Истоки образа Лукерьи в Дурьне Кирши Данилова

Истоки образа Лукерьи в «Дурьне» Кирши Данилова

М.А.Рушева


                «Лукоречье – это место не на карте,
                это место в сердце» (лозунг организаторов
                фестиваля «Лукоречье»)


В неоднократно издаваемом сборнике сказителя, музыканта и певца Кирши Данилова (1703 – 1776), молотового мастера Невьяновского чугуноплавительного и железоделательного завода Демидовых, имелось стихотворение, повествующее о "бабином дурне", семижды отправлявшемся в путешествия по Руси, где он невпопад приветствовал разных встречных людей, шесть раз был бит за это и в седьмой раз убит солдатами полковника Шишкова (известно, что полковник или подполковник Шишков вёл в 1742 г. перепись староверов на уральских заводах).

В настоящей работе использовано издание «Древние российские стихотворения собранные Киршею Даниловым», ред. Л.А. Дмитриева (М.: Изд. Наука, 1977),  где стихотворение напечатано с названием «[Про] дурня» под номером 59. В сборнике воспроизведена рукопись: к рассматриваемому стихотворению приводится нотная запись одной строкой (с острым мотивом плясового типа) и под ней оригинальная запись самого текста под названием «Дурьня» непрерывными (прозаическими) строками с линиями разделов (см. выше: «Дурьня»  фигурирует в названии предлагаемого текст, илл. 1-3).

Из стихотворения ясно, что дурень был женат на бабе-бабарихе, а в родне у дурня значились мать Лукерья и сестра Чернава. В представляемой работе основное внимание уделяется раскрытию истоков образа Лукерьи. В тексте её имя пять раз упоминается как мать Лукерья и два раза она называется просто матерью. При прочтении текста «Дурьни» к упоминанию имени и материнского статуса Лукерьи, можно присовокупить лишь то, что она в числе других женщин укоряла дурня за промахи и наставляла – как нужно было бы вести беседу, чтобы не попадать в беду.

Сюжет в песне был осовременен упоминанием эпизода шишковской переписи, но при этом, следует отметить, Лукерья вписана в историю трёх персонажей, уже известных в качестве мифических и сказочных героев, и в этом случае можно ожидать, что имя этой героини также является достаточно известным персонажем неких сюжетов мифологического характера. Направление исследования истоков образа Лукерьи может обозначиться, определённым образом, при попытке суммирования сведений о её статусах матери Чернавы, матери дурня и свекрови бабы-бабарихи. Определение истоков образа Лукерьи может также оказаться результативным при изучении топонимических, этимологических и календарных связей этого персонажа с применением методов сравнительной мифологии. Кроме перечисленных в тексте литературных источников использованы статьи из книги «Мифы народов мира. Энциклопедия в двух томах» (М.: БРЭ Олимп, 1998) и словарей В.Даля и М.Фасмера, также материалы по мифологии и истории из электронного ресурса.

МИФОЛОГИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ПЕРСОНАЖЕЙ «ДУРЬНИ».

Мифоним Чернава известен из новгородской былины о Садко, где принадлежит морской деве с рыбьим хвостом, дочери (племянницы)морского царя и олицетворению реки Чернавы. В былине «Садков корабль стал на море» из сборника Кирши Данилова (№ 44) девушка поваренная Чернава представлена гостю Морским царём одной из тридцати девиц на выданье. В наиболее полной версии П.Н.Рыбникова (1910, том II, № 134) Морской царь  выставил на выбор гостю 900 девиц, но Садко взял в жёны 901-ую с именем Чернава. В прозаической сказке «Садко» племянником Морского царя назван Ильмень, считавший Чернаву своей сестрой и невестой и попросивший гостя не притрагиваться к этой морской деве после женитьбы. Садко выполнил условия сговора с Ильменем и наутро после свадьбы проснулся на берегу реки Чернавы близ Новгорода.

Супруга Морского царя называлась Морской царицей. В записи А.В.Маркова 1899 г. текста «Садко» от певицы А.М.Крюковой имеются строки о царице Белорыбице, считается, что это поволжский вариант былины. По данным З.И.Власовой сюжет о говорящей рыбе Белорыбице-Суле упоминается во фрагменте, записанном на Дону («Ёрш Ершович: Возможные истоки образа и мотивов». СПб.: ТОДРЛ, 1993. Т. 47).

В версии «Садко купец, богатый гость» она, названная Поддонной  царицей, тайком предупредила Садко, чтобы он выбрал ту, что поменьше, почернее и позади всех в третьей толпе морских дев. Лукерья, по логике вещей, может оказаться матерью племянников Морского царя (Чернавы, Ильменя и Волги), но этих данных в текстах не обнаружено, хотя пунктиром вырисовывается вывод об отношении Лукерьи к речной сети Восточной Европы. 

В карело-финском эпосе «Калевала» морским царём назван Ахто, морской царицей Велламо, фигурирует также древняя «мать вод» Ильматар, на чьём колене утка снесла семь яиц, из которых был создан мир. Ильматар фигурирует в «Калевале» как «дочь воздушного пространства, стройное дитя творенья», ставшая «матерью вод», зачавшая от ветра Вяйнямёйнена и участвующая далее в творении земного и подводного рельефов. Она создавала мысы, ямы для рыб, подводные долины-глубины, лососьи тони, берега, бухты, скалы в море, подводные утёсы; когда были созданы столбы ветров и земные страны, пришла пора создавать пёстрые камни и утёсы, после чего Вяйнямёйнен вышел из чрева Ильматар и отдался на милость волн (ср. миф о девяти матерях-сёстрах, воспитавших Хеймдалля). Таким образом, в эволюции образа  Ильматар (второе имя – Каве) прошло несколько фаз: воздушная богиня, водная богиня, богиня-мать, поддоная и земная. В руне 47, в эпизоде встречи на Неве, она помогает Вяйнямёйнену, формально не узнавая его, и при этом говорит о себе: «Я старейшая из женщин, первая из дев воздушных, мать древнейшая на свете…» (к этому времени существовали уже четыре девы творенья, последней была, видимо, Айно из Похъёлы). 

***

Баба-бабариха известна из русских заговоров, упоминалась как известный сказочный персонаж в словаре В.И.Даля, также была действующим лицом в стихотворной сказке  А.С.Пушкина «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди», чья характеристика была подана под неким неблагоприятным углом зрения в связи с тем, что солнечный титул Sol Invictus «непобедимое солнце» стал атрибутом императорской (царской) власти, уйдя от солнечной богини. Имя Бабарихи может апеллировать к шумерскому babbar «яркий, белый» (Ас-им-баббар «новый свет» применительно к молодому месяцу, а название Э-баббар переводится как «Дом восходящего солнца»). В  грузинских и сванских мифах значилась солнечная богиня Барбале или Бабар (имя в вариациях, сближается с именем Варвара или Барбара), связанная с днём зимнего солнцестояния. Имя и судьба супруга бабы-барбарихи в тексте пушкинской сказки неизвестны, он отсутствует, быть может в путешествиях, подобно классическому дурню или ушёл навсегда.   

***

Дурень являлся персонажем мифов разных народов мира, наиболее древний из которых являлся героем хеттских и хурритских текстов, известных в переводах под названиями ««Песнь о Божественном Кесси, отце гор», «Рассказ об охотнике Кесси»», «Сказание о Кесси» (см. в текстах А.И.Немировского, В.В.Иванова, Хорхе Луиса Борхеса). Главным героем являлся охотник Кесси (Кешши), наказанный богами за то, что после женитьбы на Синтальмене («семь богинь луны», Синтия – эпиклеза Артемиды) перестал приносить жертвы богам. В тексте фигурируют  его путешествия и семь странных снов. В финале Солнце простило ему прегрешения и отправило на небо созвездием Кесиль, а его супругу с шестью сёстрами – туда же, но отдельным созвездием. Борхес в «Книге снов» соотнёс Кесси с Орионом, охотником, прикованным к небу, преследователем семи сестер, которые превратились в созвездие Плеяды.

Первое из семи путешествий дурня в стихотворении сборника Кирши Данилова было сродни легендарному приключению критского философа Эпименида (VII в. до н.э.), чьи  мотивы обнаруживаются в истории Рипа ван Винкля из рассказа В.Ирвинга. Последнее путешествие в стихотворении, записанным Киршею Даниловым, было осовременено до шишковской переписи староверов 1742 г., однако образ «бабиного дурня» в своих глубоких истоках мифологического плана наследует персонажу, воплощающему созвездие Кесиль (Орион). Персонаж связан также с библейским топонимом Кесил «безрассудный» (Ф.Ринекер, Г.Майер «Библейская энциклопедия Брокгауза», 1994; Архимандрит Никифор «Библейская энциклопедия» (М. Типография А.И.Снегирёвой на Остоженке, 1891; репринтное издание: М.: ТЕРРА, 1990). Иногда, кроме «безрассудный», слову Кесил также даётся перевод «глупец» или «великан-дурак» (Арье де Уальд « Книга Иова» Лейден: Брилл, 1981) что вполне соответствует эпитету «дурень» в стихотворении сборника Кирши Данилова. 

Обращает внимание, что имя матери Кесси в кратком хеттском  и более обширном хурритском вариантах сказания осталось неизвестным, но тут следует отметить, что полных наборов клинописных глиняных табличек с записями текстов на хеттском и аккадском языках не сохранилось. В легенде она вдова, имеет сына-охотника, духи её супруга и его предков пребывают на залесённой горе у дерева, охраняемого гномами, пытавшимися обокрасть и убить спящего Кесси. Мать Кесси – древняя хранительница синего клубка, отдавшая этот оберег сыну-охотнику, ставшему потом созвездием на небе. Вознесение Кесси на небо, могло происходить в рамках поисков «звёздных предков». Нельзя исключить соответствие Кесси (Кешши) мифологическому предку и покровителю касситов и касситской династии Вавилонии, известному как Кашшу.


НЕКОТОРЫЕ КОРРЕЛЯЦИИ

Выходом в круг мифологических персонажей для Лукерьи являются не только семейные связи и материнский статус по отношению к сыну-дурню, но и некоторые календарные приметы в народном календаре, представленном годичным природным циклом с указанием примет каждого дня. День 26 мая (13 мая по ст. ст.), когда с тёплым ветром и дождём появляются в массе комары и мошки, посвящён Лукерье – комарнице и лукошнице («Много комаров –  готовь по ягоды коробов, много мошек –  готовь по грибы лукошек»).

В кетских мифах нашествие комаров связано с матриархальным образом енисейской Хоседэм. После весеннего сжигания тела Хоседэм (или близких по статусу кетских женских божеств, связанных, по-видимому, с другими племенами –  Дотетэм, Калбесэм) появлялись  комары, мошки и лягушки. Сыновний статус по отношению к Хоседэм (иногда с элементами инцестуального оттенка) в югской версии мифа принадлежал охотнику Хасын-гету (гет «человек»), в сугубо кетской (sensu stricto) версии мифа действовал Каскет, аналог югского героя. Оба они имеют в своей истории определённые параллели с мифами о Кесси и Орионе,  занявших в финале место на небе. Обращает внимание, некоторая разница в финальном небесном статусе кетских героев-трикстеров. Каскет ловил рыбу на небе сетями-пущалинами в виде созвездия Плеяды, а в югском герое Хасыне просвечивает связь с месяцем: имеются мифические сведения, что в прошлом Хоседэм была небесной супругой бога Еся, но изменила ему с месяцем и оказалась уже не на небе, а в чуме на земле, под водой или на острове, также в море на скале (последнее, по-видимому, апелляция к мифу о девяти матушках, живущих на девяти скалах-островах в море далее устья родовой реки и далее приустьевого острова – так называемой «нижней земли», царства мёртвых и обиталища предков). Следует также отметить, что Хоседэм, как и подобает языческим богиням-матерям, имела способность к оборотничеству, и представала рыбой-налимом (из сигов), что соответствует образу Белорыбицы, супруги морского царя в новгородских былинах о Садко, также – паучихой, матерью семи девиц-мизгирей и четырехпалым бобром.

***

В сказе П.П.Бажова «Синюшкин колодец» речь идёт о приключении молодого неженатого работника золотого прииска после смерти его бабки Лукерьи, оставившей в наследство ворох собранных на подушку перьев и наказ как вести себя при встрече с Синюшкой, владелицей несметных сокровищ в своём колодце: худо, дескать, думать о богатствах, одно богатство лишь чисто – то, что Синюшка в образе красной девки  сама подаст своими руками, а подаёт она гораздому да удалому с простой душой. Перья у парня украли, кроме трёх пёрышек, застрявших на решете, которые он обвязал синей ниткой и прикрепил к шапке.

Однажды в засуху пошёл он на прииск коротким путём по кочкам через подсохшее Зюзельское болото (см. на карте Зюзельское колчеданное месторождение с большим содержанием меди, золота и серебра и «железной шляпой» – шестиметровой толщей бурого железняка) и увидел в болоте круглое окно с выходом ключевых вод, затянутое синенькой тенёткой с паучком на нём. Хотел напиться, но тут сразу почему-то спать потянуло. Увидел в синем тумане, как из оконца  вышла старушонка в синем платье и синем платке. Он узнал легендарную Синюшку и захотел увидеть её, обращённой в красную девку. Уставилась Синюшка на парня и руки протянула, а руки стали удлиняться, на земле у ног парня остановились. Он уходил в странный сон, но, когда три пёрышка свалились с шапки, а он уткнулся в них носом и стал чихать, то он очнулся. Поговорили…

Второй раз парень пришёл к ключу со старательским ковшом. Он знал, что там, где Синюшка является, в земле сокровища лежат, и взять их можно, согнав Синюшку с места. Синюшка снова явилась и помешала ему взять сокровища, а парень, вспомнив наказ Лукерьи,  сказал, что хочет увидеть её в образе «красной девки». Только на третьей встрече старушка открыла ему сокровища в колодце и взять их предложила, но парень помнил наказ и отказался: дескать, не подала она сокровища своими руками. Тогда из колодца стали женщины по очереди в синем тумане появляться: царица с золотым подносом всяких сокровищ, купчиха с серебряным подносом всяких богатств, потом простая пригожая девчонка в скромном синем  платье и синей обувке, с лукошком разноцветных ягод и тремя потерянными им пёрышками сверху. Отдала ему девчонка лукошко своими руками, ответила, что её бабкой Синюшкой зовут и исчезла.  Ягоды в самородки и дорогие каменья превратились, парень справил дом, лошадь завёл, а потом однажды увидел девчонку, похожую на Синюшку, в синей одежде, босую, с корзинкой – с ней и нашёл свою долю.

В этом сказе мифолог может узнать в Синюшке малую критскую богиню с двумя змеями в руках (они «удлиняют руки»), с плоской шапкой на голове, увенчанной скульптурой кошачьего животного, и давние связи этих фигур очевидны, но пока не изучены должным образом. Следует отметить, что «железная шапка» из бурого железняка покрывает на Урале месторождения меди с золотом и серебром, и над месторождениями в легендах старателей высовываются «огненные  уши подземной бурой кошки», персонификация болотного и сернистого газов. Статуэтки богинь со змеями известны примерно с 1600 г. до н.э. в рамках позднеминойского периода «новых» дворцов (XVII – XII в.в. до н.э.).

Бабка Лукерья в этом сказе выглядит ведуньей, посвящённой в мистические тайны своего мира, и хранительницей легенд, давшей внуку наказ и некий оберег в виде трёх пёрышек. В  сказке братьев Гримм «Три пёрышка», близкой к русской сказке о царевне-лягушке, король дунул на три пёрышка и сказал сыновьям, что тот сын, который принесёт лучший ковёр, получит королевство в наследство. Пёрышко третьего сына-дурня упало рядом с ним и досталось жабе. Потом жаба вручила дурню самое красивое кольцо и предстала перед королём красивей всех девушек, и её муж-дурень стал мудрым королём. Паучок на синей тенётке в ключевых водах Зюзельского болота, где обитала уральская Синюшка, находит свою аналогию в истории енисейской Хоседэм-паучихи.


***

В уральском сказе П.П.Бажова «Голубая змейка», появившемся на свет в 1945 г., родители двух уральских парнишек рассказали старую легенду о Голубой змейке и дали наказ о правильном поведении при встрече с ней, чтобы избежать опасности или смерти. В сказе парнишки дважды встретили Голубую женщину в виде змейки, прокатившейся колесом с исходящими от него потоками искр – вправо золотым потоком, влево – чёрной пылью. В третий раз Голубая змейка явилась женщиной, от которой на песке не оставалось следов, из правого рукава у неё сыпалась золотая струя искрами, а из левого чёрная струя, потом струи превратились в два обруча –  один золотой, другой чернокаменный.

По сути, в сказе речь о трёх змеях – голубой, красной и чёрной, воплощавших старую легенду о двух реках Месопотамии Евфрате и Тигре, и о залежах золота в Евфрате, которое будет явлено, если река высохнет. Имя женщины «Голубая змейка» означает связь с Евфратом, месопотамская река Евфрат изображалась в древнеегипетских саркофагах Эль-Берше (Среднее царство, 2134 г. – 1785 г. до н.э.) голубым цветом. При этом чёрным цветом обозначалась река Тигр, а красным – сухопутная дорога между Евфратом и Тигром. Месапотамские истории стали песнями и свернулись змеями-реками,  речами-рёками в клубок, и клубок этот раскатывали карельские и уральские песнопевцы-сказители, а в семьях знали эти песни и давали наказы детям – как быть, если столкнёшься с легендой.

Оберег в виде мотка синей шерсти, подаренный матерью сыну-охотнику Кесси в хеттско-хурритской легенде, поминается в «Калевале» (главы 1 и 48): Вяйнямёйнен пластает выловленную щуку, в ней сидит пеструшка, в пеструшке сиг, в сиге синий клубок, в нём красный клубок, а в красном клубке сидит искра, огонь божий: она и пожар может сделать, и печь растопить. В первой главе Калевалы разъясняется образ клубка – это речи-рёки, это песни, смотанные в клубок, хранящийся в медном ларце песнопевца. Он поёт старые песни, распуская клубок, и сочиняет новые.

***

В карело-финском эпосе «Калевала» этимологически близкими к Лукерья мифонимами являются Локка и Лоухи. Эти персонажи имели разную судьбу. Локка (Локки) – «красотка-дочка Калевы», мать Ильмаринена, одного из трёх высших хозяев Калевы, и ей, как доброй хозяйке, поёт песнь старый Вяйнямёйнен. Она фигурирует лишь в одной 25-ой руне, посвящённой приезду Ильмаринена с молодой женой после свадебного пира в Похъёле в Карьялу, в дом Локки.

Лоухи – хозяйка Похъёлы, имела красивых дочерей и супруга-воина, долговязого хозяина Похъёлы. Упоминается среди жителей слепой старик в широкополой мокрой шляпе (образ несколько напоминает Хёда), насмерть пронзивший змеёй тело Лемминкяйнена, разрубленное далее мечом Туони, божества подземного мира. В первых рунах «Калевалы» повествуется, как Лоухи спасла Вяйнямёйнена, попавшего в беду далеко от дома, выдала старшую дочь за Ильмаринена, сковавшего для Похъёлы волшебную мельницу Сампо, спрятала Сампо в скале, в медном утёсе, где было и золото с серебром. Её дальнейшая судьба горестна: воскресший буян Лемминкяйнен убил супруга, старшая дочь, первая жена Ильмаринена, погибла, её сестру,  вторую жену, Ильмаринен взял силой и превратил в чайку. Потом троица с Вяйнямёйненом, Ильмариненом и Лемминкяйненом отобрала Сампо, Лоухи в образе страшной птицы, ястреба с орлиными крыльями, настигла похитителей, но в драке Сампо упало в море и разбилось на кусочки. Обломки принесли Калевале процветанье, но Лоухи в ответ наслала на Калевалу болезни и страшного медведя, спрятала солнце и месяц в железный утёс. Ильмаринен тогда стал ковать ошейник для Лоухи, она прилетела к нему ястребом, и, испугавшись, обернулась  голубем и вернула светила на небо.

Следует отметить, что в топониме Pohjola «Похъёла»  может подразумеваться расположение страны относительно –хъёл (исл. hjol «колесо»), и речь идёт, по всей видимости, о реке Гьёлль (норв. и исл. Gjoll, о с надстрочным двоеточием), подобно тому, как, к примеру, литовское селение Палуше располагается вдоль проточного озера Лушяй бассейна р. Жеймяны (то есть: по Лушяю). Исл. Gjoll в переводе на нем. Schlacke «шлак, шлаг», А.Н.Чудинов в «Словаре иностранных слов, вошедших в состав русского языка» (1910) дал три значения слова: 1) оборот верёвки около чего либо, 2) разрывной снаряд у ракеты, 3) стекловидная масса, остающаяся после обработки минералов посредством огня – выгарки. Третье значение восходит к переработке руд, второе – не относится к древности,  а первое значение, некоторым образом, вторит значению исл. hjol «колесо» по отношению к реке, и речь может идти об округлых развитых меандрах (лука, излучина, изгиб реки) с переходом его далее в стадию старицы (староречье, курья, полой, пойменное озеро, бессточное озеро). Покрываясь затем наносами, старица переходит в болото или луг. Таким образом, река с меандрами уподоблена оборотам вервия («луковидное» движение… – это движение по окружности либо подобно тому, как ползает змея», – цитата из статьи «О «лукавых» реках и прочих изогнутых предметах» (электронный ресурс, 2020) со ссылкой на «Великие Четьи-Минеи» XVI в.).
 
Лоухи являлась хозяйкой страны Похъёлы, территориально связанной с подземным царством мёртвых Хель или Нифльхейм (Нибльхейм). Название Нибльхейм (хейм «дом, приют») сравнимо первым корнем с латин. nebula «туман, мгла, чад, дым, облако», и Хель, полусиняя-полубелая женщина, дочь Локи (в имени корень лок-), являлась хозяйкой царства мёртвых. Река Гьёлль протекала у врат Хеля, через неё был перекинут мост Гьялларбру, и от моста дорога вела в царство мёртвых через Железный Лес. Туман Нибльхейма и синий колер в описании Хель отчасти напоминают ситуацию на Зюзельском болоте Урала, где находился сказочный ключ подземного царства Синюшки с паучком на синей тенётке (пауки-мизгири упоминались в истории кетской Хоседэм).

Река в Похъёле сочетается с медным утёсом, где также были золото и серебро и железным утёсом (что было отмечено для Зюзельских месторождений, см. сказ Бажова «Синюшкин колодец») поэтому Лоухи, являясь хозяйкой  Похъёлы, ведала и полезными ископаемыми, разработка которых карьерами, каменоломнями и шахтами, как в уральских месторождениях, начиналась позднее более примитивных старательских работ. Железо изначально добывали не из жил, а черпаком из болотной (луговой) руды, залегающей под поверхностью и представленной бурым железняком. Золотоносные «железные  шляпы»  формируются при выветривании рудных тел. Таким образом, в имени Лоухи возникла связка понятий «лука, излучина» и «камнеломня, карьер», но в настоящее время этимология имени  Лоухи возводится к фин. louhos «камнеломня, карьер», то есть, связывается только со значением слова из горняцкой терминологии, что обедняет историю и этимологию мифонема. Кстати, создание «трещиноватых утёсов и пёстрых камней» относится к сфере деяний Ильматар (руна 1), и, судя по тексту Калевалы, речь идёт об утёсах  с полезными ископаемыми. 


ЛУКЕРЬЯ И ТОПОНИМИКА, ЭТИМОЛОГИИ, НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ


Скудность сведений о Лукерье как о мифологическом персонаже возможно дополнить обращением к топонимике. Река Лукерья Верхневолжского бассейна протекает в Нижегородской области, река с тем же названием имеется в Красноярском крае в водной система Лукерья – Чадобец – Ангара – Енисей – Карское море. В России известно немало гидронимов и комонимов (речь о селениях) с простым названием Лука или сложным, где Лук- является одним из корней, связанным с понятиями лука или речная излучина, возникшими в ходе естественного процесса меандрирования рек и расположением населённых пунктов в местах, связанных с меандрами.

В словаре М. Фасмера в статье «лoкы» приводится  этимология др.-русск., цслав., ст.-слав. локы «лужа», ирл. loch  «озеро», др.-сакс. lagu  «озеро» – из др.-герм.*lakko (д-в-н.lahha и др.) «лужа». В статье «лука» приводится укр. лука «мыс, образуемый рекой; заливной луг», др.-русск. лука «изгиб, залив», словен. loka (o – cо знаком долготы и хвостиком) «болотистый луг в долине», чеш. louka  «луг» и др., в статье «лукоморье» значится «залив моря», от *loka «изгиб» (см. лука) и морье-море; см. также из луку моря (СПИ)». 

Следует особо отметить древний астионим Лукка (Lukka «болотистый») – город в Италии, основанный лигурийцами на аллювиальной равнине реки Серькио, в чьём названии имеется корень luk «болото» лигурийского происхождения. Лигурийцы –  группа древних племён II в.– середины I в. до н.э. занимавших в доримские времена территорию  современного региона Лигурии, также значительную часть Апеннинского п-ова и юго-восточную Галлию, но были потеснены волнами нашествий италиков и этрусков. Д’Арбуа де Жюбенвиль, историк, археолог и лингвист, специалист по древней и средневековой истории Европы, на основании изучения древних текстов счёл, что лигурийцы дошли до Северного моря. Ряд лингвистов сближают кельтские и лигурийские языки (в состав лигурийцев и кельто-лигурийцев вошло значительное число разных древних племён, существует версия о проитало-кельтском языке II—III тыс. до н.э.).

Название Лукка (Lukka, Luqqi, Luggi) имели также исторические земли на юго-западном побережье Анатолии, в бронзовый век связанные с Ликией, но, как считается, включавшие более обширные территории Ликаонии, Писидии и Ликии. Земли Лукки вместе с хеттами участвовали в битве против фараона Рамсеса II (1274 г. до н.э.), позднее воевали с хеттами, в XII в. до н.э. вторглись в Восточное Средиземноморье и Египет в составе «народов моря». Земли Лукки граничили слева (к западу) вдоль морского побережья с Карией, население Лукки и Карии  говорили на близких языках анатолийской ветви ИЕ-языков, позднее произошла эллинизация. Северная граница Карии с Лидией  проходила по низовьям реки, получившей название Меандра (от греческого слова Maiandros, давшего также название «греческому орнаменту»). Это знаменитая река Карии, упоминаемая  Гомером (Илиада, песнь вторая «Сон.Испытание. Беотия, или Перечень кораблей) и известная своим весьма извилистым руслом. Излучины реки Меандр также получили название меандров.

***

В настоящее время имя Лукерьи считается простонародным дериватом (сокращением) от греческого имени Гликерия, которое возводится  к  греч. glicos  «сладкий» (Глика Нера «Сладкая вода» – название известного пляжа на Крите, где имеются источники с пресной водой, текущие из высоких скал через узкую полосу галечного пляжа прямо в море).

Более естественно предположить связь первого корня имени Лукерья с многозначным корнем luk (в вариациях) со следующим смысловым набором: изгиб реки и болотистое или залужённое место внутри излучины (также изгиб моря), старинное оружие со стрелами,  растение подсемейства луковых, хитрость и склонность к интригам, – выбрав из него наиболее подходящий первый вариант. Второй корень имени Лукерья (- рья) возможно, вслед за М. Фасмером, считать родственным др.-инд. rayas (первое a под акутом) «течение, ток». В настоящее время, помимо легендарной Лукерьи, фигурировавшей в фольклорных записях Кирши Данилова и в сказе Бажова, известны две героини карело-финского эпоса – Локка и Лоухи, и вариабельный корень во всех этих именах прослеживается в многочисленных топонимах.

С точки зрения функциональности наиболее близкой к характеристике женских персонажей мифов и легенд, в чьём имени содержатся корень luk (в вариациях), является фигура Potnia Theron, изображённая на пифосе из Беoтии в платье до долу с длинными рукавами и рыбой на фартуке на фоне карты межгорной низины Беотии в долине р. Кефисс  (Национальный археологический музей Афин в Фивах, позднегеометрический стиль, 680-670 г.г. до н.э.). Эпитет Potnia theron, означающий владычицу зверей, введён Гомером в Илиаде: «Тут Аполлона сестра, Артемида, зверей господыня…» (Илиада. М.: Изд-во «Худ. лит.», 1967. Песнь 21), но в характеристике  девственной сестры Аполлона имеется чёткая связь с охотой, луком и луной, чего не наблюдается в беотийском изображении  богини. Беотийская богиня долины р. Кефисс, изображённая на пифосе, связана с пелопонесской Артемидой Лимнатис «болотной»,  также имевшей святилище около болот и источника вод (в Беотии была известна Артемида Гимния, покровительница танцев и пения в Орхоменосе, городе на р. Кефисс, известном святилищем трёх харит из свиты Артемиды). В рамках сравнений женских мифических персонажей, чьи имена содержали корень luk (в вариациях), с Артемидой, следует отметить, что  они, в отличие от последней, имели супружеский и материнский статус, были связаны с извилистостью рек и подземными сокровищами.