Глава 4. Идеальное убежище

  На утро Тони, как всегда, уселся в палисаднике. Он уже подготовил отчёт о поездке в клинику «Шато Бальмонт» и перечень вопросов к миссис Доулинг, и теперь с нетерпением ожидал, когда появится шапочка с помпоном. Ему не терпелось узнать мнение соседки о деле Гарри Олда.

– Я не слышу скрипа жестянки. Вы не успели задушить ни одной банки? – неожиданно нанесла первой укол миссис Грейс.
– Зачитался газетами по вашему примеру. Доброе утро! – ответил Блэкуоттер. – Почему же вы мне вчера не сообщили о главном?
– Вы имеете в виду слушания в Дисциплинарном трибунале по делу о сексуальном домогательстве?
– Конечно! – подтвердил Тони. – Такой переполох, а вы молчите!
– Так уже поздно беспокоиться…
– В каком смысле? – не понял Тони.
– Адвокаты назначены, и вы, мистер Блэкуоттер, опоздали, – старушка нанесла новый ироничный удар.
– А если я вам сообщу по страшному секрету, что веду частное расследование в отношении неустановленного лица? – Тони был вынужден терпеть сарказм и не вступать в пикировку.

Щёлканье секатора прекратилось. Тони видел, как помпон на шапочке замер, а затем, колыхаясь из стороны в сторону, двинулся ближе к общей стене.

– Вы, эксперт сыска, не находите, что обсуждать через забор конфиденциальные обстоятельства следствия странно? Нас могут подслушать.
– Хм!

Сегодня Тони явно проигрывал словесную дуэль.

– Женщина моего возраста не может ни опорочить вашу репутацию, ни заработать на модной тенденции «#MeToo»!
– Миссис Грейс, вы искрите словно мистер Бин. Я обязан угостить вас настоящим цейлонским чаем с пятнадцатилетним шерри. Вы же не откажете холостому отставному полицейскому в небольшой консультации? 

Блэкуоттер открыл скрипучую калитку, впуская соседку.

– Судя по отвратительному звуку, к вам давно не заходила женщина с тайным визитом.
– Времена, знаете ли, опасные.
– Ну, – миссис Грейс взяла бутылку порто и покрутила её в руках. – Начинайте же ухаживать за… безопасной женщиной.

Тони разлил портвейн в рюмки и поднял тост: «С добрым утром, добрые соседи!»

– Я, если не возражаете, могу присматривать за вашими розами. Вы их совсем забросили! – миссис Грейс пригубила вино. –  Это не цветы! В кактусах больше жизни.
– Буду вам очень признателен. Я завтра же куплю масло и смажу петли. И когда началась эта шумиха? – Блэкуоттер прикинулся ничего не знающим. – Я что-то совсем упустил его из виду со своими командировками по Европе.
– В газетах уже больше месяца, и накал не спадает, будто беднягу Олда решили доконать.
– Вы и вправду считаете его беднягой? Отчего такая жалость?
– Девица сама поднялась к нему в номер с компанией. Вела там себя слишком фривольно. Осталась один на один с мужчиной, который намного старше её. И более того, от него зависела её карьера.
– Так…
– Они оба это знали, – не дала закончить фразу миссис Грейс. – А наказали одного старого адвоката. Но за что? Из доказательств лишь его собственные признания и протоколы совещаний, на которых обсуждался проступок. и которые он сам же инициировал. Да, как я могла забыть! А эта улика…
– Какая улика? – недоумевал Блэкуоттер.
– Письмо, в котором было одно слово «Извини!». Девица не смогла вспомнить или придумать что-то более существенное, чем тухлый чмок в шею и вялые объятия пьяного, который не с первого раза сумел к ней пристроиться. Вот в наше время! Возьмите хотя бы всем известные случаи с Вуди Алленом или другими голливудскими режиссёрами и актёрами. Разве хоть одна карьера началась не с постели? Конечно, можно оправдаться тем, что кастинг требует жертв и страданий. Но я не верю, что от секса можно страдать. Скорее, от его отсутствия. Вот вы мне скажите, уголовных статутов недостаточно? Неужели в них или в прецедентах не описан во всех подробностях данный вид преступления?
– Вероятно, сегодня общество меняется быстрее законов.
– Да? В чём же тогда общественная опасность приставаний или проявлений симпатий с сексуальным контекстом? Что даже суд не нужен! Достаточно статьи в «Гардиан». Лично мне кажется, что за этим скандалом кроется нечто большее, чем неудавшаяся ночка в отеле.
– Что именно?
– Откуда мне, пенсионерке, это знать? Но я не понимаю, почему мы не знаем их настоящих имён? Только Гарри Олд известен. Остальным дали псевдонимы: «Персона А», «Персона Б» … Нет, я не права. Директора по персоналу раскрыли, но для острастки, чтобы другим было не повадно покрывать своих боссов. Но там, в номере, был же кто-то ещё, чьи ухаживания она принимала и отвечала на них. Кто эта «Персона С»? Почему он ушёл и оставил девушку с Олдом, а не увёл за собой? Почему вообще неизвестно, кто это был? Кто-то покруче самого Олда? Вы, наверное, этим и занимаетесь, не так ли, Тони?
– Вы не поверите, миссис Грейс, я, кажется, впервые не понимаю, для чего меня наняли. Один попал в психушку. И его жена просит меня, узнать, чем он там занят. Но обстоятельства приводят меня к Гарри Олду.
– Вы вчера с ним виделись?
– От вас не скроешься! – Блэкуоттер кивнул в знак согласия и посмотрел на часы.

Было уже почти двенадцать. Через час Тони должен был ехать к приятелю из МИ-5, а потом к Эллис Доулинг.

– Вы, вижу, спешите, – от миссис Грейс не ускользнул взгляд Тони. – Налейте мне шерри, и я пойду. Буду рада обсудить дело завтра, или когда сочтёте нужным. Портвейн остался. Он мне нравится.

Миссис Грейс встала и пошла к выходу. У калитки она остановилась и сказала, что психушка – отличное место, чтобы спрятаться и отвести от себя обвинения.

– Найдёте «Персону С», и тогда, возможно, докопаетесь до сути. Желаю успеха!

Калитка, скрипнув, закрылась. Тони проводил взглядом помпон на шапочке. Вскоре за забором послышался звук секатора.

«Щёлк-щёлк»!
«Чик-чик!»

Блэкуоттер с тоской посмотрел на свои кусты роз. Но времени заняться ими уже не было. Нужно спешить. Алан Шарп отказался от ланча в каком-нибудь пабе поблизости от офиса МИ-5, назначив встречу в Сент-Джеймс парке у Утиного острова. Это был ближайший к Темз-Хаус  вход. Тони знал привычку своего приятеля со времен «Скотленд-Ярда» прогуливаться вместо обеда. После перевода в службу внутренней безопасности роскошный парк в историческом месте стал излюбленным местом отдыха Алана. Неспешная ходьба по аллеям позволяла ему расслабиться в середине рабочего дня и обдумать свои планы. Он обожал наблюдать за толпами беспечных горожан и туристов, не подозревавших, что рядом с ними находится агент.

Вот и сейчас Блэкуоттер заметил Алана в толпе людей, кормящих уток. Алан увлечённо скармливал птицам булочку от хот-дога.

– Сосиску, конечно, слопал сам и другу кусочка не оставил? – пошутил, подойдя, Тони.

Алан бросил в воду оставшийся хлеб и обернулся.

– Привет! Как дела у отставного детектива? Наверное, все ночи напролёт смотришь полицейские сериалы? Вон, какие круги под глазами.
– Нет, консультирую «Уорнер Бразерс». Ты не заметил мой золотой «Роллс Ройс»?

Приятели, по старому обыкновению подкалывая друг друга, двинулись по аллее вглубь парка.

– Извини, что не принял твоё приглашение выпить. В другой раз. Много работы навалилось, и мне не хотелось ломать свой график. Привык здесь проводить время обеденного перерыва. А с тобой, рыжим ирландцем, свяжешься и не заметишь, как в кружке «Гиннеса» окажется «Бушмиллз».
– Ладно, принято! Будто на пенсии мне нечего делать, и я хочу напиться?
– Не обижайся, но, разве, не так?

Вместо ответа Блэкуоттер сунул Алану выпуск «Файнэншл Таймс» с репортажем о заседании трибунала по делу Гарри Олда.

– Похоже, что история Пола, которую ты мне подбросил, имеет отношение к этому секс-скандалу. Ты знал?

Шарп, пожав плечами, взял газету и мельком пробежался по статье.

– Что тебе сообщила Эллис? Она полагает, что мужу известно, кто скрывается под «Персоной С»? Или Доулинг тоже был в злосчастном отеле?
– Намекаешь, что её слова равны его алиби? – спросил Тони. – Вряд ли. Она не показалась мне посвящённой в дела мужа. Скорее, она эмоционально и с подозрением реагирует на происходящее.
– Тебе хоть интересно этим заниматься? А то я уже стал беспокоиться за тебя, глядя на твою унылую физиономию.
– Спасибо, конечно. Но…

Блэкуоттер описал свою неудачную командировку в Монтрё.

– Постой, – Алан потёр подбородок. – Как, по-твоему, связаны между собой психушка и секс-скандал? Плевать, что они коллеги! Простое совпадение. Сколько в этих юрфирмах похотливых старичков?!
– Согласен, но как объяснить, что Пол, до того, как свихнуться, собирал… нет, можно утверждать, подбирал определённые материалы? С какой целью? Гарри Олд намекнул, что Доулингу могли грозить серьёзные последствия.
– Так его, Олда, и спроси. Я-то тебе зачем понадобился? Вот дашь другу хорошую наводку, так он норовит получить бесплатную консультацию! – то ли в шутку, то ли всерьёз произнёс Алан.

Тони внимательно посмотрел на Алана, пытаясь понять, не наигранное ли его безразличие. В конце концов, он же как-то разузнал про дело Олда-Доулинга и нашёл выход на миссис Доулинг. Но насмешливое выражение лица приятеля, которое тот надел, словно маску для покера, с самого начала разговора, было непроницаемым.

– Гарри уже смотрит файлы Доулинга и обещал на следующей неделе поделиться своими мыслями, – продолжил Блэкуоттер. – От тебя же мне нужна помощь с клиникой «Шато Бальмонт». Очень бы пригодился инсайдер. Могу я тебя попросить найти по вашим каналам или через «Европол» кого-то, с кем можно пообщаться в Монтрё?
– Как ты себе это представляешь? Нет ни трупа, ни подозреваемого, ни уголовного дела. С чего вдруг МИ-5 будет интересоваться пациентом в швейцарской клинике? Устроить тебя туда на работу медбратом? Уже поздно. Ты успел засветиться перед главным психиатром.
– Ну поговорить с кем-то можно? С врачом, сестрой или местным полицейским, наконец.
– Ну ты задаёшь задачки! Вот, если бы ты попросил меня помочь найти работу в юридической компании, это было бы проще. Есть выходы.
– Спасибо за идею. Будем считать, что ты мне пообещал помочь. Ты ведь не откажешься от своих слов, Алан?
– Ну-ну, не торопись. Поймай сначала треску, а потом думай, как из неё сделать фиш-энд-чипс. Да, и пиво с виски тоже с тебя!  Неужели у жены Доулинга нет никаких соображений, отчего у него возникли проблемы с головой? Никогда не поверю.
– Ведёт она себя странно. С одной стороны, полагает, что проблема возникла чуть ли не на ровном месте. А с другой стороны, нанимает частного детектива, чтобы проверить, как идёт лечение. Кстати, лечащий психиатр проговорился, что за него платит не «Лейкерс МакКинли» и не супруга, а некий траст из Гонконга из-за того, что у страховой компании возникли вопросы по медицинской страховке…
– Или кто-то не захотел, чтобы их не задавали и случайно не догадались что к чему. А может ли он симулировать сумасшествие, чтобы избежать наказания и на время уйти из публичного поля? Такое тоже возможно. Швейцарская частная клиника – идеальное убежище!
– Моя соседка дословно так выразилась. 
– Вот видишь, она понимает толк в сыске! – Алан развернул газету и что-то в ней посмотрел. – Кстати, ты до сих пор не попросил меня установить личность «Персоны С»?
– Должен же я сам что-то сделать, – ответил Тони.
– Удачи, старина. А мне пора в офис. Шпионы уже меня заждались.
– Да, всё хочу тебя спросить, Алан, когда мы сядем-таки в пабе и опустим в виски твой последний патрон?
– Последний патрон? – удивился Шарп. – Надеюсь, что до этого далеко. Бывай!

Блэкуоттер смотрел вслед удалявшемуся другу, который пока ничем не помог. Но Тони был уверен, что Алан не забудет про него, и, если появится хоть малейшая зацепка, то он обязательно даст знать. Идея о трудоустройстве в «Лейкерс МакКинли» была достойна отдельного аналитического вечера под «Гиннесс». Второй раз за сегодня Тони подумал, что его участие в деле не простая дружеская услуга.

«С какой стати Алану заниматься психотерапией спивающегося приятеля? Зачем он тратит столько времени на меня? Вот и ланчем пожертвовал. Ему что, больше делать нечего? Интересно, под какой легендой он устроит меня, бывшего копа, в юридическую фирму? Наверняка, эту идею он подбросил мне неспроста, зная, что ключ к разгадке хранится не в Монтрё, а на Нью-Бридж стрит».

Погружённый в эти мысли, Блэкуоттер присел на свободную скамейку и открыл расписание дня в смартфоне. Тони отыскал адрес следующей встречи и понял, что миссис Доулинг ждёт его не в лондонской квартире, а в загородном доме.

«Теперь на такси придётся тратиться!» – недовольно пробурчал Блэкуоттер.

Навигатор показывал, что на машине до места назначения час десять минут, и Тони вполне успевал.

«У меня останется время осмотреться на месте», – Блэкуоттер не спеша пошёл на выход из парка к оживлённой Мэлл-стрит, на которой он планировал поймать кэб.

***

Пальцы сначала мягко прошлись по спине, постепенно подбираясь к шее. Затем они вернулись в начальную точку, чтобы повторить свой путь с начала, от копчика, но жёстче. Полу казалось, что руки Си Фанга проникали в самую глубь тканей, касаясь и массируя их изнутри. По телу шло мягкое расслабляющее тепло. Пол ждал, когда Си Фанг перейдёт к своему фирменному массажу головы, во время которого можно будет полностью отключиться. Этот сон он ценил больше, чем обычный ночной: кошмарные суицидные видения пропадали, и Пол не боялся вновь сорваться с крыши небоскрёба или увидеть, как обломает в пух и прах свои крылья, ударившись о невский лёд, ангел.

Петропавловский ужас всегда заканчивался мадригалом юноши с лютней, чей любовный тенор сменялся дурным завыванием, а мальчик ни с того ни с сего начинал срывать струны с инструмента и наматывать их вокруг своей шеи. Они, подобно терновому венцу, превращались в колючую проволоку, впиваясь в горло. За первыми каплями крови моментально следовало удушье. Это затягивалась металлическая петля. На этом моменте Пол всегда просыпался, то беспорядочно махая руками, то держа самого себя за горло. И со стены на него всегда смотрел «Юноша с лютней».

Подступившее воспоминание о ночных наваждениях было настолько резким и реальным, что Пол непроизвольно мотнул головой, чтобы сбросить его и отвернуться от картины.

– Вам больно, мистел Доулинг? – Си Фанг отдёрнул руки от тела пациента.
– Нет, продолжай. Мне померещилось, что будто возвращается кошмар. Не пойму, почему я вспомнил про него. Обычно я спокойно засыпаю под твоими пассами и чувствую себя прекрасно, а тут… Может быть, ты прав, что нужно убрать Караваджо отсюда или сменить место для процедур.

Си Фанг потёр подушечки своих пальцев и нажал какие-то точки за ушами. Он долго тёр их круговыми движениями, будто сверлом вкручиваясь в живую ткань. Спокойствие и умиротворение вернулось к Полу.

– Так лучше, мистел Доулинг?
– Намного, друг Си. Ты споёшь мне?
– Не сейчас. Вот пелейду к голове, тогда да. Что бы вы хотели послушать во сне?
– Что-нибудь из неаполитанских песен или из Россини.
– Как изволите. А кантонское опелное пение, визу, вам не нлавится, мистел Доулинг?
– Расскажи мне, где ты пел, и как стал массажистом, – вместо ответа попросил Пол.
– У нас, китайцев, оздоловительная гимнастика в клови. Плактически любой может делать массаж, не заканчивая никаких кулсов.
– А ты?
– Мне плишлось получить местный селтификат, чтобы иметь возмозность быть с вами. Евлопейские плавила, пусть и стлогие, но они больше фолмальность, нежели леальное умение.
– А опера?
– Я пел в «Хику». Вы бывали там? Нет? Заль, вы бы тогда по-длугому бы смотлели на моё пение. Моё амплуа, плавда, бывсее, – с явным сожалением рассказывал Си Фанг, – хуалянь, то есть воин. Алтист в этой лоли обязан уметь многое: и петь, и быть аклобатом и бойцом, холосо знать китайскую истолию, лазбилаться в костюмах и олузии. Так что, лемесло массазиста идёт бонусом в плидачу. Способ извлечения звука в кантонской школе плинципиально отличается от пливычного евлопейцу бельканто.
– Как и сам звук! Он весьма необычен. Я бы сказал, резок. Но сила его воздействия, действительно, впечатляет.
– На самом деле, это элементалная физика. Что такое насе тело? Полый сосуд, обтянутый козей и более чем наполовину заполненный водой. Внутли нас мнозество ёмкостей поменьсе: зелудок, лёгкие, вены и алтелии, а главное, челепная колобка. Всё это идеальные места для восплиятия музыки, котолая влияет на нас не только плиятной мелодикой – сочетанием нот, но и мосью лезонанса. Его эффект тем сильнее, чем неожиданнее смена литма и пелепад частоты – с высокой на низкую. Именно в этом настоящая длама, а не в итальянской меланхолии.
– Хотел бы с тобой, друг Си, поспорить, но не могу… Не могу забыть того беднягу, который умер от инфаркта во время концерта. Я разумом понимаю, что это случайное совпадение, но после твоих слов…

В дверь постучали. В комнату вошла ассистент доктора Мартини. Извинившись, девушка сообщила, что у директора клиники находится инспектор полиции, который хочет побеседовать с участниками концерта. И добавила, что пациенты клиники вправе отказаться – это неформальная личная просьба. Из её слов получалось, что Си Фангу нужно было идти, так как персонал, присутствовавший в больнице в субботу, уже пообщался с полицейским.

– Мне нужно закончить сеанс с мистелом Доулингом. Я подойду челез час, – Си Фанг выглядел недовольным.
– Друг Си, давай прекратим сейчас. Не расстраивайся. Мы пойдём вместе. Мне интересно послушать инспектора, да и оставлять тебя одного я не хочу, – и, вставая с массажного стола, Пол обратился к девушке: «Мы будем через десять минут».


В кабинете Андреа Мартини, кроме него самого, находилась его заместитель Сара Дюаммель и неизвестный мужчина в джинсах и свитере. Заметив входящих Пола Доулинга и Си Фанга, он поднялся с места и сделал несколько шагов навстречу.

– Лейтенант Маттиас Франц из управления уголовного розыска, – представился, улыбаясь, мужчина. – Я не задержу вас надолго. Результаты вскрытия уже подтвердили первоначальные предположения. Смерть пациента наступила в результате отрыва тромба, который привёл к обширному инфаркту. Поэтому наша беседа необходима мне лишь для того, чтобы завершить опрос присутствовавших в зале лиц и закрыть дело.

Первым, продолжая улыбаться, то ли стараясь разрядить атмосферу, то ли не понимая, кто из двоих вошедших псих, лейтенант обратился к китайцу.

– Вы, насколько я понимаю, работник клиники, который пел в тот момент, когда умер пациент?

Си не успел ответить, как вместо него быстро заговорил сам доктор Мартини.

– Инспектор, я хочу пояснить, что господин Фанг не является нашим сотрудником. Он сопровождающее мистера Доулинга лицо. Мы разрешаем совместное проживание, если на этом настаивает семья.
– Понятно, – произнёс Маттиас Франц. – У вас стопроцентное алиби. Шучу-шучу. Значит, вы в тот момент находились на сцене и пели. Что?
– Да так, известные итальянские хиты. «Солнце моё», «Велнись в Солленто», «Плачь, смейся, паяц», – потёр переносицу Си. – То, что обычно плосят.
– Вы заметили что-то необычное в зале? – задал вопрос полицейский.
– Конечно, нет. Ну то есть, я видел, как леагилуют слусатели на моё пение, улыбаются…
– Как мы с коллегой Дюаммель, вам уже указывали, – вклинился в разговор Андреа. – Всеобщая увлечённость концертом и, в частности, профессиональным исполнением арий господином Фангом не позволила нам вовремя обратить внимание на казавшегося спящим пациента.  Не поймите меня превратно, это трагическая случайность. К тому же он оказался окружённым такими же, как и он, хм-хм, больными. Никто не заметил начала приступа, а он был скоротечным.
– Да-да, аутопсия это подтверждает, мистер Мартини, – успокоил инспектор. – У вас, господин Фанг, удивительный талант. Поздравляю! Все, кого я допросил, восхищались вами. Мне самому захотелось послушать. Откуда такое мастерство?
– Когда-то я был солистом кантонской опелы в Гонконге, – спокойно ответил Си.
– Ну хорошо, а вам, мистер Доулинг, – обратился к Полу полицейский. – Что известно?

Пол выглядел каким-то отрешённым. Его молчание затянулось. Лейтенант посмотрел на психиатров. Те недоумённо пожали плечами, предложив подождать.

«Вообще-то, я попросил друга Си спеть что-нибудь из его китайского репертуара, как бы для общего развития публики и демонстрации необычной вокальной техники. Пел Си очень громко и пронзительно, взяв невероятно высокую ноту. И потом он резко её оборвал, некоторое время держа рот открытым, как будто извлекая неслышимые волны откуда-то из глубины. В этот момент я почувствовал знакомый толчок под диафрагму, и мне стало нехорошо. Застучало в висках, помутилось в глазах, но длилось это недолго. Стоит ли мне сообщать об этом?» – думал Пол, предчувствуя приближение приступа.

Само воспоминание о его признаках уже вызывало у него волнение. Лица инспектора, докторов и Си Фанга помутнели и расплылись.

– Н-н-ничего особенного… – выдохнул Доулинг, пытаясь ухватить задрожавшими в треморе пальцами несуществующие подлокотники.

Он покачнулся на стуле и начал заваливаться на бок. Си Фанг еле успел его поддержать, иначе бы Пол свалился на пол.

– Доктол, ему плохо! – закричал Си.

Все сгрудились вокруг Доулинга. Маттиас Франц, не понимая, что ему делать, стоял в стороне растерянный. От его насмешливости не осталось и следа. Он отошёл к окну, ожидая, пока пациента приведут в чувство. Но суета вокруг него не прекращалась. Спешно привезли кресло-каталку, и в него усадили Доулинга. Сестра повезла его к выходу. Мартини, склонившись над переговорным устройством, давал кому-то инструкции относительно неотложных анализов и процедур.

– ЭЭГ мозга после того, как проверите его сердце. Обязательно позвоните мне, если обнаружите что-то необычное. Мы с доктором Дюаммель спустимся чуть позже, как закончим дела здесь, – Андреа отпустил кнопку селектора и выразительно посмотрел на инспектора.

Лейтенант Франц выразил сожаление случившимся инцидентом, и, попрощавшись, тоже направился к выходу.

– Что скажете, Сара? – спросил Андреа, когда за полицейским закрылась дверь.
– Нужно дождаться результатов, но анамнез не вдохновляет. Ему явно не становится лучше. Депрессивное состояние имеет тенденцию даже не к консервации, а к дальнейшему развитию. Нам пора бы понять причину, а её-то мы как раз и не знаем.
– Какие есть идеи? Пусть … – Андреа сделал паузу. – И сумасшедшие.

Доктор Дюаммель усмехнулась самыми уголками губ, будучи не в силах оставить без оценки удачный каламбур. Профессия накладывала свой неизгладимый отпечаток и на юмор, и на его восприятие, независимо от печальных обстоятельств. Ко всему начинаешь привыкать, постоянно кружа над гнездом кукушки и проводя в нём большую часть жизни. Патологоанатомам хуже, оправдывала Сара свой… наверное, цинизм. Тем на работе поболтать-то не с кем. Мартини, от которого не ускользнула реакция Сары, терпеливо ждал ответа на вопрос. Ситуация его беспокоила. Депрессия, необъяснимые приступы удушья и суицидные видения в совокупности могли привести к новым неприятностям. Две смерти подряд означали бы серьёзный подрыв репутации клиники. А Мартини интуитивно чувствовал, что к этому всё идёт.

– Не знаю, Андреа, но мне иногда кажется, что не мы управляем процессом…
– Поясни, Сара.
– Связи Доулинга с его прошлым настолько сильны, что мы не можем вырвать его из его воспоминаний и изолировать, хотя бы временно, от его окружения. Я тебе напоминаю о постоянных конференциях с Исполкомом. Нужны ли они ему в данный момент? Сомневаюсь. А китаец-массажист! Зачем он тут?
– Семья настояла несмотря на то, что у нас есть свои профи.
– Да-да! Но семья ли, на самом деле? Такое ощущение, что за всем этим прячется невидимый кукловод, который дёргает за ниточки.
– Сара, перестань. Наша жизнь и страхи за неё и есть, как ты выразилась, кукловод.
– Но неужели мы не можем потребовать прекратить на время все контакты Пола с внешним миром?

«У меня складывается впечатление, что таинственный траст именно этого и добивается от нас. Понять бы почему», – размышлял Мартини, не отвечая Саре.

Тут мысль, давно крутившаяся у него в голове, наконец-то материализовалась в словах.

– Послушайте, коллега Дюаммель, – начал Андреа, перейдя на официальный тон, – В ту злополучную субботу я хотел пригласить вас на ужин, но смерть пациента смешала все мои планы.

Сара молчала, ожидая продолжения.

– Если, – задумался на секунду Андреа. – Если с Полом окажется всё нормально, то могу ли я пригласить вас к себе на ужин домой.

Тщательно выведенные брови Сары изогнулись в удивительной дуге.

– Ничего такого, Сара, – поспешил развеять её возможные подозрения Мартини. – Я позвал также своего отца. Мы могли бы втроём обсудить мистера Доулинга и его лечение.
– А-а-а, – иронично протянула женщина. – Теперь понятно, почему приглашена коллега Дюаммель, а не Сара. Коллега согласна, но до одиннадцати вечера – не позже. Может, проведаем нашего Пола?

Довольный Андреа спрыгнул со стула и поспешил к двери, чтобы галантно пропустить Сару вперёд. Идя позади её, он одним пальцем набивал в телефоне смс-сообщение отцу.

***

Блэкуоттер вышел от миссис Доулинг несколько обескураженным. Она никак не отреагировала на то, что ему не удалось увидеться с её мужем. И подозрения Тони о том, что доктор Мартини нервничал, очевидно, ожидая проблем с Полом, Эллис тоже пропустила мимо ушей. Её ум занимало что-то другое, чего детектив не мог понять. Она выглядела, как будто просчитывала шансы. Таким выразительным казался взгляд женских глаз, особенно на контрасте с сухой информацией. А речь шла о серьёзно больном муже. Говорить Гарри Олде она наотрез отказалась.

«Почему? – недоумевал Тони, сидя в пабе неподалёку от дома Доулингов после встречи с клиенткой. – Пол и Гарри считались же друзьями!»

В этих мыслях и соображении, а не задержаться ли здесь подольше, заказав третью пинту пива, Блэкуоттер бросил взгляд на бармена. И за стойкой он заметил мужчину, который показался ему знакомым. Тони встал и направился к бару.

– Извините за беспокойство, – обратился он к незнакомцу. – Это вы подстригали сегодня розы в саду у миссис Доулинг. Скажите, что я ошибаюсь. Иначе вам от меня не отделаться.
– Вы правы, сэр. Я тоже вас там приметил. Чем могу быть полезен?
– Ну, хоть одна удача за столько дней! – воскликнул Тони. – Не откажите мне посидеть вместе за моим столиком, и я объясню вам причину моего любопытства и навязчивости.

Мужчина, не говоря ни слова, слез со стула и, захватив свою кружку, пошёл за Тони.

– Слушаю вас.
– Вы садовник у Доулингов? Я правильно понял? – задал первый вопрос Блэкуоттер.
– Точно. А вы кто? Любовник?
– Я… – Тони не стал таиться. – Я частный детектив, которого наняла Эллис, чтобы расследовать обстоятельства, связанные с попаданием Пола Доулинга в швейцарскую психушку. Меня зовут Энтони Блэкуоттер. Вот моя визитка.

Тони пытливо всматривался в глаза садовника, пытаясь рассмотреть в них удивление, шок. Какую ещё эмоцию должна вызывать у прислуги новость о том, что хозяин сошёл с ума? Но пожилого англичанина, похоже, больше беспокоила кислинка, не понятно откуда взявшаяся в «Гиннесе». Он причмокивал, недовольно морщась.

– Чёрт, стаут выветрился, а они его продают, – выдал, наконец, садовник. – Чарли, в твоё пиво нассала обезьяна! Замени старую бочку. За эту кружку платить не буду!
– Может, я предложу виски? – спросил Тони.
– Чарли! – проорал садовник. – Джентльмен платит мне за скотч! Но первый «выстрел» всё равно за счёт заведения.

Блэкуоттер переживал за конфиденциальность разговора. Многие посетители смотрели в их сторону.

– Расслабься, коп. Я здесь свой – стригу газоны по всей улице. Хочешь узнать, отчего сбрендил мистер Доулинг? Так слушай. Сколько раз я предлагал миссис Эллис повесить решётки на окна. Сам бы сделал, пусть мне и не нужна такая халтура. Я стригу газоны на всей улице…
– Да-да, ты говорил. Зачем решётки?

Тони почувствовал, что важная находка уже рядом, и пододвинул стопку со скотчем поближе к садовнику и сразу махнул бармену, чтобы нёс новую порцию.

– Так на кой ляд портить вид у роскошного дома, Джефф?
– А розы, значит, ломать можно? Я спрашиваю миссис Эллис, до каких пор её мистер Пол будет вылетать из окна как подбитый лётчик из катапульты.
– И?.. – не понял Тони.
– Вот и миссис Доулинг не поверила мне, пьянице, пока он не задавил кота, спавшего в кустах. Хорошо, что она уже вернулась домой, а то бы списала убийство Томми на меня. А вы думали, что может знать синяк-садовник, которого и в прихожую не пускают? То-то, а у меня и видео того прыжка есть. Десантник хренов! Кто убьётся с первого-то этажа, пусть и с нераскрывшимся парашютом? Попросил бы меня вилы подставить, если уж решил свести счёты с жизнью.

Садовник замолчал. Его стакан, третий… или четвёртый, уже опустел. Блэкуоттер снова поднял руку.

– Эй, парень, напоить-то меня напоишь, но не купишь. Я что, газет не читаю?

Тони лихорадочно соображал, сколько успешный адвокат может платить за уход за садом, и сколько нужно предложить за запись, чтобы не продешевить и не запороть шанс. Имея это кино, можно смело возвращаться в Монтрё и торговаться с доктором Мартини.

– Тысяча фунтов. Переведу на карту, если сбросишь мне файл на «Вотсап»! – выпалил Блэкуоттер.
– И бутылка «Пешехода Джонни» с собой! А то…
– Хоть ящик, но не здесь. Разоришь меня. Потерпи до Sainsbury ? – почти умолял алкоголика Тони.
– Тогда двойной «Чёрный Джонни» и тысяча…

Блэкуоттер уже был готов обнять садовника – что за находка! Но ждал окончания фразы.

– В-в-в… во-во… во-во-восе…

«Тыща восемьсот», – радостно смирился Тони.

– Во-во-вообще, тыщи мало будет! Во, как! Давай, две!

Похоже квакнули сигналы на телефонах, подтверждая сделку. Тони загружал ролик, пока садовник опрокидывал очередной шот, лишь мельком взглянув на «смс-ку» из банка.

– Джеффри, а что, по-твоему, могло заставить мистера Доулинга несколько раз прыгать из окна?
– Ты чё, и вправду не врубаешься? – удивился садовник. – Вас бы всех сначала поднять на вершину и скинуть в бездну. Не понимаешь?
– Пожалуй, ты прав, – признал Блэкуоттер.

Действительно, как могла отреагировать психика Доулинга на невероятный взлёт карьеры? Ты обычный юрист из скромной, пусть и лондонской, IP практики  и вдруг очутился на самом пике профессии. Многие юристы помирают в благодарственных молитвах Господу за то, что им удалось стать партнёром в международной фирме, а не сваливать «неудачником» на позицию вечного главы юридического департамента фармацевтической компании. Работать в ней до пенсии, надеясь, что она просуществует хотя бы лет двадцать. Иначе, если её опционы к десятой годовщине его смерти обнулятся, дети не обналичат их по завещанию. Жизнь, считай, прожита зря.

В сознании Блэкуоттера вырисовалась следующая картина: Пол Доулинг был выбран на главную должность крупнейшей международной юридической фирмы… с окладом более четырёх миллионов долларов, за которые… особенно ничего не нужно было делать. Только торговать лицом. Под эту историю можно было набрать долгов.

– Стоит проверить его ипотеку. Такой дом прикупить! – вспомнил Тони слова Джеффри об относительно недавней покупке недвижимости Доулингами.
– Любой бы сбрендил в его ситуации, если бы замаячила перспектива потери всего и вся! – словно прочитал мысли детектива садовник. – Я уж точно, когда вся Англия ополчилась на тебя как на Гитлера. А ты?
– Я? – переспросил Тони. – Я не забирался так высоко.
– А ты вообрази! Это тебе не жопу уколоть шипами роз! Оттого и жена ведёт себя странно. Хватит, пошли в магазин. Ты мне ящик виски обещал!

Джеффри, с «дрын-дрын-дрын» отодвинув стул, встал. Видео, наконец, загрузилось. Блэкуоттер попросил счёт. Всю дорогу, пока они шли в супермаркет, в голове Тони крутился сценарий «английской трагедии», точнее, её конец.

***

Мартини с волнением разливал вино Саре и своему отцу, внимательно наблюдая за его реакцией на женщину. По сути, это были смотрины – и профессиональные, и… бог знает, какие ещё. Любое, даже косвенное одобрение Мартини-старшего для младшего значило многое. Для Сары Дюаммель тоже. В Монтрё, да и во всей Швейцарии фамилию сеньора Казимира Мартини в профессиональной среде знали все.

Сара, пригубливая вино, осматривала библиотеку, в которой Андреа накрыл аперитив, предполагая дискуссию перед самим ужином. Полки с золочёнными корешками книг уходили под самый потолок. Местами потрескавшийся орех являлся свидетельством времени и подлинности. Женщина невольно почувствовала волнение, оказавшись в гнезде той самой кукушки, которую боготворили психиатры Европы.

Казимиро ничуть не смущался присутствием гостьи. Напротив, ему льстило, что такая эффектная женщина, и к тому же коллега, выделяла его сына. Казимиро надеялся, что Андреа наконец-то обзаведётся семьёй. Ему так не хотелось самому прикоснуться к тенденции «останься один» или… О плохом в этот вечер думать не хотелось. Никому. Все с удовольствием вкушали простецкое, но зато местное, пино нуар.

– Ну, зачем ты меня пригласил? Ты же знаешь, что по этим дням я играю в гольф, – с притворным недовольством начал отец.
– Папа, уже темно! Помилуй, какие клюшки? Какие шарики?
– Во-первых, они белые, и их отлично видно в темноте. Во-вторых, тебе ли не знать, что именно на девятнадцатой лунке  собираются все наши клиенты. Кто будет лечить промах на грине?! Конечно, возглавляя такую клинику как «Шато Бальмонт», зачем тратиться на членский билет, не так ли мисс Дюаммель?
– Согласна, – ответила Сара, – лучше спустить всё на яхту!
– Вот, Андреа, послушай женщину! И не говори, что я науськал её!
– Папа, оставь комплексы Эдипа для своей монографии! Пожалуйста, – Андреа оставил бокал с вином и словно в молитве воздел руки вверх. – Мы собрались, чтобы выслушать твоё мнение…
– О бедолаге Доулинге? Надеюсь, не о том синдроме, что сборная Англии до сих пор… да никогда не станет чемпионом мира по футболу? Не проси! Ты разве не смотрел последний турнир в Москве? Вышли на Хорватию. И так бездарно проиграть в полуфинале! Уж лучше бы легли под Францию в финале. По крайней мере, в таком исходе было бы больше исторической справедливости.
– Папа, умоляю перестань! У нас серьёзный разговор.
– Внимание, Сара, вот-вот прозвучит просьба благословить ваши отношения.
– Папа!
– Видит всевышний, я был «за». Прошу меня простить, – Мартини-старший, похоже, не шутил и погрустнел.
– Папа, ну-у-у?

Сара Дюаммель почти влюблённо смотрела на легендарного старика и чувствовала, что, спроси её сейчас, она пошла бы под венец с его сыном.

– Ну, ладно, рассказывай, что с вашим английским пациентом, – миролюбиво предложил Казимиро.

Андреа, с добавлениями от Сары, описал случай Пола Доулинга.

– Ты, конечно, в Лондон не летал? – уточнил, между прочим, отец.

Андреа переглянулся с Сарой.

– Полагаешь, что скандал с Гарри Олдом его не касается? – продолжал Мартини-старший. – А зря. Фобия утраты – она самая сильная, практически равная страху смерти.
– Потеря чего? Уточни, папа, – спросил Андреа.
– Не прикидывайся студентом! – ухмыльнулся Казимиро. – Достичь вершин в профессии и рисковать всё потерять?! Представь себя на его месте – ты уже почти там! Заказанная тебе «Гранями разума» статья не об этом? Не расстраивай меня. Ты знаешь его годовой доход? А лучше спроси его жену, сколько он должен по ипотеке и прочим обязательствам. Кстати, кто подсунул вам китайца?
– Пап, массажист тебя чем напряг?

Сара сидела молча, но ход мыслей Мартини-старшего ей был понятен, и она была с ним согласна.

– Ты уверен, что знаешь, чем он занимается? – не отставал от сына отец.
– Пап, ну на самом деле! Перестань! Приглядывает за ним и делает ему массаж.
– Ты видел своими глазами?
– Что я не знаю, как мужчина гладит мужскую спину? – отвечал Андреа.
– И всё? А пение никому не мешает?
– С чего ты взял? В наших номерах сделана специальная шумоизоляция – ты знаешь наших пациентов – ничего не должно быть слышно!
– Знаю-знаю, но я бы посмотрел видеозаписи с камер. Её-то ты установил в номерах?

Андреа в присутствии Сары чувствовал себя мальчишкой и хотел было уже надерзить отцу. Но мягкий взгляд карих глаз останавливал его.

– Синьор Мартини, – вкрадчиво произнесла доктор Дюаммель, – Вы что-то подозреваете?
– Я всего лишь пытаюсь установить важные для пациента связи с… опасным прошлым, и настоящим тоже, – ответил Мартини-старший. – Не забывайте, почему пациенты оказываются у вас. Они же сами вам не звонят с вопросом, а не хотите ли обсудить это? Кстати, ты нас накормишь или будешь допрашивать до полуночи? Давай я закажу гамбургеры из «Макдоналдса».
– Папа, мы можем спуститься на кухню. Там мы продолжим дискуссию, пока я буду готовить лингвини  с морепродуктами. А ты порежешь салат и овощи.
– Его… – Мартини-старший игриво подмигнул Саре. – Коронное блюдо. Я без шуток. Всё-таки в нас на семьдесят пять процентов итальянская кровь. У меня на аперитив есть шикарный рислинг. Мы его и откупорим, пока он возится с пастой.

Казимиро увлёк Сару вниз в столовую. За ужином он подвёл итог их беседы. Доулинга намеренно изолируют от публики и семьи, но не от дел его фирмы. Члены Исполкома регулярно с ним созваниваются. Подозрительно, что за лечение платит не сам Доулинг или его жена, а некий траст. С какой стати респектабельной международной компании дистанцироваться от контракта с психиатрической лечебницей, если речь идёт о лечении её Председателя? Глубокая депрессия, взявшаяся из ниоткуда? Смешно. Должна быть реальная и веская причина.

– Вы, конечно, читали английские газеты? Слышали про историю, кстати, с партнёром лондонского офиса «Лейкерс МакКинли»? Под раздачу от «#MeToo» попали двое сотрудников. Пол Доулинг тебе что-то об этом рассказывал? Нет?! – удивился отец. – Не пора ли тебе, Андреа, самому нанять частного детектива, раз твой пациент что-то скрывает?
– Уже… – заявил Мартини-младший.

Казимиро и Сара уставились на Андреа.

– Как уже? – одновременно спросили оба.
– Приезжал один из Лондона. Миссис Доулинг отправила сыщика проверить мужа, а я послал его куда подальше.
– Зря! – покачал головой Казимиро. – Звони ему в Англию и назначай встречу. Надеюсь, о его визите никто не знает.
– Медсестра на ресепшн и охранник. Я написал письмо управляющему траста с просьбой разрешить посещения, если детектив объявится вновь.
– Н-да, а нельзя было не извещать Гонконг. Ладно-ладно, вижу, что так и надо было сделать. Теперь остаётся наблюдать не только за вашим английским пациентом, но и за тем, что будет происходить вокруг него. Мне кажется, что его история болезни напоминает детектив, а вы пытаетесь лечить дурацкую депрессию. Вы никогда не думали, что Пол может симулировать болезнь? Приступы бывали при вас?
– Однажды он чуть не упал со стула в присутствии инспектора уголовной полиции…
– Ну точно, детектив! Как полиция оказалась в клинике?

Сара и Андреа сообщили Казимиро об умершем во время концерта от инфаркта пациенте. По мнению Мартини-старшего, лучшее, что мог сделать Андреа, это срочно лететь в Лондон и увидеться с Эллис и Блэкуоттером, если они сами не собираются в ближайшее время быть в Монтрё.

– В любом случае, говорю тебе, Андреа, позвони детективу. Уверен, что ему есть, чем поделиться с вами, лекарями, – повторил свой совет Мартини-старший.

Андреа сменил тему, и все трое стали увлечённо обсуждали его будущую публикацию для «Граней разума». Сара, к удивлению обоих Мартини, высказалась открыто и довольно резко.

– Мне кажется, что всякие общественные движения подменяют собой правосудие, причём являясь при этом, скажем, законфликтованными и необъективными сторонами. «Гринпис» считает себя единственной инстанцией, которая вправе судить об экологии и выступать в её защиту, причём незаконными способами. А кто их финансирует? Активисты ведут дорогостоящие кампании за свой счёт? Нет. Бюджет формируется из отчислений тех самых глобальных нефтяных корпораций, против которых борется движение. Партии «зелёных» про сохранение природы?
– Да вы, Сара, социалистка! – воскликнул Казимиро.
– Скорее, разумный консерватор, – парировала Сара.
– А «#MeToo» никто не спонсирует, – вступил в дискуссию Андреа. – Как быть с феминизмом?
– Да, – согласилась Сара. – Больная проблема, особенно для Швейцарии. Ведь именно у нас женщины получили избирательные права последними в Европе .
– Дорогая, вы имели в виду Лихтенштейн? Тамошний герцог отличился. Швейцарцы же образумились на четверть века раньше! – уточнил Казимиро.
– Тем не менее, развитое и умное общество не должно отдавать на откуп всяким экстремистским движениям решение острых социальных проблем. А у нас государство и правосудие устраняются, давая возможность жертвам насилия судить всех и вся. Давайте доведём ситуацию до абсурда, чтобы стала очевидной несуразность существующего ныне положения. Отмена смертной казни – правильное решение? На каком основании? Почему мы не спросили мнения убийц? Может, им тяжело живётся с таким грузом в душе, и электрический стул – спасение? Вседозволенность и неправовые методы привели к тому, что активисткам «#MeToo» не нужно тратить деньги на свою деятельность. Общество позволяет им обирать таких как Гарри Олд. Я не говорю, что он пай-мальчик. Нет, он виновен, но наказание должен определять суд, а санкция должна быть соразмерной общественной опасности деяния. Очевидно же, что во многих случаях постель – сделка, приемлемая для обеих сторон. Поцелуй семилетней давности… Какие страдания? Да, намекнули на желательность заключения конфиденциального соглашения. Так, вот он, момент выбора: подписывай и получай деньги, или отказывайся и иди в суд за справедливой и законной компенсацией. Но сразу, пока свежи воспоминания о том вечере в отеле.
– Сара, – удивился Казимиро. – Вы судите, словно юрист.
– У меня папа адвокат.  И он принципиально не берёт таких дел. А я, психиатр, сомневаюсь, что воспоминания о том, что кто-то тебе, пусть и агрессивно, выразил симпатию, надолго фиксируются в сознании и могут стать причиной страданий взрослого человека. Тем более, при очевидном провокационном поведении самой жертвы. Мой папа говорит, что «#MeToo» разом спустили в унитаз всю виктимологию . Мы же с вами прекрасно понимаем суть психической травмы. Но где дискуссия в нашем обществе? Её нет.
– Сара, дорогая, – обратился к коллеге Андреа. – Так ты сейчас отменишь 17 мая 1990 года, и толпы людей останутся без профессионального праздника!
– Согласна, я стою на тонком льду, – Сара отпила вина. – Лоботомия и психотропные вещества были античеловечными способами лечения. Но стали ли гомосексуалисты здоровы после той даты? Мы признали негодность способов лечения. А ВОЗ за нас всех применил самое простое решение: объявить гомосексуализм не болезнью, а нормой. Все здоровы – все свободны! А ты, Андреа, уверена, не сможешь вставить в статью ни одного тезиса из нашей дискуссии. И это гораздо опаснее всех радужных парадов. Общество замалчивает проблему, само превращаясь в аутиста.
– Браво, Сара, браво! – искренне аплодировал Мартини-старший. – Андреа, как ты мог прятать от меня такую женщину!

Андреа же нахмурился, понимая, что его эссе никогда не будет опубликовано, даже если он просто обозначит проблемные места и не будет высказывать своего мнения напрямую.

– Вы оба полагаете, что мне стоит позвонить в редакцию журнала и сообщить им о моём отказе?

Отец и Сара внимательно смотрели на Андреа.

– Красноречивое молчание, – усмехнулся Мартини-младший. – Что сказать – демократия! Нет ничего страшнее самоцензуры.
– Да и чёрт с ней, со статьёй! – воскликнул Казимиро, видя, что настроение у сына испортилось. – У меня для вас есть более интересное предложение. На следующих выходных мы с приятелями пойдём под парусами по озеру. Я могу найти вам пару мест, но придётся поработать матросами.

Мысль о яхтах вернула Андреа хорошее расположение духа. Он повеселел и принялся шутить.

– Знаешь, Сара, мне нет равных в управлении гика-шкотом.
– Откуда такая уверенность? – поинтересовалась Сара.
– При маневрировании с моим ростом не нужно уворачиваться и тратить на это время – гик пролетает над головой аккурат в пяти сантиметрах. Вот увидишь!

Вечер вернулся в прежнее душевное состояние. Мартини-старший предложил выпить хереса на открытой веранде дома.  Сара переводила взгляд со светящихся окон на вьющуюся в горы мерцающую дорогу-змею и ощущала полное спокойствие. Она наслаждалась видом на ночной город, чьи разноцветные огни штрихкодом счастья улеглись на умиротворённую гладь озера. В какой-то момент Сара заметила, что Андреа наблюдает за ней. Она улыбнулась ему в ответ. Кто-то тихонько звякнул о её бокал. Это был Казимиро. Старик, похоже, был доволен. Сара, понимая, что она причина такого душевного состояния, не торопилась уходить и попросила добавить вина.