Три ампулы

Поведали мне как-то ещё по молодости добрые люди, что есть на белом свете такое распрекрасное место, называется Капчагай. Рассказали, что там плещется рукотворное озеро с изумительно тёплой и чистой водой. Я намотал на ус и вдохновился, но случай всё никак не выпадал.
В конце одного лета в середине 1980-х случился у меня отпуск, но как-то так неудачно, что по времени я не попал ни в один маршрут команд туристов-водников, которые на плотах-катамаранах по горным рекам. Или уже ушли, или с возвращением с маршрута не успевал до конца отпуска. А труба звала в бой… 
Совпадал по времени я только с одной группой горных туристов, которые уходили через несколько дней на Заилийское Алатау. Кто не знает, это не особо обитаемая в основном каменистая горная долина между югом Казахстана и озером Иссык куль. Один хребет её закрывает от Казахстана, другой от Киргизии, а по дну долины течёт невеликая речка с проходимыми пешим порядком бродами. Сложность маршрута сказали 1А, высоты на перевалах около трёх тысяч. Не Эверест, решил я, на Белуху лазил и туда залезу. Не на заднице же всё лето сидеть, труба-то зовёт. Да и до Капчагая оттуда уже не особо недалеко.
Действительность, как и всегда, оказалась несколько веселее. В составе группы мужчин, включая меня, оказалось всего четверо. Остальное дамы (шесть или семь), сильно за тридцать и их детки обоего пола подросткового возраста. По итогу нагрузили нас четверых "вьючных" выше головы.
В Алма-Ате, куда приехали поездом, ничего вроде не предвещало. Но на предстартовом собрании дамы дружно пожелали подняться на Медео на подъёмнике. Ну да, зачем топать ножками в такую даль да и высоту. Тем более, что одна из них была женой руководителя похода, а другая - её сестрой. Один из мужчин попытался что-то вставить про акклиматизацию и адаптацию к высоте, но его тут же не менее дружно захлопали крыльями.
Заехали на подъёмнике на Медео. Ну да, красиво, зелень, горы, ещё там каток для подготовки будущих олимпийских чемпионов. Но как-то головушку мою поламывать изнутри стало, всё-таки под две тысячи метров почти с ноля западно-сибирской низменности. Ощущение такое, что мозгам слегка места в черепе маловато.
Ладно, тронули в гору, обычная тропа. Идём, уму в голове всё теснее, болит башка, да и подташнивает. На первом вечернем привале с грехом пополам затолкал в себя еду. Утром рюкзак как бы вдвое тяжелей показался, но мы к грузовым рейсам привычные, идём дальше, тропа всё вверх и вверх забирает. На следующее, если не ошибаюсь, утро почти рысью проскочили по борту ледника. Под солнышком с него уже оттаявшие камни под конец начали катиться. Ребятишки вперёд убежали, дамки легко гружёные за ними, мы грешные как волы тянемся, отстали. Обошлось, никого камушком не приласкало. После того подъёма по леднику любая моя попытка что-то съесть неизменно завершалась рвотой. А тропа вела всё вверх. Наконец я уже и воду из бегущих через тропу хрустальных ручейков пить не смог - выворачивало тут же. Впечатление, что слышу тихий треск расходящихся черепных швов, стало постоянным. Единственное что выручало - растущий местами вдоль тропы ревень, если пожевать его кислые на вкус побеги, жажда ненадолго отпускает. А вот жуткая головная боль и тошнота нет. Горняшка (горная болезнь) она такая… Как сдюжили почки до сих пор не понимаю, по малой нужде я ходил один раз в сутки по утру где-то по полстакана и на свежевыпавшем снегу это выглядело как толчёный кирпич. Наконец взяли перевал, спустились к речке и перешли её, ледяную, вброд. Высоты стало меньше, несколько глотков горячего чая удалось удержать в желудке, но на какую-то еду даже смотреть тяжко было. На следующий день полезли на второй, уже на киргизской стороне хребет. Тут кто-то заметил, что я стал в некотором роде похож на воблу и ничего не ем уже пятый день; народ проникся и некоторую часть груза из моего рюкзака рассовал по своим, да и продуктов там уже прилично поубавилось.
Как перебрались через второй перевал я уже, если честно, не помню. Но вот наконец впереди внизу в утреннем тумане замаячила чаша Иссык куля, с каждым метром спуска голове становилось легче, а всему организму теплее. Чем ближе к озеру, тем больше манило окунуться в него и ожить. Хватая на ходу с растущих вдоль дороги деревьев ещё не дозревшие абрикосы, мы, наконец-то вышли к берегу с мечтой искупаться. Ага.
Вода на полсотни метров от берега была не только серо-мутной, но и ледяной от многочисленных впадавших в озеро горных ручьёв, речек и арыков. Тихо про себя матерясь ополоснулись ладошками, зайдя по колено, и побрели в посёлок к автобусу. На этом групповая часть похода закончилась, народ попрощался и поехал каждый в свою сторону. Тарелка борща в местной харчевне вернула мне ясность мыслей. С двумя парнями мы добрались до тогда Фрунзе, а теперь Бишкека и, естественно, зарулили на базар. Парни осилили один арбуз на двоих из четырёх купленных, я самостоятельно влёт справился с одним и стал ждать. Ждать что скажут на этот праздник живота почки. А ничего, куда девался целый арбуз непонятно. Полежав в теньке на травке с часок, я, уже не торопясь, вдумчиво освоил второй. Наконец, где-то через полчаса, зажурчало, сначала тем же толчёным кирпичом, а потом постепенно всё светлее и светлее. Будем жить.
Мне объяснили, чтобы добраться до Капчагайского водохранилища надо ехать на поезде до станции "Или". Я сел в поезд, попросил проводника разбудить на подходе и тихо уснул, как всегда на третьей полке плацкарта. На третьей, чтобы движущиеся по проходу трудящиеся не мешали спать, регулярно бодая мои многострадальные ноги.
Вовремя разбуженный проводником я в третьем часу ночи единственный из всего поезда бодро спустился с подножки вагона на перрон небольшой станции, огляделся… и тут же был заботливо окружен вынырнувшими из темноты тремя людьми в форме. Очень вежливо они предложили пройти с ними. От такого рода предложений, да ещё так поутру отказываться не принято. В казённом кабинете одного из станционных строений лейтенант милиции ознакомился с моими документами, пройденным маршрутом и целью приезда. Естественно, я всё выложил как на духу, лейтенант всё тщательно записал в блокнот и оставил меня наедине с симпатичным молодым человеком в том же звании, но уже в армейской форме на которой красовались эмблемы в виде щита и двух скрещённых мечей. Этот товарищ не менее вежливо стал интересоваться, чем я занимаюсь в обычной жизни помимо туризма, каковы мои достижения в профессиональном плане, а потом ненавязчиво поинтересовался, что у меня в рюкзаке. А в рюкзаке у меня кроме обычного туристического барахла (спальник, коврик, сменка, носки-трусы) была походная аптека с минимумом хирургических инструментов, которую я всегда таскал с собой и которая уже несколько раз серьёзно выручала моих товарищей по походам. Но самое веселье было не в этом, самое веселье было в том, что во внутреннем кармане моей штормовки пребывали хитро вшитые для безопасности  целых три ампулы наркотических препаратов, накануне взятые на время у наших анестезиологов исключительно под честное слово: промедол, омнопон и морфин.
Следующий примерно час лейтенант КГБ тщательно изучал выложенное на пол кабинета и на стол содержимое моего рюкзака, названия таблетированных и ампулированных лекарственных препаратов, попутно экзаменуя меня на знание их механизмов действия и показаний для применения. Судя по всему, уровень этих знаний его удовлетворил, до осмотра надетого на меня дело не дошло, за окном уже вставало солнце и на этом наша беседа была благополучно завершена. Я был возвращён лейтенанту и сержанту милиции, и через некоторое время продолжил движение к водохранилищу, купив по дороге прекрасную дыню-торпеду у местных аксакалов.
Уже через час я, сняв с себя всё кроме плавок, заходил в тёплую как парное молоко чуть мутноватую воду. Выяснилось, что очень пологий песчаный берег дальше продолжается в столь же пологое дно и для того, чтобы зайти хотя бы по … "ну в общем вам по пояс будет" и окунуться, пришлось пробрести по воде метров сто. Но наконец организм нашёл то, что ему было надо и принялся жадно впитывать воду всеми своими порами, ощущалось это физически. Не помню, сколько раз я заходил полежать в воде, потом выходил, обсыхал, засыпал на коврике с рюкзаком под головой, просыпался, снова шёл и ложился в воду - такого счастья много не бывает. Ближе к вечеру, одолев заначенную ещё с Фрунзе плюшку и отполировав безумно ароматной дыней, я ещё засветло застегнулся в спальник и тихо заснул в гордом одиночестве и полном блаженстве.
Разбудил меня грубый толчок в область несколько ниже спины. Я изумлённо открыл глаза и в ярком свете фар, безжалостно разрезавших ночную темноту и мой сон, увидел двух людей и опять в милицейской форме. Один из них, здоровый, поинтересовался басом: Ты кто такой? Я ответил: Турист.
Какой турист?
Горник. А что случилось? Меня уже сегодня полночи на этой станции проверяли.
Ты, горник, ещё маленько и будешь у нас дворник. Вставай давай, собирай своё барахло и вали на станцию, дорогу знаешь. Если через тридцать минут не исчезнешь отсюда, будешь у нас пятнадцать суток двор мести. Понял?
Патрульная машина в туче пыли унеслась по берегу. От таких предложений тоже отказываться как-то неудобно. Я встал, оделся, сложил имущество, кинул на плечи рюкзак и потопал к станции досыпать на лавочке остаток ночи. Утром, покупая билет, я спросил у кассира, молодого парня, почему тут так строго с гостями обходятся? Ответ был: Илийка. Оказывается как раз об эту пору цветёт знаменитая местная конопля, и соответствующий контингент, бегая по ночам голышом по её зарослям, занимается заготовкой так необходимого ему продукта. Круче "илийки" только "афганка".
И тут я почувствовал, как мне прямо в сердце больно кольнули  те самые три ампулы…