Платье из крепдешина

Григорий выкладывал на стол продукты, самые обычные, но сейчас они были на вес золота. Хлеб, тушёнка, сахар…
Затем вынул из вещмешка бумажный пакет, перевязанный крест накрест обычной бечёвкой. Протянул ей.

Аля нахмурилась. Развязала бечёвку, развернула бумагу и вытащила на свет платье из крепдешина. То самое, которое она хотела ещё до войны.

Они тогда втроём гуляли по городу, и Аля, увидев платье на витрине, долго его разглядывала и охала от восторга, а Гриша и Серёжа стояли рядом и хохотали над ней. Надо же, запомнил.

Впрочем, какое теперь это имеет значение? Сейчас война, голод, блокада, любая рваная телогрейка ценится в сто раз дороже, чем самое красивое платье.

- Куда мне его надевать-то? В госпиталь? Или «зажигалки» в нём на крыше тушить? - усмехнулась Аля. - Но всё равно, спасибо, Гриша.

Григорий приободрился.

- Война - не навсегда. Кончится.
- Скорее бы уже… А что это ты мне платья даришь? А если Серёжа узнает? - засмеялась Аля.

Григорий как-то странно посмотрел на неё. Расстегнул ворот гимнастёрки, тяжело вздохнул.

- Аля, мне нужно тебе кое-что сказать… Про Сергея.
- Говори, - её лицо моментально стало серьёзным.

***
- Товарищ старший политрук! - молоденький солдат, пригибаясь, подбежал к Григорию. Тот, сжимая трубку полевой рации, старался перекричать вой падающих мин и раскаты взрывов.

- Чего тебе, рядовой?!
- Вас комбат вызывает!
- Комбат? Как он?
- Плохо, товарищ старший политрук.
- Сейчас буду!

Через пару минут Григорий вошёл в блиндаж. Козырнул.

- Товарищ майор! Старший политрук…

Лежащий на грубо сколоченном топчане офицер поморщился, махнул рукой.

- Брось, Гриша! Сейчас не до званий. Поговорить хочу с тобой.

Он закашлял, держась за забинтованный живот. Кашлял долго, надсадно, мучительно ловя воздух. Григорий сел рядом, с сочувствием глядя на друга и боевого товарища. Наконец, майор откинул голову на свёрнутую шинель, на лбу блестели крупные капли пота.

- Я слушаю тебя, Сергей, - сказал Григорий.
- Хочу поговорить с тобой об Альке, - хрипло ответил майор. - От эвакуации отказалась, дурёха… Найди её, уговори эвакуироваться. Заставь!

- Каким образом? Я на передовой, она в Ленинграде…
- Дай договорить! Помнишь полковника Никольского из штаба Армии?
Григорий кивнул.
- Обязательно свяжись с ним, он поможет тебе попасть в Ленинград.
- Попробую…
- Гриша! Не надо пробовать - делай! Если хочешь, то это - приказ! Это мы с тобой - тёртые калачи, а она девчонка совсем, жизни не видела толком!
- Понял.

- И ещё… В общем, если со мной что случится… не бросай её.
- Серёга!
- Да прекрати ты… Знаю, что нравится она тебе, и давно. Тебе я доверяю. В общем, идите товарищ старший политрук.

Григорий встал, направился к выходу.

- Гриша, у меня к тебе ещё просьба. Если коммуналка моя уцелела, то зайди ко мне, у соседки ключ возьми от комнаты. Там в комоде свёрток лежит, с платьем, тем самым, помнишь? Хотел Альке подарить на день рождения, не успел - война. Отдай ей, скажи, что от тебя.

***
Григорий стоял у залепленного газетами окна, сквозь которые пробивался свет зенитных прожекторов.

- Через полчаса после нашего разговора стала бить немецкая авиация.

Бомба попала в блиндаж, в котором был Сергей...

За спиной беззвучно плакала Аля. Ему было безумно её жаль, но как облегчить её горе, он не знал. Если бы он только мог оградить её от всего этого, от войны, голода, разрухи! Но он не мог…

Он был уверен, что Аля ни за что не согласится покинуть родной город, и дело даже не в её упрямстве, а в стремлении хоть как-то облегчить боль других людей в это нелёгкое время: ловить «зажигалки» на крышах домов, ухаживать за ранеными в госпитале, стирать бинты, мыть полы, делиться скудной пайкой с соседскими детьми.

И ещё он понимал совершенно отчётливо, не строя никаких иллюзий - она никогда не будет с ним. Для неё Сергей был всем!