Крещенские морозы

     Декабрь в этом году выдался тёплым. Даже на Варвару, когда обычно приходят первые крепкие морозы, было тепло. Обрадовались тёплой зиме Тищевы, жившие в ветхом доме.
     – Если будет такая зима, стало быть, проживём, – сказал Тищев своей жене, вернее сожительнице.
     – Если бы так, – ответила она ему с сомнением.
     Зато с приходом января ударил первый мороз. На Крещение всегда ждут крепкого мороза – он обязательно приходит.
     В ветхий дом с прогнившими нижними венцами проникал холод. На этот раз Тищев не забросал снегом стены дома под самые окна: нечем было – снегу было очень мало. Снизу заходил холод. В доме холодный пол. Страшно по нему ходить: скрипели доски. Дом трещал – сжимался от холода.
     Включённый самодельный обогреватель не спасал обитателей дома. Такие обогреватели либо перегорают в самый неподходящий момент, либо становятся причиной пожаров. Для Тищевых и то и другое – необратимые последствия.
     Печь в доме топилась не всегда. У Тищевых не было дров, да и откуда им взяться, когда не было и денег. Бедно, худо, безысходно жили они. От безысходности оставалось только одно – красть. И Тищевы крали. Крали по-хитрому: понемногу, по ночам и не у соседей, а уходили подальше, чтобы не вызвать подозрения. Топилась печь у них, разумеется, по ночам, чтобы дым из трубы не выдал их соседям. Соседи-то знали, что у Тищевых нет своих дров.
     Когда было тепло, можно хоть и на конец улицы пойти. А в мороз иначе, далеко не пойдёшь. Так морозы внесли кое-какие изменения – вынудили Тищева действовать по-другому. Стал понемногу красть дрова у соседей. Они стали замечать что-то неладное и встревожились. В мороз не покараулишь. Соседям было на кого грешить. А не пойман – не вор, как у нас любят говорить.
     Плакала девочка – доченька Тищевых. Ей было около года. От её крика разрывалось сердце женщины. Никак мать не могла успокоить дитя. Она держала девочку на руках и быстро ходила по комнате, что-то бормоча. При беспорядочной ходьбе она сшибла стул, на спинке которого висела детская одёжка. Стул упал с грохотом, а одёжка, слетевшая со спинки, упала на раскалённую открытую спираль обогревателя. Запахло гарью. Тищев, уловив ужасный и пугающий запах, испуганно соскочил с кровати и быстро откинул в сторону уже во многих местах истлевшую одёжку. Раскалённая спираль стала на глазах гаснуть. Тищев произнёс вслух пару бранных слов, выдернул из розетки шнур обогревателя и стал дожидаться, когда тот остынет.
     В доме заметно холодало. Вскоре Тищев отремонтировал обогреватель: соединил оборванные края спирали, укоротив тем самым её саму. Включил. Спираль стала нагреваться, быстро раскалившись докрасна. А примерно через час вновь погасла. Вновь исправлено. И вновь тут же перегорает обогреватель. Скоро стало ясно, что в дальнейшем ремонтировать его уже нет смысла.
     – Вот и конец пришёл, – сказал Тищев со злобой.
     – Сделай хоть что-нибудь, – умоляла его сожительница.
     – Что?
     – Хоть костёр разведи здесь посередине, – не соображала она.
     – Думай, что говоришь.
     – Думаю, думаю.
     А между тем вечерело и мороз только усиливался.
     Отчаявшаяся женщина выпроводила Тищева на улицу и выкрикнула:
     – И проходи только с дровами, а иначе не пущу!
     Она заперла дверь, и Тищев, разгневанный и обезумевший, что-то дико проговорив, с силой стукнул ногою в запертую дверь и направился к соседу. Быстро перебежал улицу и нырнул во двор дома напротив через большие ворота.
     На дворе была сложена под навесом большая поленница из несколько рядов. Стал он накладывать поленья на руку. Но мороз сковывал его движения – неловко у него получалось, дрова вываливались из рук. Наконец-то набрал охапку. Выходя со двора на улицу, Тищев неловко задел столб, на котором весели дворовые большие ворота, и охапка дров рассыпалась. Взбесившись, стал сразу же подбирать поленья – подобрал, хоть и не все, и пошёл к себе, испытывая облегчение. Но тут открылась уличная дверь дома, осветился двор яркой электрической лампой и на крыльцо вышел хозяин. Он увидел на дворе беспорядок и выбежал на улицу, за ворота. Глаза отчётливо видели чёрный силуэт человека, следовавшего через улицу. Он нагнал Тищева у самого его дома.
     – Ах ты, скотина, – ругался он, – вот кто крадёт дрова, значит! Попался наконец!
     – П-простите, п-простите, – невнятно бормотал Тищев, – у меня д-дочка... В доме холодно. П-пожалуйста, прошу вас...
     – Дочка... Дочка у тебя, – проговорил сосед, – а у меня, думаешь, никого нет?!
     – Я п-прошу...
     – Раньше надо было просить.
     – Простите...
     Но до смерти напуганный Тищев не успел договорить, как вдруг почувствовал, что из-под ног ушла земля: сосед ударил его тяжёлым кулаком прямо в лицо. Он упал, и дрова рассыпались. Сосед поднял полено и озлобленно бросил в него, попав ему в голову. Тищев потерял сознание.
     – Да подавись ты этими дровами, – сказал сосед.
     Он пошёл к себе домой. В нём были одновременно и злоба, и удовлетворение от мщения.
     Мать лежала на кровати, отчаянно прижимая девочку к груди. А из груди её выходили ещё тёплые звуки:
     – Ну, где ты?.. Когда ты?..
     Девочка молчала. Мать пребывала в том оцепенении, когда уже ничего не ощущаешь и не соображаешь. Она не чувствовала тепла в девочке.
     Когда рассвело, соседи обнаружили околевший труп Тищева, возле которого были разбросаны дрова. Соседи зашли в дом, выломав дверь. На кровати обнаружили женщину – казалось, ещё живую и прижавшую к груди застывшую от холода девочку.
     Через пару дней в мороз некие бедолаги долбили промёрзшую землю, копали могилы. Им не хотелось работать в мороз, но работа у них такая. Пошли они на это от той же самой безысходности.