега по его нетерпению снующим движениям и блеску глаз сразу поняла, что он задумал неладное и сказала:
- Не делай маме мозги. Говори-таки, шо проснулась в твоей голове непутевой. Боится мама, что влипнешь–таки и ты как твой папа.
-Мама сегодня должно пройти все на отлично таки. Таки отомщу я за папу. Настя сегодня пойдет на речку купаться и дай бог, ей здоровья, - зло, улыбаясь, сказал Олег.
-Неразумное дитя ты хочешь смерти мне?! Ты маму любишь?! Нельзя тебе это делать. Ничего хорошего не выйде. Папа хотел зло делать им. Где твой папа?! Сын ты тоже тю, тю, тю…. Да шо ш вы таки неуемные. Я тебя прошу нельзя! – начала причитать София.










Степан занимался с Варей по математике, когда пришла Настя. Увидев Настю, Варя начала капризничать:
-Настя скажи Степану, что я все уже знаю. Он говорит…
-Степа отвяжись от Вари, она хорошо учится, она сама выучит уроки, - сказала Настя. Чуть помедлив, прибавила? – Хочу попросить у таты лодку.
-Настя, что придумала?! Зачем тебе лодка? – удивленно спросил Степан, потом шутя, добавил, - только не говори, что хочешь рыбу ловить.
-Степ, я хочу покататься на лодке. Ты глянь погода-то какая. Последние денечки бог дает насладиться.
-Молчи про бога. Услышит Иван, опять жмуриться будет, - предупредил Степан.
-Ты не видел где тату? – не обращая внимания на сарказм Степана, спросила Настя.
-Анастасия, Настя, Настенька, Настюша…, погода совсем неподходящая, успокойся. Что больше делать нечего? Вон маме помоги, она целый день трудится.










Настя, не слушая Степана, вышла на улицу и, увидев отца у телеги, он ремонтировал оглобли, подошла к нему.
-Тата все в делах. Отдохни, что-то ты осунулся, не бреешься…
-Шо ты хочешь, лисичка?! – ласково спросил Михаил, разгадав дочь, по хитрому прищуру глаз. Она всегда так делала, когда что-то просила у отца.
-Лодку дашь мне покататься?! – спросила Настя.
-Човен навіщо? Більше нічого не хочеш? Що вигадала? Навіть не думай не дам!– твердо сказал Михаил и пошел в дом.
Настя побежала за ним.
- Шо выдумала твоя дочь, лодку ей дай, шо в холодную воду головой…, - обращаясь к Евфросинии, которая уже приготовила ужин и ждала всех к столу, сказал Михаил.
-Настя прав отец, какая тебе лодка. Давай зови Степана к столу.
-Не дадите, я найду!
-Где ты найдешь? Шо теперь лодки в ряд стоят, ждут, когда ты придешь? – улыбнулась мать.
-Все мы со Степаном идем к его родителям. Я там возьму лодку.
-Не смей! – строго сказал отец, - ты шо не разумеешь?! Кто в такую погоду…
-Если ты не дашь, я возьму лодку у Степановых родителей. - Заявила Настя.
-Настя у тебя двое детей, ты должна их воспитывать а, оказалось, по тебе кнут плачет, - сказал отец и взял ложку, показывая этим, что разговор окончен
-Кушать давайте, потом …, - примирительно сказала Евфросиния, видя, что она решительно настроена










Настя развернулась и пошла к Степану. После долгих споров со Степаном они начали собираться к его родителям. Евфросиния запричитала:
- Не пущу, выдумала, и кто тебя надоумил в такое время на речку? Настя пойми это несусветная идея, да уже скоро потемнеет…
-Я с Настей тоже пойду, - сказала Варя, - я тоже хочу с Настей. Я давно ее не видела. Настя возьми меня.
-Знаю, не отступишь. Бери Варю, пусть с вами погуляет, - сказала Евфросиния и шепнула Варе: «Скажи сватам, чтобы не давали Насте лодку». В знак согласия Варя кивнула головой.









Отвязав лодку с берега, Настя со Степаном поплыли к середине речки, Варя осталась на берегу. Настя сидела напротив Степана и смотрела, как он ловко и умело справляется с веслами. Они прожили шесть лет, но Настя так же, трепетно ждала его с работы, словно на свидание.









Она была непосредственной капризной до чертиков своенравной, в этом была ее прелесть. Степан любовался ею, обожал ее, и мыслить не мог жизни без нее.
Течение было слабеньким, совсем незаметным, он оставил весла и сел рядом с ней.
-Настя я так тебя люблю, ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю! – обняв Настю, сказал Степан.
-Почему же представляю, - закричала Настя, вставая на перекладину лодки. – Я тебя тоже сильно, пресильно люблю! Степа!








Лодка сильно качнулась, накренилась, Настя не удержалась и свалилась в воду.
-Настя-я, - закричал Степан, Настя держись, хватайся за борт лодки!
Степан подошел к краю лодки, где Настя уцепилась за борт, и подал ей руки. Настя схватилась за его руку, но лодка перевернулась вверх дном. Степан оказался под лодкой, тело обожгло, ошпарило водой. Степан вынырнул из-под лодки, огляделся и, не увидев на воде Настю, энергичнее заработал руками, подплывая к лодке.
Варя бегала на берегу и сильно кричала:
-Помогите, помогите, по-мо-гите, тонут! Люди тонут!









На ее зов собрались люди, на воде появились лодки. Степана вытащили на берег. Он весь скукожился и дрожал всем телом, синие губы что-то отчаянно шептали, но невозможное было понять. Он нахлебался воды и, покрякивая, отфыркиваясь, рвался опять в воду, но его держали двое мужчин.
Через несколько минут на берег вынесли на руках Настю и волоком с воды вытащили Олега.








Мать Олега тоже была в толпе. Увидев сына, она поняла, что он тоже утоп и, упав ему на грудь начала во весь голос голосить:
-Да будте вы все прокляты. Да зачем таки тебе было топить Настю, я же просила-таки тебя не делать этого. Они заговоренные, вон отец из-за них пострадал, им хоть бы шо, а отца убили-таки. Председатель и то с ними не сладил, хотел утопить Ваньку, а сам таки чуть не пострадал, дай ему здоровья. Я икону подсунула невестке, думала …
-Мама да встань-таки с меня. Мени и таки нечем дыхнуть, – оттолкнул мать, которая своим телом согрела его и он, придя в сознание, понял, что она своим признанием погубила его, сказал. – Спасибо таки тебе родная мама, ты таки мне жутко помогла. Чего таки от горя говорила, умом тронулась. Скажи-таки людям, что это померещилось-таки тебе с переляку.
-Ой, люди добры, - обратилась она к людям, которые окружили ее плотным кольцом, - да разве таки мне известно, как утопла Настя. Таки она была добри люди хорошей жинкой. Да простят убитой горем матери…
-Хватит тетка София, ты и так уже много сказала, - отодвигая ее от сына, сказал молодой милиционер.
-Вставай хлопец, пришла твоя пора, - сказал другой милиционер, и они оба повели Олега в контору. Мать бежала рядом, цепляясь то до одного, то до другого милиционера. Просила, умоляла, чтобы отпустили Олега.








Настю положили на бричку, накрыли ее большим шелковым шарфом, рядом с ней сел Степан и Варя.


10.






В 1932 году в Казахстане начался тяжелейший голодомор. Особо тяжело было в колхозах. У них было экспроприировано тысячи голов крупного рогатого скота. Кроме скота, конфисковали юрты, дома, амбары, других надворных построек, плуги, бороны, сенокосилки, брички.
С села начался массовый отток людей.





Михаил тяжело переживал смерть Насти, он ходил смурной, замкнулся в своих мыслях.
Евфросиния шла домой с работы, она работала поваром в столовой, увидев Харитона на другой стороне улицы, свернула в проулок, чтобы он ее не заметил. «Только не сейчас. Михаил увидит невзначай и опять беда» - промелькнуло у нее в голове.








Услышав быстрое шаги сзади, поняла, что напрасно свернула. Харитон увидел ее и вот теперь идет за ней.
-Слушай Харитон, что меня преследуешь? Я не могу сейчас встретиться с тобой, иди своей дорогой…, - подумав, что не следует прятаться и сказать ему в лицо, что он ей не нужен, она решительно остановилась и повернулась. От великого изумления она потеряла дар речи. Перед ней стоял Михаил.
-Шо сучье поріддя завмерла, - злобно схватив Евфросинию за шею двумя руками, зашипел Михаил, - повія, при живій людині…
-Михаил отпусти, я не в чем невиновата…, - заплакала Евфросиния, вырываясь с цепко обхваченных пальцев рук Михаила.
-Швидко до будинку. Я там з тобою буду розмовляти. – сказал Михаил, бросив ее на землю и, пнув два раза по животу, ушел.











Евфросиния поднялась с земли и, поплелась, не совсем понимая куда. Солнце уже зашло за горизонт и, там ярко красной окраской скудно освещала дорогу. Брошенные дома были полуразрушены, заборы поломаны, заросшие бузиной, а сама улица словно вымерла, не было слышно даже лая собак. Евфросиния увидела возле одного дома деревянную лавочку, где когда-то седели сельчане, лузгая семечки, обсуждая чью-нибудь судьбу. Она села на нее и горько зарыдала, как услышала женский голос.









Она подняла глаза и не сразу узнала Варвару, дочь Харитона. С ней стояла девочка возраста где-то семи, восьмилетнего.
-Здрасти теть Фросина, это я Варя, - поздоровалась Варвара.
-Вижу, - махнула головой Евфросиния.
-Теть идемте к нам. Умоетесь, батьки дома нет.
-Нет Варвара, ты уж не обессудь, - сказала дрожащим голосом Евфросиния.
-Идемте, у нас ваша Варька и Павлик.
-Что они у вас делают?!
-Они прибегли к нам и плачут, говорят, тату бьет маму, - сказала девочка.
-Горе мне они шо знают?
-Тетя Фросина, мы бачите, в колхозе живем. Идемте.








Евфросиния встала, взяла за руку девочку и тихо плача неуверенно пошла с Варварой. В голове звучало: «Дети знают, что отец избивает мать. Что мне еще надо?! Поломать психику детей! Ведь это деревня каждый знает, что у соседа варится на обед. Кто с кем спит, кто, чем дышит! А здесь бьют жену, значит заслужила! А чем я заслужила? Что верой и правдой ему была. Открой глаза, он всегда такой был, признайся себе Фроська, - сама себе сказала Евфросиния. - Харитон тут причем? Заревновал? Ходил за мной, следил? Так что не видел, что я не хотела с Харитоном встречаться. Зверь он дикий! Мне-то, что делать? Пусть будет так, как будет», - успокаивая себя, думала Евфросиния.







Харитон хлопотал возле печки. Варя и Павлик сидели на полу игрались с костяшками. Вокруг их ходила пугливая встревоженная кошка, она боялась незнакомых ей детей, но любопытство было сильнее ее. Вздыбив на спине шерсть и делая хвост антенной, она ходила совсем близко возле них, но стоило им потянуться к ней, тут же, отпрыгивала.







-Мама, - обрадовалась Варя, увидев мать и подбежав к ней, обняла ее.
-Варя убирай со стола, сейчас будем потчевать дорогих гостей, - сказал Харитон, обращаясь к дочери. Он не сколько, не смутился, увидев их и как-то свободно, непринужденно двигался, чем успокоил душу Евфросинии.
-Мне бы помыться где, - сказала Евфросиния
-Идем, в сенях есть большая чашка, корыто, - сказал Харитон, взяв за руку Евфросинию, она податливо пошла за ним.
«Сейчас начнутся вопросы, что и почему и отчего» - мелькнула мысль у Евфросинии.








Но Харитон, молча, налил воду в корыто, подал ей полотенце, мыло и, сказав, что на табуретке одежда, ушел.
Евфросиния зашла в комнату с распушенными волосами, которые красиво кудряшками обвивали ее грудь и были ниже пояса. Платье, которое он взял у своей дочери, было ей в пору, подчеркивало ее статную фигуру. «Как сильно я тебя люблю!» – уже почти сорвалось с языка у Харитона, но боясь испугать очень хрупкое счастье, он подался вперед, словно ловя на лету мысли сказал:
-А мы ждем тебя не садимся за стол. Щас гляну картошка сварилась.
Евфросиния подошла к печи, глянула в чугунок, где варился картофель и будничным голосом сказала:
-Картошка переварилась, будем делать толченку.









Через два дня к ним в окно постучался Калуп. На нем был брезентовый фартук, в руках он держал кожаные перчатки и хлопотно суетясь, сказал:
-Хозяйка, с;лем иесі.
-Здрасти, шо такое случилось, к нам работать пришел, - пытаясь шутить, говорила Евфросиния, но беспокойство уже фонило: «Не напрасно пришел. Он спокойный, медлительный, а сейчас страх брищит от него»
-Иесі мой боится, где хозяин, далеко он. Бабушка один, кушать жок, нет, - путая слова, Калуп на русском, на казахском пытался объяснить Евфросинии, что нет хозяина.
-Я не знаю где Михаил. Я больше не живу там. Бабушку – это его мать пусть он следит, есть у нее кушать или нет.
-Евфросиния, если ты хочешь, пусть она живет с нами, - вмешался в разговор Харитон.
-Нет, - резко сказала Евфросиния. Мне нет надобности такой, - вдруг в ее глазах загорелся огонек и, помедлив, она сказала, - Калуп, я думаю, что хозяин не вернется. Хорошо мы сейчас с Харитоном, нет, подожди я с тобой иду домой, там решим.
-Евфросиния мы вместе пойдем, даже поедем. Я запрягу коня в бричку, и мы едем, - сказал Харитон, он боялся, что Евфросиния может не вернуться к нему.
-Я шо едем, - после продолжительного молчания сказала Евфросиния.









Когда Евфросиния зашла домой, она поняла, что Михаил уехал и больше никогда не вернется. За столом была пустая бутылка самогона, разбросанные крошки хлеба. Было видно, что он пил всю ночь пред решением уехать. Трудно ему далось это решение, так как он пил очень редко, но мог сильно напиться, если душа ныла занозой и, больно было дышать, зная, что совершил непоправимую ошибку, отдал самое дорогое своей рукой. На глиняном полу валялись разорванные листы, помятые бумажки, стены в дырах. Евфросиния поняла он забрал спрятанные деньги. Но он не знал, что Евфросиния тоже отлаживала деньги, так как ее неоднократно, посещала мысль уйти от супостата. Удерживало ее чувство ответственности, боязнь остаться одной с детьми, привязанность к мужу и всепрощения. Она бы еще не решилась, если бы дети сами не ушли. В углу прижавшись к печи, сидела мать Михаила.
-Мама шо не ушла с Михалко? Шо треба теперь делать? - спросила Евфросиния.
-Я детка ему не нужна, - горестно ответила мать.
-Знамо, - сказала Евфросиния, затем обратилась к Калупу. – Отвези ее к дочери, ты же знаешь, где она живет?
-Да, мен ;ожайынмен бір рет ж;рдім(я ездил не один раз с хозяином). Хорошо будет, как хозяйка сказала, - сказал Калуп на казахском и русском языке, зная, что Евфросиния и Харитон хорошо владеют казахским языком и тут же закивал головою.
-Приедешь когда, перевози свою семью в этот дом. Дом добротный большой, а твой маленький, хилый. Не бойся я сюда больше не приду.
-Рахмет, рахмет, рахмет Калуп добро помнит, - беспрерывно кланяясь, говорил Калуп.
-Ну, вот еще, перестань кланяться. Работа рядом трудись, - сказала Евфросиния и пошла к выходу. Она не любила чванство, ханжество, она делала добро без всяких ожиданий похвал. На Украине в Чернигове, когда умерла ее мать, сестры, покинули родное поместье, и уехали в Москву, она оставила большую усадьбу людям и ушла в семью мужа.










Прошло несколько дней, как Калуп оставил мать Михаила у дочери. Евфросиния замесила тесто на хлеб, Варвара дочь Харитона, на пяльцах вышивала крестом картину. Харитон лежал на кровати, наблюдая за Евфросинией. Он еще не верил своему счастью, что его любимая с ним. Евфросиния так же была счастлива. Она не думала, что можно жить, не ругаясь, не боясь, что тебя унизят, ударят, а потом заставят исполнять супружеский долг. Прожив столько лет с Михаилом, родив столько детей, она не разу не почувствовала такое что за несколько недель чувствовала с Харитоном. Она еще не понимала любовь это или благодарность за нежное обращение к ней, но ей было хорошо с ним. Дети кучкой сидели недалеко от печки и о чем-то шептались.








Кто-то постучал в окно. Харитон поднялся, но его опередила Евфросиния, она глянула в окно и, отпрянув от него приложив палец ко рту, тихо сказала:
-Дети тише ведите себя, там бабушка стоит возле окна.
-Бабушка?! – удивленно переспросила Варя, - зачем прятаться от бабушки?
-Тихо Варя, пусть идет к своей дочери. Я знаю, она где-то рядом стоит. Если мы не откроем, она опять заберет ее к себе. У нас у самих нечего кушать.
Все притихли.
-Фроська, відкрий! Фроська відкрий, я знаю ти вдома. Відкрий, мені нікуди іті. Дітям своїм я не потрібна. Вони кажуть, що я няньчила дітей Михалко, ось і йди туди. – стуча тростью в окно говорила она с такой горечью, что наполнила всю душу Евфросинии, горечью едкой, жгучей, как горечь полыни.











Евфросиния босая выскочила на улицу и закричала:
-Да что ж вы таки люди, да что ж не жалеете мать. Да я не живу с вашим братом, нет его, видите, нет. Я чужая ей, понимаете чу-жая-а-а!
-Пошли домой, Фрося милая, кому ты кричишь? Кого к совести призываешь? В бездну кричишь! Их здесь и близко нет, как нет и близко совести у них. – Обняв за плечи Евфросинию, сказал Харитон. Затем подошел к бабушке и повел обеих в дом.









Так началась их совместная жизнь.
Евфросиния вошла в жизнь Харитона как дар бога! Она никогда не кричала, никого не обвиняла, со всеми его дочерьми обходилась лояльно.
Она была мудрой женщиной и реально была главной в семье, но при этом Харитон ощущает себя главой семьи, она его в этом ощущении поддерживала, восхищалась им, не возражала по мелочам и тихо управляла им при принятии действительно важных решений.




11.






Зима. На землю белым покрывало лег снег. Долгие девять месяцев вьюжила вьюга. Дворы домов осиротели, но в окнах домов, где мерцали огни от керосиновых ламп, с причудливо разукрашенными узорами зимы проказницы, жизнь текла своим чередом. С крыш домов тянулся дым, стелясь то низко над землей, то взвивался винтом в небо. Редко слышался скрежет саней, сидящие в них путники закутывались в тулупы с головой. С ноздрей коней запряженных в сани валил пар и тут же на морозе замерзал, ложась белым инеем на ресницы и морды лошадей.









Евфросиния длинными, зимними вечерами сидела за столом, ловко управляя спицами, вязала носки Харитону, Варваре, своей дочке Варе, Павлику. Рядом расположились Варвара и Варя, вышивая на пяльцах крестиком, поодаль сидел Павлик. Он смотрел на бабушку, которая дремала у окна, делая вид, что прядет пряжу.








В один из таких вечеров приехал Федор. Евфросиния, радостно встретив гостя, заплакала.
-Мама, тебе плохо здесь?! – резко глянув на Харитона, спросил Федор.
-Я же тебя так давно не видела. Ты возмужал, раздобрел немного, видно Евдокия хорошо смотрит за тобой, - ласково смотря с любовью матери, сказала Евфросиния.
-Ну, вот приехал слезы, не приезжал опять слезы. Мама я тебя люблю и никогда не оставлю одну.
-Сынок я не одна!
-Понятно. Я приехал за тобой. Завтра будет весна, что делать будешь? Отец живет в Караганде, Иван и я тоже в Караганде. Кто тебе будет сажать?
-Харитон будет сажать.
-Мама я ничего слушать не хочу, собирайтесь!
-Шо вот так и едем, в чем стоим?
- Ма, - улыбнулся Федор, - через два дня едем.
-Я никуда не поеду, здесь мои дети. Здесь меня знают. – Твердо сказал Харитон.
-А знаете, я не за Вами приехал, я приехал за мамой и я ее заберу. – Заносчиво ответил Федор.
-Федя, когда мне было тяжело, мне во всем помог Харитон, и я без него никуда не поеду. У тебя семья, ты дорожишь ими, любишь их, делаешь благо для них. А моя семья это Харитон. Варя вырастит и уйдет с дому, Павлик станет мужчиной и будет зарабатывать свой хлеб, найдет спутницу жизни. Мы с Харитоном будем нянчить внуков, если позволите, нет, мы будем вдвоем. Ты не хуже меня знаешь, почему мы с твоим отцом расстались.
- Мама это ваша жизнь, живи с Харитоном. Но я без тебя никуда не уеду! Здесь тебе делать нечего. В Караганде легче прожить. Коммунисты построила хорошую власть, все для людей. Да есть перегибы, но это не власть виновата, это люди сами такие. Даже в одной семье есть хорошие, есть плохие, а родители воспитывают одинаково. Так и в государстве.




12.




 

Добыча угля в Караганде началась в 1856 году Петропавловским купцом Н. Ушаковым который купил месторождение за 250 рублей, у двух казахских родов – Сармантай и Марат.








Первая горная выработка была заложена в 1857 году. Она называлась «Ивановским разрезом»
В 1868 году уголь добывали на глубине 8-14 сажен, работало 78 человек. Уголь добывали для нужд небольшого Спасского медеплавильного завода.









К концу XIX века наследники Ушакова и компании, долгое время хозяйничавшие на Карагандинских угольных копях, пришли к полному разорению и сдали в аренду эти предприятия Жану Карно (сыну президента Франции Сади Карно). Весной 1905 года Жан Карно стал официальным владельцем, заплатив хозяевам 766 тысяч рублей.







В 1907 году эти предприятия перешли во владения «Акционерного общества Спасских медных руд», основанным в Лондоне Джимом Гербертом.
11 мая 1918 года В. И. Ленин подписал постановление СНК РСФСР о национализации Спасского медеплавильного завода и других предприятий.
В наследство от англичан Караганде достались взорванные и затопленные шахты, разрушенные шахтные постройки.







В 1920 году геологический комитет ВСНХ командировал в Караганду группу специалистов во главе с крупным учёным-геологом профессором А. А. Гапеевым для проведения геологических исследований.








В 1929 году в Караганде создаётся трест «Казахстройуголь», в задачу которого входило строительство и эксплуатация шахт Карагандинского бассейна.
В 1930—1931 были заложены первые эксплуатационно-разведочные шахты.
В эти годы в голой степи появились первые бараки для рабочих и служащих.






Строительство приобрело по-настоящему промышленный размах: стройматериалы и различные грузы рекой потекли по железнодорожной ветке Акмолинск – Караганда. Железнодорожное сообщение было нерегулярным, из-за некачественно уложенного полотна составы нередко шли под откос. Но, несмотря на все трудности, уже через год были построены поселки - Компанейск, Тихоновка, Большая Михайловка, Пришахтинск и Майкудук. Административный центр Карагандинского угольного бассейна расположился в Большой Михайловке.







Жилье в поселках было преимущественно барачного типа. В одном бараке жило по несколько семей. Но подавляющее большинство первостроителей ютилось в наспех сооруженных землянках, где вместо дверей – узкая щель, прикрытая мешковиной.
При нехватке специалистов за год строители сдали тысячи квадратных метров жилья, три детских сада, две поликлиники, протянули водопровод из поселка Самарканд.







Непосредственное участие в строительстве с небывалым энтузиазмом и самоотверженностью принимали коммунисты, комсомольцы. Отработав смену в шахте, они отправлялись, затем рыть траншеи, месить бетон и строить жилые дома. Так же большой вклад в стройку внесли раскулаченные переселенцы, которые стали массово прибывать из России.
Федор с Евдокией жили в землянке. Иван с Марфой через улицу в бараке в Большой Михайловке.






Федор работал в шахте бурильщиком шпуров. Ивана восстановили в комсомол, и он был вторым секретарем комсомола.
Жить они стали у Федора, хотя у Ивана было просторней. Федор сразу сказал, что он не позволит жить матери с дочерью Харитона. Он ее недолюбливал и говорил:
-Иван ей все позволяет, а она села ему на шею и ножки свесила. С другими он может командовать, а…
-Федя нельзя так говорить, она жена его. Не лезь, пусть живут своей жизнью. Это же твой брат, - нежно гладя Федора по непослушным волосам, сказала Евфросиния.
-Да он мой брат, а она Харитона дочь, к ним часто приходят еще одна его дочь Груня. Она, конечно, намного лучше, чем Марфа, ну тоже заносчивая, курносая баба. Харитон будет их слушать, там тебе делать нечего. Будете жить у меня.
-Я согласна, пока поживем у вас, потом найдем себе жилье или построим. Но тебе скажу вы мои дети, вы одно целое и между вами не должно быть ссоры.
Евдокия, жена Федора по натуре справедлива и не выносит фальши. Со свекровью вела себя ровно, покладисто, спокойно. Евфросиния и Харитон тоже относились к ней доброжелательно.








Каждый день дом был полон гостей, здесь всем было уделено внимание и понимание, любовь. Маленький Митя, сын Федора, постоянно крутился возле Евфросинии и Харитона, они и спали вместе.






Однажды Иван предложил Харитону работу вахтера в райкоме комсомола. Заметив в глазах Харитона вначале изумление, затем интерес сказал:
-У нас уезжает через неделю вахтер в Акмолинск, ты приходи, ознакомься с работой пока он здесь. Я думаю, работа тебе понравиться, платят мало, но место теплое.
-Да я никогда не работал…, - начал сомневаться Харитон.
-Смотри это место так просто не получишь, это я похлопотал за тебя, а вижу оно тебе без надобности, - посмотрев в глазах Харитона, где вместо интереса появилась пустота сказал Иван, подумал: «Что же ты хочешь? Много денег? А может просто ничего не делать и сидеть на шее матери? А что выгодно», вслух продолжил, – Дочь беспокоится, это Марфа просила за тебя.
-Схожу я, только не знаю, что получится. Здесь вчера сестра приезжала, говорит, чё муж еешний хочет устроить меня на железную дорогу, вот тоже зовет чё бы ехать туда.
-Вольному воля! Я предложил, тебе решать, вот и получается «чё бы, чё бы»- передразнив Харитона, сказал Иван и холодно добавил, - смотри не прогадать. Думай!



13.






Евфросиния зашла в магазин. Магазин был в саманном доме, углы которого покосились, побелка обуглилась, и были видны балки. В самом магазине полки были пустые, кроме четвертинок водки, несколько пачек киселя, сахара кусками и оставшегося несколько булок черного хлеба. Молодая симпатичная шустрая продавщица была в белом халате и колпаке.







Она встретила Евфросинию с дежурной улыбкой и спросила:
-Шо Вас интересует? Вы така женщина, отличаетесь от наших!
-А кто будут ваши?! И какая не такая я? – лукаво спросила с огоньком в глазах Евфросиния.
-Вы красивая, гордая и статная и одеваетесь красиво не так как здешние бабы. Фигура красивая у вас.
-А як же рассмотрела меня, ведь я в пальто и шаль на голове? Я женщина, такая как все. А вы хохлушка?
-Да, - кивая, ответила девушка. – Я поняла, я, когда не слежу за речью шокаю.
Зашли еще одна покупательница и нетерпеливо проговорила:
-Будем шокать или покупать, или продавать.






В дверях магазина Евфросиния столкнулась с Михаилом, от неожиданности такой встречи она замешкалась. Михаил, пристально рассматривая ее, вдруг крепко обнял и вывел на улицу. Она не сопротивлялась его близкое дыхание, и объятие охватили ее чувством любви. Из глубины сознания звучало: «Я живу с другим мужчиной. Он ждет меня, он любит меня…», но охваченная страстью она шла туда, куда он ее вел. Это был сон, сладкий сон. Она была в пространстве безвременье. Она впала в какое-то беспамятство, она не верила, что это случилось с ней. Отойдя от сладкого истомного состояния, Евфросиния медленно приходила в себя. Она откинула покрывала, неспешно встала и, собрав с пола одежду начала одеваться. Михаил смотрел на нее с нескрываемой любовью и состраданием, что сейчас она пойдет к другому. Если бы ему кто сказал, что он так просто простит ей измену и будет томиться как птица в клетке, он бы кинулся на этого смельчака с кулаками! Но вот он лежит и не смеет ей слово сказать, боится, что опять сейчас исчезнет видение и ее больше не будет с ним! Она так мила его сердцу, что оно разрывается на части. Он своими руками потерял то, что называется жизнью. Стало пусто без нее.









Евфросиния тихо произнесла:
-Что я скажу дома?!
Этими словами она прорвала блокаду и Михаил взмолился:
-Фрося, ти шо в паніці, я твій чоловік, я більше життя люблю тебе. Я більше не можу без тебе. Давай пробачимо один одного і житимемо разом. Ну що мені зробити, щоб повернути тебе. Я готовий на все, але тільки, щоб ти була зі мною. Розумієш я люблю, люблю тебе. Ти моє життя, ти моя любов.
-Не вернуть былого Миша, крути не крути. Я чужа жинка.
- Що мені робити? Гірка втрата. Я не хлопчик, але я чоловік, я тобі дам все, а твій рудий пастух, що може тобі дати? Ти подивися на мене і на нього. Він молодше мене, але я краще його. Я зрозумів ти мене теж любиш! Що може тебе зупиняти:! нічого не зрозумію.












Евфросиния шла по улицы с чувством неловкости, стыдливости. Сердце стучало так, что приходилось оглядываться, боясь, что услышат другие. Щеки горели жаром, пылкостью ночи, руки дрожали, будто всю ночь курей воровала. Мысли переплелись в спутанный клубок, который кроме ее никто не распутает. Она ловила себя на мысли, что любовь к Михаилу не прошла, что она поспешила с Харитоном. Но тут же, горечь обиды говорила: «Он всю жизнь эгоист и никогда не исправится, ты же знаешь. Уже сколько терпела от него. Харитон на тебя смотрит как на икону, а ты…, опять к Михаилу. У вас не было ладу, когда ты жила с ним, а сейчас он удушит тебя за то, что ты с другим мужчиной живешь». «Да он меня любит! Он понял как тяжело ему без меня! Эх, Михалко, что ты наделал своим характером упертым, ревностью, все переломал, но до конца не избавил меня от любви к тебе. Видно нет мне дороги без тебя, уйду я от Харитона. Харитон хороший…, - размышляла Евфросиния. - А почему я должна уходить от Харитона, я как-то свыклась с ним, он меня ни словом, ни взглядом не обидел. Что мне нравится, когда меня как поганую собаку бьют?! Я опять готова к такой жизни, ведь Харитон показал мне нормальную жизнь, уважения». Тут Евфросинии в голову залезла шальная мысль: «А ведь это божье испытание, пусть сейчас Харитон, покажет какой у него нрав. Вот и разгадаю загадку. Вот и пойму, кто есть кто. Может оставить всех мужчин лесом и жить самой, ради детей?!» Но тут же, она перешла на самооценку: «А может не в мужчинах вина, а во мне. С одним живу, с другим.… Но он мне муж, но я с ним не живу…, как же, я потеряла контроль над собой! Женщина должна быть ведомой и знать, что хочет от нее мужчина!»













Проходя мимо барака Степана, бывшего мужа Насти, решила зайти к нему. Хотя Степан уже был женат на другой женщине, они оставались дружны. От Насти двое детишек Федор и Елизавета остались с ним. Евфросиния хотела забрать их к себе, но Степан категорически заявил, что при живом отце дети не будут воспитываться даже у родной бабушки.









Несмотря на то, что у Степана было двое детей, и он взял жену с ребенком, она еще родила от Степана девочку и назвали ее Настенькой. У них было две комнаты аккуратно убраны, чистота бросалась сразу в глаза, когда заходишь к ним.





Степан, увидев Евфросинию, обрадовано сказал:
-Проходи теща, ты пришла как раз на завтрак. Мы еще не кушали. Дети спят, а мне на работу, вот и встал пораньше. Кто рано встает тому бог дает. Вижу и тебе, не спится.
-Да я неголодная. Я просто…, - начала говорить Евфросиния, снимая пальто с шикарным лисьим воротником.
И так легко ей сделалось, будто сняла не пальто, а с плеч тяжелую ношу. В глазах появился огонек. Она присела на стул возле стола, выпрямив осанку.
Люда, жена Степана некрасивая, но ухоженная полноватая женщина в цветной блузке и черной широкой юбки казалась еще полнее. По характеру была молчалива и застенчива, но хозяйка хорошая. Она могла со скудных запасов приготовить пищу и никогда не жаловалась на бедность.









Она была полная противоположность Насти, но Степан уважительно к ней относился и по-своему любил ее. Люда поставила на стол большую глиняную миску, с которой шел пар, разнося по комнате запах свежеиспеченного картофеля. Степан нарезал крупными кусками хлеб и поставил тарелку с мелко нарезанным салом. Люда налила молока в алюминиевые кружки и села с ними завтракать.
Степан с Евфросинией вышли на улицу. Стояло ясное морозное утро. Белый снег искрился и хрустел под ногами. Впереди их шли несколько человек. Они были в фуфайках и валенках, на голове серые ватные шапки, натянутые на лоб.
-Морозец жмет, навалило снегу. Вчера ветер и вьюга, а сегодня тихо и мороз.









Погода проказничает как человек. - Посмотрел на Евфросинию, неоднозначно сказал Степан.
-Ах, Степа, осуждать легче, а вот когда коснется самого, тут и хвост поджал, - протяжно сказала Евфросиния. – Хотя я никогда никого не обсуждала…
-Теща, а что тебя так тянет к тестю. Насколько я знаю…
-Хороший ты Степан человек, безупинку гутаришь! Но не лезь в чужие дебри.
-Что дома скажешь, Харитон ко мне приходил. Детям по кусочку сахара принес, сказал как всегда от зайчика.
-Пойду я, мне по дворам ближе - сказала Евфросиния и завернула за угол рядом стоящего дома.




14.







Варя и Павлик были под присмотром бабушки, которая всегда сидела посреди комнаты на стуле. Ей оттуда легче было следить за детьми. Когда они сильно расшумятся, она доставала их костылем почти везде и размахивала им, чтобы ударить, но Варвара всегда подставляла Павлика, а сама кричала, что ей больно. Они нередко от нее тихонько сбегали с дома, тогда она подходила к окну и громко звала их домой.








С Павликом бабушка справлялась, но с Варей, которая по своей природе была довольно независимая и отчаянной не могла ничего сделать.
-Варька негодница, - кричала на нее бабушка, - возьму костыль и отметелю тебя! Кем ты вырастишь?! Некому тебя проучить, батька ушел, а Харитону вы не потрібні (не нужны).
-А он мне тоже не нужен. У меня свой батька есть. Вот убегу к нему, оставлю вас всех, - спокойно сказала Варя.
-Беги, да меня не забудь прихватить, мы ему обе так нужны, - грустно сказала бабушка, и слезы потекли по ее сморщенному лицу.
- Баба не плачь, пусть уходит, - обнимая бабушку, не поняв истинные ее чувства, от чего у нее текли слезы, сев у бабушкиных ног плача спросил:
-Баба, а ты скучаешь по тате? Почему он не любит нас?
-Любит он тебя Паша, очень любит! Но ему сейчас нужно пожить одному. Вырастишь, велик, поймешь.
-Э, вы че, плачете. Я пошутила. Я никуда не пойду, - примирительно сказала Варя и залезла с ногами на кровать, которая была тщательно заправлена одеялом, а подушки накрыты белой ажурной накидкой.








В комнату зашла Евдокия, увидев такую картину, она остановилась и тихо сказала:
-Варя, слезь с кровати. Так делать нельзя, там …
-Ты че будешь командовать?! Я Федьке скажу, что ты на меня орешь ненормальная, - закричала Варя.
-Варя, я не кричу, я просто прошу тебя, так больше не делать.
-Нет, ты на меня кричала…, - продолжая прыгать на кровати, невозмутимо повторила Варя.
В этот момент зашла Евфросиния. Она, не раздеваясь, села на табуретку и облокотилась об стол руками, опустив голову на ладони, заплакала.
-Мама, че ты плачешь?! Ты тоже думаешь, что я уйду к папе? – подбежав к матери и сев ей на руки, спросила Варя. – Или тебе жалко Дуську?! Она первая на меня накричала. Подумаешь, заправила она кровать, вот дулю ей, не плачь мама.
-Варя иди на улицу, - погладив ее по голове, сказала Евдокия, - мы сами с мамой разберемся.








Варе как бальзамом помазали по голове, она тут же схватила за руку Пашу, и они оба мигом надели фуфайки, валенки и убежали.
-Харитон пошел устраиваться на работу, - сказала Евдокия.
-Вечером заходила соседка, ты меня слышь Фроська? - спросила Мария. – Она тут раскудахталась, что ты мол, к мужу вернулась…, - после продолжительной паузы, не услышав ответа, тяжело вздохнула и замолчала.
-Да понимаю я все, Харитон, добрый человек,- наплакавшись, Евфросиния сказала, - виновата я перед ним!
-Тут как сказать, - тихо произнесла Евдокия, - муж як ни як…
-Понимаю я, но это не дает мне права так поступать с Харитоном.
-Харитон поймет, он неглуп, да любит …
- Понятно, - вставая и раздеваясь, неопределенно сказала Евфросиния.
-Ох, Фросиня, зря ты так мучаешь себя, вокруг себя, в жизни быват так, шо и написать трудно. Ляг, подумай, а Харитон знат, что чужую жинку брал…, - пробурчала бабушка.
-Да ладно Вам, разберемся, - сказала Евфросиния и подошла к печи.










Тяжело было и Харитону. Он пришел мрачнее тучи к старшей дочери. Она закутанная в клетчатую шаль в фуфайке и валенках откидывала снег с крыльца. Он, молча, взял у нее лопату и стал отбрасывать снег с таким энтузиазмом, будто хотел очистить полностью весь двор от снега. Она села на завалинку и смотрела на него думая: «Чужая жена, чужда тебе, думал, отнял у мужа и все гладко, а нет, она пребегла к тебе, когда ей было тяжко, а ты воспользовался, а она любит своего. Не будет тебе счастье с ней». Затем обратилась к отцу:
-Че, хмурной, сумрачный такой? Аль несладко с молодой жинкой?! Не уж убегла к дядьке Михалке?!
-Дочка, побойся бога! Как не как с родным отцом разговор ведешь. Не погано тебе слушать чужие сплетни?! Фрося хорошая и добрая, ты сколько раз прибегала к ней в подол плакаться?! Она хотя бы раз отвернулась от тебя?! А на праздники не ты ее приглашаешь, а она всех собирает.
-Но это не дает ей права…
-Нет не ей, а тебе Груня о ней вести плохой разговор! - оборвал дочь Харитон и, воткнув лопату в снег, направился к калитке.
-Отец, - окликнула его Груня, - я сгоряча, мне жалко тебя, ты весь извелся.












Харитон не оглянулся. Он уже уверено шел к дому. Он решил: «Почему и по какому праву, я должен обвинять Евфросинию. Люди сказали…. Люди скажут! Родная дочь решила учить меня. Да, только стоит расслабиться, показать, что в семье непорядок, сколько сразу советов услышишь. Нет, не стоит сор выносить с избы. Решать самому и думать…»







Дома вкусно пахло борщом. Харитон не успел раздеться, тут же подбежала Варвара и Павлик. Они вопросительно на него смотрели. Харитон ухмыльнулся в усы и полез в карман светлого тулупа, нарочно там долго шевелил рукой.






-Че? Нет? Зайчик не дал ничего? – с сожалением спросил Павлик.
-Нет, он знает, где зайчики живут. Сейчас найдет, - отталкивая Павлика подальше от Харитона, Варя с надеждой смотрела на руку, которая никак ничего не найдет.
-А вот и нашел! – нарочно восторженно сказал Харитон. – Сейчас будем смотреть, что там зайка вам передал, вынимая с кармана замусоленных два кусочка хлеба.
Варя с Павликом убежали в дальний угол и с приятным причмокиванием еле хлебушек от зайчика.
-А теперь будем смотреть, как зайчик кушать будет, - улыбнулась Евфросиния, ставя на стол миску с борщом. Ей стало легко, что Харитон так свободно вел себя и с порога не стал интересоваться, где она провела ночь. «Он, верно, меня сильно любит. Прости меня Харитон, а я больше не буду такой дурой».







15.






В 1932–1933 годах положение с голодом усугублялось. Казахский народ от голода и связанных с ним эпидемий чумы, которая с невероятной быстротой пожирала целые провинции, понес тяжелейшие потери.
Открытие антибиотиков и сульфаниламидов позволило лечить больных чумой. Но страшная зараза не сдавалась.









Каждый день повозки вывозили казахов, русских, немцев, поляков, украинцев, где семьями, где по одному, где по нескольку человек и складывали в общую яму. Яму обливали специальным раствором и засыпали землей. Это было страшное зрелище, не каждый взрослый мог выдержать. Только, казалось, невозможно было остановить вездесущих детей, которые не осмысливали происходящее. Они в разорванных штанах и непонятных лохмотьев на голове в обуви с порванной подошвой, бегали возле ямы с открытыми ртами, изумленно смотрели на тела, которые под действием раствора корежились в каком-то непонятном движении тел.










Солнце пряталось под облаками в седых космах утреннего тумана. Евфросиния сладко потянулась и спустила ноги с кровати, ища ими тапочки. Харитон развернулся на правый бок и натянул на себя одеяло. Евфросиния стянула с него одеяла и, улыбаясь, сказала:
-Я понимаю, шо еще не обед, но вставай, будем завтракать.
-У меня что-то рука заболела, я еще немного посплю, - не открывая глаза, сказал Харитон.
-Нет, мой милый, ты сейчас встанешь и принесешь дров…
-Правду говоришь, что милый?! - не дослушав Евфросинию, прижавшись к ее спине, ласково спросил Харитон.










Евфросиния, шутя, свалила его на постель и звонко засмеялась. Он прижал ее к себе, и начал целовать с такой страстью, что расколол осколки льда в ее сердце. Она поддалась его страсти и огню желания любви.









Когда они сидели за столом Евфросиния спросила:
-Шо я ни якого шума не слышу, - она говорила уже хорошо по русский, но «шо» и некоторые слова по-украински еще в ее речи проскальзывали.
-Подскажи, какой ты хочешь услышать шум? – поинтересовался Харитон. – Дети ушли с Дарьей повели бабушку в больницу.
-Не поняла, а шо меня не разбудили? И шо она тяжко себя чувствовала? – взволновалась Евфросиния.
-Не волнуйся, у нее температура поднялась, тебя не стали будить, слишком сладко ты спала.
-Ну…
-Ничего страшного не будет. У старых людей такое бывает.
-А если это непросто температура?! Я должна быть с ней, - надевая валенки, тревожно произнесла Евфросиния.
-Хорошо спорить не буду, як решила, так действуй. Я должен к часу прибыть на вокзал, там меня будет ждать муж сестры. Он говорил, что им надо кондуктор.
-Не поняла, какой кондуктор?!
-Я толком тоже не понял, только знамо на поезде ездить.
-Ох, че-то мне не по душе.
-Поду я, знать мне надо.
-Хорошо иди, - согласилась Евфросиния, уже прикрывая входную дверь.













Больница была одноэтажная, барачного типа. Внутри стен, двери были покрашены белой краской. В воздухе стоял стойкий запах лекарств. У каждой двери люди сидели на длинных скамейках. Кому не хватало мест, подпирали стены, от долгого стояния, переминались с одной ноги на другую. Одеты были по-разному, женщины в пальто с пуховой шалью, мужчины в полушубках с фетровыми унтами, основная масса в фуфайках и валенках.







Евфросиния прошлась по длинному коридору в длинном пальто с лисьим шалевым воротником и, хотя была в валенках, все оборачивались, глядя на ее статную фигуру и красивую походку. Она резко отличалась от основной массы людей, ей даже модницы завидовали.







Не найдя своих, она уже хотела выйти с больницы, как ее окликнула Евдокия, сообщив, что у бабушки чума.
Поговорив с врачом, Евфросиния поняла, что бабушке осталось недолго жить. Она приняла решение, что нужно немедленно сообщить Михаилу.








Не застав Михаила дома, она пришла к нему на работу. Увидев ее, Михаил улыбнулся, в глазах промелькнула радость, которая тут же потухла, когда он узнал причину появление Евфросинии на работе. Он помрачнел и произнес:
-Зачем было старого человека вести с собой?! Приезжала бы с рыжим конюхом сама. Тащила старую сюда, зачем?!










От такой наглости Евфросиния, остолбенела, она не сразу нашла ответ и, уже когда он пошел прочь от нее она выкрикнула:
-А кому она из вас нужна была?! Вы же ее все бросили, подкинули мне! Теперь мы виноваты с Харитоном?! Совести у вас нет!
-Иди к своему рыжему, без тебя разберемся, - не оглядываясь, продолжая идти, крикнул Михаил.









«Да, что же ты за человек?! Вот недавно объяснялся в любви, просил, умолял, чтобы я вернулась. А сегодня, подняв хвост, проходишь по душе как пила. Я прожила с тобой много лет, у нас общие дети, а ты ни разу не спросил, как им без тебя. Твоя мать жила у меня, ты ни разу не навестил ее. О, боже, прости его, он сам не ведает, что творит! Я боюсь за него. Не такой он плохой как хочет показать, он просто не привык думать о других», - с болью в сердце мыслила Евфросиния.








Погода была непредсказуема как всегда в средине марта. С утра шел снег, ближе к полудню поменялся ветер, снег продолжал идти, но он уже был мелкий колючий и бил больно по лицу. К вечеру небо прояснилось, но ветер усилился, под ногами ощущалась сырость снега. Ноги у Евфросинии промокли, валенки стали тяжелые. За целый день она не присела и потеряла чувство времени, в теле чувствовалась усталость.










Придя домой, Евфросиния у порога скинула мокрые валенки, сбросила с себя пальто на скамейку и, не зажигая свет, прошла к кровати и прилегла с мыслью, что сейчас встанет и приготовит ужин. Веки налились свинцом и непроизвольно закрылись.
Она открыла глаза, когда ласковый луч солнца щекотал ее по лицу. Она улыбнулась лучезарной улыбкой, накинула на Харитона одеяло, которое скомкано у его ног. Поцеловала Харитона в щеку и быстро начала готовить завтрак. Настроение было хорошее, она благодарна богу, что в ее жизни появился Харитон.
Евфросиния не могла поступиться с совестью, напекла хлеба, булочек, налила в банку борща и пошла в больницу, навестить свекровь. В больнице сказали, что она умерла, и ее похоронили в общей могиле как безродную.







Глава 3.


1.





Шло, бежало время, лето, которое здесь было коротким, жарким и почти без дождей сменялось дождливой, промозглой  осенью. Глинистая почва набирала влагу и, накапливаясь на колеса бричек, разбрызгивала на прохожих липучей ржавой жижей.  Зима, которая была длинной, снежной, холодной сменялась весной.
Евфросиния с Харитоном переехали в Акмолинск.









После вступления в строй железной дороги Петропавловск - Акмолинск – Караганда, неузнаваемо преобразилась и станция Акмолинск.








Восстановить разоренную гражданской войной промышленность и сельское хозяйство, использовать природные богатства немыслимо было без путей сообщения, и, прежде всего, -  железнодорожных. Еще в 1878 году российское министерство путей сообщения рассматривало проект магистрали Тюмень – Акмолинск - Ташкент. После 1895 года, то есть когда уже действовала линия Челябинск - Петропавловск - Омск, крупные промышленники и торговые компании не раз возвращались к обсуждению плана прокладки дороги через приишимскую степь.








Однако солидных вкладчиков капитала не находилось. Акмолинский уезд имел всего лишь около 40 километров узкоколейной дороги между Карагандой и Спасским медеплавильным заводом, построенным английскими концессионерами в 1906-1908 годах.






Летом 1911 года экспедиция специалистов произвела обследование предполагаемой трассы Петропавловск - Спасский завод, систематизировав собранный ею материал в книге, изданной в 1912 году в Петербурге. Но стройка опять не состоялась. Наконец, перед первой мировой войной иностранные и русские капиталисты образовали акционерное общество по сооружению Южно-Сибирской магистрали.








Утвержденная трасса проходила через Орск, Акмолинск, Семипалатинск. Работы велись уже в разгар войны, на них использовались пленные. Однако после Великой Октябрьской революции их отправили на родину, а затем началась гражданская война... В. И. Ленин понимал острейшую необходимость дороги Петропавловск - Кокчетав для экономики страны, и, прежде всего, для продовольственного снабжения.










Экстренная доставка сибирского и казахстанского хлеба в центр была первостепеннейшей проблемой. Поэтому, несмотря на крайне тяжелую послевоенную обстановку, Ленин 5 августа 1920 года подписал постановление Совнаркома о срочном строительстве этой железнодорожной линии. Линия сооружалась круглосуточно. В помощь строителям посылали рабочих из других городов страны, красноармейские части, мобилизовали население близлежащих станиц, сел и аулов, устраивали субботники. Рельсы все дальше уходили в степь. А там, где они уже были уложены, подаваемые вагоны спешно загружались хлебом и отправлялись голодающим губерниям. Только за пятнадцать дней июня 1921 года было отправлено 307 хлебных вагонов - в среднем по 20 в сутки. Всего же за 1921 год казахстанцы отправили голодающим 2 408 220 пудов продовольствия. Днем 10 июня 1922 года рельсовый путь дошел до Кокчетава. Дальнейшая прокладка дороги, из-за огромных экономических трудностей, переживаемых страной, была временно приостановлена.










Лишь 8 ноября 1929 года, в ознаменование двенадцатой годовщины Великой Октябрьской революции, на три недели раньше установленного срока, первый железнодорожный поезд прибыл в Акмолинск.
Когда появился здесь первый поезд, встречали его в голой степи. Не было даже барака, чтобы пассажиры укрылись в случае дождя или сильного ветра. Между городом и остановившимися, вагонами лежал трехкилометровый пустырь.
 









С годами станция расширялась, строилась, оснащалась необходимым оборудованием. Возникли паровозное и вагонное депо, водокачка, каменный корпус вокзала.
Тогда же появились первые сельскохозяйственные коммуны и артели по совместной обработке земли.  Преобразование сельского хозяйства накладывало отпечаток и на жизнь Акмолинска открывали школы и ликбезы, налаживали торговлю. Акмолинск  стал крупным железнодорожным узлом. Это открыло перед городом перспективы для дальнейшего всестороннего развития. Акмолинск превратился в крупный железнодорожный узел.










В 1931 году рельсы соединили его с Карагандой.
Страна еще не имела достаточно сил, чтобы сразу привести в действие дремлющие природные богатства, но цивилизация шагала вперед.
Акмолинск заселялся быстро, люди ехали сюда с разных городов, сел, аулов страны. На улицах можно было услышать вместе с казахской речью, украинскую, русскую, белорусскую, чувашскую и много другой.








Харитон с Евфросинией получили землю под строительства индивидуального дома в казахском капае, там было всего три русскоговорящих семьи.  Зная казахский язык как родной, Харитон быстро нашел друзей в среде казах и уже к осени у них был построен с самана двухкомнатный дом с большими сенями с хозяйственными пристройками.









Варя, нарядная в легком цветном платье, которое облегала ее полноватую фигуру, гладко расчесанная с прямым пробором двух светло-русых косичек, красивой походкой размахивая торбой, бойко шла по кривому переулку к себе домой. Она была доброй и общительной. В ней удивительно сочетались детство и старческая серьезность, смелость и робость Она остановилась возле гнилого забора, покосившегося  дома. Ее внимание привлек   пустой двор, где не было не травы, не дерева, девочка в серой жилетке, на которой было пришито множество монет разного значения, на голове у нее был колпак. Не то, чтобы она не видела такого наряда или домов, что было естественно в Караганде, да и здесь можно было увидеть покосившие землянки, нищету. Ее поразило, что девочка стояла босая у забора в лужи, вытирая худенькой рукой мокрые глаза.               












   
- Эй, ты, что здесь стоишь? Как тебя звать? Что у вас двор как лысый? – спросила Варя у девочки.
- Уходи, зачем пришла? (Неге келді?)
- Я здесь живу, от вашего дома еще два дома.
Во дворе появился коротконогий низко подпоясанный в галошах худой мужчина. Его узкие восточные глаза были прищурены, а толстые губы вытянуты, он приблизился к Варе и хрипло спросил на ломанном русском:
- Ты чей? Ты мой дочка пришел?
- Я с магазина иду. А девочку как звать? А что девочку кто-то обидел? Почему плачет она? – спросила Варя. В ее огромных серых глазах светилась решимость помочь девочки. Она уже хотела зайти во двор   
- Ты свой дорога иди. Зачем много вопрос задавать? – подойдя вплотную в Варе, обдав ее едким потным запахом, язвительно сказал мужчина.
- С детьми нельзя так разговаривать! – твердо по-взрослому сказала Варя.
- Гуля домой идем (- Гуля ;йге барамыз), -  спокойно сказал мужчина, по  голосу было ясно, что это спокойствие дается ему с трудом.
- Гуля, я потом к тебе приду, - помахав рукой, сказала Варя и повернулась уже уходить, как перед ней буквально выросли двое мужчин, один из них был высокий, плотного телосложения, на его глаза была надвинута фуражка, он был словно влитый в серый костюм. Но его что-то тревожило, он постоянно оглядывался.










Другой  - был худой, высокий, его лоб, в залысинах покрытый в мелкие испарины, коричневый пиджак весел на нем, брюки размера на два больше. Создавалось  впечатление, что это не его вещи.  Он держал в обоях руках фуражку.
- Я вы кто?! – удивленно спросила Варя.
- Девочка мы заплутали на ваших улицах. Не можем выйти к магазину. Ты нам не покажешь, как нам найти магазин? – спросил худой мужчина.
- Пошлите, покажу, - бойко сказала Варя и уже решительно пошла вперед.
- Варька, Варька, ты куда делась, дед Шмандюк приехал? Мы ждем тебя, сейчас от мамы получишь, - кричала девочка лет семи.
Мужчина плотного телосложения схватил худого и повернув его лицом к малышке, словно прячась за него. Это было смешно и нелепо, Варя сквозь смех сказала:
- Дядьку Вы не спрячетесь за него, он же против Вас мелкий. Это Мария. Она что криком Вас напугал?
- Як таки, я не узнал, однако. Вы же все на одно лицо. Вот удача. Не сном, не духом. Поистине  бог все видит! – он еще что-то хотел сказать, но тут появилась Варвара.










Она подошла к девочке, поправила на себе черную длинную юбку, накинув сползший легкий шарф на голову, который прикрыл красивые груди и светлую кофточку, взяла ее за руку. Затем посмотрела в сторону мужчин, которые быстро удалялись, обратилась к Варе несвойственным ей добродушием:
- Ты почему ведешь разговор с чужими дяденьками? 
- Они спросили, где магазин, я хотела показать, - простодушно ответила Варя. Глянув на Варвару, произнесла, - мне, кажется, что Вы взволнованы? Вот и дядьку прятался почему-то…
Варвара неестественно сжалась, из ее груди против ее воли вылетел отчаянный крик:
- Олег! Олег!
 Мария обняв Варвару за талию, прижалась к ней и заплакала:
- Мама, я боюсь! Ты почему кричишь, кого зовешь?
- Все, все доча. Я и сама не знаю, что на меня нашло. Не плач с взрослыми так бывает.










После непродолжительной паузы Варвара обратилась к Варе:
- Варусь, посмотри за Машенькой, я быстро.
Душа Варвары хотела выскочить и самостоятельно  бежать к Олегу, ноги несли в магазин. Подбежав к магазину, Варвара остановилась. Сердце отчаянно колотилось в груди, заглушая   разум, который говорил: «Глупая баба, что придумала, какой Олег! Он в тюрьме, он бросил, надсмеялся над тобой. Забудь о его существовании, иди домой». Смятение сменилось отчаянием, затем боязнью. «А что если это и, правда, он. Если он будет смеяться надо мной…».  Тут открылась дверь, и они лицом к лицу встретились.









- О, курносая красавица, ты даже не поправилась-таки все в одной поре,-  амбициозно, с насмешливо - умиляющей улыбкой произнес  Олег.
-   Олег, я…,  я хочу…
- И тебе милая здравствуй, я рад таки видеть тебя. Но ты не забыла, что я был несправедливо осужден …
- Да, да я знаю
- Постой а ты, что у Шмандюка делала?
- Мой папа…, - начала Варвара.
- Постой, да дай ему здоровья, таки он увел у него жинку?! Во, дела!
- Олег, я хочу о нас говорить!
- А девка малая сказала, что дядьку Михаил приехал-таки, я правильно понял? – совершенно не слушая Варвару, спросил Олег. Его масленые глаза горели, лицо стало пунцовое, даже ладошки покрылись потом. Он жаждал мести.
- Олежа, зачем ты так на дочку, что она тебе сделала? Что ты так небрежно девка, якая же, она девка, она ребенок. Ей завтра исполняется семь лет. Вот в школу буду ее отдавать, это же твоя кровинушка, - дрожащим голосом сказала Варвара. От отчаяния, от обиды слезы потекли ручьем.
- Дура баба, что плачешь. Мне некогда с тобой здесь в утешки играть. Я тебя вызову, понадобишься ты еще мне, - грубо отодвинув ее в сторону, сказал









Олег и широко шагая, пошел не оглядываясь. Друг, ничего не понимая, глянув на Варвару, пожал плечами и почти вприпрыжку побежал за ним.
Варвара опустив голову вся в слезах не разбирая дороги, плелась домой, таща по земле шелковый шарф, который временами ветром поднимался над головой, затем опускался, закрывая лицо, словно пытаясь вытереть ей слезы. «Зачем я побежала за ним?! Зачем унижалась?! Зачем сказала, что Марийка его дочь?! Он же даже не слушал, о чем я ему говорила! Мне же Грунька говорила, что я не нужна ему. Отец сколько меня убеждал! Боже помоги мне забыть его!»



2.





Олег шел, размахивая руками, затем резко остановился и повернулся к плетущему сзади Вадиму. Олег уже был ни такой наивный, как под родительским крылом.







Тюрьма, где нужно было выживать без поддержки близких ему людей, научила оценивать поступки. Но склонность к безрассудным поступкам все равно бежала впереди его.  Он посмотрел на Вадима, который весь скукошеный, жалкий подумал: «Зачем он мне нужен? Шо таки он привязался ко мне? Аль я его в тюрьме ни таким видел, во, что свобода делает! Вот тебе бабушка и юрьев день, на казенных харчах он был другим. Да, шестерка он был и там, лады думать надо…», - а вслух произнес:
- Вад, мы с тобой таки не один пуд соли съели вместе! Ты таки посмотри, молчишь, как будто во рту у тебя черви завелись. Вымолви дружище словечко, будь ласков! Тебя Варвара напугала, аль сам с роду есть таки?
- Мне твоя Варька че?! Мы, че делать будем?! – растеряно пробурчал Вадим.
- Вот тебе на. Шо делать, шо делать? Это друже не ко мне вопрос. Сегодня мы гулять будем, сегодня день таки подходящий! Як думаешь?!
- Мне че…
- Нам негоже здесь оставаться, надо …, - начал говорить Олег, но, не зная и сам, что делать, задумался, хотя это ему не свойственно.
Олег с Вадимом друзьями не были. Вадим был карманником, судим дважды за кражу.





Когда ему оставался срок менее года, его перевели в Кокчетавскую область, там он и познакомился с Олегом.




Олег отличался от других заключенных уверенностью в себе или оттого, что владел малым умом и не думал о последствии или создавал такую видимость, но он не был под чьим-то влиянием, как-то свободно мог уйти от проблем. Никогда не с кем не спорил, мог, как ни кто ладить с любыми хоть с заключенными, хоть с надзирателями. Подружились, если можно так сказать, они, когда Вадим донес Олегу, что некто хочет его подставить перед однокамерниками будто он крысует.









В столовой, когда собрался весь отряд, Олег подошел к тому на кого показал Вадим и, ткнув его лицом в чашку, сказал: «Эта крыса хочет свалить на меня свои промахи. Он заслуживает парашу!»  В камере, прежде чем произвести над  несчастным наказание, спросили у Олега, откуда весть? Олег ответил, что сорока донесла.







Проснувшись утром, увидели, что, не выдержав унижения, пострадавший  повесился. После этого Вадима словно приклеили к Олегу.  Он трусовато ходил за ним, боясь облечения.






Освободившись вместе, три дня назад они оказались в Акмолинске. Поселившись на окраине города у одной старушки на квартире, не ведая того, что на другой улице живут  сельчане Олега, да еще кто...?





Варвара зашла домой в растрепанных чувствах. Не видя перед собой никого, она прошла в комнату и снопом упала на кровать. Любовь, ненависть, обида все перемешалась, да еще  затянувшая рана открылась и давила, давила невыносимо душу, мучила,  терзала, вылезала наружу воем.
Харитон встал из-за стола и направился в комнату, ему дорогу перегородила Евфросиния:
-   Нечего туда, не ходи, пусть сама скажет. Не тронь ее, что-то случилось.
- Вот я хочу узнать, мне же тоже больно, что мое дите так плачет, - отодвигая в сторону Евфросинию, сказал Харитон.
- Это дядька нехороший! Он ее обидел. Она побежала за ним, вот он и обидел ее, - выпалила Варя.
- Варенька,  какой дядя, где ты его видела? – робко, словно боясь чего-то, спросил Харитон, подойдя в Варе и взяв ее за руки.
- Да, да мама пошла за ними, а меня с Варькой оставила, - плаксиво сказала Мария.
- Подожди Харитон, - сказала Евфросиния.
- Варюша иди сюда и расскажи нам, что за дяденька? Где ты его видела? Почему он нехороший? – сев на табуретку спросила Евфросиния.
Варя шустро подбежала к матери и, разведя руками, сказала:
- Откуда мне знать че за дядька. Он подошел к нам, и тут тетка Варя подошла и сказала, че бы я смотрела за Манькой, а сама помчалась к этому дядьке. Я видела, она так улыбалась, она любит его.
- Ты откуда знаешь, любит, не любит? – криво улыбнувшись, спросил Харитон.
- Она так поправила шарфик и так посмотрела на меня…, - демонстрируя показом глаз и руками видя по телу, как это делают взрослые, сказала Варенька.










Харитон и Евфросиния переглянулись и украдкой улыбнулись.
- Дальше что было? – нетерпеливо спросил Харитон.
- Дальше вы сами видите! Беда! – по-взрослому сказала Варенька и, опять разведя руками, вздохнула.
Харитон угрюма сел на стул. С комнаты доносился стон Варвары.
- Фрось, че делать? Че это за такое видение, никого у нее не было, за кем это так убиваться? 
- Видение говоришь, видение случаем не Олегом звать? - спросила Евфросиния.
- Да, да тетка Варя тоже его звала: «Олег»,  - прищурив глаза, взяв себя за бока, произнесла Варя.
- Не може быть?! – с испугом произнес Харитон и влетел в комнату Варвары.
Варвара уже затихла и только плечи еще вздрагивали. Она  лежала на кровати лицом вниз. Харитон погладил ее по голове.
- Где ты его нашла, Варунья. Че за напасть?! Че он тебе сделал?









У Варвары не было сил что-то говорить, а тем более отпираться. Она вся в слезах глянула на отца и снова надрывно зарыдала.
- Поплачь, поплачь родная, може легче станет. Да не стоит он твоих слез! Поверь мне. Он же убиица. Варька не уж можно так любить. – Утешал ее Харитон.
- Ты же сам чужу жинку любишь. Брось ее. Она все бегает до своего. Вин приходит сюда, уди от нее, - рыдая и сверкая глазами на отца, выкрикнула дочь.
Отец, кряхтя, встал, немного постоял у ее кровати и тихо вышел.
- Чего там?! – спросила Евфросиния, когда понурый он вышел с комнаты.
Ничего не говоря, Харитон накинул на себя пиджак и вышел через черный вход на огород. Был уже август, днем стояла жара до двадцати трех градусов, а вечера были прохладные, температура опускалась до десяти градусов. На огороде помидоры уже покраснели, изредка выгладывали и зеленые. Ботва огурцов пожелтела, картофель тоже в пору выкапывать. 
Харитон тихо проходил по аккуратно сделанной дорожке между грядок, поглаживая бороду. Мысли путались одна на другую и туманили голову.
- Сосед у тебя смотрю, картошка уже подсохла, когда копать будешь? – услышал он голос соседки с левой стороны. Она была с их села. Там она работала прислугой у зажиточного хозяина.   
- После тебя соседка сразу же и начну, -  ответил  Харитон.
- Щось, твоей дочки не видать?! Подчас  не захворала?! – прижав к груди руку, лукаво спросила соседка.
- Я чего-то упустил?! Когда моя дочь стала тебе Анна подружкой?!
- Люди говорят она разбитая шла. Говорят …
- Говорят, ты курей воровала, да с села и сбежала, а еще нос свой длинный в чужом корыте полоскала, - сказал Харитон, оставив свою соседку с открытым ртом посреди огорода, ушел. Она так и не опомнилась, пока он не скрылся с виду.





Харитон сел на завалинку и задумался. С дома вышла Евфросиния и присела рядом, положив голову на его плечо. От нее пошло тепло и запахло борщом. 
- Варила борщ? – спросил Харитон и обнял ее за плечи. По телу пошла благодать и нежность. – Фроська, люблю я тебя. Все невзгоды смогу обойти, только не бросай меня.
- Да куда ж мне от тебя? Это глупой бабой надо быть.


3.



Варвара  встала рано утром и вышла во двор. Свежий ветерок приятно ласкал лицо, плечи и колыхал ситцевое цветное платье. «Как же хорошо утром! Еще все спят, свежий ветерок и рассвет –  красиво. Во сколько я вчера уснула, что так рано встала?» – думалось Варваре. Она еще что–то хотела подумать, помечтать, но услышала ласково–угоднический голос соседки.








- Варварушка, здравствуй! Как поживаешь?!
- Ой, здравствуйте теть Аня! Я думала, что в такую рань только я встала, – улыбаясь соседке, сказала Варвара.
- Че не спится? Я то, рано встаю, да яка тебе я тетка, мы разницей небольшой, – сказала Анна, злобно думая: «Ну, Харитоша! И мне пришла пора за твой язык ответить. А тось ушел без ответа. Вот тебе соседушка ответ!»
Варвара смутилась и хотела уже уходить, как слащавый голос соседке опять зазвучал:
- Я узнала, где Олежа живет? Вин тут поблизости на соседней улице у бабки Дашки она …
- Знаете, я не интересуюсь, где кто живет, мне не капельки не интересно, – ответила Варвара и, отвернувшись, все же ждала, что дальше скажет соседка.
- Я тебе не твой отец и совсем не твоя мачеха. Вина злится на Олешку, якобы вин утопленницу утопил. А почем знать то, може совсем не вин.  Я хочу добра тебе и никому  не скажу.  Вин интересовался тобою, вот я и говорю.
Варвара не знала, верить соседке или нет. В голове звучало: «Да конечно, верить. С чего это ей врать и цель то, какая?»
 









Варвара присела на завалинку, соседка тут же перелезла через деревянный забор и села рядом.
- Интересовался, интересовался. Спрашивал замужем, аль как? Тебе впору сходить к бабке, причину придумай. Аль неглупая знамо. Сходи, – горячо шипела змеей Анна в ухо Варвары, лаская ее слух.
Варвара вышла с комнаты нарядная, с красиво уложенным волосом с завитками на конце, губы ярко накрашены. Щеки горели, взгляд  взволнованный.
- Варька, я не хочу вмешиваться, но ты делаешь глупость.  – Вставая с табурета, где чинил узды для лошади и, преграждая к двери дорогу, – строго сказал Харитон.
- Я все одно пойду, пусти, – твердо сказала Варвара.
- Варя ты бы послушала отца, верно, он говорит. Не треба тебе к убивцу идти. Он никогда не будет другим! Это я говорю ни оттого, что он сделал с моей дочерью, а оттого, что он сделал с тобой! Он не посчитал нужным жениться, когда ты была в таком положении. Он и сегодня не жалеет тебя. Он пользуется твоей любовью. Да подумай ты, наконец, если парню треба дивчина, он сам будет искать встречи. Сюда, конечно, он нос не покажет. Извини, конечно, но он трус! – спокойно сказала Евфросиния.
- Вы бы помолчали и не лезьте ко мне, я уж сама разберусь, – злобно ответила Варвара и, хлопнув дверью, ушла.


4.






Олег с Вадимом уже допивали третью бутылку водки, когда на пороге появилась Варвара.
Неприглядную картину увидела Варвара.









Спертый воздух с пылью и потом перемешанный запахом табака и самогона был стойким. Создавалось такое впечатление, что комнату никогда не проветривали и не убирали.  В комнате было два топчана, на которых сидели Олег и Вадим, посредине круглый стол под сто-лом пустые бутылки, на столе недоеденная пища уже не свежая и недопитая бутыль с самогоном.
- Варюха, – пьяно проговорил Олег, разводя руками. – Проходи, будь ласка. Ты таки, доброго здоровья тебе, пришла.  Сядь ко мне, будь ласка.
- Олег, я при–шла, чтобы сказать тебе…, – начала запинаясь говорить








Варвара, но Олег не хотел ее слушать.
- Пришла, говори, сядь ко мне.
  Варвара смущаясь, робко подошла к Олегу. Он тут же схватил ее потными руками и начал тискать, затем обращаясь к Вадиму, сказал 
- Пшел, видишь ко мне пришли–таки, будь…
- Ласков, – продолжил Вадим и вышел.







Олег, тут же раздеваясь, скинул свои штаны, затем откинул подол платья Варвары и грубо свалился на нее. Варвара была в таком замешательстве, что не сразу поняла, что с ней делают, когда пыхтя, он слез с нее, она заплакала.
- Что ревешь, не понравилось?! Извини как таки могу.  Подожди я сейчас, – сказал, не глядя на нее, Олег и вышел.







Варвара сжалась в комок и притихла. Ее охватил ужас, страх. Но это было еще не все. Когда она увидела Вадима перед собой, то даже онемела, она не могла вымолвить и слова.





Варвара оледенела и двигалась по инерции. На улице она   даже не видела, не почувствовала как отец обнял ее и словно пьяную повел домой.
Евфросиния нагрела воду и как ребенка посадила Варвару в корыто, покупала ее. Вокруг бегала Варя и с любопытством спрашивала:
- Мама, чего это она сидит, а ты ее купаешь? Чего она заболела? Что–то Харитон грустно сидит в комнате и тоже молчит.
- Варенька ты бы принесла полотенце и не смотрела, что делают взрослые.
Варя шустро убежала и тут же принесла полотенце.
- Харитон грустит, – подавая полотенце матери, грустно проговорила Варенька.
- Все же ты видишь. Как заметила, что он грустит? – с нежной улыбкой спросила Евфросиния.
- Он облокотился на стол и обоями руками держит голову и никого не замечает. Я его спросила, что голова болит, а он молчит.
- Не тронь его, у него правда голова болит, – надевая длинную белую ночную рубаху на Варвару, сказала Евфросиния. – Открой нам двери в комнату, я уложу Варвару в постель.



5.





Варя с Павликом во дворе строили крепость с глины и соломы, когда увидели девочку возле их калитки. Она стояла, переминая ногами любопытно смотря на них. В этой девочке Варя узнала Гулю.
- Гуля, – радостно крикнула Варенька.







Гуля испуганно вздрогнула и отошла от калитки.
- Гуля, это я Варя. Не бойся, заходи, – дружески сказала Варенька и, оборачиваясь к Павлику, добавила, – а это мой младший братишка Пашка. Ты его не бойся, проходи.









Гуле хотелось к детям, но она смущалась и боязливо переминалась. Варенька подошла к калитке, открыла ее, взяла Гулю за руку и подвела к Павлику. Гуля быстро освоилась и они шумно,  весело начали бегать, догоняя друг друга. Затем устали и сели на завалинку. Гуля плохо говорила на русском языке, но Варя знала казахский язык и они, смешивая русский и казахский языки, дружно переговаривались. Гуля достала с кармана курт и положила в рот. Павлик шепнул Вареньки, что хочет тоже курт.






- Гуля дай Паше курт, он любит кисленькое и мне тоже. А я дам тебе кусочек сахара, – (– Паша Куртпен ж;рейік, ол мені де жа;сы к;реді. Мен сізге ;антты; бір б;лігін беремін), – попросила Варенька.
- Но у меня нет больше, только один, (– Біра; менде жо;, тек біреу) – вытаскивая со рта и подавая Вареньке, простодушно сказала Гуля.
Варенька передала Павлику и попросила его, чтобы он немного оставил ей.










Евфросиния приготовила завтрак, Харитон выгнал лошадей, коров на пастбище и, помыв руки сел за стол.
- Погода нынче хорошая надо бы инструмент приготовить через пару недель картошку копать, – сказал Харитон, обращаясь к Евфросинии.
- Я сегодня с детьми на базар схожу, Вареньку в школу надо готовить. Что–то они долго сегодня спят. Да Машенька с Варварой что–то не встают. Пойду пора засонь будить, – сказала Евфросиния и ушла.
Евфросиния прикоснулась к сонной Вареньке и вздрогнула. Она вся пылала жаром. Павлик рядом  стонал.
Она выбежала к Харитону и сообщила, что у детей высокая температура, что нужен врач.







Харитон быстро оделся и  ушел.
Врач объявил, что у детей все признаки тифа. Когда он выяснил, что они были в контакте с соседней девочкой, вся его полная фигура и выделяющий живот от возмущения и негодование задергалась. Он  протер носовым платком толстые линзы очков, при этом сильно жмурясь. Затем вытер этим же платком горбатый тонкий нос, глаза и, одев опять очки, поучительно сказал:
- Хотя приняты ряд решительных мер по наведению санитарного порядка партийными и советскими органами, бесплатное медицинское обслуживание населения, создание специальных пунктов питания и дополнительных столовых для голодающих эпидемия холеры вспыхивает. Да, скажу я вам, сами родители допускают такое  невнимание к своим же детям. Ведь если есть дети, нужно интересоваться с кем они вступают в контакт. Как можно покончить с болезнью, когда соседи болеют, а вы об этом ни сном, ни духом. Я к концу работы психологи-чески и физически устаю.
- Вы зря все же на нас …, – тихо сказал Харитон, – мы …








- Да, вы. Я вижу у вас еще дети. Они не должны быть в контакте с больными, – увидев Маришку, которая проснулась и подбежала к Евфросинии, схватив ее за фартук, сказал врач, улыбнувшись ребенку. Затем вздохнул и уже мягче произнес, – сейчас выпишу лекарства и зайду к вам через недельку. Будут себя чувствовать хуже, сообщите.
Евфросиния стояла в нерешительности. Слезы катились с ее глаз ручьем, она их как бы ни замечала. 
- Фрося перестань, – смотря ей в глаза, сказал Харитон, – не рви мне душу! Тяжко мне видеть тебя как ты изводишь себя. Поправятся, даст бог дети и все пойдет …
- Ладно, – устало произнесла Евфросиния и вышла. За ней выбежала Маришка.
- Папа, я не поняла, что врач был? Что–то с детьми? Я правильно поняла? – сонно протирая глаза, сказала Варвара, выходя со своей  комнаты.
- Да правильно поняла. Придется дитя мое тебе подыскать другое жилье. Нельзя вам оставаться здесь. Собирайся, поедешь к Груне. Она примет тебя, поживешь там. Да и перемена тебе в пользу будет.
- Папа никуда я не поеду. Вот еще. Може вовсе и не та болезнь, а я по свету буду склоняться, не поеду.
- Послушай меня неразумное дитя. Боишься може че насильник без тебя уедет?  Что же тебе еще надо, чтобы он сделал…?
- Че мелешь родной отец?!
- Господи, боже прости меня неразумного, че эт меня потянуло?! – испугался Харитон, что обидел напоминанием о трагедии дочери.
- Ты отец не у бога, у меня проси прощения, ты меня обидел, свою дочь, – резко и сухо сказала Варвара и, хлопнув дверью, опять зашла в свою комнату.










Харитон любил всех дочерей и готов был душу за них отдать.
А Варвару было жальче всех. Родила без мужа, затем изнасиловали. И кто? Тот же Олег с дружком, он боялся за ее психику. Она два дня лежала безмолвно в постели.







У нее и сейчас грусть в глазах. Он заметил, что она боялась попадать на глаза соседке, стоило ей появиться с ехидной улыбкой во дворе, Варвару словно сметало со двора.






Выпытав у дочери, что соседка подсказала, где живет Олег и подтолкнула ее к нему, он схватил вилы и хотел ее приколоть. Евфросинии пришлось приложить немало усилий, чтобы отговорить его от бредовой идеи. Она объясняла, плакала, умоляла не делать того, за что потом будет всю жизнь каяться.
Варвара по характеру была эгоистичной. Всегда все делала только для себя, не думая о желаниях, интересах, потребностях других. Она явным образом игнорировала интересы отца, ни с кем не считалась и ни о ком не думала.






У Харитона помутилось в глазах. Он присел, тут же встал, заходил по комнате, затем постучался в комнату и, не дожидаясь ответа, заглянул внутрь.
- Можно, – спросил Харитон у Варвары, которая стояла к нему спиной, смотря в окно.





Не услышав ответа, все же прошел. В комнате не было стульев. Стоял комод, на котором была застелена выбитая белая дорожка и стояли семь серых мраморных слоников. У боковой стенки был маленький топчан для Маруси, там были разбросаны Марусины вещи. Возле другой стенке стоял квадратный стол, на котором был открытый патефон, где крутилась пластинка, издавая шипение иглы. 








Харитон подошел к столу, снял пластинку и нежно произнес:
- Доченька, че печалишься?! Давай поговорим, мы нечужие люди. Я тебя понимаю…
- Уходи, не хочу я с тобой говорить. Что мешаю, что хочешь избавиться от нас с дочкой?
- Что ты глупенькая говоришь?! Я от тебя?! Да как ты могла так вздорно говорить?
- У твоей жинки имеются деньги, скажи, чтобы она купила нам с Марусей дом, и я уйду.
- Варвара…
- Что Варвара?! Боишься, что она тебя попрет!
- Дочь ты жестоко со мной разговариваешь, чем же я тебе насолил?
- Ничего слышать не хочу, купи мне дом!






С болью в сердце Харитон вышел на улицу. «Да жизнь! Судьба моя, что же так круто обошла меня? За что главное? Были деньги, была лихая молодость, ценили меня. … А вот погляди, любимой дочке не могу купить дом, даже не дом просто землянку. Конечно, она молода, а вынуждена находиться с нами. Может и хлопец, какой бы присмотрелся, если будет хата, что же она хуже какой–ни будь бабы?! Да, вот если б Евфросиния и вправду дала денег. Я знаю, у нее есть много денег, Иван позаботился. Может у Марфы попросить денег ведь она же-на Ивана и он ее балует. Нет, негоже одну дочь отделять ради другой. Не это не выход. Как не тяжело, придется разговор вести с Фросей.  Она проста баба нежадная. Ну, как повести разговор?» – прохаживаясь по двору заложив руки назад, мыслил Харитон. Его лицо было задумчиво хмуро.  Раздумья его прервала соседка, она с насмешливым почтением проговорила:









- Харитон, чего это ты размышляешь так глубоко, аль задачу немыслимую решаешь? Гляжу уж час, ходишь по двору. Аль место дома нет? Так ты хоть разок зашел бы ко мне. А уж постараюсь развеселить тебя. С виду ты мужик ядреный, вон и еще осанка яка, да борода еще не седа.  Дайка ко мне я вроде моложе буду Фроськи.
- У меня Евфросиния красивая баба, умная не под стать другим. От такой не уходят, к такой приходят и дорожат ею как драгоценностью и подарком бога.
- Ой, держите меня, да че же муж ее бросил таку?
- Глупая ты баба, раз тебе не понять … Ты меня не проймешь, а тебе не Варвара, вижу насквозь. Извини соседушка, не могу больше составлять тебе разговор пойду я. У меня и без тебя голова трещит.
- Смотри, надоть тебе если приходь!
Харитон махнул рукой и ушел.



6.





Болезнь тяжело сковала детей. Дети отказывались от пищи, они не могли самостоятельно двигаться.  Евфросиния не отходила от постели Вареньки и Павлика, все домашние дела легли на плечи Харитона.








Варвара в это время усиленно искала деньги. Она знала, что деньги спрятаны в доме, но никак не могла понять где. В пастели под матрасом были спрятаны деньги, но эта крохотная часть, которая хватит только на несколько дней.  Варвара думала: «Если я возьму эти деньги, будет сразу заметно их пропажа и не трудно догадаться, кто их взял. Хотя понятно, что отец всю ее вину возьмет на себя. Но зато я не получу много денег. Нет, надо искать».
 








 Харитон воспринимал все это мучительно болезненно.  Он объяснял дочери, что один неверный поступок будет порождать другой. Что придется, затем изворачиваться, лгать, что одну ложь другой не покроишь. Он говорил ей:
- Так можно зайти в дебри и никогда не вылезти оттуда.
Варвара была непоколебима. Она уже бредила своим домом. И на все его уговоры и просьбы, Варвара ответила:
- Мне все одно, найду и заберу, а потом хоть потоп.
 






Варвара наклонив голову, осторожно ступала на скользкую дорогу, шла, переступая лужи. Сегодня погода солнечная и не по осени теп-лая, но вчера лил целый день дождь. 





 Сзади слышались так же осторожные шаги, но она, не оборачиваясь, шла дальше.
- Ой, шоб Вы были здоровы, курносая, таки встреча нам предназначена, – услышала она рядом голос Олега и, потеряв равновесие, чуть не свалилась в лужу.
- Да шо Вы таки неосторожны, – воскликнул он, взмахнув руками, – так недолго и в грязи искупаться.
- Олег, что я плохого сделала тебе? Что ты насмехаешься надо мной? –   спросила Варвара.
- Боже, что я слышу?! Да, я хотел тебя видеть, хотел спросить, куда пропала?
- Аль, не знамо тебе, что ты наделал?
- Слыш, че таки я зверь? Я пьяный дурак был, уж извиняйте, може грубо, но ты ж видела, че не ушла? Знамо таки не хотела. Я шо таки слышал, че дети у вас больны. Зайдем ко мне, расскажешь, – сказал Олег, прищурив глуповатые глаза, взял ее за руку.
- Ни, к тебе нет нужды, – одернулась от него Варвара и, скользнув ногами, задев ноги Олега, и они оба упали в лужу.









Олег с Вадимом уже поменял место жительства. Сейчас они снимали комнату на окраине города у одной старушки, она была довольно старой. Землянка была сложена с дерна и требовала постоянный уход. А так как ухода не было, она уже покосилась на одну сторону. Они как могли, помогали ей, замазывали дыры в стенах, чтобы в сарае не упала стена, они поставили подпирающий столб, кололи дрова, при-носили еду, иногда варили. Денег она не требовала с них.








Положение нерешимости неясности было в лице Варвары, нельзя было ничего предпринять, но она знала, что убогое существование это не для Олега. Он не сможет так долго жить. Здесь все говорило о нищете – эти топчаны с непонятными потертыми одеялами, голый стол без скатерти, три табуретки, окно со щелями, заткнутыми тряпками. У нее созрел план: «А что если Олегу рассказать, что я хочу









у Евфросинии найти деньги и купить собственный дом. Он тогда женится на мне. Этим я его притяну к себе. А что ему мучиться так. Вот и заживем!» На ее лице появилась надежда, глазки засверкали, она криво улыбнулась. Это не ускользнула от Олега, он важно подошел к Варваре и грубовато подтискивая ее сказал:
- Ну, что курносая, халатик бабки тебе идет. В пору таки тебе. Пока сохнет наша одежда, предадимся любви так сказать, бабка глуха, Вадим еще не скоро прийдит. Гляжу, ты уже таки освоилась.
- Ну, тебя, Олежа. Я хотела тебе сказать, что у меня …
- Все потом скажешь, что уж там, – горячо шепча в ухо, все сильнее прижимая ее к себе, зашептал, пыхтя Олег.
Его нетерпение привело ее в радость близости, она схватила его руки и, целуя их, прижала к груди.








Когда Олег ее выслушал, он залился весь кровью и потом. Он торопливо зашептал:
- Да будет тот день счастливым, когда я, наконец, смогу сбежать от всех проблем и несчастья. Дай бог здоровья Ивану, таки он мне при-годится. Да, благословенен тот день, когда я…
- Олежа, мы будем вместе, наша дочь будет счастлива. Ты даже не спросишь яка она.
- Да, курносая, можешь ты все испортить–таки…, – в его голосе послышался метал. Он слабо улыбнулся, вдохнул и уже без восторга сказал, – конечно.
- Олежа, она красивая, она похожа на тебя!
- Посмотрим, – неопределенно ответил Олег, затем сказал, – я что, я готов тебе помочь, ты без меня не справишься. У меня условия мне половину.
- Что за половину? – не поняла Варвара.
- Найдем деньги и разделим пополам
- Олег, а если не хватит на дом.
- Я тебя умоляю, это таки твоя печаль.
- Нет, нет, нет! Я хочу дом!
- Тогда ищи сама. Но курносая ты их долго искать будешь. А у меня есть друг, который нюхом чует, где деньги спрятаны, он их в два счета, дай бог ему здоровья, найдет, не сумливайся!








Шла Варвара домой с тревогой в сердце. Разум говорил, что она сделала глупость, что рассказала о деньгах Олегу. Хотя она жила эмоциями, а не разумом, все же колебание ее не покидало. «Може, я все себе придумываю. Може он любит меня, ведь он такой страстный, нетерпеливый, такой …. А дочь полюбит, он ее увидит и полюбит. Конечно, вот дочь, а он не слухом, не духом не знает. Ой, сама не знаю, что наделала, да еще половину требует…»



7.



Шел мокрый снег, который падая на землю, таял, оставляя под ногами жижу. Ветер пронизывал до кости. Все зябко жались друг к другу, потирая руки. Харитон, обняв Евфросинию за плечи, молча, стоял с непокрытой головой в пальто, сверх которого накинут тулуп. На Евфросинии тоже был накинут длинный белый тулуп, где виднелся край воротника из чернобурки и полы серого пальто. На Федоре было черное длинное пальто, Иван стоял в кожаном пальто и черных ботинках. Евдокия стояла неподалеку от Евфросинии и предупредительно смотрела за ней. На ней был короткий тулуп, на ногах подшитые валенки, которые уже промокли и вязаные рукавицы. В руке она держала флакон с лекарством. На окраине города около кладбища стояло несколько повозок с лошадьми.









 
- В чем же я провинилась, что господь забрал у меня дитя?! – причитала Евфросиния.
- Мама, перестаньте, ведь он освободился от мучений. Вы сами видели, как он бедный страдал. Такой малый, а мучение принял как настоящий мужик, успокойтесь, – обняв Евфросинию, сказала Евдокия.
- О. ну, отошла, – грубовато по-деревенски сказала одна из женщин, подойдя к ним. – О, ну, Фросинька, давай родная поплачем. Вижу, не можешь ты выплакать свое горе. А его надо прокричать, проплакать, выплеснуть боль утраты, страдания, раздирающие душу, чтобы внутри не осталось.









Она была хорошей плакальщицей, обладала даром слова, актёрскими способностями, имела сильный голос. И так она начала причитать и восхвалять умершего, показывая, насколько он был важен для родственников, что все начали плакать.






В это время в доме был настоящий обыск. Варвара заранее сообщила Олегу, во сколько все уедут на кладбище. Поэтому когда повозки еще не скрылись за поворот там уже Олег с Вадимом все что могли, перевернули, ища деньги. Но нигде не обнаружили. Олег подошел к кровати Вареньки и, наклоняясь к ней, как можно убедительнее сказал:










- Девочка, как тебя милая звать?
- Валя, – еле слышно проговорила Варвара.
- Валя? – переспросил Олег, недоуменно смотря на Варвару.
- Ее здесь Валя зовут, по–городскому. Варей ее зовут только дома, – почти скороговоркой сказала Варвара.
- Валя, Варя, растерзай меня на части, мне таки все одно. Скажи, где мама твоя прячет деньги?! Она сказала нам, но мы забыли, а ей не хватает денег на похороны. Понимаешь ей надо отвести деньги и быстро.
- Дай я с ней поговорю, она быстро скажет. А то развел разговорчики, – отталкивая Олега, сказал Вадим.
- Девочка, милая, мы хотим знать, где деньги? Чем быстрее скажешь…, – начал напористо говорить Вадим.
- Я не знаю, спросите у мамы, – бойко и резко ответила Варя.









Олегу совсем не понравилось, как он отстранил его от Вари, да еще перед Варварой. Он взял его за воротник пиджака, который тут же оборвался и почти силой вытолкал в сарай. Варвара побежала следом за ними, боясь, что начнется драка.






- Ты че попутал, кто есть кто? – прижав его к стенке,  мрачно спросил Олег. Он хотел еще что–то сказать, но его внимание привлекло сырое пятно около плеч Вадима. Он оттолкнул его в сторону и тот влетел в ясли для скота. Пока он поднимался, Олег лопатой отскребал глину со стены.
- Олег, о, что же ты делаешь? – застонала Варвара, – ты хочешь сломать стену?









- Глупая баба, это да будет вам известно, наказание мужа. – Хладнокровно процедил Олег.
- Олег, это то, что я думаю?  – вытряхивая сено со штанин, спросил Вадим, – ты не забыл, что это я подсказал тебе. Если бы ты не был зол на меня ни за что сюда не зашел.
- Слышь, Вадим, будь ласков, не напугай добычу. Эт, я вспомнил, как мой батька деньги, пшеничку прятал. А як мне видится, Шмандюк ходил в прислуге к бате.
- Да вот возьмем…
- Не беги вперед лошадки, бери инструмент и помогай, а не работай языком як баба паршивая. Сглазишь, убью!
- Я что, я ничего.









Чутье Олега не подвело. Денег и золото в железной коробочке хватила на всех. Делили они у Олега.
- Теперь надо купить дом и заживем, – радостно сказала Варвара.
- Да, Варька, заживем, – сказал Олег задумчиво.
Варвара восторженно думала: «То курносая, курносая, а сейчас Варька. Завтра берем Машеньку и втроем идем искать дом!»
- Я уже нашел дом и с ценой договорился. Ты, наверное, сразу иди туда, не надо домой нести деньги. Они наверняка уже дома и нашли пропажу. Заберут деньги у тебя, если принесешь, поняла? – предупредил Варвару Олег.
- Я скажу, что я не знаю…
- Боже дай мне силы! Ты меня слушала внимательно? Купи дом, если хочешь жить в своем доме.
- Олег, мы же договорились втроем покупать дом.
- Мне нет времени с тобой ходить, потом нам нельзя сейчас показываться вместе. Ты иди, бери дом, тебе хватит на дом. А я завтра при-ду, поняла? Только таки не говори, что меня видела.
- А Варька нас видела, как же я скажу? – горько вздохнула Варвара.
- Скажи, бредит она, не уж непонятно. Она больная напредумывала себе.











Варвара вышла на улицу и вся спесь ушла. Она еще до конца не поняла, что натворила, но домой было страшно идти. Она пошла по адресу, который сказал Олег.  Ноги шли вяло,  чувство страха, что ее поймают, сменялось чувством тревоги, что Олег может не остаться с ней, на сердце было неуютно тревожно, давило тяжесть сделанного, голову обволакивало сплошным туманом.
Хозяин дома был хмурый мужчина похожий на купца. Большая борода, длинные усы, черные густые брови не давали определенного возраста, он был маленького роста и худой. Сразу спросил, имеются ли  деньги. Варвара показала отложенную Олегом сумму. Он взял деньги и пропустил ее в дом. Варвара прошла через большой темный коридор, вошла в комнату, чисто побеленную с двумя окнами, через кото-рую был проход в другую комнату.



8.



Ближе к дому Варвара шла все медленней и медленней с содроганием сердце, мучительно думая, ломая руки, что там сейчас происходит и как выкрутиться. Ее мелкая душонка трепетала. Она бы конечно могла повернуть назад и больше там не появляться, но там была ее дочь. Да жадность ее не знала придела, она и не мыслила, чтобы оставить там свои вещи, она думала: «Заберу все свое, что она мне сделает? Сдаст милиции? Отец не позволит. Выгонит с дому? Так я сама уйду. И чего это я боюсь? А я скажу, что меня дома не было. А Варька она больная, мало, что ей в голову придет. Правильно Олег сказал, она больная и чего ее бояться!» Но ноги ее не слушали и уже повернули назад, когда она услышала голос сестры Марфы.









 
- Варвара остановись, это я Марфа. Куда направилась. Иди сюда не бойся
- А че мне бояться? Я забыла, надо в магазин сходить, – не глядя на Марфу, сказала Варвара, выдавая себя дрожащим голосом.
Марфа была ниже ее ростом, немного располнела, но такая же, шустрая как была. Говорила грамотно, без деревенского говора.
- Варя надо говорить не че, а что. Ты уже давно с деревни и старайся верно, говорить, – поучительно сказала Марфа, но увидев скривленное лицо Варвары, дружески добавила, – ладно тебе. Ну и наделала ты дел.
- Че эт, я наделала? Я ничего не знаю, я дома не была.
- Варька, ты с Олегом украла деньги. Деньги это Ивановы, ясно. Так что ты мне их отдашь, понятно!
-










- Я …
- Не пререкайся, все соседи видели. Мы только приехали с похорон, тут уже пол улице прибежали к нам и рассказали…
- Тю, чегося они могли рассказать? И че ты им веришь?
- Не прикидывайся дурой! Соседка, которая с вами под одной крышей сказала, что парни были пьяные и кричали друг на друга громко. Кстати она сказала, что они тебя обзывали дурной бабой.
- Стаяла ведьма, подслушивала, – грубо закричала Варвара.
- Слушай, Варя, отец с ума там сходит, он говорит, что они тебя заставили это сделать и все верят ему, кроме меня. Но я твоя сестра и тебя не выдам, – с тоской посмотрев на Варвару, хмуро сказала Марфа. – Давай пошли домой, а то злые языки опять болтать будут, вон облепили покошенные свои заборы. Что им делать дома нечего? Не обращай внимания на их, пошли и говори, что Олег тебя заставил. Пусть посадят его, и тебя не будет голову морочить!
- Не буду так говорить. Мы будем жить вместе. Мы купили дом, денег у меня нет.
- Варька говори, так как я тебе сказала, не позорь отца, не делай ему больно. Потом разберемся. Да и Евфросиния еще от похорон не отошла, ей сейчас не до тебя.















В доме посторонних не было. Иван сидел за чистым столом. В доме было убрано. Федор, широко шагая, ходил по комнате, похлопывая себя по ногам. Харитон стоял возле печи, опустив голову как нашкодивший школьник.
- Вот и пришла красавица. Что Варвара Харитоновна нам расскажите? Какая погода на улице? – начал говорить Иван.
- Погода?! На улице холодно, северный ветер подул, – пытаясь говорить спокойно, что трудно ей давалось с большой натугой, сказала Варвара.
- Варя я ли не давал тебе денег? Я ли тебя обидел в чем–то?






С глаз Варвары брызнули слезы вся натуга спеси ушла. Она вся дрожала и не могла слово сказать. Ее трясло как в лихорадке. Со спальни вышла Евфросиния, ее статную фигуру с пышными грудями подчеркивало длинное черное платье с длинным рукавом, кудрявый волос был прикрыт черным шарфом. Она грустно посмотрела на Ивана и тихим, хриплым голосом сказала:
- Что же вы устроили здесь допрос? Что же мы совсем не проживем без этих денег? Я бы сама ей отдала их, если бы она попросила. Не следует шуметь из–за них. Пусть бог даст моей дочери Вареньке выжить, а все остальное неважно. Давайте простим ее. Жизнь длинная и никто из нас не знает, какие нас ждут испытания.









Услышав громкий плач дочери, Евфросиния вернулась в спальню.
Харитон сидел за столом недвижимо, так будто застыл в позе мыслителя. Его борода, длинные усы, руки подпирающие подбородок, на лоб надвинутая шапка не давали рассмотреть его лицо. Обычно находчивый, разговорчивый и с блестящими глазами он стал похож на пожилого больного человека. Рядом прижавшись к нему, сидела Марфа, на ее лице не было ни печали, ни скорби, ни сочувствия, ее лицо скорее выражало усталость и озадаченность. Она скорее размышляла, как быстрее забрать деньги у сестры и сколько же там было, если она смогла купить дом.








Иван с Федором начали собираться домой. К ним присоединилась Марфа. Одевались они, не спеша, молча почти не глядя друг на друга. Лица у всех были омраченные, в горле застыли несказанные слова. Все были недовольны тем, что так легко и свободно простила мать Варвару. Ни у кого не было сомнения, что это снисходительность к Варваре из–за Харитона. Каждый думал, что жадную, скаредную Варвару требовалось проучить, наказать. В другой бы раз они не послушали мать, но сейчас после потери сына никто не хотел  еще больше ее ранить.











- Федя! Федя! – уже открывая калитку, они услышали голос матери. Все оглянулись, увидев бегущую к ним раздетую мать.
-   Мама – встревожились дети, – чего выскочила голиком?! Что случилось?
- Варенька просит, чтобы Дуся пришла. Очень просит, прямо плачет. Пусть придет.
- Успокойся, иди домой, она обязательно придет, – ответил Федор, разворачивая мать обратно, – ты совсем не бережешь себя. Мама мы все тебя любим и ценим, не надо так переживать! Мы все сделаем, лишь бы ты не беспокоилась! Мы знаем, чтобы мы не сделали, сильно большая утрата, мы тоже скорбим, но прошу, береги себя хотя бы для нас!


9.





Евдокия пришла на следующий день после работы. Сняла пальто, стряхнула набитый снег с пуховой шали, обмела валенки от снега, аккуратно поставила их около входных дверей. Вошла в комнату, где лежала Варенька и положила на рядом стоящую табуретку кулек, где лежали остатки от обеда: кусочек недоеденного хлеба, половина селедки и порезанный репчатый лук.
Варенька крепко спала. Евдокия, немного посидев возле нее, вышла.










Евфросиния подоила корову и несла ведро с молоком, когда в сенях увидела Евдокию.
- Здравствуй Дуся, Варенька просила, чтобы ты пришла, вот я Федора и попросила, – извиняющим тоном сказала Евфросиния. 
- Здравствуй мама, что–то неважно выглядишь, я такой и не помню тебя, – в ответ сказала Евдокия.
- Ладно, обо мне. Пошли, что бог дал, накормлю тебя, нечай с работы.
- Да я не хочу
- Я не спрашиваю, хочешь аль не хочешь.








Дарья шустро нарезала хлеб, налила борщ, и они поели.
- Спасибо Дуся! Я с тобой как-то легко чувствую, вот и поела, я же не хотела. Видно душа у тебя теплая, - сказала Евфросиния.
- А где дядька  Харитон?! – отводя разговор, спросила Дарья.
- Вин уехал к сестре, сказал, что хочет видеть ее.
- Ясно! – сказала Дарья понимая, что это тоже не тот разговор. «Опять не туда, - думала Дарья, - здесь все больное. Харитон со своей дочерью напакостили в душу! Они Касмочи все жадные, все одним маслом намазаны. Мария тоже бредит богатством. Села на шею Ивану и еще кричит, почему он деньги матери отдал. А не подумает, что это ее сестренка нагадила», а вслух продолжила, - мама, наверное, Варенька встала, пойду, посмотрю. Да надо взять кулек я там, на табуретки оставила.








Когда они зашли в комнату к Вареньке, она, лежа на постели с полным ртом, подставив под голову худенькую ручонку, доедала селедку.
- Да шо же наделали?! Шо наделали?! Ой, ей не треба селедку. Ой, не доглядела, ой - ей - ёй…, - вырывалась с груди Евфросинии и она как шалая птица замахала руками.
- Мама это ты радуешься или плачешь? – тихо спросила Варенька.
- Радуется, радуется Варенька, что ты встала, что кушаешь, - сказала






Дарья, вытирая слезы, которые потекли из-за опрометчивости ее поступка. Ведь еще неизвестно как воспримет слабый организм тяжелую пищу.
Сотворилось чудо! С этого дня Варенька пошла на поправку. Прошло немного времени, она уже пыталась вставать с постели, просить кушать и уже в глазах горел шальной огонек.
 








Время шло, но Варвара, дочь Харитона, не появлялась. Состояние Харитона было отвратительным, если не сказать гадким. С одной стороны Мария зачастила к ним в гости и при любом подходящем и неподходящем случаем высказывала отцу, что ей нужны деньги, а сестра ее обворовала. С другой стороны молчаливый упрек в глазах Евфросинии был для него пыткой. Все складывалось в какую-то глубокую вязкость души, рушилась его тихая гавань. Душа была разорвана на куски.







По ночам снились ужасы, которые доводили его до безумия, он куда-то проваливался, он выкарабкивался оттуда и снова падал в бездну. Он уже боялся приближение ночи. Он не понимал, что это совесть его мучит, что тяжело ему оттого, что не дочь сделала, а то, что он знал о ее намерении и не мог предотвратить. И что он видел в глазах Евфросинии – это его мучительный страх воображения. Она после выздоровления Вареньки, каждый день молила бога за  то, что он не забрал ее дочь, что она здорова и уже ходит в школу. Евфросиния была благодарна и Варвары она несколько раз говорила, что спасибо Варвары, что забрав деньги, как бы очистила дом от зла и напасти. 



10.




Варвара навела порядок в доме.
На окнах весели белые накрахмаленные выбитые занавески и тюлевые шторы.  На спинках кровати, которые стояли по обе стороны спальни, также весели выбитые занавески, закрепленные на стойках кровати атласной белой ленточкой, что придавало комнате домашний уют. Возле своей кровати Варвара поместила сундук.







«Ну вот, теперь можно звать Олега, - важно расхаживаясь по комнате, оценивающе посматривая по сторонам, - думала Варвара, - остальное сделаем вместе. Главное спальня, она ему обязательно понравится! Ведь я старалась. Вот что нужно прикупить будем думать вдвоем. У него деньги есть, конечно, надо быстрее звать его, а то его друг выманит денежки у него, конечно, все одно останутся, да лучше мы совместно потратим».









Она посмотрела на Машеньку, которая крутилась постоянно возле нее. Машеньке передалась радость матери, что они будут жить в другом доме. Ее глазки горели, она не могла находиться на одном месте. Вот только крутилась возле мамы, тут же раздавался ее голос с другой комнаты, а то и под кровать залезет, откуда ее мама нарочно сердито говорила: «А, ну-ка, вылась моя красавица, моя отрада я гляну на тебя, всю пыль наверняка там собрала». Машенька вылезала, вытряхнула пухленькими ручками платья с рюшками и прокрутилась вокруг Варвары. Она росла девочкой аккуратной, опрятной, маму ревновала к Вареньке и могла   Она становилась, все больше похожа на Олега, но она девочкой и все черты лица были утонченные. Варвара любила свою дочь и нежила, как могла ее.









- Машенька, дорогая давай-ка надевай пальто, мы идем …, -загадочно произнесла Варвара.
- К дедушке и бабушке! Ой, мамочка, я так соскучилась по Вале, она уже выздоровела? – продолжила Маша, хлопая радостно ладонями подпрыгивая.
- Нет, милая мы пойдем в другое место. И не Валя, а  Варенька, понятно тебе?
- Мама надо правильно говорить не по - колхозному, сколько можно повторять? Варей она была в колхозе, а здесь Валя.
- Ну, ты просто как твоя тетя Мария. Значит я тоже Валя?
- Нет, мама, ты тетя значит Варя.
- Я согласна, только давай по-быстрому, хорошо?
- Я не хочу в другое место…
- Тогда ты останешься дома. Как тебе это нравится?











Маша насупилась и начала надеваться.
 Варвара  решительно надела фуфайку, пуховую шаль завязала поверх фуфайки, не нагибаясь, обула валенки и они вышли на улицу.  На улице было не холодно где-то минус два-три градуса Цельсия. Сверху не сыпало снегом, зато сильными порывами южного ветра поднималась поземка, которая буквально хлестал по лицу мокрым колючим снегом. На голове Маши был большой серый с белой каемочкой шерстиной платок, укрывший ее лоб и  окутанный вокруг пальто свекольного цвета, завязан сзади узлом.









Выйдя за калитку, Варвара остановилась. «А ведь он сказал, да, да, сказал, что придет ко мне сразу. Ведь он знает, где я! Он же мне дал адрес, - пронзила острой болью в сердце мысль.  – Я за это время даже не подумала, почему он не пришел. Може болен? Може убег с деньгами? Нет, не может он так поступить. Он же сам сказал, что хочет со мной и дочкой жить. Нет, он же еще просил сказать адрес Ивана. А без меня как он узнае? Да любит он меня. Може пьет знамо, пьет. Деньги имеет, дружок его свои пропивать не хоче, а его норовит».
- Мама, мама, - закричала Маша, прогоняя худые мысли Варвары.









Варвара увидела Машу лежащую вниз лицом в сугробе,   быстро подбежала к ней. Подняла и, взяв ее за руку, твердо сказала:
- Идем  доченька!  Это мы на окраине живем, сейчас подойдем к домам, там не так будет дуть.








Ветер и поземка тут же заметала их следы. Было тяжело идти. Снег кружился, летая возле их и они, прищурив глаза, шли дальше.
Зайдя во двор, где жил Олег, Варвара попросила Машу, постоять возле дома, сказав, что быстро вернется за ней.








Увидев Варвару, Олег сбесился, он даже подпрыгнул от негодования,  быстро отскочив от окна. Затем подошел вплотную к  Вадиму и  словно змей зашипел:
- Шо треба этой безумной бабы?!  Як мой батя, пусть земля ему будет пухом, говорил, че я таки дурень! Так вот я имею Вам сообщить, эта дурко яких свет не видел! Это я точно сообщаю. Мил человек, будь ласков, сделай так, шо мои гарны очи бильше не бачали эту, прости боже, никогда!
- Боже что ты говоришь? Ты хочешь, чтобы я ее того? Я сразу говорю, нет! – перекрестившись, сказал Вадим.
- Я сказал, шо я ее не могу видеть и таки все. Че ты мне хочешь сказать? Я не понимаю. Да мне шо таки. Да хоть ножечек возьми, но я не могу таки смотреть на это чудо из чудес, выползшее из степей дремучих.
- Дремучих степей не бывает Олег. Бывают люди и леса дремучие.
- Иди, пугай ее. Она уже почти у дверей, давай друже, - сказал уже спокойнее и тише Олег.
- А может тебе сказать ей…
- Пшел, давай, - быстро и отрывисто сказал Олег, вложив кухонный нож в руку Вадиму.








Вадим, который никогда не брал в руки нож для того, чтобы напугать или убить человека был в эмоциональном состоянии, не контролируемом свои действия. Он вышел на улицу, словно ища жертву держа нож впереди себя, и лицом к лицу встретился с Варварой.
- Вадим здравствуй, я, я…, - от неожиданной встречи, начала запинаться Варвара.
- Варя здравствуй, пошли отсюда. Я хочу сказать тебе кое-что.
- Ну, говори, че здесь нельзя? – спросила Варвара, с удивлением рассматривая Вадима, что он может сказать ей.







Увидев нож в руке Вадима, она воскликнула и, взмахнув руками, побежала.
Вадим поймал ее на шоссе, схватил ее руку и, нагнувшись чтобы успокоить дыхание от быстро бега, произнес:
- Ты чего? Я не сделаю ничего тебе, это так, это просто. Я хочу тебе сказать, что ты не нужна Олегу.
Перепуганная Варвара отчаянно вырывалась от него и кричала.
- Да замолчи ты! Точно Олег сказал, что ты дура!
- Я дура?! А  ты кто? – кричала Варвара и хваталась за нож.








Вадим, увидев идущих людей, которые сейчас сравняются с ними, схватил силой Варвару и прижал к себе, как бы обнимая ее, пряча нож под ее фуфайку. Варвара  яростно выбивалась с его объятий, а Вадим сильнее прижался к ней, и лезвие ножа воткнулось в живот Варвары.








Что-то вязкое и теплое покрыло руку Вадима. Уже прошли прохожие, на улице никого не было, а Вадим все прижимал Варвару. Он скорее интуитивно понял, что произошло, разум отказывался верить, но когда первые красные капли появились на снегу, холодная дрожь током прошла по телу Вадима. Он откинул в снег Варвару и пулей забежал в комнату Олега. Вадима колотило, словно в лихорадке, он не мог вымолвить слово. 








- Вад, где нож? Ты, божий человек, убил ее? –  Олег тряс Вадима, словно вытряхивая с дерева плоды.
Олег понял одно, что нужно немедленно уходить, что ровно через час уже будет поздно.  Он налил граненый стакан водки Вадиму и тот, стуча зубами об стекло стакана, жадно выпил содержимое.
- А теперь, будь ласков друг разбойник или как тебя убивец, быстро, шустро, делаем ноги, - скидывая деньги, пару семейных трусов в чемодан сказал Олег.
- Так нам надо собраться, - первое, что прозвучала от Вадима, и потрясло Олега.
- Шо я слышу таки?! Вы совсем головой стукнулись, аль так и было? Голому собраться, сколько треба, день, два? Мил человек, Вы только шо убили человека. Сейчас здесь будет толпа зевак и с ружами пару человек!  А ну сопли подобрал и мигом взял трусы в зубы и чтобы я нас увидел через минуту на вокзале с билетами на Магадан!
- Тю, это тебе голову снесло, на Магадан не хочу.
- Быстро поднял жопу и вперед! – кричал в гневе Олег.
Но это уже было напрасно, услышав слова Магадан, Вадим как юла закрутился, через несколько минут их не было.



11.


Валя, как сейчас, называют Вареньку в школе и на улице, когда-то шустрая, подвижная, после болезни стала неактивная, быстро уставала. Она стояла бледная, худенькая, вытянув руки по швам, рассказывала стих Евфросинии и Харитону, который нужно выучить. Запинаясь, подглядывала в книгу, которая лежала на табуретке сзади, ей приходилось, оглядываясь нагибаться, чтобы увидеть, что написано. Делала она это смешно по-детски. Евфросиния и Харитон, сидя на табуретках по разные стороны тайком, чтобы не заметила Валя, подмигивая друг другу, улыбаясь краем губ. Когда она закончила рассказывать, они захлопали в ладони.








Услышав во дворе шум, Евфросиния вышла на улицу.  У дверей причитая, стояла соседка, которая жила на другой стороне.
- Сара шо случилось?  Боже на тебе лица нет? Проходи, давай пошли в дом! – забеспокоилась Евфросиния.   Она разговаривала, всегда перемешивая слова русские с украинскими словами. Здесь многие так говорили. Она могла даже вставлять в речь казахские слова, так как они с Харитоном хорошо знали казахский язык. Так же они говорили на казахском, когда нужно было что-то выяснить, а рядом стояли посторонние люди, не знавшие этого языка.
- Ой, бай, ой бай, Харитон надо! Ой, аллах, зарезали, как барана зарезали, - причитала Сара.
- Харитон, тут тебя соседка зовет, - позвала Харитона Евфросиния.
- Че соседка, чем порадуешь? – улыбаясь, своей очаровательной улыбкой, которая прибавляла ему симпатию, спросил Харитон. Он довольно трогал  рыжую бороду и поглаживал усы.  Когда-то он помог найти ей жеребенка, да еще забрать его у цыган.   






Но заметив напуганный взгляд соседки, которая стояла  с взъерошенными растрепанными длинными волосами, надетыми галошами на босу ногу, разволновался. Глубокое внутреннее переживание коснулось отцовского сердца, панический страх перекосил его лицо, припав к косяку дверей, хрипло спросил:
- Че с Варей?!
- Убили, порезали, сказали, - начала лепетать соседка.
- Говори на казахском, - перебила ее Евфросиния, видя как тяжело ей объясняться на русском языке.
Соседка повествовала, что ее соседка у другой соседки услышала, что Варвару порезал какой-то приезжий мужик и что они убежали на вокзал.










Харитон сполз по косяку вниз и застонал.
- Спасибо тебе Сара, иди домой простынешь, - сказала Евфросиния.
- Харитон вставай! Я тебя не смогу поднять, ты же мужчина! Вставай, что лежим? От этого ничего не сможем сделать. Ты сильный, ты мужчина. Одна соседка, другой, третей сказала. Сейчас вместе пойдем к Варваре и все узнаем.
Харитон слегка оживился, поднялся и, качаясь, зашел в дом.
- Фрося как у тебя получается?! Ты у меня сильная! А я казался такой храбрый, а пришла беда, я лег на твои плечи и не впервой!







Харитон запряг в сани коня, и они поехали к Варваре. Конь шел легко, так как  след от саней был уже проложен, ветер притих, а мороз крепчал. Подъехав к дому Варвары, Евфросиния сбросила с себя тулуп и, поправив шалевый лисий воротник пальто, ступила в снег, проваливаясь почти в длину валенок.  Харитон не скидывая тулуп, спешно шагал по наваленному сугробу, широко открыл калитку и, подойдя к дому, панически проговорил: 
- Замок, замок их нет дома!
- Успокойся, это еще не говорит о худом!  - облокотившись на калитку, сказала Евфросиния, чувствуя беду. Она это сразу поняла, но не хотела пугать заранее Харитона. Внутри теплилась надежда, что это не с их Варварой случилось!








«Неуемная она все лезла к убивцу, господь милостив, открой глаза заблудшей Варваре. Да если что худое произошло, помоги ей!» - мысленно подумала Евфросиния, а вслух произнесла, - Харитон, стоя у замка, мы ей ничем не поможем! Нам надо ехать в больницу. Да узнать где Маруся, поехали Харитон.









В больнице потвердели, что к ним попала женщина без документов с ножевым ранением и что она находиться в реанимации к ней нельзя. Ей сделали операцию, она потеряла много крови, доставили ее на скорой помощи. Про девочку нечего не знают. Выяснить ее личность можно только через главного врача.
Главный врач довольно пожилой человек с военной выправкой и уставшим лицом довольно опрятный с красивыми длинными пальцами, которые разминал стоя у окна, посмотрел на Харитона сквозь очки и сказал:









- Что ж сударь я Вас понимаю. Вы не сможете спокойно спать, есть, пока не выясните, Ваше ли дочь попала к нам. Только сударь к Вам просьба на минутку. Милиция уже была, но они не могли выявить ее личность. Кстати Вы у них можете узнать и о вашей внучке.








Когда они вышли с палаты, у Харитона по щеке сбежала слеза. Врач сказал:
- Не извольте беспокоиться сударь, Ваша дочь родилась в рубашке. Если бы убийца вытащил нож, Вы бы не здесь нашли дочь.
В милиции им сообщили, где это произошло, но о преступниках ничего не сказали, объяснив, что это служебная тайна. О девочке они так же, ничего не знали.
 








Харитон посмотрел на Евфросинию и твердо сказал:
- Фрося я тебя визу домой, а сам проеду к дому Варе, може Машенька там! Уже стемнело и ей страшно будет,  - увидев возражение на лице Евфросинии, повторил, - я тебя визу домой!
- Ладно, як скажешь, - вздохнув, сказала Евфросиния, ей не хотелось ему сейчас перечить.
Подъехав к их переулку, Харитон остановил коня и сказал:
-   Фрось слазь с саней, ты дойдешь сама к дому. Я боюсь, что дите испугается ведь уже скоро ночь, будет плакать…, - он хотел еще что-то сказать, но Евфросиния сама не понимая, что ее вынудило так сказать, обидчива произнесла:
- Сударь меня к дому подвези и можешь дальше продолжать свой путь. А то получается який ты сударь?! Бросишь одну меня…
Харитон, молча, развернул поводья, и конь тихо пошел к дому. «Зачем я обидела его, что на меня нашло, словно затмение мозга. Боже прости меня за невольную глупость. Вот язык», - беспокойно подумала Евфросиния.
- Харитон не молчи, извини меня, я сама не знаю, словно нехристь попутал.






Что-то…, - начала оправдываться Евфросиния, когда они подъехали к дому. Едва она опускала ноги с саней, входная дверь дома открылась, и к ним бежали Валя и Маруся обе в пальто нараспашку.
Выяснилось, что Валя шла со школы, мотая торбой вдоль дороги, где в сугробе сидела Маруся плача, что ее маму увезли на машине, а она не успела догнать машину.


12.





Снег уже ночью прекратился, ветер стих, можно сказать безветренно стало, температура воздуха повысилась почти до нуля. Харитон спал беспокойно, и чуть рассвело, он  вышел на улицу. Все дома и постройки находились в снежном плену.  Снегу этой зимой намело столько, что по двору ходили, словно по лабиринту. С дома в сарай, конюшню можно пройти  по прочищенной дороге по обе стороны, которой находился снег с уровнем крыш. Харитон прочистил наваленный за ночь снег, чтобы провести с конюшни коня и запрячь в сани, которые стояли около сарая.









Евфросиния сварила борщ, напекла пирожков и уложила пирожки в глиняную миску, завернула в белый рушник и оставила на столе. «Пока Харитон приготовил сани, я оденусь, и поедим к Варе. Благо уже можно ее посещать и она уже самостоятельно кушает. Слава богу, бог милостив, сохранил мать Машеньки», - размышляла Евфросиния. Потом подошла к иконе опустилась на колени  и стала молиться. За этим ее застал Харитон. Он перекрестился с порога и стал ждать Евфросинию.









Тут открылась дверь и на пороги появились гости: Федор, Иван, Дарья и Маруся. Харитон вопросительно посмотрел на них и сказал:
- Здрасти дети! Сегодня выходной че не спится?
- Кто рано встает ….  Мы вот решили вас дома найти. – Сказал Федор.
- Разговор у нас к вам, - снимая с себя кожаное пальто, непринужденно сказал Иван, - разговор длинный и неприятный, но необходим для всех.
Остальные последовали за ним, снимая с себя пальто и слаживая все на рядом стоящий топчан, валенки, обметенные от снега, остались стоять у порога.







Женщины накинув пуховые шали на плечи, сели возле печи, которая издавала, треск пален. Мужчины, сдвинув на другой конец топчана снятые пальто,  уселись на топчан.
С комнаты вышла Евфросиния, уже готовая ехать с Харитоном. На ней была черная юбка до пола и цветная блузка с длинным рукавом и рюшками вдоль пуговиц с воротником стойкой, которая была ей к лицу. Она была так хороша в этом наряде, что Харитон невольно встал, с восторгом смотря на Евфросинию.
- Мама здравствуй! Как дела?! Вот в гости пожаловали, - сказал Федор вставая.
- Сиди, - обращаясь к Федору, сказала Евфросиния. Она прошла к лавочке, где в напряжении сидел Харитон и села  рядом с ним, показывая этим, что они одно целое. На лице Харитона промелькнула нежность к этому человеку, который всем видом показывает детям уважение к нему и продолжила. - Мы гостям всегда рады. А детям так завсегда приятно, что почтили родителей кров.
- Мама я получил назначение в Ташкент, мы с Марией поговорили и решили, что тебе надо ехать с нами. Там климат …, - начал говорить Иван, но увидев, что мать уже готова его оборвать,  быстро сказал, - мама я скажу, а потом ты выскажешь свое мнение. Но мать не хотела слушать и этим подчеркивать неуважение детей к Харитону. Она поняла, что они ее приглашают к себе без  Харитона.
- Как я поняла, вы с Марией решили, так решайте. Наше решение не в счет. Вы с нами не посоветовались, а уже пришли со своим решением. Мы уважаем ваше решение. Вы взрослые и самостоятельные люди у вас своя семья. Мы с Харитоном не лезем в вашу семью. Решили ехать со всех сторон приняли решение, нас поставили в известность, спасибо!










- Папа носится со своей Варюшей, так пусть остается здесь с ней, а Вы можете ехать с нами. Она воровка, она, пусть меня Иван простит, он не хотел говорить и мне запретил, но я скажу, она с убийцей Вашей дочери деньги своровала. Вы вместе с моим отцом, который бегает к ней в больницу и передачки носит, переживаете как же она там?! Ты отец решился ума! – соскочив с табуретки, раздраженно выпалила Мария. Глаза ее бегали по всем лицам, руки нервно дергали за шаль, словно она хотела вытащить с нее пух.
Харитон, приведенный в большое затруднение этим неожиданным высказыванием, не нашелся, что сказать и опустил голову.








- Не судите, да не судимы будете! Судить человека может бог!  Мы все не без греха. Каждый человек несет свой крест. Мы все ходим под единым богом! Хотя сейчас вас учат по-другому, другие ценности, но нельзя осуждать отца, что он помогает дочери, пусть даже провинившейся. Нельзя осуждать женщину за то, что она делает все, чтобы в очаге не потух огонь. Нельзя родственные души, которые вместе разрывать на части.  Да, дети я живу с человеком, который уважает меня и ценит. Как я жила под гнетом вашего родного отца вы сами видели, а что плохого сделал вам Харитон?! Что протянул руку, когда мне некуда было деться?! Я должна его оставить, потому что неразумное дите сделало скверный поступок. Или потому что он не бросил своего дитя в несчастье?!  А вы знаете, что жальче того дитя, кому сейчас тяжело! Будет другому тяжело, родитель побежит к другому!




- Мама, что ты распылилась, мы поняли, простите нас. – Подошел Федор и следом Иван к Евфросинии и, обняв ее, поцеловали в обе щеки.
- А раз поняли, пошлите вместе к Варе. Ей будет приятно.
- А пошлите, - сказал Иван, подавая Марии пальто. Мама права, бог ей судья.
- О, да, Иван, хотя немного странно слышать от тебя такие мудрости, - засмеялся Федор, толкая Ивана в бок.
Когда все вышли на улицу, Мария запротестовала и не хотела садиться в сани. Иван подхватил ее на руки и сам усадил рядом с Дусей.




Глава 4.

1.







За дверью послышался какой-то шум. Валентина (Варвары больше нет, уже даже мать называет Варвару  Валентиной. Варвара там, в деревне осталась, здесь закрепилось имя Валентина)  вскинулась, пронзительно глядя на дверь, будто боясь, чудовища, которое сейчас зайдет и утащит ее в темницу. Шумно стучало сердце. Но за дверью притихло, она опять облокотилась о подоконник, всматриваясь в темноту ночи. Спать не хотелось. 









Вчера на танцах она приметила парня, который танцевал с девушкой и так красиво вальсировал. Это ее взволновала, взбудоражило, при ней парень пригласил другую и так нежно ее водит по залу. Неизъяснимое желание убрать эту девушку и закружиться с ним именно с ним в танце прошло по телу. Она вся горела, она возненавидела эту не в чем неповинную девушку.








Заиграла другая музыка, этот парень подошел к Валентине  сделал реверанс, пригласив ее на танец.
 






Она увидела его красивые карие глаза и прекрасные полные губы, он был симпатичный, высокий. Валентина вспыхнула и готова была идти с ним, но гордость сказала: «Нет! Он прошел мимо тебя. Ты красивая, ты умная, все при тебе. Все тебя хвалят, любой парень твой, а он другую пригласил. Нет!»
- Некогда мне танцевать домой пора, - притворно хмуря лоб и отводя взгляд, который горел радостью, сказала Валентина и, взяв подружку за руку, буквально вытащила ее с зала.
- Валька, что с тобой?! Мы только пришли …
- Я хочу домой, - твердо сказала Валя.
- Ну, иди я причем? Я останусь.
- Одна?! Оставайся, - сказала Валя и пошла не оглядываясь.
- Валька, ну ты вредина, ты, что революцию устроила. Что не пошла, танцевать с парнем? Он же тебя пригласил, он такой…
- Какой, такой? Что красивый хочешь сказать?! Да не сколечко он и некрасивый…
- Да ты же у нас
- Шурка, хочешь поругаться со мной? – остановилась Валентина и посмотрела ей в глаза, - да ты сама в него влюбилась, ишь глазки горят.
- Валя ты говори, да не наговаривай, - обидчиво сказала Шура. – Скажи спасибо, что иду с тобой!
- Ща приду домой и станцую от радости, что ты идешь со мной. Спасибо сказать тебе, да иди, танцуй, а ко мне больше не приходи! – выпалила Валентина и побежала.
Валентине шел восемнадцатый год. Она стала прекрасной как сад цветущий, восхитительно красивой девушкой, высокого роста.  Большие глаза чайного цвета, тонкие очертания лица, красивые губы словно нарисованы только для нее. 
 Она следила за модой, купленную одежду корректировала по своей точеной фигуре, обувь носила на каблуках. Всегда опрятна. Ее можно было увидеть то в берете, то с сеточкой в волосах, то аккуратные локоны и букли, которые украшали ее голову и делали особенно нежной и женственной. То мягкие крупные локоны, то на распущенных волосах, концы которых были завиты в крупные локоны, то гладкая прическа в стиле боб, то прическа, выполненная на шпильках для волос, на которые и завивались волосы.
Работала Валентина сортировщицей на почте. Жила на квартире у заведующей почтой уже три года. Так получилось, что разругавшись с отчимом, она решила уйти с дома.
Евфросиния, зная характер дочери, не стала сопротивляться.  Она пошла к Федору, чтобы он взял Валентину к себе. Они жили на другом конце города, и к ним нужно было добираться на железнодорожной ветке. Федора дома не было. Дарья купала Лёшеньку в корыте, который разбрызгивал воду по всему коридору. Увидев Евфросинию, Дарья протерла фартуком руки, вытерла им же мокрое лицо и помогла Евфросинии раздеться. Воспользовавшись занятостью матери, Алеша вылез с корыта и давай разбрызгивать воду с него. 
- Ах ты, сорванец, держись, - голосом полной ласки улыбаясь, сказала Дарья и побежала, нарочно притопывая за ним.
Алеша завизжал и звонко смеясь, схватился за юбку Евфросинии.
- Проходите, мама в комнату, - взяв Алешу на руки, сказала Дарья. – Я его сейчас отнесу бабушке, и мы с Вами поговорим.
«Хорошая у Федора хозяйка, рассудительная, добрая и расчетливая. Федора держит, строга, молодец.  В доме все есть, богато живут» - думала Евфросиния. Ей нравилась невестка двое детишек, мать и везде успевает.
Дарья ей посоветовала, чтобы Валентина пошла к ее тетке Сенниковой:
-   Она работает заведующей на почте, детки у нее маленькие, вот Валя и будет смотреть за ними, а там посмотрим. Дом у них большой, жить там будет. Если уж не захочет у нас пусть живет. Тетка сама меня просила, чтобы я ей няню для детей нашла.
- Да яка она няня, она сама дитя.
- Вот ей и будет легче с ними найти язык. Это мама все, чем могу помочь.
Сенниковы Валентиной были довольны. Она и за детьми смотрела и убиралась у них. Когда Валентине исполнилось шестнадцать лет, она взяла ее на почту сортировщицей. Они подружились.
Евфросиния часто приходила к Сенниковым, старалась, как могла помогать Валентине. Когда она пошла, работать на почту,  Евфросиния заволновалась:
- Как же она справится там много работы, много знать надо. Вдруг потеряется письмо или посылка не доведи господь, ведь не малые деньги надо будет платить. А если конфеты будут, она может не выдержать и скушать, она любит конфеты. От нее не возможно их спрятать, она их как собака по запаху, что ль находит. Недаром люди говорят: «Когда голова кружится, ноги не удержат», - уж велик соблазн.
- А деньги она любит?! – пронзительно с интересом посмотрела Сенникова на Евфросинию.
- А як без любви к ним?! Она бережлива, деньги зря не тратит. В основном все мне отдает, хочет купить юбку як твоя.
-   Я ее, не обижайся на меня, проверяла. Уйду на работу, а копейки специально под кровать брошу, на столе оставлю, на видное место положу. Прихожу домой все собраны и положены на стол.
- Вон оно як. А она говорит, что тетя Катя деньги не считает, они у нее разбросаны по всему дому. А это вон оно как.
- Не обижайся, мне тоже нужно проверить человека.
- Да я что. Бог тебе судья. У нас в семье нет воров.
- Ну ладно, будет тебе. Да и не переживай ты так, сама говоришь, что нет у вас воров, значит все будет нормально и конфеты на месте и конверты в порядке.
Валентина часто стояла у окна, она где-то прочла, что если стоять у окна и долго думать, то похудеешь.  Екатерина смеялась:
- Валенька, Валюша влюбишься и не захочешь, да похудеешь. Да ты у нас красавица, посмотри на подружек, на них платья все весят, как на вешалке. У тебя фигура, груди красивые. Подумай, стоит ли худеть?!
Сейчас же она стояла, трепетно беспокойно ждала, что придет тот парень и постучит к ней в дверь. Сердечко трепетала в груди, словно птица в клетке. «Зачем я обидела Шурку, сейчас бы сбегали на танцы, может и увидела бы его. А может у него девчонка есть?! Да когда меня это пугало?! Да  жду…, конечно, придет, привет с горизонта…. Дорогая, а Вы мне адресок подкиньте, чтобы я к вам с визитом», - тю, придумала. Валентина развернулась и бухнулась на кровать вниз лицом.
Неделя быстро пролетела, страсти о незнакомом парне поутихли и вот она, нарвав по дороге полевых цветов, довольная шла домой.  Настроение было хорошее, она несла домой зарплату, мысленно думая, что на выходном пойдут с мамой делать покупки.  У калитки ее ждала Мария, она широко улыбнулась проговорив:
- Привет Валя, я тоже к вам. Вот хочу повидать деда. Ты завтра не собираешься на танцы?!
- Здравствуй, Мария, вот собираюсь, но у меня немного другие планы, завтра.
- Думаю не на вечер планы?
- Мария, что тебе надо?
- Че так грубо? Я просто….
- Мария просто  это ты маме и своему деду скажешь…
- Вот ты была…
- Мария, если тебе надо что ты говори, а то скажешь не то, вроде, что я ехидная, ничего не получишь.
- Зайдем в дом, что здесь припираться, вон тетка Дашка уши навострила, - показывая глазами на забор напротив дома, сказала Мария.
- Пошли, - предложила Валентина, оглянувшись на соседку, которая стояла у забора и, обращаясь к ней, громко произнесла, -  здравствуйте тетя Даша, как Ваши дела?
Та не слова говоря, быстро развернулась и пошла вглубь огорода, делая вид, что прогоняет кур с огорода.
- Вот бабы все им надо, - сказала Мария, закрывая за собой входную дверь.
Евфросиния уже налила чай Валентине и Марии, когда зашел  домой Харитон.  Харитон, молча, раздевался коса, поглядывая на Марию. По взгляду было ясно, что он не доволен ею. 
- Маша, ты, что отираешься здесь? Матери некому воды подать, у нее температура, она вся горит. Тебе, правда, ее нисколечко не жалко. Че ты…, - начал высказывать свое неудовольствие поведением внучки Харитон.
Мария быстро соскочила с места и, шепнув Вале, что хочет у нее взять платье на танцы поспешила уйти.
- Ты куда? – спросил Харитон, но она, хлопнув дверью, ушла. Харитон сел на табуретку и только сказал, - вот не задача…
Воскресенье Евфросиния рано утром разбудила Валю, она не хотела вставать и капризничала:
- Мама я ночую у вас лишь по тому, что не хотела рано вставать и ехать сюда. Решила в выходной день подольше поспать. А ты меня будешь не свет, не заря.
- Дочка мы с тобой сходим в церковь, а потом на базар. Вставай.
- Мама мне еще не хватала ходить в церковь.
- Валюша подъем, церковь рядом находится с базаром. Ты же хочешь в новом наряде на танцы?!
- Ладно, уговорила, - вставая и потягиваясь, сказала Валентина.
Когда они проходили вдоль ивовой заросли реки Ишим, Валентина сказала:
- А знаешь мам, я люблю этот город, эти широкие пыльные улицы! Здесь много каменных магазинов, большие каменные торговые ряды. Да и много деревянных домов. Я думаю, здесь будет красиво, когда посадят деревья, сделаю садики не только на площади, а вокруг этих деревянных домов.   Вот Кубрин возле своего каменного двухэтажного дома посадил сад, цветы, красиво же! Вот так будет возле всех домов. А знаешь когда мы с девчонками ездили в Чубары, там прекрасный отдых, березы, осины, там люди с удовольствием отдыхают от городской суеты, пыли. Мне лично понравилось!   
- Вот съездим на Украину, тогда скажешь, где лучше. Там кругом зелень, кинь палку в землю и вырастит сад. А здесь много труда надо, чтобы что-то вырастить. Но, я тоже как-то душой полюбила этот край все равно, - сказала Евфросиния. 
На базаре можно было купить всевозможную снедь. Перед покупателем раскидывались ряды свежих овощей и фруктов, круп, зелени,  различные сорта чая. По периметру раскинулся стихийный рынок, где продавали всевозможные предметы утвари, сырье, дрова, горюче-смазочные материалы. Некоторые торговцы реализовали товар прямо с возов. Неподалеку стояли извозчики, готовые доставить нагруженных товарами покупателей до самого дома.
Народу было много. Здесь можно встретить все слои населения: от модниц, которые одеты по моде, с красивыми прическами, шляпками, беретами; парней со строго  выглаженными стрелками в широких брюках  с галстуками и начищенных ботинках; до нищих слободки так называли окраину города, где живет  беднейшая часть городского населения, и там же, находят себе пристанище крестьяне из поселков уезда, гонимые в город нуждой и желанием найти какой-нибудь заработок. Но так как в городе и своей бедноты вполне достаточно, то по большей части крестьяне никакого заработка себе не находят. Они  живут в самых невозможных гигиенических условиях. Часто в одной избе, пригодной для помещения одной небольшой семьи, живет две, три и даже четыре семьи.  Все на них ветхо, старо, грязно, неряшливо. 
 А вот пробивает себе дорогу на плохонькой лошаденке, в пестром ситцевом халате и таком же малахае, подбитом простой овчиной, сын степи, слегка помахивая нагайкой и управляя поводами.  А вот другой сын степи. Малахай его сшит из малинового бархата и подбит лисицей, халат также покрыт бархатом и опоясан ременным поясом с серебряными пряжками и другими украшениями. Серебряные бляхи украшают также и сбрую на лошади. Он, толстый, грузный   важно, с сознанием собственного достоинства дефилирует на своем дорогом иноходце пред глазеющей на него базарной толпой.
Валентина   подошла к одной лавке, где продавали платье, кофты, сарафаны и юбки. Увидев юбку плиссе, она с загоревшими щеками и сверкающими глазами обратилась к Евфросинии:
- Мама смотри, вот эту юбку я хочу. Давай я померю.
- Валя, Варварушка, а денег у нас уже нет.
- Как нет, еще 400 рублей должно быть. Я же тебе несколько месяцев отдавала деньги, чтобы не растратить.
- Я не знаю, но денег твоих уже не осталось. Свои я не брала. – Увидев разочарование, даже обиду на лице дочери, Евфросиния сказала, - давай на следующий выходной придем и купим. Стоит ли эта юбка твоих обид?! Мы вон, какое красивое платье купили, туфли к платью, шарф. Валюша не стоят эти деньги беспокойства твоего.
Дома Валентина была грустная и не разговорчива. Евфросиния тяжело это переживала, думая: «Правда куда могли деться деньги, да и сумма немаленькая! К нам посторонние не ходят. Свои - да глупости, они не возьмут. Я даже не считала, сколько она мне давала на сохранение, даст я сразу под матрац, а сколько, но она как не странна права, сумма должна быть больше…»
- Мама, а Варвара к нам приходила? – после долгого молчания спросила Валентина.
- Валюша, она приходила, но всегда была при мне, - сказала Евфросиния. – Ты оставь эти мысли, они тебе не дадут ничего хорошего кроме болезни. Успокойся уже. Их не вернуть. 

2.
 
 На танцплощадке уже было несколько пар, которые сидели на лавочках, прижимаясь, друг к другу. Возле сцены с обеих сторон стояли девчата, поодаль от них кучка ребят. С другой сторона площадки железное ограждение было облеплено молодежью, которые ждали, когда с ворот площадки уйдет билетерша и можно спокойно без оплаты зайти туда. Сама танцплощадка находилась во дворе лесозавода и строящего клуба, поэтому нужно было обходить стройматериалы, бревна, дрова, которые были разбросаны вокруг.
Валентина с Марией прошли на танцплощадку, и тут же заиграла музыка.   
- Что стоим? Пошли танцевать, вальс играет духовой оркестр у меня ноги сами в пляс идут – обратилась Валентина к Марии.
- Ты что не пойду, пусть ребята позовут, а то скажут, вот сами танцуют, их даже ни кто не приглашает, - запротестовала Мария.
- Пока пригласят, музыка кончится, пошли. Кто здесь на кого смотрит. Так можно простоять весь вечер. Пошли, кому надо разобьет нас.
- Нет.
- Ну и стой. Я найду с кем потанцевать, - сказала Валентина, крутясь по сторонам ища знакомых девчонок.
- А кто здесь меня ищет?! – услышала Валентина сзади красивый мужской баритон. 
Валентина оглянулась, возле ее стоял тот парень, ради которого она сегодня  так была придирчива к наряду. Он, улыбаясь, протянул ей руку, приглашая на вальс.
- Во, Мария, ты же хотела вальс танцевать. Иди тебя приглашают, - толкнув Марию прямо на парня, сказала Валентина и демонстративно отошла.
- Пошли Мария, раз так хотелось, пошли, - взяв Марию за руку, он прошел в самую середину танцующих и они закружились.
Увидев знакомого парня, Валентина подошла к нему и сказала:
- Потанцуем.
- Это белый танец? – спросил парень уже готовый потанцевать с ней.
- Нет, эта черная полоса, все я передумала.
- Ты сумасшедшая или просто дура?
- Сам дурак, - сказала Валентина и пошла к выходу, но увидев девчонок с работы, подошла к ним.
Медленный танец Валентина танцевала с девушкой Катей, которая была маленькой хрупкой и постоянно наступала Валентины на ноги. Другой раз она бы не стала терпеть, но сейчас она не обращала на это внимание. Сколько она это могла терпеть невозможно, сказать. Сразу же к ним подошли два парня и, улыбаясь, сказали:
- Так не годится, надо разбить вашу дамскую пару.
Валентина уже положила руку на плечо парню, готовая танцевать с ним, как ее руку нежно отстранили и развернули в другую сторону.  Там стоял тот парень. Он смотрел ей прямо в глаза и проговорил:
- Валентина, теперь я с Вами танцую. – Валентине стало жарко, лицо залила краска, ладони вспотели, она смутилась и хотела убрать руку положенную ей на плечо. Но Михаил нежно, но твердо сказал. -  Нет, здесь не пройдет, Вашу руку.
Валентина овладев собой, уже  игриво сказала:
- Я не собиралась отказываться после того как мне все ноги отоптали. Я вам даже благодарна. Если Вы тоже не будете беспокоить мои ноги, я даже скажу спасибо.
- Хорошо, я запомню. Меня звать Михаил, можно Миша, Мишутка…
- Не будем перечислять, как можно Вас звать. В этом нет необходимости. Оставьте это для других.
- Вы даже не спросили, откуда я знаю, как Вас звать?!
- В этом нетрудно догадаться, Вам сказала Мария.
- Вы уж такая серьезная девушка!
- Вам не нравятся такие девушки как я, можете …
- Не надо напыщенности. Вы же ни такая.
- Откуда Вам знать какая я. Ладно танец танцуем и все, зачем с Вами пререкаться.
- Я тоже такого мнение. Видите, мы одинаковы и должны подружиться, - не сдавался Миша.
- Ничего мы не должны и …
- Ну, вот и танец окончен. Я Вам не наступал на ноги?
- Нет, - одарив его загадочным взглядом, сказала Валентина намереваясь уйти, но он задержал ее руку.
-- Вы забыли сказать спасибо.
- Я, - искренне удивилась Валентина, - случаем не перепутали, парень девушке говорит или девушка парню.
- Вы меня запутали, я пошутил, спасибо Валентина, что Вы со мной немного потанцевали, - спасибо!
Валентина была уверена, что следующий танец, конечно, Миша захочет с ней танцевать, но к нему подошли два парня и они шумно весело выбежали с танцплощадки.
Валентина с горечью была готова выйти следом за ними и наговорить гадости ему. «Он просто играет со мной, - стучала в голове, - он…», но тут заиграла музыка и звуки вальса ее уже звали танцевать. Она взяла за руку Катю, которая смотрела куда-то в сторону.   
- Катька, ты где?! Кого потеряла?! Может, пойдем, потанцуем, ну их всех, за ними страдать, так век танцевать не будем. Пошли они…
- Валь, ты чё? За кем страдать? Вон, я смотрю, Машке тоже парень нравится, с которым ты танцевала.
- Почему тоже, на что ты намекаешь? – спросила Валентина, стараясь быть равнодушной.
- Да у тебя на лице написано все. Ты не можешь лукавить, как Машка. Она и платье у тебя попросила, чтобы его завлечь. Ну и дура ты Валька, хотя и старше ее, а она…
 - А от тебя прямо хлещет ум и в кого ты такая умная?!
- Ладно тебе, я так к слову сказала, не обижайся. Он вас двоих надурит и уедет в свой Воронеж. Он там учится в летном училище и вспоминай, как звали.
- Катька ты такая маленькая, а злости в тебе…. И откуда ты узнала, что он с Воронежа? Ты, ты сама по уши влюбилась в него, вот тебя и колотит как в лихорадке. Вот и кажется тебе, что все в него влюблены. Страдаешь, так стой, молча, страдай! Что винить всех, и ничего мне на лице не написано, что ты могла прочесть.
Тут подошли парни и пригласили их на танец.
Валентина положила левую руку на плечо парня, который тут же обнимая ее талию, сказал:
- Микола. Так звать меня, а тебя я знаю, ты Валя у тебя братья всю слободу держат. Их все боятся.
Валентина ничего не ответила, она в такт музыки за-двигалась по деревянному полу, который был неровным и имелись щели, так словно двигалась по паркетному полу быстро, легко, мерно.
- Да с тобой одно удовольствие танцевать, какие движения, какая легкость! – говорил он ей, что говорил всем хорошеньким девушкам или с кем хотел поближе познакомиться. Она улыбнулась на его похвалу и через его плечо глазами про-должала искать Мишу. Ей не вновь слышала лестные слова в свой адрес, и  они ей наскучили. Она была возбуждена, но она обладала собой настолько, что могла наблюдать. Она увидела Мишу, он стоял в окружении ребят таких же молодых энергичных как он сам. Он все же резко отличался  от них выправкой солдата. Рядом стояла Мария в легком шелковом  платье Валентины  в горошек, которое развивалась на ветру и она кокетливо его поправляла. Валентина заметила, что Миша тоже следит за ней. Лицо зарделось, сердце радостно запрыгало внутри.
Когда закончились танцы, Валентина не дожидаясь Катю и Марию пошла домой. Настроение было хорошее, ведь она была уверена, что Миша пойдет ее провожать, она слышала сзади шаги, не оглядывалась. «Вот еще чего, буду я оглядываться, чтобы подумал, что я за ним страдаю» - думала Валентина, и шаг не ускоряла, сзади тоже старались не обгонять ее.
Когда она открыла калитку, ее окликнули. Тревога сразу появилась в теле. Это был посторонний голос и совсем не Мишин. Она быстро овладела собой, и повернулась, уже уверено смотря на двоих ребят. Один из них был, как он себя назвал, Микола, второй был незнакомый Валентине.
- Я слушаю? Что вам нужно? Я вас не звала! – эффектным тоном сказала Валентина.
- Погодь не кипятись, мы  просто погутарим, - сказал парень с папироской в зубах. Было уже довольно темно, но Валентина разглядела его нагловатое, длинное лицо и с горбинкой нос, маленькие углубленные глаза. На украинца он мало был похож, но акцент был украинским. Он ни шел, а как туча надвигался на Валентину, оставляя позади своего друга Миколу, который был на полголовы ниже его. Микола пытался его остановить, схватив за рукав развивающегося на ветру легкого пиджака. Он вывернулся, сплюнул в сторону папиросу. Небрежно щелчком отряхнул рукав пиджака, словно Ми-кола его запачкал, и широко шагая в широких штанах, вплотную подошел к Валентине, дыша пьяным перегаром на нее. Она сразу вспомнила, что у нее в ридикюле лежит пудреница, где полно рассыпчатой пудры. Она открыла ридикюль достала пудреницу. – Ты чё, красавица копошишься в ридикюле, деньги ищешь? Шось ты непонятная такая, - сказал он, грубо схватив ее ниже пояса, и хотел поцеловать. Валентина в это время открыла пудреницу, выложив себе на ладонь всю пудру, хладнокровно дунула ему в лицо и круговыми движения-ми втерла ему в глаза в нос и рот. От неожиданности и боли в глазах он отскочил от нее и что-то непонятное начал кричать, задыхаясь кашлять, чихать, матерится.
- Микола, что стоишь, иди-ка сюда я и тебя одарю. Да и братьев обязательно попрошу, чтобы вам оказали внимание!
- Я, а я чё, я не дурак. Он сказал, что …
- Иди-ка вон отсюда, а то не ровен час, собака выскочит, слышишь, как рвется к вам.
- Валя это ты? Кто там с тобой? Что за шум? – послышался голос Евфросинии в приоткрытых дверях.
- Сейчас мама иду, -   сказала Валентина и зашла  в калитку.


3.

Валентина могла постоять за себя, не надеясь ни на ко-го. Она не пряталась за спины братьев, да они уже оба были женаты и все их подвиги были позади. Что, касаясь Ивана, он уже жил в Ташкенте. Она с тринадцати лет, можно сказать, работала и жила у чужих людей. Поругавшись однажды с Харитоном, она уже не вернулась домой. Работая почтальоном, всех собак во дворе прикармливала, да и бродячих собак не оставляла. Бывало, разносит письма, а приходилось по три километра ходить, купит булку хлеба и щепает ее по дороге. Летом и по грязи и по пыли приходилось ходить, а во дворе злые собаки, пока дозовется до хозяев дома, собака рвется с цепи к ней, она кинет немного хлеба, та и замолчит. Или сядет на лавочку возле калитки, чтобы с порванной обуви песок или грязь вычистить, тут же появятся несколько собак, она и им отщипнет хлеба. Хозяева удивлялись, почему это собаки перестали гавкать не нее, она знала, почему, но не говорила.
Был и такой случай, став постарше зимой в капроне в мороз свыше тридцати градусов пошла на танцы и чуть не отморозила ноги. Прибежав домой перепугав Евфросинию и Харитона, прыгала от боли, кричала, что сильно шипят ноги. 
Увидев красные опухшие ноги Валентины, Харитон быстро оделся и побежал до соседа Серика. Он знал, что у него всегда имеется спиртное.  Евфросиния пыталась снять с нее капрон, но тщетно, Валентина бегала по комнате, приседая от боли.
Вернувшись от соседа, Харитон посадил на табуретку Валентину и стал натирать ноги сначала снегом, затем водкой.
Когда Валентине исполнилось шестнадцать лет, брат Иван  подарил ей гитару, так она с ней не расставалась.  Евфросиния смеялась, говорила, что же ты бренчишь на гитаре, отдай людям, которые умеют петь.
В марте месяце пришла телеграмма от Ивана, он сообщил, что Мария родила сына и ей нужна помощь. Просил, чтобы Валентина приехала к ним.
Валентина согласилась ехать в Ташкент, она еще нигде не была, ей было интересно увидеть Ташкент, тем более что все говорили, что это хлебный край. 
Валентина приехала в Ташкент в то время, когда был праздник, со всех сторон звучала узбекская национальная музыка с музыкальных инструментов – карная, сурная и доира, созывая людей на праздник.
Узбекистан – это страна, в которой трепетно относятся к традициям и своей культуры.
Ташкент делился на два города «старый» и «новый»  грань между старым и новым городом была разительная. В новом городе кирпичные двухэтажные, трехэтажные купающие в зелени  дома. Дороги асфальтированы, по которым  ходят легковые и грузовые машин, автобусы. Так же на дорогах трамвайные линии,  по которым ездят шумные трамваи.  Широкие аллеи, вдоль которых большие деревья.  В старом городе обветшалые дома, узкие улицы с неудобными кирпичными тротуарами, коварно обдающие грязью прохожих в ненастную погоду.
На улицах города можно встретить верблюда и ослика, на которых ездят или везут товары.   
Также здесь смесь одежд и лиц.
Мужчины, европейской национальности носят пиджаки, фуражки, галстуки, начищенные до блеска черные туфли. Мужской узбекский гардероб  чапан – это стеганый халат, не имеющий пуговиц и обязательная подвязка бильбог – платок, сложенный в виде треугольника. Цвет его яркий и отличается от цвета чапана. Халат одного фасона для мужчин всех возрастов. Он прямой с рукавами и разрезами по бокам. Под чапаном прямая рубашка и шаровары зауженные книзу - иштон. В праздничные дни мужчины подпоясываются бархатными кушаками, расшитыми бисером и золотом.
Обувь мужская – туфли на высоком каблуке с приподнятым к верху носом – кавуш. Ичиги или махси – сапоги без каблуков с мягкой подошвой. Их надевают вместе с кавушами, которые при входе в помещение снимают, оставаясь в ичигах.
Обязательный предмет узбекского гардероба – тюбетейка.
Отличительная особенность узбекского костюма яркие красочные узоры на тканях. Ткани для пошива одежды хлопок, атлас, бархат и велюр.
 Для теплого времени года изделия изготавливают с шелковой подкладкой, а для зимы делают толстую подстежку.
Халаты, туники и тюбетейки украшают вышивкой.
Самый главный предмет в женской одежде – это платье прямого покроя в виде длинной туники с рукавами. Женские платья и шаровары из натуральных тканей с неповторимым узбекским орнаментом. Обувь узбекской женщины полузакрытые кожаные или замшевые туфли на маленьком каблуке с узкими носами. Когда на улице прохладно их надевают поверх ичигов. Голову женщины покрывают платком или надевают тюбетейку. Часто используют по два платка. Один сворачивают в виде шарфа и обвязывают им лоб, другой набрасывают на голову. Украшение кольца, браслеты из золота и серебра. На них наносятся обереги,  защищающие семью женщины.
Главная атмосфера Ташкента колоритный облик базарного люда и неповторимый драйв восточной торговли, ощущение прелести восточной сказки и национальной культуры.
Восточные базары шумные, многолюдные, повсюду запахи шашлыка, плова, ароматы продаваемых специй, свежих лепешек, восточных закусок. Это еще с древности место сбора население, где торговали, делились новостями, встречались с друзьями и родственниками, засиживались в чайханах. Рынки заполнены всеми видами свежих фруктов и овощей, диковинных сувениров, ремесленных изделий, а тек-стиль манит яркими красками. В рядах восточных сладостей: халва, нуги, лукума и шербет, знаменитая пахвала.
Атрибут восточного рынка – торговля: торговаться необходимо и интересно, цену удается сбить вдвое ниже заявленной.
 Иван с Марфой жили в большой трехкомнатной квартире на первом этаже двухэтажного дома. С кухни и спальни выходила большая терраса, где стоял большой диван и два кресла, столик на маленьких ножках на полу толстые корпешки.
Марфа встретила Валентину со слезами, упреками, что Иван ей не помогает, что все время находится на работе, а ей приходится возиться с ребенком все двадцать четыре часа.
Валентине не терпелось посмотреть на племянника, она помыла руки и, недослушав, зашла в спальню. Там на кроватке спал маленький человек, вытащив ручонку из пеленки, сладко причмокивал свой кулачек. Она захотелось взять его на руки, но Марфа замахала руками и буквально вывела ее из комнаты. Валентина недовольно села на стул возле большого стола и положив руки на стол, наклонив голову на руки, сказала:
- Я просто хотела его подержать…
- Не переживай ты так, еще нанянчишься, - улыбаясь и обращаясь к Валентине, сказал Иван. Потом посмотрев на Марфу, добавил, - Накорми гостя, а потом можешь рассказывать о своей доле несчастной, а мне пора на работу.
- Ты не можешь задержаться даже когда к тебе приехала сестра…, это невыносимо,- надрывно произнесла Марфа и села на стоящий в углу зала сундук.
- Ты накорми Валю, а потом садись на свое любимое место! – глянув на жену, которая сидела на сундуке, укутавшись в пуховую шаль при комнатной температуре 27 градусов, в шерстяных  вязаных носках.
- Да, я не хочу кушать, - сказала Валентина, думая, что здесь происходит, вроде не кричат, не ругаются, но от их разговора веет северным холодком. «Да и Марфа, укутанная как в сорокаградусный мороз. И почему он сказал, что это ее любимое место?!» - размышляла Валентина.
Когда Иван ушел, Валентина почувствовала голод, в желудке предательски урчало. Она зашла на кухню, оглянулась думая, что Марфа последует за ней и что-нибудь поста-вит на стол, но Марфа сидела все на сундуке. Валентина шумно открыла кастрюлю, которая стояла на печи. Там была непонятная еда, толи вчерашний суп, который вот-вот вздуется или варево для собаки, которая жила в будке рядом с хозяйственными пристройками.
- Марфа пошли, покушаем что-нибудь, - предложила Вален-тина, надеясь, что она вспомнит, что у нее в доме гость. Не услышав ответа, Валентина подошла к Марфе и, дернув ее за шаль, произнесла:
- Слушай сноха, ты меня кормить будешь?! Или я сейчас пойду на работу к Ивану и скажу, что ты в глубокой депрессии и тебя надо лечить!
- Дома жрать нечего, а он только по бабам ходит, да водку пьет, - зарыдала Марфа.
- Я здесь причем, ты меня голодом держать будешь? Да и ребенок твой там плачет, а ты здесь сидишь, - сказала Вален-тина и пошла в спальню к ребенку, следом подошла Марфа взяла ребенка и начала кормить грудью.
Валентина вышла во двор вылила собаке содержимое кастрюли и зашла домой. Марфа поставила чайник на печь и, глянув исподлобья на Валентину, сказала:
- Сало будешь?
- Давай, я люблю сало. Да я могу сварить что-нибудь, можно картошку поджарить. Да, давай на сале поджарим, сами наедимся и Ивану оставим.
Рано утром Валентина проснулась от громкого причитания Марфы, она соскочила, сунула ноги в тапочки и на хо-ду, надевая халат, выскочила в зал. Иван, закрыв ладонями лицо, сидел на кресле, а Марфа бегала по комнате, распустив волосы, причитала.
- Что произошло? Что за вопли? Марфа, тебя Иван обидел? - закидала вопросами Валентина, близко подойдя к Ивану.
- Девочка моя, любимая сестренка, милая…! Нет нашего сыночка! Утром Марфа проснулась и пошла, глянуть, а он уже холодный, - давя рыдание, которое стояло колом в горле, произнес Иван и, обняв Валентину, зарыдал.
Валентина прижалась к нему и сказала:
- Братик, Ванюша, родной, я не знаю, как тебя утешить, что мне сделать, чтобы разделить с вами боль, мне тоже очень жалко, моего племянника. Надо доктора вызвать, может….
- Конечно, я пошел и милицию тоже.
- Я с тобой, - твердо заявила Валентина.
- Нет, останься с Марфой.
- Марфа дома, а ты в таком состоянии идешь, даже больше ничего не говори. А ты Марфа пошли кого-нибудь к тетке, пусть придет.
Валентина сидела во дворе, положив гитару рядом, вела тихую беседу с собакой, подкармливая ее пловом.
- Да, Тузик, теперь я поняла, Иван говорил точно, что люби-мое место Марфы это сундук. Там несметные богатства что ли?! Сидит она там день и ночь, словно бережет что-то! Да и прав брат, у них все есть и кушают они хорошо и одежда вся богатая, а она сидит в халате и ничего делать не хочет, только ворчит. Как мне уже надоело все это. Уеду я домой, не хочу здесь оставаться. Братик говорит, работу мне найдет, Марфа соглашается с ним, а он уйдет, она ворчит на меня, гонит до-мой.
Вдруг Валентина услышала скрежет тормозов машины. Она резко обернулась и увидела, как девчонку заталкивали в легковую машину. Девочка сопротивлялась и плакала. Валентина не задумываясь, подскочила к двум мужчинам, которые пытались, словно вещь, которая не влезает в дверцы запихать девочку в автомобиль. Валентина схватилась за девочку и, пиная их, кричала. Один из мужчин отпустил девочку и подошел плотно к Валентине, угрожающе что-то сказал по-узбекски.  Но она, не обращая на него внимания, оттолкнула второго от девочки, он, не ожидая от нее такого, тоже отпустил девочку.  Девочка пугливо спряталась за спину Валентины.
- Уйди отсюда и я тебе ничего плохого не сделаю, - сказал молодой мужчина в вышитой золотыми нитями тюбетейке с тонкими усами и красивыми черными глазами.
- А ты мне и так ничего не сделаешь, - вызывающе сказала Валентина, - я скажу Ивану, что ты мне угрожаешь, а мои братья не любят, когда меня обижают.
- Иван твой брат?!
- Да, - твердо сказала Валентина, взяла девочку за руку и завела к себе во двор.
- Как тебя звать? – спросила Валентина у девочки, когда машина отъехала.
- Зухра, - заплакав, сказала девочка.
- Ты не бойся, мой брат тебя защитит.
- Нет!
- Защитит, защитит, я знаю. Что они хотели тебе сделать? Это плохие люди?
- Нет
- Как неплохие, они же…
- Они хотели украсть меня, - уже спокойнее сказала девочка.
- Ну, вот. А ты говоришь, что неплохие…
- Я знала, что они меня украдут, отец уже получил калым. Теперь я боюсь идти домой.
- Странно ты все говоришь, - сказала Валентина, удивленно смотря на девочку, которой было всего четырнадцать лет. В этот момент перед ними буквально вырос мужчина. 
Зухра испуганно соскочила с места, от тюбетейки расшитой узорами спускались до пояса блестящие черные косички, юное тонкое тело трепетало, серебреные браслеты казалось вот - вот слетят с тонких рук, большие золотые круглые серьги никак не соответствовали с ее смуглым бледным лицом. Вся она была нескладной, угловатой.
Мужчина недобро посмотрел на нее и пошел. Она, опустив голову, покорно шла за ним.
- Зухра, ты куда?! – изумленно спросила Валентина.
Зухра тупо шла за мужчиной, ни разу не посмотрев на Валентину. Валентина дернула ее за рукав платья.
- Уйди, - сурово сказала Зухра.
- Да ты не бойся, идем со мной, - не унималась Валентина.
- Это папа, нельзя тебе идти со мной, - зашептала Зухра. – Иди своей дорогой, я потом скажу. Уходи!

4.

Иван, уставший после работы, не захотел сразу заходить домой, присел на лавочку и, положив голову на высокую спинку, смотрел в небо. Небо было чистое совсем без облаков. «Да, хотя бы слабого ветерочка. Жара невыносимая. Виски давит, словно в тисках зажаты. Завтра еще предстоит на хлопковые поля идти с людьми разговаривать. Разговор предстоит тяжелый посевная в разгаре…» - размышлял Иван, когда к нему подошел сосед.
- Здорово Иван, о чем сегодня думаешь, начальник – подавая Ивану руку, спросил сосед. Он был старше Ивана и всегда навеселе. Казалось, что он не просыхал от спиртного. У него было семеро детей так же с ними жила его мать. Жили они бедно, даже очень, но ему и дело не было, чем будет питаться его семья. Если ему попалась копейка, он тут же находил еще нескольких таких же, как сам друзей и сразу в чайхану. Одежда на нем была сборная: прямая рубашка, сверху которой тонкий пиджак с замусоленными рукавами и карманами; шаровары, зауженные книзу; на ногах потертые туфли с узкими концами. Лицо, опухшее не бритое, красный тонкий нос с прожилками синевы, руки с грязными ногтями.
- Здорово, Володя! Где успел похмелиться? – подавая ему руку, сказал Иван, поднимаясь с лавочки.
- Это еще с утра, вот голова болит…
- О чем же твоя буйная головушка болит? Небось,  чем семью кормить?
- Иван, вот ты такой весь с галстуком при …
- Знаешь, у меня тоже голова болит, пойду я. А ты не мучайся, приходи завтра на поля, рабочих рук не хватает.
- А ты меня че возьмешь в контору, где платят хорошо?
- Нет, я тебя порекомендую, кем ни будь на поле, чтобы ты заработал немного денег для того, чтобы твоим детям было что ни будь покушать.
- Лады, приду, - утвердительно сказал Володя. Но Иван знал, что он не придет, не первый раз обещает.
- Я жду, - сказал Иван и направился домой.
- Иван, а гитару че не берешь это же Валькина? – поднимая гитару из-под лавки, сказал Володя.
- Вот это да, что это она ее оставила? Интересно, она же с ней не расстается. Я даже и не заметил. Почему под лавкой? Тебе не кажется, что такое впечатление, что брошенная? – Спрашивал Иван с внутренним волнением. Что-то нехорошее промелькнуло, но он успокоил себя, видно забежала домой, сейчас выйдет.
- Да заранее не накручивай себя. Дело молодое - многозначительно сказал Володя.
Иван зашел домой и первое, что спросил у Марфы, где Валя. Марфа вскипела:
- Тебе сестра затмила глаза. Я здесь одна целый день жду, когда придет муж и спросит как мое здоровье, а он сестра где? Домой ее уж надо отправлять. Принесет в подоле, что делать будешь? - Начала истерически причитать Марфа.
- Ты бы спустила свои ножки на пол и лучше бы приготовила что-нибудь покушать. Хватит уже наседкой сидеть целый день на сундуке, а еще лучше достало бы оттуда наряды и хотя бы, вышла на улицу проветрила их, состаришься и не сможешь походить в них. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты бы-ла здорова и любила меня тоже, но сейчас меня правда волнует Валя. Где она может быть? Она оставила под лавкой гитару и куда-то ушла.
- Да это странно она никогда не расставалась с гитарой. Может, кто видел, куда она пошла? – равнодушно сказала Марфа.
- Куда она пошла? У нее подруг нет здесь, - какое-то неяcное волнение отразилось в словах Ивана. Его посетила смутная тревога.
- Небось, кавалера нашла, - фыркнула Марфа, тяжело вставая с сундука, даже как-то переваливаясь.
Иван не стал перечить жене, зная, что сейчас посыплются шквал обвинений и горькие причитания о ее нелегкой судьбе. «Когда она успела с веселой задорной девчонки, стать сварливой бабой. Ведь все для нее, а ей все мало. У других в доме не всегда хлеб есть, у нее в ведрах колбаса залита салом. Шубы, золото. Ой, Марфа свела ты меня с ума, детишками тебя надо засыпать, может, будет, чем заняться» - думал Иван. Он посмотрел на часы, и тревога защемила грудь, в го-лове пронеслось: «Нет, не гуляка моя сестра. Что-то, по-моему, неладное….  Бросить гитару и куда-то пойти не в ее стиле…»
- Ты готовь, ужин,  - обратился он к жене, - а я все же посмотрю, где моя сестренка. Что-то мне тревожно и с этими словами Иван вышел во двор. Сумерки сгущались быстро, Иван прошел несколько кварталов, но Валентины не было ни-где. У него появилось ощущение отчаяния. Он вернулся во двор. Кругом стояла тишина. «Пойду домой, если не пришла, успокоюсь и подумаю, может, что в голову придет!» - размышлял Иван. Подойдя к двери, он остановился…, за дверью было тихо. Паника полностью овладела им, он боялся услышать: «А ее нет!» Не в силах зайти в дом, он вышел во двор и сел на лавочку.
- Че сидим? Че высиживаем? Аль мне не хочешь чего сказать? – услышал он голос жены. Ты думаешь…
- Валя дома?! – взволнованно смотря на жену, произнес Иван.
- Нет, Иван идем до дому. Давай вместе подумаем, ведь я тоже переживаю за нее. Или ты мне не доверяешь?
- Нет, нет! Ты у меня быстро соображаешь, извини меня, я за переживанием совсем …
- Ну и хорошо. Пошли, подумаем, размыслим, не следует сгоряча дрова рубить.
- Нравится мне, когда ты становишься Марфушкой той задорной и хваткой…,  - у Ивана даже искорка в глазах засветилась, по телу прошла далекая нежность к жене. Появилась в голове ясность, решимость действия и надежда наудачу. Он шустро встал с лавочки,  прижал ее к себе и шепнул - ты самая лучшая на свете, ты сама не знаешь, что делаешь со мной, я так сильно люблю тебя.
Иван только закрыл глаза, как нужно было уже вставать. Всю ночь он прислушивался к любому шороху во дворе, но предательская тишина давила грудь. Даже листья деревьев не перешептывались, казалось, все вокруг, затаившись, ждало беду.
Марфа уже встала и с несвойственной ей быстротой наде-вала на себя пестрое платье, которая подчеркивало чуть рас-полневшую ее фигуру. Затем припудрившись и накрасив губы, решительно подошла к стоявшим у входных дверей туфлям на высоком каблуке. Иван, любуясь своей женой, спросил:
- Завтракать будем или так пойдем?!
- Иван ты не хуже меня понимаешь, что нужно торопиться пока женщины в своих дворах убирают, а их мужья еще спят, с ними можно будет поговорить. Я и так проспала, ты ворочался всю ночь, сам не спал и мне толком не давал. Все мне некогда, что узнаю, в обед тебе скажу. А ты обязательно при-ходи на обед и сам, если что узнаешь, мне скажешь. Я тоже волнуюсь.
Иван не смог ужинать, он оделся и вышел во двор почти сразу после жены. Во дворе уже стояла машина с открытым капотом. Водитель, нагнувшись, что-то разглядывал внутри капота. Рядом стоял уже похмелившийся Володя. Увидев Ивана, он оживился и, потирая руки, подошел к нему.
- Че едем на работу, я вот с утра выглядываю тебя, чтобы не пропустить, ты же обещал устроить меня на работу. Я сказал жене так она ни свет, ни заря выставила меня.
- А когда успел – то опохмелиться. От тебя за версту идет шлейф…
- Так я говорю, выставила, ты еще спал, а я вот с твоим водителем … 
- С водителем?!
- Товарищ начальник, не слушайте его, он мне уже всю плешь проел, все хочет сесть в машину, говорит, что Вы ему позволили…, - начал оправдываться водитель.
- Понятно Лязиз, - остановил его Иван, усаживаясь в авто-мобиль - для рассуждений нет времени. А ты Володя, приведи себя в порядок, а потом подойдешь.
- Так меня жинка сожрет, если я…
- Все поехали, - захлопнув дверцу, сказал Иван водителю.
Ехать было довольно долго, водитель завел разговор, чтобы скоротать дорогу, но Иван был неразговорчив и отвечал коротко невпопад.
- Иван Михайлович, что Вы сегодня неважно выглядите как день ненастный, сумрачный.
- С чего ты взял? У меня все нормально, - ответил Иван и задумчиво сказал, - если можно сказать это нормально. Норма, значит, значит, я в норме, сестра потерялась норма. Вот где ее искать?! Почему я сказал норма?!
- Иван Михайлович, Валя потерялась? Как потерялась? Ее не было дома?
- Лязиз, много вопросов у тебя…, а ответа, как и у меня, нет! Вот это гнетущая действительность. А мне на работу надо, а где взять силы…, - к горлу подошел ком и он, сдерживая скупую слезу замолчал.
Водитель резко затормозил.
- Мы сейчас едим в милицейский участок, - увидев на лице Ивана возражение, Лязиз, твердо продолжил, - у Вас сейчас потрясение и Вы реально не можете, извините, я не должен так говорить, но скажу мыслить. Я по образованию юрист. У меня есть знакомые, друг хороший работает следователем, мы сейчас к нему поедем. Не беспокойтесь, все это будет не-легально, и никто не узнает, кому не надо знать.
- Спасибо Лязиз, а мне не было времени даже узнать о тебе.
- Не оправдывайтесь, мы все немного эгоисты. Вы знаете, я тоже о Вас был другого мнение, а сейчас вижу ничто Вам не чуждо, так же переживаете, так же чувствуете. Да ладно не то время философию разводить.
Друга Лязиза звали Искандером, что в переводе обозначает защитник. Он был маленького роста, неулыбчив, даже какой-то хмурый. Одежда на нем была европейская, он весь был какой-то наутюженный, даже на нагрудном кармане выглядывал кусочек белого платка. Черные туфли казалось, не видели пыли. «Да, он же кабинетный работник. Этот не будет ходить по дворам, как же можно ему доверить поиск сестры?!» -  рассматривая Искандера, думал Иван. Искандер, словно прочитав мысли Ивана, сказал:
- Аккуратный человек во всем аккуратен. Вот вижу Вы работник не полей. На вас дорогой костюм, рубашка, галстук, на поле совсем другая одежда, но, тем не менее, Вы едете на хлопковые поля. Вы любите свою работу…
- Извините за мое …, - протягивая руку Искандеру проговорил Иван.
- Я так к слову сказал, - сказал Искандер. И сразу обращаясь к Лязизу, продолжил, - почему Вы решили, что с ней беда. Почему официально не хотите, я понял, это не совсем удобно Ивану Михайловичу.
- Можно просто Ивану, мне неудобно Вы старше меня, - поправил Иван Искандера.
- Не следует перебивать меня, - глянув сурово пронизывающим взглядом на Ивана, сказал Искандер.
«Вот это взгляд, да такому преступник сразу раскроется. Да, наверное, правильно мы решили к нему прийти» - подумал Иван.
- Иван, так Иван, так проще. В кабинет вас не приглашаю, там кругом глаза и уши. Рассказывайте, почему решили, что она не сама куда-то или к кому-то ушла, а именно пропала. Она русская. Воровать ее бессмысленно, безрассудно. – Увидев возражение на лице Ивана, Искандер продолжил. - Эх, друг Ваня, плохой ты разведчик на твоем лице все написано. Хочу еще заметить, ходить по дворам и спрашивать кто, что видел, не следует. Никто ничего вам не скажет, ни один узбек, даже дружески относясь к вам, не будет выдавать узбека – это правило первое. Правило второе – будьте бдительны и внимательны к соседям, кто-то из них может и видел, а может что-то сказать, что насторожит вас. Но свои эмоции или расспросы не делайте, иначе человек закроется и тогда из него клещами ничего не вытянуть. Вот запомните хотя бы эти правила. Вот про гитару сказали, ты же правильно сделал, ничем не выдал себя. Теперь мое дело, но если что-то подозрительное заметите, звоните или приходите.
Иван домой пришел поздно, но Марфа как нестранно не спала, на столе стоял подогретый ужин.  Иван даже брови поднял от удивления. Он понял это как хороший знак и восторженно спросил:
- Марфа, Валюша нашлась!
- Нет, Ваня, я просто понимаю твое чувство, и вот решила….
- Ясненько, - удрученно произнес Иван и пошел в ванну мыть руки.
- У меня ноги гудят, я отбегала столько сегодня километров. Знаешь, у наших соседей украли дочь, так они так рады, видно заранее договорились. А ей всего-то только 14 сравнялось. Понимаешь?
- Понимаю, что у соседей великая радость. Мне толку от этой радости. Тебе что из-за этого не спится?
- Грубый ты Иван Михайлович стал. Тебе все ни этак и ни так. Чтобы доброе слова сказать жене…. Все тебе не угодить.
- Уж, извиняйте, если усвоили, у меня сестренка пропала, вот нет мне дела до кражи девок!
- Тебе не для кого дела нет, - заплакала Марфа.
- Ладно, ладно, - прижимая к себе жену, говорил Иван сквозь тоску и печаль за сестру. Он оценил, что жена в тяжелую для него минуту поддерживает его, старается помочь. -  Идем, что ты там наготовила? Вкуснятина наверняка, аромат по всей квартире разносится, а я так кушать хочу.

5.

Валентина открыла глаза и долго смотрела в покрашенный зеленой краской потолок. Она не могла понять, где находится и почему так ноет спина. Повернув голову в бок, увидела сложенные доски вдоль серой стены. В ушах звенело, болела голова. Она встала, рассматривая помещение, где находилась. По всей вероятности это был сарай. Здесь сильно пахло кизяком, который аккуратно сложен возле автомобильных колес, чудь дальше была солома. Здесь же находился топчан укрытый множеством корпешек. Тут же в пыли находилась всякая домашняя утварь, узлы, ковры.
- И куда я попала?! И что это было?! – спросила Валентина у себя, разводя руками, осторожно ступая по покрытому соломой полу, внимательно рассматривая все вокруг. Подойдя к дверям, она толкнула их, чтобы выйти, но они были закрыты снаружи.
 Облокотившись, на сколоченные с неотесанных досок двери она задумалась. Тут же вспомнила.
 Весь день была духота, укрыться можно было, только в тени деревьев. К вечеру стало прохладно. Валентина вышла во двор, свежесть воздуха опьяняла, с клумбы доносился за-пах цветов. А великолепия цветущих деревьев урюка и абрикосов завораживало. В душе заиграла музыка, Валентина села на лавочку и стала подбирать на гитаре мелодию. Перед ней словно вырос парень. Он, смущаясь, чем подкупил Валентину, попросил воды, сказал, что дома никого нет. Валентина не задумываясь, встала и пошла за водой. Кто-то сзади салфеткой закрыл ей рот и нос. Она пыталась вырваться, но потеряла сознание. И все, дальше темнота. «Да, попасть я попала, да где же здесь выход. И что это могло бы значить?! - ломала себе голову Валентина. - Желудок предательски ворчит. Сколько сейчас времени? Сквозь щели пробиваются лучи солнца, значит день, а может утро, да скорее утро, днем здесь, наверное, дышать нечем будет. Да, в конце, концов, что меня как барана держат в хлеву. Я хочу домой! Я хочу домой! Хочу, хочу, хочу!»
Валентина застучала в двери, затем начала ногами тарабанить по двери. Прислушалась…, но никакого шума не услышала. Она начала кричать: «Откройте двери! Я сказала, откройте двери! Эй, люди, где вы, откройте дверь!» В ответ зловещая тишина. Она сползла по двери и сидя на корточках думала: «Может меня тоже украли и хотят сделать 10 женой?! Да я же не их веры! Что они хотят от меня?! Ой, мамочка, что же мне делать?! Ваня, где ты? Я больше никогда не приеду в ваш Ташкент. Отпустите меня, я ведь ничего плохого вам не сделала!» Она ходила по помещению, заглядывала во все щели, но так и никого не увидела. Весь ужас своего положения, всю безысходность, весь мрак встал перед глазами Валентины, поняв, что влипла так же как Зухра. «Ее-то я выручила, а сама…, нет, нет, не хочу так думать». Валентина села на топчан и уставилась в одну точку. Незаметно для себя уснула.
Проснувшись, она увидела придвинутый к топчану маленький столик с короткими ножками, на котором стояло большое блюдо плова, рядом кисюшка зеленого чая и разорванная на несколько частей лепешка.
Валентине стало обидно, что она проспала и не виде-ла, кто принес ей еду, она заплакала сначала тихо, а потом навзрыд. Успокоившись, она, придвинув столик, приступила к еде. Она часто это делала, если ей нужно было что-то обдумать или что-то решить.
«Интересно, что за доброжелатель притащил меня сюда, да еще решил накормить?! Да неплохим обедом, а может ужином, не ведаю сего. А где мои…, вернее Ивановы часы. Вот же получу от Ваньки, это же золотые часы, да еще именные. Он же мне говорил, что там застежка неважная и все хо-тел в мастерскую отдать, да времени все не было…, вот и нашлось время! Вот задаст он мне. И кому я понадобилась?!» - размышляла Валентина. 
Ее размышление прервал шум возле дверей. Валентина быстро шмыгнула на топчан  и претворилась, что спит. Кто-то зашел и крадучись подошел к ней. Затем присел на топчан и задышал в лицо. Запах пота выдавал, что это мужчина. Валентина открыла глаза, быстро поднялась, хотела бежать. Мужчина тоже встал, удерживая ее за руки.
- Куда собралась? Не глупи!
- Пустите меня! Что я Вам сделала? Я…, я буду кричать! - закричала Валентина.
- Кричи, пожалуйста, если хочешь. Здесь вокруг никого и ничего нет, так что развивай голос, - спокойно ответил мужчина.
- Я же не Вашей нации, меня нельзя воровать!- вырываясь от крепко держащих в запястьях рук, громко крикнула Валенти-на.
- Ты бы вспомнила, что не нашей нации, когда мне мешала! – сверкнув глазами, сквозь зубы сказал мужчина.
Валентина посмотрела на него и поняла, что это тот который воровал Зухру. Она перестала вырываться и произнесла:
- Так это Вы? Вы решили меня своровать вместо Зухры?! Вот это поворот…
- Нет, я решил вас обеих своровать.
- Но я не Зухра и за меня придется ответить. Иван найдет меня…
- Не так просто найти тебя. Как ты себе представляешь? Твой Иван волшебник, ткнет пальцем и скажет, здесь находится моя драгоценная сестра. Нет, мы не в Ташкенте, мы в селе в глухом, здесь никто никого не найдет. Но твое упрямство и притягивает меня, ты не только красива, ты разумная и смекалистая не погодам. И ты будешь моей женой. Это я так сказал!
- Милиция…
- Вся куплена моим отцом, никто еще раз повторяю, тебя не спасет. Да, Иван влиятельный человек, да и отец тоже ему обязан, но ни кто не знает, что ты здесь, ты мне запала в душу и я никому не позволю тебя у меня забрать!
- Если так важна я Вам, Вы должны поговорить с моим бра-том. Я надеюсь если Вы богаты и влиятельны, Иван не будет против, а его жена даже обрадуется, если кто на мне женится.
- Хорошо девочка! Я подумаю! А сейчас мы с тобой поиграем в папу с мамой, - он подошел к Валентине, схватив ее правую руку и притянув к себе, прижал ее к стенке.
Валентина машинально, высвободила свою левую руку и сильно ударила его по лицу. Это произвело на него такой неожиданно - ошеломительный эффект, что он отскочил и подпрыгнул как молодой жеребенок в сторону от нее, потрясенный, выбитый из колеи он несколько минут не мог прийти в сознание, что женщина ударила его по лицу. Оскорбив его мужское достоинство.
Этим воспользовалась Валентина, она выскочила из помещения, увидев машину, запрыгнула в открытый багаж-ник. И только хотела захлопнуть его, услышала шаги. Она машинально набросила на себя лежавший там брезент и еще что-то затаила дыхание. Лежа в багажнике, она слышала быстрые шаги, которые отдалялись от нее. Затем прерывистое горячее дыхание близко, близко от себя. Она успела подумать: «Ну, вот и конец мне. Он убьет меня! Надо было бе-жать, а я…». Но тут захлопнулся багажник.
Усевшись в машину, он включил зажигания и закричал: « Эй –й! Не быть мне Жасуром, если я упущу тебя! Ты меня оскорбила! Я найду тебя! Ты девчонка, знай я Жасур!»
Дорога была с ухабинами, в багажнике все болталось, стучало, но Жасур гнал машину и отчаянно кричал: «Ты где?! Где же ты спряталась?! Пойми, ты себе хуже делаешь, скоро стемнеет, где ты отчаянная девчонка будешь спать. Глупая, наивная.… О, аллах помоги мне, найти ее!»
Это еще не все! Когда остановилась машина, Валенти-на не знала, что делать. Она слышала, как вышел с машины Жасур, как он куда-то ушел и больше никакого шума. Она попробовала открыть багажник, но он не поддавался, все попытки были ничтожными. Дышать было все труднее, нестерпимо хотелось пить.

6.

Иван вышел на улицу и сразу увидел как его водитель, отсчитав денежные купюры, подал их в руки соседу Володе, который едва стоял на своих ногах.
«Интересно, для чего он дает ему деньги, да еще не-малые. Он тут же их пропьет. Спросить или промолчать?! Не, что же это творится за моей спиной?! Какой интерес…» - удивленно подумал Иван.
- Иван Михайлович здравствуйте! Что Вы стоите? Что-то забыли? – спросил Лязиз, открывая дверцу машины, для Ивана.
- Иду, - буднично сказал Иван, обнаружив, что стоит возле машины.
- Иван Михайлович, нам надо заехать к Искандеру. Я узнал кое - что и думаю это связанно с Валентиной!
- Что?!  Когда?! – нетерпеливо спросил Иван.
- Вы видели, что я дал деньги Володе, так вот это за ваши золотые часы…
- Не понял? Какие часы и почему именно мои?
- Видите, они именные, поэтому я понял, что они Ваши, - подавая Ивану, часы сказал Лязиз. Володя рассказал, несвязанно, правда, но я понял. Когда первый раз воровали невесту с Вашего дома, вмешалась Валя. Им не удалось своровать, а ее отец уже получил калым. Он был зол на Валю. Кричал, бил жену и дочь, что та упиралась и не хотела ехать с ними. Когда они второй раз приехали, он не видел, но обнаружил часы. Поэтому вполне возможно, что они украли и Валю. Володя, конечно, не знает, что это Ваши часы, он предлагал выкупить часы отцу девушки, но тот только махнул рукой и ушел. Я ему дал приличную сумму, ну сказал, что узнаю у жены, сколько он отдал ей денег и если не все, я сам с ним разберусь. Он трусоват, я думаю, отдаст жене.
- Свежо придание, да верится с трудом! Да, а зачем нам ехать к Искандеру? Давай сразу к отцу девушки, - скомандовал Иван.
- Позвольте с Вами не согласиться! Мы только дров наломаем. Пусть компетентные органы занимаются.
- Хорошо едем. Да не знаю я что делать?! Мне нужна сестра живая и здоровая!
- Все будет хорошо, я Вам обещаю!
- Ой, не знаю…
Мать Зухры была довольна предстоящей свадьбой. Она считала, что Зухра будет жить счастливо с богатым мужем, и в подробностях рассказала Искандеру, где они живут и какая у него машина.
Когда они подъехали к указанному дому, там стояла по описанию эта машина. Иван хотел выйти с машины, но Искандер задержал его. Мы будем ждать, когда подойдут к этой машине. Увидев лицо Ивана, сказал, что не следует торопиться, что ему нечего предъявить подозреваемому. Идти домой к нему, это тоже неверно. Даже если Валентину он украл, дома он ее держать не будет. За ним нужно проследить. Ждать пришлось недолго. Из дома вышли трое мужчин с узлами, поставили узлы возле багажника, двое сели в машину, а один открыл багажник и отскочил от него.
- Ой, не верится мне в такую удачу, - быстро выходя с машины, сказал Искандер.
Следом выскочил Иван.
Валентина лежала в багажнике, словно неживая.
Искандер подошел к водителю это был Жасур. Он спокойно, даже как-то важно вышел с машины, вопросительно посмотрел на Искандера и, показывая всем видом, что ему недосуг разговаривать с кем либо, произнес:
- Добрый день, если он добрый, для меня так неудачливый.
Искандер предъявил удостоверение. Жасур махнул рукой, с ноткой грусти проговорил:
- О, аллах! Устал я, у меня на носу свадебные хлопоты. Я слушаю, что я сделал не так?
В это время Иван с Лязизом стояли возле багажника машины. Иван разумом помнил, что честь коммуниста не позволяет ему самосуд. Он разрывался на части: в душе бушевала буря мести; страх за сестру, которая лежала в багаж-нике, не подавая признаков жизни, он боялся страшного неповторимого; сердце стучало, кулаки произвольно сжимались. Он если бы мог, молился за спасение сестры.
Несколько минут Ивану показались часами ожидания. 
И вот в воздухе прозвучало:
- Варя! Милая, что же ты лежишь? Вставай сестренка! Вставай-й-й-й!
Валя открыла глаза и мигом оказалась возле Ивана. Она обхватила крепко его шею и целовала милое лицо брата. Заметив слезы на лице брата, бодро начала причитать:
- Ваня дорогой, не переживай, я притворилась, что умираю. Со мной ничего не делали, даже неплохо кормили. А держали меня в сарае. Да ладно уже пошли домой. Ой, не хочу я здесь и минутки оставаться. Он мне предлагал замуж, говорил, что я буду любимой женой. Ванечка не стой как забитый в землю столб, я живая, Иван! 
- Эх, всыпать тебе живой, да уж сильно я тебя люблю. Ду-мал, что же я скажу маме, а ты замуж…, - еле приходя в себя, пробормотал Иван, и крепко обняв сестру, словно проглотив ком в горле, прокашлялся Иван.
Едва они зашли домой, как с шумом открылась дверь, и буквально влетел Жасур, чуть не свалив Ивана  с ног. Следом важно зашел его отец. Это был солидный мужчина  пяти-десяти лет. Одет по европейски, элегантно, умеет себя подать. Усы и аккуратно подстриженная борода, густые брови еще не тронуты сединой.
- Здрасти и вам!  - сказал Иван, вопросительно смотря то на одного, то на другого.
- Слушайте, Иван Михайлович, мой сын потерял голову, ему ее снесла Ваша сестра. Мы хотим мира, не надо ругаться…
- Вас отпустили идите с миром. Я не против, получилось, как получилось. Моя сестренка здорова и мне больше ничего не надо. Мы тоже не хотим скандала. Проходите, поговорим, - дружелюбно сказал Иван. – Сейчас жена накроет стол и мы …
- Мы с удовольствием, но в другой раз, нас ждут во дворе, - сказал отец Жасура и попытался вывести Жасура, но Жасур, ловко увернувшись от отца, прошел вглубь комнаты.
Отец вышел. Не успела закрыться дверь как тут же за-шли двое крепко сложенных мужчин и, подхватив Жусура, буквально вынесли его во двор. Он, барахтаясь ногами, которые не доставали пола, крикнул:
- Вы все одно будете моя. Валяжан я люблю Вас, я найду при любых условиях Вас!
Марфа была очень напугана. Она сидела за столом маленькая, не расчесанная, живое подобие ерша. Когда Валентина рассказывала о случившемся с ней, Марфа неистово крестилась.
 Иван не стал дожидаться следующих неприятностей и в тот же день отправил Валентину домой.

Глава 5

1.
Михаил пришел домой сел на табурет и молчал. Сестра  Милана младше его на три года, но по-женски более разбирающаяся в жизненных ситуациях, заметила перемену в его поведении. На его лице было разочарование, смятение, грусть в тоже время нежность, сладость. Он был счастливо потерянный.
Она подошла к брату и, обняв его сзади за плечи, сказала:
- Милый братик, как сильно на тебя давит весна. Ты как мартовский кот,  влюбился и ждешь…
   Увидев в задорных карих глазах сестры лукавство, Михаил произнес:
- Дорогая сестренка, откеле Вам понятно про мартовских котиков?! Да будет вам известно, что на улице конец мая. Что будет лето, прекрасная пора для девочек, которые заплетают косички и свой курносый носик …
- Вы парни хоть и старше девчонок, но будет вам известно, что женский разум намного лет бежит вперед мужского. Да будет вам понятно, мы взрослеем быстрее вас, в нас заложена хитрость, и мы ловчее выходим из ситуации. 
- Милка, ты, что это загордилась. Да будет вам известно, где ж таких выражений набралась? Вот останусь здесь, не поеду в Воронеж, а буду тебя воспитывать.
- Вот уж не надо, воспитателей предостаточно: папа, мама, даже Васька умудряется. А будет вам известно, что я учусь на бухгалтера и весьма успешно!  И могу сказать, что для этой профессии, как и для любой другой нужен человек, который будет ответственным, усидчивым, организованным, умеет слушать и запоминать все, что ему говорят, должен уметь сосредоточить свое внимание на работе и на брата, который влюбился. И скажи, скажи в кого?! - закричала Мила-на и, схватив Мишу за руки, закружилась с ним.
- Тише, тише! Не хватало еще, чтобы мама услышала. Я еще сам не разобрался, а ты уже влюбился, влюбился.
- Но она в тебя наверняка. В такого как ты красавца, высокий, брутальный…
- А ей не подхожу…. Гордая, вот вижу и я ей нравлюсь, но колючки свои выпускает.
- Но и пусть ходит ежиком, а мы другую найдет! - прищурив глаза, прокомментировала Милана.
- Да не нужна мне другая. Не надо!
- Слушай Мишка, ты можешь завтра встретить меня, - хитро посмотрев на брата, загадочно произнесла Милана.
- Понятно, ты хочешь меня со своими девчонками познакомить. Нет, сестрица, не могу. Ты же знаешь, что мне пора возвращаться, сейчас начнется сессия. Вот сдам экзамены и приеду на все лето.
- Ну да, тебя же отпустили помочь родителям вскопать огород и посадить картошку, - сникла Милана.
- Не переживай, уже скоро приеду, не успеешь и соскучиться, - ободряюще сказал Миша видя помрачневшую сестренку. Немного подумал и сказал, - я приду завтра, мне все равно нечего делать.
- Ура! – закричала Милана, прокрутилась и убежала в свою комнату.

2.

Не смотря, что был уже конец мая, погода была скверная, прошел дождь, на улице была слякоть, лужи и грязь. Требовалось надевать резиновые сапоги, чтобы выбраться из лесозавода, где находился их дом. Миша обул отцовы сапоги, в рюкзак положил туфли и отправился к Милане.
На улице был особенный воздух, пахло летом, порывистый южно-восточный ветер ласкал щеки, раскрывал полы плаща и срывал с головы фуражку. Дома после дождей выглядели хмурыми, серыми, но возле домов в огороде зеленела травка, на деревьях карагач и кленах вороны свили гнезда. Почти в каждом дворе, где солнце высушило полянки, шумно играли дети. Как не смотри, а лето семимильными шагами шло, врывалось в души людей. 
В центре, где училась Милана, можно было ходить в туфлях. Михаил подошел к луже, помыл сапоги, которые были в липкой грязи, затем переобулся в туфли и подошел к деревянному зданию, где училась Милана. Ждать пришлось недолго, но он успел рассмотреть, что здесь широкие улицы, дома двух - трехэтажные, но очень мало зелени.
На крыльце появились девушки, которые быстро с улыбками, разговорами, шутками по группам  рассыпались по двору и как-то незаметно окружили Михаила. Среди них, он не заметил Милану, пока она сама не подошла к нему.   
Но какое было удивление, а также смятение, когда он увидел Валентину.
- Здравствуйте!  - что смог проговорить Михаил.
- И Вам не хворать! Так вот Вы, какой Миша?! – с улыбкой произнесла Валентина, смущаясь этой неожиданной встрече.
Михаил боялся, что она как появилась, так и исчезнет и не знал, что она еще придумает, но понял, что сестра постаралась его описать в прекрасных красках.
В свою очередь Валентина чувствовала, что это тот самый Миша, даже хотела, чтобы это был он. Она разочаровалась, если бы это был другой Миша. Но вот он стоит перед ней чего же, еще дразнить судьбу, ведь ты сама хотела его видеть. Но так и подмывало, сказать что-то язвительное и за-чем, чтобы опять страдать, ждать, мучиться?
- Какой? – спросил Михаил, взяв за руку Валентину, которая собиралась уйти, и заговорил стихами:
- «Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня…»
Валентина задорно засмеялась и ответила:
«Ты чуть вошел, я вмиг узнала,
Вся обомлела, запылала
И в мыслях молвила: вот он!...
Быть может, это все пустое,
Обман неопытной души!
И суждено совсем иное...»
- Ты любишь поэзию?! - спросил Михаил, переходя на «ты», даже сам этого не заметил.
- Я обожаю поэзию, но уж я думаю, какая девушка не знает письмо Татьяны к Онегину? Вот видишь, его даже ты знаешь!
Им было хорошо и легко вдвоем. Они прогуляли до темноты. Когда подошли к дому, где жила Валентина, она сказала:
- А знаешь, я сразу заметила, что ты аккуратный. Ты как мой отец, он тоже может пройти весь город и не запачкать туфли. Как это ему удается, я не знаю.
- Валюха, а мне скоро нужно уезжать, я разрываюсь, что мне делать? Если ты скажешь, нет, я не поеду.
- Миша не, уж ты думаешь, что мне Милка не сказала, что ты завтра уезжаешь? Ты еще плохо меня знаешь, я не скажу, нет. Ты должен и обязан ехать, если хочешь, я буду тебя ждать!
- Хочу, хочу! Пройдет всего один месяц, и я у твоих ног!
- Приезжай ко мне, а не к моим ногам, - нежно сказала Валентина.
Домой Михаил летел на крыльях.  Он как ветер ворвался в комнату Миланы, несмотря на то, что она уже лежа-ла в постели, начал топать возле ее кровати и пением соловья начал читать стих И.С. Тургенева:
«Как простодушно-вдохновенны задумчивые глаза, как трогательно-невинны раскрытые, вопрошающие губы, как ровно дышит еще не вполне расцветшая, еще ничем не взволнованная грудь, как чист и нежен облик юного лица! Я не дер-заю заговорить с нею - но как она мне дорога, как бьется мое сердце! Как хороши, как свежи были розы...»
- Романтик ты брат мой, - произнесла Милана и привстала с постели. А кстати, Валентина любит поэзию, много тоже знает стихов. У нее даже есть тетрадка, где она записывает понравившиеся стихи. Но вы даете, надо же, встретиться двум романтикам. Вот сядете на завалинку, и давай стихи рассказывать друг другу, смех, да и только.
- Расскажи мне что-нибудь о Валентине, - попросил Михаил.
- И что извольте Вам рассказать?
- Все, все, что ты знаешь.
  Они долго вели разговор о Валентине. Милана уже все рассказала, что знала и думала, а он все просил и просил.


 
3.

Валентина оперши руками голову, сидела на кухне за заботливо прикрытым матерью ужином, даже не поднимая салфетку и не глядя, что там.  Сердце томилось, стучало. С ней никогда такого не было. Она никогда так жарко не влюблялась.
 Евфросиния слышала, как зашла Валентина. Она еще немного полежала, затем накинула на себя пуховую шаль вышла к дочери. Валентина погрузилась так в собственные ощущения, что даже не заметила, что мать присела на край табуретки и с нежностью смотрела на нее. Евфросиния увидела в больших карих глазах дочери загадочные искорки, растерянность мыслей, непонятных  страсти, щеки горели. Она поняла, что неведомые доколе чувства, терзали пылко сердечко дочери. «Вот и пришла любовная пора к моей кровиночке, к моей Варваре!» - подумала Евфросиния и ласково притронулась к ее рукам. Валентина вспыхнула огнем и щеки еще больше зарделись.   
- Давай рассказывай, - улыбаясь, сказала мать.
- Что рассказывать? – подняв брови и щуря глаза, спросила Валентина.
- Кто он, чем занимается и почему моя красавица так влюблена? – сентиментально спросила Евфросиния.
- Мама, от тебя не возможно ничего скрыть!
- А ты хочешь уже что-то скрыть?!
- Нет, нет. Я хочу тебе рассказать.
- Может, немного покушаешь, а…
- Нет. Знаешь, он учится в летном училище. Через год будет летчиком. Мы сегодня долго гуляли с ним. Я думала, что ты будешь меня ругать.
- Почему я должна тебя ругать. Ты давно самостоятельная девочка и никогда дурно не поступала. Я верю, что ты правильно все сделаешь. Мне кажется, что любовь не помешает твоей учебе, тем более, что ему тоже еще год учиться. В молодом возрасте так легко влюбиться и поддаться страсти. В семнадцать лет у тебя рациональный расчетливый ум еще не сформировался. У тебя нет жизненного опыта. Поэтому девушки и парни в таком возрасте влюбляются и под властью чувств женятся. Потом идет разочарование и разводы, молодые люди расходятся, а дети остаются. Если люди сохраняют свои семьи, часто в этих семьях отношение давно уже родственные, без страсти. Это первая любовь она безумная, обжигающая, страстная. Но она не прошла проверку временем, страсть может потухнуть и чувства остыть. Нельзя доверяться первым чувствам, нужно время, чтобы понять настоящие чувства. Настоящая любовь приходит, как правило, позже, когда ты поймешь чувство потери, пережитую боль.
- Почему обязательно нужны потери, боль. Нужно просто любить. Да и замуж я еще не собираюсь. Я сразу сказала, что когда он приедет к нам в город и будет работать, только тогда мы поженимся. Мама он хороший, но он завтра уезжает в Воронеж.
- Так он учится в Воронеже? А во сколько он уезжает?
- Рано утром.
- Ты его проводишь?
- Нет, Миланка тоже не пойдет его провожать.
- А что Милана…
- Это его сестра.
- Ой, ли?!
- Мама, сестра!
Тихий стук в окно разбудил Евфросинию. Она глянула в окно и увидела молодого человека. Накинув на себя фуфайку, Евфросиния вышла во двор, уже рассветало, погода была теплая, солнышко весело поднималась. Евфросиния сразу поняла, что это и есть Михаил. Она улыбнулась молодому красивому человеку и сказала, что Валентина спит. Он протянул букет полевых цветов и сказал, что не намерен будить ее. А пришел просто подарить цветы. По - военному развернулся и быстрым шагом ушел. Евфросиния еще немного постояла и зашла в дом.   
Валентина стала больше времени проводить с Миланой. У них появились свои секреты, общие темы и они сразу после уроков убегали вместе в парк или долго беседовали на лавочке возле реки Ишим. Как-то к ним присоединилась Мария. Валентина сказала, что это ее сводная сестра. Они втроем пошли в кино, потом проводили Милану домой.  У калитки Валентина сказала, что дальше не пойдет, что надо идти домой. Мария посмотрела на добротный кирпичный дом и сказала:
- Красивый дом. У вас, наверное, просторно. Вот у нас маленький.
- Машка, тебе что до их дома?! Пошли, а то нас дома уже потеряли.
- Милана я пить хочу, вынеси мне, пожалуйста, воды, - не обращая внимания на слова Валентины, притворно жалобно попросила Мария.
- Слушай, ты что ненормальная? Или сейчас умрешь от жажды? Два шага от нашего дома, а тебе пить! Не стыдно, пошли отсюда, - дергая Марию за руку, недовольно сказала Валентина, когда Милана побежала за водой.
- Иди, я, что тебя держу. Я хочу пить и дом твой за две улице. Что ты стесняешься, Мишки нет. Подумаешь принцесса, не отвалится у нее рука и не заболят ноженьки, если принесет нам пить.
- Ехида ты Машка, - махнув рукой, сказала Валентина. – Если, правда, я тоже хочу пить, оставишь мне немного?
- Посмотрим, - неопределенно сказала Мария.
На пороге дома появились Милана и мать Михаила.
Мать Михаила выглядела моложаво. Она была в просторном шелковом халате и домашних тапочках, полненькая, маленькая ростом.
- Здравствуйте девушки, я мама Миланы Ольга Ивановна. Милана сказала, что вы ее хорошие подруги, я бы хотела познакомиться с вами поближе. Заходите в дом.
- Не, не, нам надо домой, - быстро проговорила Валентина и развернулась уходить. Мария буквально схватила ее за талию и втолкнула в калитку.
В доме стоял какой-то родной запах, Валентине казалось, что сейчас выйдет Миша. Вначале они шли по длинному коридору, затем попали в большую светлую комнату, там, у большого окна стоял стол и аккуратно подвинутые к столу шесть стульев, покрытые серыми чехлами. На столе в вазе стояли точь-в-точь такие цветы, которые он подарил ей. У стены стоял диван покрытый таким же чехлом как стулья, а затем двери, двери. Они вошли в одни двери, и попали в комнату Миланы. Это было нетрудно понять, там, на комоде сидели несколько кукол и плюшевый мишка. Стол, где лежали ее книги и конспекты. Железная эмалированная кровать, за-правленная белым покрывалом  снизу кружева. Здесь было просторно и уютно. 
Мария без комплексов все рассматривала, трогала, щупала, восхищалась.
Валентине было неудобно за такое поведение Марии. Она извинилась перед матерью Миланы и сказала, что не может больше оставаться, так как не предупредила родителей, что задержится и быстро пошла к выходу. Мария ее догнала за поворотом, тяжело дыша, проговорила:
- Валька, ты чё убежала? Я еле успела тебя догнать. Ты чёли обиделась? Да ну их, они все такие выбражули, я тоже ушла. Я сегодня у вас переночую.
- Как хочешь, - сказала Валентина думая: «Она, правда, дура или претворяется? Вела себя как дикарка, а выставила их. Да, ладно, я тоже хороша».
На следующий день, когда Валентина и Милана вышли на крыльцо училища, там уже стояла Мария. Она отозвала Милану, что-то ей тихо говорила. Затем  Милана помахала Валентине рукой, и они с Марией  быстро завернули за угол. Валентина еще немного постояла и пошла домой размышляя: «Чего это они убежали от меня. Что же сказала Машка Миланке, что та не захотела со мной или вместе пойти. Интересно, куда это они».
Затем это начало повторятся, Мария ждала каждый раз Милану у крыльца и они уходили без нее.
«Хорошо! Ходи, ходи с Маруськой, раз вы такие подружки и со мной не хотите дружить, несильно и я хочу. И пусть тебе Марусенька поможет сдать экзамен по математике» - посмотрев им вслед, обижено подумала Валентина, и гордо подняв голову красивой походкой пошла прочь. 
И вот контрольная работа по математике, которая пойдет в диплом. Преподаватель по математике средних лет строгая с красивой фигурой женщина, которая любила математику, отлично знала свой предмет  и  доходчиво доводила учащихся до понимания изучаемого материала.
Валентина видела, что Милана сидела рядом, что-то  писала на черновике, потом зачеркивала, но не просила, чтобы Валентина помогла. Лицо, уши ее горели, было видно, что ей трудно, и она не может сосредоточиться. Валентине стало жалко и она, не глядя на нее, шепнула: «Не волнуйся так, я тебе помогу».  Милана не ответила, но напряжение с лицо сошло, она невольно улыбнулась.
После экзамена Милана сказала Валентине, что ей сегодня надо пораньше уйти и спешно ушла.

4.

На улице было пасмурно, ветрено. Молодые  деревья сгибались к земле, стволы больших деревьев качались, их ветки обнимаясь, перешептывались листьями и тут же разбегались в разные стороны.Cтолбы пыли, стремительно крутясь юлой во дворах саманных домов прихватывая за собой вверх песок, мусор неслись вдоль дороги.
 Валентина сбежала с дороги, чтобы не попасть в такой столб пыли. У девчат была такая примета, попала в поднятый вихорь, означало, попала дьяволу в пасть, ожидай неприятности.
Идти против ветра и пыли было трудно.
Валентина сняла кофту и прикрывалась ею как щитом, выглядывая из-под нее на дорогу. Ее шелковое черное платье в мелкий белый горошек надувалось парашютом, и поднималось вверх. Валентина пыталась бороться, но одновременно держать кофту и, одергивая бесконечно платье, не удавалось. Она решила оставить эту пустую затею и сказала:
- А кто меня видит?! И кому это надо заглядывать мне под юбку?! Все спешат на работу, и дела нет никому, кто как идет.
- Да, да, да ты права Валюха, -  услышала знакомый до боли голос, Валентина остановилась намеренно оглянуться, но сильные руки Михаила обхватили ее сзади за талию и закружили ее.
- Миша отпусти, сумасшедший, я кофту уронила, отпусти, - смеясь, радостно говорила Валентина.
- А куда, так мы спешим, да еще в таком наряде, - ставя ее на землю и продолжая ее держать за талию, -  спросил Миша, ласково смотря ей в глаза. – Ты знала, что я приехал?! Бежишь ко мне?!
- Да сорока на хвосте принесла. Сказала, что жди своего ми-лого он уже на всех парусах бежит к тебе!
- Ах, сорока, белобока, сорвала сюрприз и улетела, - подхватил шутку Миша. - А ты знаешь, я домой шел и увидел тебя.  Я еще не был дома. Пошли к нам. Я маме скажу, что ты моя невеста и что я женюсь на тебе.
- Я что-то не помню, что я давала тебе согласие?!  - удив-ленно посмотрев на Михаила, - сказала Валентина. – Да и сватов твоих я что-то не приметила? Вот чудо!
- Валь, я же только …
- Значит так, сейчас я иду в училище, уже опаздываю на занятия. А потом мы с тобой встретимся и поговорим. Иди до-мой и не городи ничего, я не люблю, когда решают  без меня.
Валентина освободила его ослабшие руки со своей    талии, улыбнулась, чмокнула его в щеку и, подхватив с пола кофту, побежала.
В душе бушевала буря нежности, любви, волнения, непонятного трепета, разочарования, зачем же так неясно выразилась, почему не прижала к бьющемуся сердцу, своего долгожданного, милого?! Почему не сказала, что сильно -  сильно ждала его! И все же чувство любви и радость встречи побеждала и, никакая грусть не могла это чувство заглушить! Ведь он пришел к ней, а потом домой. Да он говорил, что случайно ее увидел, но это же неправда. Если бы он шел до-мой, они бы не встретились, так как он живет на две улицы ближе ее, а это означало, что он прошел свой дом. 
Михаил стоял, молча несколько секунд смотря в нику-да. Оклик Миланы и жаркие ее объятия привели его в сознание, она буквально повисла на нем. Затем сообщила, что сегодня обойдутся в училище без нее, развернула брата в сторону дома и счастливо щебеча пошла с ним домой. Когда Михаил спросил Милану о Валентине, она засмеялась и сказала:
- Ха, а я так и знала, что тебя, прежде всего, волнует Валька. Она сейчас, наверное, в училище, хотя сегодня совеем не обязательно приходить, так формальность, но она не я придет. Она тебя ждала это правда, у нее в комнате  настенный календарь весь в крестиках. Прожила один день без тебя, поставила крестик, еще прожила – крестик.   
- Да я видел ее.
- А что так нерадостно, что поругались? Ну, ты даешь, что прошла любовь, потухли свечи?!…
- Милка, я ее очень люблю! Я сказал, что она моя невеста и хотел познакомить ее с родителями…. А она сказала, что опаздывает в училище и никакая она не невеста, что я ей сватов не посылал!
- Да – а-а! У нее твердый характер, мыслит трезво, но при этом может быть заботливой, доброй и чуткой.
- В чем же заключается ее доброта?
- Знаешь, в последнее время я с ней не очень так сказать дружу, мне больше нравится ее сестра Мария. С ней веселей и свободнее, не надо под нее подстраиваться.
- Так ты что подстраивалась под Валентину.
- Нет же, когда было с ней тоже …. Короче, мы с Марией сейчас не хотим с ней дружить.
- Да, но все же она добрая, Валя, я имею в виду.
- Так вот. У нас была контрольная работа по математике, а я, как тебе известно, не абсолютный ноль, но ноль почти. Валька тоже об этом знает и все же решила за меня, и я получила четверку.
- Спасибо тебе сестренка!
- За что?
- Просто спасибо!
- Пожалуйста!
К вечеру ноги Михаила сами пришли к дому Валентины.
Валентина целый день была как на иголках. Евфросиния понимала нетерпение дочери. Она попросила Валентину помочь приготовить ужин. Но помощница из нее была ника-кая. Она, то начинала резать лук, то картофель, бросала снова, то чуть скорлупки от лука не положила в борщ. Потом се-ла на табурет и заплакала.   
- Я сама виновата, сама пойду к Мише и объясню ему, что я не хотела его обидеть, это само получилась. Мама я так ждала этой минуты, я люблю Мишу и не могу с этим ничего сделать.
- Доню, я понимаю тебя. Тебе не терпится увидеть его. Но ты правильно ему сделала замечание, он не знакомил тебя с родителями, сватов не посылал. Он старше тебя и должен знать, как девушка будет чувствовать себя, если его семья не захочет видеть ее. Вот представь, сейчас ты придешь к ним. Что ты скажешь?! Нет, это неверно. Парень захочет, придет, а не захочет, ты его и на быках не заманишь. Это плохой знак, когда парень изначально загоняет тебя в свои рамки. Если не хочешь со мной согласиться, то я обижусь. Таким образом, он загоняет тебя в чувство вины. Вот если он придет и без обиды спокойно поймет тебя, твои чувства, тогда на него можно положиться.
- Мама, я дура?
- Нет, ты просто любишь!
К вечеру пришел Харитон. От него пахло сеном и кизяком. Он снял рубашку и попросил Евфросинии, чтобы вынесла в сени чашку с водой. Потом улыбнулся и сказал:
- Во дворе не хочу мыться, а то напугаю сторожа
- Якого сторожа? – спросила Евфросиния, глядя на Валентину, которая накидывала на плече косынку и уже готова была бежать. – Да не убейся, в сенях темно, - обратилась к Валентине, радуясь за дочь, что все же пришел Михаил, широко улыбаясь, шутливо сказала Евфросиния.
 
5.

Мария выросла довольно привлекательной девушкой, она ревниво следила за собой, старалась модно одеваться. За ее хорошенькой внешностью не сразу можно распознать коварство, скупость, алчность. Она была  похоже на своего отца, но характером была в деда -  склонна к хитрым и злым умыслам и поступкам, прикрываясь внешней доброжелательностью.
Варвара под маской равнодушия ревновала своего отца к Евфросинии, с годами ревность превратилась в болезненное состояние. Она вечерами сидя за чаем, изливала дочери свою душу. Говорила, что Евфросиния виновата в смерти ее матери, хотя прекрасно знала, что Евфросиния появилась в селе, когда врачи безуспешно боролись за жизнь ее матери. Она постоянно ругала Евфросинию, а Валентину невольно ставила в пример Марии, говоря, что она вертихвостка, так и заманит себе хорошего жениха. Она вон как артистка ходит, платья меняет, на каблуках ходит, прическу сама себе делает. Причитала, что Мария не может так делать, что на голове у нее вечное птичье гнездо.
Мария убегала в свою спальню плача, люто ненавидя Валентину. Но им часто приходилось встречаться, при каждой встрече Мария завидовала Валентине, вспоминая слова матери, присматривалась, как она ходит, что говорит, часто просила поносить ее вещи. 
Так Варвара передала своей дочери сугубо отрицательную и даже унизительную черту – зависть, которая никуда не уходит, отравляя всю жизнь.
Тут появляется Михаил, который влюбляется в Вален-тину, а на нее не обращает внимание.
Мария решает действовать через сестру Михаила. Она рассказывает Милане, что Валентина по слухам, когда была в Ташкенте влюбилась в узбека и у них был роман. Что ее тетя  еле уговорила своего мужа увести от позора Валентину до-мой. 
Ближе к вечеру Мария пришла к деду. Харитон в сенях чинил стул. Увидев внучку, он широко улыбнулся и полез в карман широких брюк. Вытащил замусоленную конфетку и протянул Марии, сказав, что от зайчика. Она звонка засмеялась и сказала:
- Деда, я не маленькая, я уже девушка. Ну, все же спасибо! Я тебя люблю!
- Знаю, любишь, только твоя любовь обходится мне дорого. Да, ладно внучка, что же на этот раз?!
- Я просто пришла, тебя  проведывать, на Валю посмотреть.
- А что на нее смотреть?
«Вот нечистый дернул…. Да посмотреть, как Миша ее милый ей выскажет, что она в Ташкенте в узбека влюбилась. Только бы Милка не проговорилась, что это я сказала. Если, что я скажу, что она не так поняла. Выкручусь не первый раз»,  - размышляла про себя Мария, а вслух произнесла, - да, я хоте-ла сказать, просто к ней пришла.
- Ой, ли, Манька, смотри, Валентина далеко неглупа! Вижу по глазам, лихо задумала, отстань ты от нее. Чего парня не поделите? Мало их что ли? Потеряешь время, а приобрести не приобретешь! Ты же молодая, красивая, оглянись, вон, сколько их вокруг. Да ты слишком молода, куда тебе еще замуж.
- Ну, тебя дед, пришла к тебе в гости, навестить тебя, а ты не доволен, - надув губы, сказала Мария и обиженная зашла в комнату Валентины.

6.

Время беспощадно шло вперед. Скоро наступит осень.  Валентина никак не хотела знакомиться с родителями Михаила. Михаил понимал, что причиной всему Милана. Он обещал помирить их. Валентина отговаривала  от  этой бесполезной затеи, так как они не ругались, а просто Милане стало неинтересно с ней. И только тогда, когда Михаил сказал, что устроит грандиозный скандал, она согласилась.
Мария узнала от Миланы, что Михаил хочет в субботу познакомить родителей с Валентиной. От этой новости удушье прильнуло к горлу, нечем стало дышать, она начала задыхаться и медленно стало опускаться по стенке. Милана испугалась и, схватив ее начала поднимать, крича, чтобы кто-нибудь помог. Подбежали два парня и хотели поддержать Марию, но она быстро пришла в себя и еще отругала Милану, что она подняла панику.   Мария объяснила свое состояние, что держит диету и ничего не кушала, вследствие чего ей стало плохо, и ушла.   
Она  не как не могла понять, почему любая грязь отскакивает от Валентины, словно она чем-то намазана от всех сплетней. Ей было невдомек, что Михаил влюблен в Валентину и ему было все равно, что говорят, он верил своим глазам. А историю с Ташкентом Валентина рассказала ему вначале их встреч.
В субботу приведя себя в порядок, надев модное платье, накинув на плече связанный тонкой нитью ажурный пуховый платок туфли на высоком каблуке, прокрутившись возле трюмо, выбежала на улицу. Варвара во дворе кормила кур. Двор у них был большой и весь в зелени, большие клены, защищали дом от ветров, здесь же были яблони, аккуратно выложенные камнями цветники, дальше за домом грядки помидор, огурцов, зеленел картофель ровными рядами. 
Она одобрительно посмотрела на дочь и довольным голосом сказала:
- Доченька, ты бы ридикюль взяла? Так лучше бы выглядела.
- Ой, мама не хочу возвращаться, я его возле трюмо забыла, принеси, пожалуйста, я очень тебя прошу.
Милана увидев Марию, была искренне удивлена. Вчера они договорились встретиться в воскресенье в сквере. Но, тем не менее, она была рада ее видеть.  День был великолепен, солнце ярко светило, легкий ветерок июля ласка прохладой. Да еще все были  в приготовлении встречи и, дело никому не было до Миланы. А тут Мария с очаровательной улыбкой и блеском глаз, начала рассказывать, как они с мамой убирались в доме. Как открылась форточка  и к ним залетела маленькая птичка. Она села на качающую форточку и несколько раз прочирикав, улетела. 
- Вот я пришла рассказать любопытную новость, -  закончила Мария свой выдуманный рассказ.
- Прекрасно, прекрасно, - засмеялась Милана.
- Мила, принеси мне, пожалуйста,  воды, да похолоднее  пока шла к вам жажда замучила, - попросила Мария.
Мария видела, что в большой комнате никого не было, и решила воспользоваться ситуацией. Она как-то раз заметила в приоткрытой двери гостиной как мать Миланы подходила к серванту и, открыв шкатулку, положила туда деньги.
Уже начинались сумерки, когда Михаил подошел к дому  Валентины. С глиняной трубы шел дым, в воздухе пахло кизяком. Во дворе стояла корова с пышной грудью и спокойно жевала цветы на клубне.  Открылись двери и оттуда, вышла Валентина в светлом нарядном платье, в руках держала ридикюль и воздушный шарфик.
Увидев, что корова жует цветы, она возмутилась, и начала звать на помощь мать и одновременно бить ридикюлем корову. Та схватила ридикюль и, мотая головой, начала тянуть его вместе с шарфиком пятясь назад. Вышла Евфросиния, подошла к корове и ласково сказала:
- Ах, Буренка, как некрасиво ты поступила. Видишь, девушка спешит на свидание к своему любимому, а ты что это восстала?! Ах, ты невоспитанная отдай немедленно ….
Тут Валентина замечает Михаила и, ударив корову по морде, развернулась к нему. Но не тут-то было, Буренка схватила ее за платье и дернула так, что платье пошло по швам. Валентина со слезами забежала домой.
На уговоры матери и Михаила, что можно надеть другое платье, она не поддавалась. Она, закрыв лицо руками, горько плакала. Валентина плакала не оттого, что жалко платье, она плакала от стыда, что Михаил видел  эту сцену. Что он теперь подумает о ней. «Зачем я связалась с этой Буренкой, зачем она мне нужна была?! И что он все видел, зачем пришел так рано?! О, Боже, что же я так опозорилась. Он теперь будет смеяться надо мной». – Думала Валентина, и слезы градом катились по ее щекам.
Михаил не знал, что делать, выручил Харитон.
- Вот небывалое дело. У меня конь был, красивый, резвый, я все к девчатам на нем ездил. И вот как-то у сельпо, девчат было полно, но я и давай крутиться возле них, а ему, что-то не понравилось, так он мало того, что сбросил меня, так еще и хорошо пнул. Так девчонки меня месяц лечили, а та по которой сохнул, замуж за меня пошла.  Вот и угадай, где судьба тебя ждет.
- Не на том ли коне и ко мне подобрался, - засмеялась Евфросиния.
- Ой, Фроська, тебя я долго добивался. Уж больно гордая была! – с искоркой в глазах сказал Харитон и обнял ее за плечи, добавил, - мила ты мне жизни не могу представить без тебя!
Евфросиния убирала со стола, Харитон сидел на стуле ремонтировал хомут, когда в комнату зашли Дарья и Федор. Евфросиния тревожно - вопросительно посмотрела на них, Харитон тоже вопросительно смотре.
- Все в порядке, - поспешила сказать Дарья, - а что поздновато, так решили прогуляться. Детей уложили и вот к вам пришли. Мама Вы что-то последнее время не ходите к нам, так вот мы к вам.
- Закрутились все по хозяйству. Да Валюша со своей любовью …. Мише скоро уезжать, так …, - начала рассказывать Евфросиния, но тут вышла Валентина и сразу к Дарье на шею повисла, шепнув на ухо, чтобы к ней в комнату зашла.
Евфросиния стала выставлять на стол кушанье. Федор сказал, чтобы она не беспокоилась, что они уже поужинали.
- А я не видела, так, что не отказывайтесь. Сваха, конечно, хорошо готовит, но материно я думаю вкуснее, - потрепав за чуб Федора, сказала Евфросиния.
- Все же умеешь ты мама уговорить, -  произнес Федор, -  сейчас посекретничают девчонки, и сядем за стол.
- Пойду, отнесу хомут, да руки помою, - сказал Харитон, видя, что Федор не все договаривает, что-то хочет сказать матери.
- Мама, тату просил, чтобы ты ему борщ сварила. Говорит, что хочет именно твой борщ. Ты же знаешь его, как что надумает…
- Знаю, знаю. Завтра приготовлю и принесу. Как там сваха поживает?!
- Вот придешь и увидишь. А Варька пусть не капризничает, парень то хороший. Они к нам тоже приходили, тату конечно сказал:
- Гарний молодий чоловік, ставний. Ну, Варварушка, гарний чоловік, чужий чоловік (Красивый молодой человек, статный. Ну, Варварушка, красивый муж, чужой муж).
- Отец скажет, - ответила задумчиво Евфросиния, - да, какой муж, ему еще год учиться. Это так первая любовь, первое увлечение. Утечет вода, будут у нее еще потери, другая любовь. Лишь бы меньше разочарования было, но нам сие неизвестно.

7.
 
 Мария с Миланой гуляли по парку. Ветер был восточный пронизывающий. Они зашли в столовую перекусить. Милана посмотрела на цены и сказала:
- Ну их, здесь слишком крутые цены. Давай зайдем в другую столовую или уже пойдем домой. Или возьмем со стола хлеб и все.
- Милка, не волнуйся у меня дед богатый, он мне дает деньги. - Она достала пятирублевую купюру и показала ей.
- Ничего себе! Вот у тебя дед!
Они еще долго гуляли:  катались на качелях, карусели, ели сахарную вату. 
На следующий день они ходили в кино, Мария рассчитывалась за билеты.
В выходной пошли на танцы, там встретились с Михаилом и Валентиной. Объявили белый танец, Мария схватив Михаила, потащила его на средину танцплощадки.
- Хороша у тебя подруга! Прямо из-под носа…, на ходу пятки рвет! – глянув строго на Милану, - сказала Валентина и хотела уйти.
- Это твоя сестра, не обижайся. Валька, ты как дикарка ведешь себя. Что же я такого плохого сделала, что не хочешь даже поговорить?!
- Тебе интересно с Маруськой ходить, так и ходи, дружи, а я причем?1
- Валька не дури, мне и с тобой хорошо и с ней. Я вас не разделяю. Да, если хочешь знать соскучилась. Пошли, потанцуем. Хватит дуться. Пошли.
Когда закончился танец, они радостные подошли к Михаилу и Марии. Михаил обнял их двоих, затем нарочно выдержав паузу, торжественно произнес:
- Я вас люблю! И вечно буду любить, пока мое сердце бьется в груди!
Милана, Михаил, Валентина, радостно смеясь, шли, рассказывая стихи. Неописанное чувство зависти охватило Марию, оно ее жгло. Она немного отстала от них, пытаясь усмирить расползающуюся желчь внутри себя.   
  Милана, подбежала к ней и, схватив за руку, потащила ее к ним. Они подошли к дому Михаила, Милана смеясь, сказала:
- Нежданно - негаданно не задумываясь, мы пришли туда куда надо! Это же прекрасно, да, да прекрасно!  Люди, бог видит что делает! Спасибо тебе Боже! А родители будут рады! Все будут рады!
- Фантазерка, ты Миланка, я тебя люблю! – обнимая сестру, сказал Михаил.
- Не стой в любви объясняешься, Мишка! – смеялась Милана, подталкивая Михаила к Валентине.
  После ужина Михаил сел на диван, облокотившись на спинку, смотрел, как Милана расположившись с подружками на ковре, который лежал на полу, показывала детские фото-графии Михаила и свои. Мать присела к нему и тихо сказала, что у них пропали деньги. Михаил не сразу понял и спросил:
- Как могут пропасть деньги, и какие деньги? 
- Ладно, я засиделась, пойду домой? - приподнимаясь с полу, сказала Мария.
- Ой, подожди я тоже с тобой, - сказала Валентина.
- Валентина пусть она идет, а я тебя провожу, - тоже поднимаясь с дивана, сказал Михаил,  посмотрев на мать, сказал, - вот только выясню, что за деньги пропали.
- Какие деньги, когда пропали? – спросила Валентина. – Что сейчас пропали, вы думаете…
- Ничего никто не думает, успокойся, - видя упрек в глазах Валентины, сказал Михаил.
- Как не думает? Я только пришла…
- Успокойся, - обращаясь к Валентине, сказал Михаил и, видя, как спешно собирается уходить Мария, подошел к ней и сказал, - сейчас никто никуда не идет. Мы разберемся вместе.
- Разбирайтесь, а я пойду, - твердо сказала Мария.
- Да нет Маша, ты дорогая останешься, - ответил ей Михаил.
- Я тебе недорогая, а дорогая останется и пусть скажет, что она своровала деньги, - язвительно произнесла Мария.
- Даже так?! Ну, расскажи, как она могла своровать?! - усаживая на диван Марию, сказал Михаил.
- Это ты у нее спроси, - грубо сказала Мария.
- Мама, а где лежали деньги? И как их могли украсть? – в разговор вмешалась Милана.
- Они лежат в серванте в шкатулке. Купюры все по пять рублей, - ответила мать.
- Маша, ты говорила, что у тебя дед богатый, что он тебе дает деньги. Но почему у тебя именно пятирублевые купюры? – поинтересовалась Милана, надеясь на совпадения.
- А ну выкладывай, когда тебе дед давал деньги и откуда у него такие деньги? – тут же сказала Валентина.
- Это ты взяла у них деньги, а на меня сваливаешь! - закричала в истерике Мария.
- Когда у Вас пропали деньги? – спросила Валентина.
- Я точно не могу сказать, я вчера кинулась и смотрю не все деньги. – Ответила мать Михаила.
- Ну и дура ты Машка, чего же не все взяла, все равно отвечать придется, так бы еще шиковала! Миланку по кино поводила, дура ты Маруся! – сказал Михаил. – Ты хотела на Валю все свалить, а не знала, что она не смогла в субботу прийти, что она к нам не приходила, так как ты начала дружить с Милой она к нам и не приходила, рухнул твой план.

Глава 6

1.
Время остановилось, оно не хочет двигаться, стремиться вперед. Оно не хочет понять, что так нетерпимо встретиться с любимым человеком. Что так тяжко без любимых сияющих глаз, без его энергии, тепла.
Время остановилось? Ты уверена?! Глянько в окно, там белым бело, то вьюга метель, то ветер северный умеренный, а то такой завьюжит, что сбивает с ног. Время бежит, бежит и никто не в силах остановить его. Вот уже тепло. Вот диплом в руках. Завтра уже выходной, а через недельку приедет любимый твой.
Тогда ты захочешь остановить его, но нет, время не остановишь, не повернешь назад. Так береги его сейчас, сию минуту, сей час! Это не только встреча с любимым человеком, это твои года, твои минутки наслаждения. Нет пути назад!
Валентина шла домой вся в ожидании встречи с Михаилом. Он дал телеграмму, что завтра прилетает. Сердечко томилось, учащенно стучало. Ей казалось, что она не видела его вечность.
У газетного киоска она  купила газету и сразу увидела  объявление: «На днях на экраны Республики выпускается новый звуковой художественный фильм «Сокровища Ценского ущелья».  Сразу пришла мысль: «Надо достать билеты. Скорее 4 билета еще на Марию и Милану»
Она пришла домой, там уже на завалинке вместе с Евфросинией и Харитоном сидела Мария. Она была в цветастом  платье и в тапочках Харитона. Валентина посмотрела на нее и, показывая на тапочки смеясь, сказала:
- Эт, че за прикид такой? 
- Это пока доковыляла к вам, по нашей дороге, мозоли на всех пальцах ног получила. Хотела на танцы с тобой, да вот теперь не знаю как.
- К вечеру пройдет, - заверила Валентина и зашла в дом. Ей было недосуг с ней разговаривать. Она вся пылала в надежде завтра увидеть Михаила.
Все следом зашли  за ней.
- Валенька, мы тебя ждали, давай пообедаем, я пирог спекла, у нас праздник, теперь ты у нас настоящий бухгалтер, дипломированный, - ласково сказала Евфросиния.
- Да мамочка, я теперь ого! Так что наливай чайку. 
- Валя покажи диплом, - сказала Мария, как можно спокойнее не показывая зависть.
- Смотрите, - вынув с ридикюля диплом, подавая Марии, гордо сказала Валентина.
- Тю, так тут написано Варвара, а на Валентина, - небрежно подавая назад Валентине диплом, сказала Мария.
- Так по паспорту я и есть Варвара. Тебя тоже Машка зовут…, - не вытерпела Валентина и съехидничала тоже.
- Хватит вам собачиться, - прикрикнул на них Харитон. Что вы как не родня. Чужие и то мирнее  живут. Зовитесь вы хоть как. Давайте обедать.
После обеда Харитон прилег отдохнуть, Евфросиния пошла, покормить свиней. Валентина и Мария сидели в своей комнате. 
В сенях казалось, все загремело: звук пустых ведер, затем грохот табуретов, посуды, открывается дверь и появляется в комнате Федор. На его красном лице было какое-то волнительно радостное возбуждение. Он присел на табуретку, тут же встал, затем опять сел.
Евфросиния набрала в рот воды и брызнула на его лицо. Он соскочил с табуретки, но опять бухнулся на нее и произнес:
- Мама ты чё? – затем пауза затянулась, потом, -  Дуня…
- Чего? Родила?
- В больнице
- Чего-о? Что случилось?!
- Мама, рожать ее отвез.
- Что дед, заводи свою кобылку, поедем в роддом, - обращаясь к Харитону, сказала Евфросиния.
Тот, кряхтя, встал, одел на кальсоны, брюки, начал надевать рубашку как бы растягивая удовольствие.
- Харитоша, ты чего не проснулся? Давай милый, давай, сноха рожает негоже нам сидеть дома дожидаться, - поторапливала его Евфросиния.
- Ну, да она без нас никак не родит, - буркнул под нос себе Харитон.
- Ладно вам пререкаться, сам пойду, - сказал Федор, не то по-доброму, не то обиженно.
- Сиди, ишь какие мы гордые, пришел шуму наделал и все.
В 8 часов вечера у Федора и Евдокии родилась дочь Валенька!  Это было 21 июня 1941 год.

2.
После вторжения войск фашистской Германии на территорию СССР руководство страны предприняло ряд мер по развертыванию и укреплению советских Вооруженных Сил. По всей стране шла работа по созданию воинских формирований. В Казахстане советы военных округов, местные военные комиссариаты проводили её совместно с партийными организациями. В городах и областях республики проводилась работа по созданию кавалерийских соединений и частей.
Около 30 % воинов дивизий и бригад составляли казахи, 30—40 % — русские, 20—25 % — украинцы, остальные — представители
 Около 30 % воинов дивизий и бригад составляли казахи, 30—40 % — русские, 20—25 % — украинцы, остальные — представители других национальностей и народностей Казахстана
Пришла повестка на фронт Федору, Евдокия плакала, уговаривала его пойти сказать, что у него трое детей. Что она не сможет прокормить себя и троих детей. Пугала, что сама пойдет просить за него. Он категорически запретил ей это делать. Он говорил:
- Я не хочу остаться в стороне. Я хочу идти защищать Родину, тебя, мать, сестру, отца. Я хочу выполнить свой долг перед Родиной!
- Верно, говоришь сынок, не смеет враг топтать  нашу землю, не летать им под нашим небом, не громить наши города и села. Мы в миру можем ссориться, ругаться, не разговаривать, что-то делить, но если нависла над нашей Родиной беда, мы едины, мы сплочены, мы один кулак! (Вірно кажеш синку, не сміє ворог топтати нашу землю, не літати їм під нашим не-бом, не громити наші міста і села. Ми в миру можемо сваритися, лаятися, не розмовляти, щось ділити, але якщо нависла над нашою Батьківщиною біда, ми єдині, ми згуртовані, ми один кулак!)
Вечером того же дня Федор и Евдокия отправились к Евфросинии. Она сидела у окна, вытирая слезы, которые горько катились по ее щекам. Увидев их, она зарыдала навзрыд, затем как то сразу перестала плакать. Из-под светлого в мелкий цветочек ситцевого платка беспорядочно выглядывали волосы, которые она тут же убрала под платок, поправила серое однотонное  шелковое платья до щиколотки ног. Сняла с ног ботинки, положила на скамейку хозяйственную сумку, которая была у нее в руке. Вытерла слезы белоснежным носовым платком.
 Харитон сидел поодаль, закинув ногу за ногу, грустно смотрел на нее.
На столе коптила керосиновая лампа.
- Надо фитиль подрезать, чтобы меньше копоти от лампы было, - сказал Федор.
  Харитон, внимательно посмотрел на Федора, а Евдокия вопросительно смотрела на него.
- Ну, чё смотрите, здрасти. Пришли к вам, а у вас непонятно чё творится, - сказал Федор и подошел к Харитону, протянув ему руку, Харитон вытер ладонь правой руки и подал ему, покашливая, сказал:
- Письмо получили от Ивана.
- Чё пишет?! Чё случилось, мама? – тревожно спросил Федор и обнял мать.
- Что пишет, на фронт собрался, врага громить, а он же инвалид, он же…. Вот собралась к вам, а вы сами пришли. Что и вам написал? Что же он творит?! Как же он собрался воевать?
- Нет, он нам ничего не писал, - сказала Дарья.
- А что такую поздность пришли? – быстро и отрывисто спросила Евфросиния. Чувствуя, что земля уходит из-под ног, она присела на табуретку. Если еще Федор на фронт…!. 
- Мама ты нам не рада? Чё, чё, ничего вот пришли. А сама-то далеко ли собралась? На улице уже темно.
- Давайте раздевайтесь, да поговорить надобно, - сказала Дарья.
- Да, простите ради бога меня, уж нервы никуда….
- А где письмо, дайте хотя бы почитать, - вздыхая, сказал Федор, незаметно Дарьи показывая, что не следует матери говорить, зачем пришли.
- Чего-то вы не договариваете? Чего произошло? – тревожилась Евфросиния, собирая нехитрое снадобье на стол.
- Почему ты решила, чё мы пришли обязательно по какому-то случаю? Мама а чё ты так горько плакала, ведь он пишет, что ему отказали?! –  сказал Федор, как можно равнодушнее отводя мысли матери от себя. Он понял, что  нельзя мать тревожить, пусть
Он понял, что  нельзя мать тревожить, пусть лучше позже узнает. Пусть поймет, что это его долг защищать страну от лютого врага! Пусть ее сердце успокоится. А завтра, будет завтра.
- Да сынок отказали! Ты что Ивана не знаешь? Он же все инстанции пройдет и все же добьется, раз решил.
- Все мама, никто никуда не пойдет! Пусть враг…
- Ты мне голову не морочь. Ишь каков?! – сказала Евфросиния и, повернувшись к Харитону, мягким тоном добавила, - Харитон, ты чего это там притих, давай к нам, поснедаем.
Уже улаживаясь спать, у Евфросинии в сознании ясно пролетела мысль, тупая в сердце боль сковала грудь. Евфросиния села на кровать и задумчиво сказала:
- А ведь они не зря приходили, пойду - ка я завтра спозаранку к ним. Ой, чует мое сердечко не зря. Федьку забирают, кровинушку мою, а я – то о боже прости меня глупую. Она, перекрестившись, встала с кровати и подошла к иконе, кото-рая висела в углу, упала на колени и начала молиться.
Шла лютая проклятая война!  Весь народ восстал против врага. Каждый день по сводкам информбюро по радио передавали сообщение, что много добровольцев хотят идти на фронт в заявлениях которых, являлось причина  мщение, желание отомстить за погибших членов семьи. Но главное  было  защита Отечества. 
 Сердца матерей не знали покоя, кровоточили, отправляя сыновей на фронт! Боязнь потерять ребенка, была мучительной, зловеще звучало в ушах. Каждый день приходили похоронки, каждый день слышались крики, то одной соседки, то другой. Отцы, которые казались сильные духом, потеряв сыновей, поникли, сразу постарели.
 
3.

Зима 1942 год. 
 Валентина приняла склад, вернее сказать, что ее заставили работать на складе, даже не принимая его не делая ревизию, бывший заведующий складом ушел на фронт. Ей сказали, что это временно как только найдут замену, ее сразу отправят работать в бухгалтерию. Не имея опыта ей было тяжело, но она быстро освоила это дело, прошло шесть месяцев, но ее никто не собирался убирать со склада.
На улице был буран, ветер стучал по кровле крыши, и залеплял снегом окна. Евфросиния и Валентина, укутанные в шаль так, что одни глаза выглядывали, шли к Евдокии, узнать как у нее дела и получила ли она письмо от Федора.
В доме Евдокии было тепло и уютно, дети  Дмитрий и Алексей увидев бабушку, подбежали к ней и ждали, когда она разденется  и наконец, достанет с сумки им вкусняшки. Когда она присела на подставленный Евдокией пуфик, чтобы снять обувь, Дмитрий сел на пол около нее и стал снимать ей валенки, а Алексей уже начал хныкать, уж больно медленно она раздевалась, нет уже терпение у малыша, как медленно она все это делает.
- Сейчас дорогие, сейчас разденется бабушка и угостит вас, - говорила Евфросиния, снимая валенки. - Вижу, вижу, что не терпится вам.
- Не обращайте на них внимание. Проходите в зал, - говори-ла Евдокия, делая много лишних движений, явно было видно, что она очень нервничает.
- Дуся, мне  кажется, что ты что-то знаешь о Федьке? – неожиданно выпалила Валентина.
- Проходите, хотя бы покушаете, чем богаты тем и рады (Проходьте, хоча б поїсте, чим багаті тим і раді), - сказал Михаил, стоя у проема двери кухни.
- Небось сам что-то сварил? – спросила Евфросиния. - Постой догадаюсь. Картошку на сале.
- Я бы рад такое преподнести, видно разбаловал тебя рыжий? – сказал Михаил и прошел вглубь кухни.
- Пошли Валюша, знать обиделся…
Когда они поели, Евдокия сказала, что получили письмо от Федора.
- Я знала, я знала, - воскликнула Валентина и замахала руками.
Федор писал: «Здравствуйте мои дорогие тату, мама, милая Дусенька, мои любимые сыночки, и моя несравненная милая красавица доченька! пишет вам Федор. В первых строках своего письма, хочу сказать, что я всех вас люблю! У нас сейчас передышка. Я попал во 2-ю армию Власова. У нас здесь ребята из Сибири, Урала, Поволжья и Казахстана. Немецкие войска упорно сопротивляются, они вооружены до зубов, но мы будем стоять насмерть! Мы защищаем столицу нашей необъятной Родины Москву! Враг не пройдет, не топ-тать ему нашу столицу! Смерть немецким оккупантам! У нас здесь пушки, минометы, самолеты…
5 декабря 1941 год
Р.S. мы отбросили врага на 160 км.  Мы победили! Меня везут на грузовике в госпиталь. Извините за такой корявый почерк, трясучка. Я вас всех люблю!
- В каком он госпитале, куда его повезли, почему не написал? – горько запричитала   Евфросиния. – Какая рана у него?
- Надеюсь, что легкая раз пишет, - уныло произнес Михаил.
Прошло время, Евдокия получила извещение о том, что Федор пропал без вести.
Евфросиния не находила себе места. Тяжесть мыслей отнимала силы, постоянные думы о Федоре не давали покоя, она потеряла сон. Состояние было удручающим. Соседка Ступченко, часто ходила к ней в гости, то за солью, то за спичками, то просто посидеть за чаем видя погасший огонек в глазах Евфросинии, сказала:
- Фрося, здесь на соседней улице поселился один мужичек, с виду тощий, высохший как дерево, да и голос скрипучий пугающий, но люди говорят, гадает хорошо и правду говорит. Сходила бы ты к нему. Неизвестность хуже чем, правда. Сходи, может, что и скажет тебе, все легче будет. Может надежду, какую даст.
- Пусто это все. Чего же он мне такого скажет? – тяжело вздохнув, сказала Евфросиния.
- Фрось, милая, сходила бы ты, може и правду люди говорят. Людская молва недаром идет, - вступил в разговор Харитон. Он бы многое отдал, чтобы облегчить страдание Евфросинии.
Немного поразмыслив, завернув кусочек хлеба и сало в белую салфетку, налив в кувшин молока, Евфросиния вместе с Валентиной отправилась к мужчине, который, по словам соседки гадает. Он вежливо предложил им пройти в дом. Здесь все было примитивно: стол без скатерти, два стула, топчан и возле печки большой сибирский кот. Видимо ленивый, он даже не пошевелился, видя незнакомых людей, на что хозяин сказал:
- Хорошие вы люди, - увидев вопросительный взгляд Евфросинии, добавил, - у меня кот чувствует людей. Если кто приходит с плохими мыслями, кот становится в стойку и шерсть на спине поднимается дыбом, а хвост распушит как павлин.
- Спасибо тебе кот, - сказала Евфросиния, - вот налила немного молочка твоему хозяину, ну придется и тебя угостить. С этими словами Евфросиния подала угощение мужчине и попросила, чтобы он налил молока коту.
- Да я с ним всегда делюсь, - сказал мужчина и, указав на стулья, пригласил сесть их. И уже серьезно спросил, - вижу, вас ко мне привело горе, рассказывайте, что случилось, что хотите знать?
- Мне бы, - Евфросиния замялась, не зная как к нему обратиться.
- Илья, можно просто Илья, вижу, мы с Вами ровесники, ну может почти…
- Мне Илья узнать о сыне. Говорят, что он пропал без вести. Жив ли он или….
- Не переживай, жив он иди, встречай, идет домой. А будет ему худо, будет плохо, будет так себе. Будет ему испытание как всем в этой проклятой войне. А вот дочери твоей… красавице, умнице вижу, будет она под огнем, будет под ножом, но жить будет долго, умрет своей смертью. Пары ей не будет.
Евдокия покормила детей и решила освежить снаружи дом. Известь была уже давно погашена так вот руки не доходили. А сегодня решила с утра побелить. Она стояла на строительном козле, добеливая угол дома, когда соседка окликнула ее. Она, не оглядываясь, крикнула ей:
- Чего тебе? Говори, некогда мне прыгать, видишь, белю, устала уже, с утра пораньше встала.
- Так там Федька твой идет.
- Галка, не шути, у меня похоронка. Чего так дурно говорить? Мне…
- Глянь, если не веришь, я что не узнаю его красивую походку? У нас мужики так не ходят. Иди глупая, – это он.
Евдокия выскочила во двор, увидев Федора, побежала навстречу, с ее головы упал платок, ветер, разгладив волосы трепал их во все стороны, сердце стучала, он тоже бежал к ней. Секунда растерянности и вот их руки слились, а сердца застучали в унисон. Прошло три дня и Федора опять провожали на Фронт. Евфросиния рыдала:
- Сынок у тебя еще раны не заросли, куда же тебе, ты еще слабенький.
- Мама, перестаньте, война, я не могу остаться, если я опоздаю, меня будут судить как дезертира по военному времени. Все воюют! Простите меня, знайте, я вас всех люблю и буду стремиться выжить.

4.

Валентина была в трепетном ожидании письма с фронта от Михаила, он писал регулярно через две недели, тут уже прошло больше месяца, а от него не было весточки. Она каждый раз отбрасывала мысли, которые не давали ей покоя, де-лилась с Марией. Мария ее убеждала, что он живой, только ему некогда писать. Говорила, что это война виновата, это она забрала всех парней и глотает их женихов, кидает в огниво, калечит. Фашистская сила проклятая никак не захлебнется.
- Если что случится с Мишей, я сама на фронт пойду, - твердо сказала Валентина,  и быстро добавила, - только не смей маме говорить.
Утром, выходя на работу, Валентина увидела почтальона, это была хрупкая молодая девушка лет шестнадцати. Она несла через плечо тяжелую почтальонскую сумку. Увидев Валентину, пошла быстрым шагом, чуть ли не бегом. Валентина остановилась, слезы потекли ручьем. Она постояла немного и повернулась обратно, но увидев во дворе мать, остановилась. Евфросиния вешала на растянутую во дворе веревку белье.
- Мама  -  сквозь слезы проговорила Валентина, - мама, я чувствую…
- Милая, не надо поддаваться чувствам, - проговорила Евфросиния со слезами на глазах, - иди детка, работай. Плохие вести тебя догонят, это хорошие запаздывают, а плохие.… Иди, Валюша.
К обеду к ней на работу прибежала Милана. Она принесла фотографию, где Валентина с Михаилом сидят на стульях рядом. Такая фотография у Валентины тоже есть, это когда они гуляли по городскому парку, зашли на берегу реки Ишим в фотоателье «Динамо». Фотограф старичок со смешной узкой бородкой, в помятом пиджаке заметил, что они отличная пара и, улыбаясь в бороду, сказал: «Я с великим удовольствием сфотографирую вас. Молодой человек у вас атлетическая фигура вы скорей не спортсмен, а военный. Вы великолепная девушка, будете отличной женой».
Валентина с замирением сердца смотрела на обугленную с обеих сторон фотографию, сердце птичкой хотела выскочить с груди и лететь к милому. Она не осознано перевернула фотографию и прочла вслух запись, которая не совсем обгорела: «Милая, любимая моя единственная! Жизнь продолжается….Не надо страдать по улетевшему одуванчику. Я буду смотреть на тебя с неба… Будь счастлива! Пусть на пути тебе встречаются только хорошие люди…» - это было все, что можно хотя бы как-то прочитать.
Милана сказала, что пришла похоронка, Михаила, похоронили под Ленинградом.  Его экипаж вел огонь по противнику из объятого пламенем самолета. Затем самолет Миша направил прямо в гущу немецких танков и машин. Он специально это сделал! Он мог спастись! Наверное, надо гордиться, но мы так дружны были с Мишей, что я… Валя я не могу. Я не хочу, чтобы была война. Мне надоел хлеб  горький, не проглотишь сухой. Видишь, я  хожу, в чем ходила до войны.  Мама  что можно уже поменяла  на хлеб, спички, керосин, соль.
Тетка приезжала с колхоза там еще хуже.  Люди живут тем, что выращивают в огороде. В сараях – скот, в огороде – овощи. То, что зарабатывают на трудодни, полностью отдавали на нужды армии. Эти трудодни берут лишь те, кому уже было нечем жить. У тетки  большая семья, два фронтовика, так их колхоз поддерживает.  Работают они по 20–22 часа в сутки, на ходу засыпая, иногда теряя чувства реальности. В период пахоты, как работники, так и быки валились с ног. Чтобы поднять скотину, требовалось немало сил. Иногда падающих в изнеможении быков приходилось дорезать.
В условиях постоянной усталости от непосильного труда, переживаний за служивших в армии родных и нерадостных фронтовых известий в ходе войны трудно сохранять присутствие духа. Тяжелый быт: хроническое недоедание, отсутствие смены одежды и средств гигиены, конечно же, угнетающе действуют на людей, которые и в довоенные годы не были избалованы удобствами. Растерянные, озабоченные, отчаявшиеся в душе люди ждут только одного – быстрейшего окончания войны.
- Да, тяжело, да недоедание, не до танцев и нарядов – это Милка война, война освободительная, мы не на кого не нападали, наш народ не потерпит угнетение, они пришли нас убивать, но сами сложат головы! Они поймут, что мы не сдаемся и никому не позволим топтать нашу землю! Я сейчас напишу заявление и пойду мстить за Мишу, я им этого не прощу. Пусть я погибну, ну хотя бы несколько гадов уничтожу и это будет месть за моего дорогого, любимого человека!  Миша, любимый, ты слышишь меня, я думаю, слышишь, я люблю тебя!   -   импульсивно сказала Валентина.
- Умеешь ты патриотические слова говорить, Валька. Да, я тоже не лыком шита, я тоже хочу отомстить за брата и за Родину приму смерть!
- О, не надо пафоса, живи!

5.

Военком средних лет мужчина немного располневший, с залысиной на висках стоял возле карты. Он внимательно даже сосредоточенно смотрел  светло-зелеными глазами на Валентину. Взгляд был холодно – пронизывающий, но Вален-тина выдержала его взгляд и выпалила на одном дыхании: 
- Здрасти. Товарищ военный  комиссар!  Когда моя Родина в опасности, когда враг топчет мою землю, я хочу быть на фронте! И очень прошу удовлетворить мою просьбу. Все!
- Вот так прямо! Молодец! Значит, хочешь на фронт?! Кто у тебя там брат, жених?!…,  - строго спросил военком.
- Я хочу воевать за Родину! – твердо сказала Валентина.
- На фронте должна быть дисциплина, а Вы меня перебиваете, - недовольно сказал он, глядя еще раз на ее заявление. Потом внимательно, даже показалось Валентине с каким-то интересом, посмотрел на нее и после паузы уже с искоркой в прищуренных глазах добавил, - кем вам доводится Иван Михайлович?
- Он мой родной брат, - быстро не задумываясь, ответила Валентина. – Он сейчас в Ташкенте живет.
- Да, да. Вы проходите, садитесь, - предложил военком и сам усадил ее на один из стульев, которые стояли вряд у длинного стола, и присел на рядом стоящий стул. – Толковый он мужик, доброжелательный. Добро у него  идет от сердца, у него нет негатива к людям. Организатор отличный. А вот жена, извините за откровенность, стерва хорошая.
- Почему Вы так решили? – произнесла как-то буднично, нисколечко не удивившись Валентина.
- Вижу, я вам Америку не открыл.  Так вот, приходит ко мне его жена вся в слезах, просит, чтобы его забрали на фронт. Говорит, что он ходит по бабам гуляет, а дома дети голодные, в доме ничего нет. Ну, мы ему повестку сразу…. На утро заходит он ко мне за спиной рюкзак,  на поясе фляжка весит. Спасибо говорит, дождался повестку, а то думал, совсем меня списали.  А это говорит, ставя на стол фляжку за отъезд. А я вижу у него один туфель на высоком каблуке, но все равно он сильно хромает. Когда разобрался, а у него одна нога короче другой на 10 сантиметров.  Посидели, приятно побеседовали, он меня домой пригласил.
Дома жены не было, она пришла, когда мы уже «хорошие» были. Подняла крик, обозвала нас алкашами и сказала, что дальше пойдет жаловаться. Вот вкратце как-то

6.

Валентине пришла в военкомат почти первая, там стояли, опирая стенку длинного серого коридора две девчонки и возле их три взрослых человека, которые вытирали слезы с глаз. Валентина села на неотесанную лавку поодаль и смотря в их сторону, думала: «Как хорошо, что я маме запретила идти со мной, она бы рыдала во весь голос». Затем появились еще 17 девушек и несколько взрослых. Все они были легко одеты в платьях, поверх которых накинуты кофты с рюкзаками и баулами.
Девушек построили и объявили, что они призваны в военно-воздушные войска Дальневосточного фронта оружейницами. Учебу с ними  будут проводить по месту пребывания.
На железнодорожном вокзале уже садясь в вагон, Валентина увидела Милану. Она окликнула ее. Милана вся в слезах обняла Валентину и плача выговорила:
- Я сейчас позову маму, она сильно хотела видеть тебя.
- Нет, не надо! – твердо сказала Валентина.- Я своей маме сказала, чтобы она не провожала меня.
- Валька как у тебя выходит все плачут, прощаются с родителями, а ты как камень.
- Милка, ты собралась на войну, сражаться, зачем лишние проводы, слезы? Вот смотрю на девчат и думаю, как же они собрались воевать? Неверно это, не следует лить слезы.
Молодые девушки вчерашние школьницы, проехав несколько километры от дома, уже задорно смеялись, шумно рассказывали о себе, перезнакомились со всеми и весело  мечтали о будущих подвигах, даже не представляя, какую страшную участь многим из них уже уготовила судьба 
Впервые оторванные от дома, они заворожено смотрели в окна вагона проезжая Китай. Ландшафт постоянно менялся, то  горы Большого Хингана, образованные меридионально - вытянутыми хребтами, разделенными межгорными долинами, то таежные леса, то лесостепи, то степи. На  северо-востоке заболоченные равнины, пересеченные густой сетью рек: Сунгари, Уссури, Ляохэ, Хэйлунцзян (Амур).
На Дальневосточном фронте военно-воздушных сил их встречал майор Метальноков Виктор Васильевич. Он был почти их ровесник, высокого роста, чернявый красавчик. Форма ему очень шла, он старался быть строгим, напыщенным и это немного смешило девчонок. Они пытались шутить с ним, но он командирским голосом объявил посадку в специально оборудованный для перевозки людей грузовик. 
Девушки прибыли в 302 истребительный авиационный полк, который был сформирован в 1942 году. Это новое направление в строительстве Советских ВВС. Которое дало командованию фронтов возможность массировать усилия всех сил авиации на главных направлениях действия сухопутных войск, а Ставке ВГК и командованию ВВС Советской Армии — использовать силы нескольких воздушных армий смежных фронтов в интересах решения крупных оперативных задач на одном стратегическом направлении и централизованно управлять ими одному старшему авиационному начальнику
Здесь был молодой летный состав, который только приступил к выполнению самостоятельных полетов по технике пилотирования.
 Валентина в полку опять стала Варварой, (впрочем, близкие подруги ее называли Валентиной, да это как-то проще было).
 Особо тяжело было впервые дни. Подъем в 6 часов утра. Потом построение на плацу. Маршировка до боли в пятках, политзанятие, затем учение, где оружейников обучали  чистить, смазывать, пристреливать пулеметы, готовить к бою другое оружие, занимались почти круглосуточно.
Девушкам приходилось  становиться выносливыми, с каждым разом все больше закаляться и ко всему приспособляться. Варвара по своему математическому аналитическому складу ума и способности быстро абстрагироваться выполняла задание четко и умело. Отслужив неполные три месяца, ей присваивают звание ефрейтор. Но она была еще остра на язык и  непокладистая. Все говорила в лицо и не лицемерила. Командир ни как не мог с ней совладать. Парни не давали ей проходу, то цветы дарили, то дружбу предлагали. Но ответ всегда был один:
- Я приехала на фронт не парней искать. Я хочу, чтобы, такие как вы красивые, умные, молодые были любимыми, любящими, чтобы девушки вас не ждали с войны и не плакали, увидев похоронку. Я хочу, чтобы гремели не пушки, а свадьбы, чтобы салюты в честь молодоженов производили.
- Варя, извини, но другие девушки тоже призваны на фронт, для военных целей, однако они дружат с парнями, они молодые и это …, - начал говорить Игорь.
- Игорь, ты смелый, прекрасный парень, но извини мне рыжие не нравятся. Вон за тобой Нюрка убивается. Обрати внимания, она тоже рыжая. Вот вы и пара.
- А кому ты пара? – обиженно спросил Игорь.
- Нет у меня пары, я сама по себе.
- Так не бывает…
- Игорь, ты хороший парень, но немного…, - Варвара засмеялась и гордо ушла.
В казарме девчонки шумно о чем-то беседовали, зашла Варвара они замолчали.
- О чем молчим?! – спросила Варвара, проходя к своей постели. Сняла обувь, порванную с обеих сторон подошвой, посмотрела на нее и прилегла на топчан, повторила, - так почему замолчали?
Никто не ответил.
- Понятно, мне бойкот. Я сейчас устала, был тяжелый день, пока вы здесь объявляли мне бойкот, я три самолета обслуживала. Завтра будет день, завтра будет пища, а сейчас спокойной вам ночи. – Спокойно сказала Варвара и повернулась к стенке.
- Девочки, давайте я вам прочту, что творится на фронте, - сказала Дуся и начала громко читать газету.
- Так, я неясно выразилась, - развернувшись к девчонкам, спросила Варвара.  – Дуся, у меня сегодня утром были полит-занятия, и я все знаю, что где, как.
- Повторение…, - начала Лена в защиту Дуси.
- Мать учения, - грубо закричала Варвара, - видишь, я что-то понимаю, Дуська, брось читать!
- Я че ты Нюрку рыжей обозвала, вон она до сих пор плачет.
- Дура, ты Дуся, она плачет потому, что Игорь на меня смотрит, а не на нее. Так в том моей вины нет! Вон так плачет, так плачет, что вся голова в газетах порванных, кудряшки на тряпочки накрутила, а ты Варька дура, обслуживай самолеты. Вот если бы она была там, где самолеты Игорь бы ее заметил.
- А че Вовке глазки строишь? – спросила Надя.
- Надежда, ты бы лучше о Викторе…
- Ладно тебе Валька, - скороговоркой проговорила Надя,- сейчас всех святых вспомнишь?
- А то Надя смотри…, - сказала Варвара. – Так вы со мной не хотели говорить, что я рыжей обозвала, так она светлая, что надо было сказать …. И кто же это донес Нюрке?
- Сама сказала спать, а сама болтаешь без умолку, - буркнула Нюра и отвернулась, закрывшись, простынею с головой.
Только казалось, положили головы на подушки, как уже на построение. Варвара никак не могла надеть на ноги ботинки, которые не успели подсохнуть, схватив пилотку, сунув ее в карман, побежала на плац. Там девчонки уже выстроились. Она быстро встала в строй. На плацу были два офицера со штаба.
- Ефрейтор два шага вперед, - скомандовал один из них.
Варвара сделала два шага вперед, совсем забыв про пилотку.
- Где ваша пилотка?  - спросил офицер.
- В кармане, - четко ответила Варвара.
- Вы всегда ее носите в кармане? – поинтересовался он, обратив внимания на ее ботинки.
- Никак нет, товарищ подполковник, - произнесла Варвара и, вытащив с кармана пилотку, одела.
- Что это за обувь у нее, - обращаясь к старшему сержанту, сказал подполковник. -  У нее же ноги мокрые.
- Никак нет, они сухие, -  сказала Варвара.
- Как сухие? - удивился подполковник.
- Видите у меня с двух сторон порваны, в одну дырку заходит вода, а с другой выливается.
Вечером Варвару вызвали к политруку.
- Скажи мне ефрейтор, Вы хорошо знаете политику, Вам может не надо посещать политзанятия? – придирчиво спросил политрук Варвару.
- Я солдат, я должна выспаться, чтобы нести службу.  –  Ответила Варвара, сразу поняв, откуда дует ветер. «Это Дуся доложила» - промелькнула у нее в голове. А вслух продолжи-ла. - Я занятия не пропускаю
- Бери указку, продолжим разговор у карты.
Тут в кабинет зашел начальник отряда Метальников. Он подошел к политруку и тихо что-то сказал ему.
- Ефрейтор, Вы свободны, - недовольно сказал политрук.

7.

Советские военно-воздушные силы завоевали стратегическое господство в воздухе, оно стало осуществляться на всю глубину фронтовой наступательной операции, а по своему масштабу и привлекаемым силам приобрело оперативный характер. Этому во многом способствовала блестяще решенная советским командованием в виде авиационных корпусов и отдельных авиационных дивизий. Маневрируя ими, Ставка ВГК и командование ВВС создавали перевес в силах, что в короткие сроки изменяло воздушную обстановку в нашу пользу.
Летчики с нетерпением рвались в бой. Они мужественно проявляли непоколебимую стойкость и высокое мастерство, смелость и отвагу в боях за свободу и независимость социалистического Отечества.
Девчонки с переживанием ждали своих отважных соколов. С трепетом слушали их рассказы, как они наносили сокрушительные удары по врагу, уничтожая его живую силу и технику.
 Варвара стояла на посту, была уже глубокая осень, шел мелкий пронизывающий дождь с крупинками снега. Вокруг образовывались лужи. Было темно, зябко, жутко. Вверху на столбе скрипел фонарь, мигая одноглазым светом. Ноги промокли и она подтанцовывала. Неожиданно из  густых зарослей травы она увидела фигуру надвигающеюся на нее. Варвара скинула автомат и закричала:
- Стой! Кто идет! Пароль!
- Опустите автомат, это я, - сказали с темноты. Она узнала голос политрука. «Вот и встретились, сейчас отомщу те-бе!» - решила Варвара.
- Пароль! – строго повторила Варвара.
- Опустите автомат, я Вам приказываю, - возмущенно прокричал политрук.
- Пароль или я буду стрелять!
Политрук чувствовал, что она узнала его, и не думал останавливаться. Варвара выстрелила в воздух. Он как скошенный свалился на землю в лужу, автоматически руками прикрыл голову. С другого поста уже бежали солдаты.
Политрук в не себе зашел в кабинет командира части. Он требовал ареста Варвары.
- Пойми, я не могу ее наказать за это. Она действовала по уставу.
- Но она точно знала, что это я.
- Может и не узнала, - спокойно рассуждал командир части. - Я тебе обещаю, я поговорю с ней.
«Поговори, поговори! Можно подумать, что она тебя слушает и подчиняется тебе» - подумал политрук и вышел.
Ближе к новому году пришли посылки от родных. Самая большая посылка пришла Варваре. Там было письмо от Ивана. Он писал, что дома все нормально. Что они в тылу все делают для фронта, что могучая воля народа его энергия, упорство, выносливость направлена к единой цели — на разгром фашизма. 
Новый год. Война. Вылеты не прекращались. Каждый раз, провожая летный состав, знали, что кто-то из них не вернется с боя. Но жизнь продолжалась, молодость брала свое.
Девчонки на тряпочки закручивали кудряшки, вытаскивали с рюкзаков платья, тщательно разглаживали их, чистили свои сапоги. Одна  Варвара сидела в стороне и тихо наблюдала за приготовлением девчат.
- Валя, ты чего не собираешься? Новый год, музыка, веселья, праздник. Чего ты одна будешь,  стоит это делать? Ты и танцы это же…, - начала агитировать ее Надя.
- Надя, я что слепая, по-твоему? Ты к Виктору прихорашиваешься, вон, как щеки накрасила, иди я не хочу.
- Не пойму я тебя?
- Чего не понять. Нет у меня платьев, не брала я их на фронт, а в гимнастерке я не пойду! Все, отстань от меня. – Вздохнув, сказала Варвара.
Все девушки ушли, осталась одна Варвара. Она достала письма от Ивана, нежно погладив тонкую стопку писем, решила перечитать их. Это было как бы встреча с ним, с до-мом.
Скрипнула дверь, в казарму вошел Виктор Васильевич. Варвара соскочила  с постели и приложила к голове руку, по форме поздоровалась.
- К пустой голове руку не прикладывают, - усмехнулся Вик-тор Васильевич.
- Так точно, - сказала Варвара, - простите, растерялась.
- Присаживайтесь товарищ ефрейтор, я пришел как друг, чего так официально встречаешь? Надя сказала, что ты не хочешь идти на вечер. Что за ерунда? Платье у тебя нет. Так вот я принес юбку с кофтой жены полковника, - сказал Виктор Васильевич и протянул ей сверток.
- Так это и есть ерунда. Я не одену чужое. Да и как оно на мне будет, як корові сідло. 
- Варя ты примерь, потом будем говорить. Она сказала, что если будет не так можно немного  изменить. У нее фигура была как у тебя, а сейчас она беременна и ей может уже и не понадобится этот наряд. Давай не капризничай как маленькая девочка. Давай я выйду, а ты наденешь этот наряд, тогда позовешь.
- Ладно, - согласилась Варвара, она и сама хотела на праздник, но, чтобы не выглядеть смешно.
Померив, она поняла, что пояс на юбке надо ушить, а кофточку в плечах. Она позвала Виктора Васильевича.
- А ты что не мерила…, - увидав Варвару в гимнастерке, разочарованно спросил он.
- Если я даже изменю немного как мне надо, все равно не пойду.
- Почему? Изволь спросить. Я же от души все это сделал
- Представьте, юбка, шикарная кофта и растоптанные сапоги, ох как прелесть подходит. И чего ко мне пристал, беги уже к Наде, а то она …
- О-о, мы уже на ты, хорошо. Так вот я тебе скажу, Надя меня сама попросила, чтобы я тебя уговорил! – потом, уже снизив тон, тихо добавил, - я и сам хочу, чтобы ты была на вечере. Затем задумался, посмотрел на Варвару и сказал, - у меня идея, у тебя большая нога, где-то 40- 41 размер обуви, да?
- Да
- У меня новые хромовые сапоги есть, давай принесу.
- А давай!
Когда Варвара зашла в клуб, там сверкала елка, звучал  девичий смех, духовой оркестр играл вальс на сопках Маньчжурии. Она взяла Виктора руку и буквально потащила его на средину площадки.
- Анатолий, а кто эта прелестная девушка с Метальниковым? Как красиво танцуют, фигурка, да и посмотри как, кстати, ей мой наряд. Мне кажется, что я ни так выглядела в нем.
- Муся, ты в любых нарядах красивая! А девушка эта хороший специалист, грамотная, у нее мужской склад ума, но норовистая, постоянно так сказать дерзит. Но вот эти женские штучки так сказать женские хитрости чуть не стоили ей жизни, поди, посмотри, как это вышло, что с нее не сделали решето, да мало того, она в рубашке родилась, так будем говорить.
- Откуда тебе известно, что она умная? Да еще в чем родилась?!
- Умная?! Я сказал грамотная, но это почти одно и, то же. Знаешь наши оружейницы девушки, хотя профессия это далеко неженская: опасная и тяжелая физически. Бомбы к самолетам подвешиваются вручную. К тому же, прежде чем прикрепить к "ястребку" этот сорокакилограммовый боеприпас, нужно проделать немало подготовительных операций. Так вот она придумала приспособление, которое дает на много удобнее его устанавливать.  А вот что в рубашке…. Нам нужно было подобраться к доту и уничтожить его. Несколько неудачных попыток унесло жизнь нескольким солдатам. Когда были назначены еще 5 служащих, Варвара добровольно пошла с ними. Дот был на сопке, вокруг росла густая трава, возле дота метров несколько просто лысина ни кустика, ни травинки. Когда осталось метра три и трава закончится, остановились, дальше ползти не было смысла, по разработанному плану нужно было делать отвлекающий маневр. Старший группы заметил, что нет Варвары. Стали ждать, что она сейчас подползет. Вдруг увидели на поляне, что бежит девушка, обнимая огромный букет полевых цветов, в трусах и бюстгальтере, кружится и что-то кричит, громко смеется. Смело подходит к доту и что-то кидает, еще кидает, еще и отбегает в сторону, ложится и закрывает голову. Взрыв, огромное облако пыли поднимается к небу, вспышка огня. Коршунов Юрий, старший лейтенант подбегает к Варваре и на руках относит ее в сторону. Он молодой, не удержался и прижался к ее груди, за что получил пощечину. Когда они попали внутрь дота, там тело автоматчика было разорвано, но было понятно, что он был прикован цепями.
- Но ее надо представить к награде! Это смелый поступок!
- Да милая, мы уже подали рапорт.
- Да отважная…, а почему же он не стрелял в нее?1
- Видимо решил, что эта китаянка или просто пьяная девушка, может, засмотрелся. Поди, догадайся, что у него было в голове.
- Конечно, есть на что смотреть, да и она на этом решила сыграть. Да, смелая, отважная! Я хочу поближе ее узнать.
- Посмотрим! Может, потанцуем! Все же новый год и не хочется о грустном.
Глава 7
1.
Весной 1942 года 2-я ударная армия вклинилась в немецкую оборону, заняв Любанский выступ. Его планировалось использовать в качестве плацдарма для дальнейшего наступления на Ленинград. Однако немцы воспользовались благоприятными условиями и замкнули окружение в районе Мясного бора
Положение войск 2-й ударной армии после того, как она была окружена, стремительно ухудшилось, а когда в конце марта — начале апреля началась распутица, по Волхову прошёл ледоход, войска армии получали уже крайне скудное снабжение. Оно осуществлялось либо посредством самолётов, либо по почти непроходимому для транспорта коридору; таким образом, всё приходилось носить на руках по проложенным гатям, а затем и по проложенной узкоколейке, пропускная способность которой была крайне ограниченной, тем более, что почти ежедневно она повреждалась авиацией.
Уже в марте 1942 года начал ощущаться недостаток продовольствия. До этого времени, положение с продуктами было если не удовлетворительное, то сносное, тем более что было много лошадей, которых нечем было кормить, и они шли в пищу личному составу.
Федор и пять оставшихся от взвода солдат вылезали из топи болот. Увидев лягушек, которые выпрыгивали из-под ног, ловили их. Делали они это осторожно, чтобы самим не уйти на дно. Когда вышли на поляну, у каждого в кармане было по лягушке. Самый молодой солдат, которому едва исполнилось 20 лет, вытащил из своего кармана лягушку и, держа ее в ладони, сказал:
- Лягушка, лягушка, а я тебя съем…
Лягушка выскочила из ладони и, делая просто огромные скачки, убежала. Он рванул за ней. Федор закричал: 
- Костя назад!
Но Костя, вытирая слезы, бежал за ней. Вот еда была тут, можно было немного утолить голод. Мысли были только об этой лягушки, такая удача и такое поражения. Он забыл, что находится в окружении, что немцы увидят его и убьют, что он подведет еще четырех солдат. Это было выше его сил, он уже не видел, куда бежит в желудке урчало, в голове помутилось. Его остановила автоматная очередь. Федор, петляя вокруг деревьев, подскочил к нему. Увидел, что он жив, обнял его, затем выругался отборными словами. Сзади из деревянной избушки шла автоматная очередь.
- Ну, дружок услужил, ляг и не двигайся, - спокойно сказал Федор, затем обращаясь к солдатам, сказал, чтобы они прикрывали его, пополз к избушке, держа в руке гранату.
Когда подполз к открытому окну, бросил гранату и мгновенно спрятался за дверь, из которой тотчас появился немецкий солдат с автоматом. Федор ударил его сзади поленом, солдат упал. Федор схватил его автомат, стрельнув в него в упор, заскочил в избушку. Увидев трех солдат прижавших к стене, Федор выпустил всю обойму в них. Потом вышел и позвал своих.
Увидев еду, солдаты кинулись к столу. Молодой лейтенант тощий, изнеможенный закричал, чтобы они немедленно уходили из избушки.
- Так точно лейтенант, нужно ретироваться немедленно отсюда. Немцы не дураки, они уже идут сюда, так как слышали выстрелы. Но мы не уйдем отсюда пока не заберем все съедобное и автоматы. Здесь же роту можно накормить. Посмотрите, здесь как бы их склад.
- Мы рискуем жизнями людей! С фашисткой едой и автоматами. Немедленно отсюда марш.
- Так точно! – сказал Федор. – Мы не будем приказ нарушать и шустро, быстро все соберем и разом отсюда.
- Рядовой, ничего вы не будете брать отсюда, ясно!
- Ясно! – повторил уныло Федор.
Рядом стоящий с лейтенантом комиссар, объяснил ему, что рядовой, верно, говорит, нельзя уходить, не прихватив автоматы и еду. Что это займет секунды. Тогда лейтенант наставил на него ружье и сказал, что перестреляет всех. Комиссар тут же выстрелил в него, тот упал насмерть.
- Ребята шустро, быстро берем, что унесем и в лес, - скомандовал комиссар.
Немедленно было снесено все со стола, четыре ящика консервы, два ящика шнапса и восемь булок хлеба, комковой сахар, крупы все положили в мешки. Автоматы отдельно за-вернули в немецкие плащ-палатки. С солдат мигом были сняты обмундирования: сапоги, ботинки, забрали все индивидуальные перевязочные пакеты.
Не успели пройти и 10 метров по лесу, как услышали выстрелы. Комиссар скомандовал, чтобы все уходили вглубь леса.
- Никак нет, товарищ комиссар, я остаюсь, а вы…, - сказал Федор.
- Не пререкаться со старшими по званию! – твердо сказал комиссар. Немного прислушался и уже мягче сказал, - как ты там рядовой говорил: «Немцы не дураки…», пожалуй, они поняли, что мы вооружены и будем отчаянно сражаться. Так встали и потащили дальше подарок лягушки. Да товарищ Федор, скажи-ка мне секрет, чего же твоя граната не взорвалась.
- Товарищ комиссар, почему все подумали, что у меня граната? Если бы она была, это муляж…
- Спасибо тебе солдат.
- Служу Родине, товарищ комиссар! – вытянулся Федор.
Зайдя далеко в лес, они сделали привал, немного перекусили, поблагодарили лягушек, которые разбежались. Придя в расположение части, комиссар написал рапорт о ходе разведки и доложил, что лейтенант как и все погиб от пули врага.
2.
Сегодня ночью с самолетов сбросили снабжение, группами по три – пять человек отправились на поиски. В одной из групп был Федор. Обходив заданный периметр, они ничего не нашли. Немцы, в свою очередь, вели по ним ураганный артобстрел. Один из солдат, совсем мальчишка заметил, что когда взрывы были справа, то там взлетали какие-то банки.
- С голоду чаво только не увидишь. Може там еще чего взлетало? Беги, медаль получишь, если чаво…
- Да, не верите? Я щас мигом…, - сказал солдат и встал во весь рост.
- Ложись, - зашипел Федор, схватив его за ноги, повалил.
- Чаво струсил Федька? – сказал все тот же забияка.
- Заткнись, - грубо ответил ему Федор, - сейчас все мигом в тот ров. Быстро! сейчас здесь будет шквал огня!
Все перекатились в другой ров оставленный после бомбежки. Затем еще в другой, а там где были они, взлетал огонь вместе с землей.
- – Я не ты, трусить мне не к чему. А жить я хочу, хочу увидеть своих детей, обнять жену. Она у меня красавица! Зачем же мне рисковать так глупо.- Сказал Федор, когда закончился обстрел.
- Война это риск и здесь без риска никуда, - сказал еще один молодой солдат.
- Вовка, у тебя есть мать, которая ждет тебя, да еще, небось, девушка. А ей скажут, да твой сын любил риск и бегал по болотам с гордо поднятой головой, вот так и погиб.
- Нет, я не хочу глупо погибать, я хочу убить фашистов, - ответил Володя.
- Так не погибай, ты попробуй, выживи в этой страшной войне и расскажи людям, как тяжела была победа! Помереть может каждый и у нас такая перспектива есть. Живи Вовка! А проверить догадку Василия надо.
- Так точно, надо, - сказал обрадованный Василий.
- Так вы вдвоем и отправляйтесь, - сказал старший группы. – Может, чего найдете. Через тридцать минут мы уходим.
- Разрешите выполнять, - сказал Федор.
- Разрешаю.
Это была удача, возле болота были разбросаны рюкзаки, консервы, в болото медленно уходил ящик с боеприпасами. Федор скомандовал:
- Вася, бегом за подмогой, нам все это не унести.
Но Василий уже бежал к болоту. Он вскочил на кочку и, не удержавшись, свалился на тонущий ящик. Федор подбежал к болоту и с горечью ворчал:
- Эх, парень, отважный ты, да с головой не дружишь! Эх, молодость безголовая, хрупкий ты, тощий, держись парень! Я сейчас дерево или ветку хорошую найду, только держись!
Притащив огромную увесистую ветку, Федор бросил ее к Василию и потащил его, но с большим трудом.
- Ну, парень завяз ты, - бурчал Федор, - хорошо, что силы у меня еще есть, батька у меня силач, он таких как ты, мигом бы вытащил. А знаешь Василек, давай-ка ты держись за ветку и старайся сам выйти.
Когда Василий уже почти вылез из топи, Федор увидел, что у него в руке ящик.
- Ах, пацан, ах молодец! – с радостью потирая руки, тихо ликовал Федор, чтобы не услышал враг. – Прости меня мальчишка, это я безголовый, ах молодец! Такой тощий, а скажу силач! Молись богу, что все гладко получилось!
- Я уважаемый Федор комсомолец и этим все сказано! Молись ты за нас двоих. Ты думаешь, мне не страшно было?
- Я думаю, что ты молодец, достоин награды!
- Вы оба награду получите, если мы выберемся отсюда. Хвалите здесь друг друга, а мы там, на нервах, - тихо, но командирским голосом сказал старший группы. Он сам радовался.
С поисковых групп вернулись только две. А в полном составе только группа где был Федор.

3.

2-я ударная армия была обречена, медленно разлагалась - от голода, холода, непрерывных обстрелов, бомбежек. Солдаты съели всех лошадей и собственные ремни и всё равно умирали. 
В госпитале армии насчитывалось около 12 000 раненых.
И опять была предпринята отчаянная попытка прорыва. Истощенные от голода солдаты, без артиллерийских снарядов, в первых рядах с винтовками, а за ними ряды с ножами и несколькими гранатами шли на врага. Но, ни кто из них не струсил, не сломался, не сдался, не прятался за спины других. Когда первые ряды бойцов вооруженных винтовками были сражены от немецкого ураганного артиллерийского обстрела, другие подбирали винтовки и шли дальше с криками «УРА» в надежде прорвать коридор и выйти из окружения.
Большинство армии составляли люди, вся сознательная жизнь которых прошла при коммунистах. Федор не был коммунистом, но по складу никогда никого не оставлял в бе-де. Всегда подбодрит тех, кто уже отчаялся. Расскажет, что ни будь веселое из своей жизни. У него даже выходило грустить с тем, кому тяжко на сердце. Он мог найти, пошарив в карманах крошку хлеба, когда видел умирающего от голода и глазами молящего дать ему хотя бы надежду на еду. Из ничего мог приготовить сносное блюдо. Он никогда не пройдет мимо травы, которая по его твердому убеждению полезная для организма. Когда раздавали суп, который казалось, не-возможно есть, он вытаскивал из своего кармана понятную только для него траву, подкладывал в суп и приговаривал: «Да, что же за вкуснятина такая, ел бы да ел, ах как вкусно». Рядом сидящие солдаты смотрели на него, как он аппетитно ел и тоже подставляли свои алюминиевые чашки, чтобы он им подсыпал и вот удивительно всем нравилось. Когда было, уже нечего есть он, где-то находил кости и варил их, потом добавлял туда траву вместе с землей и буквально заставлял, есть приговаривая: «Ешьте, врагу вы нужны хилые, больные и голодные, а стране сильные, чтобы загнать врага в его стойло и показать ему, что такой народ как мы выживет и покажет им кузькину мать!» С ним было как-то надежно и спокойно
В бою Федор был бесстрашен, он был словно из стали сделан, всегда был впереди и поднимал солдат на бой. В нем всегда было присутствие духа,  никто никогда не видел его в угнетенном состоянии. Он знал, а может, чувствовал, где нужно переждать, где нужно идти напролом. Он мог вернуться с боя еще и с провизией, с автоматами, полковник даже раз пошутил, сказав: « Рядовой, мне кажется, будто тебе подставляют автоматы немцы». На что Федор грубо ответил:
- Ни как нет, товарищ полковник! Я всегда помню, что солдат еще не научился стрелять с пальца!
- Ты у нас предусмотрительный! За дерзость тебя бы надо в карцер, да не та обстановка!
Федор, Василий, Владимир всегда держались вместе, не раз подставляли друг другу плечо, понимали все с полуслова.
Пробираясь сквозь сплошной ряд убитых Василий увидел у убитого бойца винтовку и нагнулся, чтобы забрать но освобождая ремень винтовки услышал толчок в спину не-ловко развернулся и упал на спину. Перед его глазами  мелькнул штык винтовки и протяжный смех, затем услышал ломанную русскую речь вперемешку с немецким языком:
- Русишь шваен! Гут! Я говорить ты свинья! Повторить! Я давать тебе смерть от твоя винтовка! Ха-ха-ха!
- Сука ты! Пришел топтать мою землю, и ты мне давать! Сука! Я тебе давать, так, что пятки твои сверкать до самого Берлина!
- Ха-ха-ха! – раскатисто рассмеялся немец, - ты есть коммунист?!
- Нет, я комсомолец и горжусь этим!
- Ты есть…, - начал немец и, получив от Федора, который подкрался к нему в спину ножом, свалился. Федор, подавая руку Василию, быстрым движением другой выхватил у немца автомат и выстрелил в него. Затем взял свалившуюся с рук немца винтовку сказал:
- Это для Владимира, а твоя…, быстро забирай у бойца и бегом, немного приотстали мы.
- Догоним, мы теперь вооружены…, - сказал Василий и снял с головы пилотку, покрутил ее и снова одел. Увидев потухший вмиг взгляд Федора, спросил, - чё, Федор, ты чем недоволен или как?!
- Нет, нет парень…, - произнес глухо Федор, - все в порядке. – Затем обращаясь к стоящему рядом Владимиру, скомандовал,  - шагом марш вперед!
Пройдя буквально метр их, уложила автоматная очередь.
- Так ребята отстреливайтесь здесь, отвлекая от меня, - сказал Федор и, перекатываясь по трупам, затем ползком подполз сзади немцев. Их было пятеро, и он автоматной очередью сразил всех пятерых. Не вставая, рукой показал ребятам ползти к нему.
- Слушай, Федор неплохая трофея у нас, - сказал Владимир, подбирая автоматы и прихватывая патроны. – Видно фрицы тоже замешкались. Видимо с нами даже обезоруженными им нелегко сражаться!
- Ничего фриц, победа за нами! Поймешь ты, кто таков советский солдат! Захлебнешься кровью! Никогда мы не забудем и детям своим накажем, чтобы помнили, кто с мечом, придет к нам от меча и получит! – сказал Федор
- Федор ты как на митинге! Но я тоже скажу за каждый седой волос Васьки ответите! – посмотрев на Василия, Владимир смутился и добавил, - Правильно Васька?! Ты не печалься, может, отрастет волос и будет не седой.
- Так вот че ты на меня смотрел? – обращаясь к Федору, сказал Василий.
- Мужчине седина идет! Скажи, Васька, ты живой и не ранен, что в такой час скажешь?! Пошлите быстро к группе, - произнес Федор.
Жестокие бои не утихали в районе коридора месяц, за-тем немецкие войска наглухо закрывают коридор, расширив заслон до 1,5 километра. Снабжение армии, и так совершенно недостаточное, прекратилось совсем, вплоть до того, что фиксировались случаи каннибализма.
После закрытия коридора отвод войск армии к нему не прекратился, а продолжался. С боями, под нажимом противника, авиационными налётами, к Мясному Бору стекались остатки армии из котла, который соответственно, уменьшался в размерах.
В тяжелейших боях, с огромными потерями, войскам 2-й ударной армии с запада и войскам 59-й армии удалось пробить коридор шириной 250—400 метров. В коридор хлынул поток спасающихся воинов 2-й ударной. Весь коридор был завален трупами в несколько слоёв. Советские танки шли прямо по ним и гусеницы вязли в сплошном месиве человеческих тел. Кровавые куски забивали траки, машины буксовали и танкисты прочищали гусеницы заранее заготовленными железными крючьями…
Коридор, расширенный до километра, держался в ожесточённых боях до 23 июня 1942 года, когда был снова пере-крыт. К утру 24 июня 1942 года советские войска вновь смог-ли пробить коридор шириной 800—1100 метров, и снова туда устремились воины 2-й ударной. К вечеру того же дня коридор сузился до 300 метров, но советские воины продолжали выходить через насквозь простреливаемое пространство, за-тем коридор вновь был закрыт. Последний раз поздним вечером 24 июня 1942 года коридор шириной в 250 метров был восстановлен, и в течение ночи 25 июня 1942 года некоторое количество бойцов успело прорваться к своим.
Утром 25 июня 1942 года коридор был перекрыт окончательно, остатки армии, которым не удалось выйти, сгрудились на пятачке площадью 1,5-2 километра у деревни Дровяное Поле, и были уничтожены (взяты в плен).

4.

Одновременно с выходом по основному коридору отдельным частям и подразделениям удавалось организовать свои частные прорывы.
Федор, Владимир, Василий и с ними некоторое количество солдат и офицеров ночью выходили своей группой. Увидев небольшую засаду немцев, лейтенант подозвал Федора, чтобы решить что делать.
- Если пойдем на прорыв, нас положат, и может даже всех. Если их внезапно атаковать, может, кто и выживет, - задумчиво произнес лейтенант. – Жалко ребят, но другой выход…
- Нам нужно незаметно убрать часовых. Забрать их автоматы, мигом ворваться в блиндаж и уложить фрицев. Мы можем почти всех солдат сохранить, - не задумываясь, сказал Федор.
- Так точно, я тоже заметил, что они расхлябанно себя ведут. Ты это сейчас задумал или когда увидел засаду. Уж больно быстро нашелся. Я тоже так же думаю, но решил узнать твое мнение, офицеры недаром говорили, что ты мыслишь стратегически. Ты что-то кончал или дитя офицеров.
- Я дитя своего родного отца, а он у меня ого го какой стратег. Выжил в голод сам и нам не дал с голоду умереть!
- Так действуем. Пойдешь ты и бери сам еще кого ни будь.
- Разрешите действовать?!
- С богом Федор!
Когда Федор и Василий для маскировки обвязались травой и поползли к блиндажу, лейтенант незаметно перекрестил их и сказал: «С богом ребята, возвращайтесь. Пусть у вас все выйдет иначе нас здесь всех перестреляют!» Обращаясь к бойцам, скомандовал:
- Если начнется стрельба, разбиваться на маленькие группы и пытаться скрытно выйти из обстрела. Помните у вас у каждого по 5 патронов.
Услышав несмолкаемые автоматные выстрелы внутри блиндажа, Владимир рвался на помощь. Лейтенант только успел крикнуть:
- Зазря солдат погибнешь! – и, прячась за деревья, перебежками шел туда же.
- Добровольцы за мной! – скомандовал молодой сержант и все с криками ура рванули в блиндаж.
Их встретили Федор и Василий, а Владимир в кучу собирал автоматы. Там в блиндаже солдаты поснимали с убитых немцев обувь и там же переобулись, взяли консервы и так же быстро покинули это место. Нужно было до рассвета выйти с окружения. На привале не разогревая консервы, быстро перекусили. Уже не хотелось никуда идти, но гонимы мысля-ми, что уже скоро рассвет, а они еще не вышли с окружения, встали и пошли дальше. Идя, по лесоболотистым местам у лейтенанта промелькнула мысль, что они заблудились, нужен был привал, чтобы разобраться. По карте уже должен быть населенный пункт, но его не было. «Если солдаты поймут, что они заплутали, начнется паника, - размышлял лейтенант, - если вести неизвестно куда, можно нарваться на немцев»
- Фрицы, фрицы! - воскликнул солдат и давай палить без команды.
«Нервы, нервы! Паника! Вот уж нежданно-негаданно. Эх, солдат, что же ты наделал, не только сам подвергся…. Да вспомни черта, он тут как тут!» - досадливо подумал лейтенант. С немецкой стороны посыпался шквальный обстрел, который не давал даже поднять головы, косил бойцов. Из всей группы остались живыми Федор, Владимир, Василий и еще несколько солдат.
- Федор, решай, - сказал Василий, - ты у нас за старшего.
- Почему это Федор, я сержант…, - возмутился сержант.
- Насколько я понял, нам сказали выходить группами, которые сами создаем, вот и делай свою группу. – Невозмутимо сказал Василий.
- Так точно, - сказал сержант, - и ты будешь в моей группе.
- Никак нет! - твердо ответил сержанту Василий.
- За не послушание по военному времени, приговариваю тебя к расстрелу,  - сказал сержант и взвел автомат на Василия.
- Успокойтесь, что за игры, один уже открыл огонь и положил ребят. – Резко отрывисто сказал Федор, закрыв собой Василия. – Ни кто не спорит, ты за старшего.
- Отойди, иначе и ты получишь пулю, - вскипел сержант, выстрелив вверх, и тут же свалился от пули шальной или предназначенной ему. Но шум сделали.
- Давайте ребята перебежками ретироваться отсюда. Я остаюсь прикрывать. - Скомандовал Федор. - Фриц понял, что остались живые. Сейчас здесь будет свинцовый град.
- Я с тобой, - сказал Владимир и лег рядом с Федором.
- Вовка, милый беги! – Я один справлюсь, что не веришь мне..., - сказал Федор, но последние слова заглушила немецкая автоматная очередь.
- Выстрел, еще один, во уже в другом месте стреляют, но почему одиночными? – размышлял Владимир.
- Эх, Василий, Василек!
- Федь, я Владимир, Вовка я.
- Ты, Владимир, а Василий от нас уводит фрицев. А вот они нашли его и выпустили на него автоматную очередь.
- Федор, пошли спасать его!
- Ты понял, в какой стороне были выстрелы?
- Да, юго-западнее нас. Чего – то спрашиваешь?
- Похоронить надо Василия, он был герой, это наш друг и он без лишних слов спас нас. Мы обязаны ему, что еще живы, - с рыданием в горле говорил Федор.
- Федь, а може он…
- Нет, Владимир!
Когда они разыскали Василия, его рванное пулями тело было перемешено с землей. Похоронили они его на холме, сделали крест и прикрепили дощечку с выцарапанной надписью: «Здесь лежит герой Василий 2 Ударная армия».
Пройдя километра два, они увидели населенный пункт, к которому пробивались. Там по расчетам находилась часть 59 армии, с которой они должны были соединиться. Федор пошел на разведку, выяснить, кто сейчас находится в поселке. Они условились, если будет опасность, он даст Владимиру сигнал. Что самое страшно непоправимо для бойца, то, что он теряет бдительность и реальность. Радость, что они, наконец, вышли к своим соединениям, затмила разум. Восторг пере-полнял Владимира, забыв про осторожность, он вышел из укрытия и давай танцевать вприсядку, приговаривая, что они молодцы. Затем побежал вперед, размахивая руками, кричал: «Мы свои, мы свои» Федор не смог его остановить, он уже находился метрах в семи, пяти от населения прячась за деревом. Он видел, как немцы, стреляя, бежали к Владимиру, и он вел непосильный бой с ними.
Федор вышел из укрытия и попал в окружение немецких солдат. Он, не задумываясь, начал в них палить выкрикивая:
- Что твари, фрицы, справились с ребятами?! Что победили?! Фиг вам сволочи фашистские! Пришли править советским солдатом, захлебнетесь в своей же крови! Не видать вам покорного и униженного советского солдата! Красная армия непобедимая, не взять вам нас! Злитесь, беситесь, вы пришли к нам на нашу землю, здесь и положите головы, ироды проклятые! Вы хотя бы знаете, каких ребят убили?! Они молодые, недолюбившие!
- Иван, сдавайся, ты есть неплохой солдат! Рейху такие солдаты нужны! – кричали в рупор довольно сносным русским языком.
- Да, я русский Иван и я не сдамся!
- Ванька сдавайся, здесь у нас ты найдешь еду. Здесь тебя обогреют, накормят. Твой героизм ни кто не слышит. Тебе не поверят. Скажут, ты сдался, там тебя не любят…
- А ты фриц верни мне ребят, матерям сыновей, женам мужей…, - только и успел сказать Федор.


5.
 

Федора изрешеченного автоматными пулями находящегося без сознания подобрали, погрузив в машину вместе с другими ранеными, привезли в госпиталь. Это школа, недалеко от здания почтовой станции переоборудованная под госпиталь, где и размещали раненых Вырицкого лагеря. Лагерь находится примерно в 800 - 1000 метрах от госпиталя, это выкопанные в земле траншеи в них и содержится большое количество советских военнослужащих, захваченных в плен при разгроме в Мясном Бору второй Ударной армии.
В Вырицкий лагерь сгоняли только военнопленных, служащих регулярной армии. Гражданских, задержанных полицаями на улице, сюда не привозили. Условия в Выре жестокие, пленных могли за любой проступок выпороть или сразу же расстрелять.
Узникам Вырицкого концлагеря не давали воды ни для мытья, ни для стирки. Все завшивели, начался тиф. Узников умерших от тифа, голода и холода штабелями ежедневно вывозили с лагеря и тут же сваливали в вырытые траншеи. Но после этого немцы начали устраивать прожарку белья, и вши уже не так досаждали, но от клопов не было пощады. Подъём был в шесть утра, отбой — в девять. Утром и вечером приносили кипяток и кусок хлеба, клейкого, как мыло. Обед - кружка баланды из запаренных отрубей. Было праздником, если кто-то поймает крысу под полом в туалете. Перед школой был небольшой пожарный пруд. Там вначале водились лягушки, потом их выловили и съели. Траву, росшую во дворе, так же вырвали и съели, потому площадь была пустой. Зеленело только за проволокой, под страхом смерти, узники пытались сорвать хотя бы травинку, но пуля тут же, их доставала.
Федора латали, сшивали, почти не обезболивая. Лечащий врач, вставлял ему между зубами твердый предмет и приговаривал: «Что милый?! Терпи. У нас пленных нет, а есть предатели. А как ты добр человек сюда попал никому не интересно. А муки твои не напрасны! Бог видит, я знаю, как ты сюда попал. Да если бы не Вальтер, тебя бы здесь не было! Чем-то ты ему приглянулся. Лежать тебе тогда бы истекая кровью. Знать судьба твоя такая. Сильный ты Иван. Правильно говорит Вальтер, такие солдаты рейху нужны. Такое как ты испытываешь не каждому дано. Завтра милый силенки еще больше потребуется, ну ты не переживай, придумаю я что-нибудь! Да и Вальтер тоже врач-хирург и скажу неплохой. Может он, что для тебя придумает. Уж больно жаль мне тебя! Живи Иван».
Наутро пришел Вальтер и Георгий, так звали русского врача и наклонились к Федору.
- Русский Ванька ты жив! (Russisch Wanka du lebst) - спросил Вальтер. – Не получив ответа, он уже по-русски спросил, - Ванька жив!  - вопросительно нахмурившись, посмотрел на Георгия.
- Жив он, жив, - поспешил откликнуться врач. – Только господин доктор вынесет ли он такую операцию без наркоза.
- Найди ему, что либо…, - замялся Вальтер, он тоже не рисковал открыться русскому, но явно не был против наркоза.
Потом показал рукой на дверь Георгию. Георгий сразу вышел.
- Понимаешь Иван, ты похож мой Vater! Папа. Я помогу, но никто знать нельзя! –  присев на постель говорил Вальтер, поглядывая на дверь. – Ты храбрый сольдат, я уважать тебя. Ты иметь служить нам.
После операции приходя в сознание, Федор понимал, где он находится, но никак не мог вспомнить, что же, получилось, что он оказался в немецком плену. Наркоз быстро отошел, так как Георгий достал совсем мало лекарства. У него все пекло, горело внутри, страшная боль пронизывала тело. От невыносимых болей у него начались галлюцинации, он видел, как танки застревали в груде трупов заваленных в несколько слоёв. Ему казалось, что они идут по нему! В бреду, он кричал: «Я живой, стойте, я Советский солдат! Танки, остановите танки». Каждую ночь слушать это было невыносимо. Были раненные которые стонали, звали на помощь, шли в бой, но постоянные крики Федора разрывали душу.
- Эй, мужик хорош, орать, - раздраженно сказал лежащий справа человек.
- Ты кто? Танкист? Слушай, останови танки, я сейчас вылезу из-под трупов. Мне никак нельзя умирать. У меня дочь, такая кроха, но красивая.
- Живи мужик. Пока ты здесь орешь, еще неплохо, а вот пойдем вшей кормить, да баланду есть…
- Вшами меня не напугаешь, я в окопах был, лягушек ел…
- Хорош, давай лучше о семье поговорим. А этого…, - он замолчал, увидев вошедшего врача.
- Ты где? Говори, говори. Когда ты говоришь мне легче, так не жжет тело, - просил его Федор.
- Вот и Иван начал говорить, - сказал врач, - значит, скоро освободишь койку. Врач подошел к Федору и, положив трубку на грудь, приклонил голову, чтобы послушать сердцебиение. Потом постучал по груди, невыносимая боль прострелила все тело Федора.
- Ирод, что ж ты делаешь?! Человек я! Господи, танки, всюду танки, дайте гранату. Володя стреляй, стреляй, говорю, ах, чтоб тебе заложило! Танки идут, смотри это наши танки! Ура! Ура! Ура-а-а! Вперед, не отставайте. – Кричал Федор.
- Доктор, Вы можете заткнуть его. А то так и не увидит красавицу дочь, - застонал через две кровати солдат, - я его сам сейчас придушу.
- Я постараюсь, что-нибудь предпринять, - сказал Георгий, - он среди вас самый тяжелый, потерпите немного.
- Так он ночью будет кричать, - не унимался солдат.

6.

Ночью в палату зашел немецкий офицер и включил свет. Следом за ним вошел Георгий.
- Кто тут орать?! – (Wer schreit hier?) – грубо спросил он по-немецки.
- Немцы, немцы! Гранату! Васька неси гранату! – закричал Федор.
- Расстрелять русского! Русская свинья! Зачем тратить лекарства на русских! (Erschie;t den Russen! Russisches Schwein! Warum Medikamente f;r Russen ausgeben!) – закричал офицер, даже не закричал, а завизжал от злости.
В палате образовалась тишина.
- Слышишь, Василий перед боем всегда тишина, - тихо сказал Федор, - лежи не шевелись, слушай, может, где дымком пахнет.
Офицер подошел к Федору и подставил пистолет ему к груди, с полным удовлетворением сказал:
- Русская свинья! Умри! (Russisches Schwein! Stirb!)
- Фриц, - заорал Федор, и ловко выхватив у офицера пистолет, выстрелил в него.
Вмиг подбежали четверо раненных схватили офицера, доктор выхватил у Федора пистолет протер его тряпкой и сунул, держа его в тряпке чтобы не оставить свои отпечатки в руку офицера. Затем вышел в коридор. Там никого не было. Выглядывающим из палаты раненым он показал рукой в ординаторскую. Они тотчас занесли его и положили на кушетку. Это произошло все неожиданно мгновенно. Обдумывать действия было роскошью, стояло всем жизни. Раненые солдаты прошли военный ад, доктор подвергался опасности каждый день. Да, что там день каждая минута для него была испытанием на прочность. Поэтому их действия были без лишних движений.
Когда немцы окружили полевой госпиталь, который не успел эвакуироваться с отходящими советскими частями, Георгий не смог бросить раненых и вместе с ними попал в плен. 
В плену он ежедневно проводил до 5 операций и выполнял свыше 50 перевязок. Он лечил пневмонии, плевриты, прободные язвы, остеомиелиты. Врач в буквальном смысле работал на износ – до 20 часов в сутки - но не мог дать себе передышку. В лагере не было онколога, и он сам удалял даже злокачественные опухоли. Ему разрешалось свободное перемещение по всей территории лагеря, так же он получал дополнительное питание, которое отдавал раненым. Он старался обменять дефицитное сало на картошку и хлеб – так продукты получало большее количество ослабленных солдат. Он придумал мази, которые помогали ранам быстро затянуться, при этом внешне повреждения казались свежими и отпугивающими. Как раз такое средство помогло ему дольше держать Федора в госпитале.
 Не сговариваясь, они поняли друг друга, доктор вышел во двор, а раненные легли каждый в свою постель.
К Федору пришло прозрение. Мозг как бы очистился от ночи, в голове просветлело, он увидел реальность. Выстрелом он подставил раненных и доктора, который ему подарил жизнь, под расстрел. Он ясно вспомнил все, перед глазами за минуту прошла картина, как он отстреливался, как больно было за потерянных навсегда ребят. 
Федор встал и, шатаясь, подошел к рядом лежащему молодому человеку.
- Товарищи, простите меня, я точно убил фрица? Если да я понимаю, что сейчас кинуться искать его, дальше вы же понимаете, что случится. Я, конечно, скажу, что это сделал я, но это не поможет. Кто есть, который добровольно поможет мне. Может нас убьют, но только нас, остальных не тронут.
- Доктор все сделает, он толковый, - высказался один из раненых.
- Ладно, силенок у меня немного, но…, - сказал Федор и пошел к двери.
- Я тоже с тобой, куда тебе калеки, - сказал молодой, который ворчал все время на Федора и, подтягивая одну ногу за собой, подошел к Федору. – Максимом меня кличут.
- О, вижу, ты здоров! Два калеки уже один нормальный человек. Пошли.
- Ребята я Петр тоже с вами. Я учитель по физкультуре. Занимал в городе, где жил призовые места по борьбе - с раненной рукой встал еще один. Умирать так весело, а не лежать бревнами.
- Ишь, умники, я то - ж не лыком шитый. Костя я, - встал лет сорока-сорока двух мужчина, худой, можно сказать шкура, натянутая на кости.
- Спасибо ребята, хватит мне Максима, - сказал Федор.
- Чаво надумали? – спросил тихо лежащий, маленького роста мужчина с бегающими мутными глазками звали его Аркадий.
- Придем, расскажем, - буркнул Федор.
В ординаторской сидел доктор, убитого не было. Увидев Федора, да еще и ходящего, от неожиданного визита он сплеснул руками.
- Георгий, где…? - спросил Максим.
- Вы за лекарством пришли? – спросил доктор.
- Давай мне лекарство иначе не усну, - сказал Федор.
- Иван.
- Давай сказал, - твердо произнес Федор.
Офицер голый лежал вместе с другими мертвыми, которых утром должны были скинуть в специально вырытую траншею. Но он сильно отличался от других замученных голодом, непосильным трудом, изнеможенных узников. Они надели на него все его же обмундирования, затолкали его в мешок и через черный ход, который показал Георгий, волоком потащили к колючей проволоке. Потом плоскогубцами, которыми тоже снабдил их доктор, раскусили проволоку, пролезли через нее и, протащив ко рву, кинули к куче мёртвых, предварительно сняв с него мешок. Они были в таком треволнении, что только тогда когда ползли назад, поняли, что идет густой снег, что на улице зима, что сейчас немцы празднуют рождество. Им не требовалось заметать следы, так как снег делал это за них.
Утром всех узников построили. Они стояли в порванной обуви и латанных перелатанных одеждах несколько часов на снегу. Хорошо, что мороз был слабый и снегопад прекратился. Немцы, держа собак на длинных поводках, ходили вдоль строя. В госпитале каждую постель переворачивали, раненных обнюхивали собаки.
Все перешептывались решив, что кто-то из пленных сбежал.


Глава 8

1.


Жизнь в концлагере это непрерывная пытка - голод, холод, болезни, непосильная работа. Мало того казни были за каждую провинность: медленно идешь в колонне, задерживая других, получи плетью, от которой трескалась шкура; помог подняться свалившему от усталости по тебе тоже гуляет плеть; если обессиливающий упал и не поднимается, после-дует выстрел; если сказал против слово – виселица. 
Хлеб для пленных готовили из отрубей, целлюлозы и соломы. А похлебка и напиток представляли собой небольшие порции дурно пахнущей жидкости, часто вызывающей рвоту.
Федор ел пищу, разболтав баланду в чашке, накрошив туда крохи хлеба, просто заливал в рот содержимое, закусывая остатками хлеба. Собирал крошки хлеба со стола и, сложив их в тряпку, прятал в карман.
Кто не выдержал пыток, отказывался от еды, умирали.
С Федором рядом лежал военнопленный со 2 ударной, даже с его отряда, но Федор его не узнал, он был изможденным, умирающим. Голос хриплый, скрипучий как старое дерево. Когда они остались одни, он обратился к Федору, не называя его имени, хотя он знал его хорошо.
- А я тебя узнал сразу. Твою важную походку, манеру говорить и независимо держаться я никогда не с кем не спутаю. Только вот никак не пойму, ты в плену. Ты, который постоянно приходил победителям. Таскал фашистские автоматы, даже помню, вы с ребятами нашли склад, и мы тогда от пуза наелись.
- Мне, кажется, все же перепутал ты, я тебя не знаю.
- Я Тихомир, но здесь меня зовут Глеб.
- Стой, стой. Мы же с тобой лей…
- Я рядовой!
- Понял, а я Иван. Меня почему-то один немец назвал Иваном, меня Георгий по кусочкам собрал, так я и остался Иваном.
- Вот и оставайся. Жизнь длинная непредсказуемая, что будет впереди только богу известно. Держись Иван. Знаешь у меня там под матрацем сухари спрятанные. Мне осталось жить…, сегодня завтра помру.
- Кто это так распорядился Глеб. Сам сказал…
- Не перебивай, мне трудно говорить. Я не могу кушать, у меня от еды внутри все горит и горло со страшной силой болит.
- Ты прошел муки ада и такое говоришь. Нет, от еды не отказывайся. Ишь, что придумал. Умереть не штука, ишь, раз-вел слабость. Нет, Глеб, умереть я тебе точно не дам.
Федор пошарился в кармане вытащил крошки хлеба, намочил их и, протягивая их Глебу, улыбнулся скупой улыбкой, сказал:
- Рядовой Глеб, кушать подано.
- Нет, нет. Если я возьму эти крохи, мне будет ужасно больно. Нет!
- Ешь, сказал, нянчиться с тобой не буду, не барышня. – Грубовато сказал Федор, глядя куда-то вдаль.
Такого грубого отношения от Федора он не выдержал и со слезами начал глотать крошки.
Федор увидел на его губах кровь. "Что же это такое?! Когда будет просвет в нашей никчемной жизни. Хочется жизни, хочется знать, для чего живем? Что нам нужно сделать, чтобы вырваться отсюда. Как можно вырваться с этого ада, да не попасть в другой?! Что же нам делать?! На поле боя знаешь, вперед, на врага. За Родину, за Сталина! Здесь от нас никакой пользы, какой-то непонятный круг"
- Видишь теперь? Мне легче ничего не есть.
- Легких путей не ищи, они не для нас. А кушать надо, пусть пока так, потом легче будет. Не отстану я от тебя. Мы здесь все в одинаковом положении. Скиснешь, умрешь, попадешь в траншею. Для чего тогда мучился, для чего женился, рожал детей, чтобы какой-то чужой дядька их воспитывал? Нет, я тебе скажу, мы все должны выдержать!
- Правда, говорили, что ты из стали. Для тебя даже автомат не придумали. Другой бы…
- Отдыхай, не трать энергию!
Прошло время, а Федор, приходя с непосильного тру-да, подходил к лейтенанту, который стал в лагере, рядовым Глебом, говорил:
- Так Глебушка, как твои дела? А смотри, что я тебе принес и выливал в его кружку крохотную порцию похлебки, которую сэкономил из своей порции.
Ребята Максим, Петр, Костя заметили, что Федор своей порцией делится с Глебом, решили тоже выделять свои пайки. Они знали, что кто не работает, получают еду в два или в три раза меньше. Так Глеб поправился и уже через месяц, его погнали на работу. 
Максим, Петр, Костя сдружились с Федором. Они держались всегда рядом. Федор больше доверял Константину, он оказался на два года моложе Федора, хотя выглядел на много старше. Он был с 1909 года родом из Караганды. Они заметили, что Аркадий всюду ходит за ними. Это им не нравилось, они ему не доверяли. В лагере нельзя было доверять никому, могло оказаться, что из двоих один доносчик, было даже так, что двое доносили друг на друга, кто за поблажку, кто по удовольствию.
Константин заметил, что у Глеба наклонилась груженная камнями тележка, когда он шел на подъем, он пытался ее выровнять, но силы были не те и камни вот-вот повалятся вниз, сбивая идущих сзади. Решение созрело мгновенно. Он бросает свою тележку и бежит на помощь к Глебу. Вдвоем они выровняли ее, и Константин помог тележку  довести до ровного места. Тут же подбежали два охранника и начали бить Константина. Глеб подбежал к охранникам и хотел остановить избиение, но получил по лицу плеткой так, что хлынула кровь и залила ему глаза.
Вечером к Глебу полубоком с лисьей походкой и ехидной полуулыбкой подошел Аркадий и раболепно заговорил:
- Глеб ты не якшайся непонятно с кем. Иван со своими дружками тебя подставит. Вот сегодня знать глаза мог лишиться, а за кого, за дружка Ивана. Они могут убить как того офицера.
- Какого офицера? – переспросил Глеб, подыгрывая Аркадию, так как знал эту историю от ребят.
- Знать не знамо тебе. Я предупредил, а твое право верь не верь. Вот нашелся бы человек да знамо сказал, шепнул, кому требуется.
- Ну, а ты чего медлишь? Шепни.
- Да я мал человек, Иван со мной как с курицей разделается. Ему знамо офицеры немецкие нипочем.
- Так ты решил, что я…
- Да, да, - закивал Аркадий, - все подкинуть поек.
- Хорошо, ты только никому не говори, а я подумаю, - заговорщицки сказал Глеб. Думая: «Какая же ты гадина. Подглядываешь, подсматриваешь и доносишь. Вот только Иван тебе не по зубам. Боишься его. А меня ты сука за кого держишь?!»
- Я еще по секрету скажу. Слухи идут, комиссия серьезная к нам едет. Вот там можно и…
Когда на работе образовалась минутка, Глеб рассказал ребятам о разговоре с Аркадием.
- Надоело мне ребята кланяться каждой швали. Ох, как надоело! Надо что-то предпринимать. Я больше так не могу-у-у! – скрипя зубами, с болью произнес Максим.
- Мы здесь все деградируем, одним словом чокнутыми будем, - вздохнув, сказал Петр.
- Предлагай, что делать? – спросил Федор.
- Надо разработать план побега. Не бывает препятствий, если хочешь, можешь что-то сделать. Вот Иван пришел в чувство – это же чудо. Думали, всю жизнь в войну мужик будет играть, а нет же, мозг шевельнулся, проснулся. Так вот и у нас должен работать ум, сознание, понимание, а не так. Ре-шили бежать и побежали, так это побег в никуда. Здесь мозговать надо. И не привлекать к себе внимание, а то Аркадий уже подкрадывается. Расходимся, тут уже и охрана приближается к нам. За работу товарищи. – Сказал Глеб и быстро ушел.

2.

Неделю непрерывно льет дождь как с ведра. На улице образовались большие лужи, ноги проваливались в грязь почти по колено. Работы прекратились. Помещения забито людьми как селедки в бочке. Распад и гниение конструкций сделанных из досок вперемешку с потом, грязной одеждой разносили зловонный запах. Люди задыхались. Агрессия летала в воздухе. Злость дышала повсюду. Люди доходили до умопомрачения. 
Глеб зашел в помещение, скинул с головы тряпку не понятного цвета, которая видно служила ему зонтом, так как она была закручена своеобразно. Сел плотно возле Федора. Федор постарался немного отодвинуться от него, потому что одежда на нем была мокрая. Глеб засмеялся и как бы играючи схватил его за плечи, шепнул: «Выйди»
Федор встал и, сказав, что не хочет простудиться, вы-шел. Через непродолжительное время к нему подошел Глеб. Он облокотился об косяк входной двери, Федор стоял возле двери, напротив. Глеб, не смотря на Федора, спокойно сказал:
- Нас ждут в одном месте. Идешь?
- Идешь, - сказал Федор.
- Что там ты увидишь, что услышишь не должно нигде просочиться. Понятно!
- Так точно!
В ординаторской, куда они зашли, было четыре человека и с ними врач Георгий. Он подошел к Федору поздоровался, и сказал:
- Иван, если кто сейчас зайдет, скажешь, что у тебя боль в груди; наличие крови в мокроте; потливость по ночам; периодическое повышение температуры; потеря веса. Все это симптомы туберкулеза, они сразу уйдут.
- Так точно! – ответил Федор. Он понял, что все кто здесь находится «больные» как и он.
- Рассиживаться здесь нам большая роскошь скажу, - сказал, вставая неопределенного возраста человек. Он был похож, как и все здесь просто на узника лагеря: худой, длинный и согнутый вопросительным знаком. Одежда на нем была штопаная, обувь сносная - не порванные туфли. Но было вид-но, что он опрятнее, чем другие. Что-то в нем было интеллигентное, но уже стертое. - Товарищи, пусть наша участь такова, что мы в плену. Советское руководство, вообще, считает каждого солдата и офицера, сдавшегося в плен, чуть ли не дезертиром. Но мы не сдавались, кто попал в плен тяжело раненным, кого окружили, и он не смог противостоять. Да, соглашусь, есть, кто сдался, кто не смог выдержать порывы трусости, пусть их судят суды. Среди нас таких нет, мы 2 ударная армия сражались с фрицами до последнего, но прорваться из окружения не смогли, вот, в чем наша вина. Но мы должны, обязаны искупить свою вену. Мы должны вырваться с плена. Здесь мы собрались, чтобы каждый подумал, как это сделать с меньшими потерями.
- Мы выберемся, а знаете, что сделают с оставшимися узниками, их просто расстреляют через одного или через пять, десять человек. Это будет на нашей совести, - сказал другой.
- Для этого мы и собрались, чтобы все обсудить. Да может, и будут промахи, но сидеть здесь пока наша армия воюет, бьет врага. Товарищи не будем осложнять нашему врачу положение, соберемся следующий раз и чтобы у всех были предложения, - сказал тот же выступающий.
- Я слышал, что к нам агитационная группа скоро прибудет. Листовки наверняка вы читали. Набирают РОУ – Российская освободительная армия, под руководством Власова. Обещают еду, теплую казарму, хорошее обмундирование, развешивают портрет Власова. Кричат, что Советский красный генерал идет против коммунистов и Сталина, что же делать простому красному солдату. Выбирайте жизнь, я не смерть. Вас всех послали на убой! Отомстите коммунистам и Сталину и вас наградят! - сказал врач.
- А мы уже сыты их похлебкой, да и так называемые казармы видим. А воевали, и будем воевать мы против фашистов и мы не зря воевали, мы спасли от умирания город Ленинград и я горжусь этим, что воевал во 2 ударной армии. Мы все видели, нас этим не прошибешь! – тихо, но властно сказал опять тот же, выступающий.
- Да, но мы не пойдем туда, нас это не коснется. Они же добровольцев набирают, - сказал круглолицый с длинными ресницами и моргающими глазами, тихо сидевший в углу, казалось о чем-то своем думающим.
- Ну, это как сказать. Из нас ни кто не думал, что в плен попадем, чтобы ему гореть в аду, - сказал еще один узник, вставая.
Ночью и следующим днем, дождя не было. Вечером всех вывели на улицу и построили во дворе, где на виселицах висели четыре трупа с табличками «Я коммунист». Федор сразу понял, что это те узники, которые были в госпитале в ординаторской. По спине прошел холодок. Он глянул на Глеба, который стоял через 3 человека в этом же ряду, что и Фе-дор. Глеб был невозмутимый. «Да товарищ держишься хорошо. Но, что будем делать, если сейчас нас выведут и перед строем повесят. Кто-то доложил, Аркадий?! - промелькнуло в голове Федора. – Нет, нет, а то бы висеть нам с ними заодно. Видимо мир не без добрых людей - есть и другие Аркадии». А в это время, ходя вдоль строя и заглядывая в лица, коверкая слова, говорил по-русски немецкий офицер, Федор прислушался:
- …Мы иметь стрелять, вешать всех кто против немецких сольдат! Кто скажет с кем быть иметь с коммунистами, тот получит подарок? Кто сказать иметь рядом коммунист будет награжден. Ви не должны выступать против Рейха! Ну, кто иметь сказать?! Давай!
Строй молчал.
- Русский свинья! (Russisches Schwein) - Заключил офицер и ушел.


3.



Не прошло и два дня, Глеб опять шепнул Федору, что встреча будет там же. Федор сказал:
- Мне кажется, что для встреч прошло еще мало времени, что нужно поменять место встречи, так как это уже проваленное. Немцы не дураки, они застукают нас.
- Иван я не дурак и смыслю более или менее. Если струсил…
В глазах Федора, словно молния сверкнула, лицо стало суровым чужим, он вытянувшись встал жестоко произнес:
- Глеб если ты не хочешь со мной ругаться, не позволяй себе даже думать, а вслух произносить обо мне такие вещи, можно получить. Я церемонится, не привык! Не надо!
Глеб вышел как ошпаренный. Не оправдано глупо произвольно против его воли вылетело это гнусное слово. Он привык приказывать подчиненным, а выполнять команды вышестоящих. Он недооценил Федора. Ему самому было неприятно, но слово не воробей, вылетело, так вылетело.
Федор спал беспокойно, снился дом, дети, его любимая крохотная дочь Валюша. Снилось, что он лежит рядом со своей Дарьей. Он физически ощущал ее, он слышал, что она горячо говорила ему: «Милый, мы тебя ждем. Ты должен помнить, что у тебя семья, не ходи с ними». Он протянул к Дарье руку и проснулся. Но это сон и ее с ним нет. Опять разочарование. Когда, когда все это окончится, когда судьба их соединит?! Во дворе был какой-то шум, Федор прислушался и не поверил своим ушам. Кто-то пел, даже не пел, а недружно выкрикивал:
Белая армия, чёрный барон
Снова готовят нам царский трон,
Но от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней….
Федор понял, что это ведут на виселицу Глеба и товарищей с кем он встречался. Первый порыв был выбежать, но что-то схватило за горло, стало нечем дышать, все стало в черно белом свете, он весь сжался, застонал и пошел не к дверям, а прямо на Аркадия, когда его сзади схватил Максим, он откинул его как игрушку. Подбежали Петр, Костя за тем Максим и просто повисли на него, он раскрутил их и откинул от себя. Аркадий в панике выскочил во двор и стал кричать, что его хочет убить Иван. Он махал руками и бежал к немцам. Немцы поняли это как опасность и выпустили в него автоматную очередь. Потом Федор думал, что его побудило идти, злобно скрипя зубами на Аркадия и чтобы было, если бы ребята не остановили его.
- Ну и селен ты Иван! Где берешь силы?! - восхищаясь Федором, сказал Максим.
- А стоило оно того?! Задушил бы ты идиота, тебя бы повесили, мы бы и виселицу тебе сделали, так сказать заставили сделать. Такая гадкая жизнь! А на место Аркадия другой пришел бы, да похитрее, этот не блистал умом. - Задумчиво произнес Петр.

4.

Лагерь с утра зашевелился как улей, ходили по комнатам и кричали, чтобы все было убрано, потом погнали на уборку территории. После обеда всех вывели на построение. Все шептались, что приехала комиссия.
- Вот тебе бабушка и Юрьев День! – с внутренней занозой в сердце проговорил Петр.
- Так точно! – сказал Федор.
- Сейчас будет агитация в РОУ.
Федор понял, что тут будет не только добровольная агитация, но может повернуться и носильная. Он, стоял в первом ряду и выглядит лучше, чем многие. Федор шагнул назад, тут же ряд сомкнулся, он продвинулся к третьему ряду и немного осунулся.
Появилась комиссия человек двенадцать, среди них были две женщины. Выглядели они холено вызывающе. Все ждали, что сейчас начнется агитация. Но комиссия важно ста-ла ходить перед строем. Один из них тыкать рукой на узников, другие немедленно выводили из строя тех на кого он показывал.
Когда комиссия отошла дальше Федора, рядом стоящий маленького роста, тощий человек с мясистым носом закричал:
- Я за вашу нацию! Возьмите меня, господин офицер! Я хочу бороться против коммунистов!
«Чтоб ты сдох! Чтоб тебя черти взяли! Ирод проклятый! - возмутился в душе Федор. – И стоило мне стоять возле не-годного предателя! Да что же это делается?! Тебя держат хуже скота, а ты рвешься, рехнулся мужик, опомнись…»
Процессия остановилась, и который был главный у них, спросил переводчицу, что он хочет, затем по-немецки, сказал:
- Кто говорит? Иди сюда к нам. (wer spricht? komm her zu uns).
- Я, я, - закричал мужчина и поднял руку.
- Иди ко мне,(- Komm zu mir). - Сказал офицер и посмотрел в сторону крика.
Тот, кто кричал, расталкивая стоящих рядом с ним узников, двинулся в сторону комиссии. Кто-то подставил ему подножку и он, споткнувшись, чтобы не упасть цепляется за людей. Строй впереди разомкнулся, давая возможность ему пройти и он, получив хороший пинок взад, распластался, как будто прилип к земле. Строй сомкнулся и ни у кого даже мимика лица не изменилась. Все стояли сурово поникшими головами.
- Русские свиньи! (- Russische Schweine!) – выругался немецкий офицер. И глянул на Федора, ткнул в его сторону.

5.

Всех затолкали в закрытый товарный вагон и повезли.
«Что за болото, что за трясина меня затянула?! Почему никак не могу вылезти с этого болота?! Что за напасть та-кая на мою буйную головушку?! Чем я провинился, что делаю не так?! Кто мне поможет? Дебри, густые дебри, сон. Дайте мне проснуться, да откроются мои глаза. Как народ ненавидит предателей. Даже конвоя не боятся. Вон как толкнули несчастного и никто не пожалел его. А кто пожалеет меня, кто поймет, что меня загнали в этот вагон и везут в неизвестном направлении. Зачем я им и стоит ли моя жизнь этого. Жизнь моя копейка и я ничего с этим не могу поделать. Простите меня люди. Весь мир воюет, а я разъезжаю, да еще придумали Российская освободительная армия, а во главе фюрер, смеяться хочется и выть по-волчьи», - кручинился Федор.
Кручинился ни один Федор. Несколько узников начали тарабанить по закрытым дверям вагона и выкрикивать: «Фашистам смерть! Да будет проклята страна, которая скормила иродов! Да здравствует Советский союз, за Ленина, за Сталина мы примем смерть!»
-Вы преданные до фанатизма кретины, придурки! - закричал мужчина в углу. Вас кинули, кто вы будете на Родине, предатели, вы сдались в плен. Вы предатели, так стойко выносите свое звания! Никому вы нигде не нужны, вы списанный материал и что вас ждет на Родине?! Расстрел, такой же лагерь, а может и хуже, презрение тех, кто вас не достоин, кто прятался в тылу, будет вас судить. Разве понять сытным мордам, как на передовой вы стояли на смерть защищая Страну голодными, холодными. Как ранеными при смерти вас забрали в плен, а там …
-Ой, сейчас слезу пущу. Да, моли бога, что тебя забрали в другой лагерь, может хотя бы там нормально будет. Жрать дадут, да вшей кормить не будешь. Ты немного человеком себя почувствуешь. Кто ты? Ты быдло, а твои заслуги перед отечеством зачеркнуты жирной чертой. Правду сказать ты нигде не нужен. Ты семье своей не нужен. – Высказался еще один.
-Ну, ты хватил, чего это семью то сюда приволок? – возмутился другой.
-Правильно он говорит. Семьям нашим позор. Мы должны … - вступили в другом конце в разговор.
-Ничего я никому не должен. Естественное стремление людей выжить любой ценой воспринималось как предательство. А кого я предал?! Я хочу иметь право жить! Сейчас война, так дайте мне ружье, я пойду воевать, землю свою защищать. Но не надо меня испытывать голодом холодом и мучением я не подох лишь потому, что рядом был человек, который меня спас, отрывая от себя такой паек, который и ему на один зуб и, то мало. А если мы будем здесь собачиться, нас просто расстреляют. – Говорил мужчина явно не рядовой солдат, но различия можно было только понять по его манере и грамотности речи.
-Все вы прихвостни коммунистов! Заткнитесь! Зачем тогда согласились воевать против них, зачем едете к немцам?
-А ты не понял?! Создание РОА - акция насильственная, бесспорно недобровольная, что бы вы об этом ни говорили. Не каждый из нас согласился, кого-то спросили, а кого-то втолкнули в вагон и толком ничего не объяснили. И не все мы предатели…. Я смерти не боюсь и что такое смерть, бах выстрел и мучениям конец. – Говорил мужчина, проходя к тем, кто стучал по дверям. И обращаясь к ним, продолжил, - вы хотите смерти? Вы ее сейчас получите. Сейчас будет остановка, зайдут «молодцы» в немецком обмундирование и расстреляют вас, и кто за них прихватят и кто против них, вот здесь и положим головушки и все вопросы исчерпаны. Отойдите и панику не создавайте, это не героизм - это трусость ваша, а пострадают все.
-Понял, понял, - и расставил свои руки, по сторонам точно обхватывая всех собравших возле дверей, сказал тот, который больше всех кричал. - Отходим, отходим. Правильно говорит человек, постучались, пыл погасили и тихо расходимся по вагону.
6.
Смута, переживание Федора отдавались в сердце матери. Евфросиния подолгу молилась стоя перед иконами на коленях, прося всевышнего спасти ее детей от смертного одра. Она молилась за Варвару, Ивана, но особо чувствуя тяжесть положения Федора, даже не зная где он, что с ним, сердце матери сжималась болью, когда мысли возвращались к нему. Не верило материнское сердце, что он погиб, не укладывалось в ее сердце, что он пропал без вести. «Это человек и вдруг без вести, нет, это не может быть! Он жив, жив мой мальчик!»
Вот и сейчас получив письмо от дочери, она трепетно мысленно возвращалась к Федору: «Хотя бы строчечку написал, нацарапал, где, что с ним. Живи сынок, а я буду молиться за тебя! Да и за всех моих деток».
Евфросиния, чтобы отвлечься от мрачных мыслей затеяла стирку. Потом вынесла белье на улицу. Соседка, увидев Евфросинию босиком, да еще в халатике, сплеснула руками.
-Фрося, ты, чаво?! Марток еще не кончался, а ты уж лето почуяла! Видимо Харитона нет дома, он бы голяком тебя не выпустил, - запричитала соседка.
-Здравствуй соседушка. Чего так запереживала, я быстро справлюсь.
-Смотри, заболеешь, марток не снимай порток, так люди говорят. Снег лежит, может и буран быть.
-Да-а, - неопределенно сказала Евфросиния и убежала домой.
«Пойду - ка я к Евдокии, может, что о Федоре скажет. Да душа болит и за Михалку, что-то приболел он. Развела судьба нас, а душа болит. Живет у снохи, судьба как у его матери Марии, царство небесное ей! Я уж и корову Дусе отдала, детки там - внуки мои, да Миша…. Не сидится дома, пойду. Соседка права, пока бурана нет», - размышляла Евфросиния одеваясь.
Дома был Михаил с маленькой Валюшей.
-А где остальные, чего один сидишь? – спросила Евфросиния проходя в комнату.
-- А хто тобі потрібен, Фроська?! Мабуть я вже тобі не потрібен зовсім забула Мене! (А кто тебе нужен, Фроська?! Видимо я уже тебе не нужен совсем забыла меня!)
-- Що кажеш?! Вже старий, а все потрібен, не потрібен. До тебе прийшла, дізнатися як твої справи? Бачу блідий ти, схуд з-всім, що тебе тут не годують? Жартую, знаю, Дуся за тобою наглядає добре. Та й я два дні тому була. Приходжу до тебе, що ще придумуєш? (Что говоришь?! Уж старый, а все нужен, не нужен. К тебе пришла, узнать как твои дела? Вижу бледный ты, похудел совсем, что тебя здесь не кормят? Шучу, знаю, Дуся за тобой приглядывает хорошо. Да и я два дня назад была. Прихожу к тебе, что еще придумываешь?)
-Люблю я тебе! Все життя люблю! Мені білий світ без тебе не милий, все кручуся біля тебе. Знаю, недобрий я, мучив тебе, ревнував, тому що любив і зараз люблю! Запам'ятай Фрося це. Ось помру, будеш згадувати мене і мої слова, легше буде, і образи тримати не будеш на мене, і мені легко тоді буде там! (Люблю я тебе! Всю жизнь люблю! Мне белый свет без тебя не мил, все кручусь возле тебя. Знаю, нехорош я, мучил тебя, ревновал, потому что любил и сейчас люблю! Запомни Фрося это. Вот умру, будешь вспоминать меня и мои слова, легче будет, и обиды держать не будешь на меня, и мне легко тогда будет там!)
-Миша, дорогой, что за паника! Умирать собрался?! Живи, вон внучку замуж отдать надо, а ты раскис. Все будет хорошо! Ты еще хоть куда! К чему эти эмоциональные переживания!
-Фрося милая, запомни, я тебя люблю!
-Хорошо, хорошо, только не надо…
-Надо, сейчас надо,- Михаил задумался и после паузы, сказал, - знаешь Фрось, я бы сейчас выпил чекушку водки и твоего борща поел. Вот просто ощущаю вкус твоего борща, не посчитай за труд, милая, принеси, и водки не забудь.
-Миш, ты же не пьешь? Мне нетрудно, я сейчас пойду домой, сварю борща и принесу. – Она, посмотрела на Михаила, который выглядел усталым, бледно-желтое лицо светилось, синим оттенком, казалось силы его, покидают, он при разговоре с ней засыпал или уходил бессознательное состояние. Сердце Евфросинии сжалось. – Хорошо и водку найду!
Дома ее ждал Харитон. Он уже выглядывал из окна, выходил во двор, но Евфросинии не было. Он и подумать не мог, что она ушла к снохе, так как там была два дня назад. Не выдержав, он решил ждать ее во дворе и начал одеваться, там его и застала Евфросиния.
-Как хорошо, что ты уже одетый, - сказала Евфросиния, - знаешь, я сейчас от Миши, он сильно болеет, мне кажется, что он умирает, - она заплакала и прижалась к Харитону.
-Ну, ну, ты брось мокрое дело, - обняв ее, грубовато сказал Харитон. Може еще обойдется.
-Нет, я боюсь, нет! Харитон он просит водки, я заходила в магазин, водки нет.
-Ты, что не знаешь, что днем с огнем водки не найдешь. Но я знаю, где можно взять. Не беспокойся, сейчас схожу.
-Спасибо тебе. А я сворю ему борща, уж сильно просил.
Уже темнело, когда Евфросиния собралась к Михаилу.
-Давай отвезу, куда на ночь, глядя, пойдешь? – предложил Харитон.
-Нет, пока ты выведешь коня, пока запряжешь его в сани, я уже на ветке доеду.
-Хорошо я дома подожду, - согласился Харитон.
Евфросиния жалела, что не послушалась Харитона и поехала на ветке. Пока дошла до нее, пока ехала, затем пробежками шла к дому несколько раз падала в сугробы, да еще ветер усиливался и мешал быстро идти. Она почти выбилась с сил, хотелось посидеть в снегу отдышаться и опять пойти, но тревога за близкого человека гнала ее вперед.
Забежав в дом, она поставила узелок на тумбочку, быстро скинула с себя пальто и зашла в комнату. Увидев, что Валюша в колыбельки, а Михаил сидит на скамейки возле нее, сказала:
Она, улыбаясь, подошла к Михаилу и хотела объяснить, почему задержалась. Но страх сковал ее движение. Немного придя в себя, она легонько в плечо толкнула его, он не шевелился.
-Миша, Миша, я не знала, не думала, что ты со мной прощаешься. Нет, чувствовала, даже знала, но зачем ушла. Ушла, когда я тебе нужна была. Прости меня дорогой! Мы все эгоисты и прежде все делаем, как нам надо. Даже в последние минуты не думаем, что человеку надо, чтобы родные были рядом, сказали, как тебя любим, как ценим. Как же теперь без тебя, я всегда ощущала, что ты здесь, что ты рядом, что твоя забота, пусть даже такая невидимая ниточка держала меня с тобой и та сейчас оборвалась и как бы оголилась, нет, не будет твоей защиты теперь. Казалось, ты мешал мне с Харитоном, а сейчас не мешаешь, а сейчас смысла нет без тебя. Мне очень тяжело, Миша может, ты не будешь умирать, может…мне всегда светила твоя звезда, что в душе всегда был со мной.
-Бабушка, не надо он уже не оживет. Мне тоже жалко деда, я его тоже любил. Баба у тебя есть еще дед Харитон, - успокаивал ее внук Дмитрий. Он уже был подростком, ему скоро исполнится 14 лет. Уткнувшись ему в спину, плакал десятилетний Алексей.
-Мама где? – спросила Евфросиния, обняв их обоих.
-Она пошла в милицию, и вызвать скорую помощь. – Ответил Дмитрий, - а нам сказала, чтобы мы с тобой остались.
Евдокия в тот же день отправила телеграмму Ивану. Иван ответил, что ввиду военного времени не может приехать. Деньги на похороны передаст нарочным.
7.
К январю 1944 г. в Советских ВВС был накоплен резерв истребителей, обеспечивавший восполнение потерь, полное укомплектование авиационных частей и соединений, выведенных в резерв и вновь формируемых. В связи с этим появилась возможность перевооружить и истребительную авиацию Дальневосточного и Забайкальского фронтов, авиационные части которых продолжали иметь на вооружении устаревшие самолеты.
Для нанесения ударов по японским войскам в Маньчжурии, управления авиадивизий и воздушной армии пополнили до штатной численности военного времени. В штат истребительных и штурмовых авиаполков довели до 40 машин.
В 302 полк пришло указание о повышенной боеготовности. Нужно было проверить маскировку самолетов и аэродрома, произвести создание ложного аэродрома и построить укрытие для техники и людей.
Помимо этого в полк прибыла новая партия девушек оружейников.
Зима выдалась холодной и снежной, целыми днями лихо кружил снег, ночью в казарме было слышно, как завывала вьюга, утром совсем не хотелось вставать.
Летный состав готовили для боевых действий днем в простых и сложных метеоусловиях и частично ночью.
Связи с чем оружейницы работали так же днем и ночью и в любую погоду. В метель, когда не было видно ни зги, чтобы не потеряться девушки шли на работу цепочкой, держась за веревку. Особо тяжело было вновь прибывшим девчонкам, им нужно было привыкать к военной дисциплине в такую непогоду. Варвара четко следила за дисциплиной и не давала расслабление оружейницам. Вновь прибывшим девчатам это не нравилось и они шептались по углам, что она такая злая, потому что ни кто из парней не смотрит на нее и не хотят с ней дружить. За нее заступилась Надя, даже как то вызывающе сказала:
-Не говорите, что не знаете! С ней любой парень пошел бы, да она не хочет ни с кем встречаться. Приехала она сюда из-за того что ее парень погиб…
-А я о чем, приехала искать другого…, - засмеялась Афанасьева Катя
-Что вам все не уймется?! – спросила Надя.
-А вы ж с одного города, понятно. А не боишься, что забудешь щечки свои подкрасить, как ты их малюешь, а не красишь, а твой Виктор сразу к Варварушке - красавушке, - съязвила Катя.
-Перестаньте, что вы друг друга так бы и съели. Парней здесь хоть отбавляй, а вы…. Чего накинулась на Надьку? Она-то тебе чего сделала?! – возмутилась Дуся. – Я тоже с Акмолинска и чего?
Тут в казарму зашли парни. Один из них был с баяном.
-Девчонки, а танцы к нам в горницу пришли, - задорно закричала Дуся, встала посреди казармы и сделала реверанс.
Баянист заиграл, парни и девчонки пошли в пляс.
Удивительно, но и в тяжелейших условиях военного времени молодежь не унывала. Вот только пришли уставшие, возмущенные, заиграла музыка, и усталость рукой сняло. Смех, задор, веселье лилось рекой.
Варвара к казарме шла медленно, ноги гудели от усталости, хорошо, что буран к вечеру утих, вокруг темно, тихо и спокойно. 
Мысли потекли произвольно: «Как там мама без меня? Осталась она одна. Что Харитон, он думает только о своих дочерях, а папы, моего любимого таты нет! Иван пишет, что она грустит о Федоре и не допускает мысли, что его нет в живых, просит, чтобы я чаще писала ей. А я эгоистка, лень писать и нечего все одно и то же».
Подойдя к казарме, она увидела промелькнувшие три фигуры. Сама не зная, что ее привлекло, почему она вдруг закричала: «Кто там?! Пароль» в голове прозвучало: «Какой пароль?! Я что?!» и почувствовав, что кто-то прикоснулся к ней, оглянулась, но никого не увидев пошла дальше. Идти стало тяжело, ноги вдруг закачались, по спине потекла какая-то тягучая жидкость. Уже в полуобморочном состоянии она почувствовала гарь, пахнуло едким дымом. Увидев на земле кусок железа, она взяла его и бросила в окно казармы. Сразу выскочили несколько человек. Одни подскочили к Варваре, другие начали тушить разгоревшийся пожар. Рядом горели еще три казармы.
Варвара открыла глаза и расплывчато увидела склоненную к ней голову в белом колпаке. Она повернула голову, острая боль прошла по спине, в глазах потемнело, Варвара сморщилась и быстро закрыла глаза.
-Вам плохо? Что Вас беспокоит? Кружится голова? – неотчетливо услышала Варвара сквозь шум в голове.
-Я где? – открыв глаза и стараясь подняться, спросила Варвара.
-Лежите, лежите, Вы в госпитале. Вам нельзя еще вставать – сказала молодая медсестра.
-Я не поняла, я что больная? Что со мной?!
-Вас ранили ножом в спину. Хорошо, что на Вас внутри шинели была кожаная с большим мехом безрукавка. Она Вас спасла, так как на нее расчета не было. До сердца врачи говорят два сантиметра нож не дошел.
-Это братик мне выслал, сказал, чтобы я ее носила зимой.
В палату зашел врач, и медсестра подошла к нему.
-Что все в порядке, сейчас проверим, - он просмотрел рану и сказал, - если так будет заживать, скоро выпишем. А вот в соседней палате лежит который с Вами был боец тяжелее, ему придется недельки две поваляться, а он уже в бой рвется. Вот уже мне летчики налетчики им только в небо, заражены они небом голубым. Любит он Вас, все расспрашивал как Вы, а сам на ниточке держится. Ничего ни таких с того света вытягивали и вас вылечим.
Прошло два дня, Варвара уже поднималась и даже сегодня сама вышла в вестибюль, услышав тихий разговор в соседней палате, решила заглянуть. Ей стало интересно кто же там, в соседней палате, да еще и любит ее.
Увидев Петрова Ивана, она как с пулемета закидала Ивана вопросами:
-Ванюша – это ты?! Так это ты меня любишь?! Вот это да, ну и врач, а я голову ломаю, кто же меня любит?! А ты чего здесь валяешься?
-Варя как ты? Я переживал за тебя, - приподнимая с усилием голову и пытаясь подняться на локтях, спросил Иван.
-Лежи Ванюша. Я живее всех живых! – широко улыбаясь, произнесла Варвара.
-А ты не помнишь, как горели казармы и тебя ножом пырнули? Я остался около тебя, ребята побежал за поджигателями. А тут, словно из-под земли появился тот, который тебя пырнул. У нас с ним началась схватка, он обученный басурман, я разглядел его лицо и сказал, что запомнил его. Хотя они мне на одно лицо, но он запоминающий у него на лице глубокий шрам виде единицы. Вот он меня и про полосовал вдоль и поперек, врачи здесь хорошие иначе мне не выжить было. А тебя он понял, что не убил вот и вернулся.
-Его поймали?
-Нет, никого не поймали.
-Так он же может вернуться…
-Варюха, прячься, сюда, по-моему, врачи идут.
-Да я сейчас выскочу.
-Варя не успеешь, давай под кровать, - скомандовал Иван, Варвара тут же оказалась под кроватью.
В палату тихо, крадучись зашел маленького роста человек в белом халате. Осторожно подошел к кровати Ивана в руке у него сверкнул нож. Варвара мгновенно среагировала на опасность и схватила его за обе ноги и с криком на помощь потащила под кровать. Рядом лежащий раненный солдат упал на него. В палату забежали несколько больных, сзади бежали врачи и сестра.
-О. да это камикадзе, серьезная рыбка вам скажу. Он не ожидал удара из-под кровати. Позор для него. Он понял, что ему конец. - Сказал один раненный.
-Да, они не сдаются. Какой удар, обеими руками вонзил себе в живот нож, да еще прокрутил, чтобы наверняка, - согласился другой раненный.
-Расходитесь, расходитесь, - сказал врач. Развернувшись к Варваре, хотел что-то серьезное сказать, но она сидела в углу палаты, прижав к себе ноги и опустив голову, махнул рукой и ушел, сопровождающий другими.
8/
Варвара шла по длинной проселочной дороге вдоль леса несла обед на всю бригаду, весенний ласковый ветер легко касался лица, волос и нежно проникал в расстегнутую гимнастерку. Март месяц был на исходе, температура 10 градусов тепла. Пройдя лес, она прищурилась, солнце сразу ослепило глаза. Вдали виднелась палатка, где расположилась бригада. Подойдя ближе, Варвара увидела, что вся бригада машет ей руками. «Во, проголодались! Несу, несу вам обед, конечно маскировка самолетов, копать окопы тяжелая работа, устали ребята», - размышляла она, махая им рукой и ускоряя шаг.
-Валя, Варя бросай еду, - кричали ей девчонки.
-С какого перепугу, я уже рядом, вы что, хорош гнать…, - не поняла Варя.
-Варька, оглянись, только не пугайся, - закричал Иван. – За тобой идет медведь.
-Да, не за тобой, а за едой, брось еду и он отстанет от тебя, иначе он и палатку разнесет, - кричал Павел.
-О,ого-го! Ой-ей-ёй, боже мой! Да, здоровый ты какой, - остолбенела Варвара. – И в ту же минуты залюбовалась медведям, он был огромен и смешной. Он смотрел на нее тоже, не двигаясь, встав на задние лапы, а передние держал по швам, так как солдат. И как же мне поступить бежать? Так ты одной лапой меня…, нет, правильно мне кричат мишка, дам я тебе свою порцию и кушай, а им отнесу, пусть тоже кушают, хорошо, миша? Ты только не пугай меня, - говорила Варвара, продолжая смотреть на него, вытаскивая из специальной для еды стойки, одну порцию и положила ее на землю и еще булку хлеба, затем все это ногой отодвинула подальше от себя.
Он, переваливаясь, косолапо шагая, пошел вперед, Варвара осторожно пятилась назад. Медведь подошел к пище, все взял в передние лапы и пошел восвояси. Варвара перевела дух и побежала.
Когда возвращались в часть, к Варваре подошла Екатерина. Она была чуть ниже Варвары, ее круглое лицо с веснушками и полными губами показывали явное нетерпение. Она самоуверенно, почти высокомерно сказала:
-Варя, ты на меня не обижаешься, что меня старшиной поставили?
-Почему я должна обижаться?
-Ты же была старшиной…
-Нет, не обижаюсь, ты же сержант, а я ефрейтор, все в порядке, ты даже не думай об этом.
-Но ты больше меня служишь и…
-Что тебе надо?! Я сказала, я не обижаюсь и не держу в голове. Хватит об этом, смотри какая чудесная пора, весна, цветы, солнце …
-Варя, ты, наверное, больше заслуживаешь…
-А ты больше ходишь полы мыть к политруку. Хотела?! Услышала! – сказала Варвара и быстро ушла.
В казарме увидев Надю, Валентина подошла к ней и улыбаясь спросила:
-Куда это мы так тщательно красимся? Почему горят глазки?
-Знаешь, Виктор сказал, что хочет сегодня вечером встретиться со мной, - смущенно сказала Надя.
-Знаешь, я согласна, - сказала Варя и рассмеялась.
-Валька, ты чего?
-Ты так смотришь на меня, да еще в глаза заглядываешь, будто от меня зависит идти тебе на свидание или не идти. Да если я даже скажу, не ходи, ты накрасишься и побежишь. Я только могу тебе одно сказать, что парень должен бегать, страдать за девушкой, а не ты. Мне все одно, хочешь? А ты хочешь, то иди и ни у кого не спрашивай.
-А тебе Юрка нравится? – опять заглядывая в глаза, спросила Надя.
-На-дя я, иди, пожалуйста, к Виктору.
На следующий день Варвару вызвали к комиссару. Там уже была Афанасива.
«Так Катька, доложила, что я сказала, что ходишь к политруку. Хорошо, выйдем я тебе пару ласковых слов скажу-у!»
-Ефрейтор, скажи за что Афанасиву поставили старшиной? За красивые глазки?
-У кого красивые глазки? – изумленно спросила Варвара. - Катька у тебя, красивые глазки?! Не льсти себе, у тебя узкие глаза, словно щепки. Я такого никогда не скажу!
-Ефрейтор! – одернул ее комиссар.
-Я сказала, что ее поставили, потому что она сержант, а я ефрейтор.
-Замолчи! И если я скажу, чтобы ты помыла полы, ты пойдешь и помоешь у меня полы, ясно! – приставая с кресла, сказал комиссар.
-Если Вы скажите пробежать по плацу 10 раз, я побегу. Но к Вам мыть полы и шагом не пойду!
-Ефрейтор! – перешел на крик комиссар.
-А тебе Катька скажу, ты приехала позже меня, а уедешь раньше меня! – выпалила Варвара.
Открылась дверь и зашли три офицера со штаба. Комиссар, обращаясь к девушкам, сказал, чтобы они вышли, но через некоторое время их вернули в кабинет.
Молодой симпатичный подполковник с красивыми синими глазами обратился к Варваре с вопросом:
-Ефрейтор, вы хотите служить в штабе.
-Я солдат, прикажете, пойду, - став в стойку смирно ответила Варвара.
-Нам в штаб нужен писарь, вы пойдете? – переспросил подполковник, поправляя коротко обстриженный волос и проводя ладонью по гладко выбритому подбородку. Он однозначно знал, что имеет успех у молодых девушек, хотя ему было лет сорок, сорок пять.
-Прикажете, пойду, - опять ответила Варвара, думая: «Скажу, пойду, Вы скажете не надо, скажу не пойду, скажете, не подчиняетесь приказу».
-Товарищ подполковник, берите другую, я даже двоих выделю, а ее не трогайте.
-Вы же вот говорили, что она Вас не слушает, дерзит Вам. В чем дело?! – спросил подполковник.
-Я ее не отдам, - твердо сказал комиссар.
-Товарищ подполковник, давайте я вместо нее пойду, я…, - чуть ли не завизжала Екатерина, она была готова, на все лишь бы попасть в штаб, да еще кем? Писарем! «О боже, помоги мне, почему все ей Варьке, она словно колдунья, умеет привораживать всех к себе: хоть парней; хоть девчонок; хоть начальства. Вот только хамила комиссару, а он…. «Ценю как честного и справедливого солдата!» Тю, ерунда, какая и только» - злилась про себя Екатерина.
-Ефрейтор, завтра с утра на построение не ходить. За Вами приедет машина и отвезет Вас в штаб. Ясно?!
-Так точно, на построение не ходить, - повторила Варвара.
-Я тоже хочу писарем быть, у меня почерк красивый! – чуть не стонала Катерина, но ее проигнорировали.
9.
В 1943 году после Сталинградской победы, красная армия активно пошла в наступление по всему Советско-Германскому фронту. Советским руководством была поставлена задача, в 1944 году освободить всю территорию Советского Союза и восстановить государственные границы СССР. Именно Украина должна была встать ареной боевых действий.
Ставка Верховного главнокомандующего разработала 10 стратегических наступательных операций (10 Сталинских ударов) почти половина была нацелена на освобождение Украины.
Осенью 1943 года здесь сосредоточились огромные силы СССР и Германии
Советских войск на Украине насчитывали:
2 миллиона 400 тысяч человек;
28654 орудий и минометов;
2015 танков и самоходных орудий;
2600 самолетов.
Немецкая группировка на Украине это:
Немецкая группировка на Украине это:
1 миллион 760тысяч человек;
16800 орудий и минометов;
2200 танков и штурмовых орудий;
1460 самолетов.
Украина оказалась в руках немцев к концу 1942 года. Занятые территории эксплуатировались беспощадно. В третий рейх вывозилось сырье, продовольствие, человеческие ресурсы, музейные ценности и предметы искусства. За время немецкой оккупации погибли от четырех до пяти миллионов жителей, на работу в Германию угнано около двухсполовинной миллионов человек.
Кульминация сражений в 1943 году стала сражение за Киев. К Советским войскам обратился писатель Илья Эренбург. Он сам родился и вырос в Киеве:
«Киев ждет. Он ждет
В смертельной тоске
Нет без Киева Украины
Нет без Киева нашей Родины
На нас смотрит сейчас вся
Россия…. Если выбьем немцев
Из Киева, они покатятся
В Германию. Немцы хотят чтобы
Киев стал их опорой
Мы должны сделать, чтобы Киев
Стал их могилой».
Во все оружия, отточенного под Сталинградом, Воронежем, Белгородом, Харьковом, на Дону и множества других блестящих сражений вышли Советские армии на Днепр.
Гитлер приказал: «Фронт по Днепру удержать любой ценой», поэтому по всему правому берегу реки была создана мощная оборона. Они назвали ее восточный вал.
И вот доблестной ночью Советские войска начали переправляться на правый берег кто на плотах, кто на лодках, кто на понтонах. Немцы открыли ураганный огонь. Вода была красная от крови и буквально кипела от пуль и снарядов, вздымалась как столбы вместе с плотами, лодками. Не все смогли удержаться и живые, убитые, раненные шли на дно. Да, было страшно, было очень страшно! Но солдаты, преодолевали животный ужас, и переправа продолжалась, плоты шли и шли вперед. Тут проявилась во всей силе гениальность народа, громадная мощь беспримерных усилий и гнев, и доблесть солдат и офицеров.
Бои за Киев продолжались больше месяца.
6 ноября1943 Киев освободили от немецких оккупантов. Советские войска зашли в пустой город, где с утренним туманом смешался чад подожженных зданий. Немецкая оккупация Киева продолжалась 778 дней. За это время гитлеровцы полностью разграбили столицу. 200 тысяч человек были расстреляны, замучены, повешены, отравленные в душегубках, остальные прятались в лесах. Около 150000 киевлян были расстреляны в концлагере «Бабий Яр». Грудных детей закапывали живыми вместе с убитыми матерями, было видно, как шевелится земля, как содрогалась она от движения живых людей.
За освобождение Киева были награждены за массовый героизм 2605 солдат и офицеров.
Разбитые под Киевом немцы бегут, боясь, окружения, оставляя орудия, машины, танки. Под сильным артиллерийским минометным огнем железнодорожные составы взрывались, вагоны как коробки спичек, объятые огнем, взлетали.
Вагон заполнился едким дымом, сквозь щели показались языки пламени. Федор, закрыв рукавом рот и нос, рванул к дверям вагона. Там уже группа мужчин билась в двери. Вдруг они четко услышали русскую речь, следом открылась дверь. Языки пламя ворвались внутрь вагона. Все отскочили от дверей, началась паника. Услышав выстрел, все пришли в себя. Послышался командный голос:
Быстро, но по шесть человек выходить из вагона. Панику не создавать, кто будет паниковать расстрел!
С вагона спрыгивали вначале по шесть человек, затем повалилась толпа. В других вагонах происходило такое же. Казалось столько людей и что с ними делать? Но в мгновение как-то все растворились. Люди казалось, заполнили вокруг пространство и на глазах таяли. Все разбежались, осталось человек сто. Появились военные с автоматами и окружили оставшихся. Толком ни кто не знал, что делать с военнопленными. Между офицерами возникли споры. Кто кричал, расстрелять на месте, кто закрыть в отдельном помещении и поставить охрану, кто требовал связаться с вышестоящими. Среди узников возникла паника, послышались крики: «Ребята, чего стоим, чего ждем?! Мучили немцы, теперь свои не знают, что с нами делать! Ложи их всех, хватай ружья и вперед!» Толпа кинулась на солдат, послышались выстрелы. Одновременно послышался гул самолетов, в воздухе появились ястребы, началась бомбежка, кто остался живой, побежали в укрытие. Федор, прихватив три автомата и раненного офицера, согнулся и быстро побежал в укрытие. Там две медсестры забрали у него офицера, перебинтовали Федору руку. С перебинтованной левой рукой Федор подошел к офицеру, посмотрел на него и сказал:
-Бывай товарищ офицер, хотел расстрелять «предателей Родины», а оно видишь, как вышло?! Знай там где я был, в концлагере, предателей почти и не было. Ребята в основном то были со 2 ударной. Прошли такую школу, что многим и не снилось. Война свою корректировку ставит.
-Прости меня солдат. Обидел я тебя, но на войне …. Не держи на меня зла, если придется, видится, я может тебя и отблагодарю. Ты скажи хотя бы, как тебя зовут? ( - Прости мене солдат. Образив я тебе, але на війні як на війні. Не тримай на мене зла, якщо доведеться, бачиться, я може тебе і віддячу. Ти скажи хоча б, як тебе звуть?) - сказал по-украински офицер. Было видно, как трудно ему говорить, боль ран не давали дышать.
Он подозвал к себе стоящего близко офицера и сказал, чтобы тот взял Федора к себе в пехоту. Офицер посмотрел на Федора и ничего не сказал.
-Спасибо Вам, вот это уже для меня подарок, (Спасибі Вам, ось це вже для мене подарунок) - с благодарностью сказал Федор.
-Так ты свой?! Украинец, пошли, выдам тебе какую-никакую форму и вперед солдат, (Так ти свій?! Українець, пішли, видам тобі якусь форму і вперед солдат) – уже по-дружески сказал Офицер.
Так Федор попал в часть 1-го Украинского фронта.
 10.
С первых дней Федор показал себя храбрым, мужественным бойцом. Он сражался умело, упрямо и достойно. Он был почти старше всех солдат. К нему относились жутковато. Для советских солдат было неприемлемо слово – плен. Солдаты были молоды, некоторые были новички, но амбициозные. Хотя те, кто не понюхал порох, и был заносчив. Федор ближе всех сошелся с сержантом Медведжуком Петром. Петр поддерживал Федора как земляка, он был с Караганды, знал немецкий язык, так как его отец был дипломат, и он несколько лет с родителями проживали в Германии. Федор рассказал Петру, как попал в концлагерь. Рассказал про семью и просил, если что случится с ним, чтобы он нашел его семью и сказал им, что Федор не предатель, что он любит свою семью и свою Родину!
В январе – феврале 1944 года Первый Украинский флот совместно с войсками второго Украинского флота силами своего левого крыла участвовал в Корсуль-Шевченвской операции, в результате которой было окружено и уничтожено свыше 10 дивизий противника.
Для дальнейшего успешного продвижение нужно было взять «язык» для этого готовили группу из 4 человек. Командиром разведки назначили сержанта Медведжука Петра, ему исполнилось на днях 31 год. Остальным было где-то по 22-27 лет. Ребята уже были стрелянные и не раз ходили на разведку. На рассвете развязался ожесточенный бой, немцы отчаянной попыткой хотели прорвать оборону, но части первого Украинского фронта удержали вражью силу и планы противника оборвались. Погибло немало солдат, среди их было двое, которых готовили к взятию «языка». Петр вместо двоих погибших настоял на кандидатуре Федора. Полковник Романенко после глубоких сомнений согласился. Февраль месяц шел к концу, температура с утра держалась где-то 12 градусов мороза, к обеду на солнце воздух прогревался к нулю, где лежал рыхлый снег, где просматривались лужи, где прошел бой и вовсе вязкая грязь. Еще не начались сумерки, а группа из трех человек: Петра, Федора и Денисенко Миколы подползли к вражескому забору танковой части, обнесенному колючей проволокой. Микола, набросив на забор фуфайку, плоскогубцами сделал лаз для непредвидимого случая, разрезав внизу колючую проволоку. Петр в это время переоделся в форму немецкого офицера, затем передал Федору свою одежду и обувь, сказал, чтобы они отползли в кювет, и ждали его. При первой же опасности, если будет еще светло, прокричите кукушкой, если темно моргать фонариком три раза. Открывать огонь только в особых случаях, когда нужна будет мне помощь, я так же подам сигнал. Старший остается Микола. Он проворно перекатился через фуфайку, ловко поправил форму и стряхнул с черных кожаных перчаток пыль и важной походкой пошел по тротуару. Микола снял с проволоки свою фуфайку и отполз в кювет. Федор посмотрел на Петра и подумал: «Надо преобразился! Чисто фриц! Надо же так. Стройный, наутюженный, гладкий». Федор, ложась у забора, симультанно увидел, как какой-то немецкий офицер идет прямо по направлению к нему. В голове промелькнуло: «Вот добыча и куда Петр пошел? Схватить его сейчас и вот тебе «язык»», но на эту мысль накладывается другая: «Но этот может не такой важный. Ничего не знает. Где же Петр? Что же делать?» Когда немец подошел совсем близко, Федор узнал в нем Вальтера. Он решил, что волноваться и беспокоиться не надо, ведь он его вылечил, он ему ничего не сделает. А даже наоборот, поможет им найти «языка». Федор встал и, проскочив через проволоку, подбежал к Вальтеру и быстро сказал:
-Вальтер, дорогой! Ты что здесь служишь?! Вальтер!
-Да, да! Я Вальтер. Я вижу на твоем лице славную улыбку и совсем не дерзкую и очень довольный вид. Я немного пьяный, нет, я много пьяный. Но, черт возьми, что это значит? Ты русский так преданно смотришь на меня, ты голодный? На партизана ты не похож, у меня путаются мысли, я пожалуй пойду, (Ja, ja! Ich bin Walter. Ich sehe ein nettes L;cheln auf deinem Gesicht und kein freches und sehr zufriedenes Aussehen. Ich bin ein bisschen betrunken, nein, ich bin viel betrunken. Aber verdammt, was bedeutet das? Du Russe starrst mich so hingebungsvoll an, bist du hungrig? Du siehst nicht wie Partisanen aus, ich habe verwirrte Gedanken, ich werde vielleicht gehen) - сказал офицер на немецком и хотел уйти. Федор схватил его за рукав шинели, немец вытаращил на него глаза, он был в глубоком замешательстве. Много выпитого шнапса, и такая непосредственность русского его сбивало с разума.
-Вальтер, дорогой! Ты же хорошо говоришь на русском. Почему ты мне отвечаешь по-немецки?
-Иван! – обратился офицер к Федору. (Так немецкие офицеры, солдаты обращались к русским солдатам)
-Ура! Боже, ты меня узнал! Да, я Иван, да, да! Молодец Вальтер! – обрадовано говорил Федор.
Немного пройдя вдоль здания Петр, нагнулся, делая вид, что отряхивает полы шинели, оглянулся, чтобы рассмотреть, нет ли за ним слежки. Увидев, что Федор держит какого-то офицера и что-то ему объясняет, растерялся, но взяв себя в руки, быстрым шагом пошел к ним.
-Что это значит, господин офицер? Объяснитесь?( Was bedeutet das, Herr Offizier? Erkl;ren Sie sich das?)– строго сказал Петр на немецком языке.
-Он говорит мое имя. Но я его не знаю. Он радостно что-то по-русски говорит. Я много выпил, он меня с толку сбивает. Что он хочет, я не могу знать. Его надо в штаб, там может, кто знает его язык. Я приехал сюда с важным заданием. Вон мой шофер в машине. Я шел в уборную. Вы здесь с ним постойте, я схожу в уборную и мы с вами поедем вон к тому зданию. Ясно господин офицер? (Er sagt meinen Namen. Aber ich kenne ihn nicht. Er spricht fr;hlich etwas Russisch. Ich habe viel getrunken, er verwirrt mich. Was er will, kann ich nicht wissen. Er muss ins Hauptquartier, dort vielleicht, wer seine Sprache kennt. Ich kam mit einer wichtigen Aufgabe hierher. Da ist mein Chauffeur im Auto. Ich ging auf die Toilette. Ich gehe auf die Toilette und wir fahren gleich zu dem Geb;ude. Verstanden, Herr Offizier?) – сказал немецкий офицер, и почти бегом зашел в туалет, который стоял рядом с ними.
-Федор, это не тот Вальтер. Сейчас подойдем к машине твой водитель, мой офицер. Ясно?!
Когда офицер сел в машину на переднее сидение, Петр сказал водителю, чтобы тот открыл багажник и сбросил туда русского, Вальтер кивнул водитель, чтобы он сделал, как говорит офицер. Водитель нехотя встал и посмотрел на Петра. Петр прикрикнул на него, чтобы тот быстрее действовал и сказал, что это партизан. Водитель мгновенно открыл багажник. Федор ловким движением придавил водителя капотом, воткнул кляп в рот и, стукнув его пистолетом, уложил в багажнике.
Петр, сел в машину на водительское место, Федор на задние. Офицер хоть был пьяный, но понял, что ему грозит опасность и сунул свою руку в кобуру, Петр, наставив на офицера пистолет, завел машину и хотел сказать Федору, чтобы он держал на прицеле офицера. Федор его опередил и сказал:
-Езжай быстрее, сейчас набегут. Я держу его за горло ремешком, а его пистолет давно в моем кармане. Я фрицам не доверяю, даже тем, кого знаю.
-Когда успел? – спросил Петр.
-А сразу как подошел.
По пути забрали Миколу и быстро вернулись в часть.
Офицер этот был из штаба и много знал. Он несильно сопротивлялся и рассказал, что знал. При нем в машине нашли документы. Немцы были уже не те, которые в 1941-42 годах, они знали, что война проиграна, многие сдавались.
Таким образом, было выявлено, что перед группой армий «Юг» была поставлена достаточно объемная и сложная оперативная задача. Создавая видимость наступления на широком фронте, она должна была, сосредоточив главные силы на своем левом фланге, прорвать оборону советских войск на сравнительно узком участке фронта и стремительно развивать наступление в направлении на Киев. При этом встал вопрос о прорыве Киевского укрепленного района и овладении столицей советской Украины. Выйдя к Киеву, мобильные войска и часть пехотных соединений должны были резко повернуть к югу с тем, чтобы выйти в тыл, отрезать и разгромить главные силы Юго-Западного фронта, находящиеся на Правобережной Украине. Так наступления группы армий «Юг» и других групп армий, ставилось не разгром противника лобовыми ударами, а преодоление его обороны через промежутки и бреши. Затем стремительное продвижение подвижных войск на максимальную глубину с целью выхода на фланги и в тыл оборонительной группировки советских войск с целью ее окружения и последующего разгрома. Сведение отправили в ставку, там сообщили, что с других источников это тоже подтверждается.
Прошло несколько часов, и пошли байки как Федор поймал важного фрица и дружески беседовал, на чем лучше его доставить в часть. Тот конечно сказал на машине.
-Федор, а что с машиной делать будешь? Может, домой отправишь, все же …
-А може тебе подарит…. Больно ты хлопец шось за машину печешься, - улыбнувшись краем губ, сказал Роман, он был старше Федора на четыре года. Много говорить не любил, но всегда с шутками, прибаутками.
-А я че? Я не против, я только за…
11.
Наутро людей разбудил страшный гул самолетов. Они летели, закрыв небо над деревней черной зловещей стаей, сбрасывая бомбы, от которых земля кусками поднималась вверх, с деревенских хат, сараев слетали соломенные крыши, кругом полыхал огонь. Следом появились танки, которые шли по селу, не разбирая дороги, ломая хилые заборы. Кругом огонь, дым, чад.
Часть 1 Украинской Армии, которая стояла в другой деревне, встретила врага за деревней. Выстрелы пушек, зенитного орудия, пулеметов рвались с оглушительной силой. Противник вел бой еще и с небо. Связь с другими частями армии была потеряна.
Для восстановления связи отправили Федора и Романа. Под градом пуль приходилось просматривать провод то ползком, то пробежками из одного рва в другой. Роман, увидев порванный провод, вытащил с кармана целый моток провода.
-Ты где его взял?- с удивлением спросил Федор.
-Места надо знать, - сказал Роман, вытаскивая из кармана плоскогубцы.
-Пожалуй, в разведку с тобой можно ходить, - сказал Федор, показывая точно такой же моток провода, - я тоже в том же окопе подобрал, мало чего на войне пригодится.
-Да, на войне как на войне. Но скажу тебе Федька, где-то в другом месте еще обрыв.
Когда они проползли дальше, там было 2 обрыва провода. Только соединили один, как опять начался обстрел. Федора отбросило взрывной волной и оглушило. В голове появился жуткий гул, в глазах потемнело. Сколько времени он пролежал, видимо немного встал и опять в голове гул. Он обхватил голову и закружился, словно хотел убрать ненужный гул и тут в голове прозвучало: «Где Роман?1 Связь сделана?!». Он огляделся, Романа не было видать. «Видно, далеко меня отбросило». Шатаясь, он пошел искать Романа.
Роман лежал возле провода, прижав обе руки к животу, по которым сочилась кровь.
-Рома, Рома, я тебя нашел, - закричал Федор.
-Да не кричи ты так сильно, голова разламывается.
-Я не кричу, просто мне заложило уши. Я сейчас тебя перемотаю, и пойдем в часть.
-Я тяжелый, ты меня не унесешь. Ты иди, а я буду ждать тебя с ребятами.
-С какими ребятами?
-Которых ты приведешь на подмогу. Ты же не оставишь меня помирать? Помирать нам рановато у меня жинка молода, да такая же гарная! Ты мне только патронов побольше оставь.
-Ты за кого меня держишь?! Эх, Роман, я своих не бросаю. Было и похуже, - снимая с себя шинель и подлаживая ее под Романа, который скрепя зубами и придерживая крик, чтобы не вышел наружу, стонал. Федор уложил его на шинель и потащил, приговаривая, - Терпи, еще плясать будешь, только терпи. Бог терпел и нам велел. Видишь, даже фриц не стреляет, ждет, когда мы с тобой к нашем вернемся.
-Бросил бы ты меня, не дойдешь ты из-за меня. Я вот тут отдохну в лесочке, воздухом подышу, пение птичек послушаю и ты с ребятами подойдешь, - пытаясь шутить, говорил Роман. Видя, что Федор не слушает его и продолжает тащить, с горечью сказал, - и что ты такой упертый?! Да не жилец я, не жилец! (і що ти такий упертий?! Та не мешканець Я, не мешканець!)
-И жить будем и помирать, будем, но не сейчас.
Услышав сзади шорох, Федор подтянул Роман к дереву и сам затаил дыхания, приклоняясь к большому дубу.
-Эй. Вы кто?! (- Ей. Ви хто?!)– послышался женский голос, - я вас вижу, выходите, я своя. (- я вас бачу, виходьте, я своя).
-Здравствуйте! – сказал Федор, выходя с укрытия. Увидев молодую девушку, продолжал по-украински – Красивая девушка, что одна по лесу ходите, здесь немцы могут быть. (Красива дівчина, що одна по лісі ходите, тут німці можуть бути).
-Я Катька, я вас заметила давно. Здесь так нельзя ходить как вы, а меня учите. Здесь немцы и полицаи. – Она подошла к Роману и продолжила, - много крови дядька потерял. Его надо в больницу. Стойте здесь, я сейчас, только никуда не уходите, - и убежала.
Федор был на распутье что делать?! Ждать, за помощью убежала. Кого приведет, немцев или своих. Но он знал и то, что Роману нужна срочно помощь медиков. Он решил ждать, но был готов и к атаке.
К Федору подъехала телега, запряженная в нее лошадь, была спокойная, послушная. Было заметно, что она не первый раз побывала в бою и лесах. В телеге сидела двое ребят в фуфайках и сапогах, на плечах весели винтовки, им было лет по 17. Они проворно спрыгнули с телеги, и подошли к Федору, подав ему руку. От них сильно пахло дымом. Федор сообразил, что они партизаны. Один из них сказал:
-Досталось дядьке, ничего тетка Дашка быстро его на ноги поставит. Где это его? Вроде вместе были, а досталось одному.
-Да, вместе, а я ничего, мне нормально, - Федор еще не отошел от контузии, ему казалось, что его не слышат и он очень громко говорил, выходило, что кричал.
-Дядьку, чего кричим, нервишки шалят? Может ты его того? Вопросительно посмотрев на Федора, спросил другой.
-Говори громче, я не понял, что ты сказал, - кричал Федор, показывая на свои уши.
-Витька, я понял, его контузило, он не слышит, поэтому громко говорит. Им обоим досталось. Давай бери этого и в отряд.
Сельская дорога в партизанский отряд была извилистая, да еще распутица колеса то с одной стороны застревали в густую слякоть, то с другой стороны в жидкую. Приходилось постоянно соскакивать с телеги и вытаскивать колеса. Партизанский отряд был расположен на опушке, которая была закрыта со всех сторон лесом. Там стояло два дома, которые видимо были построены до войны, шалаш и землянка. Вокруг бегали дети, женщины вывешивали на растянутых между деревьев веревках белье. На костре готовилась еда. В огороженном месте находились козы.
Федора завели в землянку. За столом сидели двое средних лет мужчин и посреди их довольно упитанный выше среднего роста с бородой мужчина с виду лет шестьдесят. Они спросили, с какой части Федор и Роман, какое задание они выполняли, на что Федор ответил:
- Разрешите мне позвонить по телефону.
-Разрешаю, - только не надо здесь поднимать крик.
-Батька, он контуженный, - сказал парень, который их с Романом привез.
Когда все вопросы были решены, Федора отпустили, а Роман остался в партизанском госпитале.
По лесу его провожала Катя, она всю дорогу о чем-то говорила, так быстро, что Федор не мог понять, да еще глухота не прошла и когда она, запрокинув голову, смеялась он, глядя на нее, тоже улыбался. Подойдя к дороге, она попрощалась с ним и побежала обратно. «Хрупкая молодая, славная девушка, ей бы жениха хорошего, замуж выйти, детей нарожать, а не воевать! Вот, что делает война, проклятая, лютая! Она всех развела, любимые не могут быть вместе. Таска гложет, мне бы одним глазком посмотреть на доченьку, обнять жену, поиграть с сыновьями, построить большой дом. Сколько же еще нам предстоит вынести испытаний, чтобы навек забыть это... » - его мысли прервал визг машины. Он, побывав в партизанском отряде, где пахло домом, едой, дымом, молоком, который чем-то напомнил что-то далекое, потерял бдительность. Он быстро повернул назад, но предупредительный выстрел непроизвольно заставил поднять руки вверх. К нему подошел офицер, по погонам было видно, что он сотрудник комитета государственной безопасности. Жуткая дрожь пробежала по телу Федора. «Вот и все навоевался, это конец! По его наглому прищуру и циничному поведению видно, что эта птица – коршун!» Но Федор быстро по-военному мыслил, секунда замешательства ушла. Он, вытянувшись и приложив руку к пилотке громко произнес:
-Товарищ офицер, разрешите представиться!
-В машину и без разговора, по военному времени я имею права стрелять без предупреждения! - четко отрывисто сказал офицер.
В УАЗе с открытым брезентовым верхом находились водитель, молодой парень с проседью в волосах, которая выглядывала с пилотки, на заднем сидении офицер с уставшим длинным, худым лицом, постоянно проглаживал левой рукой усы, солдат в порванной, грязной шинели опустивший голову, так что нельзя было разглядеть его лицо. Рядом перед открытой задней дверцей стоял сержант. Федор понял, что ему надо садиться назад, офицер который его задержал сел вперед.
Ехали молча. Федор заметил, что они повернули не к их части, а в расположение немецких войск. «Не знают дороги?! Или к немцам в лапы, добровольно. Это безумие, надо остановить!»
-Товарищ полковник разрешите… - начал говорить Федор синхронно с взрывами бомб пролетавшего над ними самолета.
В глазах все потемнело, дышать было трудно, словно мешок песка лежал на нем офицер. Федор с трудом на полусогнутых руках поднял его и просунулся вверх. Запах гари ударил в нос. Федор юрко выскользнул из-под убитого офицера и мигом оказался вне машины. Оглядевшись, он оценил обстановку. Машина была цела, а рядом взорвавшие бомбой две воронки дымились. Два офицеров были убиты, предполагаемо осколками, водитель просто оглушен и без сознания свалился на тяжело раненного полковника. Федор подошел к водителю и намеривался его привести в чувство, но солдат, который сидел рядом с ним одернул его. В его глазах Федор увидел необузданную ярость, в дрожащих руках пистолет, он стучал им в плечо Федору и, не стесняясь в выражениях, возмущался:
-Ты, хренов солдат, совсем охерел?! Что не понимаешь, они везли нас на расстрел. Он хотели…
-Успокойся, сейчас совсем не к месту паника. Куда они везли, я не знаю, но что им нужна помощь… знаю! Нервы тебе еще пригодятся, война не кончилась.
-Для меня кончалась, если ты сейчас им будешь помогать, для тебя тоже кончится!
-Слушай, давай время не терять. Вижу, ты намерен идти своей дорогой. Иди, я тебя держать не буду. – Говорил Федор тихо и спокойно, чтобы его не спровоцировать на безумный поступок.
-Нет, я не дам тебе их спасать, они меня знают и тебя дурака найдут.
-Ты если собрался уходить, то быстрее беги, так как сейчас начнется опять бомбежка и тогда никому не уйти. Меня не бойся, я им в лапы тоже не собираюсь сдаваться. Иди, счастье тебе на твоем пути, пусть удача милостива к тебе будет! – говорил Федор, видя, что пыл негодования утих, его небритое осунувшееся лицо подобрело, сковавшийся холод души немного оттаял.
-Смотри, я тебя найду! – предупредительно сказал солдат и, сплюнув, побежал в сторону леса.
Федор растормошил водителя, тот смотрел на Федора настороженно, потом полез за пистолетом.
-Да, что же это такое, все спешат меня застрелить?! Я что же Вам такое сделал?! Что хватаетесь сразу за кобуру, пистолет вот у меня, - сказал Федор, показывая на пистолет, - вот это Ваш, а в кармане еще и их пистолеты. Понятно выражаюсь?!
-Что Вы хотите? – выходя с машины и присаживаясь на корточки возле переднего колеса, держась за голову, отчужденно сказал водитель.
-Да приходи быстрее в себя, - переходя на «ты» нетерпеливо сказал Федор. – Время для нас роскошь! Полковника надо вести в больницу, он тяжело ранен. Каждая минутка дорога.
-Ясно! Понял! Выкурить одну папиросу можно?
-Давай, лучше соображать будешь!
На повороте к больнице, Федор сказал:
-Останови машину!
Водитель остановил и вопросительно посмотрел на Федора. Федор вышел с машины и сказал:
-Спасибо, товарищ! Езжай! Может, где встретимся.
-А…, - водитель запнулся, он хотел сказать, где пистолеты, но махнув рукой, просигналил и быстро уехал.
12.
В марте 1944 года остановить Советскую армию было уже не возможно. Советские войска безостановочно гнали противника. Федора трижды представляли к награде, но с вязи с тем, что он находился в плену, каждый раз приходило «награждению не подлежит». 28 октября советские войска вышли на современные рубежи Украины.
Федор с солдатами, увидев пограничный столб, решили восстановить его. Взяли саперные лопатки и начали копать яму для прочной установки столба, немцы открыли по ним шквальный огонь. Солдаты сползли в ров и залегли, Федор упорно утаптывал землю вокруг столба, пули одна за другой вздымали землю. И вот сильнейший взрыв, столб покосился. Федор стал к нему спиной и, удерживая столб, закричал:
-Это моя граница, вам больше никогда здесь не бывать! Победа за нами! Мы будем вас гнать к вашей границы и там командуйте, нас не троньте, а то опять получите бешенные псы! Вы разорили наши города, сожгли села, насиловали наших сестер, вы думали, что победили русского солдата?! Нет! Мы все построим заново и все вынесем и не топтать вам погаными сапожищами нашу Землю! Мы вместе, мы единый народ Советского Союза! Вам никогда не победить нас!
Солдаты, видя упорство Федора, его непреодолимую силу, мощь перед лицом угрозы выходили с укрытия и устанавливали столб.
На рассвете в часть прибыли с госбезопасности полковник, два лейтенанта и два солдата. У полковника левая рука держалась на бандаже, взгляд был пронизывающе холодный, на бледном лице тонкие губы сжаты, было такое впечатление, что он параноик. Он четко шагал по длинному коридору с сопровождающими его офицерами, солдат оставил у входа здания.
Федор зашел в помещение, где расположился военный госпиталь. Все кровати и три раскладушки были заняты раненными солдатами. Далее была прикрытая ширма. Федор спросил, где медперсонал. Один из раненых показал на ширму и сказал:
-Там за ширмой врач и сестрички с полковником КГБ, не стоит тебе ходить туда.
-Да голова разламывается, страшные боли, думал…, - начал говорить Федор.
-Не надо думать, надо мужественно перетерпеть боль, - улыбаясь во весь рот, произнес раненый, словно что-то разумное сказал.
-Иди сюда, у меня есть таблетка от головной боли, - подозвал Федора раненый на кушетке, - я знаю, что такое головная боль. Вот получил порцию лекарств и два укола, могу теперь человеком себя чувствовать. А того баламута не слушай, он никому не верит.
Федор выпил таблетку, поблагодарил за внимание и уже собирался уходить, как рядом лежащий солдат сказал:
-А я лежу, ломаю голову, где я тебя видел. Я вспомнил, мы были в одном концлагере. Ты согласился работать на немцев.
За такие слова в морду бьют! – вскипел Федор. – Ты если там был должен знать, что никого не спрашивали и никому не говорили куда нас забирают. На кого выпал выбор того и насильно забирали…
-Извини, я не так выразился. Да, ты прав.
-За такое слово в наше время можно загреметь…, - выругался другой раненный, пытаясь своим костылем достать того, который необдуманно сказал.
-Да, что вы ребята, да я не то сказал, да я…, - запинаясь, начал бормотать раненный, почувствовав нечто угрожающее неприятными последствиями.
-Душить гниду надо, это что же творится одним словом человека скомпрометировать на расстрел! Ах, ты…, - ругаясь отборным матом, раненый встал с кровати, которая была рядом с ширмой.
-Убивают, - закричал еще один.
Услышав за спиной подставленный пистолет под лопатку Федор, оценив обстановку, сказал:
-Слово не воробей, вылетит, не поймаешь! Только я не понял, ты это сделал намеренно или невзначай. Но, то и другое огромная глупость! Я тебе прощаю!
13.
На Федора, в результате предварительной проверки, органы госбезопасности и контрразведки не смогли найти компрометирующих материалов. Он получал наказания как власовец с послаблением 8 лет и был направлен на исправительно-трудовое поселение в угольные шахты Кузбасса.
Федор оказался в городе Прокопьевске вместе с осужденными власовцами на шахте имени Кагановича.
Поселили их исключительно компактными группами на хорошо охраняемых объектах, по возможности изолируя от другого контингента. В профилактических целях у них периодически проводились обыски, а каждый их выход на работу сопровождался усиленным конвоем. Особый режим содержания был призван исключить возможность побега и связи с внешним миром. Побеги, тем не менее, случались регулярно.
Численность контингента власовцев в спецпоселениях постоянно снижалась. Часть из них арестовывали и переводили в лагеря, колонии или тюрьмы согласно установленной провинности. Высоким среди них был и уровень смертности.
У них не было ни одежды, ни простыней спали на голых досках, не раздеваясь, изнывая от гнуса. Еда была отвратительной: по утрам жидкий суп, в котором плавали несколько овсяных зернышек или немного каши. Дневная норма хлеба, причем самого низкого сорта, в лагере составляла 400 грамм. Заключенные часто страдали от болезней самого различного характера, однако основными причинами смерти были дизентерия и отказ печени. В среднем ежедневно в лагере фиксировались около 20 смертей.
Федор уже работал в Казахстане в шахте. Для него это было знакомо, а вот кто впервые спускался в забой на глубину сотни метров, было страшновато. Рядом стоящего Анатолия буквально трясло. Федор посмотрел на него и сочувственно сказал:
-Держись товарищ, это пройдет через недельку.
-А ты как? Что не боишься? Вот сейчас …, - начал один наводить тень надушу.
-Мы не то видели за годы войны, что же тут страшного и чего бояться еще влюбишься в эту работу. Это работа для настоящих мужчин, верь в себя и все получится!- перебил его Федор.
-А че тогда пошел служить в РОА? – спросил маленького роста мужчина с бегающими глазками?
-Чтобы с тобой познакомиться, - спокойно сказал Федор.
-Во, че получил! Во, он тебе отрезал! – съязвил другой, явно ожидая перепалки и подталкивая его локтем, мол давай отвечай. Но видимо, мужчина понял, что сказал глупость и уже жалел об этом. Он подошел ближе к Федору и, заикаясь, виновато произнес:
-Меня звать Лука, у меня трое детей и я пошел, ну…
Федор не стал отвечать.
Война привела шахты к обесточиванию в результате, которого водяные насосы вышли из строя. Тоннели и все оборудование затопило. Вода поднялась от пола 150 метров. Все секции ржавые их нужно восстанавливать, все оборудования чинить.
Работа трудная, тяжелая, здесь вся бригада как на ладони. Не скроешься от придирчивых глаз. Федор, поработав две смены, понял, что не сможет работать с некоторыми из бригады. Нет в них хватки шахтера и никогда не будет, работают вяло, ответственности за работу нет. Так как он был открытый и не мог говорить за глаза, он после смены сказал:
-Ребята, работа у нас ответственная и добросовестно нужно к ней относиться. Если кому это не по душе давайте сразу выясним. Я не могу бегать и докладывать начальству. Я вам прямо в глаза говорю. Я не буду работать в бригаде, где один в лес, другой по дрова. Мы одно целое должны быть, один механизм. Там внизу к нам ни кто не придет и не поможет, мы должны помогать друг другу, шахтеры так не работают как мы.
-А кто ты такой, чтобы бегать к начальству. Мы тебя бригадиром не выбирали. Может мы с тобой, не хотим работать. Ишь нашелся, будешь читать исповедь. Вот я не хочу с тобой работать, иди в другую бригаду, посмотрим, как тебя возьмут, - выступил Костя. Ему было лет 30-33. Он был среднего роста и задиристый, работал отлично, у него в руках все горело, ему не нужно было говорить несколько раз, он схватывал все налету. Когда он работал, им можно было любоваться.
-Не хочешь со мной, я попрошусь в другую бригаду, - просто ответил Федор.
-Вот и ладоньки, вот, прекрасно, без тебя лучше будет! - обрадовано заверещал Леха, двадцатипятилетний лентяй, который сам не любил работать и других подстрекал, чтобы спину на «коммуняк» как он говорил, не гнули.
-Федька скажи, че пошутил, че уйдешь. Ты же знаешь эту работу, всегда говоришь, как вернее сделать, - сказал Иван, он был годами как Федор. Работал он неумело, ничего у него не выходила, да и старался улизнуть от работы.
-Может бригадиром, еще попросишь его стать! Он же из-за таких как ты убегает. Подумаешь гусь нашелся, герой! Только ты забыл, среди нас героев нет! И ты всегда будешь предатель, хотя рви, не рви зад. Не выпячивайся, вот мой совет. Нам здесь много летов служить. А выйдешь если сможешь, так и семья не примет. – Вздохнув, грустно сказал Алексей, тощий, нескладный мужик, лет 37.
Федор уже улаживался спать, как постучали в двери, затем просунулась голова Константина.
-Федь, выйди, - сказал он и прикрыл дверь.
Федор вышел. Во дворе стояла вся бригада, он посмотрел на них и улыбнулся. Федор редко улыбался, но тут вся бригада и все такие серьезные, что невольно производило впечатление, пришли бить!
-И какое наказание мне придумали! Убивать будете или так обойдемся? – спросил Федор, удерживая улыбку на лице, но уже грустную.
-Слушай Федя, мы здесь подумали, давай ты будешь бригадиром, - быстро выпалил Иван, чтобы никто его не опередил.
Федор молчал, думал: «Это розыгрыш? И к чему это. Бригадир у них был вольнонаемный, молодой парень. Да если даже они скажут начальству, то его все равно не поставят, да еще и накажут. Могут и всю бригаду»
-Давайте не будем в горячку играть! Не будем черта за хвост дергать! Пусть идет, как идет, а с теми, кто не хочет честно трудиться, будем, строги и спрос с них. Кто не может, поможем, кто не хочет, заставим
-Я за это! Но я очень медленно соображаю, у меня как бы я не хотел никогда не получиться шустро, - сказал Иван.
-Да, мне кажется, не очень ты и стараешься, - посмотрев в глаза Ивану, сказал Федор. Иван отвел взгляд.
-Мы серьезно поговорили с ребятами. Они поняли. Я думаю, что больше не будет таких инцидентов, - сказал Константин.
Со всех концов страны в Донбасс шли эшелоны со строительными материалами, оборудованием, инструментами, одеждой, обувью, продуктами.
Прибыли первые эшелоны с трансформаторами, машинами и насосами из московского комбината «Сталинуголь». Промышленные предприятия Свердловской, Кемеровской, Челябинской областей, Москвы, Ленинграда, Киева, Харькова направляли в Донбасс оборудование, трактора, станки и специалистов. Из Белоруссии везли крепёжный и строительный лес. Ленинградский завод подъёмно-транспортного оборудования им. Кирова поставлял шахтные машины, краны и подъёмники.
На подземные работы в шахты спустились более 20 тысяч юношей и девушек.
14.
Численность контингента власовцев в спецпоселениях постоянно снижалась. Часть из них арестовали и перевели в лагеря, колонии или тюрьмы согласно установленной провинности.
Тем же которые остались на исправительно-трудовом поселении получили послабление среди их был Федор. Их жизнь в основном ничем не отличалась от жизни обычных людей. Продуктовые карточки были одинаковые, зарплата - по труду, нормы выработки. Теперь они свободно передвигались по городу, при желании могли съездить в соседний город. Единственное, что его отличало о других, были обязаны в неделю раз, отмечаться в комендатуре.
За хорошую инициативную работу Федора назначили бригадиром. Вот казалось жизни, налаживается. Но не так просто было ходить по селу одному, даже рискованно.
Федор получил продуктовые карточки и сразу зашел в магазин отовариться. В магазине молодая продавец разговаривала с двумя женщинами, больше никого не было. Федор подошел к прилавку и поздоровался. Продавщица, небрежно глянув на него, грубо спросила по-украински:
-Чего надо? Чего пришел? (Чого треба? Чого прийшов?)
-Я хотел купить хлеба…, - начал было говорить Федор, но ему не дали договорить, стоящие рядом женщины, злобно выкрикивая:
-Хлеба тебе проклятый ирод! Я бы тебя кочергой, ухватом накормила! - Одна кинулась на него, размахивая своей торбой.
Федор почувствовал себя облитым грязью и, пряча глаза, пошел к выходу, но тут на пороге появились трое мужчин. Одна из женщин закричала:
- Дайте этому выродку в бесстыжие глаза. Ишь, пришел, накормите его. Накормим, мало не покажется!
Мужчины словно ждали этого и, схватив Федора за руки, потащили на улицу.
-Мужики, отпустите Христа ради! – сказал Федор, когда они вышли на улицу. – Что вы не понимаете, что цирк устраиваете. Я ничего не сделал, я мирно зашел в магазин…
-Что сукин сын испугался, когда немцем жопу подтирал, нравилось?! Вот сейчас свою держи, - цинично проговорил один из них.
От этих слов Федор словно взбесился, он раскидал мужчин и, обращаясь скорее к женщинам, которые вышли с магазина сказал:
-Ваши слова словно яд, проникают в уши людей, которые как завороженные повторяют их, не понимая, что ранят человека. Вы были под оккупацией, что все ровно было, все герои?! Вам не приходило в голову, что человека могут заставить разные обстоятельства, что-то против его воли делать. А может он, герой боролся там, на фронте до последней пули, был ранен и взят в плен.
А как жил в немецком плену?! Можно сказать, что жизнь его была непрерывной пыткой - голод, холод, болезни, непосильная работа. На земле Ленинградской области существуют десятки кладбищ советских военнопленных - там лежат те, кто не выдержал этой пытки.
Создание РОА - Российской освободительной армии - акция насильственная, недобровольная, что бы ни говорили об этом. А нередки были случаи, когда пленные надевали власовскую форму, и сразу же, не сделав ни одного выстрела, перебегали обратно в Красную Армию, - другой возможности у них к побегу не было. Да бесспорно были сомневающиеся и ненавидящие Советскую власть, но о них здесь не идет речь, они сидят в тюрьмах. Федор проворочался всю ночь. В голову лезли разные эпизоды, в полусне он видел Евдокию, сыновей, дочку. Он не мог представить какие они стали. Тоска сжимала грудь. Федор не писал семье, что его осудили, и он работает на шахте. Он не смел, написать, ведь они так верили в него, ждали с победой, а здесь концлагерь, а теперь еще и предатель, Федор еще и сам не мог смериться с этим. Он несколько раз пытался писать, но на второй строчки письма рвал листок. Он думал, может его уже ни кто не ждет, может, думают, что его в живых нет! Может и не надо их тревожить?! Пусть идет, как идет. Но душа говорила: «Федор, ты же не трус?! Напиши! У тебя жена, трое детишек, родители. Мать примет тебя любого! Дети?! Жена, которая любит тебя, не сомневайся, любит! Пиши, не глупи!»
Федор встал, взял тетрадь с чемодана и стал писать:
«Здравствуйте мои дорогие милая, любимая жена Евдокия, сыночки Митя и Леша, и несравненная красавица дочурка Валенька! Мне очень тяжело без вас. Вы снитесь мне все ночи, чтобы я не делал вы постоянно со мной, в моей душе вы находитесь постоянно. Так вышло, что я попал в плен. Я был раненный, без сознания, но это не оправдание для нашей власти. Сейчас я в Донбассе. Работаю на шахте, в забое. Мне тяжело без вас. Если вы меня помните и напишите мне, я буду очень рад, и все что вас интересует, напишу. Напишите мне как там мама, отец, брат Иван и сестра Варвара.
Всех вас люблю, целую!»
Наутро Федор проворно встал, оделся и поспешным шагом пошел на почту. Он не помнил себя в таком неистовом состоянии. Сердце безудержно стучало в груди, руки казалось, мешают ему он, то вытаскивал их с кармана пиджака, то опять туда засовывал. Федор молил бога, чтобы ни кто не встретился на пути и не задержал его, чтобы он не передумал послать письмо.
Затем потянулись мучительные дни и ночи нескончаемых терзаний. Как поступят дорогие ему люди, как поступит его семья, какой вынесут приговор. Федору казалось, он прошел все муки ада, но приговор родных ему людей терзая давил его. Казалось уже нет сил, сломался душевно и физически. А дни все однообразно шли, он механически вставал, шел на работу, потом постель и опять утро и на работу.
Сегодня с ночи начался дождь, к утру усилился. Наступала осень. На деревьях листья пожухли и от дождя опустились, и словно ища тепла, прилипли друг к другу. Федор брел на работу в летних туфлях, подставляя лицо дождику, словно хотел смыть тягость души. В своих мыслях он был ни один. Шла целая вереница людей с одинаковыми мыслями и в такой же скудной одежде, пиджаках, у кого на шее был шарф, кто обмотан застиранным полотенцем. Уже около шахты его окликнула Нина, это была молодая комсомолка. Когда она работала, на нее можно было залюбоваться, всегда строгая, бойкая, любила патриотические песни и всегда что-то напевала. Федор посмотрел на ее мокрое лицо и невольно улыбнулся.
-Нина, здравствуй, ты как мокрый цыпленок. Беги быстрее, чего остановилась? – спросил Федор улыбаясь.
-Ну, вот хоть улыбнулись. Я думала Вы, улыбаться не можете. Че, такие грустные, - смущенно сказала Нина.
-Как же ты заметила в такую непогоду, какой я? – даже приостановился Федор, думая: «Что это с ней?! Всегда смелая, вдруг смутилась? С чего это?»
-Я слышала, что Ваша бригада хочет поставить новый рекорд. Я тоже сегодня выхожу в Вашу бригаду, не прогоните. У Вас заболела одна...
-Пошли работать девочка, - вздохнув, сказал Федор и, обхватив ее за плечо, быстро пошагал с ней.
-Вы быстро идете, я не успеваю, - выскользнув из объятий Федора, весело сказала Нина.
-Успевай, надо всегда успевать, чтобы потом не жалеть об упущенном, - сказал Федор, обратив внимание, что смущение как бы и не было у нее. «Молодость, быстро адоптировалась, молодец девчонка»
Работа шла у Федора сегодня легко, мысли о семье отодвинулись. В голове прозвучало: «Как человеку нужно тепло. Как лечит доброе слово. Вот на тебе, вроде бы ничего не сказала, ничего не сделала, просто подошла, просто обогрела, даже не обогрела, а поговорила не о чем, и на душе легче. Вот тебе и девчонка. Людям общаться надо, говорить не о чем, не уходить в свои воспоминания, а просто жить, работать. – Он поискал Нину глазами и, увидев ее, помахал рукой. Она тоже помахала ему и засмеялась.- Вот и ей хорошо! Спасибо тебе девочка!»
Со смены домой Федора шел с Ниной. Она шутливо заговорила:
-Федор, чё не весел, чё голову повесил? Пошли ко мне, у меня борщ есть, я вчера не рассчитала и сварганила целую кастрюлю, а есть некому.
Федор от неожиданности, даже поперхнулся. Что-что, а это он не ожидал услышать от молодой девушки. Вон парней на шахте молодых сколько.
-Ну, пошли, чего молчишь, я знаю, ты не ел такого борща, - взяв за рукав его пиджака, сказала Нина.
-Нина, я не могу. Знаешь у меня сегодня одно мероприятие…, - Федор думал, что за мероприятия сказать, но Нина подсказала:
-Да, да конечно мероприятия встреча с интересным человеком, да еще кажется привлекательным, да что говорить очень себе симпатичной девушкой Ниной!
-Мне надо…
-Вам надо согласиться, а еще мне надо прибить полочку для книг. А расчет вкусный борщ. Соглашайтесь.
-Ну, если полочку, а еще борщ, идем.
Комната у Нины была уютной. Железная кровать с панцирной сеткой заправлена темным покрывалом и на подушках белая вышитая по краям цветочками накидка. Стол, накрытый белой тканой скатертью. Два стула придвинуты к столу. В углу сложенные в стопку книги и рядом стояли две доски. Напротив, у стены тумбочка, на ней чайник и несколько чашек, тарелок.
-Как я понял эти доски, ты хочешь прибить к стене для книг? - разглядывая доски, спросил Федор.
-Да, - сказала Нина.
-Понятно. Я завтра прихвачу с собой инструмент, и мы непременно прибьем эти нехорошие доски.
-Почему нехорошие?
-Потом что их надо вначале привести в порядок, а затем прибивать.
-Я сейчас разогрею борщ, и мы решим, что делать.
-Борщ, ах этот борщ, я столько слышал о нем, что могу и холодный съесть, - иронично проговорил Федор.
Услышав запахи борща, Федор вспомнил дом. Он поднес тарелку борща к носу и принюхался.
-Спасибо тебе Нина, я вспомнил дом, маму. Она готовила борщ, как никто не мог сготовить. Отец всегда говорил, что она искусно готовит борщ.
Федор с аппетитом съел борщ. Видя, как он ест, Нина незаметно подставила свою тарелку ему и он, даже не обратил внимания, что съел ее порцию.
-Сейчас принесу чай, он уже, наверное, закипел, - сказала Нина и вышла.
Федор встал из-за стола, подошел к окну, на улице было темно, но слышно как там покрапывал дождь. Да, пора к себе, ребята меня уже потеряли. Он задвинул, выбиты накрахмаленные занавески на окне и подумал: «А у нее здесь все аккуратно, не зря мама говорила, что украинки чистюли. Как пахнет здесь домом». Федор сладко потянулся, проходя мимо кровати, обратил внимание на прибитый к стенке ковер, на котором были нарисованы цветы. Он сел на кровать, сладкая истома сковала его и с мыслью как же хорошо почти мгновенно уснул.
15.
Когда Федор пришел в раздевалку, ребята о чем-то спорили, увидев его, замолчали и быстро вышли. Федор почувствовал, какую-ту неопределенность в отношении бригады, а он любил ясность в отношении. Он быстро переоделся и зашел в клеть, где была вся бригада. Когда они поднялись, Федор задержал Ивана и, смотря в упор, спросил:
-Иван, скажи, в чем я упал в немилость?
-( Я..., я. що тобі треба від мене? Запитай у хлопців) Я …, я. Что тебе надо от меня? Спроси у ребят, - промямлил Иван по - украинскому.
-Иван ты же мужик, ответь ясно, что как девка мнешься, - резко сказал Иван. – Я спрошу у ребят, но они быстро ушли, а ты как в штаны обделался, говори.
-Да я, да я, - начал опять Иван.
-Ты, что напрочь забыл русский язык. Давай на украинском языке спрошу, строго сказал Федор. – Що я зробив не так, що на мене образилася бригада? Я щось не врубаюсь. (Что я сделал не так, что на меня обиделась бригада? Я что-то не врубаюсь).
-Да, Нинку какие-то бандюги избили, карточки продовольственные забрали и сказали, что это за тебя. Чтобы она больше с тобой не связывалась.
-Кто? Я их сам…
-Федор да ты же после этого к ней и не пришел, а она ждала тебя. Вот ребята и подумали, что ты …, - Иван запнулся, посмотрел на Федора и продолжил, - отпусти меня, я-то причем. Вижу, ты и не знал об этом.
-Эх, вы. Подумали?! Мы уже, сколько с вами вместе работаем! Не думал я…!
Нина лежала в постели, когда Федор постучал в дверь и, не дождавшись разрешения, зашел. В руке у него была полная сетка продуктов. Она смутилась и прикрыла лицо простыню. Федор подошел к ней и нежно приоткрыл простынь. Увидев вспухшее лицо и синяки под глазами, ласково погладил ее по голове и молча, присел на кровать. Затем встал, взял сетку и начал выкладывать с сетки продукты. Нина пристала с кровати и запротестовала:
-Федя, что ты делаешь? У меня все есть. Мне не надо…
-Это хорошо, что есть. Вот ты меня борщом угощала, так я хочу тебя угостить борщом по маминому рецепту, сравним у кого лучше. Согласна?
-Так что соревнование или тебе мой борщ не понравился и ты...
- Что ты, нет. Мне очень понравился, да так что тут же уснул. Ты меня извини. Я не хотел, но так получилось, расслабился мужик.
-Ладно, я сейчас встану и помогу тебе, - сказала Нина, - ты только не оглядывайся, мне требо переодеться.
-Переодевайся, я не смотрю, но мне не надо помогать, я сам все приготовлю, хорошо? А ты будешь сидеть рядом и смотреть как я все делаю. Пойдет?
-Федь, а как ты познакомился с женой?
-Я, - у Федора защемило сердце. Захотелось до боли, до слез хоть на минутку попасть к семье, обнять любимую жену, детей. Как они далеки, как трепетно воспоминание о родных, о доме. На глаза навернулись слезы. Федор быстро абстрагировался и, вздохнув полной грудью, сказал, - трудно мне милая Нина, дается этот разговор, не время еще.
-Прости, прости, я эгоистка.
-Так кастрюлю ты мне дашь?
Нина подала кастрюлю и, подвинув стул ближе к столу села, облокотившись на стол, смотря на Федора, спросила.
-А почему ты не спрашиваешь, что со мной случилось?
-Я не люблю лезть в чужую душу. Надо расскажешь сама, не надо не говори. Я приготовил инструмент, чтобы полочки тебе поставить, но ты не вышла на смену, я не решился сам прийти. Узнав, что тебя обидели я пришел.
-А я тебе ждала.
-Нина…
-Я знаю, ты женат. Мне ничего от тебя не надо. Пришел и хорошо.
Когда Федор собрался уходить, Нина неожиданно сказала:
-Может, останешься?
-Нет. Уже поздно, пойду я. Завтра приду, борщ, надеюсь весь, не съешь? – ласково посмотрев на Нину, лукаво спросил Федор.
-Я буду ждать.
Федор не мог понять, что Нина нашла в нем, соседи колкими взглядами смотрят ему в след, ей высказывают призрение, даже когда двое парней избили ее и забрали продовольственные карточки, ни кто не заступился. Эта хрупкая девушка своей симпатией к нему пошла против всех. Для всех он коллаборационист.
Когда Федор зашел в магазин узнать у продавщицы, кто бил Нину, одна из покупательниц смело сказала:
-Смотрите на него накачанный дядя под два метра ростом, сейчас будет расправляться с бабой. Все вы прихвостни немецкие только и можете с бабами воевать, а как с мужиками хвост поджали и к врагам подались! Ты бы лучше …
-Лучше бы Вы, когда напали на девушку, старушка заступились! Что же побоялись двоих?! Они же не предатели Родины, не сотрудничали с фашистами, вам конечно сподручнее со мной ругаться, я вне закона, на меня можно вешать всех собак. Вы прожили жизнь, а в людях так и не смогли разобраться, не все то, что вкусно пахнет съедобное. Невозможно вернуть сказанное слово, поэтому важно думать, чем будет ваше слово: лекарством или ядом. В любом случае говоря добрые слова, приятно думать, что они помогли кому-то.
-А че я, я не че, вон они и сейчас трутся возле магазина. Они только спать ходят домой. Ты ж мимо их прошел, чего ж не подошел?
-Понятно, - сказал Федор и спешно вышел. Следом за ним прихрамывая, вышла полноватая пожилая женщина.
Около магазина стояла лавочка, на которой сидели трое парней и двое стояли, поставив одну ногу на сидение лавочки, плевали шелухой от семечек на пол. К ним подошел Федор. Один, который стоял поближе к Федору, не смотря на него, сплюнув шелуху на пол, процедил сквозь зубы:
-Что мужик стоишь, руки чешутся, или хочешь чем угостить? Що мужик стоїш, руки сверблять, або хочеш чим пригостити?
-Хочу узнать, кому перешла дорогу Нина? ( - Хочу дізнатися кому перейшла дорогу Ніна?)
-Иди отсюда, пока ноги ходят, (Іди звідси, поки ноги ходять), - вставая с лавочки, грозно сказал парень лет двадцати, плотного телосложения.
-Я спрашиваю…, - начал говорить Федор, но его плотным кольцом окружили все пятеро и, размахивая кулаками, кинулись драться.
Федор схватил двоих с обеих сторон и, раскрутив обоих, откинул ими других. Те, свалившись на землю, быстро поднялись и стремительно скрылись.
-Отпусти, - закричал один из тех, которых держал Федор.
Другой простонал:
-Мы пошутили. Да отпусти свои клещи. Я ее не трогал, это Петро зараза смылся, говорил, давай проучим. А сам ноги, ноги…
-Я спрашиваю, кто смелый с девушками драться? Кто забрал продовольственные карточки? – отпуская обоих, спросил Федор.
Один из них лихо завернул за угол и был таков. Другой, пятясь назад, запинаясь, заговорил:
-Че все на меня? Тот раз я попался тебе. Я говорил, что ты вроде и не предатель, да не похож ты на предателя Родины. Мне рассказывали мужики, что тебя под одну мясорубку, есть еще такие, потом разберутся, сейчас народ озлоблен. Много наделал фашист…
-Спасибо, что понимаешь, но не стоит тебе болтаться тут. Пошли ко мне в бригаду. Хлопцам скажи, пусть приходят. Сейчас надо народное хозяйство подымать, а там…, прав ты, разберутся…. А карточки верните, дорогу к Нине забудьте. Понял?!
-Ясно, ясно!
Ближе к вечеру в комнату к Нине зашли пятеро ребят. Нина встревожилась и соскочила с постели. Они, не обращая на нее внимания, молча, положили на стол карточки и продукты. Нина не успела ничего сказать, они тут же ушли.
Федор считал минутки, когда вернется домой. Там в степном городе его семья, обстоятельства жизни надолго разлучили их. Он как волк с раненной душой, загнанный в клетку мечется. Его разрывает вопиющая скорбь на части. Всем сердцем до кончиков пальцев он ощущает дорогое далекое тепло жены, детский запах дочери и сыновей. Как они там без него, как растут, как шалят, о чем мечтают?!
16.
Зима. Холод. Федор в бурках и длинном пальто с поднятым каракулевым воротником, широко шагая, шел в магазин. Сегодня суббота, завтра выходной и он после ночной смены решил сделать покупку и никуда не ходить, просто раньше лечь спать. А завтра повалятся в постели подольше. Проходя мимо почты, инстинктивно зашел в здание. Женщина, она же заведующая, она же почтальон, уборщица мыла пол.
-Здравствуйте тетя Маша, - только и успел проговорить Федор, как на него обрушилась ругань.
-Что ходите один за другим, нет от вас покоя, сегодня я работаю до обеда, у меня своих дел полно, а вам бездельникам, тунеядцам, пьяница… (Що ходите один за іншим, Немає від вас спокою, сьогодні я працюю до обіду, у мене своїх справ повно, а вам нероб, дармоїдів, п'яниця…)
-Теть Маша Вы, что не в духе, Бог с Вами, я просто…
-Просто, просто…, - выпустив жар уже добродушно посмотрев на Федора, сказала тетя Маша. – Я думала опять эти бездельники пришли, а ты погодь, что вчера не пришел, тебе письмо есть, погодь.
Федора словно кипятком ошпарили. Он машинально пошел к окошку, опрокинув ведро с водой, решил его поднять и, споткнувшись по скользкому мокрому полу, чуть не влетел через стойку в окно.
-Ну, ты даешь, сядь, успокойся. Сейчас водички дам.
Федор залпом выпил стакан воды и протянул его тете Маше, сказал:
-Спасибо!
Она отдала ему письмо и, посмотрев на Федора, проговорила:
-Посиди горемыка, отойди, видно долго ждал весточку, ишь как сконфузило тебя. Дай Бог, чтобы там были хорошие слова, чего же так переживать?! Эх, парень, била тебя судьба, да видно человеческое осталось в тебе…
Федор положил письмо внутренний карман и маленький тонкий конвертик всю дорогу согревал своим теплом его сердце. Ноги сами привели к Нине. Он не мог поделиться ни с кем сокровенным, кроме нее. Ему легко было с ней говорить обо всем.
Он открыл письмо и начал читать, но смог прочесть только две строчки, где было написано, что все его любят и ждали весточки от него. В глазах потемнело, какая-то пленка застелила глаза. Он протянул письмо Нине и попросил, чтобы она прочла ему дальше.
В письме было написано, что отец умер, что Варвара на Дальневосточном фронте, что мать с Харитоном отдали свою корову им, чтобы у детей было молоко, что Дмитрий рвется к нему. Что он уже большой и похож на него, что он соскучился и хочет быть с ним.
Нина положила письмо на стол и сказала:
-Я в магазин. Куплю продукты и мы приготовим праздничный ужин. – Увидев, что Федор хочет возразить добавила, - в таком состоянии я тебя никуда не отпущу. Тебе надо побыть одному и я тебе это представляю. Возражений не принимается. Все я пошла.
Глава 9
1.
Японские диверсанты в 1945 года все чаще производили диверсии: поджигали склады с боеприпасами; взрывали самолеты; отравляли воду. Нападали ночью, но были и дневные налеты. Быстрые, юркие, проныристые, сильные, они были повсюду.
Командование 302 истребительного авиационного полка издали приказ, в котором не разрешалась покидать часть поодиночке. Можно было только группами передвигаться по населенному пункту.
Полеты участились. Оружейницы уставали так, что доходя к постели, буквально валились как снопы.
Варвара почти всю ночь проворочалась, она не могла понять, что ее так мучает, на душе было беспокойно. Ей чудился дом, мама, она видела даже себя беззаботной, веселой, а вот Мишу как не старалась, не могла представить. Письма она не любила писать, но сама ждала весточку из дома. Иван ее баловал письмами и посылками. Но вот уж давно от него нет ничего. «Написать маме письмо, - думала Варя, - как она там без меня? Наверняка сейчас молится за меня, за Федора, Ивана, вот мне и беспокойно. Милая мама, я люблю тебя и сильно соскучилась». Варвара решила выйти на улицу, подышать свежим воздухом. Пройдя по плацдарму, подошла к ангару, увидела лежащий железный прут, подняла его. «Ну, вот тебе и холодное оружие, ничего не бойся. А я и не боюсь», – оглядываясь по сторонам, тихо сказала Варя и сразу увидела тень, которая мелькнула от столба с фонарем в ее сторону. Она шустро забежала в приоткрытые ворота ангара, с шумом захлопнув их на засов. Кто–то пытался открыть их, но безрезультатно. Прислушавшись, она услышала чужую речь. В полутьме Варвара нащупала включатель и ангар осветился. Как всегда в тревожную минуту у нее включался холодный разум и четкое сознание как поступить, тревога действий поступала намного позже. В эту минуту она была сосредоточенной, стремительно заскочила в контору, расположенную в правом углу ангара и позвонила дежурному, сообщив, что на территории чужие.
Услышав стрельбу, Варвара подскочила к воротам ангара, тут же ворота открылись, и она оказалась ими прикрыта. Трое невысоких худощавых мужчин буквально влетели в освещенный ангар и стали мишенью для преследующих их советских летчиков, которые тут же окружили их. Однако в следующую секунду, которая походила на безумие, обречённые самураи с катанами бросились в рукопашную схватку с криком: «Банзай!» Двое летчиков пошатнулись и упали навзничь. Остальные схватили самураев и выхватили катаны. Самый ловкий из них выскользнул и махая мечем рванул к летчику который наклонился к раненным. Варвара обхватив двумя руками железный прут, с силой ударила его по голове, он обернулся, следующий удар она нанесла ему по лицу, и совсем уже обезумивши, с силой ударила его ногой в пах.
-Ну, что самурай знай наших. Девчонка тебя уложила. Я бы тебе здесь расстрелял суку, таких парней… – Сжимая кулаки, дрожащим голосом сказал Юрий. – Но вы живые нужны. – Затем обращаясь к Варваре, сказал, – беги за подмогой, нужно где–то четверо ребят. Я верю в тебя, только быстренько.
-Юрий Петрович, здесь телефон, я сейчас, – сказала Варя и забежав в контору четко, ясно сообщила дежурному по телефону, что произошло, и тут же подошла к Юрию Петровичу.
-Молодчина Варвара…, – начал говорить Юрий Петрович.
-Я знаю, кто я, вот кто ангар оставил открытым? Хорошо, что я вошла в него, а если бы враг?! Может, кто специально, а может раззява…
В ангар зашли шесть парней и четыре санитара с носилками. Санитары быстро уложили на носилки раненных и унесли, ребята увили задержанных.
–Варвара, ты молодец, настоящий солдат, выносливая, мыслишь четко…, – сказал Юрий Петрович, взяв ее за руку.
-Отпусти, мы идем вместе, но это не значит
-Что ты такая дикая? В Казахстане все такие? Или я тебе не сколечко…
-Так, все…, – резко прервала его Варвара, – Казахстан здесь не причем, и сколечко и не сколечко здесь не играет никакой роли, ты лучше на Машку переключи взгляд, она будет рада.
-Эх, Варюша, не нужна мне никакая Машка, ты мне по сердцу! Не уж, не видно, уже все ребята надо мной смеются…
-Разговор у нас не выйдет, понять трудно, что ли, служить я сюда приехала, а не с парнями крутить.
-Хорошо, хорошо, я верю, а дальше поглядим, – сказал Юрий Петрович и быстро пошагал вперед.
Варвара зашла в казарму разделась и легла.
-Варька, ты, где ходила, я проснулась, смотрю, тебя нет, – шепотом спросила Надя.
-Спи, скоро вставать, – сказала Варя и отвернулась к стенке.
-Подумаешь, спросить нельзя, – обидчиво сказала Надя.
-Вы клуши, не даете спать. Тебе что? Где была, где была? Наверное, с Витькой ходила, – ворчливо проговорила Нюра.
-А тебе, что за забота? С Витькой, с Митькой, яка разница? Чё дразнишь Надежду? Хочешь поссорить их?! – вступила в разговор Маша.
-Хватит вам шуметь, Варька уже храпит, а вы все переживаете с кем и почему? Спите уже, сейчас подъем будет, – приструнила их старшина.
2.
Варвара, с девчонками шумно рассуждая, что произошло вчера в гараже, шли в столовую. К ним присоединились Юрий и Владимир.
-Что Варенька о вчерашнем переполохе рассказываешь, страшно было? Не можешь забыть? Да, Варя, это служба, а не прогулка…, – широко улыбаясь, масленой улыбкой выворачиваясь, как уж возле девушек, произнес с явный подергивание Владимир.
-Я тебе больше скажу, даже не зажимки каждый раз с другой! И еще если бы помог, то может не попали бы двое в лазарет, – сказала Варвара, тут же думая: «Что несу, что–то несуразица вышла, причем он, что парни пострадали, его же там не было. Что–то перемудрила я…»
-А ты глазастая, я думал, ты нас не заметила. Я не хотел скомпрометировать Катьку. Она так дрожала…
-Что ты решил спрятаться за дрожащую девушку или портки не как не мог надеть?!
-Язва ты!
-Я все сказала! – твердо сказала Варвара и ускорила шаг. «Так вот почему были открыты ворота. Ну и Катька, понятно. Так этот ославит ее на весь полк. Надо же сразу сказал, с кем был. Не хотел скомпрометировать, да, по–моему, он струсил вот и вся суть»
Ночь была длинной, опять не спится, лезут мысли одна путаней другой. Не спалось и Екатерине, ее мутило, тошнило, она постоянно ворочалась, чем привлекла внимание Варвары. Варвара встала и подошла к ней. Приложив руку к ее лбу, спросила:
-Ты случаем не простыла? Что с тобой?
-Не знаю, какой–то кошмар. Я, наверное, отравилась. Мы с Надей ходили на базар, мне захотелось пить. Надька еще сказала, что нельзя с родника пить, а я не послушалась. А может фрукты сушенные ела не помыв.
-Тебе надо в санчасть немедленно
-Нет, не пойду, не хочу.
-Я не могу тебе приказать, но послушай меня, у нас несколько человек отравились, ты же, знаешь.
-Нет, я полежу, может, пройдет. Если будет хуже, тогда пойду.
-Смотри, а то…
-Товарищ ефрейтор, ложитесь спать, – произнесла Екатерина. В ее голосе слышалась какая–то хроническая усталость, досада, тревога.
На утреннем построении Екатерине стало плохо, и она упала в обморок.
Через несколько дней уже по углам шептались, что Катька беременна. А через месяц ее комиссовали.
В полк шли серьезные пополнения летного состава, появились тысячи боевых самолетов.
Каждый день проводились политические занятия. На занятиях сообщалось, что на территории Маньчжурии и Внутренней Монголии у границ с Советским Союзом и Монгольской Народной Республикой было возведено 17 укрепленных районов. Общее количество долговременных сооружений в них достигало свыше 4500. Каждый укрепленный район, занимая полосу шириной 50–100 километров и до 50 километров в глубину, включал от трех до семи узлов сопротивления. Замысел командующего Квантунской армией состоял в том, чтобы в ходе ведения обороны в укрепленных приграничных районах и на выгодных естественных рубежах отразить удары советских войск и не допустить их прорыва в центральные районы Маньчжурии и Корею. По расчетам японского Генштаба, для захвата Маньчжурии и Внутренней Монголии Красной армии потребуется примерно полгода. После этого японские вооруженные силы, проведя необходимые перегруппировки, должны были перейти в контрнаступление, перенести военные действия на территорию СССР и добиться почетных условий мира.
Наличие на дальневосточных границах Советского Союза мощной сухопутной группировки военных сил Японии вынуждало Ставку Верховного Главнокомандования задействовать здесь значительные силы и средства. Что составило более одного миллиона солдат и офицеров, от 8 до 16 тысяч орудий и минометов, свыше 2 тысяч танков и самоходных артиллерийских установок, от 3 до 4 тысяч боевых самолетов и более 100 боевых кораблей основных классов.
9 августа в 0 часов 10 минут передовые батальоны и разведывательные отряды 1, 2–го Дальневосточных и Забайкальского фронтов при неблагоприятных погодных условиях (частые и сильные дожди) перешли государственную границу. Бомбардировщики нанесли удары по военным объектам врага в Харбине, Чанчуне и Гирине, районам сосредоточения его войск, узлам связи и коммуникациям. Одновременно авиация и торпедные катера Тихоокеанского флота атаковали японские военно–морские базы в Северной Корее. На рассвете ударные группировки фронтов начали наступление с территории МНР и Забайкалья на хингано–мукденском, из Приамурья – на сунгарийском и из Приморья – на харбино–гиринском направлениях.
10 августа полностью очищен от противника правый берег р. Амур в междуречье Сунгари и Уссури, затем освобожден Фуцзиньский укрепленный район и г. Фуцзинь.
12–14 августа уничтожены японские войска в большинстве узлов сопротивления Суньуского УР. В результате были созданы благоприятные условия для развития наступления на Цицикар и Харбин.
В сложившейся обстановке 14 августа правительство Японии сделало заявление о принятии условий безоговорочной капитуляции, однако приказа войскам о прекращении сопротивления не последовало. В связи с этим Ставка Верховного Главнокомандования направила маршалу А.М. Василевскому директиву, в которой предписывала завершить боевые действия только на тех участках, где враг сложит оружия и сдастся в плен.
17 августа стало очевидно, что Квантунская армия потерпела полное поражение. За девять дней боевых действий ее группировка численностью до 300 тыс. человек, находившаяся в приграничной полосе, была разгромлена. Только убитыми японские войска потеряли около 70 тыс. человек, часть сил была окружена в приграничных укреплениях, а остальные – отходили вглубь Маньчжурии и Кореи. Начиная с 18 августа отдельные части и подразделения противника, выполняя приказ командующего Квантунской армией, начали сдаваться в плен, но на многих направлениях они продолжали оказывать ожесточенное сопротивление.
К концу августа советские войска полностью закончили разоружение и прием капитулировавших соединений и частей Квантунской армии.
29 августа маршал А.М. Василевский отдал приказ об отмене с 1 сентября военного положения на советской территории Дальнего Востока, а 3 сентября доложил И.В. Сталину о завершении кампании. По уточненным данным противник потерял свыше 700 тысяч человек, в том числе более 640 тысяч пленными. В качестве трофеев было захвачено 4300 орудий и минометов (гранатометов), 686 танков. Потери советских войск составили: безвозвратные – 12 031, санитарные – 24 425 человек.
Маньчжурская наступательная операция по своему размаху и результату стала одной из крупнейших операций второй мировой войны. Она проводилась в полосе шириной более 4 тысяч километров на глубину до 800 километров. Для нее характерны скрытность сосредоточения и развертывания ударных группировок. Внезапный переход в наступление ночью и прорыв укрепрайонов без артиллерийской и авиационной подготовки. Выделение максимума сил и средств. Умелый выбор направлений главных ударов фронтов для одновременного окружения и рассечения основных сил врага. Широкое применение передовых отрядов и воздушных десантов.
3.
С вагона вышли сразу несколько военных. Обнялись, постояли, шумно радостно разошлись по сторонам, растворяясь в потоки пассажиров.
Варвара шла в состоянии сильного душевного подъема, веселого настроения, ее охватило чувство оптимизма, она была в полной эйфории. Подойдя к железнодорожному переезду, где был закрыт шлагбаум, она, не останавливаясь, прошла мимо, но тут ее остановила дежурная по переезду, перекрыв собой ей дорогу.
-Э, эй, куда под состав решила? – помахав флажком перед глазами Варвары, произнесла дежурная. – Перегрелась?!
-Я иду домой! Понимаешь!
-Оглянись, здесь сразу два состава идет! Под какой хочешь?! – не давая дорогу, спросила дежурная.
Варвара широко открыла глаза в изумлении и, не мигая, смотрела на дежурную.
-Понятно солдат, давно не была дома. Свобода, нет войны. Ожидание встречи с родными вскружили голову, вот сейчас постоишь, подождешь, пока пройдут составы, и я думаю разум…
-Спасибо! Тебя как звать?
-Меня? Галина.
-Спасибо тебе Галина, все нормально. Вот думаю как там дома?! А ты приходи на танцы, домой не приглашаю, сама точно не знаю адрес, а на танцах точно буду.
-Любишь танцевать, я тоже, хорошо приду, в воскресение как раз не моя смена.
Завернув за поворот Варвара, сняла со спины рюкзак, поставила его на землю, огляделась, вокруг стояли саманные дома, некоторые с крышами с заборами из штакетника, где редкими, а где густо соединенными так, что не было видно, что там за заборам. Заборы в основном были покрашены в зеленый цвет, крыши домов были покрыты шифером, другие дома обнесенные редким штакетником без покраски, а крыши без покрытия смазаны глиной с белыми стенами и серыми ставнями. Вокруг домой стояли тополя, сзади домов были огороды, где был посажен картофель. «Так и в какую сторону идти? И правильно ли я иду? Где моя голова, что–то никак не соображу. Налево пойдешь, направо пойдешь и дом свой не найдешь. Пойду прямо, может пойму. Да загадка?! Может закричать, потерялась я, найдите меня, кто найдет, тот получит приз…» – размышляла Варвара, стоя на распутье.
-Солдат девка, кым чё стоишь? Сен боласы;? Ты, чей будешь? – услышала Варвара смешанную русско–казахскую речь сзади, оглянулась. Там стояла молодая женщина казашка.
-Здравствуй дорогая, как же давно я не слышала казахскую речь! Что–то теплое прошло по телу. Мне бы узнать, где живет, – Варвара запнулась, как бы правильно спросить, маму или Харитона? Она вспомнила, что казахи любят Харитона, так как он отлично говорит по–казахски и продолжила, – Харитон. Я вот, – Варвара вытащила из рюкзака булку хлеба, – на только скажи, я вот заблудилась, а так хочется быстрее домой, обнять дорогу маму.
-Рахмет, рахмет, пошли, – обрадовано сказала женщина, крепко держа в руке хлеб, – я показать.
Дома никого не было, Варвара быстро нашла ключ, он всегда был наверху наличника дверей. Зайдя домой, она привела себя в порядок, умылась, переоделась и уже крутилась возле зеркала, когда услышала голосящую мать. Варвара выскочила во двор и обняла мать.
-Мама, милая, ты что плачешь? Видишь я живая, здоровая и так сильно люблю тебя. Пошли в дом.
-А мне сказали, что солдат – девка пришел.
-Я знаю, кто тебе сказал, молодая казашка, она так говорила на меня, я ей дала булку хлеба, чтобы она показала, где вы живете.
-Да ты бы кусочек хлеба дала, она бы благодарна была. У нас хлеб на вес золота, люди…
-Мама. Где моя мама? Ты же всегда последнее отдашь людям.
-Варюша, милая да я все бы отдала, только бы ты жива была.
-Ну, вот теперь я узнаю свою маму.
-Дайка я на тебя полюбуюсь, что прилипла то. Да накормлю тебя.
-Да я неголодная. Там в вещевом мешке у меня еще четыре булки хлеба, тушенка мясная, тушенка с кашей…
-Варенька, одень–ка военную форму, я на тебя посмотрю.
-Нет, мама не проси, она мне так надоела, убери с глаз, не хочу на нее даже смотреть.
-Варюша…
-Нет, я теперь Валя, меня в армии звали Варя, а дома я опять Валя. Мама не обижайся.
-Да мне то что, лишь бы тебе было хорошо. Какая разница как называть. Боюсь, доча, что ты у меня одна осталась. – Евфросиния закрыла лицо руками и в голос заплакала.
-Мама, что ты говоришь?! Ты меня пугаешь, успокойся.
-Так получилось, что в апреле месяце умер Иван. У него признали менингит. Умирал он со страшными болями. Он лез на стенку, когда были приступы, это было страшно смотреть.
-За что ему такие муки?! Бедный мой братик. Мама ему–то было …
-Тридцать три года. Ты еще молода, не поймешь, но я тебе скажу, что думаю, что на душе у меня. А скажу потому, чтобы ты задумалась! Нельзя от бога отречься, неверно это, не правильно вас учат.
-Мама, я понимаю тебя, горя у нас у всех, но я…
-Не говори ничего, я не хочу слушать. Только вот скажу, когда ты собрала свои вещи и пошла на войну, я тихонько зашила тебе в кофту молитву и сказала, чтобы ты всегда носила ее. Ты думаешь, что вернулась, невредима просто так?! Нет – это молитва всегда была с тобой. А сколько я стояла на коленях, прося у бога за вас всех. Нет, молчи, ничего не говори, придет время, и ты поймешь.
-Ладно, не обо мне речь, расскажи лучше, как Иван умер? Ты поехала к нему по его просьбе?
-Нет, мне позвонила Марфа. Я тут же собралась. Когда ему совсем стало плохо, он почувствовал это. Чтобы мы с Марфой не видели, как он отходит в другой мир, он попросил, чтобы мы вышли, сказав, что хочет в туалет. Я сказала: «Что ты выдумываешь? Мы же всегда тебя сами сажаем на горшок». Но он упорно просил нас выйти. Мы вышли и стояли за дверью. Когда страшная удушающая тишина поразила меня, я не могу объяснить, почему мне стало тихо, как бы все вдруг замерло застыло, остановилось, даже не было слышно собственного сердца, я открыла дверь, мы зашли. Он лежал недвижимо на постели с улыбкой.
-Ну а с Федором что? – спросила Валентина, но увидав на глазах матери слезы, растерянность быстро проговорила, – нет, не надо ничего говорить, все потом…
-Хорошо, отложим разговор на потом, – сдерживая рыдания, сказала Евфросиния. И уже уходя в другую комнату, добавила, – тем более, сейчас должна Евдокия прийти.
4.
Прошло больше месяца, Валентина затосковала, она здесь поняла, что Юрий Петрович ей совсем небезразличен, даже наоборот она жаждала его видеть. Он обещал приехать и остаться навсегда в Акмолинске. Он говорил, что будет любить этот город, что земля, которая родила ее ему, будет дорога! Валентина знала, что некого винить, сама всем видом показывала, что он ей безразличен. Только однажды, когда Маша при всех сказала, что он красивый только в душе, у него пожар горит не по той, которая его достойна, а по той, что пустая воображала и хочет нравиться всем и крутит парнями как хочет, а он наивный дурачок попался на крючок и не может вырваться. После этих слов, Валентина подошла к Юрию и сказала:
-А знаешь, Машка, ты права! Он любит меня, и я горжусь этим! И если ты сама отказываешься от него, я согласна выйти за него замуж! Вот так! Виновата ты сама! После победы он приедет ко мне, и мы поженимся, ясно! – Горячо проговорила Валентина и быстро пошла прочь.
-Стой, Варя, стой! – взяв ее за руку, сказал Юрий, – ты наговорила и ушла, а меня не хочешь послушать? Аль не положено?!
-Прости Юрий Петрович, не сдержалась, она …
-Варя, да я на седьмом небе от твоих слов, только скажи, что это правда.
-Да, ты мне нравишься, я не хочу, чтобы так говорили о тебе! Да и меня она не по–дружески осудила. Мне ни кто не нужен. Я сгоряча сказала. Не я должна была об этом говорить…, – одергивая руку, проговорила Валентина. Но лучше, правда, чем судачить по углам.
-Варюша, милая ты только жди меня!
-Ладно. Потом все, я устала и иду отдыхать.
После этого они начали встречаться. И вот его нет! Что–то случилось, может погиб, почему нет весточки. Зачем я впустила его в сердце, зачем поверила.
Евфросиния видела состояние дочери и старалась, как могла отвлечь ее. Она знала цену потери, но здесь еще есть надежда, что Юрий живой и может еще приехать, но большое «но» хочет ли он к ней приехать. Может клин клином вышибать. «Вот Иван Ступченко, брат соседки–кумы, уже два раза приходил, цветочки приносил. Валюша с ним разговаривала, смеялась. Может как–то подтолкнуть ее к нему. Он высокий красивый, сестра самостоятельная, терпеливая, живет с пьяницей–мужем, он ее гоняет, а она и в мыслях не держит, чтобы с ним разойтись, вот уже двоих девочек родила. Да возьми и пойми, может, сестра хороша, а брат... Нет пусть сама, выбирает. Да выбирает, да года бегут…» – кручинилась Евфросиния. Вечером, когда Валентина пришла с работы, она работала диспетчером в управлении железной дороги, Евфросиния села напротив Валентины, спросила:
-Кушать будешь? Я напекла пирожков, сварила борщ, вкусный как ты любишь.
-Мама, конечно, буду, спрашиваешь еще. Сегодня день был тяжелый, много поездов. Хотя у нас каждую смену сумасшествие, напряженность. Начальство вечно недовольны, крик шум на планерках, их ругают высшее начальство, они нас, так и идет по цепочке. Сегодня как нестранно обошлось без шума.
-Хорошо, – неопределенно сказала Евфросиния, вставая из–за стола.
-Мама, ты хочешь поговорить? – спросила Валентина.
-Шо поговорить? Тю, я так
-Ма–ма, я знаю тебя и вижу. Хочешь, что–то об Иване сказать, замуж агитировать за него?
-А як и так? Шо с моря погоды ждать? Вот мне сон приснился такий, что ты согласилась стать его жинкой.
-Так во сне все наоборот, значит, нет.
-Мне такой сон приснился, что быть тебе его жинкой!
-Мамочка, так он мне еще и не предлагал стать его женой в первых, а во вторых я жду парня и тебе это известно. Все!
Тут в окне показалось лицо Ивана.
-Мама ты его пригласила? – смутившись и не зная, что делать, спросила Валентина.
-Вот тебе крест, – перекрестившись, сказала Евфросиния. – Да, не вовремя он пришел. Но открой ему, не ждать же, ему возле дверей.
В комнату зашел Харитон вместе с Иваном, и с порога показывая на Ивана, спросил:
-Чё гостя держите у окна? Вон букет, какой принес.
-Букет нормальный, отдай маме, а я устала и хочу спать, – вставая из–за стола, сказала Валентина.
-А я не только букет принес, – сказал Иван, ложа букет на стол и, взяв Валентину за руку, – у меня есть новость для тебя Валюша. Может, выйдем.
Валентина посмотрела в его зеленые глаза, которые многозначительно искрились, затем обратила внимание на него вид думая:  «Подстригся, побрился, весь наутюженный лоснишься, как пять копеек и что ты мне скажешь?» Но подавшись его настойчивости, а в основном Харитона не хотела видеть, вышла на улицу.
-Я тебя слушаю, что твоя сестра на хвосте принесла? (Все знали, что Маруся, его сестра, все последние известия про всех собирает, да еще любит приукрасить. Она умела так искренне лгать, причем сама в это верила. И всегда говорила, что кто–то незнакомый говорил, а она подслушала или просто услышала этот разговор в магазине).
-Мне очень трудно без тебя. Я ищу тебя во всех прохожих, но не нахожу хоть каплю на тебя похожих…, – глядя куда–то мимо Валентины, держа ее руку проговорил Иван.
-Эй, я здесь! В глаза смотри, говоря такие слова. А то создается такое впечатление, что за моей спиной стоит кто–то, и ты сверяешь с невидимым человеком, правильно ли ты произносишь слова. Эге, кто там за моей спиной?!– сказала Валентина, принимая это как смущение человека, незнающего как правильно объясниться в любви. – Ты что никогда не говорил девушкам о своих чувствах? – рассмеялась Валентина. Ей было приятно, что он неопытный, и она подумала: «Хорошо, что такой скромный, может мама права, что ждать и кого? Юра может, передумал?! Зачем ему ехать в какой–то степной городок. Да, что я себе выдумала, все прямо хотят на мне жениться. Поживем, увидим!»
5.
На следующий день Валентина после работы отправилась к Метальниковым. Они жили в двухэтажном доме, почти в центре недалеко от городского парка, да и от ее работы рядом. Но времени не было заглянуть к ним в гости. Если честно боялась расспросов, что случилось, почему не приехал Юрий.
Увидев Валентину, Надя обрадовалась, даже всплакнула. Она была беременна, животик уже было хорошо видно, хотя на ней халатик был просторен. Лицо почти не изменилось. Виктор в белой рубашке и черных брюках. Он был, по–домашнему раскрепощен и счастливо улыбаясь, протянул руку Валентине, подмигивая, снимая тапочки и обувая туфли, произнес:
-Надюша, гости у нас. Я сейчас мигом в гастроном.
Валентина вытащила с ридикюля бутылку водки и консервы, слегка прищурив глаза, лукаво подмигнув Виктору, сказала:
-Никуда не надо ходить! Фронтовые сто грамм я принесла, да еще закусочку. А твоей Надюхе пирожки с ливером, я помню, она их любила.
-Да, ты не гость, прямо хозяйка, правда Наденька? Проходим на кухню, что у порога стоять.
-Валя, ты так угодила ему! Он с самого утра, крутился, все не мог найти причину сбегать за бутылочкой. Он бы меня не послушал и убежал, но вчера…, – начала высказывать Надя со слезами на глазах.
-Надя, тебе нельзя расстраиваться. Все в порядке. Я пришла значит можно понемногу выпить и поговорить. Я вас визитами не балую, – успокаивая Надю, сказала Валентина, думая: «Красивый ты Витька, военная выправка, высокий, грамотный, ну зачем же пить, обижать жену. Вот тебе военный! На войне вы все орлы, а в будни обыкновенные парни. Не можете найти себя, мучаете кто рядом с вами. Пора бы уже и определиться, работу найти в мирное время и уйти в работу, забросить все воспоминания и жить в мирном времени. А уповать на судьбу не надо, надо делать судьбу!»
Надя накрыла на стол разной закуски. Она уже успела подвести брови, подрумянить щеки и переодела халат на платья, которое еще больше показывало ее округленную фигуру, и сильнее был виден живот. Валентина отметила: «Минутная слабость прошла, и она как всегда хочет показать, что у нее все хорошо. И прекрасно».
-Валь, может это и не мое дело, но я хочу знать…, чем тебе не угодил Юрий? Он даже после и не зашел к нам, хотя мы его хорошо встретили, – осторожно садясь около Виктора за стол, спросила Надя.
-Ты правильно сказала, что это не наше дело! Че пристала к Валентине, это не ее экипаж. Давайте выпьем за нас, а то водка закипит, пока мы начнем пить, – поднимая стеклянную рюмку, строго посмотрел на Надю, сказал Виктор.
-Ну и ладно, я просто спросила, давайте чокнемся за нас, – залившись краской до ушей смутившись, поднимая стакан с соком, произнесла Надежда.
Валентина сразу ничего из сказанного ими не поняла, но что–то ее заинтересовало и, выпив налитую в рюмку водку, спросила:
-Что–то я вас не совсем поняла. Что за Юра и почему он не пришел к вам и, причем здесь моя персона?
-Ва–ля не валяй дурака! Зачем ты Юрию Петровичу сказала, что ты замужем, че ждешь ребенка?
-А когда бы я ему это сказала? Он что приезжал? Я хотела у вас узнать, что могло случиться, что он не приехал? Он обещал, но планы могли поменяться.
-Теперь я ничего не понимаю. Он приехал и сразу нашел нас. А мы уже стояли у подъезда, дожидаясь машины. Он спросил твой адрес, я сказала, что так не знаю, могу показать, но мы опаздывали на поезд. Я ему дала адрес Маши и сказала, что она знает, где ты живешь. Он сказал, что тогда пойдет к Маше, и они вместе придут к тебе. Мы ему оставили ключи и сказали, че он может пожить у нас. Когда мы приехали сразу пошли к Машке и от нее узнали, че он уехал в тот же день домой. Она сказала, что ты не захотела с ним встречаться. Че ты сказала, че беременна и замужем.
-Да я его не видела, я его ждала! – сказала Валентина и по щеке покатились слезы.
-Валентина перестань, мы ему позвоним, скажем…, – начала говорить Надя
-Кому звонить, что опять ее в заблуждения вводишь, он тут же женился и присылал пригласительные на свадьбу. Куда собралась звонить? А тебе Валентина сказу так! Что случилось, то случилось негоже вешать нос. Да, правду тебе сказать, все ты надумала сама. Он же тебе нравился? Да может быть, но ты его не любила, не жаждала его. Так девичья прихоть не более того. Так же не вешай нос, все проходит и это пройдет.
-Но до Машки я схожу, – твердо сказала Валентина.
-Правильно сходи! Че это она надумала врать. Я знаю, ей нравился Юрий Петрович, но зачем же, так …, – горячо поддержала подругу Надежда, хотя с Машей они чаще виделись и обе любили посудачить обо всех.
Валентина собралась домой. Виктор вызвал такси и решил проводить ее к машине, когда дверь открылась и на пороге появилась Маша. Увидев Валентину, она нисколечко не смутилась и, обняв ее, сказала:
-Сколько лет, сколько зим. Ты совсем забыла фронтовых подруг. Ну и погодку ты выбрала. На улице пронизывающий ветер, начался мелкий дождь или даже снежная крупа. Тебе же добираться до дому далеко.
-Знаешь, я чутьем обладаю. Чуяла я, что ты придешь, чтобы мне к тебе не идти.
-Ты ко мне собралась? Так хорошо, что я пришла, не одна ты наверняка чувствуешь.
-Нет. Если бы ты знала, что я здесь, ты бы не пришла.
-Почему это?
-Ты мне не хочешь сказать за кого это я вышла замуж и от кого забеременела?!
-Я не хочу ересь нести. Мне не одно, чего это интересоваться за кого ты замуж вышла, да еще забеременела, – хрипло заговорила Маша, затем сорвался голос на писк. Она явно волновалась и знала, о чем ее спрашивает Валентина. Она схватила с вешалки плащ и нервно стала надевать его.
-Фронтовая подруга, куда бежишь?! От меня ты убежишь, а от совести своей не убежишь! Она будет жить с тобой! Но я готова выслушать и тебя, чтобы сделать правильные выводы.
- Я не знаю, как это вышло. Когда я его увидела у меня какое–то помутнее вышло. Мысли пошли, может ко мне приехал?! А он все о тебе да, о тебе. Иду, веду к тебе, а ноги не слушаются, так и хотят назад повернуть, а сердце кричит: «Скажи, что ты любишь его, может, поймет, ведь Варька не любит его, так чисто душу отвести». И тут на встречу идет Мария, твоя родня. Я ее в сторонку отвела и сказала, что этот парень к тебе идет. Вижу, ее даже перекосило, но это была секунда. Она быстро взяла себя в руки, молодец владеет собой. А я вся на нервах стою, вот она и сказала ему, что ты счастливо вышла замуж и ждешь ребенка, а над ним смеешься, говоришь: «Приедет Юрочка и пусть полюбуется, как я его тюху обвела, захотел меня сосватать, а сам–то серенький, убогий!» Я–то думала, что он со мной останется, а он в этот же день уехал. Потом выслал мне приглашения на свадьбу. Вот и суди меня! Получилось не тебе, не мне.
-Кто я такая судить. Сучки вы с Марией. Но это ваш выбор. Живите как можете.
6.
Валентина зашла во двор, закрыла калитку, прошла к завалинке и закрыла лицо руками. На улице было темно и сыро, завалинка мокрая, но она не ощущала это, сердце разрывалась, душа скорбела. Она даже не замечала, что Иван стоял рядом. Он наклонился к ней и взял ее за руки. Валентина встала, подняла голову вверх и сказала:
-На небе ни одной звездочки, только сквозь мутное небо ели виднеется луна. Небо заодно со мной. Мне на душе мутно и небо мутное.
-Но луна виднеется, значит не все потеряно, – тихо сказал Иван.
-Одна луна, так и я одна.
-А я? Не считается? Я, как и луна пробиваюсь к тебе, скорее ты холодная луна, а я горячее твое солнышко. Вот завтра проснешься и увидишь солнышко, и от души уйдет скорбь.
-Да ничего нового под луной, – Валентина пристально посмотрела на Ивана и вдруг сказала, – Иван завтра приводи сватов, хочу за тебя замуж.
Иван от неожиданности такого поворота даже отпрянул от нее. Валентина громко во весь голос рассмеялась:
-Что же ты за кавалер такой? Напугался Иванушка? Не бойся я это понарошку.
-Валенька, милая я от радости растерялся. Завтра, завтра будут сваты!
-Ну, вот и все завтра и поговорим!
Евфросиния стояла в сенях и весь разговор Валентины и Ивана слышала. У нее было двоякое чувство: «Это неплохо, если доченька выйдет замуж, Иван не совсем, что ей надо, но он даст ей столько любви как ей надо. У нее большого чувства к нему нет. Он вроде бы пытает к ней чувство, но не пойму я его, что–то не так. Не могу понять, слова говорит завороженные, как заученные. Знает, что девчатам нравится такие слова. Но по–моему они идут не от души. Не ошиблась бы она. Может требуется время, чтобы понять. Выйдет замуж, а потом разочаруется. Ох, знать бы душу человеческую! Надо помолиться, пусть бог поможет ей. Года у нее уже …. Да пусть выходит, а там что будет, то будет. Сейчас кавалеров больно нет, война забрала парней, девчата рады и хромому и косому. Вон сколько баб осталось без мужиков».
Когда Валентина направилась домой, она шустро забежала на кухню. Валентина сняла осеннее пальто, туфли на каблуках и прошла на кухню. Задумчиво, ни на кого не смотря села на табуретку у стола, опершись на руку щекой.
-Кушать будешь? – спросила Евфросиния.
-Нет, нет. – После продолжительной паузы сказала Валентина, затем посмотрела на мать и тихо продолжила, удерживая в горле ком. – Я была у Метальниковых, там мы немного посидели. Знаешь мама, было у меня две фронтовых подруги. И обе предали меня. Одна знала, что Юра приезжал, и промолчала, другая взговори с Марией, подло поступили, сказали, что я замужем. Понимаешь?! А он поверил и уехал, женился.
-Вот почему ты решила выйти замуж за Ивана?! Доча, ты его хотя бы немного любишь или он тебе нравится?! Или от отчаяния сгоряча?! Замуж выходят милая, когда какие–то чувство пылают, пусть потом поостынут, но все же, они были…
-Мама, я пошла, спать, спокойной ночи!
Прошло более семи месяцев после свадьбы, Валентина была беременна и готовилась в декретный отпуск, но особо живота не было видно. Она всегда была на каблуках, носила свободные платья и прикрывала живот шелковым широким шарфом. Лицо немного покрылось пигментными пятнами, но это делало ее еще красивее, походка стала женственнее, ею невозможно было не любоваться.
Проходя мимо приемной начальника отдела движения поездов, Валентина посмотрела на часы, до планерки осталось несколько минут, решение пришло само собой, она зашла в приемную и, поздоровавшись с секретаршей, села на стул, который стоял с другими такими же вдоль стены, спросила:
-Лиля, начальство на месте?
-Да, можешь проходить сразу в кабинет, там уже почти все.
-Минутку посижу и пойду, – ответила Валентина, заметив нехороший взгляд Лили.
-Я, что–то не так сказала или сделала? Почему ты глянула на меня недобрым взглядом?
-Тебе показалось.
-Нет, я давно замечаю, что ты косишься на меня.
-На планерку опоздаешь…
-Спасибо, что беспокоишься, – вставая, сказала Валентина и зашла в кабинет, думая: «Я так не оставлю, потом спрошу. Так смотрит, еще сглазит. У нее взгляд ведьмы. Тю, что в голову лезет».
Прошло несколько минут планерки, когда начальник движения поднял трубку телефона и прислушался там шел разговор с приемной, секретарша разговаривала с мужчиной. Он услышал: «Твоя сейчас на планерке, они там где–то час будут. Она у тебя дура. На меня что–то взъелась, ни так я на нее посмотрела. Она хотя бы тебя кормит утром или не заслужил?! У меня ты всегда был накормлен, напоен и лаской был не обделен. А Валька какая–то злая. Скоро ты уже расстанешься с ней. Я соскучилась». Потом голос мужчины: «Да, ей далеко до тебя. Она как штунда. В постели как бревно, приготовила мне сегодня оладьи, сожгла…», – начальник прикрыл трубку и позвал Валентину.
-Валентина Михайловна возьмите трубку, без паники послушайте, потом поговорим.
Валентина сразу узнала голос Ивана, он говорил: «Ты же мне не смогла родить, сколько ходили по больницам, я три года ждал и че?! А она скоро родит. Я заберу ребенка и к тебе. Я лежу с ней, а все мысли, душа с тобой. Ты мое солнышко, ты мое сокровище, а она …», – Валентина передала трубку начальнику и тихо пошла к выходу.
-Стой Валентина Михайловна! – окликнул ее начальник и, обращаясь к старшему диспетчеру, сказал, – Валерий Владимирович, проведи ее к месту работы и смотри там.
-Понял, – произнес старший диспетчер, хотя ничего не понял и подошел к Валентине.
-Не надо меня провожать, я сама, я справлюсь, – отводя руку Валерия Владимировича, твердо сказала Валентина.
До конца смены она не смогла доработать, низ живота сильно болел, тянула постоянно в туалет. Очередной раз сходив в туалет, она увидела кровь. Пришлось вызывать скорую.
В больницу ее доставили без сознания. Ее сразу положили на операционный стол. Стоял вопрос о спасении матери, а не ребенка. Приходя в сознание, Валентина услышала разговор двух женщин. Одна просила убрать что–то возле кровати, другая ответила, что она сейчас уйдет в мир иной, вот все заодно и уберу. Валентина была в не состоянии еще говорить, только по щекам покатились слезы.
Утром, открыв глаза, Валентина сразу увидела Евфросинию, улыбнувшись ей, подумала: «Милая мамочка ты здесь, ты моя родная, ты наверняка уже молилась и просила за меня бога, ради этого я выжила! Я знаю, ты за меня душу отдашь. А я вот потеряла ребенка», – и так ей стало жалко себя, мать, ребенка, она тут же заплакала в голос.
-Родная, доча! Не плачь! Ты еще молода, здоровая, ты еще родишь, что же так убиваться. Все мы ходим под богом. Ни кто не знает своей участи…, – гладя Валентину по руке, говорила Евфросиния, незаметно смахнув, не прошеную слезу с глаз.
-Мама, а где Иван?
-Он ушел на работу. Сказал, что зайдет к тебе после работы.
-Мама, я не хочу его видеть! Когда я выйду, чтобы он мне и на глаза не попадался!
-Варюша, Валечка! Я прошу тебя, не надо рубить с плеча. Он же не виноват…
-Ма–ма! Это он виноват, что я потеряла ребенка, он! Он очень, очень плохо! Он женат на другой уже три года. Я была ему нужна, чтобы родила ребенка, а он его бы забрал, понимаешь, забрал! Он по отношению ко мне поддонок. Я ему не нужна! Ему нужен был ребенок, а его жена не могла родить. Этот гад…
-Доча, успокойся! Я прошу тебя, не ругайся так.
-Мама он заслуживает это.
-Все одно не надо так ругаться. Я тоже не рассмотрела его, давай дома поговорим. Лечись, выйдешь…
-Мама ты ни в чем не виновата. Ты у меня самая, самая лучшая мама. Я люблю тебя. Я больше не буду ругаться. Но сделай, так как я прошу, я этого нехорошего человека не хочу видеть. Не приходи ты ко мне. Тебе же через линию ходить, далеко. Я не умру, я сильная.
-Бог с тобой детка, что ты говоришь? У меня и в мыслях не было этого.
-Все иди домой. Я выпишусь и сразу уеду в Ташкент. Посмотрю на племянников и приеду.
-А с работой как? Тебе дадут отпуск.
-Дадут, дадут, – сказала Валентина, зная, что уже не будет там работать. Размышляла обо всем, время у нее было много, она поняла: «На ее места уже давно метила любовница начальника, которая была подругой секретарши. Вполне возможно они договорились. Иначе, зачем начальник беременной женщине дал трубку послушать нехороший для нее разговор? Они никак не могли дождаться, когда я пойду в декретный отпуск, вот и поступили подло. Ладно это бабы, а он же в штанах, мужик неотесанный. Ребенок тут причем?! Мальчик был, значит, сынка я потеряла. Ненавижу этого гада, присосался, притворился любящим, а сам уже был женат. Она не может родить?! Нет, не хочу больше думать, нет для меня Ивана, сдох он! Они все преступники!
7.
Сказочно цветущий Узбекистан встретил Валентину сухой прохладной погодой, но по–весеннему приятной. Весна пришла в Ташкент вместе с Наврузом. Зеленый ряд деревьев, цветущие яблони, облепленный белый цвет высоких деревьев груш, цветение урюка, радужные клумбы, кружили голову.
Она была в модном легком, в мелкий горошек приталенном чуть прикрывая колени платье с рукавом до локтя. Высокие каблуки гулко стучали по асфальту. Сумка в руках Валентины вначале казалась легкой, затем потяжелела, ручка ридикюля на плече сползала. Увидев скамейку возле двухэтажного дома, Валентина подошла к ней и села. Посидев минуту, она поняла, что лучше продолжать путь, так как усталость ощущалась во всем теле, ноги гудели, да еще натерла мизинец на правой ноге. Снять туфли и продолжать путь босиком это не для нее. Да и осталось, завернуть за угол и пройти три двухэтажных дома и она на месте. Валентина встала и, перемогая боль, стараясь не хромать, пошла по краю дороги дальше как услышала тихий ход машины. Когда машина сравнялась с ней, мужчина, сидевший рядом с водителем, опустив окно, сказал:
-Мадам Вам не пристало идти пешком. Мы рады Вам помочь. Милости просим к нам.
-Спасибо. Как не будь сама.
-Да я Вас умоляю, чего таки ради?
-Езжайте по своим делам.
-Все мои дела тихонько курят за углом, видя таки Вас.
Валентина прибавила шагу и завернула во двор дома, подумав: «Вот тебе и Ташкент. Тут ухо востро держи, а то опять окажешься в каком либо сараи».
Дома оказались одни дети. Елизавета, которой было уже двенадцать лет и семилетний Валентин. Они долго не открывали двери, спрашивая кто она, откуда приехала. Валентина уже хотела выйти во двор и дожидаться Марфу, как открылась дверь и вышла Елизавета, следом Валентин.
-Лиза, здравствуй! Какая ты уже большая! Ты меня конечно не помнишь. Я тетя твоя, твоего папы родная сестра. А мама где? – говорила Валентина, отметив про себя: «Как же она на меня похожа, а Валентин похож на Федора».
-Мама пошла в больницу, – сказала Елизавета, внимательно смотря на Валентину.
-Ты что так смотришь на меня? Думаешь, что я неправду говорю? – обняв Елизавету, спросила Валентина.
-Я Вас узнала. Я Вас на фотографии видела. Мама говорила, что Вы модница и солдат.
-Ясно, – смеясь сквозь слезы, сказала Валентина.
-А что Вы плачете? Мама придет скоро, – отойдя подальше смущаясь, сказал Валентин. У мамы животик болит.
-А что с вашей мамой? Почему у нее болит животик?
-Я не знаю, она так сказала, – ответил Валентин.
Теперь смутилась Елизавета. Она казалась бойкой, умной девочкой, а тут покраснела и, пряча глаза, проговорила:
-Вы, наверное, устали с дороги идемте к нам.
-Спасибо милая. Я и правда сильно устала.
В квартире ничего не изменилось, та же мебель, тот же кожаный диван, на котором любил сидеть Иван. Даже запах казался знакомым. Казалось сейчас вот–вот зайдет Иван, свободно расставив руки, сядет на диван, улыбнется, попросит ее принести газету и будет просматривать новости, что интересно читать вслух и искренне возмущаться. Валентина присела на диван и закрыла лицо руками.
-Тетя не плачь, мне тоже не хватает папы, – присев к ногам Валентины сказала Елизавета и заплакала. Следом заплакал Валентин, усевшись рядом к Валентине на диван. Он все повторял за Елизаветой. «Какие хорошие детки! Какие молодцы помнят отца, любят его. Как рано Иван ушел от нас», – подумала Валентина. Затем вытерла слезы и сказала: – все хватит слез. А знаете, что я вам привезла? Давайте разбирать подарки. Она начала вытаскивать из сумки наряды для Елизаветы, костюм для Валентина, еще подарила ему машинку, Елизавете куклу. Все остались довольные.
Скрипнула входная дверь и на пороги появилась Марфа. Она была удивлена приездом Валентины, но не меньше удивилась Валентина, когда увидела Марфу. Она была беременна и живот уже довольно большой. «Да! Недолго мучилась старушка. Быстро утешилась! И кто же принц?!»
Марфа видела и чувствовала, что сейчас разразится скандал, зная характер Валентины, но она ждала в этот час сожителя Олега. Ей это совершенно не нужно. Она всегда могла владеть собою и держать ситуацию под контролем и начала говорить первая:
-Я знаю, что ты сейчас думаешь и хочешь сказать. Но я не хочу, не оправдываться, не отчитываться перед тобой.
-Марфа, мне как–то одинаково, что ты беременна, я даже не спрашиваю кто же такой. Это твой выбор. Да не скрою, мне так скажем…, да что я все нормально. Я приехала в гости извини, что внезапно. Я и сама не ожидала. Тебе, наверное, сообщили, что я была замужем…
-Как была?!
-Так уже не замужем. Вот приехала, чтобы от этого кошмара избавиться. Вот так Марфа внезапно встретились и быстро разошлись. Я тоже была беременна, но от стресса произошел выкидыш. И вот я здесь…
В дверях послышался шум. Марфа поднялась и, шоркая домашними тапочками, шустро пошла в прихожую. Валентина отметила про себя: «Да, при Иване не могла с сундука слезть, чтобы его встретить. А тут пуза вперед и почимчиковала. Кто же это такой, разворошил ее?! Даже интерес берет».
Спустя некоторое время вошел мужчина высокий крепкого телосложения коротко подстриженный с редкими светлыми волосами на голове. Увидев Валентину, его тонкие губы растянулись в улыбку, он красиво сел на кресло против Валентины. Он не был красавцем, но ловелас хороший. Такие мужчины нравились женщинам.
-Значит, приехали… в Ташкент…. Посмотреть… на племянников…, это я вам скажу неплохо, – начал говорить Олег, подбирая слова.
Валентина видела, что ему тяжело говорить, он делал паузы почти через слово. Она расценила это, что ему просто неловко перед сестрой Ивана, и перевела разговор на другую тему:
-Я завтра возьму детей, и мы сходим на Алайский базар.
-Алайский базар один их самый старых базаров. Вообще Ташкент славится базарами. Таки базары на Востоке – это не просто рынки, это неотъемлемая часть восточной культуры. Таки в древности восточные базары были местом сбора населения, где не только торговали, но и обменивались новостями, делились радостями, встречались с друзьями в многочисленных чайханах, разбросанных по всем базарам. Таки там можно купить продукты, восточные сладости, фрукты, таки вещевой рынок, который так же отличается разнообразием. Таки можно приобрести изделия из серебра и золота. Я тоже пойду с вами и все покажу. – Оживленно говорил Олег, даже почти не следил за своей речью.
-Нам не требуется провожатый, мы сами разберемся, – грубовато ответила Валентина. Ей не понравилась бурная речь Олега и его неподдельная желание пойти с ними. Она сама еще не знала, что будет делать завтра. Просто это первое что пришло на ум.
-Девочка не рви мне нервы. Таки я пойду, покажу вам, вы без меня не разберетесь.
Когда они зашли на базар, Валентина поняла, что в какой–то степени Олег был прав. На базаре было так многолюдно, шумно, продавцы со всех сторон звали к себе. Поражало и то, что за прилавками стояли дети и так же как взрослые шустро торговали. В вещевом рынке людей было меньше, можно было хотя бы рассмотреть товар. Валентина увидела платье, которое ей очень понравилось. Она уже представляла его на себе, даже чувствовала, где надо будет его скорректировать под фигуру, как услышала голос продавца:
-Мы рады Вам. Девушка хочет что–то посмотреть?! Я есть хозяин, смотри, покупай, красивый девушка. Так бесплатно отдам, бери.
Валентина посмотрела на продавца и сразу узнала, хотя он сильно изменился Жасура. Да это был он и его голос, он изменился, можно сказать возмужал, но голос остался прежний. Валентина развернулась и хотела уйти, но ее остановил Олег.
-Валентина, хороший товар, продавец отличный таки сейчас договоримся. Ну, показывай вон то платье, это же оно тебе понравилось?
- Пошли отсюда, я не хочу ничего, пошли…
-Валия, Валия! О, аллах, Валия, ты стал еще красивее! Я так долго тебя искал, братик твой спросить …. Ты не бойся, я плохо тебе не буду делать! – выскочив с прилавка, и близко подойдя к Валентине, взволнованно говорил Жасур.
-Вы что перед ней рассыпаетесь бисером? – подойдя в упор к Жасуру, спросил Олег.
-Валия это кто будет тебе? – не сдвинувшись с места, спросил Жасур.
-Да пошли вы оба, – произнесла Валентина и, взяв за руки детей, пошла к выходу.
-Валия, я тебя найду, – крикнул вдогонку Жасур.
Неделя в Ташкенте пролетела как один день. Валентина с детьми было во многих местах. Они посетили: парки, красота которых очаровывала ухоженными деревьями, кустарниками цветущими скверами; площадь Хадра; ходили по улицам, где особый характерный восточному стилю постройки зданий. Уникальный и древний вид ремесла резьбой по ганчу в Узбекистане создает свою магию. Завернув с центральных улиц, сразу попадали в узкие грязные после дождей улочки, где босые дети в тюбетейках обходили сложенные стопкой деревянные ящики, едва не попадая под колеса машин. Дома и высокие заборы были саманные. Тут же стояла повозка запряженная ослом. Приходили домой уставшими и, поужинав, сразу ложились спать.
Сегодня Валентина решила сводить детей в кинотеатр «Искра», так как дети давно просились посмотреть какой–ни будь детский фильм. Проснувшись Валентина быстро, встала с постели и, на ходу застегивая халат, вышла со спальни. На кухне буквально столкнулась с Марфой, которая уже готовила плов.
-Марфа, доброе утро. Ты сегодня рано встала, для милого готовишь плов?! Видно заслужил! – поддела ее Валентина.
-Да, Валюша представь, для милого готовлю, да еще и для твоих племянников. Тебя накормить и все за деньги Олега!
-Да я вас умоляю, какие деньги, я вас люблю всех, – потягиваясь, обхватив косяки дверей кухни, протяжно сказал Олег. Он уже был в костюме и явно куда–то спешил, хотя сегодня выходной день.
-Вспомни…, хорошего человека, он тут как тут, – съязвила Валентина.
-И вам доброго здоровья, – усаживаясь на скамейку, улыбаясь, безмятежно произнес Олег, – вы сегодня далеко собрались?
-Мы с детьми идем в кино, а там будет видно, – сказала Валентина и пошла, будить детей.
Во дворе было шумно, у подъездов кучками стояли женщины, дети играли в палисаднике, возле дома стояли несколько легковых машин. Проходя мимо женщин Валентина, поздоровалась с ними. В ответ они кивнули головой. Одна из женщин окликнула ее по имени. Валентина остановилась и посмотрела на молодую женщину, которая шла в ее сторону.
-Здрасте, Валя! Ты меня не узнала? Я Зухра, жена Жасура. – тихо сказала женщина.
Валентина смотрела на Зухру и никак не могла признать в этой женщине молодую девушку. Перед ней стояла женщина старше Валентины в платье прямого покроя с неповторимым узбекским орнаментом в шароварах. На ногах замшевые туфли на маленьком каблуке, голова покрыта платком.
-Я не могу понять, какая Зухра, я должна знать Вас? – недоумевающе спросила Валентина.
-Где пылкая быстро соображающая Валя? – улыбнулась Зухра.
-Зухра, боже, узнала только по улыбке. Ты как–то изменилась, повзрослела, женщиной стала.
-Молодец, узнала. Скажи, постарела, – опять улыбнулась Зухра.
-Ну, уж, просто прошли года, а как ты меня узнала? Я ведь тоже не молодею.
-Ты все еще красивая, да еще лучше стала. Недаром мой муж бредет тобой. А я ревную, хотя понимаю, что есть еще другие жены у него. Но он болен тобой, это не нормально. Он увидел тебя и сходит сума. Своей любовью он себе испортит жизнь! Он сказал отцу, если она, значит, ты не будешь его, значит, не будешь ничья. Отец говорит, что ты колдунья и тебя нужно убить. Это я подслушала их разговор. Он не думает, что я знаю его намерения и что ты здесь. Вот я и напросилась поехать сюда с ним, вроде я ничего не знаю, хочу повидать родителей. Валя уезжай не делай зла моему мужу. У меня четверо детей, три девочки и один мальчик, мне не поднять их без него.
-А где он сейчас?
-Он разговаривает с твоей родней. Мужем тётки Марфы. Он нехороший человек, говорит моя мама. Дядька Иван хороший был, а он нехороший.
-Понятно. Хорошо, ты присмотри за детьми Валентином и Лизой, я сейчас.
-Валя не сдавай меня!
-Зухра, ты чего. Посмотри за детьми, я быстро.
Валентина завернула за угол и сразу услышала голос Олега и только ему свойственную речь. Она прижалась к углу стенки и прислушалась, Олег говорил, что он поможет Жасуру выкрасть Валентину за оплаты его услуг, которые стоят дорого. Жасур обещал ему любую сумму, но спросил, почему он помогает. Олег ответил, что он ненавидит все семейства Валентины и это месть.
"Господь милостив, боже как я могла не узнать Олега! Это тот самый Олег, который утопил Настю, который поджог дом. Сколько раз я слышала от мамы о его подлости! Боже он же на тете Варе был женат или обманул ее, да какая разница. Он же, как мне говорили отец Марии. Вот переплетение. Наверняка и Марфе грозит опасность. Надо ее предупредить! Но она же, была немаленькая, как я не 10 лет, что же, она его не узнала?! Какая– то ерунда получается, фикция!" – промелькнуло в голове Валентины. Она осторожно отошла от стены и юркнула в другой подъезд. Увидев, что Олег и Жасур подошли к машине Жасура, которая стояла далеко от того подъезда, Валентина выбежала и поспешно вошла в свой. Дома Марфа, сидя на диване, вязала пинетки для малыша. Увидев Валентину, она вопросительно посмотрела на нее и равнодушно спросила:
-Нет билетов или передумала?
-Сказали, что кино не интересное, и мы не пошли, – ответила Валентина, заходя в спальню. Через некоторое время вышла со своей сумкой и сказала:
-Марфа, я хотела бы знать не уж ты не могла узнать отца Марии?! Не уж непротивно тебе после того, что он предал твою сестру, ложиться в постель с ним?!
-Откуда тебе знать, что мне противно?! Мне с ним хорошо, я никогда не была так счастлива с твоим братом, как с ним. Мне дорога каждая его клеточка, я никогда не испытывала к твоему брату таких чувств, я без ума от Олега! – с гордо поднятой головой сказала Марфа, даже привстала с дивана.
-Единственно правильно ты сказала, что без ума ты!
-А ты слишком умная за женатого вышла, да и он от тебя сбежал, – съехидничала Марфа.
-Прикуси язык, Олег, что холостой, а сам седьмой. Он аферист, тюремщик…
-Я не хочу тебя слушать, – прервала ее Марфа, – ты видимо куда–то собралась, так скатертью тебе дорожка.
-Спасибо, я уйду, но ты пожалеешь, оберет он тебя как липу, останешься ты голая и вспомнишь Ивана! Он тебя лелеял, пылинки сдувал с тебя, все в дом тащил, тебя неблагодарную одевал, обувал.
-Олег еще тогда когда, он живой был, все про него мне рассказал. Говорил, что он надул попа и забрал все золото у него. Потом убил его и семью.
-Я знала, что ты глупая баба но на столько?... я не хочу тебе ничего сказать, мне просто жалко племянников, которые ни в чем не виноваты.
-А ты не жалей, лучше пожалей себя, вот Жасур выкрадет тебя и будешь сопливым узбечатам сопли вытирать. Он парень хваткий…
-Так ты знала?! Знала, что Олег с ним договорился за деньги меня продать?! Как теперь мне тебя называть?! Сука продажная пойдет?!
-Да, да, да, – начала заикаться Марфа, вставая обеими руками схватившись за живот.
-Да ты так не волнуйся, а то родишь раньше срока, а Олег скажет, что это не его ребенок, рано родила.
-Не скажет, я с ним жила при твоем брате, так что в этом я не волнуюсь, да и не собираюсь я раньше срока рожать. Думаешь ты меня задела? Нет уж, у тутошних баб языки похлещи твоего будут.
Валентина выскочила с квартиры. Ее всю жгло, горло сдавило так, что нечем было дышать. Она в бессознательном состоянии пошла прочь от этого дома. Куда шла плохо соображала. Очнулась она от визга машин. Выскочили несколько водителей легковых машин и обругали ее. Валентина отрешенно глянула на них и отошла со средины дороги на обочину.
-Чокнутая какая–то, жить надоела, так иди и утопись, что под машины кидаться. Отвечай потом за тебя. – Крикнул вдогонку молодой водитель такси.
-О, стой, отвези на вокзал железнодорожный! – увидев такси и в эту же секунду прозрев, крикнула ему Валентина и быстро добавила, – хорошо заплачу.
-А что садись, а то еще куда попадешь, – просто сказал водитель и подъехал к Валентине.
Когда Валентина села в машину, водитель поинтересовался, что же такое случилось, что она была в таком состоянии. Валентине нужно было выговориться, а с кем конечно можно и с водителем, так как они наверняка никогда не увидится. Водителя это не сильно удивило, и он сказал:
-Беда у нас с этим. Много девчонок пострадала. Есть, что договариваются с девушками, что придут воровать. Она и ждет. Бывало и такое, что родителей ставят в известность, а девушка не знает. Я вот тоже свою жену своровал, сильно она в душу мне впала, полюбил ее и боялся, что она мне откажет, договорился с ее тетей, она мне сказала, где ее можно подкараулить. Вот я с другом и подкараулил, схватили ее и в машину. Она бойкая была, устроила нам скандал прямо в машине. Друг схватил ее за руки и хотел завязать их. Мне жалко стало ее, я стал ругать друга. Друг обиделся, у нас началась перепалка с ним, мы чуть не подрались. Она видит такое дела и давай нас мирить. Пока доехали домой, и ругались и смеялись. Вот она мне уже троих деток родила и мне никто кроме нее не нужен. А тебе скажу, ты красивая, модно одета. Здесь так не одеваются, видная ты, тебе надо хитрее быть. Вот у меня платок жена в машине оставила, ты его одень, сними туфли, надень тапочки, сделайся старушкой…. Бери, бери не брезгуй, помни, что только так можешь уехать. Если узнают, что ты бежишь, они тебя найдут. Так как у тебя один маршрут, домой.
Валентина осмыслила и приняла его совет, она накинула платок, достала свои тапочки и, сгорбившись, вышла с машины. В кассе билетов не было, кассир ответила, что перед посадкой, возможно, будут несколько мест.
Перед посадкой, Валентина надвинула платок так, что лица было почти не видно, она подошла к кассе и хриплым голосом попросила билет, сказав, что согласна на боковое место, только бы доехать и протянула деньги вдвое больше, стоимости билета, проговорив:
-Девушка мне без дачи, дайте, пожалуйста.
Ей тут же нашелся билет. Выйдя на перрон, она почти столкнулась с Олегом, который грубо проговорил:
-Лазят всякие божьи старушки, таки дома не сидится.
«Господи, боже, спасибо тебе друг! Я даже имя твое не спросила, а ты меня выручил! – мысленно поблагодарила Валентина водителя такси. И тут же подумала, – и в бога поверишь, ведь подослал ко мне человека, который подсказал, что делать». Сидя в вагоне Валентина, видела, как Олег и Жасур бегали по перрону. Она мысленно просила бога, чтобы быстрее отправился поезд, боясь, что они могли забежать в вагон. Уже проехав час, Валентина подумала: «Бывают же чудеса на белом свете!»
8.
Валентина открыла глаза и сладко потянулась. Потом перевернулась на бок и закрыла глаза. Ей не хотелось вставать, но солнышко ласкало ее волосы, пыталась заглянуть в глаза.
-Встаю, встаю, так и хочешь меня поднять, мое прекрасное солнышко – произнесла Валентина, вставая с теплой постели и тут же присела 10 раз, затем сделала разминку, заправила кровать и быстро вышла на кухню, где пахло молоком и свежим чаем.
Евфросиния в платке и фуфайке зашла на кухню и, протирая руки, сказала, обращаясь к Валентине:
-На улице свежо, даже я бы сказала прохладно. Кушай и одевайся тепло.
-Мама, я знаю. Сейчас свежо, а днем будет припекать солнышко.
-Кушай не пререкайся.
- О, конечно, сегодня первое мая, бегу на демонстрацию.
В сенях Валентина столкнулась с Марией. Она была в пальто цвета кофе с молоком без головного убора с ярко накрашенными губами. Валентина хотела подколоть ее, но следом зашел Харитон. Она вздохнула и произнесла:
-Хороша ты Мария, но против породы не попрешь…
-Что намекаешь на Олега. Я его в жизни не видела, мама говорит…
-Чаво о нем говорить, чё мертвых с могилы доставать, – буркнул Харитон, коса, поглядев на Валентину.
-Деда, ты чего какой же он мертвый?! Он живой…, – начала возражать Мария.
-Но не для тебя!
Мария почувствовала, что Валентина хотела сказать: «Генетика сильнее воспитания». Она сравнивает моего отца со мной, она не простила мне Юру. Но она, какая никакая родня, мы росли вместе. Она старше меня и всегда защищала меня, да и я не против нее, точно дурной характер у меня. Нужно пыл свой немного остудить. Ну, пусть тоже не зазнается. Подумаешь умная, все ей» – думала Мария, а вслух сказала:
-Ладно, Валентина, нам пора, а то на демонстрацию опоздаем.
Солнце светило, но не грело. Пройдя вдоль железной дороги даже быстрым шагом, Валентина и Мария ощутили холод.
- Нужно было перчатки взять. У меня руки замерзли, – протирая руку об руку, сказала Мария.
-Можно я согрею Ваши нежные руки, – услышали они мужской голос и оглянулись.
Рядом шли несколько парней. Валентина знала их, это были ребята с вагоносборочного цеха со своим бригадиром, где она была расценщиком. В руках они держали бутылку водки и кулек с пирожками.
-Как согревать то будете? Руки заняты. – Засмеялась Валентина.
-Василь держи бутылку, – нашелся кузнец Барабошкин, – я Валентине Михайловне руки буду греть.
-Да вроде бы у меня руки замерзли, – улыбаясь, сказала Мария.
-О, для Вас я и пиджак сниму, лишь бы Вам было тепло, – не растерялся Барабошкин.
Так шутками–прибаутками они быстро дошли до вагонного депо. Там уже колона с флагами, плакатами, искусственными цветами двинулась вперед. Мария решила до площади дойти с Валентиной, а там присоединиться к своим сотрудникам грузовым перевозкам.
На площади гремела музыка, слышны крики «Ура», повсюду плакаты с лозунгами «Мир! Труд! Май», «Да здравствует 1 мая!» Вместе с взрослыми шли дети, некоторые сидели на плечах отцов в огромных бантах, в белых гольфах гордо взирая на все с высоты.
После демонстрации молодежь депо устроил пикник в парке. Домой Валентина пришла поздно. Василий, бригадир вагоносборочного цеха оказался ее соседом и довел ее к калитке. Открывая калитку, произнес:
-Заходи принцесса в свой замок.
-О, Вы немного преувеличили, замок оказался саманным, принцесса с царства «ниоткуда». Ну, я Вам благодарна мой рыцарь, что Вы снизошли, не посчитали за труд и провели меня! – подыграла ему Валентина. Она немного постояла у калитки, дожидаясь, что он скажет, когда можно с ней встретиться. Но он, помахав ей рукой, пошел в сторону своего дома.
9.
Валентина сидела в конторке, которая находилась в вагоносборочном цехе. Конторка от цеха была огорожена до средины рейками, сверху большими стеклянными проемами удобными для просмотра цеха. Здесь пахло мазутом, соляркой. На большом окне в горшочках стояли цветы, на полу в больших горшках цветок фикус и роза. Рядом ее письменный стол шкаф для документов. Вдоль стены стояли еще два стола для мастера и бригадиров.
Уже было довольно поздно, но Валентина не спешила домой, нужно было посмотреть последние наряды и заполнить табель, чтобы завтра отнести в бухгалтерию для начисления заработной платы рабочим. В дверях конторке появился мастер колесного цеха Иванов Иван Иванович и спросил:
-Михайловна, домой собираешься?
-Здравствуйте Иван Иванович! Нет, еще нет, еще немного нужно подсчитать, – ответила Валентина, не отвлекаясь, щелкая счетами.
-Я могу подождать.
-Ой, хорошо, спасибо.
Валентина аккуратно сложила все наряды и положила их в папку вместе с табелем. Встала из–за стола и посмотрела где Иван Иванович, не обнаружив его в помещении, решила, что он ее ждет в цехе или на улице. Она вышла на улицу, но его и там не было. «Чего это он? Не хотел ждать так бы и сказал, я бы не спешила. Я могу и сама дойти, так сказать сама дорогу знаю» – пожав плечами, беспечно подумала Валентина. Сейчас же услышав шаги, оглянулась, предполагая, что это Иван Иванович. Увидев Василия, она ни чтобы удивилась, но была заинтересована. «Ради чего это такие жертвы?! Он должен давно быть дома. Но может это не ради меня, хватит все на свой счет принимать. Но интересно, почему?»
-Добрый вечер! Что так поздно с работы? Или уже не с работы? Я вот в цехе задержался. Рацпредложения разработал, – сказал Василий.
-И как вышло что–то?
-Да, ты видела, с каким трудом слесарь откручивает гайку, а порой даже срезает ее. А если срезал, значит, требуется новая гайка, да и болт, а это дополнительные средства…
-Я заметила, чтобы усилить плечо слесаря пользуются трубой.
-А ты мне нравишься, молодец. Я думал, тебя не интересует рабочий класс. Ты …
-С другого теста? Нет, Василий, я знаю, что такое труд.
-А с виду не скажешь! Ты модная, важная, гордая…. Вот смотришь на других девчат вроде богата одета, а виду нет, нет шарма. А ты вроде в такой же кофточке, а носишь по–особому, накинешь шарф, он сразу становится дорогим и модным.
-«Зачем я ею очарован? Зачем расстаться должен с ней? Когда б я не был избалован цыганской жизнью моей…» – процитировала Валентина стих Пушкина.
- Ты любишь стихи? Ну, ты загадка.
-А ты думал, что только ты рационализатор?! Оглянись, мир крутится не только около тебя. Знаешь, где делся Иван Иванович, сказал, что подождет меня, а сам исчез? – Валентина неожиданно перевела разговор на другую тему.
-Не знаю, – сказал Василий, подумав: «Быстро она перевела разговор. Да, она совершенно другая неизвестная мне женщина».
Утром следующего дня Василий прошел возле дома Валентины специально раньше обычного, чтобы вместе идти на работу. Но прождав несколько минут, понял, что может опоздать и медленно несколько раз оглядываясь, ушел. Когда зашел в цех, краем глаз увидел Валентину. Мастер уже проводил планерку, заметив, что Василий пришел, подозвал его и не спросил, почему опоздал, сразу сказал:
-Привет, у тебя остались наряды за этот месяц?
-Конечно, остались. Первые я отдал расценщику, вторые Вам, а третий экземпляр у меня.
-Отнеси Валентине Михайловне, только одна нога там, вторая здесь.
-Не понял.
-Вчера кто–то забрал у нее табель и все наряды. Если она не сдаст сегодня табель, будет скандал… большой.
Василий зашел в конторку и сразу увидел Валентину, которая тихо плакала, вытирая слезы. Около ее стояли Мария расценщик с колесного цеха и мастер АКП Гринько Василий.
-Что работы у вас нет, расходитесь, пусть Валентина Михайловна работает, – строго сказал Василий.
-Что так грубо, Лопарев? – недовольно сказал мастер АКП.
-Деньги хочу вовремя получить.
-Ладно, Михайловна, со всеми бывает, – сказал Гринько и ушел.
-Я всегда под ключ прячу документы, разве можно оставлять на столе…, – глядя на Василия, проговорила Мария.
-Иди, работай, разберемся, – сказал Василий, разворачивая Марию к выходу.
-Ну и пойду, подумаешь.
-А ты чего слезы собираешь?! Все будет в порядке, вот тебе черновики нарядов моей смены. Каждый бригадир оставляет себе наряды. Давай соберись и работай, мастер уже позвонил бригадирам сейчас придут. Давай, давай работай.
-Спасибо тебе Вася, ты настоящий друг. Я не знаю, кто мог так сделать? Вроде не с кем я не ругаюсь. Это же …, – Валентина опять заплакала.
-Перехвалил я тебя вчера…
-Да мне обидно…
-Все работай, – сказал Василий и ушел.
Ближе к концу работу, Валентина сдала в бухгалтерию документы.
Настроение поднялось, все тревоги улеглись, и она довольная собой шла в цех. Через тридцать минут закончится смена, и она отправиться домой. «Сегодня никуда не пойду, отосплюсь, забуду все невзгоды», – вздохнув решила Валентина. Но подсознание говорило: «Вот вам думали, что меня подведете, что мне никто не поможет! Вообще молодцы бригадиры, да и старший мастер. Как быстро он всех собрал и никто даже не смел, отказать все пришли. Спасибо всем! В хорошем коллективе я работаю. Сколько я ругалась с бригадирами с мастерами, доказывала им свою компетенцию. А пришлось трудно, они все мне помогли! А Василий …?! Одна я раскисла и чего, потеряла уверенность, я не думала, что все такие ответственные и все поддержат меня. Но кто же, мне свинью такую подложил?! Кому я дорогу перешла, большой, большой вопрос? Его нужно решить. Вот Степану подложили, да чуть в тюрьму не отправили, скорее у меня в голове это отложилось, вот я и раскисла. Мне кажется это мне не свойственно. Ладно, хватит собой любоваться, нужно думать, кто…?»
Валентина зашла в конторку взяла сумку, глянула на стол, все ли убрала. На глаза попалась папка, та самая папка, которая пропала, там находились все документы. Появилось неприятное ощущение на душе. В конторку зашла крановщица мостового крана Лена, прикрыв двери, улыбнувшись фальшивой улыбкой, произнесла:
-Что Валюша шутка удалась?!
-Какая шутка? – недоуменно посмотрев на нее, спросила Валентина.
-Это я пошутила и спрятала документы, так сказать, чтобы ты не оставляла их на столе.
-Сука ты!
-Подумаешь пошутить нельзя.
Валентина взорвалась и обматерила ее, сказав, что за такие шутки в казарме темную сделали бы. Взяла сумку и, не посмотрев на часы, отправилась домой. У ворот цеха столкнувшись с начальником отделом кадров, на вопрос куда отправилась, ответила, что идет домой.
-До окончания смены еще десять минут. Нарушение трудовой дисциплины. Сутки ареста заслужила, – то ли с иронией сказал начальник кадров, то ли серьезно.
-Да хоть трое, – резко ответила Валентина, – что вам всем нужно от меня?! Отстаньте.
-Трое суток ареста, бесстрашная. Думаешь, что служила так все тебе можно!
10.
Василий зашел к Евфросинии и сообщил, что Валентина сегодня не придет домой, что ее арестовали за нарушение трудовой дисциплины.
Как только ушел Василий, Евфросиния тут же стала собирать, Валентине покушать. Харитон говорил ей, что не пустят к ней. Евфросиния и слышать не хотела голоса разума. Харитон вышел во двор вывел лошадь и стал запрягать ее в телегу. Мимо их дома шли две молодые женщины. Одна из них, которая была белокурая в темно–синем платье с белым горошком, посмотрела на пухленькую подругу маленького роста и рассмеялись. Когда они сравнялись с Харитоном белокурая обращаясь к подруги нарочно громко, чтобы услышал Харитон сказала:
-Не будет засматриваться на чужих женихов!
Другая добавила:
-Привыкла в армии хвостом крутить. Следующий раз больше получит, матерится как отъявленный бандит.
Во двор вышла Евфросиния, и они обе убежали.
-Что этим сорокам надо было, что так здесь щебетали и убежали?
-Не обращай внимания, так развлекается молодежь.
-Харитон. – Строго посмотрев на него, сказала Евфросиния.
-Говорили, что кто–то матерится, чужих женихов уводит.
-Варя, Валентина не могла этого сделать, – твердо сказала Евфросиния.
-А я что сказал, что?
-Знаю я одну, она дочь вылетело с головы, как ее звать мать звать. Да знаешь ты она такая кривая, как же ее звать?
-Тю, она тебе надо? Поехали, а то совсем стемнеет.
Как только не просила Евфросиния, чтобы охранник передал Валентине еду нечего не вышла. Харитон отвел в сторону Евфросинию и предложил деньги охраннику, но и здесь ничего не вышло, он был непоколебимый. Утром так же не удалось, передать еду.
Вечером того же дня зашел Василий и сказал, что был у Валентины. Она передала матери, чтобы они больше не приходили и не плакали перед охранниками.
11.
Валентина с матерью готовили, ужен, когда к ним зашел Василий. Он был в начищенных черных туфлях, которые прямо бросались в глаза; в черном костюме, белой рубашке и брюках без единой складки, смущенная улыбка на чисто побритом лице, привели Валентину в неловко смущение. Она впервые не могла найти слов и только смотрела на Василия, который робко топтался у порога.
Видя состояние Валентины, Харитон сказал:
-Чаво гостья держите у дверей? Чё, не приглашаете?
-Проходи, проходи Вася. Мы вот запоздали с ужином, я думаю, подождешь…, – начала Евфросиния.
-Чё ж ждать, дело молодое, может они куда собрались. Валя, чё молчишь?
-Да, я, да на танцы пригласить, – смущенно заговорил Василий. Чем больше он пытался скрыть волнение, тем больше она проявлялось.
-Як же сейчас соберусь, – пошутила Евфросиния, – иль кого другого хочешь пригласить?
Шутливый тон Евфросинии, да еще при слове танцы Валентина заулыбалась, глаза загорелись, что отвлекло его и он, успокоившись, сказал:
-А что я согласен с обеими вами пойти.
В сенях они столкнулись с Марией. Валентина засмеялась и, показывая на нее указательным пальцем, сказала:
-Маруся как всегда вовремя! Тебе, что кто–то в ухо шепчет? Без тебя прямо никак.
-Откуда мне было знать, что у тебя новый ухажёр? – вздернув брови и разведя руками, чтобы привлечь на себя внимание проговорила Маруся.
«Вот штучка! – в сердцах возмутилась Валентина. У меня новый ухажер, а ты безгрешная моя своих бы считала. Принесло тебя! Нарядилась в мое платье да еще на меня прешь!» Настроение упала, и она решила вернуться.
-Ладно, Мария, мы пойдем, ты видимо к деду пришла? – держа за руку Валентину, – равнодушно сказал Василий.
-Почему к деду, я с вами пойду на танцы, – спокойно, как ни в чем не бывало, ответила Мария.
-Мария, мы не на танцы! – твердо сказал Василий, взяв Валентину за руку, открыл дверь и они вышли, оставив ее в недоумении.
В груди Марии возникло возмущение, она негодовала, ненавидела Валентину. Тяжелое, злое чувство камнем легло на сердце. «Маруся, Маруся, – ненавистно бормоча себе под нос, Мария вышла на улицу, – а ты кто?! Что Валя, да Варя ты! Колхозница ты!» Пройдя несколько шагов, она услышала:
-Мария, далеко бежим, может, подождешь нас?
Оглянувшись, она увидела Нину, которая жила два или три дома от Лопарей. Шли слухи, что ей очень нравится Василий, даже не слухи, ее мать часто бывает у Лопаревых и все рассказывает, как хороша ее дочь. «Конечно, спору нет, Нинка красивая, одевается модно. Чтобы выглядеть эффектнее ходит с этой толстушкой Ленкой, она и ростом не вышла и одевается так себе. Но Варьке, конечно проигрывает. Чем не пойму, но … шарма что ли такого нет!»
-Что одна? Что твоя сестра отказалась идти на танцы? – стараясь не показать заинтересованность, испытывающе смотря на Марию, спросила Нина.
-Что за интерес к моей сводной сестре? – спросила Мария, думая: «Что, никак Ваську потеряла? Боишься, что Валька перейдет тебе дорогу? Фиг тебе, помучайся».
-Я знаю, что она любит это мероприятия и не должна…, – начала говорить Нина.
-Так, девчонки, вы идете на танцы? Я с вами. Если нет, чего зря языками болтать…
-Можешь идти с нами, мы не против, правда Ленок, – прижав руку Лены, поспешно сказала Нина.
-Я даже не знаю, что делать? – задумчиво сказала Мария, радуясь про себя: «Спасибо, тебе Нинка! Мне прямо легко на душе стало, сняла ты с меня грусть печаль» – и после продолжительной паузы довольно улыбаясь, живо добавила, – откажусь, нет времени.
Глава 10
1.
Всю ночь шел дождь. Уже чувствовалось дыхание осени, хотя дни были еще теплые даже жаркие, но становились короче, трава, листья деревьев пожухли. На небе все чаще слышались курлыканья собирающихся в стаи птиц. Печи в домах еще не топились, днем солнышко просушивало воздух, но утром чувствовалась сырость.
Вставать с теплой постели не хотелось, за дверями спальни было шумно. Василий посмотрел на часы и, отбросив одеяло, встал. Быстро оделся и вышел на кухню. Мать с отцом сидели за столом, сестра в углу кухни брала стул, громко ругаясь с братом. Вернее сказать она возмущенно, со слезами обращаясь к Петру, выказывала свое неудовольствие, что он не мог поставить к столу для нее стул. Петр, молча, улыбался, посматривая на мать, которая вот–вот не выдержит и заступится за Машу. Он старше Маши и был снисходительный к ее капризам.
Петр человек энергичный, позитивный, всегда улыбается с ним легко говорить.
Василий старший ребенок привык, что они подчиняются ему. Он рассудительный спокойный мягкий, добрый, по характеру настырный упрямый.
Василий взял стул у Маши поставил его к столу, дал подзатыльник Петру и, сказав, что уже опаздывает, пошел к дверям. Петр засмеялся и сказал:
-Беги, беги, а то опоздаешь, уйдет...
Василий вернулся и хотел опять ударить Петра, но он спрятался за спину матери.
-Не стыдно прятаться за маму, жениться собрался, а все за маму прячешься, – хмуро сказал Василий, – некогда мне с тобой разбираться.
-А чего сынок, разберись с братом. Хотя ты в себе разобраться не можешь. Зачем тебе она?! Девок тебе, что ли мало? Вон Нинка хороша собой и богата и пригоже. Не с кем еще …
-Мама! – крикнул Василий.
-Чего на мать голос повышаешь, не смотри, что здоров, ремень сниму, отхожу как ребенка. Какой пример показываешь младшим, – сказал отец и, посмотрев на жену, добавил уже спокойнее, – а ты что с утра мораль читать вздумала негоже. Это что благословляешь сына на работу?!
-Ладно, сынок иди на работу, – сказала мать, – потом поговорим.
-Не потом не сейчас я на эту тему разговор вести не буду, – твердо сказал Василий и ушел.
После работы идти домой не хотелось, он заглянул в конторку, где Валентина бойко стучала костяшками счет. Василий сел за стол, который стоял напротив Валентины и задумчиво смотрел на нее. Она, не отрываясь от работы, спросила:
-Ну и что нашел?
-Не понял, я вроде ничего не искал.
-Тогда посмотрел и свободен.
-А я еще не насмотрелся. Что так занята, что не можешь поговорить? Или тебе не интересно со мной разговаривать?
-Васька, Василь, извините, за фамильярность Вы человек умный, Вам должно быть понятно не ко двору моя персона. Уж сильно не нравлюсь я Вашей маме.
-Понятно откуда ветер дует, я сейчас Ленке язык буду укорачивать, – вставая, произнес Василий.
Валентина быстро сориентировалась и соскочила с места. В эту же минуту была возле Василия, загородив ему дорогу к выходу.
-Остынь, Лена не причем. Давай мирно разберемся. Я тоже хороша, я больше никого слушать не буду, – взяв его за руки, заглядывая ему в глаза, ласково произнесла Валентина. Видя, что он настроен решительно добавила, – Вась, я прощена? Зачем нам еще не имея серьезных намерений в отношениях задействовать третьих лиц. Ну, пожалуйста!
-А ты можешь быть ласковой. Я думал, что ты только командовать можешь.
-О, ты еще меня не знаешь.
-Помоги мне узнать тебя.
Когда они вышли на улицу, Василий, глянув на ее ноги, удивился, что она на высоких каблуках. Она заметила и засмеялась, показывая на сумку, которая была довольно объемистой, сказала:
-Не волнуйся, на руках нести не будешь. Здесь у меня резиновые сапоги. В нашем капае без сапог не пролезть.
-Да мода, прежде всего.
-Вам что, в кирзовых сапогах можно в цехе и домой. А я же не могу целый день в сапогах.
-Да в нашем районе вечная грязь, чуть дождь пройдет непролазная грязь, чуть подсохнет, пыль застилает глаза.
Время шло, Василий испытывал по отношению к Валентине самое сильное чувство, всепоглощающей, неконтролируемой, безумной любви и привязанности. О ненасытной жажде общения и потребности всегда быть рядом. Он видел в ней вселенную. Он был готов отдать жизнь, только чтобы она была рядом.
Валентина гнала чувства от себя. Внутренняя тревога не могла дать ей простора любви. Ведь как она отдалась чувствам к Мише, как искренне и нежно любила, как учащенно стучало сердце при виде его и вот фиаско. Он погиб на этой проклятой войне! Ей казалось, вместе с ним умерла ее любовь, и она никого больше не полюбит. Она рассуждала: «Вот решила стать счастливой и поверила в любовь Ивана, а ему я не нужна была…. Жаль растрачивать так безнадежно свою привязанность, любовь к мужчине, а потом разочаровываться».
Валентина не могла уснуть и лежа на постели прислушивалась к порывам ветра, который завывал в печной трубе. Перед глазами возник образ Василия, она даже ощутила его прикосновение, сладкая истома прошлась по телу. Из глубины сознания против ее воли робко шло чувство любви к Василию. Она встала, накинув на плечи пуховую шаль, и зашла в комнату, где мать спала с Харитоном. Присела на край кровати и прикоснулась к матери, Евфросиния открыла глаза и не могла понять, что–либо спросонья.
-Мама ты спишь? – спросила Валентина.
-Иди к себе, я сейчас встану, – ответила Евфросиния.
Евфросиния обняла дочь, долго гладила по голове. Она искала слова, которые от нее ждет дочь. Что сказать? Она Василия знает менее полгода. В их отношения она не вникала, зная, что дочь всех сравнивает с Мишей, Евфросиния не рассматривала Василия как потенциального жениха. Василий был невысокого роста, они с Валентиной наравне, он, пожалуй, чуть выше ее. Красивый молодой человек, это говорит о том, что девчата сами будут ухаживать за ним и не факт, что он будет против.
У Валентины уже был опыт с Иваном. Прощать она не может. Иван уже, сколько приходил, вымаливал у нее прощение, но она напрочь закрыла для него свое сердца. Да она его не любила, но хотела, стараясь полюбить. Если опять…
-Мама ты что молчишь? – спросила Валентина. – Я боюсь ошибиться, но я постоянно думаю о нем. Это не то, что с Иваном, мне кажется, что даже не то, что было с Мишей. Мама помоги!
-Валюша милая …, пойми, я вижу, что ты ему нравишься. Он приглашает на свидание, заботится, – это он завоевывает тебя, старается, чтобы ты влюбилась. Он стремится показать себя какой он сильный, заботливый, интересный. Чтобы ты чувствовала себя королевой, поскольку достаточно получаешь внимания с его стороны. Как только он поймет, что ты влюбилась, только тогда он серьезно начнет задумываться, хочет ли он иметь отношения с тобой.
-Мама, но ему это удалось и что теперь…
-Я думаю дочь не показывай что это ему удалось. Пусть он сомневается в твоих чувствах. Не принимай сейчас важных решений Это заставит его сильнее проявлять свои качества.
2.
В воскресенье рано утром пришла в гости Варвара. Харитон радостный накрывал на стол, он немного приболел и не выходил на улицу вот уже неделю. Евфросиния ушла в церковь, а Валентина в огороде собирала с грядки помидоры.
-Что же ты больной и сам себе готовишь, гостей встречаешь, а Варька где, так сказать Валя?
-Ой, язык у тебя Варюша, якой они тебе нужны? Фросина в церкви. Она, прежде чем пойти в церковь приготовила, на стол поставила и накрыла салфеткой. Валя в огороде. Чего не мнется тебе, деньги я тебе даю, ношу еду яка имеется. Я тебя не обделяю, все возможное делаю для вас с Марией. Чего она не пришла.
-Говорит в ссоре они с Варькой.
-Первой им грызться меж собой. Они тут же на танцы на танцульки идут. Нечего им делить.
-Ладно, я чё пришла, ехать в Черниговку надо. Марфа письмо написала, просит, чтобы у тетки взять икону. Да, предупреждает Вальку, что Олег хочет разобраться с ней.
-Чё, чё? Валентина причем? Глупость, какая! Где письмо?
В комнату зашла Валентина, поздоровавшись с Варварой и услышав последнюю фразу, обратилась к Харитону:
-Что за письмо? Кто написал?
-Марфа написала, вчера получила, вот письмо, – подавая Валентине конверт, сказала Варвара.
-Боже, боже мой! Я предупреждала Марфу, что этот кабель оставит ее с детьми без нитки! Вот сволочь!
-Валя, чё ругаешься? – спросил Харитон, – чё он сделал? Говори…
-Он обобрал Марфу, забрал все, что Иван ей оставил, все шубы, все золото. Она осталась с двухмесячной дочерью на руках, а сам в бегах. Он жестокий, хитрый, подлый человек и чем он мог заинтересовать ее. – Резко выражая неприязнь, говорила Валентина. Затем в ее прищуренных глазах появился огонек, и она чуть помедлив, добавила, – дочку назвала Галиной, пишет, что красавица.
-Он же тебе не даст жить пишет Марфа, – настороженно проговорила Варвара, переводя неприятный ей разговор в другое русло.
-Я его не боюсь, пусть он меня боится. Бог все видит, как мама говорит. Ему божьей кары не миновать! – решительно сказала Валентина.
Вечером, когда пришел Василий, Валентина со свойственной ей открытостью рассказала ему о письме и об Олеге. Василий смотрел на нее сияющим взглядом, искрящим любовью, учащенное биение сердца не давала понять до конца все сказанное ею, но одно он понял, что сейчас или никогда он не осмелится произнести и он, страстно целуя ее, прошептал:
-Значит, я буду тебя охранять, и придется ночевать у тебя.
-Э, Вася, ты забыл еще что–то сказать?! – отстраняясь от его поцелуев, сказала Валентина.
- Я люблю тебя, люблю! Я не хочу бегать к тебе как 17 летний пацан. – Валенька ты даже не представляешь, как ты мне нужна, я схожу с ума, я каждую минутку хочу видеть тебя, просыпаться, видя, что ты рядом, слышать твое дыхание, чувствовать твое тепло. У меня еще никогда такого не было.
-Значит, ты должен мне сделать предложение, а потом …
-Понял, каюсь, – говорил Василий, продолжая ее целовать.
Наутро когда Валентина проснулась и обнаружила Василия в своей кровати, холодный пот прошелся по всему телу. Первое что пришло в голову: «Мама! Что я ей скажу. Харитон, что он подумает обо мне. Как быть? Что делать?»
Василий открыл глаза и сразу полез целоваться.
-Тихо мама, наверное, встала, – шептала Валентина.
-Они же с Харитоном уехали в Черниговку, – ответил Василий.
-Да–а, – протянула Валентина. – Теперь я пришла в сознание. Чем ты меня вчера опоил? Я как в тумане.
-Любовью дорогая, любовью! Эта ночь не забываемая. Я так страстно люблю тебя!
-Поживем, увидим.
-Ты сказала, поживем, я сегодня же переезжаю к тебе. Валюха, сегодня понедельник и нам на работу. Я теперь мастер мне можно опаздывать, а тебе…
-А меня ты прикроешь, понял, – засмеялась Валентина и встала.
3.
Вот и снег крупными хлопьями тихо ложится на землю, окна облепляет нежными снежинками. Темнеет, в домах включают свет, скоро новый год. Услышав голос Василия, Валентина отошла от окна и прошла на кухню, чтобы подогреть ужин. Увидев, что на столе уже заботливо приготовлен ужен. Подошла к Василию и, улыбаясь, сказала:
-Помой руки, будем ужинать.
-Нет, ты одевайся, пойдем к родителям, сегодня Петр хочет всех познакомить со своей невестой.
-Нет, нет я не пойду! – резко ответила Валентина.
-Валя, Валюша, я не понял?!
-Мне там не рады. Твоя мать на меня смотрит всегда так, как будто я в чем–то виновата, думает, что я насильно заставляю тебя жить со мной. Хотя мы не расписаны с тобой.
-Во–первых, мы не расписаны по твоей милости, ты еще не разведена с Иваном.
-Во вторых он не дает мне развода, и ты это знаешь, а уже упрекаешь.
- Валь сейчас не о том. Мы идем на смотрины к брату, причем мои родители…
-Нет, не пойду, иди сам. А то опять будет учить меня, как зашивать рубашки.
-Ты опять не о том. Одевайся, мы идем. Один я не пойду, ты это знаешь, – жестко сказал Василий, засовывая туфли Валентины в свои карманы.
-Валя, что за капризы, иди, куда муж туда и жена, – нетерпеливо проговорил Харитон, – чё зря–то пререкаться.
-Да, доча иди, а там видно будет, – проговорила Евфросиния и вышла в другую комнату. Ей явно не нравилось, что Харитон не дает Валентине высказаться. Ведь правда, она как пойдет туда так потом ее надо успокаивать. Мать Василия недолюбливала Валентину, отец непонятно, он просто молчал. Да и слухи доходили, что она готовила ему другую невесту. «Успокоится, надо, – думала Евфросиния, – знает наверняка, что Валентина беременна».
Когда они зашли в дом, там уже все сидели за большим столом. Мать Василия встала из–за стола и провела Валентину к столу и усадила почти рядом с Петром. Василий подошел к Петру и его невесте, поздравил их с помолкой и хотел сесть рядом с Валентиной, но там не было стула. Он пошел за стулом, но мать, показывая возле себя свободный стул, сказала:
-Вася, иди сюда, здесь есть стул.
-Да, Вася чего таскать стулья сиди там, где есть стул, – как всегда, располагающей к себе улыбкой, сказал Петр.
Василий вернулся к Петру, взял его за руку и повел. Петр не сразу понял, куда он его ведет. Василий подвел его к тому стулу, который был предназначен для него и посадил недоуменного Петра на этот стул, а сам подошел к освободившему стулу возле Валентины, сел и, улыбаясь, сказал:
- Все в порядке, продолжаем.
Петр понял нелепость своих слов, чтобы разрядить неловкую обстановку сказал:
-А теперь танцы, кавалеры приглашают дам.
Баянист тут же развернул баян, полилась музыка. Валентина тихонько кивнув головой в знак приглашения Василия на танец, встала. На душе было невообразимо гадко, было такое чувство, как будто ее облили грязью. Хотелось убежать наговорить гадости, но она щадила чувства Василия.
Нина пришла домой нервной, взъерошенной с черной думой на уме с тяжелой кручиной на сердце. Она, рыдая, высказывала матери:
-Ты мне говорила, что он у тебя на крючке будет. Что все сделаешь, чтобы он был мой. А он весь вечер танцевал только с ней. Он пылинки сдувает с нее. А ей все нипочем, она даже не подумала, не поняла, что ее видеть там не хотят. Я ее ненавижу.
-Не растрачивай напрасно нервы. Забыла уже, что один уже поверил, что ты девушка.
-Он был вусмерть пьяный…, – плаксиво заныла Нина, с хрупкой надеждой смотря, матери в глаза
-Отбрось панику. Мама знает, что делать. Ложись спать, утро мудренее вечера.
4.
С утра на общей планерке депо поздравили всех женщин с 8 мартом. В обеденный перерыв Валентина с крановщицей и двумя расценщиками, уборщицей поставили чай, мастера, бригадиры принесли торты, конфеты, но и конечно водку, вино, закуску в основном пирожки. В стаканы налили чай, один оставили для водки на случай, если зайдет начальник, можно будет его спрятать. Первому налили Василию, так как он был старшим мастером. Он взял стакан и только хотел встать, чтобы поздравить женщин, как зашли начальник депо, главный инженер, начальник технического отдела и нормировщик. Начальник посмотрел на стол, потом обратился к Василию с вопросом:
-Старший мастер, что у Вас в руке?
-Вода, – свободно ответил Василий.
-Почему у всех чай, а у Вас вода?
-Товарищ начальник в горле что–то пересохло, я попросил, чтобы налили мне воды. Сейчас выпью и буду чай пить. – Посмотрев на начальника, Василий видел, что он не поверил и легкостью добавил, – может Вам воды и протянул начальнику стакана.
-Нет пейте Сами, – ответил начальник и обращаясь к женщинам продолжил, – после обеда женщины свободны. Прихорашивайтесь и приходите во Дворец Железнодорожников, там будет вечер, посвященный международному женскому дню.
-Хорошо, хорошо мы можем и сейчас, дружно сказали женщины.
Все решили, что начальник все сказал и сейчас уйдет, но он продолжал стоять и поглядывать на Василия как он мелкими глотками пил содержимое. Когда Василий выпил все, он развернулся и ушел, все последовали за ним.
-Ну, Василий, ну мастер, ты молодец, даже не морщинясь, выпил глотками граненый стакан водки.
-Он догадался, что это водка, поэтому стоял и дожидался, пока Василий выпьет водку полностью, чтобы другим неповадно было, – сказала Валентина.
-Да, вероятнее всего, – добавила Лена.
-Валя, ты, наверное, иди домой с Василием смотри он на ногах не держится. Конечно, глотками выпить водку, да еще без закуски. Если что мы скажем, что пошел в отделения дороги, – сказал мастер.
Василий встал из–за стола и пьяно проговорил:
-Я остаюсь. Не надо командовать, кто с кем пойдет.
-Вася, идем домой, – тихо сказала Валентина, – нам надо приготовиться к вечеру.
-Валюша ты иди я отпускаю тебя. А мне надо остаться, я старший мастер, понимаешь.
-Хорошо, тебе виднее, – всем своим видом показывая спокойствие, держа все эмоции в себе, сказала Валентина.
-Да, что Валя работа его быстро отрезвит, пусть остается, пошли домой. Девчонки останутся и уберут все, – сказала Лена, для убеждения добавила, – не бойся за него он толковый мужик.
В конторку зашла Мария. В одной руке она держала сумку и три цветочка, в другой – сетку, где был объемный бумажный сверток.
-Мария, здравствуй, с праздником тебя, – защебетала Лена, – что это у тебя в сетки?
-Подарок от властей, как только дорогу асфальтируют, им назад подарю, – оценивающе посмотрев сверху вниз на Лену, ответила Мария. Затем сразу без паузы обратилась к Валентине, показывая всем видом, что Лена ее вообще не интересует, – Валя я за тобой.
Когда они вышли Валентина спросила:
-Чего ты так категорична была с Ленкой?
-Ленка спит и видит, как вам насалить с Васькой. А ты ей повод даешь, все рассказываешь. Она передает твои слова Нинке, та матери, а ее мать дружит с матерью Васи. Видишь, какая длинная цепь, а чем длиннее, тем больше искажается и когда доходит до Василия…
-Знаешь Мария…
-Ничего знать не хочу, ты бы посмотрела на свое лицо, там все написано. Поругались? Так ты знаешь, он упрям как осел. Извини, конечно, за такое сравнение. Ты же знаешь, что его с места не сдвинуть, если он что задумал. Это же не первый раз. Учись скрывать свои эмоции. Я видела его красавчика. Он сказал, что у него работа, и он сам придет домой.
-Тебе хорошо говорить вот выйдешь замуж, поймешь.
-Выйду, пойму тогда ты меня будешь учить как надо вести себя. Ты же мне сестренка, мы, хотя ругаемся с тобой, но против тебя я никогда не пойду.
-Ой, тяжело мне Маша, тяжело. Мы еще не расписаны…
-Скажи, пожалуйста, кого роспись держит? Тебя с Иваном удержала?! Он уже все пороги тебе отбил, чтобы ты ему простила, он тебя и беременную возьмет, это ты каверзничаешь.
-Он мне развод не дает. Я ему говорила, что на тебя записать ребенка? У меня совесть не позволит. Я люблю его, понимаешь, люблю, как никого и никогда. Я им дышу, когда он лежит рядом, я слышу его запах, прижмусь к нему все свое. Нет, сейчас тебе не понятно, вот, выйдешь замуж, тогда я у тебя спрошу. Понимаешь, с Мишей любовь какая–то не такая была, это была влюбленность. Это что–то вроде романтики, что–то светлое, затмил Вася всех, ни кто мне не нужен. Ладно, Машка, давай о хорошем.
-Вот теперь я тебя узнаю! Идем на вечер?!
-Идем, только ты меня не жди, я дождусь Василя. Ты сама иди.
В это время Лена, запыхавшись и еле отдышавшись, сообщила Нине, что Василий остался на работе пьяный, а Валя ушла домой.
Действие матери было мгновенное, она быстро спровадила Лену. Затем буквально заставила дочь одеться всунула ей бутылку водки с какой–то смесью трав и сказала:
-Сама не пей. Вот вино, скажи, что водку не пьешь. Ему нальешь, когда будет достаточно пьян. Да старайся к себе его призвать. Это будет идеально.
Нина Василия увидела почти у калитки своего дома, он шел с молотобойцем вагонного депо Барабошкиным, философствуя о поведении пьяного человека. Это было смешно слушать, они шли так, что не было понятно, кто кого поддерживал. Прилипшая на ботинках груда грязи не давала свободно вытащить их из липкой смеси глинистой жижи. Им приходилось делать усилия, и они, с трудом высоко поднимая ноги, медленно передвигались. Их костюмы, фуфайки так же были обвалены в глиняную смесь. Столкнувшись прямо с Ниной, они обошел ее, а Василий возмущенно проговорил:
-Понастроили столбы на дорогах.
-Что Василий обходишь дом? Заходи, – добродушно сказала Нина. Нарочно не сказав, чей дом.
-О, я пришел, это моя любовь больше мне никого не надо. Все прощай, – подовая руку на прощание Барабошкину, сказал Василий и, отцепившись от него, навалился на Нину.
-Какой ты тяжелый.
-Валюха, любовь моя, тащи. Я сегодня напился, прости дорогая. Я знаю, что ты сейчас начнешь мораль читать. Но не надо я виноват и припадаю к твоим ногам. Валька, только молчи, не нуди, мне плохо. Завтра, все завтра.
Мать Нины стремительно раздела Василия и вместе с Ниной уложили его в постель. Он сопротивлялся, но мать налила с той бутылки, которую давала дочери ему стакан водки. Он выпил и мгновенно уснул.
-Мама, он же уснул. Он же вспомнит, что ничего не было и зачем мне это? Мама, что мне делать?– умоляюще стонала Нина.
-Дура, не истерии, что он вспомнит? Ложись рядом с ним, – самонадеянно сказала мать. Посмотрев что дочь ложится одета, нетерпеливо проговорила, – разденься, все сними с себя.
Наутро Василий еле открыл глаза, голова трещала, страшно мутило. Такое состояние с ним было, когда он был студентом. Напрягая память, он вспомнил, что вчера он выпил лишнего и немало. Постепенно он приходил в сознание и вспомнил, отчего с ним такое случилось. «Я же пил глотками водку, хотел показать начальнику депо, что в моем стакане вода. Вот идиот, вонь шла по всей конторке, а я клоун…"
-Валя, Валюша, – воскликнул Василий, делая над собой усилия, чтобы его услышали. Но громкого голоса не получилось. К горлу подошла тошнота, и он соскочил с кровати и тут же заблудился. Он не понял куда идти и вырвал содержимое желудка прямо на половик. Хорошо, что желудок был пуст, и отошла только желчь и слюни.
Василий хотел включить свет, но опять пошел в другую сторону. «Черт, надо так напиться, что не могу найти выход и где выключатель? Где Валя?» – думал Василий, идя на ощупь к кровати. Нащупав на кровати, думая Валентину, почувствовав в себе силу, прижался к ней и, ощутив в ее теле дрожь, прошептал:
-Я тебя хочу даже в бессознательном состоянии. Чувствую, ты тоже меня хочешь.
Когда Василий понял, что он находится не дома, а у Нины, он оторопел от неожиданности. Открылась дверь и в комнату зашла мать Нины, с улыбкой на устах проговорив:
-Что зятек, идем к твоим родителям свататься!
-Стойте, я ничего буквально не понял. Как я оказался здесь? Я пьяный, вы, что хотите от меня? – глухо произнес Василий, – я, что вам клятву давал, что женюсь. Даже так я же пьяный, я и сейчас …
-Что девку опозорить решил? – воскликнула мать, – это тебе честь не делает. Пьяный залез в чужую постель, обещал звезды с небо достать. Говорил любовь на веке, а эта дура поверила. Ты, что хочешь ее опозорить?! Ничего у тебя не получится. Она моя кровинушка только о тебе и бредила, честь свою берегла для тебя, а ты. Да я пойду к директору, пойду к председателю местного комитета. Ты кажись еще и коммунист, да я…
-Успокойтесь никуда идти не надо! Дайте мне прийти в себя, опомниться, – твердо сказал Василий. Он взял со стула запачканную фуфайку, нервно надел грязные брюки в сенях обулся и, оставляя куски грязи с ботинок, пошел домой.
Придя на работе, Василий зашел в конторку и, стараясь не смотреть на Валентину, невнятно туманно сказал, что был пьян и ноги сами завели его к родителям. После целый день он избегал встречи с ней. А вечером сказал, что отстают от плана выпуска отремонтированных вагонов и он останется в ночную смену.
На улице был буран, колючий снег бил в лицо. Отойдя от железной дороги, которая скудно освещалась, но все же, можно было, что–то видеть, дальше только белая пелена снега. «Вот тебе март! Правильно говорят: «Марток, не снимай порток». Задуют ветра, снег, выйдем все на очистку стрелочных переводов. Меня, конечно, не пошлют, скоро пойду в декретный отпуск. – Размышляла Валентина. Как–то неожиданно выплыл образ Василия, мигом что–то заныло на сердце. Непрошеная кручина легла на душу. Мутный он сегодня–какой–то. Думаю стыдно ему, что напился и не пришел ночевать. Подумаешь, трагедия с каждым может быть».
Дома мать уже выглядывала Валентину в окно. Харитон, покачивая головой, говорил, что там ничего не видно, что простудится у окна. Да она одна не рискнет идти, с Васькой придет. Услышав стук в сенях, Евфросиния выскочила туда. У Валентины пальто, шапка были залеплены снегом, щеки ярко красные, на ресницах снег. Евфросиния взволнованным голосом, грустно улыбаясь, сказала:
-Снегурочка и только. А дед мороз где?
-Мама помоги мне, у меня руки крюки, я замерзла. Вася остался на работе, там завал. Ты же знаешь, что он пока не сделает все не …
-Поняла я, вчера тоже работы было много. Не рано ли у него появилась работа?!
- Ма–ма, у меня и так кошки скребут.
-Ладно, пошли ужинать, Харитон привез еще до обеда тебе воду с колодца, где тебе нравится вода. Он ездил к Варваре и как раз проезжал мимо того колодца.
-Какие вы у меня молодцы. Пошли, если честно я хочу кушать.
5.
Василий зашел домой, видеть он никого не хотел, поэтому крадучись прошел в свою спальню. Это была небольшая комната, где находилась панцирная кровать, стол и шкаф для книг. На столе листы с чертежами и папками. Он не любил когда кто–ни будь что–то трогал на столе или лазил в книжном шкафу. Он сел на кровать, затем в верхней одежде лег на постель. В дверь спальни постучались, затем появилась голова сестры.
-Васька, ты, что как кот нашкодничал и в кусты? – ехидно спросила она.
-Проваливай! – кидая в нее подушкой, нервно закричал Василий.
-Мама! – пронзительно завизжала Маша.
В комнату зашел отец, посмотрев на Василия, вздохнул и резко сказал:
-Давай выходи, разговор есть.
«Лекцию будет читать, что такое хорошо и что такое плохо. Он не видит, что я еще не отошел, у меня не единой мысли нет, кроме того, что я хочу побыть один, выспаться и решить, что мне делать. Но сначала спать».
Но отца послушал и вышел. Сел напротив отца и матери, которые сидели на длинной скамейке. Василий видел, что они напряжены и, по всей видимости, разговор будет серьезный. Отец хмуро морщил лоб, а сжатые губы показывали его неудовольствие и вообще он скукожился и казался еще меньше своего малого роста. Мать сникла и уныло склонила голову.
-Может, разговор отложим. Я хочу спать, вы сами видели, что я лишнего выпил. Я понимаю, что сделал плохо, я больше так напиваться не буду. Сейчас разговор не получится.
-Сукин ты сын! Что тебе надо? Скажи, зачем ты пошел к Нинке, зачем объяснялся ей в любви?
-Папа, чего ты, я ей не объяснялся, я даже не понял, как там оказался, – устало сказал Василий.
-Мать ее прибегала к нам голосила здесь, говорила, если не женишься на Нине, она пойдет к тебе на работу. Что ты лишил ее девственности, кому она такая будет нужна.
-Вот кипишь подняли. Я же думал, что с Валей сплю. Зачем она легла со мной, если уж такая чистая.
-Не смей о ней так говорить. Если бы не хотел не пошел к ней. И зачем матери говорить, что ее дочь спала с тобой? – возмутилась мать.
-Да это друг пошел в ту сторону. Да я вообще не понимаю, мама как я там очутился. Диво какое–то. Я люблю Валю и не хочу никого.
-Сын тебе надо решать. Если она пойдет к начальству, твое продвижение по службе на этом окончится. Да и с работы могут выгнать, с коммунистов выгонят. Наделал дело, думай. Нина неплохая умная, красивая. Да, в конце концов, женись на ней, а не понравится, разведешься. Поговори с Валей, мол так и так жениться мне надо. Поймет она.
-Папа она мне не простит. У нее характер …
-Коль любит, простит, подумаешь характер, а если тебя в тюрьму посадят, о, боже! – надрывно застонала мать.
-Почему меня посадят, что ей 15 лет. И чего это мать не кричала на нее, когда она мужика пьяного в дом привела?
-А чё, она привела? Ты сам ввалился к ним, – застонала мать.
-Кто тебе сказал, что я сам? – спросил Василий.
-Тот, который тебя посадит в тюрьму, – ответила мать, вытирая фартука слезы.
-Васька не испытывай судьбу, – проронил отец вставая и нервно заходил по комнате.
Разговор прервал стук в окно. Отец глянул в окно и сплюнул, пробурчав: «Вспомни черта, он и появится», вздохнул и пошел открывать дверь. В комнату зашла мать Нины, на которой сверх пальто был, накинут пуховый платок, на валенках снег.
Василий с неприязнью подумал: «Могла валенки отряхнуть у входа и снять их в сенях». Она же пристально посмотрела на Василия и визгливым голосом запричитала:
-За все хорошее мне сотворил такое! Плачет моя дочь, что же мне делать?! Не могу я больше смотреть на все это…
Василий амбициозно вскочил с места, схватив фуфайку и шапку, вышел на улицу. Он решительно шел к дому Нины думая: «Я виноват, да! Она виновата?! Не знаю, но зачем она лежала возле меня? Я же, я же…. Я же дурак зачем полез? Ведь было чувство, что что–то ни так…, сейчас скажу, пусть объяснит, как я туда попал, что она делала в постели с чужим мужиком. Ясно соблазняла! Цель достигнута и что вопить. Она первая или последняя, вот убей меня, не помню, ночью у нас что–то было? Утром она прилипла ко мне. Кстати совершенно не сопротивлялась. Словом не обмолвилась, что она не Валя. Я тоже хорош – люблю, шептал. Тю, что в голову лезет. Скажу, что она мне не нужна, что люблю другую».
Василий дерзко зашел в дом. Нина стояла, облокотившись о дверной косяк на ней кроме прозрачной комбинации, которая показывала силуэт стройной фигуры, ничего не было. Распущенный белый волос красиво свисал на плечи.
-Ну и что опять скажешь, что я нагло ввалился к тебе, – строго спросил Василий и уже хотел поднять скандал, но вдруг обессилил и жадно обхватил ее руками, спрятал лицо в ее груди.
Прошло три дня, Василий не появлялся дома у Валентины, объясняя трудности на работе.
У Валентины где–то из глубины сознания нудно завывала тревога, которую она прятала сама от себя. Дома она ходила как тень. Евфросиния не выдержала, и за ужином посмотрев на мрачное лицо дочери, спросила:
-Валя, что сидишь в растрепанных чувствах?! Василий там, в депо на особом задании пропадает, ты как верный пес ему служишь. Не пора раскрыть карты…
-Мама, карты! Давай пойдем к гадалке, – перебив мать, попросила Валентина, подбежав к матери и присев на корточки около ее.
-А может, пойдем к Василию и будем умолять его не задерживаться на работе? Как тебе это?!
-Мама, нет! – воскликнула Валентина, положив голову ей на колени, заплакала.
-Хоть в этом я согласна. Не стоит идти к нему, нельзя унижаться. Насильно мил не будешь. А вот о ребенке думать надо. Трагедия у нее, трагедия будет, если потеряешь ребенка.
-Мама я так сильно его люблю! Я задыхаюсь без него. Мама у меня как из печной труды вылетает несгоревший огонек надежды.
Вечером, идя вдоль пути, она заметила балагура Барабошкина Ивана, который шел сзади и явно не хотел ее обогнать. Другой раз он всегда подскакивал к ней и шутил на любую тему. Валентина нечасто, но приходила к ним домой, она дружила с его женой. А тут он не хочет поравняться с ней или перегнать, не говоря о том, чтобы поговорить с ней, хотя перекинуться словами. Она остановилась и стала ждать его. Видя, что он переходит линию в другую сторону, окликнула его и показала рукой, чтобы он подошел к ней.
-Здравствуй Валя, а я думаю, ты это или не ты, – заискивающе, что явно на него не похоже сказал Барабошкин.
-Я это, я! Не уж много у нас в депо беременных, что ты меня мог спутать! – с грустной улыбкой сказала Валентина.
-Да я спишу, надо домой.
-Слушай Иван, – обратилась к Барабошкину по имени Валентина, – я смахиваю на глупую или на неразумную женщину? Я просто беременна, теперь понимаешь?!
-Валя, Валентина, ты что…
-Так вот правду и только правду и ничего другого!
-Я ничего не знаю, я просто шел пьяный с ним, а там женщина…. да разбирайтесь сами. Я свечку не держал.
-Молодец, а что так свечка та понадобилась. Говори.
-Не помню я ничего.
-Не ври мне, Васька, да был пьян, но ты не был. Конечно, пьяный был, но не в такой степени и все ты знаешь. Я считала тебя другом…
-Ладно тебе, белокурая она. Они буквально затащили его с матерью в дом. Ты права он был как сосиска. Но потом я ничего не знаю, разбирайтесь сами. – Затем махнув рукой, серьезно и задумчиво сказал, – так это, она подруга Лены, ну нашей крановщицы.
-Нина?!
-Да, по–моему, мать ее окликала Нина, Нина. – Потом добавил, – да я вспомнил, мать еще шипела на нее, говорила, – держи его, чего как черепаха передвигаешься.
Валентина с бушующим негодованием собирала вещи Василия. Она в страшном сне не могла представить его измену. Еще в ушах слышались его слова любви, верности до гроба. Его поведение – все говорило о любви! И вот час когда рвется как бумага, уничтожается, сжигается, вероломно рушится, все что так было мило.
Собрав все вещи Василия, порвав все совместные фотографии, выставив его вещи у порога, она зашла на кухню, села на край стола и сказала:
-Меня ужином кто–ни будь покормит?
Евфросиния накрыла на стол, Харитон скинул с колен сибирского кота, взял табуретку, сел за стол и глухо сказал:
-Эх, рюмашку бы тебе сейчас и легче было бы.
-Ты что старый, – одернула его жена, сумбурно поправила фартук и отвернулась, чтобы не заметно убрать не прошеные слезы, но ей не удавалась это сделать, они произвольно текли и она навзрыд разрыдалась.
-Мама не смей! Не надо, ма–ма, – просила уже плача Валентина и они обе в голос зарыдали.
-Ну, вот я сказал же, маленькая рюмашечка никому не повредит, – сказал Харитон и, кряхтя, встал, подошел к печке потрогал густые черные усы и вытер об лоснящиеся пятна шаровар руки, вытащил шкалик из–под дров.
-Это откуда запасы? – плаксивым голосом спросила Валентина, и тут ее разобрал смех. Она стала громко хохотать. Евфросиния глядела на нее и неистово крестилась.
-Да все мама, все ты думаешь, я сошла с ума! Нет! Это надрыв нервов!
-Ой, ли! – сказала мать без какой–либо ясности.
Уже ближе к ночи в окно, где была спальня Валентины, постучали. Валентина с бешено бьющимся сердцем, которое сразу определило, что это Василий и хотело вырваться с груди и рвануть к нему, немного посидела на постели, затем встала и пошла в сени. Решительно открыла дверь, увидев Василия молча рукой, показала ему на выставленный чемодан. Василий, опустив голову, произнес:
-Валюша, прости меня! Я все тебе расскажу! Я люблю…
-Учти, мне не интересно кто будет следующая жертва! Но поверь, это буду не я!
-Валя! – вскрикнул Василий уже в захлопнувшую дверь.
6.
Василий с чемоданом зашел в дом к родителям. Молча, поставил его у порога и пошел к себе в спальню. Разделся, бросая с яростью одежду на пол. Снимая рубашку, ни как не мог на рукаве расстегнуть пуговицу, тогда схватил ворот рубашки и так рванул, что оторвал рукав и как сноп свалился на кровать.
Какое–то время он лежал в забытье, затем как змеи полезли мысли: «О, как душа трепещет. Зачем я тебя Валентина познал, жил бы, да жил не зная горечи любви. Да изменил, но не по злобе, по дурости. А ты Валюша чувств любви палач. Показала на порог, даже не узнав в чем дело. А я идиот, глупый тупица, дурак повелся с этой Нинкой. Да поступил с ней глупо, девчонкой была, а стала женщиной. Я тебе жизнь сломал?! Это ты мне ее сломала! Ладно, о Нине потом…. Валечка, любовь моя прости меня, душу мою не испепели».
Утром следующего дня Василий шел на работу с твердым намерением поговорить с Валентиной и вымолить у нее прощения. Решив это, у Василия поднялось настроение Он уже воображал как будет ее умолять о великодушии, и она ради любви простит, и он больше никогда даже не посмотрит в сторону Нины. Когда он зашел в конторку, ему сказали, что Валентина ушла в декрет. Настроение рухнуло, сердце разрывалась на кусочки. Домой он пришел сильно пьяный. Так продолжалось изо дня в день. Отец не выдержал и начал с Василием разговор:
-Вася, ты бы сходил к Валентине, поговорил, корона с головы не упадет.
-Отец, какая корона? Я каждый день хожу, а она двери не открывает. В лучшем случае Харитон выходит. Корона…
-Здесь нынче Нина заходила…
-Не хочу даже говорить.
-А ты отца не перебивай, мне, однако все одно Машка, Глашка, мне надо, чтобы ты осознал, что пьянка до добра не доведет. Ты чего задумал. Будут все, если пить не будешь и все потеряешь, если пить будешь. Та же Нина в твою сторону не глянет. Кому нужен горький пропойца?! Пока совсем не лишился ума, думай. – И вдруг в его глазах вспыхнул, зашатался шальной огонек и он чуть помедлив, прибавил, – Вася, а как тебе такое, если разок другой мимо Валентины пройтись с той же Ниной. Сразу по–другому заговорит. Чего без мужа то рожать. А аборт делать уже поздно. Думай Вася, думай!
В выходной день Василий гладко побрился надел черный выходной костюм, белую рубашку и пошел к Нине. День выдался солнечный, около заборов еще подтаивали остатки снега, виднелись лужи и глиняная жижа. Но дороги подсохли, по тропинкам уже можно было свободно ходить в туфлях.
Как только повернули в проулок Лизы Чайкиной, где вторым за углом стоял дом Космачевых, Василий заметил Валентину с матерью, они убирали двор. Там же Харитон производил ремонт покошенного под тяжестью снега забора, где прибивал реечки, а где приходилось их и заменить.
Василию стало нестерпимо больно, в голове застучало: «Не тронуть мне бесчувственное ее сердце. Она не взглянет на меня, ее так дешево не купить, все зря. А уж Нина – это перебор…». Он готов был повернуть назад, но Нина, отбежав от Василия, игриво и громко засмеялась. Ее смех как раскатистый гром прокатился по переулку. Мало этого она подняла ногу и, смеясь, намерено громко сказала:
-Вася, держи меня! Вася я сейчас упаду.
Василий впервые в жизни не знал, что делать, а она смеялась.
-Смеяться будешь потом, когда с ним поживешь! – с достоинством сказала Валентина, подойдя близко к забору, почти вплотную к Нине.
«Вот паршивец! Не стыда не совести. Знает, что Валентина беременна, что сердце разорвано, мало ему, так эту прямо под нос притащил!» – негодуя, думал Харитон.
-Валя, – позвала мать Валентину. – Там в сенях принеси мешок для мусора, быстро, я жду.
Когда Валентина зашла в сене, Евфросиния обратилась к Василию:
- Василий, забери девушку и старайся этот дом обходить стороной, поверь тебе здесь не рады!
Домой Василий пришел, вернее, ввалился ночью. Отец, обращаясь к матери сказал:
-Женить следует его. Не хочет свататься, пусть Нинка сватает его. Мое терпение кончалось.
Свадьба проходила весело, шумно



 ­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­Глава 11.



1.



Время, время, время. Время для кого ползёт, а для кого слишком быстро мчится. Кто торопит время, не понимая, что вот прошла минута, ее не вернёшь, не повернёшь, не скажешь, стой, вернись, иду я не той дорогой. Кто медлит время, тоже не поймёт, не может время для кого–то мчаться, а для кого–то медленнее идти, тянуться. Не подвластно оно никому! Жить торопиться не спеши, медлить тоже не нужно.
А вот и перрон вокзала. Олег вышел с вагона, натянул фуражку на лоб и важной походкой пошёл вдоль перрона. Было ещё раннее утро, люди зевая, выходили с вагонов, кто стоял у вагона, потягиваясь, стряхивая с себя сон, вели неторопливый разговор с соседом, тут же вдоль вагонов бегали продавцы с варёным картофелем, огурцами, хлебом, молочными продуктами, кто с сумками, чемоданами торопливо покидали перрон.
Олег шёл налегке, в одной руке была небольшая сумка. В сумке у него было пару трусов, майка. Деньги и золота он обмотал вокруг тела. В карманах была незначительная сумма денег. Остановился он недалеко от шахты, где работал Фёдор у одной молодой женщине. Он рассчитывал так: «Молодёжь почти вся приезжая. Жизнь у них кипучая: работа, танцы, гулянки. Остановись у старухи, будут вопросы: кто? что? почему? чего? зачем?»
Женщине было едва за 20 лет. Она с маленьким сыном, ему было месяцев семь, восемь, но Людмила, так звали женщину, уже работала в проходной шахты. Она была незаметной, замкнутой, говорила мало, что понравилось сразу Олегу. «Меньше будет расспросов, болтать лишнего не будет» – понял он.
У Людмилы он узнал, что на шахту постоянно требуются рабочие. И в этот же день он отправился в отдел кадров шахты по устройству работы. Его взяли на работу с испытательным сроком на месяц учеником. Ему объяснили, что первое время он будет работать в дневную смену с разными бригадами, затем его прикрепят к одному шахтёру, тогда он будет работать в одной бригаде. «Вот теперь и скажи, что мне бог не помогает. Вот таки встретимся мы с тобой Федька. Давно я тебя не видел, это встреча будет не забываемая!» – ликовал Олег.
Шёл 1948 год. Фёдор ждал приказ об амнистии. Он написал Евдокии, что скоро приедет домой.
И вот сегодня он последний раз спускается в шахту. Ребята поздравляют его, шутят над тем как встретиться с женой. Фёдор поддерживает шутки, широко улыбается, говорит, что есть смена у него, недаром подготовил сына. Сегодня ничто не омрачит его. Вот только на душе пасмурно, привык к шахте к ребятам, расставаться тяжело.
Во время обеда Фёдор услышал вдали постукивание молотком, он решил посмотреть, что происходит в той стороне. Шум прекратился. Осветив, одну стойку увидел, что она согнута. Подошёл ближе, чтобы рассмотреть, стойка неестественно зашаталась, поняв, что она сейчас рухнет, он хотел отскочить, но сзади кто–то стукнул его по голове, расшатал стойку и Фёдор вместе со стойкой и грудой угля упал. Невероятная сила подняла его из груды угля, и он немного зашатавшись, задыхаясь, свалился.
Чья–то тень склонилась над ним. Затем Фёдор услышал отдалённый как с пустой бочки голос.
-Жив!
-Да–а, – прошептал Фёдор и простонал, – воды.
-Пей, – протянули ему фляжку воды.
Когда Фёдор попытался протянуть руку к воде, пронзительная боль прошла по телу.
К его губам поднесли воду и он, перемогая боль, глотнул. Открыл глаза, сердце застучала, словно включился мотор. Узнав Олега, он не понял, в каком находится мире.
-Олег, ты мой спаситель или я …, – почти одними губами проговорил Фёдор.
-Я твой ангел, Федька, да таки ангел!
-Олег, я умираю…
-Не расчёсывай мне нервы! Таки должен ты жить пока я тебе быль не расскажу! Я Федор пришел за тобой таки! Хочется мне отправить тебя к твоей Насте. Но прежде ты должен знать, что следом за тобой я приду к твоему сыну, затем эту сучку кончу Валеньку, да я тебя умоляю, надо же, Валенька, яка Валенька, Варька она колхозная девка. Всех порешу, весь ваш род уничтожу. Терпеть вас нельзя. У твоей снохи немного золотишка одолжил, что Ванька у попа забрал. Как что Олег, а как делиться …, что смотришь на меня как Ленин на буржуина.
-Олег нагнись, хочу тебе сказать что–то, – попросил Федор.
«Олег умом никогда не блистал, – решил Федор. – Заберу его с собой!» Олег нагнулся, Федор схватил его за грудки, но силы покидали Федора. Олег вырвался, оставив в руках Федора клочки от рубашки, затем стукнул молотком противоположную стойку, которую заранее подпилил и, убегая, услышал, как она рухнула, полностью закрыв Федора.
Ночью Олегу снились кошмары. Он встал рано утром совершенно разбитый, голова трещала как после хорошей пьянки, на сердце была какая–то усталость. В доме ничего выпить не нашлось, и он отправился в магазин. Там женщины судачили о случившемся на шахте. Одна из них сказала, что предварительное заключение – это диверсия, что ищут шпиона или убийцу и примерно знают кто он.
Олег, купив хлеба, сало, водки три бутылки, не стал заходить за своими вещами, все, что нужно было при нем. На вокзале купив билет на ближайший поезд, даже не посмотрев на какой, куда едет сел в него. Ему было все равно куда ехать, лишь бы его не поймали. Расположившись в вагоне, ему досталось верхнее место, чем он был доволен бесконечно. Никто его не будет дергать, лежи себе да лежи. «Не буду вступать в никакие разговоры, пусть даже спросят что–нибудь, претворюсь что сплю. Но о чем говорят пассажиры, буду внимательно слушать. Может пойму куда еду. А вдруг милиция будут искать здесь меня, – промелькнуло у него в голове. Мне надо выйти на следующей остановке и купить билет в Акмолинск». Ему эта идея понравилась, он уже спокойно вздохнул и задремал. Проснулся он от плача. Посмотрел вниз и увидел пожилую женщину, которая плача рассказывала, что в ее купе мужчина который сидел в тюрьме 15 лет и работал там, на приисках золота. Давно ничего не имел с женщинами и стал приставать к ней. Он сказал: «Я все отдаст тебе, только согласись быть со мной. Что тебе старой терять?! Зато будешь богатая!»
Услышав о золоте, жадный подлый человек каким являлся Олег, перестал контролировать себя и вышел в тамбур. Поразмыслив, что он теряет, кроме того, что выиграет, решил зайти в соседнее купе. «Скажу, что ошибся купе, извинись. Там слова за слова, предложу сыграть в карты».…
Когда Олег зашел в купе там уже трое мужчин азартно играли в карты.
-Извините, – сказал Олег, – я ошибся купе. Мне дальше.
-Слушай братан, нам как раз нужен четвертый, будешь. – Обрадовался молодой парень.
-Да, нет, – не решительно проговорил Олег. Он не ожидал, что там кроме пожилого человека еще двое.
-Так да? Или нет? – спросил тот же. – Что как девка на распутье, присаживайся. Мы только начали играть. Смотрим, дед сидит грустный, вот развлекаем. Мы так на копейки играем, можно сказать за интерес. Что больше делать в дороге. Ну?
-Таки давай! – почесав затылок, согласился Олег, думая: «Сыграю партию да уйду».
Второй, который с Олегом почти ровесник, взял у молодого парня игровые карты и медленно стал их тасовать. Затем у Олега спросил:
-Далеко едим?
-И вам здрасти, – сказал Олег.
-Я Данил, а это Колян будем здоровы.
-Я вас умоляю, мне таки все одно как кого звать, – посмотрев на обоих, спокойно сказал Олег. – Мы будем в карты играть или в догадки? «Чего моя личность вас заинтересовала? Или я вам мешаю деда облапошить?» – даже Олег, что ему не свойственно почувствовал нечто угрожающее ему неприятными последствиями. Он встал и опрометчиво сказал, – деду таки смутное намерение выражаете…
-Слушай, у тебя закурить найдется? – добродушно спросил Колян, видя, что Олег уходит.
-Дед подожди нас, мы перекурим и придем, доиграем, – сказал второй и тоже вышел вслед за ними.
-Я не курю, – сказал Олег, видя, что его насильно толкают к тамбуру.
-Верно, говоришь мужик, куренье это смерть! Мы просто подышим свежим воздухом, – проталкивая нагло Олега в тамбур, – сказал Колян.
Эх, был бы он храбрее, умнее он бы мог оттолкнуть их от себя. Силы у него были, пожалуй, даже без труда уж их он мог осилить. Но он боялся, что они могут нащупать золото, деньги, которыми он был обмотан. Даже перед лицом смерти он не хотел расставаться с богатством. Он пятился, отмахиваясь от них. Когда на большой скорости состава его начали толкать в открытые двери он начал сопротивляться. Но уже было поздно.
Состав шел дальше, а Олег без одной руки и ноги истекая кровью в горячке, полз по оврагу, цепляясь за колючие кустарники, он хотел жить! Он кричал, звал на помощь! Он просил бога спасти его гнилую душу.


2.


Плохие вести быстрее ветра мчатся.
Пришло сообщение Евфросинии и Евдокии, что Федор погиб в шахте. Им была назначена пенсия. Но деньги горю не
помощники. Как научиться жить, зная, что нет больше сына? Как успокоить истрепанную душу? Как понять, что сына нет? «Сколько потерь еще может сердца выдержать?» – шептала, стоя на коленях перед иконой Евфросиния, подняв вверх руки, словно спрашивала у неба. Но небо молчало!
Время, время. Время не лечит оно идет и идет, складываясь в часы, сутки, дни, недели, месяца.
Варвара, как звали ее на работе, а в обычной жизни кто Варвара, кто Валентина в июле месяцы родила дочь. Назвала ее Любовью, то есть плод любви. Когда в роддоме спросили, кто отец, она ответила, что это ее ребенок и больше ничей. Ей объяснили, что, в метриках у ребенка место отца будет прочерк. Что она вырастит и спросит, где ее отец. Но Валентина была непреклонна. Она была в глубоком убеждении, непоколебимой вере, что сама воспитает дочь.
Дочь стала для Валентины живительным истоком. Она гордо гуляла, держа на руках ребенка. Она поняла ценность жизни. Обиды ушли далеко, да она еще любила Василия, еще сердце щемило при виде его. А в ушах звучало:
«Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем…».
А когда через семь месяцев у Василия родился сын, Валентина поняла, что правильно сделала, изменников казнят и миловать не надо. Она смотрела на свою дочь и говорила ей: «Никогда, никогда не прощай моя милая любимая доченька изменникам, они ищут жертву, не понимая, что сами жертвы».
Мария тоже была в восторге от Любочки, она ее обожала. Когда Евфросиния сказала, что пора ее крестить, Мария безапелляционно сказала, что крестной только она будет. Каждую свободную минутку забегала к ним, нянчилась с Любой, ей нравилось укачивать ее в люльке, которая была привешена к потолку. Однажды она решилась поговорить с Валентиной:
-Валя, знаешь, я так обожаю Любочку, так ее люблю, скучаю по ней. Я думаю, у тебя еще будут дети…. Знаешь Варвара Михайловна отдай мне Любу!
-Э, Мария, Маша ты, что стукнулась головой! У тебя все в порядке?! Скажи, с какого я должна тебе отдать дочь? Я что хуже тебя смотрю за ней. И почему ты решила, что у меня будут дети, а у тебя? С чего ты это взяла?! Ты моложе меня, ты молодая. Ты что Мария?! Будут у тебя дети, и муж будет, даже два мужа, чего такая скорбь на лице. А ну признавайся, не аборт случайно сделала? Машка не дури. Говори.
-Она у тебя лапочка, солнечный ребенок, всегда улыбается, красивая.
-Пусть лучше счастливая будет, удачливая, любимая, здоровая. Да, ну тебя не сглазь мне ребенка, пошли, пусть спит.
-А ты о Ваське думаешь? Он не приходил к ней?
-Любопытной Варваре нос на базаре оторвали.
И вот дочери Валентины уже скоро исполнится 2 годика. Казалось, вот только любила пылко страстно, потом томилась, страдала, тосковала, ночами в подушку рыдала. С ядом горестной разлуки свою соперницу ненавидела, казалось, беда жизнь поглотила.
Сегодня воскресенье Валентина надела свое любимое платья в горошек, туфли на каблуке, села перед зеркалом и стала вглядываться в него. Потом подошла к большому зеркалу посмотрела все ли в порядке. Она не то чтобы пополнела, она напротив, похудела, хотя кормила целый год грудью. Все ей понравилось в себе и она довольная отошла от зеркала. Посмотрела на часы, по времени Мария уже должна прийти. Она начала беспокоиться. Одной идти на танцы не хотелось. С подружками договорилась встретиться там. Она еще прокрутилась перед зеркалом и, в конце концов, решилась пойти сама. И тут на пороге появилась Мария. На ней была черная юбка и фиолетовая кофточка с рюшками, подведенные помадой губы. Выгладила она интеллигентно, эффектно, стильно. Валентина обратила внимание, что в глазах у нее сверкает искорки, она припала к дверному косяку комнаты и, показывая рукой на Марию, сказала:
-Ничего не говори, вижу, чувствую дитя, Вы влюбились!
-Я хочу сказать …, я…
-Молчи дитя, если не можешь говорить, покажи эмоцией.
-Да, ну тебя. Все тебе шутки прибаутки. Пошли, а то танцы начнутся без тебя.
Танцы проходили в лесозаводском клубе. Клуб всех желающим не мог принять, и возле клуба всегда было много молодежи. Они стояли возле входа и толпой накидывались на входящих, спрашивая лишние контрамарки.
Валентина увидела девчонок, которые стояли у входа и махали ей руками, приглашая заходить внутрь. Она, пробиваясь сквозь толпу, тащила за руку Марию и экспрессивно говорила:
-Чего столпились? Невозможно пройти.
-Что схватилась за подругу? Лучше меня возьми. Я тебе и сплясать могу и спеть и смотреть буду только на тебя! – закрыв дорогу к подругам, игриво говорил молодой чернявый парень.
-Что на меня смотреть я, что витрина магазина?
-Язва ты!
-Эй, ты говори да не заговаривайся, – возмутилась Валентина.
-Валя, валя, давай быстрее, что там с Марией застряли, – кричали девчонки.
-Иду, девочки иду, – сказал парень и, пробивая дорогу себе и им, подошел к подругам Валентины. Посмотрел на Валентину и иронично добавил, – понимаешь я Валя! Что это значит?! А значит, они меня звали. – Повернулся к девчонкам и широко улыбаясь, спросил, – паспорт показать?
-А мы запасливы…, у нас и на тебя есть контрамарочка, можем еще двоих взять, – смеялись девчонки. – Нам знаешь, чем больше парней, тем веселей. Давай зови.
Заиграл вальс. Валентина спросила:
-Девчонки, кто со мной.
-Я с тобой! – вырос как столб перед Валентиной этот же парень.
-Мальчик ты прав покажи дорогой паспорт, – пренебрежительно сказала Валентина и отошла от него. Думая: «Еще не хватало мне с несовершеннолетними возиться. Вот навязчивый какой! Тебе еще в классики играть, а не на танцы ходить».
-Я не женат! Я холостой, детей нет. – Протягивая руку в знак, приглашение на танец и делая реверанс, сказал парень.
-Я в том смысли, сколько тебе годиков.
-В ЗАГС уже могу идти.
-Чего ты постоянно отводишь разговор в сторону?
-Ну вот и музыка кончалась. Ты не танцевала и мне не дала.
-А ты хам!
-От хамки слышу.
Тут опять зазвучала музыка, к Валентине подошел парень и пригласил на танец. Она с удовольствием пошла, танцевать, думая: «Молодец, что пригласил, хоть отвязалась от привязчивого жениха».


3.


Валентина с Марией и несколькими девчатами шумно вышли из клуба. Вечер был тихий, ветра почти не было, и они не торопились расходиться. К ним присоединились еще трое парней. Валентина поняла, что это надолго и тянула Марию домой:
-Маша, пошли домой! Ты же знаешь, Любочка ждет нас.
-Да давай еще немного и пойдем.
-Маруся, ты Маруся, ладно так и быть пойду одна. Ты всегда подводишь меня.
-Ладно тебе обижаться.
-Валя постой я тоже иду домой, – сказала Анна.
-Да и мне пора, – сказала Мила, – я с вами.
-Ладно, пошли, – нехотя протянула Мария, как бы делая одолжение.
Пройдя еле освещенную улицу, девчонки свернули в темноту. Вдруг перед ними оказались четверо ребят, один схватил Валентину сзади и пытался свалить ее, другие напали на девчат. Валентина перехватила руку нападающего, каблуком прижала его ногу и, ударив его левой рукой так, что тот сам свалился. Затем мигом побежала выручать девчонок, услышав с угла дома:
-Ее не трогать, я же сказал ее не трогать.
Ребята сразу, отпустили всех. С темноты выбежал Валя, как он себя назвал, помог подняться парню и, ругая его, сказал:
-Чего ты на нее полез, я же сказал не трогать ее.
-За меня не беспокойся, я за себя постою. Ты что бандит? – запросто спросила Валентина.
-Нет, он идиот, хотел показать тебе какой он храбрый. Что ради тебя бросится на нас и защитит тебя и твоих подруг. Идиот! – отряхиваясь от невидимой пыли, сказал пострадавший.
- Ну что видите теперь нас домой, а то может и другой какой–ни будь захочет храбростью блеснуть, – сказала Мария. – Я само дальне живу.
Вечером следующего дня Валентин пришла с работы успела уложить Любу, как в сенях зашумело. Она вышла, там Варвара и Марией обе заплаканы, защепили табуретку, где стояло корыта, и повалили его.
-Что случилось, – озабоченно спросила Валентина.
Варвара ничего не говоря, только махнула рукой, заходя в комнату. Увидав Харитона, обе зарыдали в голос. Харитон растерялся, заходил по комнате, шоркая тапочками.
-Сядь, – сказала Евфросиния. Он послушно сел. Обращаясь к Варваре, спросила, – Варвара, что случилось? Что кто–то умер? Чего слезы градом пускаете?
-Ой, и не знаю–то что сказать, – сказала Варвара, подавая газету Харитону.
Харитон повертел газету, пожал плечами, скривив губы, и пробурчал:
-Чё, пишут–то? Чё такое страшное, Фрося глянь–ка, – осипшим голосом произнес Харитон. Видно было, что он сильно волнуется.
Евфросиния взяла газету и передала Валентине, сказав, что она посмотрела. Валентина увидела заметку. Прочитав ее, сказала:
-Да, мало он зла сделал вам? Чего за ним так убиваться, – и посмотрев на Харитона, продолжила, – Олега нашли недалеко от железной дороги в лесопосадке всего разорванного волками. Ногу и руку его нашли на железнодорожном пути. Он был обмотан, деньгами и у него было золото.– Посмотрела пристально на мать, Харитона высказала, – собаки, собачья смерть! Надо же его загрызли, а золото и деньги не тронули. Это только люди гибнут за вонючее золото…
Варвара перестала плакать, и озабочено спросила:
-Куда написать, чтобы забрать деньги и золото?!
Образовалась тишина. Все сосредоточенно смотрели на Варвару. Варвара и глазом не повела, она даже не поняла в чем дело и что всем не ясно. Затем Евфросиния встала и ушла в другую комнату. Харитон глухо сказал:
-Варя думай что говоришь! Мне не понятно, ты сейчас так горько плакала за деньги или за этого урода?
-Папа, мне надо чтобы у Маши были деньги.
-Успокойся, у одного они уже были…, только волкам они не понадобились!
-Я мне…
-А тебе, дочь родная эти деньги вообще не принадлежали. Как ты знаешь, он обокрал твою сестру, причем родную твою сестру. Все! Чтобы я больше не слышал об этом пропавшем …
-Но это мой отец, – воскликнула Мария.
-Нет у тебя отца! Ты поняла, разговор окончен! – резко сказал Харитон. Он еще никогда так грубо не говорил с ней.
-Че, возмущаешься, не кричи на мою дочь. А моя сестра украла у меня мужа, – с гневом вскакивая с места, вскричала Варвара, дергая Марию за рукав кофты, – идем отсюда нам здесь не рады. Он только и знает, что угождать жене, а мы для него никто!
Всю ночь Харитон подкашливая, проворочался, наутро встал, запряг в телегу лошадь и уехал. Евфросиния размышляла: «По всей видимости, поехал к Варваре. Любит он их, а они только вытягивают с него деньги. Пришли они вчера не из смерти этого убиицы, а чтобы узнать можно ли, поживиться. Алчные, жадные скряги и родного отца не жалеют. Он душу им отдает. Эх, Харитоша, нет тебе покоя».



4.



Вечером Евфросиния с Любой стояла у окна выглядывая Валентину. К калитке подошли четверо ребят у двоих в руках были гитары. Они выстроились в шеренгу и заиграли на гитарах, один из них вышел вперед и красивым голосам запел:
Милая, ты услышь меня,
Под окном стою, я с гитарою.
Так взгляни ж на меня,
Ну, хоть один только раз,
Ярче майского дня,
Чудный блеск твоих глаз…
-Ну, прямо концерт под окнами. Да, я тебе так не пел, а жаль ведь он поет, как пела моя душа к тебе. – Обнимая сзади Евфросинию, сказал Харитон.
-Почему пела, что случилось, что больше не поет? – улыбаясь, сразу помолодев, сказала Евфросиния. Ей было приятно его прикосновение и блеск его глаз, которые уже долгое время так не блистали.
-Давай подержу внучку, а ты выйди, скажи, что еще не пришла Валентина, а то смотрю уже танцевать начал. Все споет, протанцует, что потом ей будет делать?
-Пожалуй, пойду, – сказала Евфросиния и вышла.
На улице уже столпились соседи, некоторые хлопали ребятам и просили еще спеть. Мальчишки, которые смелее, подошли к ним и подтанцовывали.
-Целый спектакль, вот одного зрителя не хватает с работы еще не пришла. – Хлопая в ладоши, сказала Евфросиния. Она была в коричневом платье с длинным рукавом, на плечах накинут большой платок с бахромой в черных туфлях на низком каблуке.
-Здравствуйте, я Валентин, а что Валя еще не пришла? – сказал высокий, молодой парень.
-Что–то задерживается, – ответила Евфросиния, отметив про себя: «Одет с иголочки, черный костюм, белая рубашка. Кавалер, одним словом. Красивый парень, высокий с греческим носом, тонкие губы словно нарисованы, но слишком свободно ведет себя или знает себе цену или молодость смелость».
-А можно я у вас ее подожду? – спросил Валентин.
-А что же нельзя. Можно. Вы все ее ждать будете?
-Нет, они, – показывая на ребят, сказал Валентин, – идут домой.
Увидев ребенка, Валентин ни сколько не смутился. Достал с кармана конфетку и подал Любе, взял на руки, Люба, выгибаясь, ручками отталкивала его.
-Поставь ее на пол, она боится, она не знает Вас, – сказал Харитон.
-А как тебя звать, прекрасная принцесса? – ставя Любу на пол, спросил Валентин. Люба улыбалась ему, прячась за Харитона. – Так я не слышу, как звать Вас принцесса?
-Она не говорит. Валентина уже, куда не ходила с ней. Все говорят, что будет разговаривать, но пока нет. Вот уже скоро два годика будет. – Сказала Евфросиния.
-Это не беда. Я Любаша петь тебя научу, не только разговаривать, – сказал Валентин.
Валентина была изумлена, таким вторжением незваного гостя.
-Здравствуй, Валентина! что–то Вы не торопитесь домой! – сказал Валентин.
-Вот только и осталось докладывать тебе где? когда? с кем? Может ты мне назначал свидание? Может я чего–то не поняла? – широко раскрыв глаза, присев на табуретку около стола поинтересовалась Валентина.
-Валя, лучше угости гостя чаем, я пирожков напекла, – перевела разговор Евфросиния думая: «Сейчас накинется на парня зря. Вот так всех женихов пугает. Нет в ней хитрости, люди могут говорить одно, а делать другое. Она нет же, все поперек. Сколько не говори с ней, все одно сделает, как хочет».
-С какого перепуга, я должна…
-Ва–ля! … Он такой здесь во дворе устроил концерт, всех соседей порадовал песнями, романсами…, – продолжила говорить Евфросиния.
-А чечетку отплясывал, уж чё, а чай заслужил, – перебив Евфросинию, покряхтев, произнес Харитон. Увидев некоторое сомнение в глазах Валентины, ушел не договорив.
-Ну, теперь мне покажешь концерт, ну а чечетку непременно, – взяв под руку Валентина, сказала Валя и повела к выходу.
-Давай ребенка возьмем на улицу, погуляет с нами. – Высвободившись от Вали и подойдя к Любе, Валентин спросил, – Люба хочет гулять?
Люба подошла к Вале и протянула ручку. Валентине ничего не оставалась как подать ей руку и выйти на улицу. На улице бегали дети, взрослые прохаживались, соседка, которая была с ними под одной крышей сидела на завалинке, поинтересовалась:
-Гулять пошли? Правильно дитя тоже надо прогуливать. Затем подошла к забору и, смотря на Валентина, сказала, – родной то отец мимо ходит, что–то отвернуло его от Вали. Да вот думаю, родное дитятко, в чем виновато?
-Он мизинца Валиного не стоит! А вам бы не помешало думать о своих–то, – подняв на руки Любу, сказал Валентин и отвернулся от нее.
-Своих–то у нее и нет. Вот все за чужих душа болит, не спится ей и не лежится все думает как бы чего не пропустить, – резко сказала Валентина и вышла за калитку.
-Мужика у тебя нет так и злая. Все норовишь укусить, – вдогонку крикнула соседка.
-Знаешь Валя, Валентина нарисована картина, так пройдут года, если замуж не выйдешь за меня, – одной рукой держа Любу, а другой обнял Валентину, с фарсом произнес Валя.
-Сколько тебе лет, милый мальчик? Уж сильно ребячество от тебя несет, – не отталкивая его, спросила Валентина.
-Мне милая подруга под тридцатник, старый я уже. Поэтому нет время, ходить вокруг да около. Я подсмотрел у одних знакомых комнату. Надеюсь, она тебе понравится. Сейчас пойдем, посмотрим.
-Не поняла. Ты мне или себе…
-Нам Валя, нам!
Валентина всегда рассудительная, смышленая, сообразительная сейчас была в замешательстве. Этот парень страстный, окрыленный, не понятный для нее изумлял ее своей непосредственностью наглостью даже влюбленностью. Он так мгновенно влез в ее жизнь. Непонятными действиями вдохнул в нее молодость, пылкость. Она не знала что он примет в другую минуту – это не настораживало, а наоборот проявляло интерес, возбуждало. Она шла беспрекословно туда, куда он ее вел.
Они зашли в большой огражденный штакетником двор. Вышла хозяйка. На ней сверх платья надет чапан, волосы тщательно спрятаны под цветной платок. Она была бальзаковского возраста. Приветливо улыбаясь, завела их через зеленые ворота в не менее большие сени, где стоял круглый на низких ножках стол. Вокруг стола были постелены корпешки. Вдали два сундука, на которых сверху тоже лоскутные изделия. Шкаф для посуды стоял возле печки. Она провела их в комнату, где предполагалось, будут жить они. Комната была маленькая узкая. Побелка стен облуплена, покраска пола стерта, окно грязное, можно сказать, забита грязью, занавеска не понятного цвета, порвана в нескольких местах.
-Прекрасно! Слов нет! – вырвалось у Валентины, от великого возмущения щеки разгорелись, в глазах появился недобрый огонек. Еще немного и она кинется на Валентина. У нее захватило дух: «Он думает, что я буду жить в этом сараи? Что он себе вообразил?»
-Вы можете идти, она согласна, – объявил Валя, с полнейшей невозмутимостью.
Хозяйка ушла.
-Ты…, – с гневом отвернувшись от него, вскрикнула Валентина, но он не дал ей высказаться, заранее зная, что твориться в ее душе.
-Тихо, тихо Валя, – разворачивая ее лицом к себе ласково прищурив глаза, прошептал Валентин, – я тоже люблю тебя! Услышь меня и только всего. Да я баламут, но влюбленный – это оправдание. И еще комната эта дешевая, у меня пока нет денег на другую, понимаешь? Мы завтра купим все для ремонта, все будет в порядке.
-Я…
-Все завтра, а сегодня пока мы рассматривали комнату, Люба уснула. Будить ее не будем. Мы тоже устали и хотим спать. Вот смотри наша ложа, чистая!
-Послушай, ты парень может и крутой, но…, – вспылила Валентина, но потеряла мысль от его прикосновения и жаркого поцелуя. Она не отвечала, но и не убирала свои губы. Он еще боялся продолжить дальше, пауза затянулась. Валентина отошла от него и сказала, – завтра, будет завтра, а сейчас меня ждут дома. Надеюсь, Любу ты аккуратно возьмешь с кроватки. …
-Видишь, я приготовил для нее кроватку.
-Откуда ты узнал, что у меня есть дочь.
-Что касается тебя, я все знаю, а еще знаю, что наши жизни соединятся навеки. Я сделаю все, чтобы завоевать тебя. Я обожаю тебя, – еле слышно произнес Валентин, в его словах было тепло, глаза смотрели на Валентину с такой любовью, светились такой надеждой и нежностью, что Валентина потянулась к нему.


5.


В комнате, где жили Валентин и Валентина, наведен порядок. Они заменили окно и не только заменили, они расширили окно за счет убранных саманных кирпичей, Валентина накрахмалила и повесила белые, выбитые занавески. Пол покрасили коричневой краской, стены побелили известью, комната стала уютной, светлой.
Вечером, когда они пришли с работы, в комнату зашла хозяйка. Они пригласили ее к чаю. Валентин сказал, что хочет заплатить за следующий месяц. Хозяйка вдруг встала из–за стола и, посмотрела на Валентина, будто он сделал что–то неприглядное, сказала:
-Я больше не может держать квартирантов, так как сын приходит с армии.
-Мне что–то не ясно, – изумленно сказала Валентина, – Вы, что не знали, что Ваш сын вернется с армии?
-Ой, бай, я сказал, не нужен квартирант. Завтра надо уходить. Я денег не брал…
-Ну, еще бы взяли деньги …, – сказал Валентин. Взгляд его прямо и дерзко смотрел на непроницаемое лицо хозяйки. – Мы–то прожили всего две недели, сделали ремонт.
-Ай, зачем делать ремонт. Завтра уходите! – проворчала она и ушла.
-Что Валя, Валентина и все же придется тебе идти жить к любимым свекрови и свекру. – Широко улыбаясь, сказал Валентин.
-Я…
-Знаю, что лучше одним жить, но ничего не поделать. Нужно смериться и принимать жизнь…
-Тебе что? Улыбаешься доволен. А я не хочу, я не смогу.
-Найдем где жить сразу уйдем. Хорошо? Соглашайся, а то я сейчас устрою скандал хозяйке.
-Нет, нет, я попробую все же.
Дом Гребневых стоял на лесозаводе на окраине улицы Глинки. Он ничем не отличался от других таких же саманных домов. Во дворе около дома росли несколько деревьев, палисадник. За домом большой огород, где ровными рядами цвела зеленая ботва картофеля. Около входных дверей у стены аккуратно пачками сложены дрова. В доме две чисто прибранные беленые комнаты. Г–образная прихожая, где стол с одной тумбой и выдвижным ящиком, рядом табуретка, железная колодка и набор лапок для ремонта обуви.
Отца Валентина звали Денис, он был отличным сапожником, работал на дому. Чтобы он подчинил обувь, нужно было записываться за неделю. Он никогда без работы не сидел. Очень любил читать, всегда интересовался последними известиями и знал их. Газеты, книги прятал в ящик и закрывал его на ключ. Отец был трудолюбив, в отношении с людьми был тактичен, но замкнут. Жену любил, многое прощал ей, был уступчив, спокоен к ее взрывному характеру, но стоило ему выпить, кровь ударяла в голову, он начинал высказывать ей своеобразно с матами свои обиды. Дарью это только тешило.
Мать, Дарья Петровна статная уже немолодая красивая, привлекательная женщина, безграмотной, ни читать, ни писать не умела, расписывалась крестиком, но считала деньги хорошо. Жили небогато, но она всегда старалась красиво и модно одеваться. Говорила: «Мы бедные, но гордые». Любила быть в центре внимания. Она полагала, что Денис тратил время на книги, место того, чтобы заниматься делом. Видя, что он, открыв ящик стола, украдкой читает книгу, крайне раздражалась и гневно агрессивно кидала в него все, что попадет под руку. Ей была присуще импульсивность, не умение промолчать, тем не менее, она была веселого характера, душа любой компании, любила выпить. Умела причитать, пустить слезу. Когда у нее была депрессия, она брала альбом и горько плакала над фотографиями, особо оплакивала старшего сына Семена Демехова от первого брака. Он был ветеринаром, профессиональным специалистом, отлично выявлял и устранял болезни у животных. Проводил лечение в плановом и экстренном порядке, контролировал эффективность выполненных лечебнодиагностических манипуляций. Впервые дни войны, не дожидаясь повестки, ушел на фронт и пропал без вести.
Валентину в этом доме приняли сухо. Отец казался безразличным, поздоровался, едва показывая на сморщенном побритом лице, улыбку и приступил к работе, усиленно стуча молоточком по ботинку, который был надет на лапку колодки.
Мать начала подметать чисто вымытый пол, не посмотрев на них. Валентин положил на стол кулек конфет, булочки и бутылку водки и вина. Мать сразу отставила веник у печи, подошла к столу и начала резать хлеб левой рукой. Затем сказала:
-Дема, че сидим, давай к столу.
Подняли рюмки, Валентин сказал:
-Мама, папа мы поживем у вас, которое время. Хотите или не хотите, я люблю Валентину и буду с ней жить.
-Кто вино то купил? – неожиданно спросила мать.
-Валентина выбирала, – ответил Валентин.
-Так давайте же выпьем, а потом поговорим. Я сынок всегда за тебя. Чё, молчим, – обращаясь к мужу, сказала Дарья.
-Даша, я сопротив не пойду. Валя у нас самостоятельный, уж 18 миновало.
Валентина некоторое время сидела неподвижно. Она попала в бездну обмана, лжи. Опять обман, опять ложь. Да она видела, что Валентин младше ее, но настолько…. «За что мне такое? – звучало в ушах. – Жизнь разбита, все надежды вдребезги!»
-Папа не шути так мне уже двадцатый год пошел, – сказал Валентин, не так обращаясь к отцу, как говорил Валентине. – Молодость это не трагедия, даже не трагедия что бросают с ребенком те которым по трицатнику. Важна любовь, важен человек.
-Когда же родился ваш сын? В каком году? – спросила Валентина вставая. Она уже не хотела сидеть за одним столом с ними.
-Отец, когда родился Валька? – спросила Дарья у мужа.
Денис задумался, потом сказал:
-А когда мы купили часы ходики.
-А когда вы купили часы ходики? – от изумления до интереса спросила Валентина, посмотрев на часы, которые весели на стене.
-А когда Валентин родился, – хором ответили родители.
От такого ответа, Валентина села и посмотрев на Валентина, который суетливо сидел на табуретке, смущенный нелепым ответом родителей, прыснула смехом.
Харитон уехал в село Черниговка, навестить сестру с ним напросилась Варвара.
Евфросиния спекла сдобу, пирог и отправилась к Гребневым. Только свернув на улицу Глинки, сразу столкнулась с давней знакомой с села. Они разговорились, вернее, говорила знакомая, а Евфросиния больше слушала. Та, рассказав, как она счастлива и богато живет, спросила:
-Фрося, а ты к кому идешь? Кто–то у тебя здесь живет? Почему я тебя здесь никогда не видела?
-К Гребневым иду, – кратко ответила Евфросиния.
-Ясно, ясно. Хорошие люди. Да вот крупно им не повезло. Единственный сын женился на старухе. Понимаешь, женила она его на себе. Бывают же такие бабы наглые, непутевые. Ой, знаешь у нее ребенок. Жалко так мне родителей, да и он …. Бросил бы он ее да сейчас девок пруд пруди, а он на непутевой бабе женился.
-Бачили очі,що брали. Тепер їжте, хоч повилазьте....
Прошло три дня, Евфросиния зашла в магазин, там привезли сахар, образовалась большая очередь она, оказавшись впереди, решила взять один килограмм. Увидев опять свою знакомую, она отвернулась от нее думая: «Боже я тебя сто лет не видела, да еще бы столько! Теперь, что преследуешь меня…, что еще не все высказала?» Евфросиния не любила скандалы и старалась обходить их стороной.
-Фрося, здравствуй! Ты прости меня! Мне старой наговорили, я и поверила, наговорила кучу, сама не зная сути, – извиняющим тоном сказала знакомая, близко подойдя к Евфросинии. – Я их видела вчера. Они шли вместе, Валентин

(продолжение следует)