Красные рассветы -32

  Батюшка Серафим со свечой в руке подошёл к сидевшему у столба, который служил опорой для крыши, Павлику. Он прислонился спиной к деревянной опоре и смотрел на деда.
- Что ж ты наделал, горе моё несчастное?! - Серафим прильнул к перевязанной груди внука. Матвей постарался на совесть, раны горели под повязкой, но не так ощутимо.- Павлуша, миленький ты мой сокол, делай всё, что тебе дядька прикажет, можа он и смягчиться о тебе... Исполняй всё, что потребуется! Что молчишь-то?
  Павлик с трудом удерживаясь за столб, поднялся на ноги.
- Он мне приказал выбирать, дед... Между солдатским борделем и смертью. Я выбрал второе... Только не кричи и не причитай, он меня сам утром расстреляет, обещал... Давай дед, лучше прощаться. Ты прости меня за всё, что делал не так, и Ваньку тоже прости... Почитай лучше молитву, а на разговоры пустые времени жалко, - он попытался улыбнуться, но глаза лишь наполнились болью.
  Серафим протянул ему чистую рубаху, помог переодеться и, перекрестив его трижды, надел на него свой крестик.

  Они просидели всю ночь вместе до рассвета в тёмном сарае, Серафим усердно со слезами читал над парнем молитву.
  Когда скрипнули засовы и на пороге с первыми солнечными лучами появились два казака, пришедшие за Павликом, он пристально посмотрел на своего дедушку и тихо произнёс:
- Ты живи, дед, пожалуйста живи, не смотря ни на что... Потому что, кто же ещё будет тут на земле, молиться за мою грешную душу?!
  Его вывели во двор, следом вышел на шатающихся ногах Серафим и тут же встал на колени перед казаками:
- Мы подневольные, старик, нам приказали, вот мы исполняем, - проговорил один из них, но в глаза отцу Серафиму смотреть не посмел.
  Они подхватили под руки Павла и повели его к порогу дома.
Вышли Еремеев и Самарин.
- Больше никого не будем с собой брать, - проговорил полковник, заряжая свой браунинг.
  Он потряс оружие в руке, будто трогал на вес, и кивнул головой на противоположный берег. Павел обернулся и в последний раз посмотрел на своего дедушку, сейчас он понял, что Серафима нельзя будет увести, даже если дядя захочет исполнить его последнюю просьбу, чтобы деда убрали отсюда, пока его не расстреляют. Старик бы не пошёл, вот и сейчас он стоял на коленях во дворе и молился... Они взяли двоих охранников и медленно пошли по шаткому мостку на другой сторону Иловайки, отходя подальше к глубокому оврагу. Над рекой поднимался утренний туман и заволакивал низину. Птицы уже начинали свой весёлый гомон и лес наполнялся тревожными шумами, как всегда бывает перед восходом солнца.
- Быстрее полковник, - торопил его Еремеев, - учительница из Новлянки не вернулась, и данные говорят о начавшемся движении красных оттуда в сторону Глазуново, нам надо быстрее уходить к Сейму... Если ещё успеем.
  Самарин молчал, перед ним двое казаков вели Павлика от реки по тропинке к оврагу. Руки ему не связывали, не было в том нужды, они и так висели, как плети. Там под высокими ивами они остановились. Парнишку подвели и поставили на самый край скользкого гребня. Павлик повернулся лицом к полковнику. Тот стоял недвижимо и смотрел на него, медленно полнимая руку с оружием и целясь точно в сердце своего племянника. Самарин не подходил близко, он боялся прощального взгляда и пронзительных глаз Павлика, поэтому встал поодаль. Он не мог промахнутся, не должен был, ему хотелось с первого раза, с одного выстрела покончить с парнем, чтобы уж больше не мучить его.
- Тебе не будет больше больно, - шептал он, цепенея, - не будет!.. - но рука не слушалась и задрожала.
  Павлик взглянул на Самарина своими глубокими глазами, он не мигая смотрел дяде в лицо и тот не выдержал этого последнего взгляда, которого так боялся, он закричал на всю округу:
- Пашка!.. Не гляди на меня так, отвороти взор-то!.. Слышишь?! Я не могу так, Пашка!.. Не могу! - Самарин быстро повернулся к сопровождающим казакам, которые смотрели на эту сцену и крестились. - Завяжите ему глаза!
  Один снял с шеи чёрную косынку, подбежал к Павлику и сделал, как ему приказали. Парень отвернулся чуть в сторону и наклонил голову вниз.
  Полковник снова прицелился, он долго стоял не мигая, пока рука не перестала дрожать и немного расслабилась, потом собрался с духом и.. выстрелил Павлику в грудь. Но рука всё-таки дрогнула в последний момент - в сердце он не попал...
Анисимов не почувствовал боли, его лишь сильно толчком ударило в грудь и навалилась непомерная тяжесть на всё тело, которое уже невозможно было удержать, тяжесть тянула вниз и парнишка опустился на колени. Он постоял так несколько секунд, и стал заваливаться на бок. На груди по светлой рубашке с левой стороны расползлось большое красное пятно, как тот рассвет что поднимался сейчас над деревьями и окрашивал собой туманную дымку над рекой.
  Его тело затихло, Павлик вытянулся, будто во сне на примятой траве. Двое казаков подбежали к нему и столкнули вниз на дно оврага, ещё раз перекрестились и отошли, сняв шапки с головы.
- Надо его похоронить, не по-людски это, - произнёс один из казаков, оглянувшись назад в сторону раскидистой ивы, под которой только что лежало тело парнишки.
- Не когда нам, - сказал Еремеев и подхватив под руку полковника, быстро стал удаляться к реке.
  Они вскоре застучали по мостку каблуками и ушли в густеющий туман к дому Серафима.
  Батюшка, вошедший к себе, как только услышал этот одиночный, гулкий выстрел, раздавшийся с того берега, сразу всё понял и встал на колени у красного уголка, но не долго продолжалась его молитва. Он зарыдал в голос, смахнул слезинки с глаз и повалился на пол, упав замертво под иконами, не пережив смерти своего младшенького внука Павлика.

  Красные отряды ещё накануне занявшие Слободку склонили сдаться всех тех, кто там ещё находился под командой штабс-капитана Сурина. Он сам сопротивления не оказывал, убедил своих соратников, в том числе и тех кто собирался идти на соединение с Самариным, сложить оружие и вместе со всеми был конвоирован в Ровенки вслед за Георгом, которого поначалу яростно защищал и укрывал.
  На равнине, ведущей к Глазунову между красными отрядами и белоказаками случился бой. Но подоспевшие во время подкрепления со станции Новлянка, смяли их порядки и заставили бежать до Никольского, куда уже подъезжали первые сотни Еремеева.
  Полковник и капитан неспешной рысью следовали вдоль берега Иловайки лугами и на опушке леса оказались на широкой дороге, ведущей мимо кладбища. Они вступили на неё, проехали мимо могил, похороненных тут деревенских жителей Фоминков и Глазуново. У поворота на поле, где гулял свирепый осенний ветер и дул в спину, Самарин остановил коня. Он подъехал ближе к ухоженной могилке с высоким деревянным крестом и уставился на табличку.
" Анисимова Мария Трофимовна, урождённая Самарина" - прочитал он глазами. Перед полковником, как в страшном сне, возник почти зримый образ его сестры. Она строго смотрела на него, качая головой с поджатыми губами, а потом отвернулась, возвышаясь над своей могилой грозным тёмным силуэтом. Самарин похолодел, его состояние заметил Еремеев, подъехавший и рядом остановившийся. Мимо проезжали конные казаки и солдаты штабс-капитана, а Самарин всё не мог сдвинуться с места, он сидел на коне и с высока смотрел на могилу сестры.
- Вот Мария, до чего я дожил... Я сына твоего убил младшего, Павлика, племянника значит, своего... Прости меня сестрёнка, но не мог я иначе, мне долг не позволяет поступать по другому, - он закатил глаза, будто его ударили по лицу и посмотрел на своё оружие, висящее с боку в кобуре. - Вот этой рукой я его и застрелил, Мария!.. Нет мне прощения теперь, ни на этом ни на том свете.
  Его глаза больше не выражали того безумия, которое было накануне, взгляд был осознанным и тоскливым. Полковник выглядел больным и жалким в этот момент, он всё стоял возле могилы и не мог сдвинуться с места. Когда процессия во главе с капитаном Еремеевым двинулась дальше в сторону скошенного луга, чтобы потом углубиться в Никольский лес, полковник медленно проследовал за ними, но только лишь для того, чтобы снова остановиться на середине пыльной и утоптанной сотнями копыт дороге. Он больше не выдерживал Пашкиного взгляда, который преследовал его всюду по пути... и взгляда его матери, тоже не выдерживал. Он расстегнул кобуру, достал свой браунинг, поднёс к виску и... выстрелил. Капитан и сопровождающие солдаты обернулись на этот резкий, ударивший по ушам звук. В этот момент тело полковника Самарина наклонилось и съехало вниз с седла. Он рухнул в дорожную пыль лицом вверх, его открытые и погасшие глаза смотрели в туманное небо удивлёно и настороженно.

  Сводный полк уходил в лес, Самарина отнесли подальше от дороги и положили в тронутые желтизной травы. Хоронить его было некогда да и некому. Последние остатки его казачьей сотни, стоявшей в Фоминках для прикрытия отхода основных сил под командой есаула Охлупина, уже теснили от хутора Михайловский красные кавалеристы Ивлева и Правдина. Кавалеристы бригады Капорина вместе с Мазуровым со своими сводными отрядами наступали из Ровенок на Глазуново. У заброшенного лесного хутора, где когда-то принимали бой ребята Родько, когда прикрывали от наступавшего полка Самарина эвакуированных раненых солдат, они соединились. На хуторе Михайловский был организован медицинский пункт и Татьяна Бармина вместе с Прохором Бесединым вскочили на коней и погнали их к деревне в поисках раненых и убитых. Они выехали из леса от дороги на Ровенки, деревня была покинута. Прохор спешился и забежал в свой опустевший дом. Там стояла какая-то зловещая тишина, точно после покойника, он рванулся в соседний двор и забежал в дом к Серафиму. Прохор тот час выскочил наружу и позвал Бармину. Вместе с ней они перевернули и стали разглядывать мёртвое тело Серафима, лежавшего под иконами головой к окну...
  В момент наступления красных кавалеристов на деревню, Охлупин спешился и забежал в дом солдатки Дарьи:
- Ты вот что, баба, сбирайся по добру по здорову... Я же сказал, что тебя заберу с собой в обоз. Ну?! - и он направил дуло обреза на стоявшую перед ним женщину.
  Она смело смотрела на него не мигая. Всё это время, её держали взаперти в собственном доме.
- Щас, сберуся, - ответила она и прошла мимо него в сени, он последовал за ней, но на секунду остановился, открыл крышку бочки с квасом, что стояла тут же в притолке, и запустил туда кружку, дабы напиться на дорожку. Дарье этого времени хватило, чтоб вытащить из бокового чулана большой топор. Она с силой размахнувшись, опустила лезвие этого топорища на голову палача и убийцы Нила Охлупина. Тело упало, Дарья отпрянула в сторону, вернулась в горницу и села на лавку у зеркала, унимая дрожь в руках и ногах. Её лицо было по прежнему спокойно и ничего не выражало, лишь подрагивали уголки розовых губ.

  Прохор к ней пришёл первым и натолкнулся на труп Охлупина прямо у порога сеней. Он чертыхнулся, перелез через тело и вошёл в горницу.
- Дашка, что тут произошло? Почему дед Серафим мёртвый? Что тут сталось? - Прохор строго глядел на свою оставшуюся в живых соседку.
- Самарин утром, как рассвело... повёл Павлика в овраг по ту сторону, стрелять его повёл...
- Ты что, дура, мелешь?! - он подскочил к женщине и схватил её за плечи. Платок накинутый сполз, она недвижимо, как каменная стояла перед Прохором и молчала. - Говори, всё что знаешь, говори!..
- Я пришла уже когда дед лежал на полу... Там за рекой выстрел прогремел, Серафим и не выдержал... Я сама, не могу встать с лавки, тяжело мне, ноги отнялись, после того, как я энтого гада укокошила, а вы идите... может и найдёте парнишку, чтоб похоронить-то, - глаза её наполнились слезами, Дарья отброшенная Прохором рухнула на лавку и больше не поднялась. Ноги отказали и не слушались. Женщина завалилась на бок и застонала во весь голос.
  Прохор бежал по двору и звал Татьяну:
- Танька, скорее сюды!.. - он задыхался на ходу. - Дашка гутарит, что Самарин Павлика на ту сторону через мост ещё на рассвете... Расстреляли его, Татьяна. Надо найти!.. Вы бегите с Митрохой к оврагу, а я побегу к пойменной впадине, скорее!..
  У Татьяны всё упало внутри и застыло, подбежал Митроха, а она не могла дышать и говорить.
- Что тут у вас сделалось? - спросил парень, поправляя на себе кепчонку, которая по привычке закрывала пол лица с торчавшим длинным носом.
- Павлика расстреляли, - Татьяна закричала навзрыд, упала на землю и забилась в мелких судорогах. - Нам искать его велено...
- Где, куда?! Что? - Митроха кинулся её поднимать, а у самого затряслась челюсть и свело скулы.
  Они вместе вскоре бежали по мостку на ту сторону реки вдоль оврага, заглядывая в каждый тёмный уголок этого низменного и сырого места.

  Павлик скатился на самое дно, когда его спихнули в овраг казаки. Сперва он ничего не видел и не слышал от навалившейся на него тяжести, а потом тело получило вновь чувствительность. Он почувствовал сперва свои отяжелевшие, изуродованные руки. Ему казалось, что мать наклонилась над ним и взяла его искалеченные кисти в свои тёплые ладони, она нежно целовала их и что-то приговаривала, сияя улыбкой. Потом снова всё погасло и стало давить на глаза. Он поднял левую руку, которая была полегче, и потрогал голову. Павлик медленно стянул с лица опухшими синими пальцами чёрную повязку. Он открыл глаза и поглядел на верх на поднимавшееся над макушками берёз и тополей солнце, с его губ слетело только одно слово:
- Зачем?!
  Видимо было непонятно, зачем он вернулся к жизни, чтобы снова испытывать боль? Павлик повернул голову, стояла тишина вокруг, наверное его мучители всё же ушли отсюда. Так он пролежал без движения и в сознании ещё долго, пока к нему вниз не спустились двое, парень и девушка, которых он сперва не узнал. Он тяжело дышал, грудь его вздымалась, руки подрагивали. Но оно ещё продолжало биться, израненное Пашкино сердечко!..
- Вот он! - Митроха кинулся вниз, сползая на дно оврага и цепляясь за коренья, торчавшие из земли. Татьяна бросилась туда же.
  Они сели рядом с Павликом, он в этот момент закрыл глаза, опять часто задышал, начиная бредить. Было ясно, что парень чудом выжил. Татьяна склонилась над ним, а Митроха ухватил Павлика за плечи и стал поднимать. Они вместе с Барминой сумели вытащить его на верх из оврага, Митроха побежал в деревню за помощью и подводой. Татьяна села перед Павликом, положила к себе на колени его израненное тело, нежно обхватила его голову:
- Пашенька родненький, не умирай!.. Потерпи ещё немного, сейчас Митроха с подводой приедет и доставим тебя в госпиталь. Не умирай, родимый!.. Павлуша!
  Она придерживала одной рукой его кудрявую голову, а другой ощупывала грудь, осматривая рану возле сердца. Она достала сложенный с несколько раз бинт из сумочки, что всегда была у неё на бедре, как у медика, и засунула ему под рубашку, осторожно положив на рану. Татьяна ласкала его голову, целовала в лоб, губы, глаза, роняла слёзы на его бледное лицо. Когда загремела подвода по деревянным мосткам, Павлик зашевелился и повернулся в сторону подъезжавшего Митрохи, тот вёз с собой Прохора и врача с хутора Михайловский, пришедшего вместе с эскадроном в деревню.

  Подвода стояла у ворот дома Прохора Беседина, врач Сидорин осматривал лежавшего на ней Павлика. Татьяна находилась, прижимая руки к груди, у калитки, её не подпускали почему-то ближе, и она с тревогой в глазах смотрела со стороны на стоявших у подводы Прохора, Митроху и подошедших к ним солдат из отряда Ивлева. Когда с коня спрыгнул, подъехавший из взятого час назад Глазуново, Правдин, она робко прошла мимо его лошади и встала за спиной у Прохора. Он обернулся и снова отодвинул её в сторону. Татьяна сопротивлялась и хотела подойти к Павлику, но Беседин её остановил удерживая за локоть:
- Не подходи, не надо, - он отвернул ей голову за подбородок. - Не смотри туда, Татьяна... У него вся грудь штыками исколота, и порезы глубокие от шашки на боку и вдоль рёбер. Врач сомневается, что мы его живого до Ровенок довезём.
- Да, Новлянка ближе, от Глазуново всего вёрст пятнадцать будет,- произнёс, услышав его Сидорин. - А время терять нельзя, там тоже хорошие врачи. Если будет живой, отправим его в Ровенки, но я в том сомневаюсь... Потом ещё руки, видимо придётся ампутировать обе кисти. Пуля рядом с сердцем, везите осторожнее, и в тоже время, нужно его побыстрее доставить в госпиталь. Кто-нибудь сядьте рядом с ним и держите его, так чтобы не очень трясло.
  Татьяна, услышав этот грозный вердикт, закатила глаза и стала заваливаться на Прохора. Беседин поймал её, встряхнул и повёл к телеге, что стояла уже наготове вместе с другими ранеными во встречном бою солдатами. Сам он вернулся и сел на подводу к Павлу, чтобы удерживать его во время движения. Прохор осторожно приподнял и обхватил тело Павлика, положил к себе его голову на колени, удерживая за плечи и со словами: - Трогай! - вместе с Митрохой и в сопровождении Ивлева, выехали на дорогу к лесу.

  В Новлянке его тут же, не мешкая, по просьбе доктора Сидорина, внесли в приёмный покой. Павлик ухватил за край халата медсестру, склонившуюся над ним, чтобы вместе с хирургом осмотреть:
- Скорее!.. - задыхаясь произнёс он, - у меня нет времени... я могу не пережить операцию. По дороге сюда мне сказали, что Родько в больнице и без сознания, а кто-то должен узнать, что... Позовите скорее, кого-нибудь от Жукова, скорее... Я не могу больше ждать.
  Вбежала Татьяна, её пропустили к нему, а врач удалился к телефону в свой кабинет.
- Танечка, прощай!.. Тяжело мне, милая, не могу больше... Помру в любой момент, а никто не узнает, где Лена и Калганов... Скорее кого-нибудь, у меня нет больше времени...
- Что ты, Павлик, что ты, милый!.. Всё будет хорошо, - она прижалась к его лицу.
- Не надо себя обманывать... Ты же знаешь, что это не так!.. Скорее, прошу скорее, пусть кто-нибудь придёт, - от начавшегося жара он начинал бредить.

  Днестров влетел в палату, вызванный сюда начальником госпиталя, Павлик держался из последних сил.
- Карту, - попросил он и, приподняв голову над подушкой, показал глазами на Горелое урочище. - Карандашом круг очертите, там внутри есть заимка киргизов, если они оттуда не ушли из-за опасности, там и найдёте Калганова с Леной... А ежели они ушли выше, тоже найдёте, - он взглянул на круг, которым Днестров очертил местность, названную Павликом, сам же парень уже не мог поднять руки. - Там в верховьях реки... есть пойменные луга!
- Держись, парень, - тихо попросил его Алексей, - держись, и прости нас за всё!..
  Днестров умолк, притих и Павлик, к которому уже шли врачи, чтобы везти его на операцию. Он в последний раз взглянул на свою Татьяну, опрокинул голову на подушку, с глубоким вздохом закрывая глаза.

  Калганов на лодке вместе с киргизами спускались в низовья реки Иловайки. Тамиру показалось, что там будет безопаснее. Борис Степанович, лёжа на мешках с вещами и провизией, рассказывал охотнику о своей миссии, которая по его мнению, провалилась. Ему ещё не было известно, что основная когорта белогвардейцев и казаков повернула к Дону, что из села Никольское выбивались последние остатки собранных в полк самаринцев, что Еремеев заставил своих солдат и казаков спешиться и уходить лесом, просачиваясь по одному, бросая лишних коней и ненужный груз в поле. Что он же Еремеев в последний момент принял решение пустить лошадей под пулемёт, чтобы они не достались красным и его остановил поручик Дерябин, ценою своей жизни. В тот самый момент, когда штабс-капитан Еремеев зарядил свой пулемёт и дал длинную очередь по лошадям, Дерябин вцепился ему в руки мёртвой хваткой, они долго боролись, но всё же поручик был отброшен капитаном и тут же им застрелен. Однако, времени хватило, чтобы подошли красные кавалеристы и окружили Еремеева, уже начавшего сходить с ума, так же как и Самарин.

  Когда штабс-капитана взяли в плен, он сопротивления не оказал, а лишь попросил судить его законным судом, после чего получил на это заверения и был отправлен в Ровенки вместе с остальными, сдавшимися в плен казаками и солдатами, кто добровольно сложил оружие и не вступал в бой.

  Выехавшие на поиски Калганова чекисты во главе с Жуковым, на второй день обнаружили его вместе с киргизами и Леной Вознесенской на верхней заимки у Александрова Городища. По карте местности, что очертил Днестров, они объезжали каждый квадрат, и вот вышли к цели.
  Тамир с Борисом Степановичем поднимались от реки с большим уловом, а возле их юрты уже прохаживались Жуков со своими людьми. Лена узнала Жукова и вышла к нему вместе с Зарой и Айшой.
- Вы нас нашли? - спросила она сверкая глазами. - Вас Павлик прислал?
  Жуков проглотил тугой комок, вставший в горле, погладил Лену по голове, но ответить ей ничего не смог. Они обнялись с подошедшим Калгановым, по братски пожали руку киргизу Тамиру и, отойдя в сторонку, чтобы не смущать женщин, приступили к серьёзному разговору.

  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

(На фото: в кадре Таня и Павлик - актёры Ирина Панфилова и Сергей Панков.)