Красные рассветы -25

  Каретников, одетый в строгий чёрный костюм шёл по длинному коридору наркомата вооружения и боеприпасов города Курска. Сегодня утром сюда на станцию прибыл литерный поезд со штабным вагоном Феликса Эдмундовича Дзержинского, который срочно потребовал прибыть к нему на беседу. Роман Григорьевич выехал из Ровенок один без секретаря и теперь шёл для личной беседы с председателем ВЧК и начальником тыла Юго-Западного фронта в одном лице.
  Войдя в кабинет он увидел Дзержинского сидевшим за столом, но тот взглянув на него, тут же поднялся и они поприветствовали друг друга, как старые товарищи.
- Очень рад, что вы нашли время и откликнулись на мою просьбу о встрече, - сказал Феликс Эдмундович, предлагая сесть напротив и начать беседу. - Сейчас октябрь 1920 года, а я снова назначен председателем Комитета обороны Москвы.
- Всё так серьёзно? - спросил Каретников присаживаясь рядом.
- Да, дело усложнилось, - Дзержинский отодвинул от себя стопку бумаг, будто она могла ему чем-то помешать в беседе. - С ликвидацией "Тактического центра" ничего не закончилось. В Средней Азии борьба с басмачеством в самом разгаре, за Западе война с Польшей, а теперь ещё и местные усобицы, которые грозят перерасти в серьёзные последствия. Мы до апреля сего года вели переговоры по заключению мира со странами Запада, но только Эстония пошла на такое соглашение и 2 февраля, как вам известно, мы заключили мирное соглашение с этой страной. А 25 апреля сего года польская армия начала наступление. Вместе с нею на украинскую землю вошли её "союзники" - петлюровцы. 6 мая они захватили Киев, потом заняли Минск. 6 июня перешли в наступление войска Врангеля. Мы вновь ввергнуты в тяжёлую войну. В нашем тылу активизировались в связи с этим шпионы и агенты польской разведывательной службы и её подрывники. В нашем тылу участились поджоги военных складов, взрывы мостов, нападения бандитских групп. 9 мая в Москве был взорван склад артиллерийских снарядов, погибли люди. В течении одного месяца вражеские диверсанты уничтожили до 20 военных объектов. Особенно широкие масштабы подрывная деятельность приобрела на Украине и в Белоруссии. Так что наше правительство вынуждено вновь перевести страну на военное положение. Отсюда и моё прежнее назначение. Надо надеяться, что до Москвы эти новоявленные повстанцы не дойдут, я имею ввиду те силы, что сосредоточились сейчас вокруг внешнего тылового обвода, за тем сюда и приехал, чтобы на месте проконтролировать ситуацию. Ведь и переговоры наши идут со скрипом, враги почуяли, что обстановка осложнилась и хотят нанести нам удар из тыла. Я попрошу вас доложить мне последние ваши данные и соображения о совместной работе с левыми эсерами по ликвидации вражеских тылов. Знаю, что белоказаки пытаются продвинуться из южных районов сюда под Курск. Так, как обстоят дела?
  Каретников в подробностях рассказал о местной обстановке, не упустил и факт согласия на переговоры со стороны полковника Самарина, но Романа Григорьевича смущали его условия.
- Вот этот момент и надо сейчас с вами прояснить, Феликс Эдмундович, - Каретников разложил на столе карту и показал места сосредоточения белоказаков у реки Сейм.
- Не смотря ни на что, переговоры надо начинать на любых условиях. Калганов человек опытный в этом деле, он постарается донести до Самарина все нужные нам аргументы.
- Давайте теперь просчитаем исход всех событий, и что мы предпримем, если что-то пойдёт не так?
- Исход? Тут может быть только два варианта: либо они соглашаются отвести свои войска, разоружить местные банды, выступающие под их покровительством и разойтись по домам, как это и было предусмотрено декларацией от 20 августа, либо, сорвав переговоры и взяв заложников, как вы предполагаете, они подпишут себе смертный приговор, ведь тогда у нас будут руки развязаны. Мы действуем в рамках закона и декрета лишь тогда, когда и они принимают условия этого закона, а если нет, то все договорённости от 20 августа аннулируются, не по нашей вине.
- Теперь о рисках для парламентёров - все переговоры до этого проходили на нашей стороне, а теперь придётся по требованию офицеров вести их в самом логове.
- Риски есть всегда, на то они и переговоры, - Дзержинский закурил и откинулся на спинку стула. - Я понимаю ваши волнения, но если речь касается спасения жизней тысяч людей, а ведь мы уберегаем их от ненужного кровопролития, то риски вполне оправданы. И этому парню скажите, что если его будет дядя силой удерживать и заставлять отправиться с ним на фронт к барону Врангелю на подмогу, то пусть соглашается и не ввязывается в лишний конфликт. Потом уже видно будет по ходу дела, главное, выманить их на официальную встречу... И не считайте, что этот парень совсем мальчишка, не такой он уж и младенец. У нас на фронтах в Красной Армии шестнадцатилетние полками командуют, а ему уж двадцать лет. И потом, он в этой кутерьме их не интересует, просто прихоть царского полковника, который никак не может унять свою гордость.
- То есть, парень этот будет как разменная монета во взрослой игре? - Роман Григорьевич пристально смотрел на главного чекиста страны.
- Может быть и так! Но его жизнь в сравнении с жизнью тысяч солдат... Одним словом, подумайте и взвесьте на чаше весов. Ответа жду от вас немедленно, как только уладите все детали.

  Павлик приехал в Глазуново попрощаться перед дорогой с братом, которого уже привезли к ним в госпиталь из Новлянки и Татьяной. Первым делом он подскочил на коне к лечебному корпусу и заглянул в окно третьей палаты. Распахнул занавески и посмотрел на спящего Ивана.
- Нет, я не буду его будить, - шёпотом произнёс он и посмотрел на медсестру Настю. - Я потом под вечер ещё приду к нему, тогда уж, авось проснётся... Как спит, а? Иванушка, братик мой! - он ещё раз ласково взглянул на больного с перевязанной головой брата и направил коня к корпусу, где проживала обслуга.

  Таня уже была на ногах и потихоньку входила в ритм обычной жизни и своей беспокойной работы. Когда приехал Павел она гладила бельё угольным утюгом. Он вошёл к ней в комнату, она вскинула на него глаза и отложила бельё в сторону. Таня вытерла руки о фартук и подошла к Павлику.
- У брата был? - спросила она строгим голосом.
- Да, только что оттуда, но он спит и попрощаться, наверное не успею...
- Как, попрощаться? Это что ещё за новости? - она взяла парня за плечи и развернула к себе лицом. - Сказывай, что ещё случилось?
- Ничего, меня на задание посылают вместе с парламентёрами к... белым, - не уверенно ответил он и отвернулся. - Вот я и хотел тебе сказать... Ежели что, ну понимаешь - не вернусь и всё такое... Всякое может там случиться, то ты деда не оставляй, ладно? Хворый он, не бросай его, помоги, чем можешь. Ведь один он, Ивану то некогда будет!
- Ты, что говоришь-то? - она снова с силой повернула его к себе лицом. - Какое задание ещё? Никуда не поедешь, не пущу!
  И тут она упала ему на грудь и забилась в истерике:
- Паша, не уезжай!.. Прошу тебя, откажись!
- Нельзя уже отказаться, я слово дал! Танечка, что с тобой? - он взял в ладони её мокрое от лёз лицо. - Ведь Иван с тобой остаётся!..
  И тут он не выдержав, порывисто притянул её к себе, обнял и прижался к её горячим губам. Она не оттолкнула, её губы тоже ответили ему, он чувствовал их нежный трепет, но она продолжала почему-то со стоном жалобно рыдать, будто её женское сердце чуяло надвигающуюся беду.
  Когда он отпустил её Танечка продолжала всхлипывать:
- Павлик, родной, не уезжай!.. Мне страшно чегой-то! Они ж звери, Пашенька, - и она вспомнила, как истязали её белоказаки в лесу, после чего она еле выжила.
  Он отстранил её от себя:
- Танечка, милая, что ты?! Мне ещё к комиссару ехать, - он хотел было уйти, но она не отпускала.
  Когда он всё же выскочил на двор к своему привязанному к перилам у крыльца коню Тимоше, Танечка тоже выбежала за ним и ухватилась за рукав его рубашки.
- Миленький, Павлик!.. - она давилась словами сквозь слёзы, прижимая руки к груди.
  Он ещё раз на последок прижался к её губам, и вскочив на коня умчался по тропе, скрываясь за густыми ветвями старых дубов и елей.
  Бармина ещё долго стояла на дороге и вглядывалась в тёмные дебри, нависшие высокой аркой над тропой, по которой умчался сейчас её милый дружочек. Все чувства перемешались и теснили грудь, была непонятна её тоска и жалость, вдруг ударившая в сердце. Там в лечебном бараке лежал тот, о ком она печалилась и не спала ночей, а теперь, казалось, что она теряет что-то более важное и дорогое. И что за напасть, почему так хочется рыдать и рваться за ним вслед, за этим молодым, шаловливым повесой, к которому она никогда не относилась всерьёз? Магия его обаятельной улыбки, какого-то чарующего взгляда, теперь приковала и не отпускала её сознание. Она всё стояла и прижимала руки к груди, хоть её и звали громкими голосами с стороны госпиталя. Танечка в последний раз взглянула на эту тропу, вскинула руки к голове, а потом их резко бросила вниз, опустив вдоль тела. Она стянула с себя платок, вытерла им мокрое от слёз лицо и поплелась к лечебному корпусу.

  На вокзал в Шохино прибыл первый состав с фуражом и продовольствием для красных кавалеристов бригады Капорина, которые уже были на пути к Ровенкам и находились в Нарышкино. Сложная ситуация с белоказаками заставила Дзержинского принять такое решение и выделить на защиту Курска и прилегающих к нему районов конную группу из состава московского военного гарнизона, которая была в охранении. Неизвестно как и чем могут закончиться переговоры, а помощь подойти во время не поспеет с Юга, если белоказаки устроят здесь мятеж и погромы. Алексей Днестров пол дня мотался по станции, проверяя документы и размещая вновь прибывших людей, сопровождавших грузы. Он на минутку заскочил к себе домой, чтобы проведать заболевшую мать, а на пороге его ждала Евгения, одетая по деревенски, что было против её правил. Она отчаянно смотрела на Алексея, прижимаясь к стволу берёзы у него на дворе, и сверкая глазами проговорила:
- Вот что, милок, мне рожать скоро, а в городе меня каждая собака знает, потому как дети ходят ко мне на дом музыкой заниматься, и не пристало мне тут в родильном доме быть, - она поправила платок. - Дитя своего не заберу, а осуждения от людей не желаю... Вот и отвези меня сегодня же в деревню, в Каменку к Глафире Дугиной. Помнишь, как у неё мы на сеновале с тобой ночевали? И она помнит, а потому предлагает ребятёнка моего забрать к себе, так как одинока. Ну, что смотришь? Вези!.. - она наступала на него решительно и дерзко, Алексей не мог ей в глаза глядеть от стыда.
  Он прислонился к деревянным перилам крыльца и тихо произнёс:
- Хорошо, только дай мне с делами управиться, и через час - едем!

  Они ехали на подводе в Каменку, выехав с базарной площади. Алексей правил кобылой осторожно, чтобы не растрясти Женю, которая уже была на последнем месяце беременности. Они ехали молча по городу, но когда выехали в поле на простор, Евгения обернулась к Алексею:
- Что молчишь-то? Ведь сам дитё забрать обещался, а теперь в кусты?
- Заберу, как только обстоятельства позволят. Это даже хорошо, что ты пока от города будешь подальше, до Каменки они не дойдут...
- Кто они? - испугалась Евгения.
- Белоказаки!.. Есть такая опаска, - он тронул вожжи и поехал быстрее. - К тому же, может быть и сойдёмся с тобой потом... Ежели Валентина от мужа не уйдёт.
- Что?! - она округлила глаза. - Это какая Валентина, твоего начальника, что ли, жена? Дочка Родионова, у кого я секретарём работала? - она не верила своим ушам, не хотела верить.
- Да, она, скрывать не стану!..
- Что же, муж-то ей надоел, али старик уже? - она подсела ближе. - А ты-то, что же, добрый молодец?! Всё совесть свою берёг, а сам вор, получается? Чужую жену украл, да у кого, у своего же друга и начальника? А ребятёнка своего на чужую тётку бросаешь?! Хорош пролетарий!
- Ты этого не касайся, не имеешь права! - он упрямо дёргал поводом. - Вспомни, батька твой кто, забыла? Напомнить?
- А ты не старые грехи припоминай, и не родительские, которые тебя никак не касаются, ты о своих сегодняшних лучше подумай и позаботься о своей репутации... Я, конечно, ничего никому рассказывать не стану, коль сам не откроешься перед товарищами своими, но передо мной-то не надо гордиться, не чем... И попрекать меня чужой бедой, тоже не нужно! - она склонила голову и замолчала.
  Приехали в Каменку они под вечер, Глафира встретила их в избе и пригласила за стол для разговора.
  Женщина поставила на стол чугунок с дымящейся картошкой и села напротив притихшей парочки.
- Я ить помню, как вы тут у меня на сеновале любезничали, - промолвила она, глядя на Алексея. - Что же сейчас-то? Али не по нраву она чем тебе пришлась, Алёша, не угодила чем? Ведь как она старалась всегда, бедняжка, чтобы тебе было хорошо с ней! Вон и с работы ушла, от Родионова-то, чтобы только не прознали про вас ваши сотрудники, всё опасалась за твою репутацию... И такая твоя благодарность?
- А я и не отказываюсь, - ответил он неожиданно и взял из чугунка горячую картофелину, посолил её и поднял глаза на Женю. - Тяжёлое положение у нас, женщины, и пока ничего не могу вам сказать конкретного, потому как не знаю, может и не уцелею этой осенью, а вы тут патоку разводите... Сказал же уже, что буду ребёнка воспитывать и сгинуть ему не дам, в приют тем более не отдам его, кто бы ни родился... Вы же бабы, ну что с вас взять?! На нас же сейчас вся ответственность лежит за жизнь не только вашу, но и всей страны в целом. Конечно, что вы можете понимать, для вас личное - превыше всего, а я так не могу, не так я устроен, бабочки мои! - и он протянув руку через стол, похлопал по ладони Глафиру. - Утрясётся сейчас всё немножко, уляжется, вот тогда и будем решать с вами наши вопросы и личные дела. Договорились? - и он улыбаясь, засунул остывшую картофелину в рот. - А пока, Глафира, очень правильно, что ты Женю у себя приветила. Плохо лишь, что не в больнице она рожать будет, страшновато немного за неё... Женечка, а тебе я желаю всего наилучшего и скорейшего тебе избавления от бремени, - он наклонился к немного остывшей от гнева Евгении и поцеловал её в щёчку.
  Здесь у каждого была своя правда. Аргументы Алексея вполне понятны были только для него, или таких как он, в то время, как горе Евгении было на виду, нарочно не придумаешь такой яркой ситуации.
  Днестров ехал назад и всю дорогу думал о жене Жукова, но уже не как о своей возлюбленной, нет - он вспоминал её неудачные роды и боялся теперь за Женю. А вдруг, а если?.. Стучало в висках. Но оставаться в городе она наотрез отказалась. И ещё один момент не давал ему покоя, это недосказанность в отношениях с Валентиной. Как честный человек он должен ей был рассказать и о Жене, и о будущем ребёнке, ведь он понимал, что серьёзные отношения не начинают с обмана и он решился с ней поговорить дома у её отца, она должна была прийти туда по его просьбе завтра вечером. В присутствии самого Родионова он и собирался объясниться со своей любимой женщиной.

  Тем временем слежка за Вяликовым продолжалась. Он вёл себя, как обычно, ничем не примечательно, но его сходство по описанию свидетеля, не оставляла сомнений в том, что человеком сопровождавшим Зимина в тот роковой для него день на станцию в Шохино, был именно Вяликов.
- Может быть его требуется допросить как следует? - говорил Алексей, как только стало известно от Жукова про эти подозрения.
- Не время ещё, мы не знаем все его подпольные связи, а они есть, - отвечал Жуков.
- Если упустим, как и Георга когда-то?
- Вряд ли он уйдёт сейчас из города, когда тут назревают такие события! - Жуков повернулся к Алексею. - Он должен кому-то рассказывать о состоянии дел в Ровенках, о наших резервах, о гарнизоне, о прибывающих частях для защиты от нападения.
- Нужно спровоцировать его, чтобы он пошёл на связь со своими людьми, и на этой встрече его и брать вместе со связными, - предложил Алексей.
- Я уже просчитывал такой вариант, он хорош, но только не в данной ситуации. Я подозреваю, что Вяликов заметил в отношении себя излишнее внимание, потому и так осторожничает. Ещё после моего повторного допроса по поводу охраны на Горбатом мосту, что-то ему не понравилось. Он насторожился и явно дал знать своим, что пока на связь выходить не будет.
- И всё-таки, надо рискнуть! - Алексей загорелся этой идеей. - Мы должны подсунуть ему такую информацию, от которой он уже не сможет отказаться и непременно пойдёт на связь. Посоветуйтесь с Каретниковым, не нам чета, человек грамотный и знающий... А, кстати, это правда, что он с Лениным был в Париже и слушал его лекции ещё до революции?
- Да, и я просил его нам рассказать об этой встрече, но ты знаешь, чем он сейчас занят - переговорами. И сейчас идёт уже последняя фаза подготовки, через два дня прибывает полк Самарина, они движутся от Севска в обход ко Льгову и в Обояни хотят соединиться с разбитыми деникинскими главарями, засевшими в лесу, - Жуков открыл форточку и вдохнул осенний воздух. - Уже прибыли сюда от партии левых эсеров, сегодня они с Калгановым готовят документы для подписания с двух сторон, а завтра выезжают с делегатами в район сосредоточения их отрядов, которые продвинулись на Слободку. Там теперь их штаб-квартира, и там они ждут наших парламентёров.
- Не боитесь их отпускать в логово к этому дьяволу, как его свои же и называют?
- Я лично, опасаюсь, но что же делать? Сегодня они получают последние указания от Каретникова, и утром выезжают в штаб капитана Еремеева. Когда подойдёт туда Самарин, они уже должны о чём-то предварительно договориться, тогда и Нестору Самарину будет легче решиться на что-то конкретное, не так ли? - Жуков явно нервничал, но вида не показывал, что у него на душе кошки скребут. Его состояние передавалось и Калганову, но он очень спокойно принимал, как данность, отрицательный исход.

  Итак утром в десятых числах октября, (по другим данным это было 16 число), чёрный, крытый автомобиль в сопровождении конной группы из двенадцати человек выехал на равнину к реке Сейм в сторону Слободки, занятой белоказаками, и остановился на въезде у шлагбаума для проверки.

  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.