Тридцатник

 «Осторожно, двери закрываются», и пустая электричка начала утренний разбег.

     Эх! - вздохнул я, - Какого чёрта! Какого чёрта! 5. 30. - человечество спит, суббота... А тут... ни сна ни покоя... Два часа скрипеть в промёрзшем вагоне... Какого чёрта!

 Как подарок судьбы, осторожно, ставлю зачехлённые лыжи и бросаю сумку со спортивным шмотьём к вагонной стенке. Сел. Пятой точкой ощущаю скользкий холод лакированных досок лавки. Снимаю перчатки и проверяю ладонью пространство между сидением лавки и пола.

     Еле теплится вагонная печка-чучундра. Да и ладно. Ещё ехать и ехать, прогреется.

 В вагоне, где был полный простор моего одиночества, воздух стал озонировать ж/д ароматом, но медленно этот «парфюм» испустил дух, воздух поменялся, и «заплакали» стёкла окон. Посвежело. Комфортно облокотясь на спортивную сумку, почувствовал легкую вибрацию нервного беспокойства.

     Однако! - удивился сам себе. Эта пятая гонка на 30 километров, и из них — третья в Яхроме... Пора бы привыкнуть. К тому же — на нечётные мне всегда везёт! - приободрил сам себя. Трасса, конечно же, не фонтан... Шесть спусков и семь подъёмов... Последний, почти у финиша... Не скучно!

 Электричка дёргалась на полустанках и разгонялась на длинных перегонах. Воздух мал-мала прогрелся, и казалось, запели зяблики. Память выхватывала участки лыжной трассы, и напоминала о трудностях. В животе поселился холодок предстоящего.

     Да, уж, рельефчик! - скепсис буравил темечко. Но, говорят, лыжню размечал сам Иван Утробин — лыжник всех времен и народов! Так что — прорвёмся!

 Электричку раскачивало на скоростях, а меня — убаюкивало. Я прижался затылком к прохладной вагонной стенке. Похорошело! Зяблики зачирикали где-то в тамбуре и на стыках вагона. Утреннее одиночество умиротворяло. А одиночество — моя стихия!
 Путь долгий, и я сомкнул веки. Но прикрыв глаза, полезли мысли. Думалось с ленцой, и опять о трассе.
 
     Старт раздельный — уже хорошо. Не надо на первых 500 метрах вырывать себе место в очереди бегущих за счастьем. А счастье будет не  продолжительным и потным. Проходили! Так что на первых пяти километрах надо будет раскататься. Хорошо раскататься. Идти не выпадая из своего графика. Главное не рвать во всю прыть. Сломаешься. Вторые пять — можно и поспешить, но накатывать и накатывать. Ровно, без суеты. Желательно бы к десятому подойти на минуты две-три с опережением. Пригодятся потом. И раздышаться. В гору — бегом, с горы — сесть, сгруппироваться и дышать, дышать... 15-ый — самый дурной. Многие побегут в лидеры и будут повизгивать на стадионе под аплодисменты зрителей и рвать «стремена». А зря. Половина дистанции — это только начало. Стратегов много, тактиков мало. На пункте питания подскажут что и как. Проводка на время ещё не началась. Но тренер Геннадий Геннадьевич, однозначно, будет верещать — Прибавь! Прибавь! Знаем, и это проходили! Но на этот момент его советы не нужны, тут бы с собой разобраться. Так как начинаются самые нудные и заторможенные километры. Органон начинает издеваться — уповая на усталость. Не верить! Распорядится ногам налиться свинцом и отяжелеть. Внутреннему Я прикажет заткнуться и не перечить. Не поддаваться! Войдешь к нему в подчинение — можешь не спешить. Ты проиграл. Не подчинишься — посадит дыхалку на «голодный паёк». Ехидина ещё та! Тут нужно включить «автопилот» и катить, и катить. Другого выхода нет. «Второе дыхание» - бред тех кто не бегал. За семь лет в лыжном спорте — ни разу не приходило. Да оно и не существует. Лыжи — спорт «лошадиный», и если уж — впрягся, кати! Кати, полагаясь на руки — иди бесшажным, напрягая спину и руки, или комбинируй. Кати сколько сможешь.  И восстанавливай себя сам... Заново. Нагрузи руки, и дай отдых ногам. Не доводи их до одеревенения. Ближе к финишу они ой как пригодятся! И по возможности береги остатки смазки. Скольжение терять нельзя. Оно пока главное. На жёстком снеге смазка сползает, как со змеи кожа — чулком...
 
 Состав плавно причалил к очередному полустанку. Двери скрипнув  резиной, распахнулись. И... «в вагон вошла она». Ранняя птаха! Судя по одежде — с ночного рандеву. Да ещё и потёкшей тушью под глазами. От умиления ли, от грусти ли расставания, от удовлетворенности ли, а может — не удовлетворенности... То неведомо. Но в вагоне нас стало двое. Она прошла по вагону, окрыляя мёрзлый воздух фимиамом «цветочной клумбы». От удовлетворения! - сделал я вывод. Она прошла не обращая на меня внимания, и присела вдалеке. Хлюпая носом, закопалась в своей сумке и, словно из небытия, извлекла от туда зеркальце и какие-то коробочки. Я ни чуть не удивился, если бы она достала трюмо... Так как знал, к своему возрасту, что в этих дамских сумочках порою исчезали брутальные мужики, и даже целые селения. Так что, фокусы Игоря Кио — отдыхают!
 Как всегда, ленту зрительных фантазий, прервал внутренний Я. И как всегда — бесцеремонно. Он постучал у виска: «Юноша, не отвлекаться! Продолжайте, продолжайте раскладку предстоящего». Нравятся ему размышления и верстка планов — иногда и не сбыточных.

     … Двадцать пятый — двадцать восьмой... Подумав, я не смежевал веки, я их — захлопнул. Матерь Божья! Это истязание, это бой в слепую, и  безмерное терпение, терпение... Это — почти трагедия! Дотянул, добежал. Финиш вон он... Но на самом деле — это старт. Старт всему. Бежишь, (если ещё бежишь), в полуобмороке. Сознание сузилось до примитивного. Сил нет, страсти нет, органон в полном разносе. Внутренний Я хитро помалкивает. Происходящее — плохо воспринимается. Прострация, полная... Только глаза привычно наблюдают трассу, но сигналов в мозг нет. В общем, развал на молекулярном уровне. Будешь психовать — всё закончится сразу. Сошёл с дистанции — называется. И влачишь, влачишь, заученно влачишь своё бренное тело, на обжигающе горячих лыжах. Помогая, опять же, заученно помогая, пудовыми палками. В народе это называется «бежать на соплях». «На соплях». Как, я не знаю, это не расшифровывается. На этих километрах, можно сказать — последних, раскрывается вся философия гонки. Да что — гонки, вся философия твоей сущности. Нет не характера, это мелко, а именно сущности, здесь и сейчас... На размышления времени не дано. Его нет. А есть просто три километра. Три километра терпения. Терпения. Которое не появляется, не появляется из неоткуда. Оно либо есть, либо нет. Оно у нормального спортсмена может только вырабатывается. Вырабатываться трудом на тренировках. Испытаниями самого себя на разрыв. Каждодневными, серьезными, требующего анализа после. Оно, терпение, заслуживается. И на сколько ты готов, здесь и сейчас — определяют эти три километра. Три...

 В вагоне захрипел громкоговоритель. Проснулся, наверное! «Следующая остановка Катуар». Я открыл глаза и оборвал тягостные мысли. Численность пассажиров в вагоне увеличилась. Но все сидели поврозь. Кто-то читал, кто-то пялился в окна электрички, в которых кроме художеств Дедушки Мороза ни чего не просматривалось.

     Вот он — спокойный мир, свободных людей! Они не соревнуются, они просто живут! Посадочное «Какого чёрта!» повторилось. Но потрогав лыжные деревяшки в чехле, я как-то сразу успокоился. Отлегло. «Каждому своё» - вспомнил я фразу из где-то прочитанного. Но, наверняка, едущие со мной в этом вагоне, не знают, что значит название полустанка — Катуар. В взбодренную память заглянула книжная рассказка. Катуар Лев Иванович — житель этих мест, купец первой гильдии, хороший человек и меценат. Для удобства своих работников, построил этот полустанок за собственные деньги. Вот так вот. Творите добро!

 До Яхромы оставалось менее получаса езды.

     Может вздремнуть? Положив шапку мехом к себе, я прижал её затылком и для пущей развязности, вытянул ноги по сидению лавки. Удобно! «Лучшая поза для расслабления — поза ямщика» - прозвучал в мозгу голос Геннадия Геннадьевича. Ага! Только вожжи брошу. Не преминул мой язвительный ответ. Приеду, этот узурпатор, до старта замучает наставлениями. И будет бесить, бесить, взрывая психику... Это он делает всегда, и со всей командой. Психотерапия у него такая. Интересно, на каком этапе его жизни, он загубил в себе Кащенко?

 Улыбнувшись, я погрузился в сладостную дремоту. Стук колесных пар на стыках прошелестел над ухом — и пропал.

     «Только наитие! Только вдохновение!» Я видел перед собой лицо Витьки Ситнова — моего товарища и одаренного более чем поэта и литератора. Его длинные волосы лохматил неведомый ветер. А его долговязая фигура парила над землёй. Ну, ни фига себе!? Он и летать может...
 Но из потустороннего мира картину этого «кино» оборвал металлический голос «Остановка Икша».

 Быстротечный сон отлетел. В вагон ворвался морозный воздух с запахом арбуза. Электричка опять рванула. Надо готовится на выход. Приехал!
 
 Выйдя на просторы холмистой Яхромы, пошёл по давно знакомой тропе к лыжной базе. «А вон и наш коровник» - вспомнилась ирония Володи Капустина. Этот мальчик-гигант с Урала во всём умел найти веселуху. Действительно, в километре, на вершине холма стояла наша база. Очень длинное одноэтажное строение с большими окнами. Они тепло светились квадратными апельсинами в белом безмолвии.
 
     Семь с копейками... Утро! Народ не спеша приводит себя в порядок, жует завтрак... Снег под ногами поскрипывал не очень приветливо. Только бы не оттепель, только бы не липучка... Я посмотрел на звездное небо. Там было всё как обычно. Небеса ждали рассвета. Поднявшись по накатанному  склону, вошёл во двор базы. Там в ряд стояло семь автобусов ПАЗ, третьим был наш, самый грязный. «Танки грязи не боятся!» С этой усмешкой свернул к входным дверям вестибюля. Семь и три — нечетные! Хотел было поверить в химеру везения, но вспомнил ломоносовское «Надежды юношей питают». Ну, ну, мечтатель-счетовод! Но всё равно, какая-то радость затеплилась, как причуда.

 Первым кого я увидел в фойе был тренер Геннадий Геннадьевич. Он был в новом спортивном костюме василькового цвета и на груди у него болтались два секундомера. В утреннем облике напоминавший гордого пингвина, сдаётся мне, королевского.

Явился!? - он осмотрел меня, как скакового пони, только что — копыта не проверил и гриву не взлохматил. - Наша комната девятая. Раздеваться, завтракать и в медсанчасть! - отдав распоряжения, пошлёпал в судейскую комнату. 
         
     Ох-хо-хо! У нас всё начинается с менторского тона... По другому, ну ни как?! До старта заведет каждого, как настенные часы, сожмет пружину до максимума, наговорит всего... Наставления и проповеди истинных истин — его метода. Сказал же — Кащенко. Это только на финише он паинька — почищенный апельсин, теплое одеяло, как попона, чтобы мордой в снег долго не валялся. И очень редкое, но бывает: - Молодец! Молодец! Спасибо, не ожидал... Заботливый ты наш!

 В девятой ни кого не было. Судя по обстановке ночевало пять человек. Экипировка на забег Сашки Чертыковцева аккуратненько была разложена поверх одеяла на кровати. Традиция! Я разложил свою, так же — аккуратненько. По пути в столовую сыскался и он.
Сашка сидел у большого окна, и, медитировал... Но оказалось всё прозаичнее — без осанн и молитв. Он сидел и медленно пережёвывал куски отварного мяса. На коленях лежал вполне вместительный бумажный пакет.
Жуём?
Жуём... - не меняя положения ответил Сашка, - головой жуём, которая ни хрена не соображает... уже третий день. Это он сказал так обыденно, как будто мы с ним не расставались всю эту неделю.
Что так?
А вот так! - односложно ответил он, - Мясо будешь? - он протянул мне пакет.
Ты же знаешь, перед гонкой я не ем такого...
А! Да-да... А там перловка с подливой и котлеты... Так себе. А-а! И твоё любимое молоко с пенкой, ещё теплое... Тут он хохотнул в голосе.
Я знал, что Сашка не мог его терпеть и именно из-за пенки. - Танкисту доски отнёс? Интересовался...
Сейчас червяка заморю... отдам.
Саша как-то обреченно вздохнул.
Что-то случилось? - поинтересовался я.
Случилось... - он сделал паузу, - Режим нарушил...
Ну! - я был крайне удивлен зная его дисциплинированность.
Вот тебе и ну... Жумаева в армию провожали в среду... Усугубил.
А на фига? Зону же бежим.
А не на фига... - возражение было глухим, - а под коллективное одобрение ребят с нашей улицы...
Гена заметил?
Нет. Я ему, что, докладывать обязан?! В десятку войти постараюсь, а на большее — пусть не рассчитывает. Так что на 17-19-ом догоняй, «паровозиком» прокатимся чутка.
Догоняй... Я что-то Протокола на обозрении не вижу.
Ну, уж... Тебя то он точно в середину впихнёт... Ты у нас перспективный...
Да, ладно. Перспективный... Сейчас из судейки явится, начнет хвоста накручивать... Знаешь же его повадки.   
Сашка сделал большой кус, и промолчал.

Режим!?, - подумал я, зная его инфантильность, как к друзьям-товарищам, так и к алкоголю. Небось, всю то ноченьку с девчонками провожался... отказать не мог. Они на него лезли, как рыбешки на кукан... а он не сопротивлялся. Поэтому и приехал на автобусе, заранее, чтобы отоспаться... Всегда то, мы на электричке добирались. Режим!

 Ну, жуйте, жуйте, нарушитель... Я в столовую.
   
 После завтрака в девятой я увидел четырех пацанов, десятиклассников, наверное. Они сидели на дальней койке, весело и громко разговаривали. Ни кого из них я не знал.
     Резерв Геннадьевича, - определил я, - из разряда — по болеть и по орать. Увидев меня они притихли. Я расчехлил свои ярвинены и понёс их к Танкисту.
 В обще-то, это был наш «химик» - с редким фио для России — Иван Иванович Иванов. Отставной офицер, уникальный мастер по подготовке лыж, и шофер — по совместительству. Он зимой ездил с нами на соревнования, готовил беговые лыжи, а летом возил велосипедистов. Он для всех готовил спортивный инвентарь. Лыжи смолил и подбирал смазку по погоде супер профессионально и ответственно. Где этому научился, не знаю. Но мы его очень уважали и ценили, а девчонки сборной, особенно. Я вошел в его однокомнатную «келью». Густой запах смолки щекотал нос. Он смешивался с едва уловимым ароматом плавленых лыжных мазей и парафина. К столу был прикреплён станок для работы с парой лыж. Как в хим. лаборатории в ряд стояли колбочки и баночки, утюжки и пробковые растирки. В чехле лежал набор отверток и инструментов. А на «почетном месте» стола у стены, стояла вскрытая бутылка водки, вместительная рюмка и куски закусок на блюдечке.
Доброе утро, Иван Иванович! Вот принёс на «химию»...
Доброе, доброе... - не отрываясь от «колдовства» над лыжной парой, поприветствовал он, - Вот готовлю твои «Карельские»...
Спасибо! Но побегу на ярвинах... Вот, принёс...
Поставь у стены. На «Ярвинен»? Тонковаты для этой то трассы... Рискуешь.
Может быть. Но привык я к ним...
Привык!? - он вычеканил это слово, как золотой червонец, - Да, ведь — лыжи не сами везут! Работа на тридцатнике долгая... Стоит ли на этих холмах рисковать?
Я промолчал. Он вытер руки о рабочий фартук, залез в глубокий карман своих неизменных галифе, достал пачку папирос и щелчком выбил одну папиросу до середины пачки. Закурил.
Значит, «Карельские» вторым номером будут... Палки то какие к ним брать?
Не какие... побегу на титановых.
Они же жесткие! Да и тростник полегче... 
 Плечи болят. А он пружинит...
Так это и хорошо!
Хорошо, когда на равнине... А здесь — шесть спусков и семь в гору...
Ну, хозяин — барин, - он усмехнулся, - Что-то Чертык вчера как приехал, сразу спать... Не приболел ли? Вдвоём бежите,  Геннадьевич даже замену не взял.
Вон в коридоре сидит, мясо жуёт... Работал, наверное, в ночную смену... - я сказал это как можно серьёзнее, пытаясь не наводить тени и домыслов.
Ага! - улыбнулся Иванович, - Я в вашем возрасте с ночных смен не вылезал! Молодо — зелено! Ты, это, иди к Марии Михайловне и Сашку захвати. Ей после вас девчонок готовить... Эстафета у них... - и он покосился на «почётное место» стола, - К старту — всё будет на мази! Моя контора — веников не вяжет...

 Я вышел из комнаты, как в коридоре гулко заработали динамики тутошнего радиоузла. Вначале, кто-то там пощелкал по микрофону, и потом уже, почти «левитановский» голос оповестил: «Товарищи, девушки и юноши, участники соревнований, у судейской комнаты вывешены Протоколы стартов, просьба — ознакомится со стартовыми номерами». Далее визг передвигаемого микрофона, и так же четко: «Температура воздуха — минус 12 градусов, ветер слабый — 2-4 метра в секунду. Просьба ко всем спортсменам, соблюдать медицинский регламент».
     Понятно! Надо не забыть надеть х/б плавки, либо, облегающие «хозяйство» трусы. Такая забота — дорогого стоит!

 У судейской комнаты висела Доска объявлений. Народ неспешно знакомился со Списком юниоров бегущих 30 км. Нашел и себя в списке — мой номер был 23. У Сашки — 19. Всего бежало 49 человек. Можно сказать, жеребьевка удалась. Многие фамилии в Протоколе мне ни о чем не говорили, я не знал этих ребят. «Саша напророчил!» - подумал я, но как-то без особой радости. В индивидуальной гонке — каждый отвечает сам за себя и своё время. Помощников быть не может. «Но в общем раскладе — неплохо бы попасть в десятку, лучше -  в пятёрку... Но тут, «как карта ляжет». Вот тебе и — «негры под пальмой!»» - вспомнил я шуточку тренера и пошел в медпункт.

 В конце длинного коридора находился волейбольный зал, на время лыжных соревнований он перегораживался ширмами и превращался в медпункты. Наш был под пятым номером и вход в него отгораживала белая простынь с прищепленным к ней плакатом «Рабочий и колхозница». Плакат сопровождал наши забеги год второй-третий. И вешался — хохмы для. Мария Михайловна — наша «исцелительница», обожала приколы. Среди мальчишек она слыла, как — Маша Бюст. За свои выдающиеся «глаза» большого размера, почти выпрыгивающие из-под белого халата. В их упругости, мы не сомневались, ибо, сия конструкция при любом положении хозяйки оставалась параллельна относительно пола. На вид ей было лет 40-45, добрейший души человек, и должно быть, лыжница в прошлом, так как великолепно разбиралась в терминологии лыжного спорта. Но побаивались её все. Она одним росчерком пера могла лишить участия в соревновании. И ни какие увещевания тренеров и спортивных Протоколов повлиять на её решение не могли. С нами она разговаривала, как с младшей детсадовской группой, с девчонками — не знаю.

 Подойдя к известному плакату я остановился. На приёме кто-то был. Но когда услышал:
Где этот ваш длинноногий блондин? Чтобы стрелой ко мне! Мне ещё девчонок готовить.
Я здесь, - отозвался через занавеску.
Тогда заходи.
 Я вошёл. На осмотре был Сашка Чертыковцев.
Ты 19-й, я — 23-й. Напророчил!
Сейчас посмотрим, - заправляя майку в спортивное трико, он уже собрался убегать, но услышал повелительное...
Чертыковцев, коктейль, коктейль с собой... и маленькими глотками за час до старта! Спешишь? А то не успеешь?! - проворчала докторша.
А! Ну, да, да... - он осторожно взял бумажный стаканчик со знакомой жидкостью и выскользну из кабинки.   
 Мария Михайловна сама готовила этот «эликсир силы», держа компоненты в секрете. Мы ни когда не задавались вопросом на эту тему, но пили его с охотой, всегда ощущая вкус сока черной смородины и добрую дозу глюкозы.
Раздеться до трусов, носки снять, - команды сыпались властно, от пишущей в журнал Маши Бюст, - Жалобы? Пожелания?
Прошу расстрелять на месте, - отшутился я.
Патроны из Мытищ не подвезли, там сегодня биатлон... - в отместку пошутила и она. - Садись.
 Она начала мерить давление. Так, 20 приседаний, руки вперед... И опять давление. Всё по накатанной. Дышать. Не дышать. Повернись спиной. Дышать. Не дышать. И более властно — На стол!
 Я лег на живот на массажный стол. Как всегда, она ощупью прошлась по спине, от шеи вниз, с легкостью майского ветерка.
Растёкся, растёкся! - и она шлёпнула меня пониже спины, - Наел, на маминых пирожках!
 А дальше началось — Ой! Налила на спину чего-то прохладного, растёрла, и прохлада начала теплеть с каждой секундой. Она мяла моё тело, как скульптор глину. От силы её рук иногда перехватывало дыхание. Но добравшись до плеч, остановилась.
Вы что, там, в Павловском Посаде, с Чертыковцевым, бревна таскаете?
Почему?
А потому... Мышцы плеч перегружены... и напряжены... - она краем ладони мелко порубила оба плеча, - Это что?!
А! Нет не брёвна, ведра со снегом...
А это зачем? - и она начала мять по больному, - Спокойно! Спокойно!
На стадионе бесшажный отрабатывали... А чтобы не лениво было, тренер по ведру с двух сторон повесил, на веревках. Работали бульдозерами вокруг футбольного поля — четыре круга. И снег, в добавок, был влажный... Не разгонишься.
Изобретатель! - она, конечно же, знала методы Гены, но подыгрывала, - Ноги трогать не буду, сами икры помассируйте... Мне ещё девчонок готовить, - и она опять шлепнула пониже спины, - Вставай... коктейль... и тридцать минут в полную вытяжку на кровати... Но не спать! Ясно? На улице мордашки помажу... Морозно. И плавки одеть! Слышал? Отморозите — сделаю обрезание, а Чертыку — под корень! Вся шея в засосах... Всё, свободен!   
               
  Вышел в коридор. После массажа немного покачивало. Но было приятно и тепло. Мышцы не заметно собирались там где им и положено быть, болевые ощущения пропали. Тело было пружинисто легким. Услышав знакомый «цокот» яловых сапог, остановился. Танкист — Иван Иванович — одевая меховую куртку на ходу, отрапортовал:
Серёжа, всё приготовил... Ваши лыжи «в стойле», пусть отдохнут... На первом спуске, колодкой поиграй, прижми слегка... чтобы мазь прогрелась. Ну, что, замесила Мария Михайловна?!
Замесила! Иду на «бреющем»...
Я на станцию и назад... Просили делегацию встретить и подвезти. Я скоро...   
  И он исчез за дверью, впуская клубы морозного воздуха.

     Ну, да... Делегацию... на самом грязном автобусе, - посмеялся про себя. Танкист! Иван Иванович был безотказным и весьма любезным ко всем просьбам. Мы так же знали, что они с Машей Бюст, давно «не ровно дышат» друг к другу. И между ними была очевидная интрига. Но они для нас были безнадёжно старыми, и это нас не забавляло ни сколько. Так — из наблюдений.

 Девятая была в сборе. Мальчишки сидели на той же дальней кровати и жевали ирис. Сашка растянувшись во всю длину, «вдумчиво» осваивал горизонталь и разглядывал белое поле потолка. Я лег на соседнюю койку и тоже вытянул ноги. Ранний подъём склонял поспать. Вытянув пятки по максимуму натянул позвоночник. Белое поле потолка показалось странным... я удивился. Но внутренний Я услужливо заметил — лыжни нет, значит это — иллюзия. Было тихо и благостно. Как за стенкой раздался дружный хохот наших девчонок.

Вот, что, Капусте, своих уральских баб не хватает? - раздраженно заворчал Чертыковцев, - Только у наших и пасётся... - глухо добавил он, не отвлекаясь от потолочного обозрения.
А может у него любовь?! - я поддержал разговор, но говорить было лень.
Ага — зимняя морковь! - Сашка тоже вытянул ноги в струну, - Запал на Гальку Семёнову, давно замечено... И вторую зиму Семёниха выламывается, как стрекоза на поплавке...
А, куды же денешьси... - студентиха, она такая!               
 
     Я живо представил Галю Семёнову с длинным хвостиком стрекозы, и улыбнулся. Володя Капустин второй год добивается хоть какого-то расположения с её стороны... Но, облом! Она его, по-моему, намеренно «динамит». Но при этом не расстаётся с его вниманием и нескончаемым юмором, на зависть остальным девчонкам сборных. А он готов летать и стелиться в любую погоду, создаваемую ею. Она его то вовсе не замечает, то смущается, то делает вид обиженной от его ржачного витийства. Она глубоко прячет чувства, глубоко. И это выдают её же большие фисташковые глаза. Они теплеют, а зрачок буравит его фигуру атланта, с алмазной твердостью. Но это надо замечать. Не знаю, видит ли это, очарованный принц с уральских гор?
 
 Но продолжить эту тему нам не дали. Геннадий Геннадьевич зашел, и начал прямо с порога:
Валяетесь?! А к бою готовы?
Всегда готовы! - по-пионерски бодро ответил Сашка.
Готовы?! Я не вижу блеска в глазах... Ленивые, как негры под пальмой. Готовы они... Значит, так — гонка индивидуальная, так что думайте, как зачётные очки набрать. Приехали специалисты из спорт комитета, республиканского... Улавливаете? Они то определят, готовы вы, или вам так кажется... А теперь по делу, трасса вам знакомая, и не впервой... Ваши ошибки — минусы; у обоих — руки... Когда будите руками работать? А не за мармеладом в вазу лазить?! Толчок палками должен быть синхронным с работой спины... А не как у вас — машем палками для красоты. Толкаться надо жестче, и прибавлять, прибавлять... С комбинированием — начинать вовремя, а не когда уже рельеф поменялся... И думать, думать головой! Ваших дел то на полтора часа... Обоих веду по времени первых. Мне хоть из штанов выпрыгивайте, но чтобы в пятерке были... Оба. Ясно излагаю? И кстати, Александр, почему в четверг на работу не вышел?
По семейным... Я же отпрашивался у начальника цеха, он не возражал...
Вы на завод, как на Новый год, ходите... Два раза в неделю... Семейные у него!? Знаю я твои — семейные... Будите «сочка давить» на Профком вместе ходить будем. Понятно? Я к девчонкам. Через час чтобы у них в комнате были... в экипировке... и про плавки с рукавицами не забывайте... Морозно. Жду через час — задачки командные порешаем... И настраиваться, настраиваться!
Не выходя из комнаты он включил рацию:
Иваныч, проверка связи, а за одно,  я к тебе сейчас четырех юношей подошлю, объяснишь им с запасными лыжами... Как понял, приём.
Понял, Геннадич. Жду. Связь в норме.
Ребята, через минут 15 к Иван Ивановичу... Разделитесь по двое, одни у девчонок, другие на тридцатник... Иваныч скажет, что и как. Возьмите санки, они в автобусе. Там же валенки... холодно... в своих ботиночках не выходить... Пока всё.   

И тренер плотно закрыл за собой дверь, и в комнате воцарилась тишина. Было слышно, как разворачивались фантики от ирисок. 

Профком, - опять заворчал Сашка, - достал со своим Профкомом... Они бы лучше форму нормальную закупили... А то выдали... штаны, как у Буратино. В матерных рейтузах бегаю...
Да, уж... штанишки выдали — знатные! И где только они такое дерьмо закупают? Кстати, я тут по случаю, купил тонкие рейтузики — чистая шерсть... Вот кто бы ещё к ним лампасы пришил? У тебя, среди твоих обожалок, рукастые есть?
У меня всякие есть! - с гордостью ответил Саша, - Приноси, сделаем. Как тебе «покупатели» из республиканской братии? Там дядьки серьёзные!
Серьёзные... но нам с тобой, какой толк? После этого сезона в армию... Хотелось бы, но как всегда — не успеем... Но, мечтать не вредно! Иваныч, сказал, что наши лыжи готовы... В «стойле» - сок дают... 
Мне тут «Рекс» предложили... но дорого... Вот не знаю, покупать — не покупать? Мазилка хорошая.
Я думаю на «химии» Танкиста пока побегаем... Химичит он превосходно, и мази у него не плохие...
Оно, может, и правильно! Деньги выкинешь, и пока сапоги драишь, она засохнет... Со спорт ротой Генадьевич молчит... Завьяла он устроил, под Серпуховым тренируется... Только что-то на сборах не показывается...
Ага, устроил... У Завьялова мама начальник в Московском торге... Сдаётся мне, и без Гены обошлись... Я через неё ведь свои ярвинены покупал, и ботасы тоже... Дороговато, но по-божески, у перекупщиков дороже на много...
Лыжи — класс! - согласился Сашка, - Но, у меня и «Эстония» не хуже... Всё лето стружку снимал... облегчил. А Иванович просмолил их по-хитрому... за пузырь, смазку держат...  Ну, что? Может начнём одеваться, помаленьку... «Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал»... Ещё же на собрание идти, послушаем, как Гена всех етенить будет на дорожку...
               
  Описываемое мною время - «ретро». Время, когда «Фонтаны били голубые, и розы красные росли», когда мы были молоды, в меру наглы и дерзки. Для кого-то, то время — сказка, для кого-то — невыплаканное настальжи... Плохое — забылось, а хорошее — стало, как не замутнённый образчик. Но его уже не вернёшь.
Конец 1960-х... Лыжный спорт в Союзе обретал свой эволюционный Ренессанс. Всё только начиналось. Уже были на слуху легендарные лыжники — супруги Колчины, Утробин, Привалов, Тихонов, Кулакова, Веденин, Олюнина... Уже начали организовывать народные массовые лыжные старты по стране. Лыжный спорт выходил из забвения. Возрождался. Но особо похвалится было не чем. Если для массовых, любительских забегов — в магазинах было всё, то для спортсменов-лыжников, практически — ни чего. Всё приходилось самому доделывать за нашу промышленность, и самим  усовершенствовать. А импорт, тот что делался для более-менее профи, доставался «через задние кирильцо» и за свой счет. Финские лыжи фирмы Jarvinen были в дефиците, и на наших прилавках их просто не было. Про лыжные ботинки можно сказать тоже самое. Чешские Botas и немецкие Adidas доставались только «из-под полы». Экипировку, одежду, для гонок приходилось «сочинять» самому, так как промышленной и продаваемой в магазинах — только детей пугать. Убогинько было, и всё советское быстро вычеркивалось из молодой памяти, и невольно молодёжь уповала на западный импорт и культуру.  Так, чего уж там! Страна летала в космос, бороздила атомоходами океаны, и даже балет был впереди планеты всей. И при всём этом, он же — народ, после трудового дня стоял в очередях за элементарным, а за дефицитом были очередищи, иногда и с ночным бдением. И на ползучее западное бескультурье внимания особого не обращали, так как и своего было вдоволь. «Направляющая сила»  в основном занимались говорильней на многочисленных Съездах, Пленумах и всё такое прочее. Они занимались собой. С кем-то постоянно соревнуясь, кого-то постоянно опережали, и помогали, и помогали... из трудового народного кармана. И их хвастливые  лозунги, типа — Слава КПСС! - так и оставались лишь лозунгом. И я не помню, чтобы советский народ воспринимал их всерьёз. Никчёмное правление в огромной стране — это ужасно!
 К тому времени, мы с Сашкой окончили среднюю школу, набегали за пять лет «лыжного стажа» на первый мужской разряд, в 1968-м были приняты в сборную команду региона (Москвы и Московской области). Были счастливы, любимы и узнаваемы, и не только в своём городе. И продолжали, продолжали тренировки. Правда, я уже знал, что по любому,  обязан стать офицером. Я и не сопротивлялся. Мои родители не очень-то интересовались спортивными успехами, но и не мешали мне заниматься этим. Маме нравилось, что я интересуюсь литературой и она радовалась моим публикациям в городской газете. Отец был более холоден. Он по осени, принес мне толстый задачник Шахно по математике и к нему не менее толстую тетрадь. Проверкой решенных мною примеров и задач занимался каждый день. Скучно не было!
 Но, это так — ремарка.

 Экипировка на такую длинную дистанцию — это всегда ритуал. Чтобы ни чего не отвлекало от «лошадиной» работы в течении двух часов на лыжне, всё должно быть самым аккуратным образом надето так, чтобы и «комар носа не подточил». Дело серьёзное. И мы это выполнили!
 И вот, оказавшись на стартовой поляне, начали ощущать таинства участия. Стояла пронзительная тишина. По порядку, в соответствии с  номером, (он на майке с двух сторон), заходишь на предварительный старт,  где тебя осматривают спортивные судьи... Дальше стартовая полоса. Тут можно проверить ещё раз лыжи — нет ли проскальзывания назад, держит ли колодка. Ну и... осмотреться. Осмотрелся. Ровную сверкающую белую даль зимнее солнышко легонько накрыло розовым тонким шелком. Лыжня вонзилась в небесную синь бесконечности. Завораживает! По этой линии скользят разноцветные человечки с номерами на желтых майках уменьшаясь каждую секунду, и в конце поляны пропадают... Там первый пологий спуск. «Марш!» - и Сашка стартовал. Он ушел красиво и  стремительно, бесшажно, мощно толкаясь палками. Молодец!
     Я взглянул ввысь. «Господи! Дай мне, вдохновения! Остальное я всё сделаю сам»...