Детские взрослые страхи

Иван Васильевич Грозный (Часть 1)

46 летний Василий III, 20 лет состоял в браке с Соломонией Юрьевной Сабуровой, а венценосного наследника все не было и не было.
Вместе с супругой Государь ежегодно выезжал на богомолье, вымаливая себе
сына, но казалось, Господь не слышал молитв.
Митрополит Московский и всея Руси Даниил убедил Василия развестись, с бесплодной  царицей, сослав «пустоцвет» в суздальский Покровский женский монастырь.

Новой избранницей русского самодержца стала восемнадцатилетняя Елена Глинская, синеокая, стройная чаровница. Глинские вели род от сына хана Мамая – Мансура Киятовича, который после трагической кончины отца, убитого по приказу хана Тохтамыша, бежал в Великое княжество Литовское.

В Москве знали дядю Елены, князя Михаила Львовича Глинского.
Дядюшка искал военной славы в армиях Альбрехта Саксонского,  императора Священной Римской империи Максимилиана I, воевал в Италии и Испании.
Состоял советником при польском короле Александре Ягеллончике, после смерти, которого в 1508г. он возглавил русско-украинско-белорусское восстание против нового короля Сигизмунда I, потерпев поражение, бежал с семьей в Москву.

В 1514г. Михаил Львович, находясь в действующей русской армии, отличился при взятии Смоленска. Тайные надежды Глинского на то, что он станет князем Смоленским, не сбылись. Будучи человеком, не обремененным совестью, он отправил Сигизмунду I секретное послание с предложением своих услуг.
Польский король обещал прощение, но вот незадача патологического предателя схватили при попытке побега и в кандалах отправили в Москву. Арестант избежал плахи, согласившись перейти из католичества в православие.

21 января 1526г. Елена Васильевна Глинская стала Великой княгиней Московской, и менее чем через год после замужества упросила супруга предоставить «горемычному дяде» свободу. Михаил Глинский вошел в ближайший круг советников Василия III.

Четыре года у супругов не получалось зачать ребенка, пока однажды Господь не сжалился над мольбами безутешного Василия, послав царской чете первенца.

25 августа 1530г. в Коломенском, Елена родила царевича Ивана Васильевича, а еще через два года слабого умом Юрия, князя Углицкого.
4 сентября 1530г. Василий III крестил наследника престола в Троице-Сергиевом монастыре, положив сына после обряда на раку преподобного Сергия Радонежского.
Предчувствуя скорую кончину, Государь окружил Ванюшу трепетной отцовской любовью, заботой и лаской.
Во время отъездов из Москвы он требовал у супруги, чтобы она с нарочными присылала ему отчеты о здоровье княжича.
В архивах сохранилась записка Василия Ивановича, в которой он с волнением спрашивал жену о гнойнике у сына на шее.

Когда наследнику исполнилось три года, Государь в поездке поцарапал бедро, пустяковая рана обернулась скоротечным гнойным воспалением. Состояние больного резко ухудшилось, и он объявил митрополиту Даниилу и нескольким верным боярам, что наследником престола станет трехлетний сын Иван.
Михаилу Львовичу Глинскому Государь приказал не жалеть кровь и плоть для защиты наследника и Великой княгини.

3 декабря 1533г. приняв схиму, Василий III скончался.

Михаил Глинский уверовал, что настал его звездный час. Он станет правителем великой державы, пока безмозглый Ивашка не повзрослеет.
Правда по-другому думала не менее умная и хитрая 25-летняя Великая княгиня, вместе с фаворитом Иваном Федоровичем Овчиной-Оболенским она готовилась сражаться за права сына.

Вскоре племянница обвинила дядечку в коварном замысле узурпации власти и заключила Михаила Львовича в темницу, где он и скончался.

Следующим по приказу правящего тандема арестовали и заключили под стражу родного брата Василия III, Дмитровского князя Юрия Ивановича, 8 марта 1536г. он умер в темнице голодной смертью.

Другого брата усопшего мужа, Андрея Ивановича, князя Старицкого, поднявшего мятеж, московские полки перехватили под Новгородом, он предпочел сдаться на милость Елены Глинской.
Старицкий поверил словам фаворита Великой княгини, который с крестоцелованием обещал, мятежнику справедливый суд и мягкий приговор. Некоторое время спустя князь скоропостижно скончался в темнице.

4 апреля 1538 в возрасте 30 лет в страшных мучениях умерла Елена Глинская, Москва роптала – «Великую княгиню отправили». Во время похорон у гроба плакали два Ивана: сын и бывший фаворит.

7 летний Иван видел, как во время траурной процессии смеялись и шутили бояре, некоторые из них прилюдно хулили его мать. Через 6 дней после похорон, по приказанию бояр, боевые холопы арестовали опального фаворита Овчину-Оболенского, и заморили его в заключении голодом.

При дворе началась борьба между родами Шуйских и Бельских.
3 января 1542г. с несколькими мятежными полками «Рюриковичи» Шуйские захватили Москву, Ивана Федоровича Бельского сослали на Белоозеро, где и задушили.
Строптивого митрополита Иосафа битьем били на глазах Ивана и его слабоумного брата, а потом отправили в монастырь, посадив на митрополичий престол новгородского архиепископа Макария.

В сентябре 1543г. глава «шуйского клана» Андрей Шуйский-Честокол с подельниками на глазах Государя избили на заседании думы боярина Федора Воронцова, досталось и митрополиту Макарию на котором охамевшие бояре изорвали мантию.
Через неделю после происшествия Макарий унижаясь, упросил Андрея Шуйского, разрешить Государю вместе с ближними боярами отправиться на моление в подмосковные монастыри.

В поездке бояре объяснили 13-летнему отроку, как должен вести себя Государь с холопом, посягнувшим править державой, прикрываясь как щитом, именем Великого князя.
Учеба пошла впрок 29 декабря Иван, грозно глядя в лицо ухмылявшегося Андрея Шуйского, обвинил главу правительства в бесчинном самоуправстве и приказал псарям убить ненавистного боярина, что те и сделали. Смерть вожака заставила Шуйских отойти в тень.

В 1545г. Иван побывал в древних русских обителях, подмосковном Троице-Сергиевом монастыре и вологодских Кирилло-Белозерском, Павло – Обнорском, Корнильево –Комельском и  Ферапонтовом монастырях.
Позже в письме грозный государь со смехом вспоминал, как он со свитой опоздал на ужин в Кирилло-Белозерский монастырь и монах, распоряжавшийся монастырским столом, отказался кормить незнакомцев. Когда кто-то из свитских людей спросил, не боится ли чернец дерзить Государю всея Руси, тот ответил, что боится, но Господа Бога, он боится еще сильнее.
В этой поездке бояре и так, и сяк обхаживали Ивана, устраивая травлю медведя, охоту с ловчими птицами и скоморошьи потехи.
Государь с осторожностью относился к боярским посулам, с момента казни Шуйского, он никому не позволял собой манипулировать. Приблизив Глинских к престолу, Иван приступил к созданию политической группировки.

Летом 1546г. Великий князь выехал со свитой в стоявшие рядом с Коломной русские полки, охранявшие московские рубежи от набегов крымских татар. Иван остановился в Богоявленском Старо-Голутвинском монастыре.
Во время войскового смотра в ноги к Государю бросились насильно отправленные в Коломну псковские пищальники. Служивые пожаловались на произвол бояр, но Иван приказал гнать жалобщиков с глаз долой. Внезапно завязалась драка, потом раздались выстрелы, пролилась кровь, Великий князь впервые заглянул смерти в глаза.
Дьяк Василий Гнильевский, которому поручили расследовать произошедший инцидент, доложил Государю, что его любимцы бояре Иван Кубенский, с братьями Федором и Василием Воронцовыми склоняли служилых людей к бунту.
Бояр казнили, двор «зашуршал», что невинно убиенных, из зависти и желания выслужиться, подставил под царский гнев дьяк Гнильевский.

В начале декабря, 16 летний Иван сказал митрополиту Макарию, что пора бы ему уже жениться. На созванном боярском совете Государь отверг предложение о поиске иноземной невесты, заявив, что женится только на русской. В этот же день митрополит предложил Государю первым из Рюриковичей венчаться на царствие, приняв титул Царя всея Руси. Москве предстояло раз и навсегда стать Третьим Римом - Матерью православных городов, а русскому Царю, защитником православных славян.

16 января 1547 года в Московском Успенском соборе состоялось венчание на царство первого русского царя Ивана IV. Митрополит возложил на Государя Животворящий крест, парадные бармы и шапку Мономаха, помазал миром чело и благословил правление царя всея Руси, Иоанна IV.

После венчания царь объявил русским городам и весям о начале конкурса по выбору невесты. Благородные девицы проходили предварительный отбор у царских наместников в регионе, а те выбирали «зело красивых и приязненных» девиц на смотрины в царский дворец. Из многочисленных претенденток Ивану глянулась 15 летняя Анастасия Захарьина-Юрьева (династия Романовых происходила из этого рода), вместе с красотой девушка славилась добрым сердцем, нестяжательством, смирением, кротостью и при этом живым умом.
3 февраля 1547г. митрополит Макарий обвенчал молодоженов.
Народ остался доволен выбором молодого царя, а бояре начали судачить, что царь де взял себе не ровню, женившись чуть ли не на холопке.

С апреля 1547г. по Москве прокатилась череда пожаров, 21 июня во внезапном пожаре, охватившем Москву, погибло по оценкам современников минимум 2 000, максимум 25 000 горожан, учитывая, что тогда в Москве и пригороде жили 100 000 человек, обе цифры заставляют ужаснуться.
Столицу облетел слух, что пожар устроила бабка царя Анна Глинская. Старая литовская ведьма приготовила зелье из праха православных и ночью окропила им московские улицы, при первых утренних лучах вспыхнувших бесовским огнем.

Бояре натравили испуганных москвичей на ненавистных Глинских, 26 июня бесчинствующая толпа прорвалась в Кремль и растерзала дядю царя, Юрия Глинского, бросив останки невинно убиенного на лобном месте.
29 июня вооруженные погорельцы пришли во дворец расположенный на Воробьевских горах, где с супругой и двором укрылся царь. Толпа требовала выдать аспидов Глинских. В этот день Иван впервые почувствовал животный страх, сковавший ему конечности и залепивший уста.
Царские переговорщики убедили вожаков толпы, что Глинских во дворце нет, и попросили горожан покинуть двор. Как только бунтовщики ушли царь, грозно сверкая очами, приказал найти зачинщиков мятежа и казнить.

Вот как о горьких первых годах правления вспоминал сам Иван Васильевич Грозный: в письме к предателю Курбскому:
«Когда же суждено было по божьему предначертанию родительнице нашей, благочестивой царице Елене, переселиться из земного царства в небесное, остались мы с почившим в бозе братом Георгием круглыми сиротами — никто нам не помогал; осталась нам надежда только на бога, и на пречистую богородицу, и на всех всятых молитвы, и на благословение родителей наших. Было мне в это время восемь лет; и так подданные наши достигли осуществления своих желаний — получили царство без правителя, об нас же, государях своих, никакой заботы сердечной не проявили, сами же ринулись к богатству и славе, и перессорились при этом друг с другом. И чего только они не натворили! Сколько бояр наших, и доброжелателей нашего отца и воевод перебили! Дворы, и села, и имущество наших дядей взяли себе и водворились в них. И сокровища матери перенесли в Большую казну, при этом неистово пиная ногами и тыча в них палками, а остальное разделяли.

А ведь делал это дед твой, Михаило Тучков. Тем временем князь Василий и Иван Шуйские самовольно навязались мне в опекуны и таким образом воцарились; тех же, кто более всех изменял отцу нашему и матери нашей, выпустили из заточения и приблизили к себе. А князь Василий Шуйский поселился на дворе нашего дяди, князя Андрея, и на этом дворе его люди, собравшись, подобно иудейскому сонмищу, схватили Федора Мишурина, ближнего дьяка при отце нашем и при пас, и, опозорив его, убили; и князя Ивана Федоровича Бельского и многих других заточили в разные места; и па Церковь руку подняли; свергнув с престола митрополита Даниила, послали его в заточение; и так осуществили все свои замыслы и сами стали царствовать. Нас же с единородным братом моим, в бозе почившим Георгием, начали воспитывать как чужеземцев или последних бедняков. Тогда натерпелись мы лишений и в одежде и в пище. Ни в чем нам воли не было, но все делали не по своей воле и не так, как обычно поступают дети.

Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас и не взглянет — ни как родитель, ни как опекун, и уж совсем ни как раб на господ. Кто же может перенести такую гордыню? Как исчислить подобные бесчестные страдания, перенесенные мною в юности? Сколько раз мне и поесть не давали вовремя. Что же сказать о доставшейся мне родительской казне? Все расхитили коварным образом: говорили, будто детям боярским на жалованье, а взяли себе, а их жаловали не за дело, назначили не по достоинству; а бесчисленную казну деда нашего и отца нашего забрали себе и на деньги те наковали для себя золотые и серебряные сосуды и начертали на них имена своих родителей, будто это их наследственное достояние. А известно всем людям, что при матери нашей у князя Ивана Шуйского шуба была мухояровая зеленая па куницах, да к тому же на потертых; так если это и было их наследство, то чем сосуды ковать, лучше бы шубу переменить, а сосуды ковать, когда есть лишние деньги.

А о казне наших дядей что говорить? Всю себе захватили. Потом напали на города и села, мучили различными жестокими способами жителей, без милости грабили их имущество. А как перечесть обиды, которые они причиняли своим соседям? Всех подданных считали своими рабами, своих же рабов сделали вельможами, делали вид, что правят и распоряжаются, а сами нарушали законы и чинили беспорядки, от всех брали безмерную мзду и в зависимости от нее и говорили так или иначе, и делали… Хороша ли такая верная служба? Вся вселенная будет смеяться над такой верностью! Что и говорить о притеснениях, бывших в то время? Со дня кончины нашей матери и до того времени шесть с половиной лет не переставали они творить зло!
Когда же нам исполнилось пятнадцать лет, то взялись сами управлять своим царством, и, слава богу, управление наше началось благополучно. Но так как человеческие грехи часто раздражают бога, то случился за наши грехи по божьему гневу в Москве пожар, и наши изменники-бояре, те, которых ты называешь мучениками (я назову их имена, когда найду нужным), как бы улучив благоприятное время для своей измены, убедили скудоумных людей, что будто наша бабка, княгиня Анна Глинская, со своими детьми и слугами вынимала человеческие сердца и колдовала, и таким образом спалила Москву, и что будто мы знали об этом замысле. И по наущению наших изменников народ, собравшись по обычаю иудейскому, с криками захватил в приделе церкви великомученика Христова Дмитрия Солунского, нашего боярина, князя Юрия Васильевича Глинского; втащили его в соборную и великую Церковь и бесчеловечно убили напротив митрополичьего места, залив Церковь кровью, и, вытащив его тело через передние церковные двери, положили его на торжище, как осужденного преступника. И это убийство в святой церкви всем известно, а не то, о котором ты, собака, лжешь!

Мы жили тогда в своем селе Воробьеве, и те же изменники подговорили народ и нас убить за то, что мы будто бы прячем от них у себя мать князя Юрия, княгиню Анну, и его брата, князя Михаила. Как же не посмеяться над таким измышлением? Чего ради нам самим жечь свое царство? Сколько ведь ценных вещей из родительского благословения у нас сгорело, каких во всей вселенной не сыщешь. Кто же может быть так безумен и злобен, чтобы, гневаясь на своих рабов, спалить свое собственное имущество? Он бы тогда поджег их дома, а себя бы поберег! Во всем видна ваша собачья измена. Это похоже на то, как если бы попытаться окропить водой колокольню Ивана Святого, имеющую столь огромную высоту. Это — явное безумие. В этом ли состоит достойная служба нам наших бояр и воевод, что они, собираясь без нашего ведома в такие собачьи стаи, убивают наших бояр да еще наших родственников? И так ли душу свою за нас полагают, что всегда жаждут отправить душу нашу из мира сего в вечную жизнь?»
Алексей Николаев 77