Советское счастье

Мне видится  порочной попытка  обобщить  жизнь  нескольких  поколений  в  рамках  немыслимо  большой  страны. Разное  было. Кто  способен  учесть  всё?  Кто  эти  провидцы? Историки,  пишущие  «свою  историю»? Мой  наставник,  Яков  Моисеевич,  говорил:
- Сирожа,  то,  что  они  пишут за  будущее  -  они  его  так  хотят  видеть.  То,  что  они  пишут  о  прошлом,  это  то,  из  чего  должно  вырасти то  будущее,  которое  они  хотят  видеть.  Только  ты  в  школе  это  не  говори,  но  сам  помни.
Помню. Потому  и  опишу  фрагмент советского  прошлого,  как  эпизод,  не  нуждающийся  в  оценке.
Одесса.  Черёмушки.  Тогда  ещё  улица  Новосёлов,  чьё  название  никак  не  раздражало,  при  всём  уважении  к  академику  Филатову. Вдоль  улицы  -  новые  хрущёвки,  которые  заселили  по  принципу  ведомства. Мы  жили  в  двушке  хрущёвки,  в  которую  заселили  медработниками. Маленькие  квартиры  не  могли  вместить  буйную  энергию  молодых  людей. Все  друг  друга  хорошо  знали, активно  общались,  делились  опытом.  В  те  времена  иерархия  в  медицине  отсутствовала  -  оперирующий  хирург -  высшее  достижение,  а  начальник  хирургического  отделения -  администратор,  у  которого  всё  в  прошлом.  Никогда  он  не  будет  оперировать, сопереживать  сие  действо,  терзаться  и  мучаться  -  он  чиновник  от  медицины,  дорабатывающий  до  пенсии. Девяносто  процентов  населения  дома  -  действующие  медработники.  Наша  соседка,    медсестра  хирургического  отделения  имела  особый  успех  -  хирурги  в  очереди  стояли,  чтобы  она  ассистировала.  Мама  дома  говорила.  Слово  очередь -  знал  хорошо,  ассистировать  -  слышал,  но  значения  не  знал. Под  нами,  на  втором  этаже  ,  жили  очень  старые (для  моих  шести  лет),  люди,  которые  странно  питались.  Это  были  евреи,  преподаватели  в  медине, сторонники  кашерной  пищи -  как  вида  здорового  питания. Дядя  Иосиф  меня  стриг,  а  его  жена  готовила  вкусненькое  для  меня. Их  близкие  погибли  в  войну,  они  сошлись  -  два  одиночества  в  почтенном  возрасте.
Одесса  медицинских  работников  того  времени  -  это  замкнутый  коллектив,  со  своими  авторитетами,  внутренней  этикой,  моральными  критериями. Допустим,  у  очень хорошего  врача  акушера -  юбилей.  Вопрос  не  стоит  -  кого  можно  пригласить,  вопрос  в  том  -  где  разместить.  Гости  придут  сами -  от  соседей,  до  благодарных  больных. Прямо  перед  домом  устанавливали  громадный  стол,  при  этом  суетилось  очень  много  людей. Гречка  была  в  дефиците,  зато  картошка  на  любой  вкус,  много  вариантов  кислой  капусты,  огурчиков  и  помидор  -  в  изобилии.  Мясо,  больше  тушенка, алкоголь  и  компоты  -  вот  и  всё  меню. Это  был  праздник  целого  дома!  Сейчас  трудно  поверить,  но  детвору  с  соседних  дворов  потчевали,  как  и  детей  нашего  дома  -  не  разделяя. Слева  стоял  дом  «военных»  -  отдельная  тема,  но  военные  врачи захаживали  на  праздники  регулярно. За  столом  обсуждались  медицинские  темы,  как  правило. Папа  -  инженер,  преподаватель  института,  подружился  с проектировщиком,  чья  жена  была  врачом -  свой,  альтернативный,  мир.
Мороз  в  Одессе  - явление  редкое,  потому  особо  ценимое. Да,  тогда  были  совсем  другие  взрослые,  от  слова   «совершенно». Врачи,  их  мужья,  старшие  дети  из  квартир  выставляли  шланги,  поток  желающих  наполнял  вёдра  и  заливали  каток. Даже  те,  у  кого  взрослые  или  сильно  маленькие  дети  -  не  важно. Дядя  Иосиф что  -  то  равнял  специальной  шваброй,  чтобы  поверхность  была  гладкой.  Коньки  у  нас  были  без  ботинок  -  ремнями  крепились  к  обуви.  Уже  потом,  появились  те,  кто  выпендривался,  а  тогда -  всё  для  всех.  Попроси  покататься  и  услышишь:   «Занеси  в  семнадцатую  квартиру.  Запомнил?  Повтори!». Санки,  коньки  и  совсем  экзотика  -  лыжи.
   Детская  память  -  это  импульсные  фрагменты. Тогда  электросамовар  был  особой  диковиной,  приобрести  которую  было  не  реально. Врачи,  в  том  числе  моя  мам,  ездили  по  громадной  стране,  в  поисках  уникального  опыта, посещая  профильные  курсы. Кто  -  то,  откуда -  то,  привёз  очень  большой  электорсамовар,  выставил  его  у  парадного,  и  старенькая  бабушка  поила  всех  детей  горячим  чаем  на  травах. Кстати,  о  парадных.  Северная  и  Южная  столица  Российской  империи  так  называла  входы  в  дом,  которые  в  прочих  населённых  пунктах  именовались  подъездами,  в  том  числе  и  в  Москве.
Старые  люди. Отдельная  тема.  Моя  родная  бабушка  работала  директором  школы  в  селе,  выйдя  на  пенсию,  продала  дом  и  переехала  к  нам  в  город. Другие  родственники  к  нам,  как  и  к  соседям,  не  ездили  в  гости,  хотя  поездка  к  родне  в  сёла  была  привычным  делом.  Сельского  родства  стеснялись,  стараясь  показать  черты  исключительно  городских  жителей. Увы. Но,  на  каникулы,  праздники,  на  выходные  -  часто  уезжали  к  родственникам  в область.
   К  семи  годам  мы  переехали  на  целый  квартал  вглубь  в  кооперативный  дом  китобойцев. В  те  далёкие  времена  не  ведали что  значит  взять  расписку  с  указанием  залога  за  кредит  у  родни.  Это  было  не  возможно,  по  определению! Зная  на  что,  даже  самые  бедные  что – то  давали,  понимая,  что  дело  благое.  С  двушки  переехали  в  трёшку,  с  шлейфом  долгов. Даже  моё  воображение  поразило  убожество  квартиры.  Здесь  жили  люди  с  неведомым  клеймом  -  наркоманы. На  выходные  приходили  родственники,  друзья  и  папа  с  мамой  делали  ремонт.  Появлению  дядя   Иосифа  даже  не  удивился. Прежние  соседи  посещали  нас,  помогали  чем  могли. С  этой  квартиры  я  пошёл  в  школу  и  закончил  её,  потому  хорошо  помню  быт.
  Такая  же  пятиэтажка,  но  всё  радикально  иное.  Подавляющее  большинство  владельцев  квартир  -  сотрудники  китобойной  флотилии. Но  их  отношения  резко  отличались  от  «дома  врачей». Семья  стармеха  могла  дружить  с  семьёй  гарпунщика,  но  не  с  семьёй  механика  или  кастеляна.  Весной  приходили  суда  в  порт  и  начинался  кутёж.  Жены  выходили  выносить  мусор  в  новых  красивейших  халатах,  жвачки,  кляйстеры,  вкладыши,  марки,  монеты  других  стран,  джинсы,  футболки  с  фотками -  всего  не  перечислить! Ощущение  неравенства  буквально  витало  в  воздухе.  Хоккей  с  мячом.  Советские  клюшки  крепостью  не  отличались,  потому  взрослые,  из  жести  трёхлитровых  банок,  в  которых  продавалось  топлёное  молоко,  делали  накладки  на  бьющую  часть  клюшки.  Из  жести  для  томатов  три  и  пять  литров  такого  не  соорудишь  -  слишком  жесть  жёсткая.  А  тут -  специальная  фирменная  клюшка  для  игры  с  мячом,  усиленной  прочности!  Заводская!  Фирменная!  А  первые  спортивные  велосипеды  против  нашей  «Украины»?! Что  сравнивать! Соседке  Лиле  купили  болонку,  за  которой  она  и  старшая  сестра  очень  ухаживали.  Их  папа  привёз  уникальную  шлейку  и  красивый  поводок -  никто  ничего  подобного  не  видывал. Но!  Детям  матросов  доставалось  совсем  не  то,  что  наследникам  более  старших  чинов.  Мохеровый  свитер,  джинсовый  костюм -  далеко  не  все  носили.  По  чину  и  уважение.
 Помню  похороны. Папа  мальчика,  на  год  старше  меня,  совершил  какой -  то  геройский  поступок,  спасая  экипаж  сам  погиб. Тело  бережно  хранили  на  судне, когда  весь  экипаж  сошёл  на  причал  родного  города,  через  неделю  были  похороны.  Весь  дом надрывно  рыдал! Я  заканчивал  институт,  а  за  той  семьёй  все  соседи  смотрели  как  за  теми,  которым  обязаны  всем. Того  мальчика  никто  не  посмел  бы  обидеть  в  школе -  ни  дети,  ни  учителя. Реакция  была  бы  молнии  подобной!
Общих  столов  у дома  не  накрывали,  зато  у  каждого  парадного  красовались  очень  красивые  скамейки. Истосковавшись  по  земле,  моряки  бережно   ухаживали  за  придомовыми  участками,  высаживая  диковинные  цветы,  семена  которых  проделали  тысячи  километров. Декоративные  заборчики,  калиточки  и традиции  полива.  Поливать  могли  со  шлангов  и  со  второго  этажа  -  не  вопрос. Была  особенность  -  хитрые  инженерные  роликовые  сооружения  для  сушки  белья. Между  балконами  соседних  парадных  устраивалось  сложное  сооружение,  позволяющее,  не заслоняя  окна,  сушить  бельё,  никому  не  мешая.  Специальные  ролики  и  крепления  были  для  нас  неким  новшеством  -  на  Староконном  такого  не  продавали! Данная  традиция  привела  к  тому,  что  вдоль  дома  гуляли  только  кошки  -  бельё  стекало  каплями,   создавая  дискомфорт. Зато  было  видно  кто  и  что  носит! На  наш  дом  пришлось  четыре  каменных  гаража  и  четыре   частные  машины.  Ладно  идеально  ухоженная  Победа,  но  жена  старпома  сама  разъезжала  за  рулём  новой  Волги  -  это  уже  был  вызов  разуму! Её  муж,  подкаблучник,  буквально  «вылизывал»  новый  автомобиль,  прогревая,  бесконечно  смазывая,  что  -  то  меняя.  Он  готовил  авто  к  выезду! Его  половина  подходила  к  гаражу,  садилась  в  приготовленное  авто  и  уезжала,  а  муж  «копался»  в  гараже.  Четыре  смежные  гаража  -  отдельная  тема. Богатые  владельцы  считали  их  видом  хлебосольной  дачи. Соседи  приходили  «забить  козла» (домино),  поиграть  в  подкидного  дурака,  попить  пиво  и  вино,  поговорить  о  том  -  сём.  Но!  Предварительно,  владелец  давал  бесплатное  обременение: что  -  то  покрасить,  протереть,  смазать,  раскрутить  -  закрутить, помыть  -  а  затем  предполагался  компенсационный  отдых. Такая  вот  эксплуатация  человека  -  человеком.
    Отдельно  отмечу  размах  старпома. Жалобы  участковому  от  завистников  никак  не  повлияли  на  стратегический  замысел. Уклон  своей  и  соседней  крыши  гаража  он  щитами  выровнял,  сделав  площадку.  На  ней  расположил  стол,  скамейки,  шкафчик  с  посудой,  ручной  рукомойник  и  настоящий  гамак,  в  котором  ,  в  плавках,  загорал  не  стесняясь!  Виданое  ли  дело?! Крутая  лесенка  и  ты  на  даче.  В  прохладе  каменного  гаража  хранилось  вино, простейшая  закуска. Отведя  душу  по  уходу  за  Волгой,  он  приступал  к  отдыху  от  дел  праведных.
     Интересно.  Приезд  жены к  гаражу  он  воспринимал  как  скрытую  трагедию.  Чуть  ли  не  с  микроскопом  осматривал  авто,  ожидая  чего  угодно,  в  смысле  ущерба. Открывал  капот,  багажник,  осматривал  крылья -  дабы  определить  масштаб  возможной  трагедии. Малейшая  царапина  -  тема  для  скрупулёзной  малярной  работы  с  добровольным  подмастерьем.
   Но  мы  больше  любили  дядю  Толю,  со  старенькой  Победой.  Он  был  фанатичный  рыбак. Резиновые  лодки (импортные,  большие),  невиданные  снасти (представьте  себе  -  леска  цвета  воды!),  складные  удилища… Обычно,  по  согласованию  с  родителями,  брал  двух -  трёх  мальчишек  с  собой. Бывал  на  такой  рыбалке  и  я,  и  не  раз. Что  особо  интересно  -   из  богатого   улова   оставлял  себе  одну  -  две  рыбы.  Леща  на  сушку  мог  оставить  много.  Лучшую  рыбу,  через  помощников,  отправлял  семье  погибшего.  Всегда! Затем  тем,  кому  считал  нужным. Не  думайте,  о  деньгах  речи  быть  не  могло!
Пример.  В  однушке  жила  одинокая  женщина,  не  совсем  старая  -  Аза  Львовна.  Она  категорически  против  восставала  против  обращения  «Тётя  Аза». Ей  рыбы  доставалось  больше  всего.  Она  готовила  рыбу  по  традиционным  одесским  рецептам,  а  затем  разносила  по  соседям,  у  которых  пила  чай  и  беседовала  о  жизни. К  нам  она  никогда  не  заходила  -  не  знаю  почему.  Нашу  семью  держали  «на  расстоянии»  -  не  моряки! Приглашали  в  гости,  сами  приходили,  но  чувствовалось  некое  отчуждение  -  вне  иерархии.  Мама -  врач -  это  какой  чин  на  судне? Если  судовой  врач -  то  это  статус  офицера,  со  всеми  вытекающими,  а  тут  гражданский  врач – разве  можно  сравнивать? Любопытно,  но  маме  много  раз предлагали  пойти  работать  на  судно,  но  встречали  яростный  отказ.  Фанат  ревматологии,  объехавшая  какие  можно  курсы,  от  Таллина  до  Новосибирска,  считала  такую  работу  медицинской  деградацией.
    Почему  все  отгораживались  от  своего  прошлого?
С  годами  я  понял.  Они  все  -  дети  войны.  Пережившие  ужасы  нужды  и  голода,  село  и  трудодни,  отсутствие  дров  зимой  и  колодец  за  километр. Они  помнили  существование  родни  в  нужде. Я  сам  застал,  как  женщины  ногами  месили  глину  с  соломой   и  конским  навозом  на  саманные  кирпичи  и  штукатурку  по дранке.  Дранка  тогда  -  это  высохшие  веточки. Детское  лакомство  -  сахар! Свиньи,  коровы,  птица,  огороды  -  тяжкий  труд без  экономического  эффекта.  Город,  нужда  студенческой  жизни.  Недоедание.  Смотрю  на  фото  пятидесятых  -  одеждой  то  что  носили  назвать  сложно.  Тянулись,  как  могли. Кто  после  армии  -  донашивал  форму. Это  правда.
 И  тут  -  ты  инженер,  врач,  моряк,  учитель,  продавец!  Высокий  заработок,  квартира  с  отоплением ,  горячей  и  холодной  водой,  отапливаемым  туалетом. Асфальт,  дороги  чистят,  общественный  транспорт  регулярно  ходит. Овощи,  выращивание  которых -  «кусок  жизни»,  стоят  копейки  в  магазинах. Детей  можно  прилично  одеть,  дать  образование,  питать,  развлекать! Вулкану  подобное  желание  забыть,  отречься  от  прошлого,  разделить  мы  и  они;  так  выпало  - это  мы  в  городе,  а  то  -  они,  родня  в  селе. Мы  их  любим,  привозим  подарки,  но  к  себе  не зовём,  разные  мы  и  они.
     Особо  остро  чувствовалось  подобное  разделение  в  институтах. Студенты -  одесситы. Подавляющая  часть  их  родителей  -  выходцы  из  сёл  Украины,  в  большей  части  -  из  одесской  области,  но  они  (мы),  считали  себя, родившихся  в  Одессе,  нечто  совсем  иным,  чем  выпускники  украинских  сельских  школ.  Пусть  лучше  учатся,  пусть  умнее  и  талантливее  -  но  не  чета! Дикость.  Парадокс.  Но  так.
Есть  и  другая  истина.
Родившись  в  Одессе,  впитал  дух,  суть,  атмосферу  города. Мальчишкой  общался  с  настоящими,  довоенными  одесситами  на  Староконном,  на  Привозе,  на  рыбалке. Голубятники  и  любители  пения  кенаров,  декоративных  рыбок (воспевающие  одесского  барбуса)  и  ждущие  с  самодурами  косяка  ставрид;  ехавшие  за  клубникой  и  дунаечкой  в  Килию  и  одесскую  Венецию  -  Вилково -  мамы  и  бабушки  друзей,  которые  могли  изъясняться  только  на  одесском  языке.  Я  родился  во  дворе,  где  жил  и  работал  Бунин,  творил  Буковецкий.  Пеленать  и  ухаживать  за  мной  маму  учила  тётя  Аделя  -  мама  одесского  писателя  Смирнова  Валерия. Могу  бесконечно  рассказывать  о  соседях  -  одесситах  старой  формации.  Кстати  сказать,  соседи  с  Новосёлова (под  нами)  преподаватели медина  -  оба  внуки  одесситов. Мой  прадед ( по отцу  матери)  коренной  одессит,  крестился  в  Алексеевской  церкви,  где процветал  рынок,  во  времена  моей  молодости. Что  для  меня  Одесса? Да  всё!!!! Это  - я. Это  всё  во  мне. Фальшь   не  возможна  -  ты  видишь  одессита  -  как  брата  или  сестру,  признаки  родства  настолько  очевидны,  что  глупо  отрицать.
Как  все  эти  эмоции  загнать  под  общий  определитель :  счастливо  -  не  счастливо  советское  время? Что  я  могу  сказать  о  жизни  в  республиках  Средней  Азии  или в  районе  Бурятии?  В  Самаре  или  Новосибирске? А  кто  может?  Историки?  Что  они  знают  о  жизни  на  освоенной  целине,  в  посёлках  БАМа? Кто  эти  всезнающие  судьи?
  Скажу  так  -  наши  родители,  бабушки  и  дедушки  сумели  дать  нам  навык  жить  счастливо,  радуясь  жизни.  Вопрос  в  том  -  сохранили  ли  мы  его  в  себе  и  предали  ли  детям -  внукам?  Здесь  каждый  сам  себе  ответчик.
Рекомендую  посмотреть  картину. Советское время глазами художников.
"Наш двор" Автор Игорь Попов, 1964 год.