Сны бывают вещие. Часть 1, 2, 5, 9, 14, 16, 17, 18

Часть первая

Не знаю, что случилось этой ночью, но я проснулся, чтобы вспомнить в мельчайших подробностях прожитые годы с моей женой, почившей к этой ночи уже три года назад.

Мне, право, не хотелось тонуть в воспоминаниях прошлого.
Но я был и остаюсь писателем. И эти обстоятельства заставляют меня воспользоваться случаем описать то, что так легко дало мне в руки незабываемое моё прошлое.

Итак, я утром встал с мыслью, что мой друг женится. Надо явиться в городское Бюро
ЗАГС во-время! У меня не было парадной формы костюма. Я перехватил кусок булки, залил этот кусок булки стаканом молока, и был готов сбегать на рынок, чтобы купить себе дешёвые джинсы под вид американских. На большее моих денег, всё-равно бы, не хватило.
Джинсы мне не подошли. Надо было откромсать пять-шесть сантиметров снизу. Это меня не остановило. Пиджак, который я сшил пять лет назад, я разумно не носил. Так что, он годился для торжественного случая. Туфли у меня были не такие уже сильно ношенные, но снизу их, всё-равно бы разглядывать едва ли кто стал.

Швейной машиной я стрекотал не так долго. Джинсы сели в том виде, как если бы,
я был заправский портной. Белая и единственная рубашка висела на плечиках, так что, я не стал её гладить, сойдёт и так.

В общем, я был готов отправить друга в свадебное путешествие. Друг мой всегда выглядел старше лет на десять. Мало того, он смотрелся художником гораздо точнее, чем я, хотя рисовал-то я лучше не только его, но и многих других тоже.

На художника я не походил никаким образом, а на писателя я не мог тогда походить, потому что сочинил одно стихотворение для вечера КВН.
В общем, я был серая мышь рядом с великим художником.

Итак, я явился к зданию нашего городского ЗАГС во-время. Друг стоял в толпе родственников. Рядом с ним находилась его подруга,  знакомая мне после нескольких встреч. Девушка была со мной ровесницей, немного выше меня на каблуках. Друг был меня тоже выше на три сантиметра, поэтому немного возвышался над своей невестой.

Они оба меня узнали, тотчас подозвали меня вплотную к себе. Всё было готово для начала торжества. Все родственники друга разглядывали меня доброжелательно.

Я выглядел в моих джинсах настолько современно, насколько и сам мой пиджак добавлял загадочность моей одежде. О туфлях заикаться не приходилось.
Наконец, мы вошли в зал бракосочетания. Все улыбались, все ждали момент если не поцелуев, то обмена колец.

Неожиданно в зал прошли два сотрудника Судебного следствия. Предъявив служебные документы моему другу, они вывели его из здания ЗАГСа.

Все родственники друга толпой ринулись следом. У невесты родственники не пожелали проводить дочь или сестру в торжество семейного счастья.

Мы остались с Анной одни. Она только сейчас внимательно смотрела на меня. Желания плюнуть на замужество у Анны, как я понял, не было. Я был та самая палочка-выручаловка, когда женщина открыла дверь и пригласила моего друга и Анну войти в зал.

Не знаю, что двигало меня вперёд, но Анна схватила судорожно меня за руку и потащила насильно меня в новую жизнь!


Часть вторая

Женщина разглядывала мой паспорт несколько мгновений, высоко приподняв брови.
-Как же так? - воскликнула она.
-Вы извините меня, но я же не могу уйти из этого здания вдовой? - сказала  Анна.
-Я хочу замуж! А Альберт, конечно, не такой знатный жених, но его же не хватает милиция, чтобы отправить в другое помещение!

-Но вы же даже не знаете, согласен ли он пострадать за своего друга? - спросила или сказала женщина.
-А вы что молчите? - спросила она меня.
-Я, как Анна, - кратко промямлил я. - Мне тоже надоело спать одному.
-Приятно слышать! - засмеялась женщина. - Ну, вы согласны пострадать за друга?

-Согласен, - без пафоса в голосе сказал я.
-А вы-то, я думаю, согласны? - спросила женщина уже нетерпеливо. Анна засмеялась, - Ну, конечно!
-Тогда поменяйтесь кольцами!
-У меня нет кольца, - робко сказал я.
Однако Анна торжественно надела на мой палец кольцо моего друга. Я надел кольцо Анны на её палец.
-Поздравьте друг друга с  заключением брака, - шёпотом сказала женщина ЗАГСа.
-Да, ладно! Наш брак до возвращения моего настоящего жениха из того заведения, куда его увели прямо из вашего ЗАГСа! - очень тихо сказала Анна. Пошли, дорогой жених!

И мы вышли из здания, в котором я потерял свободу на неизвестное для меня время.
Анна, теперь не Каргулец Анна Петровна, а обыкновенная Иванова Анна Петровна, шагала рядом со мной в каком-то отдалении. Ей было сначала стыдно очень плотно приближаться ко мне.
Понятно, что такого представительного жениха Анна потеряла из-за вмешательства милиции, хотя после нескольких часов общения со мной до неё дошло, наконец, что я изменил её жизнь в некотором направлении в правильную сторону.

Родители Анны наотрез отказались выдавать её замуж за насильника, которым оказался мой друг. Изнасиловав Анну, мой друг согласился жениться. Но Родители Анны восприняли это обстоятельство, как насмешку над их устоями семьи, где любое насилие выглядело святотатством.

 -Этот подлец должен отсидеть, сколько положено! А потом наша дочь пусть решает, как ей быть! - так решили почтенные родители Анны. Чтобы не нарушить решение родителей после их слов о наследстве, Анна, пользуясь отсутствием родителей в ЗАГСе изменила своё решение в пользу меня.

Вопрос наследства был решён, как бы, в мою пользу. Наследство Анны меня не интересовало.

Во-первых, я не знал ни о наследстве, ни о его величине! Я даже не знал ничего о родителях Анны. Мне было легко дышать, потому что я не насиловал Анну, не присутствовал во время этого не приличного акта. Мне было не стыдно смотреть в глаза её родителям.
Единственно, что меня пугало, это моя внешность. Кто же не знает, что жениха встречают по одёжке, а провожают... но до проводов ещё надо было дожить!

Плюс ко всему, я не знал ничего об изнасиловании Анны.


Часть третья

Итак, мы сначала пошли ко мне домой. Встреча с моей мамой вызвала в Анне неприятное ощущение. Мама смотрела на Анну примерно так, как если бы в дом зашла богатая дама, за спиной которой выглядывал щенок, но уж, никак не равный возмужалостью пацан! Анна мне своими габаритами никак не подходила. Она была, конечно, не такой уже упитанной, но рост её скрыть было никак невозможно до снятия туфель.
Туфли ещё были те!
Анна, несмотря на прямой торс, ощущала себя в разобранном виде! Моя мама была ниже меня значительно, но тут она выросла, подбоченилась и прямо сверкала  искрами!
-А как же теперь учёба? И денег у меня нет! Как учиться-то будете? На что?

-Как вас зовут? - с опозданием спросила мама.
- Я - Анна Петровна Иванова с сегодняшнего дня, - торжественно сказала Анна. Чувствовалось, что ей понравилась её новая фамилия. Она теперь значилась, как чисто русская, и об Украине теперь ничто в ней не напоминало, кроме самого главного - красоты.

Анна, конечно, не затмила в этом направлении меня, потому что я в свои двадцать восемь лет выглядел на все восемнадцать или чуть старше. Молодой муж в эти женские годы всегда девушкам нравился своей молодостью. Конечно, я не годился для похода в театр с такой женой, но в постели..., виноват, до постели ещё надо было дожить!

Мой второй этаж в двухэтажном доме Анне не понравился. Туалет был на улице, воды в доме не было, газовая плита отсутствовала.

Постель требовала немедленной стирки! Единственно. что удивило Анну, это картины, каких у моего друга она не видела. Глаза у Анны вспыхнули алчным огнём.
-Ты скупаешь картины? - удивилась она.
-Да, так, помаленьку, - скромно ответил я. Честно говоря, меня поразил этот вопрос.
Было странно, что мой друг ничего обо мне Анне не рассказал. Выходило, что Анна вышла за меня замуж, купив меня вслепую?

Между тем, довольно быстро насытившись рассматриванием картин, Анна стала торопиться ехать домой. Туфли она так и не сняла, поэтому меня охватила довольно
сильная робость снова шагать под взглядами встречных на улице рядом с не принадлежавшей мне красавицей, которая доверила мне носить брачное Свидетельство в потайном кармане.
Своё Свидетельство Анна положила в сумочку очень красивую и, наверно, дорогую.

Но тут в комнате появилась моя мама.

-Я тут напекла пирожков, не знаю, по какому случаю. Как там Рудольф Каргулец живёт? Не собирается навестить нас?

Анна смутилась не на шутку, покраснела до уровня девочки: - Простите, но вы, наверно, не поняли? Я - жена вашего сына!

Моя мама, наконец, связала фамилию Анны со своей, ахнула и без сил упала на кровать, что стояла у неё позади.
- А где же Рудольф Каргулец? - без сил выдохнула она.
-Папа его отправил на нары, - безучастным тоном ответила Анна.
-Как же вы жить-то будете после такого несчастья? - спросила моя мама. - Ведь, мой сын-то очень слабый во всех отношениях!
Вы - женщина, подходите Рудольфу-то по всем показателям!

-Мама! Хватит об этом! - сказа я. - Как-нибудь справлюсь! Анна посмотрела на меня сверху вниз, ничего не сказала. Она стала торопиться домой. При этом она ни словом не обмолвилась, чтобы я тоже собирался. Я молча проводил её до ворот.
-Ты, Альберт, извини меня за то, что я ухожу одна, - сказала Анна на прощание. - Понимаешь, сегодня эти варианты моей жизни с тобой будут похожи на такое же изнасилование, как и с Рудольфом!

Давай не будем торопиться!
Я молча закрыл за Анной калитку.


Часть  четвёртая

Наступило безвременье. Я не знал адрес Анны, не знал ничего о её планах в мой адрес. Я стал настоящим фиктивным мужем невесты моего друга. Каргульца Рудольфа Фёдоровича, моего друга, отправили прямым рейсом на остров Сахалин в город Оху.

В этом городе не было ни одного художника. Теперь, вот появился один, то ли хороший, то ли не очень. Рудольф был ленив на развитие своего таланта. Может быть, там удовольствий немного, и он там разовьёт свои таланты.

Родители Рудольфа уже были не молодые, а десять лет срок для Рудольфа мог стать
и университетом, и Кандидатской диссертацией!

Я продолжал рисовать. Особого энтузиазма я не испытывал, но трудился ровно по силе возможности. От скуки и своего положения, когда и погулять нельзя, и хотелось бы, я попал в состояние заторможенности своей жизни.

В один прекрасный день к нам пожаловали гости. Мужчина и женщина были в возрасте немного за пятьдесят лет. С ними была и Анна. Если бы не она, я бы ни за что не догадался, кто эти люди.

Анна для меня не надела туфли. Её тапочки или босоножки имели самый скромный подъём для пятки. Так мы сравнялись в росте, и мне стало более комфортно находиться рядом с ней.

Моя мама и мой отчим не знали, как себя вести не только с родителями Анны, но и с ней тоже. Анна была одета для этого случая достаточно скромно, но стоимость тканей, облегавших её тело, мною оценивалась очень высоко. Я, ведь, был специалист по шитью одежды.
Сам я находился дома в трико и футболке, купленных за копейки, и не знал даже, как вылезти из этой ночной формы одежды.

Момент был крайне скользкий. Вид мой, как уже мужа, выглядел несколько скудно.
Ценность моя повисла на самом низком уровне. Единственно, что родители Анны не могли меня уличить в изнасиловании их дочери, соблазнении её и попытке затащить в ЗАГС без согласия Анны.

Мужчина назвался просто Петром, мама Анны назвалась просто Юлией. Моя мама назвалась Полиной. Леонид Ефимович, мой отчим, назвался полностью.

Дружба семьями началась без водки, так и без вина. Велись разговоры о моём будущем. Оно медленно, но верно вздымалось всё выше. Меня новые родители Анны готовили в большие люди.


Часть пятая

Родители Анны настояли на том, чтобы Анна осталась в моём доме с целью прописаться навсегда. Вопросов о разводе не поступило. В отличие дочери родители
Анны одобрили мою моложавость. Мой скромный или нищий вид не напугал ни Петра,
ни Юлию, маму Анны. С помощью манипуляций их тайной для меня Власти, они готовы были начать действовать.

Моё высшее образование могло дать плоды самые высокие. Итак, мне надо было перейти к действиям создания плода для укрепления семьи. Воспоминание о Рудольфе, моём друге, я должен был похоронить на корню.

Рудольфу Фёдоровичу надо было начать искать себе новую жену на острове Сахалин.
Тем более, что Сахалин весь состоял из красавиц, которые размножались из того сословия, которому нравилось получать зарплаты с дополнительной платой за тяжкие условия жизни.
Залезть на Анну ещё надо было проявить массу такта. Анна была напугана самим этим действием, как я понял чуть позднее.

Однако всё получилось вполне обыденно. Мой вес был настолько лёгким, что было ощущение у Анны, будто лёгкий ветерок мелькал между нашими телами, впечатление моё было так похоже на впечатление Анны, что мы оба радостно засмеялись! Анна
крепко обняла меня, поцеловала, и наша добрая жизнь началась, ничем не омрачённая в этот момент.
Честно признаться, я не был готов к семейным обязанностям. Эти картины надо было создавать не среди людей, а в одиночестве в мастерской. Непременно должна быть натура - человек!

Откуда было мне взять эту мастерскую? Натурщиков ещё можно было найти. Но натурщиц найти было уже нельзя. Натурщицей могла быть только жена!

О картинах серьёзного жанра пришлось забыть. Анна была объектом крайне серьёзным, как я быстро это понял.

В наш дом серьёзно воткнулись планы строительства девятиэтажного дома и не только одного. Земля здесь оказалась страшно дешёвой, и снос домовладельцев мог быть не обременительным для спонсора или  строительной компании. Закопать лога в этом районе бульдозер мог передвижением земли с места на место. Надо было срочно рожать дитя Анне.

Но в первую очередь надо было прописаться в доме. Анна уже любила Альберта, то-есть, меня. Мама моя любила Анну. Однако Анна не любила мою маму. Мама очень напоминала удмуртку. Анна была вся до корней волос украинка!

К сожалению, я тоже походил на метиса. Ум мой был чисто еврейский, лицо моё было среди русского и удмурта, знания были настолько широкие, что национальность моя была ни причём. Я был человеком мира!


Часть шестая

Мама совершенно забыла, что я уже давно закончил институт. Учиться мне
было не надо. Я получал не очень большую зарплату. Деньгами я забывал с мамой делиться. Это и было причиной моей маминой забывчивости. Зарплата Анны была мне незнакома. Я вообще не спрашивал у Анны что-нибудь о деньгах. Все деньги в нашей жизни были только мои.
Я довольно быстро помог маме прописать Анну на нашу небольшую площадь. Скоро нас начали радовать вариантами переселения.

Квартиры предлагали в таком разодранном состоянии, что Анна морщилась при виде вариантов, но мне хотелось как можно быстрее переехать. Я согласен был взяться за любой самый сложный ремонт.

Меня не пугали ни разбитый унитаз, ни обвисшие обои с потолков. Меня ничего не пугало. Я объяснял Анне, что если мы будем упорно отказываться от вариантов, то Строительная компания уйдёт на другой участок, и мы будем ждать вечно нашей очереди.

Я не знал, что родители Анны были всесильным Органом, которому было посильно и более приличный вариант.

Однако моё упорство возымело свою силу. Я получил в своё распоряжение двухкомнатную квартиру в разваленном варианте. Анне я предложил пожить с родителями, пока я разделаюсь с дефектами в квартире. Анна предложила пожить с ней в папиной квартире, хотя бы ночевать. Я согласился. Действительно, в квартире не было дивана, не было стульев, стола.

 Учитывая, что моя жена не стала просить у меня ни одного рубля, я развернулся с ремонтом не на шутку.
От баков я притащил четыре табурета, возложил две доски от тех же баков. Там же я нашёл очень прочный на изгиб матрас и подушку.

Вообще, эти баки для моей бурной деятельности превратились в народный магазин!
Одеяло я нашёл там же. Учитывая, что время - деньги, я не собирался старательно бегать в цивилизованный мир семьи Анны. Переспать можно было и среди мусора в нашей квартире. Конечно, иногда!

Пришлось срочно выбросить сломанный унитаз. Новый унитаз я привёз на иномарке таксиста.
Водитель помог засунуть новый унитаз и дополнительные элементы для туалета в багажник. Учитывая, что я таскал гантели уже несколько лет, я имел хотя бы какую-то силу.

Инструментов у меня уже было много, и я мог выполнить любую сложную работу.
Постепенно я надоел родителям своими приходами с запахами цемента, красок и разбавителей. Сам мой запах уже не нравился Анне. Но я никогда не мылся с мылом
и вехоткой.
В общем, Пётр, отец Анны, хотел, чтобы я быстрей весь ремонт закончил, а то всё это выглядит неестественно. Можно было нанять бригаду.

Мне хотелось сделать ремонт навсегда. Посторонние мастера делают всё на год. Это я и объяснил Петру Семёновичу. Пришлось купить и новую газовую плиту.


Часть седьмая

Как ни странно, девять месяцев пролетели. Живот у Анны раздуло до невероятных размеров. Я чувствовал, что моя порода на такое чудо не способно. Неужели двойня?
Могло ли быть такое? Но такое случилось! Один ребёнок вылез из Анны победителем, а другой выполз гадким утёнком! Гадким утёнком был мой сын. Выглядел ребёнок не таким, каким бы я хотел, но он был мой! А вот, другой сын смотрелся со всех сторон настолько красиво!
Мне хотелось бы его ненавидеть, но я не мог. Такие были кудри! Аккуратный носик, цветущие глаза! И, главное, богатырские конечности!

Хотелось, как-то, что-то говорить, но больше хотелось молчать. Анна чувствовала себя ужасно. Оправдываться было бессмысленно. Она ни в чём не виновата. Ей надо было, в лучшем случае, молчать. Дети цеплялись к двум грудям одновременно, но мой сын падал без сил очень быстро, а упитанный сын Рудольфа Фёдоровича Каргульца начинал высасывать молоко и из второй груди!

Видеть это мне было тяжело. Нахлебник стал расти намного быстрее. Анна не возражала против кудрявого красавца. Тощего ребёнка ей приходилось кормить тоже.
Уж, не являлся ли и я существом, родившимся от инопланетян?

Ведь, эти инопланетяне именно такими тощими и выглядели на всех фотографиях?
Если бы я не занимался штангой, я так и остался бы таким же тощим, как этот мой сын. Боже мой! Только бы меня семья Анны не попёрла подальше с глаз их вместе с моим сыном?

Я забыл сообщить о том, что в квартире родителей Анны я отдыхал по полной программе. Квартира была просто шикарная. Ванна была чистая, по сравнению с той, что нам с Анной досталась. Пол был паркетный, покрыт лаком. Питались владельцы квартиры практически так же, как привык питаться и я. Правда, у меня богатства на столе было больше.

В еде я ни в чём себе не отказывал. Готовил блюда я сам и очень разнообразно.
Но всю стряпню я покупал в магазине. Оставалось только довести эти блюда до полной кондиции с помощью разнообразных специй и соусов. Если Анна попадала ко мне на обед, она не могла удивляться, до какого уровня эти блюда были доведены моими руками!

Жизнь наша текла постоянно с какими-то поворотами. Я часто менял одну работу за другой. Я всё время искал свою звезду! Учитывая, что я имел специальность художника, я был не постоянен в выборе каких-то нюансов в моей жизни. Анна уже успела купить себе автомобиль, ездила на нём, почти, как спортсменка. Я ездил на велосипеде. На покупку запчастей к нему у меня денег хватало.

Анна ставила свой автомобиль перед нашим домом. Я на её автомобиль смотрел только из квартиры. Мы никогда не ездили вместе. В любом случае Анна смотрелась, как дама. Я смотрелся, как пижон юного возраста. Самое смешное было, что я не знал, кем она работала, какой институт закончила?

Этот Рудольф Фёдорович Каргулец всё время сидел между нами! Я ждал возвращения  его и Анны ребёнка, чтобы избавиться от этого чуда природы!

Если бы ребёнок походил на Анну! Это всё бы меняло кардинально. Но копия мальчика смеялась над моими чувствами в отношении Анны. Анне самой было тоже неприятно. В общем, мы страдали по-разному, но вместе над нашей судьбой.


Часть восьмая


Сыну, похожему на сто процентов на Рудольфа, пришлось подарить и мою фамилию, и моё отчество. Вид парня с моей фамилией и моим отчеством выглядел смешно. Было на любом расстоянии видно, что это не моё дитя. Гулять вместе стало совершенно невыносимо. Надо было сделать аборт Анне. Это исправило бы все дефекты биографии.

Но сам факт, что Анна могла потерять возможность забеременеть вообще, спас её от ошибки молодости. Юрий Рудольфович мог начать жить с отцом при возвращении моего друга с острова Сахалин вполне счастливо. Такой продукт без дефектов мы могли моему другу бесплатно подарить в любом случае. Анна навряд ли захотела бы уйти к насильнику.

Но я, честно говоря, в этом сомневался. Мы всё реже появлялись на улице рядом. Я избегал этой картины двух детей, из которых один выглядел заморышем, а другой красовался в коляске всем на удивление!
Надо же было быть моему другу таким броским и солидным, в отличие меня.

С какой-то непонятной тоски я кинулся писать стихи.

Мать моя в это время жила у подруги, пока я должен был отремонтировать всю квартиру. Сама Анна не рвалась занять в этой квартире спальню. Ей даже в голову не приходило хотя бы раз переночевать здесь со мной. Мусора оставалось после каждой операции с электро-рубанком много, ещё больше было пыли. Жить в этом безобразии мог только я.

Честно говоря, я и ремонтировать квартиру не спешил. Зачем? С Анной я встречался один или два раза в неделю в квартире её родителей. Отец Анны от меня отстал с его желанием сделать из меня этакого коммуниста. Я не верил коммунистам ни в том, что они могут что-то построить, ни в том, чтобы я научился воровать. Я был кристально чистый работник.

Меня радовало само строительство чего-нибудь, а остальное мне было до лампочки.

Зарплата меня всегда устраивала. Анна уже давно была коммунистом, несла в дом родителей всё, что ей давали эти звания и обязанности. Она часто предлагала  мне теперь  её деньги. Я отказывался, считая, что ей деньги нужны в большей степени.

Она красиво одевалась, в то время, как я шил на себя всё, что мне приходило в голову. Я жутко экономил, боясь разочаровать Анну моей зарплатой. Я не мог шить только туфли и ботинки, хотя мой отец был сапожником.

Неожиданно явился - не запылился мой друг! Оказалось, что через три года жителям острова Сахалин предоставлялся выход на большую землю. Можно было съездить в Крым, можно было съездить на Родину, повидаться с родными.   

Рудольф Фёдорович Каргулец первым делом узнал-таки мой адрес и явился в середине дня в квартиру, в которой уже был великолепный вид со всех сторон!

Было уже не стыдно показать гостю всё великолепие двухкомнатной квартиры. Мама моя уже переехала в спальню. Она узнала Рудольфа так, будто он отсутствовал всего неделю или две. Он распух ещё больше. Я рядом с ним выглядел пацаном. Возраст на три года старше меня ничуть не изменил.

Работа учителем в школе моего друга сильно подпортила. Вероятно, в городе Оха на Сахалине был климат очень тяжёлый. Рудольф полностью стал лысым. Росла только борода и усы.
К счастью, Анны с сыновьями нашими общими не было. Мы поговорили всего полчаса.
Рудольф торопился повидаться с родными Время его нахождения в нашем городе было ограничено тремя сутками. У него не было права на полный отпуск. Срок был очень короткий.

Я ничего Рудольфу не рассказал об Анне. Он остался в полном неведении о своём сыне.


Часть девятая

Честно говоря, я надеялся, что Рудольф вернётся на Родину, когда отсидит. Его сын к этому времени будет достаточно взрослым. Мой тоже. Анну можно будет ему вернуть вместе с сыном. Любовь свою из города Оха Рудольф может оставить на её Родине, а тут в нашем с ним городе у него будет готовая семья.

Я заберу своего недокормыша, заставлю поднимать гантели, может быть, даже штангу, чтобы и он стал таким же крепеньким, как я.

Не знаю, как посмотрит на это Анна. Но я уже заметил, что Анне мои краски надоели не потому, что они просто пахнут. Её здоровье не позволяло жить среди красок, и это было главным обстоятельством.

Сам я от красок страдал незаметно для себя, но звонок для меня уже существовал.
Врачи из Туберкулёзного Диспансера обнаружили у меня пред туберкулёзный диагноз.
Надо было что-то делать.
Мы продолжали жить с Анной на две квартиры. Я приходил в квартиру её родителей, как обязанный участвовать в воспитании двух детей Анны. Деньги я на детей давал на уровне тридцать три процента. На остальные я жил. Мама жила на свою пенсию.

Она пользовалась моим телевизором, моей стиральной машиной, моими кухонными приспособлениями. За квартиру тоже платил я.

В общем, у мамы было не так много обязанностей, если учесть, что и Анна помогала моей маме не чувствовать себя заброшенной вниманием. Маме хотелось видеть внука чаще. Сына Рудольфа Анна старалась не показывать моей маме. Хотя, мама так любила Рудольфа, то-есть, моего друга.

Могли появиться вопросы, на которые Анне было бы трудно что-либо ответить.

Я жил с Анной по инерции. Мне было жалко оставлять своего сына у родителей Анны.
Его надо было начать готовить к должности вундеркинда. Это было ответственное задание для родителя. Сам я рос таинственным вундеркиндом. Никто даже не заметил, что я им стал.

Но сына я мечтал сделать таким же, как я, но чтобы это сразу заметили. Пока это у меня не получалось.
Сын за три года не проявил никаких особых следов привязанностей к чему-либо.

Мне пришлось приглядеться к своей жене. Что её больше всего интересует? В чём она может помочь моему сыну? Приглядеться к Анне было трудно. Она же - коммунист!
У неё обязанности перед Партией. Передо мной у неё нет никаких обязанностей. Я готовлю ужин, если я прихожу к её родителям. Она ест так, будто это так и должно быть! Я готовлю до такой степени разнообразно, что родители Анны бросили пытаться соревноваться со мной в этой профессии повара! В общем, они все рады бы были каждый день есть мои кушанья.

К сожалению, я бросил рисовать, хотя на моей работе я получаю деньги именно за рисование. Пётр Семёнович хотел загнать меня в Партию, вывести в люди за руку, но я наотрез отказался от такой опеки.

Пётр Семёнович меня уважает, хотя бы за то, что я женился на его дочери. Тут уже, как родитель, он ничего сказать не может. Молча он считает меня неудачником. Но у него и у Анны общий заработок настолько выше моего, что сравнивать просто неудобно. Анна, чтобы не подмять меня под неё, вообще не заикается о её заработке.

Мало того, что всеми удобствами в моей квартире мою маму снабдила именно Анна,
но она же и сиделку ей назначила и оплачивает.

Я чувствую, что Анна целится прожить со мной до конца дней моих. Я - не против.
Но иногда мне кажется, что Пётр Семёнович уже жалеет, что посадил в тюрьму моего друга.


Часть десятая

Наверно, так не должно было случиться. Каргулец Рудольф Фёдорович не явился на место отсидки через пятнадцатые сутки в город Оха. Скандал начался
 с того, что прибежал в мою квартиру брат моего друга. Что я мог ответить нервничающему парню. Семье Рудольфа было отлично известно, что их сын уехал, как и положено.
Но где он сейчас, было неизвестно. За нарушение срока возвращения могли, как сказал мне брат Рудольфа, добавить ещё три года отсидки. Это же можно было добавлять и добавлять годы! А художник, это вам не шуры-муры! Это для города Оха на Сахалине - генерал!

Володя ушёл от меня, повесив голову. Я понимал, что Рудольф, как я его помнил, мог отморозить такую шутку. Познакомился на вокзале с красоткой, да и дунул к ней в какой-нибудь городишка!

Хотелось верить в эту безобидную шутку. Поругают там, на Сахалине и простят. Главное, чтобы вернули не как арестанта, а как заблудившегося, но в свободном варианте.
Мы с Анной ждали новости с нетерпением. Но новости оказались совсем не радостные.
Мне было жалко Рудольфа. Он мог бы стать неплохим художником. Увы, его богатырский вид мог кому-то не понравиться.

Рудольф был всегда уверен в своей силе. Здесь ему сила не помогла. Его сбросили с поезда, не доезжая до какого-то полустанка в районе Красноярска. Где-то там и похоронили.
Я теперь смотрел на сына Рудольфа, как на сироту. Надежды на то, чтобы вернуть отцу его сына, не стало. Родители Рудольфа были уже старые. Брат едва ли заберёт. Сестра не возьмёт тоже. Оставалось нам с Анной воспитывать парня, как своего.
О разводе с Анной мне уже мечтать не приходилось. Я стал её единственной надеждой. Связываться со мной никто никогда не хотел ни на улице, ни на каких-нибудь посиделках. У меня был странный вид. Походка, что ли?

Но иногда я так себя вёл, что во мне была сила. Эта сила была в той уверенности, что меня что-то защищает! Если сказать - Бог, то я в него не верил. Если сказать - Космос? В этом что-то было! В общем я собирался жить долго. Не знаю, сколько хотела жить Анна, в ней я этой уверенности не видел. Чувствовалось, что её жизнь в Партии сильно мучила.

С одной стороны, она должна была верить, что всё, что она делает, это правильно.
Но правильно-то было не всё!
Я лично, попал в этот переплёт, когда меня в партию прямо толкали! Я тогда заметил всю скрытую от прямых взглядов фальшь. Партия была сильна при Сталине.

Но сколько руководителей пострадали от этой заботы Партии о своих членах?

До расстрела добирались с такой лёгкостью! Сегодня просто тихо умирают досрочно.
Никаких расстрелов, но врачебные ошибки сыплются, как из рога изобилия.

То ли медицина в СССР слабая, то ли что-то другое. Но беспартийный человек так Партию не волнует, как человек с партийным билетом.

   
Часть 11

Пока наши дети росли без шума, мы с Анной были заняты нашими продвижениями по службе. Служба у нас с женой была разная. В то время, как моя служба приносила мне в доход лишних десять советских рублей, Анна начинала приносить домой сто рублей или четыре бумажки с профилем Ленина по двадцать пять рублей каждая купюра.
В такие моменты Анна чисто царским размахом накрывала мою ладонь одним Лениным купить что-нибудь этакое из приличных вещей. Приличные вещи всегда касались новой наволочки для моих снов или простыни.

В общем, Анна старалась быть на расстоянии от моих запахов художника. Её сын -
Юра или Юрий Альбертович, красок не боялся, лез в художники с таким же усердием, как и мой Владимир Альбертович чиркал карандашами что-нибудь скромное.

Однако Советская Власть рухнула как-то неожиданно. Анна спрятала свою красную книжицу до лучших времён. Времена лучшие для моей жены наступили почти сразу.
Она стала Членом Партии Единая Россия.

Я не сразу понял, что нам принесёт эта перемена времени. Но оказалось, что кто был богат, стал ещё богаче.

Партия Единая Россия присвоила себе все решения КПСС, стала руководящей силой России.
Анна заняла какой-то пост в Государственной Думе. Сын моего друга, Юра бегал по садику и кричал, что пожалуется маме, и всех, кто его обижает, мама уволит с
работы!
В Детском Саду все были напуганы, умоляли этого малыша не жаловаться маме на них.
Тут же бегал мой сын Володя, но на него никто не обращал внимания. Володю никто не боялся. Его вообще никак не воспринимали. Ведь, он совсем не походил на сына Анны! Кудри Юры так затмили моего сына с его прямыми волосами. Ведь, я приходил за сыном в садик не из Государственной Думы, и не в машине. Я приходил пешком.

Мама забирала Юру отдельно. Получалось, что я был у Володи папа, а мама была у Юры. Так мы договорились с Анной избегать нашу жизнь каких-нибудь неприятностей.

Люди так любят перебирать грязное бельё у Членов Государственной Думы!

Так что, Юра готовился стать художником высокого уровня. В отношении моего сына
планы были более скромные у Анны. Мой сын должен был стать адвокатом, по желанию мамы. Моего желания тут не было. С таким здоровьем, какое угадывалось у Володи,
мама считала, что художника ещё одного с таким же запахом Анна не перенесёт!

Однажды, просмотрев рисунки у моего сына, я нашёл зачатки будущего таланта. Я попросил Анну выхлопотать мне мастерскую.

Для Анны это ничего не стоило. Мастерская была мне предоставлена.


Часть 12

Конечно, я не рвался ползать на шестой этаж в свою новую мастерскую. Но ради детей, у которых в этой мастерской появился свой мир, в котором было так незаметно
их различие для окружающих, я был готов торчать здесь каждый вечер. Для Юры я старательно купил подрамник, натянул на него холст. Парнишка рвался создать шедевр, как его папа.

Мой сын продолжал чиркать карандашом гипсовые формы Давида. Володя изучал природу тела дотошно. Ему это не надоедало. Юра размахнулся большими кистями, краски не жалел и пастозными мазками создавал пятна на холсте в лучезарных тонах.

Было тоже красиво, но полностью для меня непонятно. Величие его таланта намечалось где-то в далёком будущем. Денег Анна получала много, и мне было холста для Юры, как и подрамника не жалко.

Государство плавно начало лихорадить. Президент решил стать, по-настоящему, Богом. Для этого ему немного не хватало роста, поэтому президент старательно развивал свои ступни, двигая ногами почву под собой. Выглядело всё это пугающе не только для рядовых жителей России, но и, как я думаю, для самого Бога земли.

Начались по всей России пожары. Сам я подозревал, что это дроны прилетали из Украины с помощью самих же украинцев. Бог тут был только на подхвате. Помогал ветер.
Новый вариант войны покрывал начисто вероломство как украинцев, так и русских.
Одни жестоко мстили, другие жестоко уничтожали. Скоро все украинцы поняли, что наблюдать издали за битвой двух славянских цивилизаций выгоднее откуда угодно, только не из своих мазанок.

Все украинцы и, особенно, украинки обосновались в Европе, которая и подзуживала молодёжь биться за свою свободу во славу Украины.

Англичанин с помощью микрофона говорил напыщенно: - Давайте просто воевать!
Получалось, что этот полководец, не имея в кармане ни сабли, ни автомата действовал исключительно силой фунтов стерлингов. Украинцы хватали фунты, доллары, евро, но не успевали их потратить. Снаряды рушили всё торжество справедливости.

Мои дети, как и дети Анны, были не в состоянии понять этот момент исторической значимости, просто штриховали бумагу, мазали холст, и ни о чём возвышенном не думали. Они же были ещё дети!

Время летело быстрее кругооборота земли! Воевали уже, не думая о лете, о зиме, об осени и весне. Всё действие проворачивалось, как в мясорубке. Количество покойников доходило за сутки до тысячи человек. Было только непонятно, чьей тысячи? Скрывали потери как русские, так и украинцы. Отчёты вели как наши, так и украинцы только на русском языке.

Украинцы, кажется, совсем забыли про украинский язык. Да и на украинском языке я бы понял всё об этих потерях убитыми!


Часть 13

Совершенно случайно в магазине сестра моего друга детства увидела живое воплощение своего брата - Юрия Рудольфовича Каргульца! Анна уже узаконила рождение сына погибшего моего друга. Надо же было сохранить справедливость человеческую. Друг заслужил право сохранения своего рода. Надя была так поражена всей внешностью мальчика, что она тотчас занялась восстановлением справедливости.
Со мной она была знакома достаточно. Поэтому она вышла на Анну и её родителей.
Родители уже были старыми. Сын Рудольфа по-прежнему не давал мне возможности заняться моим сыном по полной программе, потому что Юра во всём занимал первое место.
Он был первым во всём! В спорте ему не было равных в нашей семье. Мой Володя выглядел по-прежнему не более, чем второстепенным художником. К этому времени Юра участвовал в выставках картин, создавая что-то неизвестное до этих лет.
Пятна на холстах вызывали непонятную робость у специалистов живописи.

Критиковать было, подчас нечего, хвалить приходилось только пятна. Но пятна так странно сочетались, что вызывали восторг у зрителей. Пятна было невозможно критиковать. Настроение у зрителей менялось до такой степени, что всем хотелось только улыбаться.
Анна всё чаще оставалась у родителей. В мою квартиру ей уже приходить не хотелось после ухода моей мамы на тот свет. Моя квартира нравилась только моему сыну.
Скоро и Надя, у которой своих детей не получилось, привязалась к Юре Каргульцу до такой степени, что стала буквально проживать с Анной. Надо признаться, что со временем Анна полюбила Юру больше, чем моего сына.

Со мной она была и не холодна, и не тепла. Что-то в ней произошло из-за этой работы в "Единой России". Она стала каким-то манекеном. Её речи были высокопарные, в них не было обычного тепла.

Какая-то ложь звучала на уровне правды. Само положение в Государственной Думе КПРФ выглядело случайностью. Коммунистам оставили право что-то говорить, но только без права утверждать, как в СССР. Они просто стали тем пятном, которое отнимало некоторое число избирателей у "Единой России". Глава коммунистов на
жизнь России мало влиял.

Честно говоря, я в это время жил в надежде, что что-нибудь изменится по причине убыли естественной всех этих властителей.
Я уже знал, что на смену положительного общества всегда приходит общество низменное.
Положительное общество уходит к облакам, а отрицательное общество терзает страну, отыгрываясь за страдания на том свете. Это так естественно, когда Ад влияет на людей только отрицательно, а Рай расслабляет этих баловней счастья, что сказывается снова и снова на плохих условиях нашей жизни.

Что теперь об этом говорить? Мой сын Володя, живя при приличном благополучии, не смог добиться каких-то приличных успехов ни в рисовании, ни в адвокатуре. Он не испытал моего голода в годы войны с Гитлером, не испытал голода даже после войны той, а не этой с Украиной!


Часть 14

Я вынужден признаться только в одном:  я не родил больше ни одного ребёнка с Анной. Анне не хотелось экспериментировать с увеличением населения со мной. Один ребёнок по имени Володя или Владимир Альбертович не выдержал испытания на качество.

Такие дети не радовали ни Анну, ни меня успехами в жизни. В школе Володя учился точно так же, как я. Учёба мне не давалась из-за голода. Володе учёба не давалась из-за сытости. Смешно, конечно, это признать, но сами посудите: сын сыт, ничего не хочет сделать для того, чтобы хорошо покушать! К чему стараться?

Теперь о Юре. Юра хватает всё, что лежит сверху. Сверху только пятна! Форму искать не надо. Достаточно набросать пятна и все принимают на ура! В пятнах тоже надо разобраться. Если пятна положить на холст в том или в другом стиле, это и будет творчеством. А формой пусть занимается Володя. У Володи с формой всё в порядке.
Но форма всем зрителям надоела. Зрителям хочется новизны. Юра эту новизну и представляет.
Возможно, я оцениваю Володю слишком поспешно? Я, ведь, тоже под старость, то-есть, после тридцати лет взялся писать стихи! Нарисуюсь, а потом пишу. Сказать, что легко давалось, значит, ничего не сказать. Время попусту терял иногда.

Может быть, Володя догонит Юру в своих успехах? С Анной об этом говорить было бесполезно. Анна с её трудами в этой "Единой России" стала таким же сухарём, как мой московский дядя Иосиф Матвеевич. Как начнёт говорить заученными словами о Партии КПСС, хочется заткнуть уши.

Я ещё не знал тогда, что доживу до этих дней полного развала СССР. Но это и тогда уже витало в воздухе. Конечно, Анна выбрала правильный курс своей жизни, и я аккуратно поддакивал. Я, ведь, получал некоторую сумму ежемесячно к своему скудному заработку.

Кто же откажется помочь жене потратить слишком большой её заработок? Но все деньги уходили только в семью! Я не пил, не курил, не рвался изменять Анне! Я даже не рвался старательно выполнять свои обязанности мужа. Я был скромным исполнителем семейного счастья.

Я даже не знал, есть ли друзья у Анны среди мужчин. Анна рано постарела. Возможно Анне не нравилось всё, что она делала там, на работе. Кстати, мне на моей работе всё нравилось. Я горел страстью к своей работе, отчего я совсем не старился. Мы продолжали ходить в разное время по улицам, приходили домой в разное время. Дети ходили по улицам часто тоже в разное время.

Это издевательство мучило Анну ещё и тем, что ребёнок всё время напоминал ей о её изнасиловании. Наверно, это получилось у моего друга слишком скандально. Можно было попросить, и Анна не отказала бы. Чего жалеть-то, когда им обоим было по двадцать восемь лет?

Ещё бы мгновение и осталась бы Анна старой девой. Вон как она вцепилась в мою руку в ЗАГСе! Вырвать даже не удалось! Хотя, наверно, я даже и не пытался. Мне тоже грозила жизнь одинокого мужика.


Часть 15

Жизнь наша протекала по правильной дуге всё в сторону к нашей общей с Анной старости. Как я и предполагал, Володя стал хорошим художником. Юра отстал чуть-чуть. Просто оба брата объединились в одно целое: Володя отвечал за форму, а Юра отвечал за цвет. Картины получались радостные. Скоро Юра женился. Он ушёл жить в квартиру сестры моего друга. Старушка Надя радовалась такой её не одинокой  старости.
Мы с Володей жили в квартире Анны. Родители Анны умерли почти в один год. Власть в России совершала прыжки то в одну сторону, то в другую. Но я с сыном жил за спиной Анны, как за каменной стеной.

Меня нельзя было обвинять ни в стихах, в которых было много страсти в защиту России, ни в прозе, которая была наполнена ещё большей верой в победу России.

Что мне было шерстить временных Президентов и временных других Правителей? Я всегда следил за своим языком, не переходя ту грань, за которой последуют какие-нибудь проблемы?
Москва меня поддерживала в своих творческих исканиях, а это меня обязывало отзываться на события в России всегда правильно.

Анна аккуратно сохраняла своё Удостоверение, как Единоросса, и как Коммуниста.
Мало ли чего? Ведь, не известно, что может завтра случиться? Всегда сегодня Президенты в России стремятся служить народу до гробовой доски!

Тем более, что и Президент за свой Членский билет Единоросса держится крепко, и Главный Коммунист России продолжает выступать за прочность фундамента СССР с таким же пафосом!

Конец

Предисловие, которое так похоже на вторую часть повести. Она и стала причиной моей фантастики.

Часть 16

Печально, что моя Анна умерла в семидесятилетнем возрасте. Мне уже исполнилось восемьдесят три года. Сказать, что я чувствую себя вполне здоровым стариком, значит, ничего не сказать. Вокруг меня умерло уже много друзей, знакомых и не знакомых людей. По ночам я чувствую себя одиноким и очень обиженным человеком.

Я даже думаю, что пережил несколько лет уже лишних. Но ночи подсказывают мне, что я совсем не тот, кто я есть. Перебирая от нечего делать, свою жизнь, я вдруг созрел до удивительной мысли: А ведь, сколько было случаев, когда я будто умер!

Взять для примера, хотя бы, тот случай, когда я утонул в пруду? Я, ведь, тогда не мог выбраться со дна пруда никак? Дерево-то закрыло мне путь наверх?
И в пять лет поднять головой бревно? К тому же, вылезти в пять лет на скользкое бревно?
С годами я стал подозревать, что у земли за солнцем жила ещё одна планета!
И на ней происходила жизнь, подобная нашей жизни.

И на всех, кто жил на земле, имелась копия человеческая, которая жила и поступала по другому варианту в своей жизни. И это требовалось только потому, что два варианта действий нужно было Богу, чтобы выбрать более правильное решение.
На второй планете был параллельный мир. И люди были в образе только душ. Они были очень и очень лёгкими, можно сказать, воздушными и могли просачиваться в пространстве!
Эта самая моя вторая душа влезла в моё тело и вынырнула на поверхность пруда!

И ничто ей не мешало протащить моё пальто и ботинки сквозь любую щёлку между брёвнами!
Я вспомнил, что моя мама водила меня в церковь, когда мне было года три. И она меня окрестила в большой бочке с очень холодной водой!

Вот и весь секрет, почему в параллельном мире обо мне всё было известно. Итак, первое моё путешествие в параллельный мир состоялось.

Второе путешествие произошло в восемнадцать лет. Я столкнулся с автомобилем.
Голова моя была пробита, ноги переломаны, плечо вырвано, ладони слиплись с костями.  Это я разглядел, когда вспорхнул над своим телом  на высоту нескольких метров в небо. Но и здесь из параллельного мира примчался мой дух, оценил обстановку и принялся за то, что называется священнодействием.

Когда я очнулся, я не почувствовал во всём своём теле ни единого ощущения боли! Я был совершенно хорошо слеплен!

В больнице мне даже в голову не пришло похромать чуть-чуть. Разве это можно назвать бедой? При этом я стал рисовать, как самый великий художник! Разве это рисовал я? В ИЗО студии все видели, что я творю что-то невероятное, но никому и в голову не пришло приписать это мастерство мне! Что это с ним? - так удивились все!

Часть 17

Однако через года два появились результаты столкновения с автомобилем. Я проснулся утром, а руки мои исчезли! Не было рук! Идти в институт надо, а подняться с постели без рук невозможно. Я, конечно, ничего не понял. Решил приспособиться. Как-то встал. Но время уже уходило, и я испугался. Моя учёба могла прерваться! Институт повис в завершении на середине пути? Однако мой лучший друг откуда-то сверху скакнул в мой организм. Руки ожили.

Это продолжалось два года. Я уже привык. Страх исчез. Просто надо было терпеливо ждать возвращения своего второго я с той планеты, о которой никто, конечно, тогда не знал.
Через два года я то ли сам исправил эту беду, то ли мой двойник приспособил меня
к какой-то гимнастике, но эта беда прекратилась.

Все годы моей жизни со мной происходили несчастья один за другим. И из каждой беды я выскакивал без каких-либо потерь. Рассказывать об этом было тогда нежелательно, потому что очень стало врачам нравиться кивать на Психиатрическую Больницу.
Но я знал, что многие случаи моего выздоровления могли не произойти без помощи фантастических сил. На своём велосипеде я ехал мимо грузового автомобиля с прицепом. Я ехал быстро и, объезжая камень, я повернул руль в сторону автомобиля.
Я не видел прицеп, когда я въехал в зону движения автомобиля и прицепа. Каким-то чудом я сумел вывести велосипед из этой зоны! Колесо прицепа только чиркнуло по щитку велосипеда! Меня могло смять прицепом по полной программе.

Щиток я потом старательно исправлял.

Однажды, когда врач поставила мне укол, началось заражение. За двое суток заражение дошло до такого состояния, что я должен был бежать в больницу. Но было уже тридцать первое декабря и время четыре часа дня.
Перед Новым годом больница закрывалась в пять часов вечера. Я уже не мог идти быстро.
Но я приковылял в больницу за двадцать минут до пяти часов. Врача не было. Была только медсестра.
У этой женщины не было времени жалеть меня. Она  вонзила скальпель в моё бедро!

Вопль я издал ещё тот! Но медсестра не обращая внимания на мои вопли, стала совать марлю в разрез раны, после чего предложила поливать дома рану солёным раствором.
Не знаю, выдержали бы многие эту экзекуцию поливать четыре дня солёным раствором задницу весь Праздник, но я выдержал. После Праздника я пришёл в больницу.

Врач выдала мне мою диспансерную карту и отправила в больницу, потому что надо было лечить этот укол более серьёзно. Но в больнице врач мне посыпал рану порошком, наложил повязку и отправил домой. Потом я смотрел с ужасом на то, что сталось с моей ногой.
Девушка, которой врач доверил эту работу, убежала в сильном испуге. Врач был мужчина, и видел и не такие раны.

Всё заросло и не осталось никаких  следов!

Потом, то ли за стихи, то ли за прозу меня стали преследовать и пытались убить с помощью автомобиля. Но это в следующей главе.


Часть 18

Не пойму, почему я не сразу понял, что меня хотят убить. Я ехал по тротуару, и что со мной могли сделать, это толкнуть в плечо. Я мог, конечно, упасть, получить небольшую инвалидность на месяц или два. Но, проезжая широкий, асфальтовый проезд во двор, я заметил ехавшую на меня газель с сумасшедшей скоростью. Понятно, что я не мог успеть проскочить это смертельное расстояние, как бы я ни крутил педали. Я, ведь, был уже не молодой.

Я стал выворачивать в сторону Воткинского шоссе. Газель задела мой задний щиток, после чего я нырнул в кювет, где и остановился. Водитель из кабины не вышел, когда "Газель" остановилась за тротуаром.

Я не стал качать свои права, не стал выяснять, кто на меня хотел наехать. Я молча переживал несколько секунд, стоя на месте. Потом я набрался сил, чтобы дальше ехать.

Однако второй случай уже был более жестоким. Опять же на... комп орёт!

Декабрь




 

 
.