Ночь и Туман. Вспомнить былое

09 декабря 1941 года

Берлин, Германская Империя

Чутьё Колокольцева не подвело. Спустя минут десять после начала «телефонной медитации» телефонный аппарат загрохотал омерзительнейшим звуком. Громкости, сравнимой лишь с новейшим реактивным двигателем Jumo 004.

Колокольцев снял трубку:

«Слушаю Вас, обергруппенфюрер»

В эгалитарных СС обращение «господин» было запрещено строжайше, а «Хайль Гитлер!» Гейдрих принципиально игнорировал. Ибо о фюрере был не особо высокого мнения, да и служил Германии, а не её лидеру.

И рейхсфюрер СС Гиммлер, и шеф гестапо Генрих Мюллер к Гитлеру относились аналогично, причём не опасаясь ровным счётом ничего. Ибо не было в Третьем рейхе человека, который осмелился бы донести фюреру на кого-либо из этой совсем не святой троицы – слишком уж обстоятельным и убийственным был собранный ими компромат… да на кого угодно в Германии (и не только).

«Зайдите, ко мне, штандартенфюрер…»

Гиммлер наконец-то подписал приказ о повышении Колокольцева в звании.

«… у меня к Вам очень срочное дело».

Колокольцев поднялся на третий этаж (его довольно просторный и удобный кабинет находился этажом ниже), вошёл в приёмную, кивнул адьютанту Гейдриха Плётцу (точнее, одному из адъютантов – всего их у шефа РСХА было аж четыре) и без стука (ибо имел на это право) вошёл в кабинет шефа.

Гейдрих, вопреки обыкновению, не сидел за своим неожиданно спартанским столом, а расхаживал по комнате в уж совсем необычно взвинченном состоянии (что с шефом РСХА случалось крайне редко – обычно он просто излучал даже не олимпийское, а нордическое спокойствие).

«Добрый день, обергруппенфюрер» – осторожно-вежливо поздоровался Колокольцев. Гейдрих приветствие проигнорировал, всем своим видом давая понять, что день сегодня уж точно не добрый.

«Вам придётся, как говорят в России, вспомнить былое…» – объявил шеф РСХА.

«Поработать детективом гестапо?» – без какого-либо удовольствия осведомился Колокольцев. Надо отметить, что не такое уж и былое – Операция Голем закончилась всего три недели назад.

Обергруппенфюрер глубоко вздохнул и пожал плечами: «В том-то и дело, что пока непонятно. То ли гестапо, то ли Крипо…»

И тайная государственная (в смысле политическая), и криминальная (Крипо) полиции рейха организационно входили в состав РСХА – и потому обе подчинялись Гейдриху. А поскольку Колокольцев (после начала войны с СССР) был его офицером по особым поручениям, то ему было совершенно без разницы.

А потом Гейдрих, как говорится, сбросил бомбу. Хорошую такую бомбочку – тонны так на полторы гексогена. Или аммотола.

«… причём не в Берлине». Сделал театральнейшую паузу (это он умел просто отменно) и заключил: «А в Париже»

И, не дав своему подчинённому опомниться, объяснил, кивнув на две стопки дел на его спартанском столе: «Точнее, сразу над двумя делами. Одно чисто политическое – и не факт, что по профилю Вашего отдела…»

Как и сам Гейдрих… да и почти все старшие и высшие офицеры СС, Колокольцев был, по меткому советскому определению, многостаночником. Иными словами, работал сразу на нескольких работах.

Точнее, на трёх – помощника по особым поручениям то Гейдриха, то Гиммлера; председателя Совета Директоров торговой компании ЕМК Гмбх, которая, помимо много чего ещё, обеспечивала воюющий рейх стратегическими материалами; а также возглавлял IV-H – отдел гестапо настолько секретный, что о его существовании даже в СС знали считанные единицы (даже фюрер был не в курсе).

Отдел IV-H занимался борьбой с паранормальным противником и потому занимался лишь делами, в которых было совершенно очевидным присутствие весьма и весьма нечистой силы.

Правда, Колокольцев возглавлял отдел скорее формально, участвуя лишь в наиважнейших делах – всей повседневной работой (которой, увы, хватало) руководил формальный заместитель Колокольцева, штурмбанфюрер СС и криминальдиректор Герхард Штокингер.

«… а вот второе, похоже, очень даже. С какого начать?» – усмехнулся Гейдрих.

«С обоих» – без какой-либо иронии ответил Колокольцев. И, перехватив удивлённый взгляд своего «малого шефа», объяснил:

«По единичному событию Вы вряд ли стали бы меня выдёргивать из массы хоть и повседневных, но весьма важных дел…»

Обергруппенфюрер кивнул: «Не стал бы»

Колокольцев удовлетворённо продолжал:

«… поэтому речь идёт, скорее всего, о серийных убийствах. Точнее, о двух сериях, которые начались одновременно… или почти одновременно…»

«С интервалом в восемь дней» – уточнил Гейдрих. Колокольцев кивнул и продолжил: «Одна из этих серий выглядит не то чтобы естественно… естественными серийные убийства не бывают никогда… сколько, наверное…»

Он вздохнул, задумался… затем закончил: «… ожидаемо, что ли. Ибо нечто подобное уже случалось во Франции, пусть, возможно и десятилетия назад…»

Гейдрих кивнул: «Случалось. Во время Первой Великой войны»

Колокольцев продолжал: «А второе если на что-то и похоже, то на одно из моих дел. В смысле моего отдела…»

Шеф РСХА снова кивнул: «Очень похоже на дело Големов»

«На месте преступления обнаружили глину из Сены?» – удивился Колокольцев.

«Ничего смешного» – отрезал Гейдрих. «Нет, никакого Голема в Париже, к счастью, не появилось…». Голем был создан чёрными еврейскими магами-каббалистами из глины, собранной на берегу пражской реки Влтавы.

«И то хлеб» – подумал Колокольцев. Но промолчал.

«… но убийства, действительно, по сути очень похожи на убийства в Праге»

И объяснил: «Нет, на этот раз действуют именно люди… в смысле, точно не Голем. Восемь убийств; орудие преступления – нож; тела… в общем, преступник или преступники – это пока непонятно…»

Глубоко вздохнул и закончил: «… используют МО…»

Modus Operandi – метод обращения со своими жертвами.

«… очень похож на лондонского Джека Потрошителя. Или – если говорить о серийных убийцах во Франции – на Жозефа Ваше. На последнего даже больше…»

Колокольцев понимающе кивнул. Ибо ещё во время своего первого дела о серийном убийце – «охоты на Харона» – тщательно изучил всю доступную тогда информацию о серийных убийцах по всей Европе.

И потому криминальную биографию Жозефа Ваше знал, как говорится, «от и до». За три года (1894-97) Жозеф Ваше зверски – в стиле действовавшего шестью годами ранее по другую сторону пролива Ла-Манш Джека Потрошителя – зарезал минимум одиннадцать человек.

Минимум потому, что он признался в одиннадцати убийствах. Однако за время его «художеств» на юго-востоке Франции, по которому он «гулял», при подозрительных обстоятельствах исчезли не одиннадцать, а двадцать семь человек. Каждый из которых соответствовал «портрету» жертв Ваше.

Но насторожило Колокольцева не это – ибо само по себе подражание Потрошителю (о «подвигах» которого Ваше, несомненно, знал) вовсе не делало серийного убийцу «клиентом» отдела IV-H.

«Клиентом» делали публичные заявления о том, что убийца, дескать, выполняет волю Божью (причём совершенно неважно, какого именно бога). А Ваше на процессе заявил именно это… точнее, что преступления совершил во имя Иисуса Христа… и Жанны д’Арк.

Сомнительной святости Орлеанская Дева, конечно же, была тут совершенно не при чём (об Иисусе Христе даже и упоминать неудобно) … но вот сподвижник Жанны – и реальный творец всех её побед, маршал Франции, барон Жиль де Рэ очень даже при чём.

Ибо (если верить вердикту суда), барон, получивший впоследствии прозвище Синяя Борода (хотя неясно, почему синяя… и даже почему борода), был едва ли не самым жутким серийным убийцей в истории человечества – на его кровавом счету минимум двести убиенных детей (как мальчиков, так и девочек).

Впрочем, Колокольцев вердикту не верил – с его кочки зрения «дело Синей бороды» было высосано из пальца и за версту разило политической заказухой и банальным (по тем временам) отжимом недвижимости.

Колокольцев вопросительно посмотрел на обергруппенфюрера. Гейдрих пожал плечами: «В деле этого нет… по понятным причинам…»

Консерватизм и «туннельное зрение» детективов убойных отделов уже давно бесили Колокольцева. Начальника Крипо (V отдела РСХА) бригадефюрера Артура Нёбе, видимо тоже – именно поэтому он так охотно брал на работу детективов, подобных Ирме Бауэр, отличавшихся нестандартным, нешаблонным мышлением.

Ибо они раскрывали дела во много раз быстрее ветеранов… если последние вообще их раскрывали.

«… но есть мнение…»

«… о ритуальном характере ранений?»

Гейдрих кивнул: «Да, похоже на какое-то жертвоприношение… то ли из Мезоамерики, то ли кёльтское…»

И неожиданно (впрочем, возможно, не так уж и неожиданно) добавил: «Да, вот ещё что. Как и в деле Големов, убийца… или убийцы выбрали жертв из почти всех социальных групп…»

«Почти?» – удивился Колокольцев.

«Почти» – эхом подтвердил шеф РСХА. «Отсутствуют бойцы Сопротивления. А так всё есть – военнослужащие вермахта, полиция, гражданские, мужчины, женщины… один даже мальчик тринадцати лет»

«Впрочем» – задумчиво произнёс Гейдрих, «возможно, не все тела обнаружены…»

«Почему Вы так думаете?» – удивился Колокольцев. Ибо это действительно было очень странно – если это жертвоприношение (а на то очень похоже), то оно обязательно должно быть публичным. А для этого тело выставляют напоказ – как и во всех других случаях. А не прячут. Значит…

Шеф РСХА объяснил: «Потому что убийства происходят уже пять недель. По вторникам и пятницам – жёстко. За исключением двух недель…»

«Когда убивали только в пятницу или только во вторник?»

Гейдрих кивнул: «Именно так»

«То есть, Вы думаете, что Сопротивление по каким-то причинам спрятало тела?»

«Я ничего не думаю» – спокойно-бесстрастно ответил обергруппенфюрер. «Ибо у меня других дел невпроворот. Но такой вероятности, конечно, исключать нельзя»

«Понятно» – вздохнул Колокольцев. И подумал: «Точно наши клиенты… в смысле, моего отдела»

Но вслух только спросил: «А другое дело? Которое на первый взгляд вроде не по моей части?»

Гейдрих пожал плечами: «В этом деле всё внешне гораздо проще. Вот уже шесть недель некий… назовём его Охотник, каждую неделю – хотя и в разные дни – убивает ровно по одному военнослужащему вермахта. Однажды его едва не поймала полиция, но он на бегу застрелил обоих полицейских»

«Отменный стрелок» – с уважением подумал Колокольцев. Но промолчал. Шеф РСХА продолжал:

«В качестве орудия убийства Охотник использует Браунинг Hi-Power…»

Колокольцев снова уважительно кивнул. Ибо считал этот 13-зарядный бельгийский пистолет конструкции Браунинга-Сэва (последний был главным конструктором оружейной фабрики FN в Льеже) под патрон 9х19 мм Парабеллум, безусловно, лучшим в мире.

Никакой другой, по мнению Колокольцева, и рядом не стоял – именно поэтому он и выбрал Браунинг в качестве своего личного оружия сразу после того, как в 1935 году Hi-Power был запущен в серийное производство.

«… из которого стреляет в упор. Реально в упор – Охотник прижимает пистолет к телу жертвы и только потом производит выстрел»

«Профессионально» – с уважением подумал Колокольцев. «Прижатое к телу жертвы дуло пистолета глушит звук выстрела… кроме того, удаётся избежать спасительной для жертвы случайности, когда пуля ударит, например, в портсигар. Или в медаль под шинелью. А со стороны почти незаметно, что происходит…»

Однако…

«Насколько я понял из того, что Вы мне рассказали, в обоих сериях есть один очень существенный общий момент…»

«Три» – поправил его Гейдрих. «Три общих момента»

И объяснил: «Обе серии начались почти одновременно – с интервалом в восемь дней. Это первый момент. Второй момент состоит в том, что да, в обоих сериях жертва подпускает к себе убийцу практически вплотную…»

«Ибо не считает убийцу угрозой для себя» – прокомментировал Колокольцев. «Не чувствует опасности…»

Шеф РСХА кивнул – и продолжил: «Ну, а третий момент… третий момент заключается в том, что обе серии совершает невидимка. Потрошителя вообще никто никогда не видел… ну а Охотника хоть и видели, но толку от этого…»

«Десять свидетелей – десять описаний?» – усмехнулся Колокольцев. К сожалению, обычное дело при расследовании убийств… да и не только убийств.

«Увы» – подтвердил Гейдрих. «Поэтому…»

«Я должен проверить, не связаны ли эти серии…» – констатировал Колокольцев.

Шеф РСХА кивнул: «Обязательно». Глубоко вздохнул – и продолжил:

«В силу того, что жертвами Потрошителя… или Потрошителей, пока это непонятно… стали представители сразу практически всех социальных групп…»

«… следствие ведёт парижская уголовная полиция» – закончил Колокольцев за своего «малого шефа»

Гейдрих кивнул: «Руководит следственной группой Ваш хороший знакомый. Комиссар Огюст Лемерр. Ныне дивизионный комиссар Огюст Лемерр»

Колокольцев довольно улыбнулся. Это было очень кстати, ибо с комиссаром Лемерром его связывали если не так уж и давние – они познакомились весной 1939 года – то уж точно очень хорошие профессиональные отношения.

И ещё их связывала познакомившая их женщина, известная комиссару под именем Николь. В отличие от комиссара Лемерра, для которого (как и для всех, кроме её семьи и свиты Баронессы) она была Николь Мартен, Колокольцев знал её настоящее имя.

Точнее, оба настоящих имени. Шарлотта Эссен (Николь Мартен она была в Париже, который уже давно посещала нечасто) … и Настя (он был единственным, кому она позволяла её так называть). Анастасия Николаевна Романова. Великая княжна Анастасия. Младшая дочь последнего российского императора Николая Александровича Романова и императрицы Александры Фёдоровны.

Они познакомились в самом начале апреля 1939 года, когда Колокольцев – по заданию Гиммлера, Гейдриха и примкнувшего к ним главного идеолога НСДАП, своего соотечественника Альфреда Розенберга, занимался расследованием исчезновения российской императорской семьи в ночь с 16 на 17 июля 1918 года.

Колокольцев в конечном итоге выяснил, что исчезновение Романовых было театральной постановкой, организованной Обществом Чёрного Солнца. Постановкой столь же изящной, сколь и чудовищно жестокой, ибо в ту ночь люди Общества безжалостно расстреляли одиннадцать ни в чём не повинных людей, тела которых впоследствии были выданы за останки Романовых и их слуг.

Под надёжной охраной боевиков Общества, вооружённых редким в то время автоматическим оружием (автоматами Фёдорова), семью Романовых через контролируемую противниками большевиков территорию перевезли сначала в США, а затем, уже после окончания Великой войны во Францию, в Париж.

Правда, уже не в полном составе, ибо Татьяна Николаевна наотрез отказалась перебираться в Европу, выбрав в качестве места постоянного проживания Соединённые Американские Штаты (в конечном итоге она осела в Бостоне).

Анастасия покинула Париж довольно быстро, предпочтя столице Франции другую столицу – Веймарской республики. Однако познакомились они с Колокольцевым именно в Париже, куда он приехал – точнее, прилетел на фактически собственном Тайфуне Bf-108 – расследуя обстоятельства странной смерти судебного следователя Николая Алексеевича Соколова, с 1919 года и до самой смерти расследовавшего дело об исчезновении российской императорской семьи.

Дело о смерти Соколова вёл тогда ещё сорокалетний комиссар убойного отдела парижской уголовной полиции Огюст Лемерр. Который к немцам испытывал крайне негативное отношение, ибо во время Великой войны служил в жандармерии и на фронте побывал не раз и не два (не говоря уже про освобождённые от немцев территории).

Поэтому с Колокольцевым – в то время работавшим под именем германского дипломата Эриха Хагена – он и разговаривать бы не стал… если бы не Николь, к которой он испытывал нежно-отцовские чувства (он был на 17 лет старше).

О чём комиссар ни разу не пожалел, ибо в «Эрихе Хагене» он сразу увидел крепкого профессионала, у которого было чему поучиться даже такому зубру, как Огюст Лемерр.

Огюст Жозеф Ансельм Лемерр родился в 1884 году в деревне Сен-Фиакр в бретанском кантоне Мантиньон в семье Эвариста Лемерра, управляющего поместьем графа Сен-Фиакра. Мать будущего комиссара умерла при родах, поэтому он знал её только по рассказам отца и других родственников.

Когда Огюсту исполнилось восемь лет, его отправили в лицей-интернат, в котором ему пришлось, мягко говоря, несладко. Его хватило на полгода, после чего его отец всё понял и отправил сына к своей сестре в Нант.

Изначально Огюст хотел стать врачом и даже отучился четыре семестра на медицинском факультете Нантского университета. Затем перевёлся в более престижный Парижский… а потом понял, что медицина это не его совсем. После чего почему-то (он до сих пор не мог объяснить почему) решил пойти на службу в полицию. Причём отнюдь не судмедэкспертом…

Своим талантом и упорством дослужился от рядового инспектора до дивизионного комиссара, руководителя бригады по расследованию убийств и прочих особо тяжких преступлений. Что в весьма кастовой правоохранительной системе во Франции того времени было ох как не просто…

После разгрома Франции летом 1940 года его друзья и коллеги – патриоты ему настойчиво предлагали покинуть Францию вместе с де Голлем и его людьми, но он категорически отказался.

Спокойно заявив, что «кто-то же должен ловить преступников», а политикой пусть другие занимаются. Он же для этого слишком стар – в 1940 году ему исполнилось пятьдесят шесть.

А год спустя, в конце мая 1941 года состоялось его второе знакомство с Колокольцевым, когда комиссар – к тому времени уже старший комиссар (дивизионного он получит в сентябре 1941 года) с изумлением узнал, что «Эрих Хаген» на самом деле Роланд фон Таубе, оберштурмбанфюрер СС и оберрегирунгс- унд криминальрат полиции.

Причём весьма заслуженный криминальрат, как выяснилось после презентации Колокольцева на одной из конференций Интерпола (возглавляемого Рейнгардом Гейдрихом) по обмену опытом между профессионалами убойных отделов уголовной полиции Германии, её союзников (Финляндии, Венгрии, Словакии, Хорватии, Болгарии, и даже Японии), а также оккупированных стран (Польши, Франции, Бельгии, Дании, Норвегии, Греции и Сербии) и, как ни странно, даже Советского Союза.

Презентация была впечатляющей, ибо Колокольцев рассказал участникам конференции (надо сказать, весьма взыскательной публике) о расследовании берлинским Крипо (в сотрудничестве с гестапо и СД, разумеется) едва ли не самого жуткого преступления. Серии убийств, в результате которой в течение чуть более двух лет были убиты шестьдесят пять человек.

Весной 1937 года Крипо и гестапо (возглавляемое ещё Гейдрихом) никак не могли решить загадку исчезновения из Берлина и не только богатых евреев со всеми их ценностями.

Следствие зашло в тупик, после чего Гейдрих, справедливо рассудив, что он ничего не теряет, привлёк к делу «постороннего» (для Крипо и, строго говоря, для гестапо) Колокольцева.

Который очень быстро установил, что евреев никто за границу не переправляет (рабочая версия состояла в том, что исчезновение – дело подпольной группы, нелегально вывозившей евреев за пределы рейха).

На самом деле, их убивают – и из корыстных целей, и просто из удовольствия. Неоднократно рискнув жизнью (и однажды чуть с оной не расставшись), Колокольцев выяснил, что этим кошмаром заправляет некто Маттиас Грумбах.

Маттиаса арестовали, судили закрытым судом (в знаменитой Volksgerichtshof – Народной Судебной Палате – под председательством легендарного Отто Тирака), признали виновным, приговорили к смерти и в тот же день гильотинировали.

Дело, понятное дело, из политических соображений засекретили (ибо нельзя было признать наличие в идеальном рейхе столь ужасного серийного убийцы), а с участников конференции взяли подписку о неразглашении (делегацию НКВД на презентацию Колокольцева пригласить «забыли»).

Криминалисты гестапо обнаружили в доме Грумбаха в пригороде Берлина останки аж 26 человек. После допроса с пристрастием (ему банально вставили паяльник в задницу) он признался в том, что убил 65 человек, а большинство тел сжёг в специальной печи.

После этой истории Колокольцева ещё несколько раз привлекали – и Крипо, и гестапо – к раскрытию особо сложных дел. Которые он щёлкал как орешки.

После доклада Лемерр (слава которого гремела далеко за пределами Франции) первым подошёл к криминальдиректору и протянул руку:

«Впечатлён. Это работа настоящего профессионала…»

Колокольцев с уважением, благодарностью и восхищением пожал крепкую крестьянскую руку великого сыщика. Потом они отправились в закрытый (только для членов СС и их гостей) ресторан, потом Колокольцев пригласил Лемерра к себе на виллу в гости (ну не в гостинице же жить великому детективу)…

Общение с Лемерром было интересным, полезным, приятным и всё такое прочее, но уже тогда оберштурмбанфюрер не сомневался, что (ибо случайных встреч не бывает – особенно таких встреч) ему однажды-таки придётся работать бок о бок с комиссаром (так сказать, в одной полицейской машине) над каким-то особо важным делом.

Так, судя по всему, и произошло. Осталось выяснить, с кем ему придётся работать по делу Охотника. Что не с комиссаром Лемерром, это понятно – серийные убийства военнослужащих вермахта были делом политическим и потому находились за пределами юрисдикции уголовной полиции.

«А следствие по делу Охотника кто ведёт?» – прямо спросил Колокольцев. Ибо понятия не имел, кто сейчас во Франции занимается расследованием политических преступлений.

«Brigades sp;ciales» – невозмутимо ответил обергруппенфюрер.

«Это ещё что за зверь?» – удивлённо подумал Колокольцев. Гейдрих поймал несколько растерянный взгляд своего подчинённого и задал, в общем-то, совершенно естественный вопрос:

«Насколько хорошо вы себе представляете структуру служб безопасности во Франции вообще и в Париже, в частности?»

Колокольцев пожал плечами и честно ответил: «Мои зоны ответственности находятся либо на Восточном фронте, либо в нейтральных странах. Поэтому, честно говоря, я совершенно не в курсе…»

Гейдрих грустно-понимающе вздохнул и объяснил:

«Brigades sp;ciales – специальные бригады – являются политическим отделом французской уголовной полиции. Занимаются борьбой с внутренними врагами – бойцами Сопротивления, диссидентами, беглыми политическими преступниками, евреями, дезертирами, уклонистами от трудовой повинности…»

«То есть, это что-то вроде нашего гестапо?» – предположил Колокольцев.

Шеф РСХА кивнул: «Функционально да. Однако структурно Brigades sp;ciales являются частью Direction centrale des Renseignements g;n;raux…»

«Внутренней разведки французской национальной полиции?» – удивился Колокольцев. «То есть, у них аналог нашего СД подчиняется начальнику уголовной полиции, а их гестапо подчиняется аналогу нашего СД?»

В это верилось с трудом, ибо такой дурдом был… в общем, это было уже слишком даже для известных своим организационным хаосом французов.

«Увы» – подтвердил Гейдрих, всем своим видом добавляя: «французы… ну что с них взять…»

И неожиданно загадочно улыбнулся: «На самом деле, всё ещё интереснее…»

«То есть?» – уже совершенно растерянным тоном произнёс Колокольцев.

«Французское гестапо тоже существует. Оно носит название Carlingue»

«Кильсон?» – удивился Колокольцев. «Это что-то вроде из судостроения…»

«Именно так» – подтвердил обергруппенфюрер. «Кильсон – это который дополнительно укрепляет корпус яхты в продольном направлении. Название организации означает, что её члены…»

«Являются становым хребтом французской полиции?»

«Скорее системы безопасности» – поправил его Гейдрих. «Но в целом да, примерно так». И добавил: «Эта организация создана в этом году для поддержки полиции безопасности, СД и ГФП…»

Колокольцев кивнул. Ибо знал, что, вопреки распространённому заблуждению, на оккупированных территориях, управлявшихся вермахтом, а не германскими гражданскими администрациями (а во Франции было именно так), первую скрипку играли вовсе не полувоенные подразделения РСХА – СД и полиция безопасности (гестапо, как государственная организация, за пределами рейха – германского государства – формально не действовало).

А армейский аналог СД и полиции безопасности – Geheime Feldpolizei. Тайная полевая полиция. Выполнявшая практически те же функции, что и СД и полиция безопасности (последнюю для краткости обычно называли гестапо), но подчинявшаяся военным, а не гражданским. Иными словами, командованию вермахта, а не СС.

«Занятно другое» – загадочно улыбнулся Гейдрих. «Carlingue было создано и управляется тремя уголовниками – Пьером Бонни, Анри Лафонтом и Пьером Лутрелем…, впрочем, первый из них был инспектором полиции… пока не попался на взятке и не сел в тюрьму на три года…»

«И кому же пришла в голову светлая мысль использовать эту шушеру в качестве местной подмоги?» – совершенно искренне поинтересовался Колокольцев. «Хотел бы я посмотреть на этого… гения полицейской организации…»

«Посмотрите» – уверенно пообещал шеф РСХА. «Более того, он вас на аэродроме будет встречать…»

Колокольцев изумлённо уставился на своего «малого шефа». Тот объяснил:

«Этого, как Вы изволили выразиться, гения зовут Хельмут Кнохер. Оберштурмбанфюрер СС, начальник полиции безопасности и СД в Париже»

И добавил: «На самом деле, вполне здравое решение. Вся эта троица глубоко интегрирована в парижскую организованную преступность…»

Которая есть всегда и везде – просто её масштабы могут быть приемлемы, а могут неприемлемы. В Париже, судя по всему, имело место первое.

«… а в нашей работе бывают ситуации, когда методы оргпреступности гораздо более эффективны, чем методы полиции…»

«Возможно» – подумал Колокольцев. Но промолчал.

Гейдрих продолжал:

«Следствием по делу Охотника руководит начальник Первой Специальной Бригады… собственно, и всех бригад в целом дивизионный комиссар Фернан Давид. На мой взгляд, очень и очень компетентный полицейский…»

«Разумеется» – добавил обергруппенфюрер, «над делом Охотника работает совместная группа Специальных Бригад, уголовной полиции, полиции безопасности и СС, ГФП и Carlingue. Пока, к сожалению, безрезультатно…»

«Это мы исправим» – уверенно подумал Колокольцев. Но промолчал, ибо всегда предпочитал давать результат, а не обещания. Вместо этого спросил:

«А над делом Потрошителя? Только уголовная полиция?»

Шеф РСХА кивнул: «Пока да. Ибо до самого недавнего времени считалось, что это хоть и жуткая чистая уголовщина…»

Пока кому-то, вероятнее всего, самому Гейдриху, не пришло в голову сопоставить это дело с делом Големов.

«Это мы исправим» – на этот раз вслух пообещал Колокольцев.

Обергруппенфюрер пожал плечами: «Это Ваше право»

И вполне предсказуемо спросил: «Сколько времени Вам потребуется на раскрытие?»

«На оба дела? Неделя, дней десять максимум» – уверенно заявил Колокольцев.

Чисто интуитивная оценка, конечно – но пока что интуиция его не подводила.

Гейдрих кивнул. И задал следующий естественный вопрос:

«Кого планируете включить в свою группу?»

Колокольцев пожал плечами:

«Дело Потрошителя уголовное, так что свою благоверную…»

Его супруга, криминалькомиссар Ирма Бауэр, была уже даже не восходящей, а вполне уже взошедшей звездой детективного подразделения берлинского Крипо. Ибо раскрывала все без исключения порученные ей дела, причём обычно в течение 24 часов с момента открытия дела. К тому же Ирма совершенно свободно владела французским языком, да и внешне вполне могла сойти за француженку.

«… и доктора Вернера»

Какого именно Вернера, уточнять не было необходимости. Ибо оба они прекрасно знали, что речь идёт о Вернере Блохе, еврее, которого Колокольцев легко и непринуждённо превратил в чистого арийца Вернера Шварцкопфа. И Гейдрих, и Гиммлер прекрасно знали об этом чудесном превращении, однако их это не беспокоило совершенно.

Ибо оба исповедовали принцип: «кто здесь еврей, а кто нет – решаю я!». Строго говоря, решал всё-таки Колокольцев, но с молчаливого согласия обоих своих шефов… так что можно было считать, что это было их решение.

«… ибо наверняка потребуется криминальная геолокация…»

Определение местоположения – места проживания или работы – серийного убийцы по месту, дате и времени совершения преступления. В этом искусстве (а это именно искусство) равных доктору Вернеру, пожалуй, не было в целом мире.

«Судмедэксперт? Криминалисты?»

Колокольцев покачал головой: «Места преступлений уже сто раз затоптали, так что даже свежий взгляд ничего не даст. Придётся работать с местными …, впрочем, я слышал, что с компетентностью у них всё в порядке…»

Гейдрих кивнул. Ибо, будучи главой Интерпола, был в курсе.

«… а судмедэксперты в Париже вообще мирового класса…»

Обергруппенфюрер снова кивнул: «В деле Охотника всё ясно – там и выпускник мединститута справится, а к делу Потрошителей привлекли Луи Бернара – профессора медицинского факультета Парижского университета, специалиста с мировым именем…»

И задал естественный вопрос. Колокольцев покачал головой: «Возьму в кассе своей фирмы…»

Точнее, в своём личном сейфе председателя правления.

«… финансовый отчёт представлю по окончании дела…»

Хотя Колокольцев и получал зарплату в кассе РСХА, вся его деятельность по сути финансировалась ЕМК Гмбх – фирмы, основанной ещё его отцом и в настоящее время находившейся в их с Гиммлером совместной собственности. Через длинный перечень промежуточных юридических лиц, разумеется.

«Хорошо» – кивнул Гейдрих. И добавил: «С приказом рейхсфюрера о повышении Вас в звании ознакомитесь в отделе кадров…»

Точнее, у начальника Первого (кадрового) управления РСХА бригадефюрера СС Бруно Штрекенбаха, который лично вёл личное дело Роланда фон Таубе.

«… там же получите новое служебное удостоверение. Новая шинель, китель и новая лётная куртка… вы же полетите в Париж на своём Тайфуне?»

На четырёхместном (считая пилота) «туристическом» легкомоторном самолёте Мессершмитт Bf-108B, который де-факто действительно находился в собственности Колокольцева. Хотя формально принадлежал то ли РСХА, то ли личному штабу рейхсфюрера СС. 

В высшей степени странное для маленького самолёта (Bf-108 был в некотором роде гражданской версией прославленного истребителя Bf-109) прозвище «Тайфун» закрепилось за самолётом с лёгкой руки немецкой летчицы Элли Байнхорн, второй женщины в мире, совершившей кругосветный полёт.

Колокольцев кивнул. Ибо в его работе время было абсолютной ценностью, а затратить на перемещение из одной точки в другую минимум времени можно было лишь на самолёте. На личном самолёте.

Кроме того, нужно было привлекать минимум внимания, а для этого Тайфун, в считанные часы превращавшийся из связного самолёта люфтваффе в грузопассажирский самолёт ЕМК Гмбх был просто идеален.

«… уже у Вас дома. Поблагодарите рейхсфюрера – ибо это по его просьбе Вас ими осчастливил его личный портной»

«Всенепременно поблагодарю» – улыбнулся Колокольцев.

«Организационный вопрос» – вздохнул Гейдрих, всегда недолюбливавший столь милую сердцу рейхсфюрера бюрократию. И конкретизировал:

«По соглашению, достигнутому между СС и Верховным командованием вермахта…»

Точнее, между рейхсфюрером СС Гиммлером и начальником штаба ОКВ фельдмаршалом Вильгельмом Кейтелем.

«… Вашей группе, получившей кодовое наименование Зондеркоманда S»

Видимо, по первой букве слова Schlitzer – Потрошитель. Охотник, значит, пойдёт довеском. Что ж, вполне разумно…

«… передаются все полномочия по руководству расследованием обоих дел – и Потрошителя, и Охотника. Все структуры безопасности Парижа, оккупированной Франции и Французского государства…»

Последнее уже давно называли только и исключительно режим Виши – по местонахождению его правительства, возглавлявшегося героем Великой войны маршалом Петэном.

«… обязаны оказывать Вам всё возможное и даже, на первый взгляд невозможное, содействие»

Формально Французское государство было независимым; на деле же не более чем марионеткой рейха. Поэтому договорённость между СС и ОКВ была для Петэна столь же обязательной к исполнению, как и для наместника вермахта во Франции генерала Штюльпнагеля.

«… поэтому можете привлекать их к расследованию по Вашему усмотрению»

Колокольцев кивнул. Гейдрих махнул рукой: «Свободны»

После этого неожиданно тихо добавил: «Удачи, штандартенфюрер. Берегите себя – и да хранит Вас Бог…».

Колокольцев поднялся из кресла, вежливо поклонился (ибо, как и полагается сотрудникам гестапо, одет был в штатское), собрал со стола увесистые пачки (по три экземпляра каждое) дел, повернулся и покинул кабинет Гейдриха.

И немедленно приступил к выполнению задания. Для начала, организовав общий сбор своей на этот раз очень маленькой (в отличие от Зондеркоманды К) зондеркоманды.