Европа

Григорий Загибайло работал сторожем на бойне. После воинской службы, которая проходила не только на территории Украины, стал он мрачен и замкнут. Не всегда и не вечно, но очень часто, угрюмость и печаль омрачали его лицо, отражая неведомые движения души. Работы в Киеве для себя он не нашел, да и не хотелось окунаться в городскую суету, хоронящую вольный полёт души. Пристроился к родному дяде, руководившему убойным цехом, расположенным в глуши чернобыльского леса. Стал работать «ночным снайпером». Сторожем. Ружьишко приобрёл калибра небольшого, но достаточного, на экстремальный случай. И бродил по округе в гуще леса, еденясь с природой и особо не думая о смысле жизни.
По ночам занимался тем, что отстреливал крыс на территории бойни. Для этого имел пневматическую винтовку-автомат. Прицел ночного видения помогал избегать проблем при ночной охоте.
И так вошел Загибайло в мрачноватый азарт истребления этих тварей, что для него это стало жизненным допингом – выйти ночью и пострелять.
Некоторые живущие по соседству селяне считали его слегка свихнувшимся. Возможно, так оно и было. Гриша воевал на Северном Кавказе, и радости да любви к жизни, такие вояжи обычно не приносят.
Но слова вытянуть про те события из него было невозможно. Курит, слушает, а потом скажет:
— А ты сам прокатись и посмотри.
И всё. А затем берёт автомат и начинает стрелять крыс.
А твари то божьи! Неведомо, как это всё вышло, но однажды на рассвете к нему в постель залезло с десяток этих зверюшек и едва Григория в постели не порешили. Отделался, на своё счастье, уколами от бешенства после десятка укусов. Ходил измазанный зеленкой с ног до головы, но присутствия духа не потерял. С этого момента относился к истреблению крыс как к военным действиям.
 
Однажды поздним вечером Григорий имел беседу со своим старым знакомым, трактористом Василием.
— Ты знаешь, Гриша, у соседа собаку украли. Пса.
— Звать-то как?
— Кого, соседа?
— Да нет, пса?
— Европа.
— М-да. Ну и имечко. Наверное, уже в Америке. Или нашлась?
— Кто?
— Европа.
— Да куда там, с концами. И бродячий еще какой-то пропал. Все с Европой бегал.
— Да ладно там, проблема. Их вон - тьма тьмущая под каждым кустом весной.
— Любит он ее и переживает.
— Любит? Кого это?
— Европу любит. Такого умного и верного пса, говорит, отродясь не бывало. – Тракторист зевнул во всю ширь и закрыл рот. – Но дело не в этом, - добавил. – Пес стал ему сниться. По ночам начал приходить. И жалуется – пытают, де, басурманы нерусские. Хотят, чтобы я им про родные края рассказал. Кормят халвой и шоколадом…
— Брешет, собаки халву не едят…
— … и вербуют на них работать. Забери меня домой, Ваня, не могу больше. Душа болит вдали от родных краев.
                Твой пес Европа.
И тут он просыпается.
— Кто, пес?
— Да нет, болван, хозяин. Просыпается… и такая его тоска берет, такая тоска…Что он наливает стакан самогона, - бах его, выпьет, - и снова на массу. Да и уснет. А там опять Европа   жаловаться начинает. Одним словом, беда у Ивана. Быстрей бы хоть жена приезжала. Еще три дня.
— И давно украли пса?
— Да недели две назад. Пес был хороший! Умный и добрый. Ивана жалко. Может, поищем? – Тракторист посмотрел на собеседника.
— Ты что, спятил? – ответил тот. – Чтобы я ходил по лесу и собаку искал? Ну, Вася, к ночи тебя перемыкает. Давай еще по сто и хватит. А то я так и не начну охоту.
— Ну, как хочешь. Хотя ты прав. Где его сейчас искать, если он пишет, что у каких-то басурманов в плену. Гиблое дело. – Помолчал. Налил самогонки. Выпили.
— А ты заходил в сельсовет? – спросил тракторист у ночного снайпера. -  Там тебе повестка лежит в военкомат. Уже три дня.
— Я три дня в поле. Повестка, говоришь?
— Да. Ты кто по специальности был в армии?
— Да был.
— Разведчиком, наверное? Или снайпером? В группе захвата ходил? С парашютом в атаку прыгал?
— Прыгал, прыгал.
— Тебя на переподготовку вызывают. Или сборы.  Или служить контрактником предложат. Там, говорят, деньги платят.
— Да, надо зайти, забрать повестку. Я, вообще-то, Вася, служил оператором на зенитно-ракетном комплексе. Ну, сбивал там всякие низколетящие болванки. Или высоколетящие. «С - 500» - есть такая штуковина. Уже, наверное, устарела. – Григорий встал с травы и сел на пень. Продолжил. – Но это все было на срочной службе. Один год – и на дембель свалил. А потом отправился я, Вася на Кавказ, а потом еще и дальше. Там в основном… Эх, вспоминать не хочу. Тошно. А вот «С - 500» помню хорошо. Машина безотказная. Мы ей ворон сбивали.
— Каких это ворон? – лениво спросил тракторист.
— Обыкновенных. Радар настроишь на полную мощность, в пучок волну сожмешь и наводишь на стаю. Хлоп – с десяток валяется. Жаль утки редко попадались. Но если шли утки – весь дивизион был в полной боевой готовности. Это искусство. Тут главное, чтобы твой радар кое-какие самолеты не засекли. Могли тогда быть проблемы. Рассчитываешь на утку, а в результате приходится сбивать ракету «воздух - земля», а потом  и самолет, ее пустивший, да еще летающий командный пункт, чтобы не корректировал и не навел еще кого-нибудь. Потом меняй позицию, ставь ложные отражатели-имитаторы… Но если осторожно -  то можно. Один раз стаю розовых фламинго завалили. Мясо – чистая курятина. – Помолчал. – По крысам не пробовали. Наверное, одним ударом штук по сто валить можно, если только в кучу собрать их сумеешь. – Задумался.  – Но этих тварей так просто на собрание не заманишь.
Григорий замолчал, шевельнул ружьем и уставился в ночную мглу, освещаемую полнолунием. Тракторист, зевая, ушел домой.