Памяти отца Трифона Плотникова

С сожалением вижу, что в "Вере" сильно отредактировали мой текст. Публикую как написала.

С отцом Трифоном лет 35 назад меня познакомил тоже уже покойный Дмитрий Несанелис. Между университетом и аспирантурой в год тысячелетия крещения Руси сознательно и самостоятельно вместе с годовалой дочкой и первым мужем мы приняли крещение в гостях у моей бабушки в Беларуси. Диплом я писала по Житию Диодора Юрьегорского и Повестям о соловецких пустынножителях, с этой же темой и в аспирантуру ЛГУ поступила, только  несколько шире сформулированной, "Соловецкая агиографическая традиция в середине XVII века". Сразу скажу, что диссертацию не дописала и не защитилась. Зато на Соловках побывала и не раз. В первый раз тот же Дмитрий Несанелис сосватал меня на Соловецкий форум, доклад я туда заявила на тему "Молчание как добродетель в соловецкой агиографической традиции", и при этом попечаловалась Диме, что о монашеских добродетелях доклады пишу, а ни одного живого монаха не знаю. Вот он и привел ко мне в гости отца Трифона. С Димой мы тогда общались и как коллеги,  он как этнограф помогал нам, археографам составлять опросник для староверов, и как соседи (жили рядом и на пару в Первой средней школе Сыктывкара преподавали Писание, он Ветхий завет, а я как новокрещеная Новый), и как родители детей - погодков, то для них группу английского языка в университете открыли, то "университетский" класс сформировали. Сил и идей по молодости было много. Я тогда курила, носила мини, слушала рок, любила собак и держала дома на маленькой съёмной квартире огромного ньюфаундленда, Лору. Отец Трифон на всё реагировал спокойно и произвел приятное впечатление не только на меня, но и на Лору, которая не отходила от него весь вечер. Какими-то особыми монашескими добродетелями на первый взгляд он не отличился, не молчал, а общался как все люди, но всё-таки его вид в подряснике и подарки, а подарил он мне журнал "Русский паломнiкъ" и "Откровенные рассказы странника", которые я тут же проглотила, задали тон нашему общению, и вскоре я поехала к нему в гости в Иб.

Именно в гости, а не на службу, как многие тогда и сама я позже ездили. Мама его, в миру Нина, в монашестве Никодима, приняла меня строго, но  я как увидела на втором этаже библиотеку отца Трифона, просидела там с ним до самого вечернего автобуса в город. Библиотека у него тогда уже была отличная, иззавидовалась, никто же не знал, что когда-то в телефоне будет всё помещаться. И так мы  общались года 2-3, то он приезжал в город и заходил в университет в археографическую лабораторию, то я к нему ездила в Иб в гости, пока весной 1992-го года не дозрела исповедаться и причаститься. Дался мне этот переход очень тяжело, то мило общались на темы истории, археографии и прочих древностей, а тут общение перешло совершенно в другой регистр. Но зато успела на Пасху 1992-го года младшего брата, Сергея, привезти к отцу Трифону на исповедь и причастие. Брат в том же году погиб, а я развелась с мужем и ушла из университета, потому что в лаборатории поставили вопрос ребром: или работаю как все, то есть сдаю ребенка в детсад и хожу на работу, или увольняюсь. Со съемной квартиры хозяин выгнал. Осталась без мужа, без работы, без жилья с ребёнком и ньюфаундлендом на руках, единственный брат погиб. Таким мне запомнился 1992-й, год воцерковления. Помню, как чуть ли не швырнула отцу Трифону своё обручальное кольцо, дескать, получай, фашист, гранату. Странно вела себя, не спорю. Но первый духовник это как первая любовь, сумбурно. Помню, однажды вместе ехали в Иб в автобусе, я всю дорогу уж так ему говорила-говорила про свои несчастья, убежать-то некуда, ехать целый час. Глядь, а он спит.

Тем же летом 1992-го отца Трифона "поставили" на Сию, то есть он согласился взяться за возрождение древнего монастыря, в котором ещё шли пионерские смены. И в начале августа через редакцию "Веры" сформировалась и вылетела к отцу Трифону на Сию группа поддержки: несколько будущих монахов и прочие лица, в том числе и я, чудом посаженная в Ан-24 без билета благодаря Володе Чугунову, будущему отцу Варсонофию, а тогда авиаинженеру в нашем аэропорту, знавшему входы-выходы. Помню, бежим с ним по летному полю, мотор гудит, пропеллеры крутятся, и гадаем, успеем добежать или без нас улетят. Успели. Хорошо бы и в Царство небесное попасть, как тогда на Сию. Мне там досталось послушание веники вязать. Дорога в монастырь заросла кустами, мы их чистили и вязали на зиму веники козе. Сенокос-то уже прошёл! А козу кто-то подарил. От пионерлагеря монастырю много всего, да всё, наверное, осталось, может и коза была пионерская, точно не помню. Помню, что работала в паре с жительницей села Рай Светланой, пожилой, как мне тогда казалось, женщиной, державшей своё хозяйство, и еле поспевала за ней. Уставала сильно, зато за ударный труд отец Трифон подарил мне гуманитарки немеряно, прямо с Сии я поехала на Сергиевский конгресс в Вологду и помню, как там эту гуманитарку всем нищим знакомым древникам раздавала и сама годами носила. Жаль, что рук не хватило больше увезти, всё пригодилось бы, а так всё равно сгорело, подожгли местные склад. Заодно и в храме сгорела крыша, как раз после Соловков заехал на Сию патриарх Алексий, значит, это уже после Преображения было. Помню, весть о пожаре услышала в аэропорту: - Господь посетил! - то ли сам оТ сказал, то ли кто-то передал его слова. Вообще трудно сейчас воспроизвести и даже вспомнить тот дух, который окружал тогда отца Трифона. Сийское настроение было всегда бодрое и радостное, им заражались, как мне тогда казалось, там все поголовно: и отсидевшие не раз трудники, и паломники-москвички.

В такой компании: сийских трудников и московских паломниц однажды проводила я летний отпуск на Сие в разгар сенокоса. Мужчины вручную косили, а мы граблями гребли и потом скирдовали сено на ближайшем лугу на той стороне озера. Это уже был 95-й год, к тому времени я сначала перевела на русский, а потом написала краткое переложение текста Жития преподобного Антония Сийского. Помню, как сидели как-то над текстом с отцом Трифоном, слово за слово - поругались. Если бы не проходная комната, хлопнула бы дверью и "ушла навсегда", но мне была определена дальняя комната, а в проходной уже спали монахи, дело  на Архангельском подворье было. Помню, как кипело всё внутри до самого утра, но к утру как раз перекипело и успокоилось. Заодно вспомню тут же обратный случай. Поехала однажды к отцу Варсонофию на ферму в Ваймугу. Приезжаю, он спит на панцирной кровати прямо в сапогах, грязный, уставший, но весёлый. Показал мне своё хозяйство, оседлали мы двух лошадей и целый день скакали по окрестным деревням, объезжали его знакомых. Дело к вечеру, хоть летом там и белые ночи. Отец Варсонофий мне говорит: - Ну, дальше сама. В монастырь я с тобой не поеду. У тебя лишней машины стиральной нет? Очень нужна!

У меня никакой не было, а так бы отдала. Он огорчился и уехал восвояси, а я в монастырь. В монастыре идёт Всенощная, выходит отец Трифон с кадилом, и искры летят из обоих. Хорошо, я быстро догадалась покаяться, и тут же на ходу попросила прощения, дескать, так и так. Он побурчал, что отец Варсонофий не знает, куда скачет, но вижу, что успокоился. Великое дело - искренность. Вообще же что такое откровение помыслов я больше в книжках читала, чем практиковалась, но с отцом Трифоном это всегда срабатывало. Откроешь все свои идиотские помыслы - и полегчает. Хотя с годами всё сложнее становилось, и не столько в географическом расстоянии было  дело.

11 лет, с 1992-го по 2002-й, получалось постоянно на Сию ездить, в первые годы не по разу в год, потом пореже. А потом как отрезало. После 40  силы уже не те, нет их на косьбу и прочие тяжёлые работы. Да и появление сначала на рабочем столе, а потом и дома интернета, возможность виртуального общения, сыграли свою роль. Помню, как в в первые годы в библиотеке в игуменском корпусе собрала вокруг себя наличный состав и стала какую-то лекцию по агиографии читать. Настоятель в этот момент отсутствовал, чем я и воспользовалась. Приехал - разогнал нас. Тогда я не обиделась, в монастыре же всё по послушанию, чего обижаться, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. "В чужой". Постепенная кристаллизации этого понимания, что "чужой", и расставила всё на свои места. Трудники там, конечно, как и в других монастырях, постоянно менялись, кто на сколько задерживался, но костяк определился.

И вообще изменились обстановка и настроение, мб только у меня: прошло неофитское воодушевление и стало очевидно, что никаких чудес не случится. Это был очередной порог, если на первой стадии отношения с отцом Трифоном были как с учёным монахом, на второй быстро перешли из духовных в помощь по монастырю, то на третьей остались тёплыми, но с пониманием, что у монахов своя жизнь, а у меня своя. Взяла в монастырской библиотеке толстый том  "Об умной молитве", прочитала от корки до корки и удивилась, что всё так просто. Ничего специфически монашеского в умной молитве нет, живи по заповедям, люби Бога и молись Ему из сердечной глубины, вот и вся премудрость. Понятно, что на этом пути в миру препятствий больше, поддержки меньше, но тут уже делать нечего: птичка, привязанная за ногу, никогда не взлетит высоко. В монашеской общине тоже ещё не Царство небесное и хватает своих нестроений и искушений. "Были бы братья, а братства составятся", - вслед за Достоевски Михаил Дитерихс повторял. И я за ними.

Сийские братья, отец Трифон с отцом Варсонофием, остались в моей жизни навсегда. Однажды не было денег на море свозить ребёнка, не вылазили зиму из больниц. Они помогли, прислали, сквозила маленького сына в Крым, тогда ещё украинский, и с тех пор больше не была на море. В последний раз неожиданно прошлым летом уже после начала войны прислал мне 15 тысяч отец Трифон в Беларусь, на бездомных животных. Жаль, в неудачный момент, когда только заблокировали мастер с визой и ввели мир, скакал курс российского рубля, через пару месяцев сумма в полтора раза увеличилась бы за счёт выросшего курса, но дорога ложка к обеду, в тот момент я особенно отчаивалась, что скоро при таких делах голодать будем с моими подопечными. Не раз пересекались с сийскими монахами на Рождественских чтениях, и хотя в последний раз воочию отца Трифона видела я в Питере на Сийском подворье зимой 2005/2006, но больше вспоминаю, как в январе 2005-го ходили в Москве в Малый театр на "Чайку". Не сам спектакль, а как в антракте в очередной раз высказывала ему помыслы, в тот момент они в основном РПЦЗ касались.

Позже мне приходилось общаться не только со священниками МП и РПЦЗ, но и РИПЦ, и мне была непонятна их взаимная неприязнь. " Уже позже , чем вы думаете",  не осталось уже времени на свары и взаимные проклятия. Отец Трифон в этом отношение был образец лояльности МП, ни разу за 35 лет не слышала я от него никакой критики церковной иерархии. Это нас и отдалило, меня слияние церковной бюрократии с государственной в итоге заставило сомневаться в сталинской МП как таковой. Но в то же время в последние два года его жизни общались мы без обиняков, я ему, как всегда, свои помыслы излагала, а если он не соглашался и возражал - развивала. Во время оно его мама, монахиня Никодима, говорила мне: - Какой из моего сына епископ? Гол как сокол, ему в патриархию и занести-то нечего!

Сразу я жалела, что отец Трифон отказался стать епископом Коми, но потом часто вспоминала поговорку отца Павла(Груздева): - Сиди жаба, в луже, чтоб не было хуже, - которую он как раз к монахам- администраторам и применял. Жабы живут в луже, монахи - в монастырях, это их среда обитания, и, покинув её, они не выживут как вид

Однажды отец Трифон прислал мне какой-то неожиданно антивоенный ролик, точное содержание не помню, сам ролик стёрла, осталась только переписка. Скорее всего там  была запись отказников, молодых парней, не желающих воевать, но с какой стороны - не помню, да и не важно, разницы-то нет. Я отреагировала:

- А куда им деваться? Погонят - пойдут,  не вижу силы, которая бы остановила это безумие.

 О.Т. - Господь Бог, но нет молитвенников.

- Какие могут быть молитвы, когда по обе стороны фронта церковь поддерживает войну?

О.Т. - Сильные!

- Ну, я молюсь о том, чтобы те, кому невтерпёж, скорее поубивали друг друга, тогда у молодёжи, у моих детей и внуков будет шанс на жизнь. Молодые не хотят этой войны.

- Если б они только войны  не хотели. Они сами ее снова заведут.

- Если выживут. Молодёжи мало, соответственно и шансов на что-то повлиять.

- Идеализируете молодёжь!

- Просто жалею. Они заложники. Как и мы, но мы больше пожили и нагрешили.

- Жалость хорошо, чтобы была мудрой.

- Да, это трудно. Я просто всех жалею, чем дальше, тем больше.

Вот такие диалоги с 14-го года иногда бывали, но чаще более мирные, про его и моих котиков, цветочки и прочие мирные и красивые вещи.

Незадолго перед смертью у него был день рождения, я забыла, но с предыдущим поздравляла:
Дорогой отец Трифон! Поздравляю Вас с  днём рождения!  И в Вашем и в моём возрасте каждый прожитый ещё один год жизни и даже один день - это, с одной стороны, подарок, а с другой - испытание. Достойно принять и прожить его непросто, мне так всё тяжелее. Поэтому пожелание одно: сил телесных и духовных!

О.Т. Сердечно благодарю. Меня, кстати, поздравили с тем, что ещё на один год я стал ближе к смерти.

Ну вот прошёл ещё один год,  и для него смерть стала реальностью. Не сразу сообразила, что по священнику не Псалтирь, а Евангелие нужно читать, стала читать Евангелие от Иоанна и быстро дочитала до бесед Христа с самарянкой и взятой в прелюбодеянии. Эти встречи Господа с жёнами не самой благочестивой и подзаконной жизни у Иоанна как-то особенно описаны, видишь всё как в кино.

 - Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине... Я не осуждаю тебя, иди и впредь не греши.

Никаких инвектив и регламентации, "слушайся начальство, молчи и смиряйся". Нет, только о самом главном: Бог есть дух, и чтобы поклоняться Ему в духе и истине, не нужно грешить...

К свободе призваны вы, братья, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу.

Это уже из Послания к Галатам апостола Павла, 5.13, мой любимый стих, который именно как стихотворение часто повторяю про себя.

Часто кажется, что теперь этой первоначальной простоты уже не осталось в мире и среди христиан. Но не наше дело судить других, если её нет в нашем сердце - то и нигде вовне не найти, а если есть, то где двое или трое собраны во имя Христа, там и сам Он посреди нас до скончания мира.