Глубокое погружение

    Они не виделись  тридцать  лет, но при встрече, уже издали,  тотчас узнали друг друга.  Грек, как и в молодости, шел  в легком спортивном костюме, в кроссовках,  хотя осень уже закончилась, и лужи покрылись тревожным хрустящим ледком. Короткая спортивная стрижка, поседевшие виски, загорелое сухощавое лицо пирата, искателя  приключений. Такая же красивая, чуть  хищная улыбка. Похож на тренера по рукопашному бою в отставке. Или на постаревшего римского легионера.
     Энлиль, пополневший, с  животиком и пухлыми щеками, но такой же сероглазый  мечтатель с волнистыми, уже поредевшими волосами. Одет  по погоде, в удобных зимних ботинках.  Он волновался, встречая бывшего друга и мусолил сигарету, от которых  уже почти отказался.
     - Курить вредно! - издали  крикнул Грек, подходя пружинистой походкой.  Они обнялись,  смущенно,  рассматривая друг друга. Сколько лет минуло! И ведь переписывались первые годы после разъезда! Сильны жернова  времени… Но не забыть ту загорелую «банду»  парней, - четверо  подтянутых, мускулистых, небрежно фланирующих по южному пляжу в поисках  женского общества.
     Они были  вполне культурной  молодежью, с кипящими как штормовые волны, гормонами. И презирали насилие, преступность.  Иначе и быть не могло. Крутился с ними,  прежде,   тип, но сам отсеялся в сторону криминала. Компания  умных работяг его не притягивала. Двое – водилы, один повар, четвертый – слесарил… Все были неженатыми и решали: стоит ли серьезно  учиться или упереться во что-то другое. А пока – удовольствия  городка – курорта:  ныряние с бонов в обеденный перерыв, а после работы – танцплощадки у высоток отдыхающих.
      Грек выбирал на танец самую жгучую,  неприступную.  К  какой и подойти  то опасно.  Но красотки ему не отказывали. Потому что, при всем авантюризме,  он был остроумен и добр, - дамы это чувствовали.
      Энлиль  приглашал    дам «глубоких», как ему казалось, «психологичных». Ему хотелось покопаться в их комплексах.   Например,  в переживаниях вдовы погибшего  шахтера  или художницы – алкоголички.
       Энлиль первым оставил  бражку местных ловеласов. Познакомился с отдыхающей из северного региона и с одним чемоданом уехал к ней в неизвестность. Познавать жизнь. Ему хотелось большего, нежели развозить пирожки по ресторанам.  Здесь, на юге,  может, и  сладко, но бездуховно.  Жизнь  какая-то не настоящая, без пота и соли. Грек тоже собирался укатить на Чукотку, остальные двое – раздумывали.
      - И тогда я зауважал интернет! – сказал шестидесятилетний Грек, садясь с другом молодости в  автобус.  - Вот же! Столько лет искал тебя, а помогла социальная сеть. «Одноклассники»!  Забил в «поиске» твою фамилию  -  там  фото и адрес.   
      -  Да,  я  пенсионер, - сказал,  улыбаясь,  Энлиль.
      - Да ты – «мачо»! Ни морщинки! У меня вот с пенсией проблемы…- поскучнел Грек. – Не хватает  стажа. Работал я сурово, но в  других условиях. Там годов не считали…
      Пока ехали к Энлилю, Грек изложил свою историю.  До Чукотки, он, все-таки, добрался и работал  на  «зилах», - возил топливо старателям. Пару раз замерзал в снегах на дороге. К тому времени женился на учетчице, дочери местного начальника.  Родили сына и дочь, учились, получили высшее заочно. Грек оставил баранку, стал строителем, затем прорабом. Пожили бы еще, но захворал отец в своем курортном домишке на юге. Пришлось вернуться, хоронить отца. Тогда и решили строить частную гостиницу.
      - Ты  меня знаешь,  - продолжал Грек.  – Пахать я зверь.  И опыт мастера имелся. В общем, отстроил двухэтажный  домину на четыре семьи. Деньги ушли на материалы, прочую хрень. Стал я частником, владельцем. Понятно,  стаж рабочий не шел…
       - Здорово! – сказал Энлиль. – Ты ведь этого хотел? Повидать трудности, заработать на краю света и вернуться домой победителем. Теперь вот – дворец у моря…
     - Хотел… Да через пару лет  бизнеса заскучал. Доход небольшой шел.  Но принимать отдыхающих, стирка белья… – с этим справлялись жена с дочкой. А сын…
     Голос его изменился. - …Его  избила толпа местных. «Носороги»  долбанные… Может, из зависти. Я ведь не воровал, не давал взятки…Таких там не любят. Гады!
      Получалось, сын Грека, хоть и выжил,  но стал инвалидом.  Он то и взял на себя руководство гостиницей. Дочь смоталась за границу и  перестала писать. А сам Грек подался на Дальний Восток. Звал его Океан,   опасные глубины…
       Друзья  подошли к дому Энлиля, - обычное панелька заурядного городка, первый этаж  и две комнаты с холодными полами, по которым зимой  ходили в унтах. Север, же!  Да еще грибок в туалете из-за сырого подвала.
       -  «А он стал  злей, легко выходит из себя. Нервы…- подумал Энлиль. –  Уезжать надо было с юга.  Совсем. Отдыхать там можно, но жить…»
        Он вспомнил тех южных аборигенов, от которых не было житья. Везде лезут, орут,   как на базаре. Носатые, крикливые. Хуже цыган. Когда то, эти края захватили турки. Мужчин,  местных армян,  вырезали, а женщин – себе в наложницы. Так и получились эти  потомки, торгаши. Возьмешь одного в ресторан на работу, через пару лет их там толпа, все захватят.
     Вспомнился и ответ Грека: - Не могу  бросить! И почему я должен бежать? Мы  испокон веков тут  – мои деды, родители.
    -  Разъезжаю сейчас по местам боевой славы, – усмехнулся  Грек. – Мои прежние дамы приглашают. Одна – на Урале, другая – в Одессе. Третья… Не хочу туда. И в Москве мне душно…
       Вскоре друзей встретила та самая женщина, которая увезла романтика Энлиля на Север. Она представляла местную народность, - скуластая, курносая, узкоглазая. Теперь это была пожилая экономистка в очках. У нее с Энлилем  было трое детей, все получили образование, жили неподалеку и часто навещали  с внуками. Сам местный народ пришелся Энлилю по нраву – скромные, трудолюбивые…   
       - Каррамба! Я же чачу привез! Сам гоню, из своего винограда.
       - Я вас помню, Георгий,  – со сдержанной улыбкой ответила жена Энлиля. И принялась запекать рыбу в духовке. Сама  она отвергала алкоголь, но гостю неудовольствие не выразила.
    
       После ужина, Грек рассказывал о своей жизни на Курилах.  Четыре года занимался подводной охотой в  фирме, работающей на японских олигархов. Собирали со дна  морского деликатесы – морских петушков, ежей, трепангов. Грек освоил акваланг, жили на острове, в холодных домиках, продуваемых  ветрами. Деньги, в долларах, отправлял жене, которая, как она писала, занялась туристическим бизнесом по горам черноморским.    
      -  Я всегда нырял, помнишь? И глубоко. Но там… дело другое. Не развлечение… Работа. И каждый день не знаешь,  -  удачно или…
       Грек включил свой ноутбук и отыскал ролик о промысловых водолазах. Проблемы  начались со времен  перестройки. Многим пришлось выживать.
Курильские водолазы работали на свой страх и риск.  Да, не платили налоги, сами торговали с японцами.  Но и работодатель не нес за них ответственность. При встрече с погранцами, капитан шхуны мог сбросить груз в море и уйти, оставив водолаза тонуть.
     …- Не все вернулись  домой. То одного потеряли, то другого подняли …тело. Кто заболел «кисой»… Водолазы – народ особый.  Встречались и сорвиголовы, наркоманы. Я держался внимательно. Да и то…
      Как то ушел глубоко и попал в  донное течение. Унесло от лодки, но это полбеды. Запутался фал, прижало баллон на спине.   Чувствую, мало воздуха, задыхаюсь… Запаниковал.  Вокруг – зеленая смерть, помощи нет.  Мысленно Бога кричал… (Теперь я – верующий). И – надо же! Плывет надо мной Никита, напарник. Машу руками, - отцепи, мол! Как он заметил меня, не знаю…
        Да, спас он меня… Но и я  его выручил. Устроили драку на палубе, был там урка один… Помог я другу.  Бывали и акулы. Рыбаки сбросили недобитую в море. Так она и порвала нашего…
    Тут,  ведь, проблема  схоронить. Доставить гроб домой. Особенно, если парень высокий, крупный. Не берут длинный гроб в самолет, не помещается в грузовой отсек. А по воде, пароходом, нужно сопровождение… Кто поедет?
      - А японцы как? Встречались? Язык учил? – Энлиля  не очень интересовали эти истории. Он спрашивал, скорей, из вежливости.
     -  Язык  - нет. Хотя… Был случай. Поехал я продавать ежа, добытого нашими. Захотелось потоптаться с японцами. Высадились на Хоккайдо, я торгашом у ящиков. Подходит покупатель, видный такой японец… - Плохой, говорит, ваш еж, - маленький.  - Я ему - Ты что? Лучше не бывает! И давай втюхивать, и так,  и этак… Японец сначала злился, потом подобрел. Понравился я ему. Улыбнулся и заплатил сполна. Так  что,  я справился,  парни остались довольны.  Лишь потом  узнал, от того же переводчика,  с кем торговался. Оказывается, мужик был паханом местной мафии, якудза, в общем.  Мог  и грохнуть меня. 
       Чача Грека, действительно, была крепка.
      - Да мы не пьем, - общаемся! - весело шутил гость, заметив тревожный взгляд хозяйки. Энлиль захотел покурить, Грек вызвался с ним проветриться.
      - Помнишь, берег, прогулки? – спросил Энлиль.
      - Еще бы! Самое памятное в юности!  Ты говорил о композиторе, который хотел изменить мир, людей. Сочинял мистерию, великое действо, что на большом острове соединило  бы  виды искусства, - ну, там музыка, танец, стихи… И люди – зрители и участники, уже не смогли бы стать прежними – злыми и  жадными…
     - Да, я  бывал в его  музее. Видел и цветомузыку тех лет, - лампочки крашеные, провода…
     - А ты сам? Написал?
     - Что написал? – насторожился Энлиль.
     - Ну, ты обещал, - напишу книгу великую, которая перевоспитает  мир! Я   все жду, жду. Думаю, да когда же  напишет…
    
      Слова бывшего друга поразили Энлиля в самое сердце. Его  точно парализовало. Затем окатило жаром, холодом, опять жаром…  Он не успел понять, была ли в словах Грека издевка, или фраза прозвучала теплой шуткой. Как бы то ни было, гость, того не желая,  попал в самое больное место приятеля. В ту рану, которую Энлиль  сам боялся бередить.
     За эту паузу в беседе, жизнь Энлиля пронеслась,  как ролик кинофильма. Вот он прибыл в  глухую  северную деревню со своими правами шофера и несколькими книгами русских классиков.  Надеялся, что все изучит и сам начнет писать. Но этап выживания на новом месте затянулся. Нужно было копать огороды, строить  теплицу, баню…
     Работы не было, пришлось идти сучкорубом. Потом родился сын, - и силы пошли на стирку пеленок,  поиски лекарств. Он держался, хотя от усталости вечером приходилось поддерживать себя алкоголем. А потом, когда переехали в небольшой  город, пришлось обустраивать жилье и работать дворником в детсаде, чтобы устроить к тому времени уже двоих детей.
     - Кажется,  я говорил  - «хорошо бы написать», - словно переворачивая камни, выговорил Энлиль.
       - Да? А я подумал…
      Зачем родили третьего? Жена хотела девочку, помощницу… А мои интересы отодвигали на потом. Он честно воспитывал сыновей, играл с ними во все игры, учил читать и считать, строгал сабли,  водил в кружки. Иногда из глубин подсознания всплывала жалость к себе, но он гнал ее. Он выполнил свой долг отца, не предал… Мог этим гордиться. Но,  слишком глубоко нырнул.  И к его самоотверженности привыкли. 
      Почитывая биографии знаменитостей, Энлиль видел, что творческие люди за свои права могли и маму продать. Детей бросали. Или вовсе не женились. Ну, ладно,  можно бросить работу. А жить на что?  Лишь выйдя на пенсию, смог написать рукопись рассказов. Но,  как ее издать? Опять нужны деньги…
      Чтобы как -то выкрутиться из  положения, Энлиль перевел стрелки на друга. Спросил о  жене, о которой Грек умалчивал.  И тут случилось неожиданное. Друг вспыхнул,  его охватил гнев.
      - Сволочь! – заорал. – Изменила, сука, пока я тонул на Курилах! И с кем? С «носорогом»!
      Выходило так, что жена, устав от разлуки, согрешила с руководителем турфирмы, где работала. Об этом сообщили знающие соседи. Любила ли она мужа? Или терпела его доказательства  мужественности, которую Грек так культивировал?
      - Может, ей не хватало в тебе мягкости, духовности? – осторожно, чтобы не обидеть, предположил Энлиль. Хотя, хотел сказать, - «душевности»…
       - Что? Это тебе не хватает духовности! Глядишь и сочинил бы книжку…
    «Вот так покурили!» - думал Энлиль, возвращаясь в квартиру.
     Пить больше не стали.  Легли спать.
     Энлиль  спал плохо, ворочался. В глубине души сознавал, - ему самому не хватило воли для  исполнения планов. Физический труд утомлял, но разве только водкой снимают усталость? Есть другие методики… Облиться водой, отдохнуть часок и – писать… И воспитывать детей можно жестче,  научить уважать свободное время отца.       
       Из комнаты, где спал Грек, послышался звук упавшего тела с дивана.
Грохнулся? Приснилась подводная драма? Не такой  он здоровый, каким хочет казаться. Дерганный.  И – несчастливый? Нет пенсии, сын инвалид, жена предала. Каков итог его сорокалетних приключений?
     …Утром Грек  решил ехать к своей бывшей подружке в Челябинск. Приглашала посетить Аркаим, пожить  в палатке. С этой дамой он познакомился, когда ездил в институт на сессию. Энлиль не стал его отговаривать. Давящий  и покровительственный тон  друга теперь его тяготил. Они обменялись номерами телефонов и поехали в аэропорт.
      Легче Энлилю стало  через три часа после отъезда Грека. И когда тот позвонил вечером, Энлиль, поколебавшись,  не взял телефон. Не смог. Ему нечего было сказать человеку, которого он сорок лет  считал своим лучшим другом.
      Звонил Грек и на следующий день, и на третий… Энлиль не отвечал. Он признавал свое малодушие и срывал раздражение на близких.
       А потом ему подарили на день рождения новый телефон. И жизнь потекла своим чередом. Крошечным тиражом Энлиль  издал свою первую книжку рассказов. Которую, впрочем, стыдился распространять. Туда он добавил только один рассказ. Историю о друзьях, которые встретились через сорок лет и расстались  после небольшой беседы  уже навсегда.