Побудем вместе, папа

«Прошлое всё равно остаётся прошлым, со своими ошибками, задумками и проступками» 
(Эльчин Сафарли)

   Часов пять утра. Летнее солнышко только-только поднялось с востока и разогнало теплыми лучами своими маячившие на горизонте всю короткую летнюю ночью облака. Незаметно исчезли и сумерки на берегу реки. Утреннее солнце, отражаясь в еще сонной гладе реки, казалось всему миру посылает свое тепло и любовь. Атмосфера утра наполнена великолепием восхода, красотой реки, которая под легким утренним ветерком, катит не спеша свои волны с запада на юг. Папа стоит на берегу, у самой кромки воды, плещущей о камешки пенистыми мелкими волнами, улыбается, глядит на меня сквозь толстые стекла очков и не спеша складывает в чехол свою удочку. Солнце быстро поднимается над горизонтом, играя бликами на волнах, согревая нас, слегка замерзших от раннего подъема на утренний клев. Природа наполнена той светлой гармонией, которую не выразить словами. Каждый звук звучит как нежная музыка. Все, что видит взгляд, западает в душу своей красотой.
  Мне казалось тогда, что все, что я слышал, видел и чувствовал светилось любовью, согревало душу своим теплом, оставаясь со мной навсегда. Таким и осталось в моей памяти это утро, сказочной красоты восход, река и папа, ярко освещенный утренним солнечным светом, задумчивый и улыбающийся грустной улыбкой.
Вспоминая эту нашу с ним последнюю рыбалку, я каждый раз возвращаюсь в памяти в свое светлое прошлое, восстанавливая картины увиденного тогда, испытанного тогда чувства благодарности любви к отцу и маме.  Я знаю, это мне нужно. Нужно для оценки сделанного ранее, для попытки понять ценность происходившего тогда, для исцеления моей души от ожогов, боли и грязных клякс жизни.
С годами к нам приходит понимание, что изменить совершенное ранее нельзя. Можно лишь принять его опыт, порой очень горький, для того, чтоб в будущем своем, в такой же или похожей ситуации поступить по-другому, поступить с учетом переоценки опыта прошлого.
   Сколько раз я в своих воспоминаниях, возвращался в свое прошлое, представлял, как можно было бы поступить по-другому, сделать лучше, быть добрее, человечнее с любимыми и дорогими мне людьми, пытался в мыслях своих изменить прошлое, но… Прожитого не изменить. Можно лишь, набравшись духовного опыта, поступить отбросив все свои страхи так, как для тебя будет правильно, как будет по совести. Чтоб еще раз не сожалеть о сделанном. Но уже в другой раз, в другой раз.
За всеми проблемами с работой и семейными хлопотами, я не раз ловил себя на мысли, что мне порой очень не хватает общения с родителями. Что я скучаю по тихой маминой беседе, ее умению выслушать и понять, ее рассказам о детстве и молодости. Мне во всей этой жизненной суете бывает, что не хватает того единства, которое бывало у нас с папой во время общения на рыбалке, на природе, где он раскрывался душой, где был настоящим моим папой.   Моя душа, как маленький уставший от взрослой жизни ребенок, жаждала искупаться в тепле родительской любви. Любви, которая сквозила в каждом их слове, как теплый свет лилась от их заботы. Как живительный источник давала мне силы, как колыбельная мамы успокаивала накрученные жизнью нервы. Купаясь в этой любви самых близких мне людей, я как от волшебной живой воды вновь обретал силы жить дальше.
Помню, была первая половина лета, теплые дни манили отдыхом на воде. Перебирая варианты куда-бы мы могли с папой поехать, я вспомнил детство и теплы чувства, когда мы были вместе на рыбалке.  Тогда я решил предложить папе поехать к моему знакомому директору загородной станции, расположенной на живописном берегу реки, в красивейшем месте, где Волга меняет свое направление на юг. Предложил просто съездить, отдохнуть, просто порыбачить ради удовольствия, побыть вместе. Где-то в глубине я чувствовал, что, наверное, в последний раз вот так вот едем. Потом ведь неизвестно когда. А значит надо, обязательно надо съездить, побыть вдвоем в тишине, в плеске волн, в шелесте зеленой листвы деревьев. Поговорить обо всем, о чем захочется поговорить, выговориться, поделиться планами и мыслями. «Поедем пап! Посидим утреннюю зорьку!» говорил ему я. «Побудем вместе!» Папа, понимая меня, мое желание, согласился.
   С Алексеем Алексеевичем, директором базы я хоть и был знаком много лет, но побывать в его сказочном царстве, расположенным в непосредственной близости от берега реки и состоящем из бревенчатой избы с баней, дощатых домиков, жить в которых можно было только летом, еще нескольких хозяйственных построек, раньше мне не приходилось. Алексеич давно приглашал меня приехать погостить, просто так, ради природы, порыбачить. Но все времени не было, а тут я ему позвонил и сам напросился на выходные приехать с папой. Алесеич пробубнил в телефон, что «давно надо было приехать» и пообещал нас встретить.
   Помню в тот день папа долго собирался. Ехали с ночевкой, торопиться было некуда. Если удастся попасть на вечерний клев – хорошо. Нет, то посидим на утреннем. Папа пересматривал свой рыбацкий набор с поплавками, лесками, разными крючками и кусочками свинца, из которых он сам делал грузила. Что-то делал со своей шестиметровой удочкой, складывая и раскладывая ее, прежде чем уложить в чехол. Я не торопился, понимая, что без этой церемонии процесс сборов не обойдется никак. О продуктах позаботился я сам и в багажнике машины лежал пакет со всякой снедью, которой мы могли бы перекусить. Надо сказать, что папа на рыбалке часто был так увлечен самим процессом, что, пока сидел с удочкой у реки, ничего практически не ел. Бывало, я замечал, что он перекусывает куском хлеба с солью. Иногда в ход шла перловая каша или горох, приготовленные для рыбы, на насадку или на подкормку, но попавшая на перекус. Папе хватало совсем немного, и он целый день мог сидеть над рекой, наблюдая за поплавком, качающимся на волнах. Раньше пойманную рыбу папа приносил домой, любовался пойманными лещами, подлещиками, красноперками и другой рыбой, которая встречается в Волге. Гордился добычей и сам часто чистил свой улов, не обременяя этим хлопотным занятием маму. Но последние годы всю пойманную рыбу папа стал отпускать.
Несколько раз мы с ним обсуждали вопрос, выживает ли в реке отпущенная после лова рыба. Я очень сильно сомневался, так как видел, какие повреждения оставляет рыбе острый рыболовный крючок. Но, папа, имея философский взгляд на жизнь, считал, что это не важно. Не важно выживает ли пойманная и отпущенная рыба или нет. Важно, что он возвращает ее обратно в ту же среду. В реку. А там, как получиться. Природа сама распорядиться выживет ли рыба с повреждением от крючка или станет пищей для других водных обитателей. Он считал это естественным природным процессом и отпускание рыбы обратно в реку, особенно если ловилась мелкая рыба, было более важным для него самого. При этом каждый раз возвращение рыбы обратно в реку выглядело для меня как какой-то древний обряд благодарности природе за добычу, особенно, когда папа тихо говорил что-то возвращаемой в воду рыбешке, и тон его, кажется, был даже извинительный.
   Дорога на машине загород, к берегу, где ожидал нас Алексей Алексеевич не заняло много времени. Мы говорили с папой ни о чем и обо всем сразу. Он спрашивал о работе, о семье, рассказывал, как живет сам. Как всегда, папа живо обсуждал тему НЛО и теорию происхождения человека на земле. Это были его любимые темы для разговора. Его не смущало, что он может быть не понят кем-то из слушателей. Имея свое мнение на самые различные темы он всегда, как профессор Челленджер, был готов сказать «Это еще не факт!». Еще в моем детстве он громко утверждал, противореча передаче «Наука и жизнь», что человек не произошел от обезьяны, объявляя теорию Дарвина несостоятельной и был уверен в происхождение современного вида человека от инопланетных цивилизаций. Он говорил о проблемах мира в планетарном масштабе. Мелкие темы были ему не интересны. Нет, конечно, он ими занимался по мере необходимости, но говорить на бытовые темы не любил. Как-то я долго говорил ему о своих проблемах на работе, в семье. Он долго слушал, смотрел на меня глубоким, задумчивым взглядом и вдруг с глубокой грустью в голосе сказал: «Эх, о чем ты говоришь? Тут цивилизация гибнет!». И начал приводить свои доводы о чрезмерной политизации экономики, разрушении социальных институтов и современном эгоизме, разрушающем человеческие взаимоотношения.
За разговором с отцом время в дороге прошло быстро. Мы переехали мост через Волгу, проехали еще немного по трассе М7 и оказались близко от того места, где договорились встретиться с Алексеем Алексеевичем.  По телефону Алексей объяснил, что на машине попасть на базу не было никакой возможности. С его слов час назад по берегу прошел сильный дождь, а так как почва на склоне глинистая, съезд в низ по крутому склону на машине может быть очень рискованным, градус наклон большой и машину может просто занести по мокрой глине и перевернуть. Поэтому решено было машину оставить у знакомого батюшки в Семиозерском монастыре, а дальше плыть на лодке до самой базы.
   В общем до монастыря мы ехали на машине по бережку. Вода немного отошла от берега, открыв узкий песочный пляж. Внедорожник с высоким клиренсом хорошо вел себя на влажном песке и скоро мы были во дворе красивого монастыря, стоящего недалеко от самого берега реки.
Храм с колокольней возвышался над всеми местными строениями, выделяясь своим бело-синим цветом на фоне окружающей его зелени и поражая великолепным куполом и большим крестом, видимым из далека. Казалось в округе нет ничего подобного. Обращенная к небу высокая колокольня храма была издалека видна всем проплывающим вниз по реке. Такая красота, как музыка из глубины веков, могла соперничать с восстанавливаемыми храмами острова-града Свияжска, которые было видно выше вверх по течению реки.
   Алексеич уже поджидал нас на берегу. Высокий, метра под два, с хваткими, большими как совковая лопата ладонями, он был виден издалека. Плащ и кепка серо-зеленого цвета, сапоги, улыбка и светящиеся спокойствием и добротой глаза располагали к себе сразу. Ниже на пристани была привязана алюминиевая лодка. Поздоровались, познакомились, прикинули как быть.
Алексеич был прав, глинистая почва берега размокла и размазывалась жидкой кашей по склону. Ворота во двор монастыря были открыты. Во дворе монастыря никого не было. Стояли пара машин с кусками глины на колесах, с ветками полыни под капотом и грязными капотом и стеклами. Видимо в самый неподходящий момент попали под проливной дождь. Пара сонных собак сидела за воротами, не обращая на нас никакого внимания, направив морды свои к реке. Мы оставили машину на свободном месте у стены храма, предварительно хорошо заперев ее. Алексей уверял, что батюшка сейчас подойдет. Он человек серьезный и на ночь всегда закрывает ворота монастыря, а днем закрывает вход решеткой, сделанной по старинке из кованного железа. Так что за машину волноваться нечего.
   Алексей усадил нас в алюминиевую моторную лодку, стоящую внизу у причала. Уложил наши пакеты, и заведя с третьего раза мотор резким рывком шнура стартера, пошел по глади реки, вдоль берега, выжимая газ из рычащего лодочного мотора. Перед нами замелькали расположенные на мокром еще от дождя берегу дачки, сараи, зеленые деревья, небольшие пристани и мостки. Совсем скоро мы были у причала базы.
   Прикрепив лодку цепью с замком к стоящему на причале кнехту, Алексей помог нам вылезти и забрать из лодки наши вещи. Деревянные строения базы были близко от берега, так что идти далеко не пришлось. Пока шли по усыпанному щебнем берегу, Алексей с гордостью рассказывал о своей базе, где он уже лет 10 трудился начальником. С удовольствием показывал, размахивая руками как крыльями на корпуса, постройки, рассказывал, что было построено уже при нем. Жаловался, на нехватку денег на ремонт, который давно бы пора сделать. Имея характер спокойный, Алексей не любил хвастаться, но здесь он на своем месте. Как не похвалиться! Широко шагая, как хозяин, расставляя ноги в резиновых сапогах, он улыбаясь довольной, во все лицо улыбкой. Не важничал, но и не скромничал особо. Я ему по ходу поддакивал ему, кивал головой, нахваливал, восхищаясь про себя хозяйственностью и любовью к этому месту идущего впереди меня человека. Не спеша шагая сзади, папа все больше рассматривает реку и бережок у базы. Видимо заранее прицеливался, выбирал место, прикидывал на свой опытный взгляд, где тут должно водиться рыбы побольше, и какая она должна тут быть. Потом долго смотрели как сторож базы, Владимир, коптит рыбу на мангале в закрытой коптильне. Слушали его рассказы как он сорок лет служил в речном флоте и на каких кораблях ходил по Волге, Оке, и других реках. Какие случаи с ним бывали на реке. Ну, в общем матросские байки. Пока ходили по базе, осматривая каждое ее строение, любовались крепким срубом теплого дома с большой печью, где можно было жить и зимой, отказывались от посещения уже натопленной бани, время пролетело незаметно. День перешел в вечер. Летнее жаркое солнце, нагревшее землю за долгий солнечный день ставшее из белого красным, уже купало лучи свои в водах реки на западе. Крутой берег, густо покрытый разросшимися по всей своей ширине лиственными деревьями, уже отбрасывал тень свою на берег самой реки. Эта тень тянулась поминутно к причалу с пришвартованной лодкой, к воде, стремясь все, что было дальше, закрыть прохладными сумерками. Прохладный вечерний ветерок уже шелестел листвой деревьев, беспокоя их перед ночным сном своей неуместной лаской. Вода, бившая мелкими волнами о щебень берега, пахла травой и рыбой. В ароматы вечера вызывающе вмешивались запахи жарящегося на мангале мяса, копченой, покрытой блестящим коричневым жирком рыбы, свежей зелени, намытых в холодной ключевой воде овощей, фруктов и еще чего-то, так манящего проголодавшихся гостей и хозяев. Только папа, казалось, был равнодушен к накрытому ужину, куда уже звал Алексей, делая движения рукой как снегоуборочная машина, активно приглашая отведать, как он говорил «натуральные продукты» на веранде одного из корпусов. Папа уже заглядывался на манящую его гладь темнеющей на глазах реки, на круги на воде от гуляющей при вечерней кормежке рыбы. Вдыхая носом запах водяной свежести реки, он грустно вздыхал, порываясь сбежать на берег, где бы можно было засесть с удочками, пока не кончиться вечерний клев. Но… Алексей, обладая талантом уговаривать кого угодно, уговорил нас прежде рыбалки поужинать. Папа, понимая, что ситуация двойственная, решился на ужин, но ненадолго. Алексей познакомил нас со своей женой, которая помогала ему во всем, охранника-речника со стажем мы уже знали, ну а больше никого особо и не было. Ведя вечер за тамаду, Алексей пел такие тосты, что я с папой удивлялся, откуда в этом человеке, много лет проработавшем начальником базы, посвятившим себя науке, столько светлого чувства, столько природной поэзии. Алексей просто и открыто передавал нам свое отношение к работе, к природе, к реке которую он очень любил. С поэтическим настроем он отзывался о реке как о живом существе, со своим характером и со своей, только ей присущей красотой. Он уверял, что даже цвет воды и скорость течения меняется в зависимости от ее настроения. Описывал особенности поведения рыбы в зависимости от погоды. Слушая его рассказ, мы порой забывали об ужине на столе, настолько они были увлекательны в изложении автора. Папа тоже слушал, но как я заметил, в мыслях он все равно был на берегу реки. Поминутно оглядываясь на берег, он ограничивал себя в количестве принятых от хозяина тостов, поясняя, что раз уж не успел на вечерний клев, то встанет пораньше, чтоб подольше посидеть на утреннем клеве.
   Затянувшийся ужин перешел из сумеречного летнего вечера в звездную летнюю ночь. Распахнутое от края до края неба звездное полотно ночи уже отражалось в водах реки, увеличивало многократно количество блестящих, мигающих разноцветных небесных точек-звезд. Вечерний ветер стих. Слышно было в наступившей темноте только плеск невидимых теперь волн о берег. Вернувшись перед сном еще раз к реке, мы прошлись немного вдоль берега, говоря о завтрашней рыбалке, необходимости встать пораньше и застать утренний жор рыбы. Погода обещала быть хорошей, несмотря на редкие ночные облака, тихо проплывающие темными силуэтами над рекой в восточную сторону.
   Спать с папой мы легли в стоящем отдельно дощатом корпусе. Но, толи от тостов, толи от переживаний, случился со мной тогда конфуз. Ночью разболелся желудок и о том, чтоб встать в три часа утра (ночи?) я представить себе не мог. Проведя половину ночи без сна, во вторую половину я кое-как уснул. Слышал только сквозь сон, что папа собрался, сказал, что пойдет, пройдется с удочкой по берегу, а я, как проснусь, чтоб тоже приходил к нему. Пожалел он меня тогда, проявив любовь отеческую. Не поднял в три часа на утренний клев. Дал поспать еще часа два, понимая, что мне днем за руль, значит надо было быть в форме.
Первый солнечный луч, проникший через окно дощатого строения, отразился зайчиком от стоящего в углу у окна старого зеленоватого зеркала и сразу разбудил меня. Я проснулся ничего не понимая первые несколько секунд, а затем подскочил, одевая на ходу одежду и побежал на берег, в полной уверенности, что еще не поздно успеть к папе на утренний клев.
  Выходя на берег, увидел странную и одновременно рассмешившую меня картину. Папа стоял недалеко от пристани, и, как на известном плакате про колхозника-сеятеля, классическим движением разбрасывал из пакета в воду припасенную заранее подкормку для рыбы. Выражение лица его было удивительно спокойным и немного грустным. Дальше папа мне рассказал, что рыбалка с утра не задалась. Во-первых, он недосмотрел за сапогами. Не первого года использования, рыбацкие сапоги протерлись и дали течь. Так что зайти в них в воду поглубже было уже невозможно. Благо, что это выяснилось до его попытки зайти поглубже.  Другой перспективы, как ловить недалеко от берега у него не было. Еще в сумерках он ждал поклевки. Рыба играла на воде в предрассветных сумерках, плескалась, оставляя круги на воде, но, толи прикормка был не та, толи ловить надо было на червя а не на горох с перловкой, в общем рыба наживку брала неохотно. Нормально клевало лишь раз пять-шесть. Папа строил различные версии по поводу отсутствию клева. К реалистичным версиям относились и возможная перемена погоды, что сказалось на активности рыбы. И то, что здесь к берегу только мелочь подходит потому, что берег каменистый и крупную рыбу бьет волной о камни. А может судак рыбу разогнал всю рыбу, так как он сам лично видел, как два-три раза крупная рыба плескалась в воде гоняясь за мелкой рыбешкой. К менее реалистичным версиям относились версии о сильнейшей электромагнитной буре из-за солнечной активности, которая свела с ума всю рыбу в округе, и та перестала брать наживку. Так же папа допустил дерзкие действия пилотов НЛО вдоль по течению реки, которые ночью разогнали всю рыбу.
   В итоге он поймал штук пять мелких рыбешек, и все отпустил обратно в реку. Пробовал он уже при поднимающемся над горизонтом солнце еще порыбачить с причала, да зацепился крючком за брошенный здесь зачем-то моток колючей проволоки. Не то, чтоб не рыбачили с пирса, не то, чтоб не купались, там, где лодки причалены. После нескольких попыток найти рыбное место у берега, папа наконец положил удочку на сошки, и стал просто наслаждаться наступающим утром. Я смотрел на него, как он ходит туда-сюда по берегу, моет руки и лицо, зачерпывая воду с берега, смотрит на реку, несущие свои воды в дальнюю даль, на противоположный берег и лицо его понемногу светлело. Он заулыбался, стал задавать мне вопросы о том, когда планируем поехать домой. Вижу, отошел папа от обиды на отсутствие клева. Ну и что, что не клевало по-крупному? Посидели мы на берегу. Полюбовались восходящим над рекой солнышком. Поговорили о жизни, о его молодости, о маме, о том, какой он видел жизнь, когда был еще молодой и как эта жизнь оказалась другой, не той о которой он мечтал в молодости. Она изменила его, что-то дав, а что-то навсегда отняв. Папа улыбался той самой светлой улыбкой, которая одновременно была и сдержанной, и открытой. Глаза его светились от удовольствия просто побыть у реки, поговорить, насмотреться вдоволь на эту необъятную от горизонта до горизонта ширь, надышаться свежим воздухом, с незабываемым запахом реки. Я подумал, что правильно мы сделали, что выбрались. И вместе побыть удалось и на природе побывать после душного города. Тем более, что с рыбой нам в итоге все равно повезло. Алексей Алексеевич довез нас на своей лодке обратно до монастыря, где мы сними попрощались, договорившись, что обязательно встретимся в другой раз. Прощаясь он подбросил нам из своих запасов копченое рыбное разнообразие, завернув в промасленную газету штук пятнадцать рыбин различной величины. Утро уже перешло в выходной день. Мы выехали из монастыря на машине в низ на пляж, по которому ехали сюда вчера, а Алексей все еще стоял на причале, глядя нам в след и как мне казалось улыбался своей добрейшей улыбкой.
   За ночь вода в реке поднялась и песчаный пляж, служивший нам сухопутной дорогой вчера оказался залит водой до крутого берега. Пришлось ехать, разбрасывая в обе стороны от машины фонтаны брызг по бампер в воде. Но за этот путь ни разу нам не попалась какая-нибудь яма или камень. Только выехав на подъем к дороге на трассу, я заметил, каким бледным сидел рядом со мной папа. Я притормозил и повернулся к нему лицом. «Пап, что случилось?» спросил я. «Рисковый ты водитель! А если б там, под водой железка какая лежала острая или грабли, например?» сказал он. Тут только я понял какому риску мы только что подвергались. Нам просто повезло. Через полчаса мы уже выезжали на трассу, направляясь в сторону дома. Мы с папой опять говорили обо всем на свете. О том как хорошо, что поехали на рыбалку, хоть и не поймали ничего путного. О том как хорошо встречать вот так летом рассвет на реке, как это красиво. Как хорошо быть всегда-всегда вместе, никогда не расставаться и жить всю жизнь, зная, что твои родители и твои дети всегда рядом с тобой, всегда поддержат тебя в трудную минуту и всегда любят тебя. Дорога летела под колесами машины серым ровным полотном, ведя нас обратно в суету города, в мелькание часов и дней, где мы опять будем так редко видеться, но всегда будем помнить, что нет для человека более близких людей, чем его родители, а еще у человека есть и другие близкие и родные люди, с которыми он идет по дороге жизни. Которым он обязательно должен дарить свою любовь и тепло своей души. Тогда память твоя будет наполнена согревающим душу светом. Светом дорогих для тебя воспоминаний.
17,18
03.12.2023