Ангел Таша. Часть 10. Венчание

               Начало: Часть 1.  http://proza.ru/2023/09/11/1413

         Попытка субъективно-объективного исследования.

                Как девочка, тонка, бледна,
                Едва достигнув совершеннолетья,
                В день свадьбы знала ли она,
                Что вышла замуж за бессмертье?

                Н.Доризо

                «Потому оставит  человек отца своего и
                мать  свою и прилепится к  жене своей; и 
                будут одна плоть»
                «Бытие», гл. 2, ст. 24


- Матушка, матушка, что во поле пыльно?
Сударыня матушка, что во поле пыльно?
- Дитятко милое, кони разыгралися…

- Матушка, матушка, на двор гости едут
Сударыня матушка, на двор гости едут!
- Дитятко милое, не бойсь, не пугайся…

- Матушка, матушка, на крылечко идут
Сударыня матушка, на крылечко идут!
- Дитятко милое, я тебя не выдам!

       …Ах, как пела Татьяна-цыганка!  Душу разбередила!  Да о чём песня-то? Отчего тревога в вопросах  девичьих? Отчего тоска  невыносимая в мелодии, в голосе певуньи?

      Ну, кони разыгрались… Ну,  гости приехали… в горницу входят… образа снимают.

      Так ведь это и не гости вовсе – сваты приехали! Ох, тяжко на душе у дочери…  Мать притворно ласково успокаивает:  мол, не бойся, не пугайся («Я тебя не выдам!») – смирись, дитятко…

       А как не пугаться, если  вовсе не за милого сватают… А сударыня матушка уже соглашается, в чужу семью отдаёт дочь послушную,  нестроптивую…

       Нет, не о себе разболелось сердце Александра, когда слушал песню, когда зарыдал в голос, -  он видел беззащитную, хрупкую, молчаливую Ташу Гончарову, думал о ней…

       «В городе опять поползли слухи, что Пушкина свадьба расходится, -  писал в это время брату московский сплетник, любитель слухов А.Я. Булгаков, - это скоро должно открыться. Середа — последний день, в который можно венчать (перед Великим постом). Невеста, сказывают, нездорова… Нечего ждать хорошего, я думаю, что не для неё одной, но для него лучше было бы, кабы свадьба разошлась».   

     А ведь так думали даже некоторые друзья Александра….

     Сбежав от цыган и от Нащокина, он быстро шёл по Арбату, надвинув бобровую шапку на лоб, февральская метель злобно бросалась под ноги… Редингот, хоть и длинен, грел плохо… Замёрз окончательно. Забрёл в какой-то трактир… 
    
     Согревшись чаем, сидел, опустив голову. За соседними столиками пили, уплетали горячую похлёбку, хрипло  спорили мужики…

      Поднял тяжёлый от раздумий взгляд… Озорно перехватила его хмельная, растрёпанная бабёнка. Царапнуло сердце: «Ой, не смотри зазывно, молодушка…Не до тебя буйну молодцу…»

    Ядовитым жалом впивались в мозг горькие мысли.

     Не передумать ли, пока не сделан последний шаг? По любви ли, истинной да единственной, выбрала его совсем ещё  юная, не знающая измен и разочарований девушка?

     Вся его жизнь последних лет,  неустроенная, неуютно-скитальческая, промчавшись за несколько мгновений перед глазами, остановилась, как   быстрые кони под окном у Наташи Гончаровой…

     «Кто я для этой необыкновенной девушки с обликом мадонны?... Окружённая  восхищением, поклонением, соблазнами,  не почувствует ли она ко мне отвращения,  не разочаруется ли? 

      А я?… Смогу ли  дать ей то безоблачное счастье, какое  заслужила  светлая, чистая, страдающая душа?»

     Сомнения, как и пронизывающий ветер, терзали, подгоняя, а ноги вели по завьюженному Арбату – в особняк, что под номером 53.
                ***
 
    Но… войдя в сени и отряхнув снег, Александр преобразился, словно вместе со снегом и хандру сбросил решительно, бесповоротно! Импульсивный характер временами подводил его, но и выручал тоже. Так и сейчас.
 
     Торопливо взбежал по скрипучим ступенькам на второй этаж. Необычное, новое для него, приятно радостное ощущение тёплого, родного Дома победило сомнения. 

            Шел по комнатам, и самому не верилось…  Неужели у него,  дотоле бездомного, жившего то в гостиницах, то у друзей,  наконец-то  есть СВОЙ собственный домашний очаг! А понравится ли он юной жене?...

    Представил её... здесь... рядом с собой... сердце сильней забилось!
    Улыбнулся... Вздохнул... Видение не удержать: растаяло, исчезло...

    По-хозяйски основательно и дотошно ещё раз решил проверить, всё ли есть, что надобно для семейной жизни. 

    Наняты слуги, экономка, дворецкий, камердинер, повар… Мебель осталась хозяйская. Лишь кое-что докупил, да картины любимые освежили стены.
 
       Щегольская  гостиная оклеена обоями под лиловый бархат, с набивными цветочками. Полукруглые печи с изразцами. Для гостей – диван и мягкие кресла…

      В кабинете вместительный шкап, заполненный книгами! СВОЙ письменный стол!… Вот и перья гусиные наточены, и чернильница не пуста. И стопка чистой бумаги – пиши, не хочу!  Да некогда…
      
     Спальня… Шторы присобраны… Широкая постель покрыта шуршащим покрывалом… Сюда приведёт он завтра невесту – нет! Уже жену!
      Для неё есть и отдельная комнатка – будуар, с изящным столиком, большим зеркалом в узорной раме, узкой софой, мягкими пуфиками.С иконой в Красном углу.

    В просторном зале светло, окна высокие. Свечи в изящных бронзовых бра.  Красивая люстра. Диваны обиты полосатой тканью.

    Ну да, вот сюда вечером друзья и заявятся, пропивать будут его свободу и суть холостяцкую. Таков уж обычай. Плох ли, хорош ли – но соблюдать приходится.

   Слуги уже стол накрывают… Шампанское ставят… Ничего особенного не заказывал: компания будет своя, не избалованная роскошью, проверенная в дружеских пирушках и литературных спорах.

     Пригласил записочками только самых близких.  Вяземский будет да Нащокин, Баратынский, ЯзЫков, брат Лев, поэт-гусар бравый Денис Давыдов… Человек десять всего… Или двенадцать?..

    Нащокин привёз другу свой фрак для венчания. (Ради экономии не стал Александр  покупать  новый).

     Выпив, шумели, поздравляли, читали свои и пушкинские вирши (а как же без них?), балагурили, подшучивали над женихом. Захмелевший Вяземский сыпал экспромтами:

Пушкин! Завтра ты женат!
Холостая жизнь прощай-ка!
Обземь холостая шайка…

      Михаил Погодин обиделся, что его не пригласили – пришёл сам, о чём оставил строки в своём  дневнике:  «…У Пушкина ныне холостой обед, а он не позвал меня. Досадно. Заезжал и пожелал добра. Там Баратынский и Вяземский толкуют о нравственной пользе…»

     Иван  Киреевский вспоминал, что Пушкин был грустен, друзьям стало даже неловко.  Читал стихи-прощание с молодостью, стихи-покаяние в грехах её. Эх, жаль, что никто не записал их, так они и не появились в печати!
              ***

       А Таша?   В тот вечер она прилежно вышивала шёлком вензель-монограмму на купленных для приданого простынях.

    В гостиной уже горели свечи – февральский день короток!  Александрина наигрывала грустную мелодию на фортепьяно. Катрин у окна вдруг вскрикнула:

 - Ой, сестрицы! Тройка с бубенцами… В гривах ленты  развеваются! …Ми-имо пролетела!  Или свадьба у кого-то? – и взгляд лукавый на Ташу.

-Сегодня у кого-то, – соглашается Азя, – а Таше Александр Сергеевич время точное указал – восемнадцатое февраля, в середу.

  - Тётушка обещала ныне Ташино свадебное платье привезти… красота, поди,  неописуемая! – завистливо вздыхает сестрица. – Я давече видела,  в лавку шляпки завезли модные, нарядные!  Катерина Ивановна, зна-аю, невесте всё-о-о купит!  Везёт Ташке…

   - Не завидуй, - упрекает Азя, бросив играть. – Пойдём-ка лучше наши обновки примерим, полюбуемся!

     Оставшись одна, Таша задумалась, и мысли её далеко от этой душной комнатки  – ангел дарит крылья душе.  Ах,  Полотняный Завод… там она была счастлива! Три дня всего – но счастлива безгранично!

    Кто сказал, что Пушкин некрасив? Для неё он был прекрасен – с его голубыми, как весеннее небо тех дней, глазами…  И взглядом,  горячим, дерзким и нежным одновременно…

    И пышные разбойничьи бакенбарды нравились! И даже холёные длинные ногти…

    А голос! Невероятно пленительный, убаюкивающе ласковый… И быстрые, лёгкие  движения… И  жар нечаянных (а порой и чаянных) прикосновений…  И стремительная сила, которую он  покорно  смирял перед нею.

    Девичьим чутким сердцем она чувствовала свою власть над этим необыкновенным человеком, но никогда не хотелось ей воспользоваться этой властью, никогда!

      А завтра… Ах, завтра!... Сердце замирает…
    
     Шурша атласной юбкой, вошла в комнату Екатерина Ивановна,  сбросила роскошную соболью шубу на лавку.  От неё повеяло холодной свежестью московской зимы. Слуги внесли широкие картонные коробки.

 - Душечка моя, представь, - восклицает ласково петербургская тётушка, целуя Ташу, – насилу успели справить – да всё по моде последней! Уж  расстаралась мастерица! Несите наверх! Пойдём-ка и мы, примерить надобно ещё разок! 
    
     Тут и сестрицы прибежали. А как же без них-то? Уселись на софу, глаза любопытные широко открыли, ждут с нетерпением…

     Переоделась Таша за ширмой с помощью шустрой  Прасковьи да любимой тётушки.

- А-ах! – хором вскричали девушки: дух захватило! Вертеть стали Ташу, разглядывая белоснежную, как пух,  лёгкую фату, кудрявые рюшечки, муслиновые  ленточки, замысловатые бантики да кружева, - чуть до обморока не закружили невесту.

    Ничего не скажешь: знатно шьёт мастерица!

     Еле-еле прогнала восхищённых девушек Катерина Ивановна. Проститься хотела с любимой племянницей, ведь завтра вновь поутру отъезжает: ждут её обязанности во дворце – фрейлинам надолго не разрешают отлучаться.

      Тётушка  обнимала Ташу, промокая батистовым платочком девичьи слёзы,  шептала ответы-советы, пока не заявилась из гостей Наталья Ивановна.

      Отдала ей гостья  коробки: в них подарки к свадьбе – беличья шубка и  шляпка-капор из белого атласа, украшенная голубою тафтой, утеплённая для зимы – всё для Таши!   Ещё по мелочам кое-что: длинные шёлковые перчатки,  украшения…

    Наталья Ивановна не чинилась,  приняла подарки с независимо гордым видом, а глазки-то горели, но хоть на слова благодарности не скупилась.

       Проводив тётушку, оставила платье у Таши,   быстро да ловко  убрала другие обновки в свою комнату. Примерила украшения, полюбовалась собой в зеркале… Подсчитала прибыли за последние дни…   
 
      А завтра – сва-адьба: и не будет уже больше  новых подарков… Ах, как не хотелось  терять  благодатный источник! Придержать бы ещё Пушкина: пусть раскошелится – небось, не переломится. Друзей у него много - помогут…

     Уснула с улыбкой: придумала!
                ***
        Утро среды восемнадцатого февраля 1831 года…

    Ещё серый рассвет сочился сквозь двойные стёкла, когда громкий стук разбудил Александра. Сначала спросонок не распознал кто, а потом  огорчился до сердцебиения. Это был слуга, виденный им у Натальи Ивановны, – посыльный с запиской от неё.

    А в записке – просьба отложить венчание, перенести  на другой срок, ибо нет  денег на карету, чтобы везти невесту в церковь…

   Утишив сердцебиение, расстроенный и злой Александр достал из стола ассигнации. Сколько ещё попросит ненасытная тёщенька – неизвестно!!! Вручил посыльному тысячу – уж этого, наверное, хватит! /Кстати, это огромная сумма по тем временам!/

     Вытолкал за дверь и сам, не мешкая, собираться начал: ныне с утра нужно завершить «Брачный обыск».

     Да-да, не удивляйтесь: то была важнейшая процедура перед венчанием!   Сейчас-то  всё просто да быстро – что жениться, что развестись. А вот Пушкину ради женитьбы пришлось похлопотать. И невесте тоже.

      Первым делом священник в церкви трижды призывал всех, кому известно о препятствиях к заключению данного брака, рассказать об этом.

     Если таковых не находилось,  беседовал лично. Задавал вопросы и требовал подтверждение или поручителей.

       -  Христианской ли веры оба?  Женитесь ли добровольно, по взаимному согласию? Вот тут собственноручно подтвердите, подписавшись.

  - Сколь полных лет вам? Восемнадцать уже? А где   метрическая выпись?
 
  - Родители или начальство (если положено по службе, например фрейлинам) разрешили жениться? Разрешение  в письменном виде, будьте добры.

    - В кровном либо духовном родстве или в другом браке не состоите?  Справочкой извольте удостоверить.

       В итоге появлялся документ под названием «Брачный обыск».

   Только, читая, не пугайтесь словам: «жених 10-го класса». Не совсем прилежный, наверное, был клирик в храме. Но зато каллиграф отличный: буквы чёткие, красивые!

     Улыбаюсь:  школа женихом уже как двенадцать лет назад была окончена.  Уточняю по «Табели о рангах»: «жених – коллежский секретарь, чиновник  10-го класса». Невысокий, прямо говоря, чин.

       И второе. Нет, к сожалению, на сайте буквы "ять", и вместо неё в тексте точка с запятой. В итоге, решила всё-таки заменить ять на Е - так понятнее.
 
         Итак, Александра Сергеевича Пушкина и Наталии Николаевны Гончаровой,  составленный протоиереем Иосифом Михайловым с причтом, заверенный  большой печатью вот он тот самый  «БРАЧНЫЙ ОБЫСК».

    «1831-го года февраля 18 дня по Указу Его Императорскаго Величества Никитскаго Сорока Церкви Вознесенія Господня, что на Царицыной улице Протоіерей Іосифъ Михаиловъ съ причтомъ о желающихъ вступить въ бракъ
     о  женихе 10-го класса Александре Сергеевиче Пушкине
     и невесте,  г-на Николая Афонасіевича Гончарова дочери, девице Наталіи Николаевны Гончаровой обыскивали и по троекратной публикаціи оказалось:

- 1-е что они православную веру исповедуютъ такъ, какъ святая, соборная и Апостольская Церковь содержитъ;

-2-е между ими плотскаго кровнаго и духовнаго родства т. е. кумовства, сватовства и крестнаго братства по установленію Св. Церкви не имеется;

-3-е состоятъ они въ целомъ уме, и къ сочетанію бракомъ согласіе имеютъ вольное и отъ родителей дозволенное, женихъ и невеста первымъ бракомъ;

- 4-е лета ихъ правильны, женихъ имеетъ отъ роду 31 годъ, а невеста 18 летъ. И въ томъ сказали самую сущую правду.

- Естли же что изъ объявленнаго показанія окажется что ложное, или что скрытое, за то повинны суду какъ духовному, такъ и гражданскому. Во увереніе всего вышеписаннаго какъ сами женихъ и невеста, такъ и знающіе состояніе ихъ поручители своеручно подписуются.

     Къ сему обыску во всемъ вышеписаннымъ вышеозначенный 10-го класса Александръ Сергеевъ сынъ Пушкинъ руку приложилъ
     Къ сему обыску Наталья Николаевна дочь Гончарова руку приложила.
     Къ сему обыску Мать ея Калежская Ассесорша Nаталья Иванова Дочь Гончарова руку приложила.
     Къ сему обыску по женихе братъ его Поручикъ Левъ Сергеевъ сынъ Пушкинъ руку приложилъ.
     Къ сему обыску по женихе 9-го Класса Алексей Семеновъ сынъ Передельскій руку приложилъ
     Къ сему обыску по невесте Коллегскій Советникъ и Кавалеръ Павелъ Матвеевъ сынъ, Азанчевскiй руку приложилъ.
     Къ сему обыску по невесте Отецъ ея, Коллегскій Асессоръ, Николай Афанасьевъ сынъ Гончаровъ, руку приложилъ.
     Къ сему обыску по женихе Коллежскій Советникъ и Кавалеръ Князь Петръ Андреевъ сынъ Вяземскій руку приложилъ».
              ***
    Вот как всё серьёзно! Читала я внимательно, и подумалось, а не худо бы и современным молодожёнам такой «обыск учинить», как вы считаете?

     Этим документом с утра и занимался жених вместе с протоиереем Михайловым… Проверил, все ли есть подписи. Слава богу, все! Оставил свою. Окончательную.

     Была, правда, ещё одна головная боль – храм. Александру нравилась красивая домовая церковь князей Голицыных на Волхонке, но митрополит Московский и Коломенский Филарет  в ответ на поданное ему прошение велел перенести венчание в другую – что у Никитских ворот. По-моему, это была мелкая, но злая месть за пушкинскую раннюю греховную поэму…

       Дело в том, что старая церковь, указанная Филаретом, сгорела в 1812, а новая ещё  стояла в строительных лесах.  Вот почему 18 февраля 1831 года девица Наталья Гончарова венчалась с коллежским секретарём Александром Пушкиным не в большом зале, а  в приделе Николая Чудотворца. 

   Кстати, в старом здании, построенном ещё при матери Петра Первого, по преданию, был заключён в  1774 году тайный брак Екатерины Великой с Григорием Потемкиным.
   
       А ныне, в 21-м веке, ежегодно 10 февраля здесь совершается панихида по убиенному великому русскому поэту А.С. Пушкину. 

       Но вернёмся в 1831 год…

Неказистая церковь
У Никитских ворот,
Окруженная тучей
Крикливых ворон,
С запыленною кровлей,
Со щербатым порогом,
Эта церковь, по-моему,
Помнит о многом...                /И.Кобзев/

   Конечно, о многом!  18 февраля  после полудня сюда прибыл наряд полиции… Невольно подумалось: велика забота о гражданах (особенно о поэтах!) у Государя Российского!

     Однако народу у входа собралось предостаточно, много было студентов, обожавших Пушкина и влюблённых в Натали. Проходящие зеваки, узнав повод, тоже оставались, несмотря на февральскую  изморозь …

     Помещение было небольшим, и потому полицейские пропускали только родственников и друзей.
 
      Сергей Львович и Надежда Осиповна из-за болезни не смогли приехать из Петербурга.

      Гончаровы подкатили  в богатой карете. Невесту вели мать и отец, «тверёзый ради торжества». Наталья Ивановна, посмотрев на толпу и сравнив, возгордилась: её дочери совсем не похожи на бесприданниц! Спасибо тётке Загряжской!  А Пушкину?  Ну и ему немного…

      Так вот же он, лёгок на помине! Глаз восхищённых от невесты не отрывает.

      Перекрестившись, вошли в храм.
   
       Священник в украшенной золотым шитьём ризе, вручив  горящие свечи, трижды благословил жениха и невесту.
 
     Они шли к аналою, держа свечи перед собой, – невообразимо удивительная пара!

     Высокая, грациозно-стройная, тоненькая, как тростинка, в белом, воздушно-лёгком одеянии – ангел, с кротким, нежным лицом и опущенными глазами. 

     И рядом – «потомок негров безобразный», в сравнении с нею это особенно  бросалось в глаза. Ниже её ростом, смуглый, с широкими скулами и приплюснутым носом, с африканскими губами и густыми бакенбардами, он шёл молча, и не видно было ни его бескорыстной, прекрасной души, ни белозубой улыбки, ни сверкающих вдохновением глаз…

    Диакон обошёл вкруг аналоя, взмахивая кадильницей. Благовонный аромат наполнил храм дыханием ладана. 
 
      И каждение, и торжественность молитв, и нежно-тонкие голоса певчих – всё поднимало смиренную Ташину душу в горнюю высь. Сердце замирало в благоговении.  Слова молитв и песнопений таяли в золотом освещении храма, оставаясь в  памяти – навечно.

       «Миром Господу помолимся. О рабе Божием Александре и рабе Божией  Наталье, ныне обручаемых друг другу, и о спасении их Господу помолимся. Чтобы Бог сохранил их пребывать в единомыслии и твердой верности друг другу, Господу помолимся».

     Трижды обменялись кольцами…

     Надевая колечко невесте,  Александр поднял кудрявую голову и, помедлив, ещё раз с тревогой заглянул в милые глаза: не сожалеет ли девочка, не хочет ли передумать… 
     Нежное, трепетное сияние полыхнуло ему в ответ теплом любви и света, растопив последний лёд сомнений.

     Они встают на белый плат пред аналоем...
 
    - Имеешь ли ты, Александр, свободное и доброе желание и твердое намерение взять себе в жену Наталью, которую здесь перед собою видишь?
   - Имею, честный отче.
  -  Не обещался ли ты другой невесте?
  - Не обещался, честный отче.
 
    - Имеешь ли, Наталья,  свободное и доброе желание и твердое намерение взять себе в мужья сего Александра, которого здесь перед собою видишь?
   -  Имею, честный отче.
   -  Не обещалась ли ты другому мужу?
   -  Не обещалась, честный отче.

      И снова молитвы…
      Каждое слово входило в сердце Таши как подтверждение её потаённых дум, как личное ей наставление Того, кто создал этот непостижимый, полный страданий и непонимания мир и кто подарил ей встречу с любимым.

     … - Благословен Ты, Господи Боже наш… Ты, Владыко, в начале создав человека и поставив его царем над всей тварью, сказал: “Не хорошо быть человеку одному на земле, сотворим ему помощника, подобного ему”.  И тогда, взяв одно из ребер его, создал жену, которую увидев, Адам сказал: “Это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она назовется жена, потому что от мужа своего взята; поэтому оставит человек отца и матерь и прилепится к жене своей, и будут оба одна плоть.” И то, что Бог сочетал, человек пусть не разлучает…

      Батюшка крестообразно знаменует венцом жениха и невесту.
      - Господи Боже наш, славой и честью венчай я.

     Они целуют образ Спасителя на венце… Теперь уже шаферы держат тяжёлые короны над их головами.

      Сурово-назидательны слова апостола Павла:

    - Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви. Муж да возлюбит жену свою, как самого себя, а жена да убоится своего мужа.

     Таша не удивилась странным, на первый взгляд, предостережениям апостола, она знала: убоится – это не страх рабыни перед господином, но боязнь опечалить любящего и любимого...

      Склонились над чашей с вином... Трижды пригубили, соглашаясь делить общую чашу жизни со всеми бедами и праздниками, скорбью и трудами, покоем и беспокойством.

        Батюшка соединил их правые руки (ладонь мужа сверху), укрыл руки епитрахилью и со крестом обвёл трижды вокруг аналоя.

       -  Отец, Сын и Святой Дух, святая и единосущная Троица, едино Божество и Царство, да благословит вас и да подаст вам долголетие, благочестивых детей, успех в жизни и в вере; да насытит вас земными благами…

    -  Аминь! - торжественно заключили певчие.
   
      Таша от волнения едва стояла на ногах. Упала бы, если бы не Александр.  Горячая рука нежно и крепко сжимала ледяные от волнения, дрожащие девичьи пальчики. Жар безграничной, беспредельной, африканской любви, переливаясь в  тончайшие капилляры и вены, дарил силы…
                ***

    Вы спросите о «дурных предзнаменованиях» - которые якобы сопровождали венчание…  Я не верю им. О них в ближайшие последующие за венчанием дни не вспомнили те, кто был в храме. Рассказы появились уже  гора-аздо позже, когда, торопясь, записывали воспоминания не самих свидетелей, а их потомков…  Многовато в этих «воспоминаниях» разночтений и нестыковок.

    Что было на самом деле, а что просто «байки»: уставший ли шафер, упавшие ли кольцо, крест, Евангелие или погасшая свеча… не знает никто.
 
           Нет, не верю я этим «легендам», вот не верю – и всё!
                ***
       Укутав шубкой, Александр в наёмной карете увёз молодую жену в семейное гнёздышко...

    На пороге дома их встречали с образами Павел Нащокин и сын Вяземского Петр.

    Не пир горой ждал гостей, а скромный званый ужин. Пышной, разгульной свадьбы с пьянкой, дракой и криками «Горько!» не было. 
 
     А было, возможно, так, как сказал о поэте поэт Игорь Кобзев:

Позабыв о врагах,
Шёл счастливый, обвенчанный
С самой стройной в России,
С самой царственной женщиной...

Ещё пули и сплетни его не задели,
Ещё целых триста недель до дуэли!

Ещё тает снежок на его волосах,
И московское небо синеет в глазах…


                Продолжение на   http://proza.ru/2023/12/17/496
               

Иллюстрация из интернета.