7. 35 pm, воскресенье

– Зима? Ну и прекрасно. Лета у нас уже не случится. Любимый июнь теперь у каждого – свой. И милосердный ко всем. Ты раньше не приходила в декабре, напоминающем февраль. А когда эта аномалия мокрых осадков тает, ощущение раннего марта.

– Всё запуталось. Мы запутались. И ты говоришь сейчас совершенно не о том…

– Знаешь, однажды летом я тебя звал и ждал. По-го-во-рить. Без ложного изобилия соцсетей, где мы дружили и лайкали. Иногда читая по диагонали: это такой ритуал – всё в порядке, я здесь, привет!

Мне кажется, я осознал первопричину твоего неприезда. Ты не поняла свою роль в моей жизни. Или не поверила мне. Что случается в жизни… и так.

– Ты был слишком восторжен… пусть и нечасто, но это выдавало всё.

– Я – человек, как и ты. А философ, поэт, литератор – это свойства восприятия и талантов от таинства рождения. Человеку свойственно не только ошибаться или разочаровываться, но и восторгаться, любить. И весь вопрос в том, делает ли это невыносимой жизнь Другого. Пусть даже, друга.

– Знаешь, ты воспитанный. Но я-то прекрасно видела, что за этим воспитанием – буря, которая однажды способна смести всё вокруг.

– Ты не первая, от кого я слышу этот упрёк в недостатке целомудрия. Но ни цельным, ни мудрым я себя и не вижу. Не дано. А дано – любить. Не так, как в слезливой мелодраме.

– Вот это мне важно. Расскажи.

– А ты не знаешь? Всё ты знаешь и чувствуешь, ты всегда была умнее и глубже меня. «Я тебя люблю» значит «я хочу тебе рассказать». Я могу тебе доверить что-то, без обязательств с твоей стороны. Я могу коснуться темы, от обсуждения которой уйду с примерно семью миллиардами остальных живущих.

Я, наконец, знаю, что не одинок. Это счастье не тождественно жажде обратить человека в жену, любовницу или личного психолога. Я ведь не грузил тебя своими проблемами. Только бытовой юмор и суть – всё, что связано с литераторством.

Помнишь, я писал тебе: не одиночество – это в о з м о ж н о с т ь. Ты точно знаешь, что есть на свете человек, к которому всегда можно обратиться. Не за деньгами или карьерными шансами. А ради братской поддержки. Твой хлеб – мой хлеб. Вот, возьми, я отломлю. И запей вином, как при причастии.

Я знал, что эта возможность взаимно существовала. Это не про пол, возраст, географию… И точное знание о ней завершалось неизменно. Я справлялся сам. А ты ничего не знала. Привет, я снова здесь, о чём мы поговорим сегодня?

Вот что такое «я тебя люблю».

А теперь скажи: почему в этом сне я произношу вдвое больше слов, чем ты?

– Потому что это – сон. И ты сейчас общаешься не со мной. А с личными мифами обо мне. Например, «ей нужны деньги, подарки и изысканное вино прошлого века на ужин». Ничего ты не осознал. Этого уже случилось предостаточно в моей жизни. Я душу разглядела. Но душа не уходит вот так – молча, бессловесно, словно и не было этих пяти лет общения.

– Уходит. При боли и несогласии. Но главное не в этом. Для меня дно взаимной пошлости – если мы начнём выяснять отношения и собачиться друг с другом. Я не cмогу повысить на тебя голос – и в той же степени не могу видеть тебя орущей. На меня, кого-то другого или на ситуацию…

Мы не для этого созданы. Это я тебе произнесу всегда – и во сне, и в соцсетях, и наяву.

– Так что – мир?

– Мы не ругались. Но я правда хочу пожелать тебе мира и уюта, даже наперёд громадья твоих миссионерских планов. И не держать прошлых обид.

– С тобой тяжело. Ты всё ещё ребёнок…

Он едва не повысил голос, но проснулся. 7:35 pm, воскресенье. Кажется, можно быть уверенным в нескольких вещах. Это – выходной, любимая команда выиграла в Нэшвилле, ты посмотрел яркий сон, у неё всё будет хорошо.

А в личных подписках соцсетей о живописи – чудесная картина. Примиряющая – и с былым, и с капризным декабрём, похожим на вьюжный февраль.