Ночь и туман. Оперативные мероприятия

09 декабря 1941 года

Париж, оккупированная территория Франции

Обе венценосные сестры изумлённо-восхищённо (и практически синхронно) покачали головой: «Ты действительно считаешь, что сможешь всё это провернуть за шестьдесят четыре часа??»

Колокольцев кивнул: «Я абсолютно в этом уверен. Ибо не впервой…»

С его кочки зрения, провернуть за четыре дня аферу тысячелетия в Киеве, в результате которой четыре с половиной тысячи евреев и евреек отправились в Палестину, а не в расстрельный ров кормить червей, было не в пример сложнее. Ибо сейчас от него самого зависело куда как больше, чем тогда.

И тут же отдал боевой приказ: «Вплоть до моего особого распоряжения сидеть в этом помещении безвылазно. Никому, кроме меня не открывать…»

И объяснил: «Да, это только в плохих детективах и триллерах преступники начинают охоту на охотников – и на охотниц – но вы сами знаете, какое у нас сейчас дело…»

Они синхронно кивнули. Он будничным тоном осведомился: «Обе при оружии?»

Анастасия кивнула: «Я де-факто офицер абвера, так что мне положено…»

«Модель?». Она пожала плечами: «Стандартный полицейский Вальтер РР. Без изысков, но железобетонно надёжный…»

Колокольцев вопросительно посмотрел на её старшую сестру. Николь Ру рассмеялась: «Роланд, ну ты же знаешь, кем я работаю… Поэтому приходится бывать в местах, где без ствола как без одежды… и белья…»

И тут же ответила на незаданный вопрос: «Смит-Вессон ноль-тридцать-восемь Special. Короткоствольная Модель 10, если официально…»

Стандартное оружие детективов криминальной полиции США. Очень удобен для скрытого ношения (длина ствола всего 51 миллиметр), однако при умелом применении (а он не сомневался, что Ольга умеет) – абсолютно летален.

Анастасия тихо прокомментировала: «После той ночи в Екатеринбурге мы все научились стрелять, приобрели короткоствол, получили разрешение и постоянно носим с собой… что-нибудь огнестрельное…»

«И мама?» – удивился Колокольцев.

«И мама» – эхом подтвердила Ольга. И добавила: «Отец тоже никогда не выходит из дома без оружия. Ему по спецзаказу сделали Кольт ноль-сорок-пять с немного укороченным стволом…»

Тоже очень удобен для скрытого ношения – и абсолютно летален… да при любом применении. Ибо мощная пуля .45 АСР даже из укороченного ствола свалит с ног… да кого угодно свалит.

Колокольцев одобрительно кивнул: «Очень хорошо – теперь я за вас спокоен…»

И осведомился у Ольги Николаевны: «Насколько я помню, у тебя домашний телефон имеет прямой выход на международную связь?»

Она кивнула: «Я организовала это себе ещё при Третьей республике. Многие кадры остались на своих местах… ну, а после Операции Кронос мне прямую линию хоть до рейхсканцелярии сделают…»

Колокольцев удовлетворённо кивнул – ибо ему примерно это и было нужно.

Он снял телефонную трубку, набрал номер коммутатора (явно армейского) и продиктовал номер в Берлине. Прямой номер кабинета рейхсмаршала Геринга в рейхсминистерстве авиации Германии.

«Как погода в Париже?» – осведомился главком люфтваффе.

Теоретически это было не его дело совсем, однако, будучи (теоретически) вторым человеком в рейхе, рейхсмаршал считал себя в каждой бочке затычкой… а учитывая наличие у него весьма обширной (и никому не известной) разведывательной сети как вне, так и внутри рейха, он был в курсе… да практически всего мало-мальски важного.

А дело Потрошителей было наиважнейшим. Поэтому Колокольцев спокойно ответил: «Приемлемо». И ту же задал явно совершенно неожиданный для Геринга вопрос: «На каком этапе сейчас находятся испытания Hs-293?»

Henschel Hs-293 представляла собой планирующую управляемую авиабомбу, предназначенную для потопления крупных морских целей – вплоть до линкоров включительно. Для управления в полёте она была снабжена несущими поверхностями, хвостовым оперением и – самое главное для Колокольцева – реактивным ускорителем. Жидкостным, если быть более точным.

Геринг не вчера родился и прекрасно представлял себе где и кем работает его визави (в некотором роде младший товарищ). Поэтому он догадывался, что Колокольцев – без пяти минут полковник и люфтваффе тоже – был в курсе… да практически всего мало-мальски важного в системе его «второй службы».

Поэтому он без какого-либо негодования (хотя, строго говоря, это была совершенно секретная информация, знать которую даже личному помощнику рейхсфюрера СС было не положено), ответил:

«Предсерийная модель A-ноль уже пошла в производство… пару месяцев назад. С полдюжины экземпляров уже готовы…»

Колокольцев удовлетворённо вздохнул: «Отлично». И задал…, наверное, всё-таки несколько менее неожиданный вопрос:

«Что будет, если эта игрушка вертикально врежется не в бронепалубу линкора, а в крышу двухэтажного особняка? Двух- или трёхэтажного? Самого обычного гражданского особняка… ну, например, в Париже?»

Геринг рассмеялся: «Могу точно сказать, чего не будет. Особняка твоего не будет»

И объяснил: «Hs-293 создана на базе стандартной фугасной авиабомбы SC-500 с тонкостенным стальным корпусом и разрывным зарядом повышенного наполнения. Боевая часть снаряжена взрывчаткой Триален-105 (15% гексоген, 70% ТНТ, 15% порошкообразный алюминий общей массой почти триста кило»

«Носитель?»

«Дорнье-217Е-2» – ответил Геринг. «Каждый несёт две бомбы…»

«Мне необходимо» – бесстрастно произнёс Колокольцев, «чтобы два таких самолёта, оснащённые Hs-293 были переброшены под Париж. Немедленно переброшены – и размещены… где-нибудь не в Орли…»

Дабы не светиться.

«Ориентировочно» – продолжал Колокольцев, «в ночь с четверга на пятницу… хотя, возможно, и со среды на четверг – я над этим работаю – должен быть нанесён удар по особняку, который я укажу…»

«Как именно укажешь?» – будничным тоном осведомился рейхсмаршал.

«Они его увидят» – спокойно ответил его младший товарищ. И будут видеть… пяти минут им хватит?»

Геринг прикинул: «Крейсерская скорость Дорнье в момент отделения бомбы четыреста километров в час. Ускоритель добавит ещё сто пятьдесят – так что всего пятьсот пятьдесят… почти шестьсот. Это десять в минуту; дальность пуска от цели примерно десять километров…»

«Я понял» – усмехнулся Колокольцев.

А Геринг абсолютно спокойно вынес свой вердикт: «Будут тебе Хеншели. И Дорнье будут. Для меня это даже хорошо – во-первых, по сути это боевое применение; во-вторых, по наземной цели – а нас это очень интересует. Кроме того, ночью, с подсветкой…»

Сделал небольшую паузу – усмехнулся: «А для всех…»

«Сбившийся с курса английский бомбер отбомбился?» – усмехнулся Колокольцев.

«Именно так» – подтвердил его старший товарищ.

«Спасибо» – совершенно искренне произнёс Колокольцев.

«Всегда пожалуйста» – усмехнулся Геринг. «Обращайтесь». И повесил трубку.

Колокольцев был вынужден выбрать столь экзотический способ ликвидации Потрошителей (а в том, что они обитали именно в таком месте, он уже не сомневался), потому, что, в отличие он Нордического кольца – которое действовало только на поверхности земли – Потрошители прекрасно чувствовали себя и в подземном мире парижских катакомб и вообще тоннелей.

И потому любая попытка взять их живьём даже профессионалами спецназа абвера (которые чуть более года назад за считанные минуты «упаковали» Нордическое кольцо) неизбежно закончилась бы полным провалом.

Потрошители просто улизнули бы в катакомбы – в том, что под их логовом был ещё один вход в «подземный Париж», Колокольцев не сомневался… а максимум через месяц взялись бы за старое – только в Лионе или Бордо. Или в Тулузе.

Поэтому ликвидировать их можно было только ударом с воздуха – для чего ему нужны были (а) управляемая бомба с носителем и экипажем; (б) средство наведения на цель – по сути, маяк; и (в) тот, кто этот самый маяк установит на крышу «обители Потрошителей».

Насчёт (а) он только что договорился – оставались (б) и (в). Поэтому Колокольцев немедленно позвонил по другому берлинскому номеру. Штаб-квартиры абвера на Тирпиц-уфер. Своему другу, второму человеку в военной разведке Германии, полковнику вермахта Хансу Паулю Остеру.

Пропустив любезности – ибо время дорого – он сразу перешёл к делу:

«Мне нужны два Светлячка G-4»

G-4 Gl;hw;rmchen – он же Светлячок – представлял собой наземный аналог «световой бомбы», которую бомбардировщики сбрасывали для освещения цели при бомбометании. Только гораздо меньшего веса – всего 20 килограмм – и гораздо более длительного времени горения – оно составляло почти пять минут.

G-4 использовались спецназом абвера Бранденбург-800 для ночного (днём наводили на столб дыма от дымовой шашки) наведения пикирующих бомбардировщиков люфтваффе на стратегические объекты противника.

Спецназовцы в полной темноте взбирались на крышу объекта; устанавливали Светлячок, запускали таймер… и исчезали в ночи. Через заданное время вспыхивал яркий свет… а ещё через несколько минут с неба объекты прилетала 250- или даже 500-килограммовая авиабомба. После чего последний просто переставал существовать…

«Я так понимаю, вчера» – усмехнулся полковник Остер.

«Позавчера» – усмехнулся Колокольцев. «А если серьёзно, что доставить будет нужно начальнику… в смысле командиру Специальных Бригад в Париже дивизионному комиссару Фернану Давиду…»

«Наслышан» – усмехнулся Остер. «Редкостная сволочь – но дело своё знает…»

И предсказуемо добавил, прекрасно понимая, зачем его другу столь экзотическое для РСХА оборудование: «Людей дать не могу – на гражданский объект, даже на оккупированной территории, ставить этот маяк не согласится никто…»

Ибо некоторых положений Гаагской конвенции о правилах и обычаях ведения войны бранденбуржцы всё же придерживались…

«Я догадался» – усмехнулся Колокольцев. «Воспользуюсь местными кадрами… они не такие щепетильные…»

И повесил трубку. Поставив (в уме) галочку напротив пункта (б) он перешёл к решению проблемы на следующую букву алфавита. На этот раз позвонив по парижскому номеру – дивизионному комиссару уголовной полиции Франции Огюсту Лемерру.

«Я понимаю, что обращаюсь не совсем по адресу» – вполне искренне произнёс Колокольцев, «но, думаю, ты всё же сможешь мне помочь…»

«Внимательно тебя слушаю»

«Кто из заслуженных домушников Парижа сможет с 20-килограммовым грузом за спиной ночью взобраться на крышу двух- или трёхэтажного особняка в центре города так, чтобы никто не заметил? Даже если будут внимательно смотреть?»

«Установит груз на крышу, а потом столь же незаметно спустится?» – уточнил дивизионный комиссар. Видимо, догадываясь, зачем всё это.

«Именно так» – подтвердил Колокольцев.

«Марсель Бодри» – без колебаний мгновенно ответил Лемерр. «Недавно вышел; но вроде снова замышляет что-то нехорошее – поэтому мы за ним присматриваем… по мере возможности…»

«Чтобы не пустился в бега?» – усмехнулся Колокольцев.

«Ему это несвойственно… к счастью» – ответил комиссар.

«Его необходимо немедленно арестовать – благо указ маршала о превентивном аресте позволяет; поместить в одиночную камеру, полностью изолировать от окружающего мира… но относиться изысканно-вежливо. Хорошо кормить и всё такое прочее. Все расходы я вам потом компенсирую…» – приказал Колокольцев.

«Сделаем» – уверенно пообещал комиссар. И осторожно осведомился: «Ты уверен, что двадцати килограмм хватит?»

Ибо уже понял, как Роланд фон Таубе намерен покончить с Потрошителями… и почему именно так. И явно был ну совсем не против – как и все парижане.

«С головой» – усмехнулся Колокольцев. И строго добавил: «Этого разговора никогда не было – и никаких бумаг, Боже упаси…»

«Ты хочешь подвести его под Ночь и туман?» – осторожно спросил Лемерр.

Хотя директива Ночь и туман за подписью лично Адольфа Гитлера была, вообще-то, секретной и подписана всего два дня назад (7 декабря) она была уже известна руководству и ключевым сотрудникам и уголовной, и политической полиции Франции, Бельгии, Нидерландов, Люксембурга и Норвегии, граждан и резидентов которых она касалась.

Ибо без их помощи реализация этой (с кочки зрения Колокольцева, весьма разумной) директивы была бы, мягко говоря, проблематичной.

Согласно этой директиве, пролоббированой (кто бы сомневался) рейхсфюрером, активисты Сопротивления и их «добровольные помощники» из местного населения на оккупированных территориях должны были быть – без суда и следствия – заключены в тюрьму, убиты или просто исчезнуть.

При этом и их семьи, и вообще население должны были оставаться в полном неведении относительно судьбы или местонахождения исчезнувших. О них просто больше никогда не слышали… точнее, не должны были слышать.

Справедливости ради, нужно отметить, что эта директива вовсе не была изобретением Гиммлера – ещё во времена Большого террора НКВД СССР реализовывало почти аналогичную директиву – «10 лет без права переписки…».

Колокольцев в своё время рассказал шефу об этом изобретении – по слухам, лично «батыра Ежова» … поэтому почти не сомневался, что (как и в случае газвагенов) это был банальный плагиат.

«Без комментариев» – отрезал Колокольцев. И повесил трубку.

Покончив с организацией ликвидации Потрошителей, нужно было организовать их своевременное обнаружение. Поэтому Колокольцев немедленно позвонил по ещё одному парижскому номеру – командиру Специальных бригад дивизионному комиссару Фернану Давиду.

О котором ему было известно на удивление мало – тот был ещё очень молод (всего тридцать три года), однако уже успел дослужиться до дивизионного комиссара. Давид поступил на службу в полицию сразу после получения высшего образования – в 23 года – на должность инспектора полиции.

В 1939 году он сдал конкурсный экзамен на должность комиссара полиции и был назначен в главное управление муниципальной полиции. Всю свою жизнь он был ярым антикоммунистом (при этом весьма неплохим детективом), так что совершенно неудивительно, что два года спустя его поставили во главе Специальных бригад (которые занимались борьбой прежде всего, с красными).

Назначил его на эту должность Люсьен Ротте – директор французского эквивалента СД (информационной службы) в муниципальной полиции французской столицы.

И в этом разговоре Колокольцев сразу приступил к делу:

«Я слышал, что пару дней назад вы взяли связную майора Гийома и сейчас она сидит в вашем следственном изоляторе…»

«Женщину, похожую на связную майора Гийома» – поправил его аккуратный и педантичный дивизионный комиссар. «Точнее, даже на портрет, нарисованный… думаю, Вы знаете, кем…»

«Знаю» – усмехнулся Колокольцев. И тут же задал очевидный вопрос: «Что Вам подсказывает интуиция лучшего детектива политической полиции Франции?»

«Спасибо за лестные слова» – Фернан Давид был явно польщён. «Интуиция мне подсказывает, что она не похожа – она и есть…»

И тут же ответил на ещё не заданный вопрос: «Её зовут Жюли Сен-Пьер… по крайней мере, по документам…»

Колокольцев никак на это не отреагировал. Просто задал очередной важный вопрос: «Надеюсь, к ней не применяли меры физического воздействия?»

«Вы слишком плохо о нас думаете, штандартенфюрер» – несколько обиженным тоном ответил комиссар. «Мы полиция – пусть и политическая – а не инквизиционный трибунал короля Филиппа Красивого…»

Заплечных дел мастера которого чудовищными пытками заставили тамплиеров признать не менее чудовищно бредовые обвинения.

«… поэтому только психология. Она полностью изолирована от окружающего мира, и мы терпеливо ждём, когда она сама попросится на допрос…»

Весьма эффективный способ психологического воздействия – особенно на женщин (в силу их гораздо большей эмоциональности и общительности).

«Я понял» – усмехнулся Колокольцев. И отдал, на самом деле, не такой уж совсем неожиданный боевой приказ:

«Снимите с неё мерки и купите ей – в хорошем магазине женской одежды и обуви – полный комплект. Одежду, обувь, бельё и всё такое прочее. Потом представите мне отчёт – я всё вам компенсирую…»

«Не проблема» – совершенно невозмутимым тоном ответил дивизионный комиссар. «Магазин в двух шагах от нашей штаб-квартиры…»

Колокольцев спокойно и размеренно продолжал: «Помыть в душе, причесать, накрасить, пусть врач осмотрит – мне сюрпризы не нужны… накормить вкусно, переодеть… в общем, представить в лучшем виде…»

Сделал многозначительную паузу – и закончил:

«Выделите мне временный кабинет в вашем здании и отправьте её туда. Я буду у вас … двух часов вам хватит?»

«За глаза» – уверенно заявил дивизионный комиссар.

«… значит, через полтора часа» – объявил Колокольцев. И повесил трубку.

«Сколько минут пешком до штаб-квартиры Специальных бригад?» – осведомился он у старшей Романовой.

«Полчаса максимум» – уверенно ответила она. Значит, оставался час, который надо было занять чем-то полезным. Решение, впрочем, ему принимать не пришлось – за него всё решила Анастасия.

Которая не так уж чтобы неожиданно взяла его за руку и мягко, чисто по-женски почти что прошептала: «Пойдём в постель. Я знаю, что тебе это сейчас нужно…»

Когда после (очень) быстрого секса они лежали обнявшись, он с улыбкой спросил: «Монетку кидали?»

Она закатила прекрасные глаза к потолку квартиры: «Не говори глупостей – ты же прекрасно знаешь, почему я…»

Глубоко вздохнула – и задумчиво продолжила: «Когда Оля рассказывала нам про катакомбы и вообще про весь этот ужас, я явственно почувствовала…»

«Что ты Помазанница Божья?» – не столько спросил, сколько констатировал он.

Она кивнула: «В энергетическом смысле, не в церковно-политическом».

И продолжила: «Я почувствовала, что мои энергии… в общем, без них тебе будет очень сложно справиться с этой инфернальной гадостью…»

Он кивнул: «Скорее всего, вообще невозможно. Поэтому я тебя и взял с собой…»

Ровно через час он вошёл в здание штаб-квартиры Специальных бригад.