6. Суд чести

    29 декабря 1960 года Владимир с Евгением, после продолжительной беседы с Николаем Федоровичем Дьяконовым, были отпущены на Большую Землю. Вертолеты не летали в связи с низкой облачностью, а у причалов не было плавсредств, готовых идти в Североморск или Полярный.

    Оставался запасной вариант, который никогда не смущал ни Владимира, ни Евгения — лыжный поход по снежной целине вдоль ЛЭП — с выходом на Ура-Губу. Там, ночевка, может быть, с баней или сауной и на другой день, к обеду, выход на Печенгскую трассу, а там попутные автомобили, как правило, грузовики, но после обеда их бывает мало и придется долго ждать, вернее, идти вперед в ожидании, что какие-то машины нагонят их. И так, до Мурмашей, а там возможна пересадка на пассажирский катер, который может их перебросить па другой берег Кольского Залива — в Мурманск. Его панорама всегда прекрасно смотрелась с высокого берега Мурмашей. Ну, а там до Североморска, конечно, такси!

    По настоянию НФ они взяли с собой ножи, кусок оцинкованной жести и один носок лыжи и малые гвозди и шурупы — на случай, если кто-то из них сломает лыжу.
Но они не собирались этого делать и, уверенные в себе, как всегда, вышли из Западной Лицы в сторону Ура-Губы в час дня. Почти весь путь был пройден по плану, ночевка в части связистов в Ура-Губе, с утра 30 декабря движение в сторону Печенской дороги с выходом на 56 километр. автотрассы Печенга — Мурманск уже к обеду. Надо сказать, что Евгений двигался чуть быстрее Владимира, хотя тот старался не отставать. Если у Владимира были отличные физические данные, то у Евгения эти данные были уникальными. Это выражалось в особенной резкости или в очень высокой стартовой скорости в волейболе, в умении резко и технически грамотно боксировать (в ВИТКу бокс входил в программу по физической подготовке). Однажды, когда волейболисты флотской команды пришли в спортзал Дома Офицеров на тренировку, команда боксеров отняла у них более десяти минут. Тогда Евгений взял у знакомого боксера перчатки и надев их приблизился к боксеру, который продолжал имитировать серийные удары. Евгений предложил себя в качестве груши. Боксер, не подозревая опасности, согласился. Они начали боксировать и через несколько секунд боксер оказался па полу после хука правой в челюсть, который нанес волейболист. Боксер встал и кинулся на Евгения, произошел серьезный обмен ударами и боксер опять упал, но встал и хотел продолжать бой, но Евгений сказал:
Слушай, друг, мне с тобой неинтересно, кто-то еще помастеровитей есть – нет?
В этот момент подбежал тренер, кажется, мичман из штаба флота и ему Евгений выставил ультиматум:

    - Если, в следующий раз, к двадцати одному часу ровно, Вы не закончите, я положу всю твою команду и тебя тоже...

    - Ну меня-то, вряд ли … Ладно успокойся, уходим...

    Владимир признал, что Евгений чуть уступал ему в технике лыжного хода, превосходил его по выносливости.

    - Ладно, не капай маслом на мое самолюбие, - ответил на признание Евгений.
А машин не было, ни встречных, ни попутных. Через шесть-семь километров они дошли до ДРСУ (Дорожно-ремонтного строительного участка) и, сняв лыжи, постучались во входную дверь. Она оказалась незапертой и, находящийся в помещении человек в свитере молча указал на вешалку и на место, куда следует поставить ботинки. Почти в центре комнаты находилась печь с открытой топкой, в которой, трещали старые березовые поленья, что было заметно по коре.

    На столе, за которым сидел человек с газетой «Мурманская правда», оказался горячий чайник, небольшая сахарница и черный хлеб. Человек встал, вышел и сразу вернулся с гранеными стаканами, затем налил им чай, придвинул сахарницу и сказал:

    - Выпейте, а потом расскажете, куда и зачем!

    Они поблагодарили и с удовольствием принялись за чай с хлебом, так как, накануне, они подошли к части уже после ужина.

    Владимир подумал, что на первую часть вопроса он ответит, а вот, на вторую это будет сделать не так просто.

    Выпив чай и поговорив с дежурным, минут через сорок они вновь вышли на левую обочину и продолжили движение. Уже вечером, часов через пять с лишним они подошли к Мурмашам.

    Встал вопрос: успевают ли они на последний катер в Мурманск или нет.
Можно, конечно, достаточно быстро спуститься на берег, но если они опоздали, то подниматься потом опять на трассу было бы серьезным осложнением для них. К тому же, надо было успеть на такси из Мурманска в Североморск.

    Каким-то образом на трассе оказался пожилой мужчина и не дожидаясь вопроса, сказал:

    - Последний катер отошел пятнадцать минут назад.

    Ничего не оставалось, как двигаться дальше к мосту через реку Колу, впадающую в Кольский залив, у которого находилась последняя остановка мурманского городского автобуса. Мост, вообще говоря, был виден. Но путь к нему оказался для ребят наиболее мучительным.

    Наконец, они подошли к мосту и с трудом сняли лыжи. Хотелось лечь или хотя бы присесть. Но скамеек в ту пору на этой остановке не было. У обоих ноги болели, тело ныло, к тому же мучительно хотелось, и пить и есть. Наконец, подошел автобус.

    Евгений пропустил Владимира вперед и тот поднялся в автобус, держа лыжи в обнимку, так как в пальцах уже сил не было… Рядом села женщина с авоськой, в которой были яблоки, по внешнему виду антоновка.

    - Прошу прощения, может быть, угостите? Евгений обратился к  женщине, показывая рукой на ее яблоки.

     - Пожалуйста, сынок, бери, не стесняйся! — Евгений взял, и первое яблоко передал Владимиру и тут же взял второе себе. Не прошло и сорока секунд, когда яблоки были съедены. Ни косточек, ни огрызков. Евгений попросил еще. Женщина не возражала. Когда через двадцать минут, когда автобус  подходил к площади, которую мурманчане называли «пять углов», все яблоки были съедены. Ребята и женщина вышли вместе с другими пассажирами.

    - Оставляю Вам моего друга в залог, а сам иду за яблоками! – сказал Евгений и исчез.

    А Владимир почувствовал некоторый прилив сил и стоял спокойно, посматривая, как выяснилось в процессе общения на уже немолодую женщину. Оба молчали. Евгений появился через двадцать минут с бумажными пакетами, в которых были апельсины, мандарины, сгущенное какао с молоком и конфеты. Женщина всплеснула руками и замотала головой.

    - Я не могу это взять! Что я скажу дома?

    - Надо сказать правду, - серьезно сказал Владимир.

    - А мужики не верят, когда им говорят правду, они верят, когда им врут.

    - Тогда все упрощается, - сказал Евгений. Берите, а то все полетит в урну!
Пока женщина благодарила Евгения, Владимир уже успел поймать такси. Когда они отъехали от стоянки и выворачивали к извилистой части дороги, так как она шла в гору и которая в этом месте называлась тещиным языком, Владимир вдруг спросил:

    - Мы забыли спиртное!

    - Это ты забыл, а я — нет, — ответил Евгений.
- Молодец!

    - Как всегда, - уточнил Евгений и, они рассмеялись.

    Удивительно, но, вылезая из «Волги» в Нижней Ваенге они уже  чувствовали себя гораздо лучше.

    Оказалось, что они расстаются.

    - Ты куда? — спросил Владимир Евгения.

    - Завтра доложу, а ты?

    - Я к твоему другу — к Лене Шепило!

    - Вот как, а что Наташа?

    - Наташа в Мурманске, у больной матери, но завтра должна быть.

    - Так-так, стало быть, мы завтра встречаемся все у Лени?

    - Да, и Гриша придет и еще кого-то пригласили...

    - А если я приду не один, - вдруг тихо спросил Евгений.

    А что ты спрашиваешь, тем более у меня? Кто может в этом тебе возразить? — и сам себе ответил: - Никто!

    - Ну, хорошо, а во сколько, напомни!

    - Обед во сколько бывает?

    - В час, два?

    - В четырнадцать!

    - Все, прощай!

    Владимир вдруг понял, что должен был взять у товарища лыжи и осознал, что Евгений пожалел его, Владимира и пошел с лыжами и палками неизвестно куда, но где лыжи были явно не нужны. Но тем не менее, передал Владимиру три бутылки спиртного.

    Вместо Лени Шепило Владимиру открыла незнакомая молодая женщина, от которой после короткого вмешательства он узнал, что:

    1. Леня приезжает завтра из Питера.
    2. Что она родственница Лени.
    3. Что она приехала на Новый год к своему мужу, который служит на крейсере «Адмирал Нахимов» врачом в чине майора медицинской службы.
    4. Что он должен быть уволен с корабля завтра 31 декабря 1960 года к двум часам дня.

    Ну что ж! Пусть будет так! Жаль, конечно, что Наташа далеко, вернее она близко, но в тоже время далеко. ...

    Интересное дело! Если вдруг незнакомые ранее мужчина и женщина оказываются вместе в одном помещении, где должны провести ночлег, то могут произойти совершенно разные, необъяснимые вещи. Но, в данном случае, взаимная информация друг о друге поставила между ними жесткие барьеры …

    Проявляя взаимную вежливость, они поужинали тем, что сумела приготовить женщина, это было что-то вроде яичницы.

    Потом они быстро разобрались, кто где спит, и незамедлительно легли, так как был уже первый час ночи.

     Усталый Владимир сразу заснул и проснулся часа через два. Проснулся оттого, что женщина все время ворочалась на кровати, а та издавала не только скрип, но и какой-то необъяснимый скрежет, в то время, как его диван был абсолютно молчалив.
Он попытался заснуть, но скрип старой кровати вновь разбудил его. Так произошло несколько раз. Женщина по-прежнему вертелась и скрип продолжался. Тогда Владимир начал анализировать обстановку: клопов, тараканов и других зверей у Лени быть не может, Далее, анализ застопорился. Можно было бы просто спросить у женщины, но он воздержался. Он заснул, но проснулся вновь от скрипа, который теперь казался сплошным скрежетом. И, вдруг, у него в той части мозга, где рождается цинизм и всякие негативы, проклюнулась здоровая, логичная и очень убедительная мысль:
  Она хочет мужчину, вот и вертится — так он сформулировал эту самую мысль и его анализ обстановки на этом закончился. Хотя, эта очень здравая, мысль легко могла бы получить развитие: да, она хочет, но, при этом, думает только о своем муже, или: она переживает по поводу предстоящей встречи с мужем, или: ей жарко, а сбросить с себя одеяло она стесняется и т.п. и т.д. и таким образом можно было бы составить целый список причин, по которым женщина могла вертеться ночью в чужой постели.

    Но, эти мысли, почему-то у него не возникли. Но, кое-что в его мозгу еще шевелилось: но он же ее не хочет, он прошел на лыжах больше пятидесяти километров... у него есть прекрасная Наташа...

    Через полчаса он проснулся по той же причине и вспомнил почему-то поговорку Николая Федоровича:

    - Все пропейте, но флот не опозорьте!.. Флот не опозорьте!..

    В конце концов, он кто: мужчина или нет! Почему не приласкать женщину, если она в этом остро нуждается. Что ему жалко, что ли? Да, он находился на лыжах, но приласкать женщину он, конечно, сможет!

    Она перевернулась еще раз. Скрежет кровати показался Владимиру еще нестерпимей, и он встал. Постоял, вздохнул и прилег на ее кровать. А она извернулась змеей, забилась в угол и зашипела на него, видимо боясь разбудить соседей:

    - Нахал, ты что с ума сошел! Да у меня муж не хуже тебя! Не смей!

    - Успокойтесь, пожалуйста, я встал только потому, что подумал, что Вы этого хотите, потому что вертитесь.

    Но, вместо того, чтобы успокоиться, она уже никого не стесняясь, перешла на крик, видимо, очень возмущенная тем, что он мог так о ней подумать. Ее оскорбления были однообразны, может быть, глупы, но очень эмоциональны. Несколько раз она повторила, что ее муж не хуже.

    - Ну ладно! Хватит орать, а то я сейчас Вас выставлю за дверь и Ваш прекрасный муж завтра Вас не найдет!

    Это подействовало. Она и он приняли позы спокойно засыпающих людей, каждый на своем ложе и уже, погружаясь в сон, он сформулировал свою последнюю мысль: А может это просто спектакль?! Как там говорил Станиславский: «не верю»!?

    Утром он встал первым, вышел, чтобы она спокойно оделась. Затем они молча выпили по чашке кофе и почти одновременно разошлись. Владимир пошел на Верхнюю Ваенгу в ССУ, к главному инженеру полковнику Овчинникову Владимиру Константиновичу, чтобы передать все, и в том числе несколько документов, о чем его просил Николай Федорович. Овчинников был, по общему мнению, один из самых толковых строительных руководителей на Северном Флоте.

    Он, недавно, закончил строительство секретного объекта на острове Кильдин. Того самого, который глыбой возвышается над морем на пути кораблей, которые идут из Кольского залива.

    К тому же он был горячим поклонником волейбола, а значит Владимира и Евгения. И, действительно, он с радостью пообщался с Владимиром, в том числе, на темы, далекие от строительства и просил его зайти к двум часам, чтобы уже взять документы, адресованные Николаю Федоровичу.

     Владимир был вынужден согласиться и свободное время потратил на то, чтобы обойти все или почти все кабинеты. В ПТО он хотел поговорить на тему о том, что ППРы (проекты производства работ), которые они там делают, оторваны от жизни и предложил установить порядок, чтобы те, кто строили, давали техзадания на проектирование ППР. Но ему ответил пожилой подполковник:

    - Володя, ты, и еще несколько начальников участков могут, конечно, дать такое задание, а большинство вряд ли. Поэтому мы недоросли еще до твоего предложения, но я тебе обещаю, что мы, вместе с тобой, будем устно согласовывать такие ТЗ (технические задания).

    В ОТиЗе (отдел труда и заработной платы) работали молодые женщины и не очень, все были также искренне рады ему:

    - Володя, ох и помучил ты нас, когда один был в Западной Лице и нам присылал вместо нарядов номера бригад и суммы заработка. Ни шифров объекта, ни перечня работ, ничего. . .

    - А я только на Ваших посланиях и стала настоящей нормировщицей,  вдруг неожиданно сказала высокая стройная девушка, только что вошедшая в большую комнату отдела.

    - Володя, а почему при Вас не было перерасхода зарплаты, а сейчас есть,  спросила «старшая на рейде»

    - Нетууу!

    Владимир готов был возмутиться. Но он разговаривал с людьми, которые разбираются в этом вопросе.

    - Как это нетууу! — передразнила его женщина. Положили бетон в землю, это составило почти половину Вашего выполнения, а зарплата, при этом, у Вас при плановом фонде в девятнадцать и три десятых процента фактически составила семнадцать процентов, а должна была составить не более тринадцати процентов. Хорошо, что мы Вам не уменьшили фонд.

    - Спасибо, конечно! — Но, об этом Дьяконов лично договорился с Кононовым.

    - Знаем, знаем!

    - Придется в следующий раз, когда окажусь в Североморске, обходить Ваш отдел!

    - Что ж ты нас обижаешь! Мы все любим Вас, волейбольщиков!

    А в МТО (материально-технический отдел) проходил очень серьезный и тяжелый разговор. Поэтому, там Владимир не вышел за рамки просьб Дьяконова. Он предупредил, что после окончания разговора, он запишет все обещания по срокам и положит на стол НФ в виде протокола за своей подписью и с фамилиями обещающих.
А до главного механика он так и не добрался. В три часа дня он вышел из ССУ и направился к лестнице, ведущей в Нижнюю Ваенгу, туда, где ночевал, попал в половине четвертого, потому что еще забежал за цветами для  Натальи в киоск около кинотеатра «Россия».

    Дверь открыла Наташа и бросилась ему на шею, а из комнаты послышались звуки, напоминающие встречный марш, который превратился в сильный хохот, когда он вошел.

     Он с ужасом вспомнил то, что было прошлой ночью (как он мог забыть об этом!?) и, видимо, поморщился и растерялся.

    Но его выручил Евгений:

    - Капитан! На Вас поступила жалоба от одной гражданки. Нам пришлось тщательно её разобрать. Результат оказался для Вас плачевный: Вам вынесено порицание за то, что Вы были недостаточно активны и последовательны при атаке на молодую женщину.

    В то же время женская часть нашего коллектива горячо Вас поддерживает и поощряет. Меры поощрения у каждой женщины будут носить, так сказать, индивидуальный характер...

    Владимиру показалось, что Наташа смеялась и радовалась по этому поводу больше других. Ему бы расслабиться в этот момент, но он продолжал осматриваться и увидел рядом с Евгением красивую девушку с узким разрезом глаз.

    - Узбечка?! Конечно! Но, она, в отличие от других, шутки по поводу ночного поведения его, Владимира или не понимает, или не одобряет! Интересно, она прочла книгу Соловьева про Ходжу Насреддина, которую Евгений взял в библиотеке? Ведь, взял, для нее.

    Вся компания имела конкретный план: днем, хотя уже был совсем темно, отмечать уходящий год, который для некоторых был очень успешным, настолько, что можно предположить, что он был одним из самых успешных в их долгой, по всей вероятности, службе и всей жизни...

    К десяти часам вечера они пойдут на традиционный новогодний вечер в Дом офицеров, уже, так сказать, в приподнятом настроении.

    Владимир, наконец-то разглядел Гришу за краем стола и окончательно успокоился.

    Пошли тосты. За настоящих мужчин, за прекрасных женщин, за моряков, за строителей и жильцов, даже за Заполярье. Потом, вдруг, кто-то догадался поднять крышку радиолы и включить проигрыватель. И комната вдруг заполнилась звуками танго Оскара Строка. Удивительное дело! Аргентинский танец с ритмом, который легко согласуется с ритмом человеческого сердца, очень быстро завоевал весь мир, в том числе и Россию, и Советский Союз. Более того, везде возникли уже свои танго, повторяющие аргентинские ритмы, но уже со своими яркими и запоминающимися и мелодиями и словами. Многие танго Оскара Строка были среди них самыми популярными. А, ведь, он, говорят, писал музыку, прежде всего, для царской семьи. Но затем эта музыка разлилась по всей стране. Можно сказать, что этот вид искусства стал действительно принадлежать народу.

    Несколько пар плавно двигались, стараясь не мешать друг другу, а Владимир подсел к Григорию, и они разговорились, часто перебивая друг друга, и хлопая друг друга по плечу на самые разные темы. Говорят, самые важные разговоры — это разговоры ни о чем, а самые важные звонки те, когда звонивший говорит, что он позвонил «просто так».

    Достаточно скоро, танцы прекратились. Женщины стали готовить стол к следующему блюду, и в этот момент кто-то предложил спеть песню...

    Евгений тут же запел:

    - Сижу на нарах, как король на именинах...

    - Отставить песню! - это скомандовал Владимир и тихо добавил,

    - эту песню …

    Евгений, в ту же секунду, вновь запел:

                - Живут на небе славные святые,
                Не знают они правила морские …

    Владимир решил, что вновь вмешиваться неудобно, хотя песня, прямо скажем, была откровенно богохульной...

                Если бы я крылышки имел,
                Сразу бы на небо улетел.
                Там в святые б записался
                С Евой в загсе расписался …

    Владимир с Григорием продолжали живо общаться.

                ... Поймать бы мне Марию Магдалину.
                Вручить бы ей и швабру и резину.
                И в гальюн ее направить
                Потом палубу надраить
                и схватить полундру, как малину.

    Тут уже не вытерпел Григорий:
    - Не трогай Марию Магдалину, Женя! Я знаю, ты безбожник, а вот соседи Лени пожилые люди и их обижать нельзя...

    - Ладно, Гриша, не будем никого обижать, - и Евгений запел опять:

                Звезды зажигаются хрустальные
                Под ногами чуть скрипит снежок
                Вспоминаю я дорогу дальнюю
                И тебя, любимый мой дружок …

    Он решил, очевидно, продемонстрировать весь свой репертуар, накопленный за пять с лишним лет казарменной жизни в ВИТКУ … Его нестройно поддержали и он допел до конца:

                Ой, какая стала ты холодная,
                Лучше б я Тебя не находил …

    Если бы Владимир не был столь увлечен разговором с Григорием, он бы заметил, что Евгений через каждые несколько секунд обращает свой взор на свою узбечку и проверяет и суммирует ее реакцию на песни...

    Понятно, что реакция была неоднозначной.

    Но, видимо, запас песен у Евгения был, если, одним словом, неограничен. Прозвучали куплеты из почти неизвестной песни:

                Как будто море чьей-то жертвы ожидало
                Стальной гигант кренился и стонал...

    Потом прозвучала тоже малоизвестная песня на тему расставания, в которой в каждом куплете был рефрен:

                …Часов уже слышен бой 
                Мне остается десять минут
                Чтоб говорить с тобой. ..

    Затем.

                Мне остается пять минут,
                Чтобы смотреть на тебя. …

    И, наконец:

                … Мне остается только вся жизнь
                Чтобы любить тебя!

    Это была очень трогательная, и даже серьезная песня, узбечка отреагировала на нее очень эмоционально...

    Владимир решил, что ему пора переговорить с узбечкой и сел рядом с ней, отойдя от Григория. Её звали Зарина, или Зарифа, а полное имя Заринахон. Она прекрасно владела русским языком, окончила ленинградский, как понял Владимир, какой-то гуманитарный институт ...

    В это время Григорий сделал объявление:

    Почти сольный концерт в исполнении известного волейбольщика Евгения объявляется закрытым. Продолжение следует в Доме Офицеров.

    - Еще одну, последнюю,- вдруг неожиданно попросила Зарина и наклонилась к Евгению, который не заставил себя ждать:

                … Я много лет без отпуска
                Служил в чужом краю …
                ………………………………
                В своей нарядной кофточке.
                В косыночке с горошкам,
                Седая, долгожданная
                Меня встречает мать …

    Ларчик просто открывался. Все мгновенно подхватили эту песню и хотя она была лирической, ее исполнили громко и четко, слово в слово, так как все знали слова и, как оказалось, любили эту простую песню …
 
    Тем не менее, Евгений начал, вроде бы, ее критиковать:

    - Ай, ай, ай! Какое нарушение прав человека! – Много лет без отпуска…
Владимир поморщился – видимо эта критика ему не понравилась. Но Евгений продолжал:

    - А, вот, еще ай, ай, ай! Помните песню:

                На Дону и в Замостье
                Тлеют белые кости.
                Над костями шумят ветерки.
                Помнят польские паны,
                Помнят псы-атаманы
                Конармейские наши клинки …

    - Что скажете? Положено хоронить сразу после боя всех погибших – и своих и чужих. Я уже не говорю о том, что Пилсудский разбил Тухачевского, потому что конармия Буденного была далеко.

    Тут заговорил Григорий:

    - Ты еще что-нибудь сможешь сказать на эту тему?

    - Да, могу. Все мы любим известную песню про танкистов, несмотря на очевидную бессмысленность ее текста:

                Гремя огнем, сверкая блеском стали
                Пойдут машины в яростный поход,
                Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин,
                А первый маршал в бой нас поведет!

    - Ну, и что? – Владимиру эта тема явно не нравилась.

    - А вот что: Огонь не может греметь. Он может светить и сжигать. Танки не могут сверкать блеском стали, так как они все окрашены в защитный цвет. Далее поход может быть тяжелым, долгим, успешным … - но никак не яростным. А в бой посылает не Сталин, а командиры полков и дивизий, а ведут в бой воинов командиры рот. Вот так!

    Этот экспромт Евгения привел в некое замешательство окружающих.

    Видимо, Евгений был уязвлен тем, что его песенный репертуар был принят недостаточно восторженно и он наглядно показал, что другие, даже любимые песни, имеют недостатки.

    Пора было собираться в Дом Офицеров и тут выяснилось, что у Евгения отлетел каблук с левого ботинка. Леня, бывший хозяином, принес через минуту женские полуботинки сорок первого размера с каблуками ниже среднего. Евгений, нисколько не смущаясь, поблагодарил и спокойно их надел, как будто заранее знал, что они ему подойдут.

    Было уже около одиннадцати, когда компания оказалась в танцевальном зале Дома Офицеров флота. Перед тем, как в него войти, Григорий остановил ребят и открыл своим ключом дверь, на которой было написано «Комната политпросветработы». В комнате был длинный стол, накрытый красным бархатом, два ряда стульев, подшивки центральных газет, а по бокам стояли шкафы с книгами.
Григорий открыл нижний ящик одного шкафа и достал оттуда рюмки, тарелки и вилки. Леня в это время сложил все подшивки в одну сторону, а Евгений достал из спортивного чемоданчика две бутылки коньяка. Дело было за закуской.

    - Не волнуйтесь, сейчас принесут.

    И действительно, через несколько минут мичман с красной повязкой дежурного, видимо, по дому офицеров, внес поднос, накрытый полотенцем. На подносе было все и даже больше, чем требовалось.

    Владимир несколько удивился, что Евгений не беспокоился о том, что его узбечку, как, кстати, и Наталью, могут увести другие офицеры.

    Григорий поймал его взгляд и ответил словами:

    - Женщины под надежной охраной военно-морского врача.

    - Он часом не гинеколог? — очень озабоченно произнес Евгений.

    - Нет, Женя, он — никто, ни гинеколог, ни хирург, ни терапевт. Вернее, он кем-то был, но он уже три года на крейсере, а там у всех бычье здоровье. А если, что случится, на катере до госпиталя тридцать минут...

    Гриша, тем не менее, сам решил сходить за женщинами и через пару минут привел их вместе с майором медицинской службы.

    - Есть необходимость провести небольшую политинформацию и затем, по нашему обычаю, проводить нелегкий, но счастливый уходящий год, - сказал Гриша и затем торжественно произнес, представляя самого себя:

    - Слово для политической информации имеет капитан лейтенант Григорий Петров.

    Она была короткой, убедительной и очень торжественной и заканчивалась той же традиционной пословицей, которую привез из Западной Лицы Владимир:

    - Все пропьем, но Флот не опозорим!

    При этом все знали, что, даже сегодня, Григорий не выпьет больше пятидесяти грамм, а волейбольщики и боксер не больше ста. Как поведут себя женщины, было понятно, и неясно было, будет ли пить корабельный врач.

    Начались танцы, и Григорий тихо-тихо выпроводил всю компанию в зал и закрыл дверь, повторив всем одни и те же слова:

    - Ровно через тридцать минут прошу возвратиться.

    Все проявили дисциплинированность и возвратились, чтобы выпить глоток коньяка и шампанского и закусить конфетой «Коровка» или «Ромашка» или бутербродом с краковской колбасой. Так было уже два или три раза. Уже проводили старый и встретили новый, 1961 год. Но когда собираются хорошие компании, очень редко бывает, чтобы все проходило гладко.

    Объявили вальс. Евгений кинулся к Зарине и закружил ее стремительно и красиво. Владимир, глядя на них, сделал приятное для себя умозаключение: они оба счастливы. Но, в этот момент, у Евгения соскочил с одной ноги ботинок и он рухнул почти под елку, отпустив сразу Зарину, чтобы не увлечь ее за собой.
Падая, он задел рукой огнетушитель, который стоял под елкой и тот оказался, как назло, исправным, что, вообще, редко бывает. Вонючая грязно-жёлтая жидкость сразу окатила несколько человек. И каждый, кто был в зале, понял ситуацию однозначно: какой-то офицер, будучи совершенно пьяным, упал случайно, или нарочно, под елку. . . . А в зале было более ста человек.

    Евгений с Зариной сообразили, что надо умывать руки. в комнату политпросветработы. Через минуту там были все, даже врач, которого, кстати, звали Аркадием.

    - Наша задача, выйти из воды абсолютно сухими, объявил всем Григорий.

    - Поэтому я Вас оставляю здесь, запираю снаружи и встречаю офицерский патруль, который сейчас пожалует, провожаю его и прихожу за Вами. …

    Патрули появились через десять минут, десять минут провели в зале, затем пять минут разговаривали с Григорием и ушли.

    Григорий тут же появился и вывел компанию в зал. Раздались жидкие аплодисменты, а также голоса поддержки и даже критики. Неожиданно дежурный матрос принес в комнату политпросветработы матросские ботинки сорок второго размера для Евгения, который последние полчаса провел в носках, так как один ботинок сразу затерялся, а второй уже был вроде ни к чему.

    Евгений поблагодарил Гришу и сказал, обращаясь к Лене и Аркадию:

    - То, что я скрываюсь, это понятно. А чего Вы со мной ходите туда и обратно, тем более с женщиной?

    - Да, совсем ты сухопутный человек, хоть и в морской форме! Есть такое понятие — солидарность! Слышал?

    - Слышал! Хорошо. А то я думал, что Вы боитесь ареста и что Вас будут пытать.

    - Боимся, но не очень.

    Новогодний вечер в Доме офицеров должен был завершиться к двум часам ночи первого января и уже после часа ночи многие стали расходиться. Для наших мужчин, в отличие от женщин, танцы были не целью, а средством. Поэтому они первые заявили, что пора по домам. Евгений не стал объяснять, где он собирается провести новогоднюю ночь, наверное, потому, что сам не знал, как поведет себя Зарина. Однако, Григорий на всякий случай напомнил ему, что точка приземления для Евгения всегда имеется.

    Владимир уже почти деловито вошел в Наташино жилье. В квартире был порядок, а Наташа была, кажется, в хорошем настроении, во всяком случае, очень ласкова и внимательна по отношению к нему и он старался отвечать ей тем же,

    Казалось, они были счастливы. Всю ночь она спала (или не спала)  прижавшись к нему, и чутко реагировала на любое его движение. Утром он проснулся, когда она еще спала, и его мысли разбежались в разные стороны. В чем же Наташа изменилась за последнее время? На чем завтра добираться обратно? Не забыть про лыжи! Наташа проснулась вскоре и напомнила Владимиру, что ей надо опять ехать в Мурманск к больной матери и опять плотно прижалась к нему.

    - Ты чего сегодня такая? Как будто перед расставанием!?

    - Ты так почувствовал? — испуганно переспросила она, уже вставая.

    - Да нет, не беспокойся!

    - Я готова была умереть в твоих объятиях, или под тобой, если ты не …!

    - Ничего не понимаю! Зачем умирать?

    Наташа вздохнула вдруг и сказала:

    - Счастливые мужчины ничего не понимают, когда они счастливы, у них в мозгах происходит КЗ, или в душе, или в обоих местах!

    Женщины, обычно, не знают этого электротехнического термина, но Наташа знала. У нее в столовой КЗ в системе электропитания котлов и плит случалось не раз.

    Выяснилось, что Наташа сегодня не сможет вернуться и поэтому, она показала ему место, где он должен оставить ключи.

    Он дал слово, что не забудет это сделать и, поблагодарил ее. После ее ухода, через полчаса вышел и он, не посмев даже открыть ее семейный альбом, лежащий на комоде.

    Надо было в порядок привести свои мысли. Что-то тревожило его, но он тут же заставил себя прогнать тревожные мысли, которые были ни о чем.

    Подойдя к стадиону и бросив взгляд на асфальтовые корты, он увидел, что там упражняются в большой теннис не кто-нибудь, а Гриша с Евгением. Ничего лучшего, чем эта встреча, быть не могло!

    - Гриш! Ракетку надо держать, как молоток, а не как лопату!

    - Ааа, привет! Вот иди и держи сам. Твой друг меня загонял, и я уже готов был перейти на другой вид спорта.

    - На невольную борьбу?

    - Вот именно!

    Владимир снял шинель и китель, оставшись в одной футболке, как и они, и взял ракетку.

    - Ну, давай!

    - Наконец-то можно предположить, куда будут лететь мячи, сказал, молчавший до этого, Евгений.

    Пошел другой теннис осмысленный и техничный. Григорий исчез и появился минут через тридцать и призвал их идти с ним в Дом офицеров, потому что было уже двенадцать часов дня.

    А Евгений, который не любил проигрывать, сказал Григорию:

    - Мы, еще, минут пятнадцать! А ты, Гриша, пока иди, разберись с интересной женщиной, вон там, на углу с ребенком и дай нам знать.

    - Хорошо, волейбольщики, теннисистики, пойду разберусь.

    Через несколько минут Евгений смог таки выиграть сет и тут же они услышали голос Григория.

    - Господа офицеры! Все в порядке. Я договорился. Идемте вместе. Пришлось идти. Григорий любезно представил друзей женщине, которую уже называл Ниночкой и ее сынишке, худенькому пятилетнему мальчику, которого звали Сережей,
Через десять минут все они сидели в ресторане Дома офицеров и незнакомый еще пятнадцать минут назад мальчик Сережа, уже сидел на коленях у Григория и пытался отвинтить с его кителя значок «мастер спорта СССР».

    Его маме Григорий явно нравился и она этого скрывать не собиралась. А Евгений сказал Владимиру:

    - Ну что, исповедь № 2 опять откладывается! 

    Григорий слышал и спокойно подтвердил:

    - Да, она только для мужчин!

    После скромного, или лучше сказать, нормального обеда Гриша, конечно, повел всех в спортклуб, так как ему очень хотелось показать все свои владения Ниночке. Владения были действительно его, так как о неведомом начальнике спортклуба никто и не вспоминал.

    Далее произошло то, что представить себе было невозможно. Раздался телефонный звонок. Григорий удивленно посмотрел на телефонный аппарат и взял трубку.

    Звонил дежурный по 144 р-ну и спрашивал Владимира. Григорий, как будто ни в чем не бывало, протянул ее Владимиру.

    Через несколько секунд дежурный связал Владимира с Николаем Федоровичем.
Смысл разговора был следующим. Четвертого или пятого января в Североморске в ССУ должен был состояться суд чести младших офицеров. Суду был предан капитан Вадим Павлов, который по пьяному делу потерял все документы и у которого еще были грехи, связанные с политзанятиями. Павлов служил в Североморске, в Управлении подводных работ Северовоенморстроя. Служба там была ответственная и серьезная, но в силу своей организации для офицеров была значительно легче. Это Управление почти всегда получало знамена, как победитель Социалистического Соревнования в рамках Северовоенморстроя. Это было неудивительно. Попробуй, подсчитай без водолазного погружения, какой объем отсыпки выполнен за какой-то период. А для водолазного погружения надо было пройти длительное обучение. И существовала легенда, что один из инженеров Морской инженерной службы (МИС) отважился на погружение, но ему, тут же, в прямом смысле, «перекрыли кислород», хотя и частично. Но и этого оказалось, более чем достаточно. Его подняли почти без сознания и с тех пор считать объемы выполненных работ, кроме самих себя, работники этого Управления никому не позволяли. Владимир подозревал, что такое положение выгодно всем. А это означало, что приписки были не только на уровне прорабов или начальников участка.
 
    В суде, по возможности, должны были принимать участие все младшие офицеры, а это означало, что и Владимир с Евгением должны были болтаться в Североморске еще несколько дней. Этого допустить было нельзя и, Николай Федорович убедил начальника ССУ полковника Кононова перенести суд чести на второе января.
Напоследок Николай Федорович сказал:

    - Сразу после суда любым способом выбирайтесь в Западную Лигу. Тут  есть еще проблема, кроме стройки.

    Однако, что имелось ввиду он не сообщил.

    Евгений обрадовался такому повороту событий, а Владимир остался индифферентным. Он не сказал друзьям, что на суде будут отсутствовать многие руководители и что Николай Федорович попросил его лично принять активное участие и не допустить, чтобы суд не превратился в мыльный пузырь, то есть не ушел влево или, вправо.

    В «Т»- образном одноэтажном здании ССУ был небольшой актовый зал, в котором и должен был состояться суд.

    К назначенному времени собрались не все. Никто не мог вспомнить, кого и когда судили судом чести в последний раз.

    Павлов и Владимир знали друг друга и поговорили спокойно несколько минут. Евгений был рядом.

    - Как мне себя вести? — спросил Павлов ребят.

    - Не волнуйся, - ответил сразу Владимир, а Евгений добавил:

    - Не переставая, бей себя в грудь.

    Оказалось, что из руководства ССУ на суде чести не было никого. Даже заместителя по политчасти. Таково было, весьма редкое, стечение обстоятельств.
С опозданием на пятнадцать минут суд все-таки начал свою работу. Суд, конечно, был сформирован ранее специальным приказом и действовал или бездействовал уже в течение нескольких лет. Владимир с удивлением узнал, что он также является членом суда чести. Еще более он удивился присутствию на суде чести главного бухгалтера 144 р-на, пожилого майора Ивана Ерофеевича Чаплыгина. Майор — это уже старший офицер! Но тут все было проще — Николай Федорович знал, что Иван Ерофеевич в Североморске и также попросил его быть и принять активное участие...

    Главный экономист ССУ, также пожилой подполковник от имени командования весьма сумбурно изложил претензии к капитану Павлову и его поступки, несовместимые и так далее. ... Это привело к тому, что раздались возгласы из зала:

    - Пусть сам расскажет!

    Подполковник почему-то сразу согласился и предоставил слово Павлову.

    Владимир четко осознал, что суд сразу «пошел не туда». Павлов тоже почувствовал, что главных действующих фигур, которые могли бы оказать серьезное давление на суд нет и, вместо признания и покаяния, повел разговор в стиле товарищеской беседы, в которой его попросили чуть-чуть рассказать о себе:

    - Ну, значит, встретил я однокашников по ВИТКу, не буду их называть по имени, ну, значит, пошли в «Арктику» (ресторан в Мурманске, якобы вместе с рестораном «Горка» в Сочи давал наибольшую выручку по всей стране), ну заказали одну - две бутылки, я был против, ну, значит, поделать ничего не мог. Потом, … Когда надо было расплачиваться, почти, как всегда, не хватило денег (смех в зале).

    Мы все вместе вывернули друг другу (опять смех) все карманы. Но расплатились. Да, все в порядке, ну, а потом я ничего не помню. Потому что мы, оказывается, еще две бутылки заказали. Ну, правда, ничего не помню. Утром, или вечером, нет утром, я опять проверил и ничего не нашел. Даже брошюры про Пленум ЦК не было, которая нужна была для политзанятий с военными строителями — по понедельникам, в шесть утра, это ужас какой-то — идти через весь город…

    - А про политзанятия расскажи, Вадим, - крикнул кто-то из его друзей!

    - Да, про политзанятия. Хорошо, да. Я должен сказать, что в газете «На страже Заполярья» был напечатан фельетон про меня. Тут дело такое. У женщины, с которой я жил, есть подружка, а у нее муж служит в редакции этой газеты, здесь в Североморске. И когда мы поссорились, она подговорила мужа написать этот фельетон.

    Автор, кап три Валюк должен был проверить факты, наверное согласовать с нашими политработниками, но этого сделано не было, так как, меня никто не вызывал никуда, ни в «На страже . . .», ни под стражу, никуда...

    Поэтому, когда в понедельник, это уже более трех недель назад, я пришел на политзанятия в отряд – причем во время, без опозданий, даже минуты на три раньше, то я, естественно сказал первым делом военным строителям, что мы будем рассматривать два вопроса: фельетон про меня и решения последнего пленума ЦК партии.

    Ну, я объяснил всем на конкретных фактах, что в фельетоне шесть раз про меня была сказана неправда. Факты не подтвердились! Особенно прискорбным был тот факт, что в фельетоне утверждалось, что я, якобы, обещал жениться. Это явная ложь. Я с первого курса, как стал мужчиной, никому никогда ничего не обещал. И я посоветовал личному составу тоже никогда женщинам ничего не обещать...

    Яркая речь Павлова все время прерывалась смехом. Возгласами, репликами. На суд это было похоже меньше всего. Владимир это понимал и понимал также, что вступать в дискуссию и выправлять положение еще не время, пусть еще посмеются... а когда им надоест, он постарается выправить положение. А «выправлять положение» ему уже приходилось не раз. Но то, что было ясно молодому Владимиру, не было ясно пожилому майору – главному бухгалтеру.

    Он первым взял слово, раскритиковал Павлова, а главным аргументом его выступления было то, что не может быть такого, чтобы человек, а тем более офицер, может напиться до бесчувствия. Владимир понял, что будет происходить дальше и ухмыльнулся. И, действительно, далее все пошло так, как он предполагал.
Следующий выступающий, старший лейтенант из Росты сказал: «Терять документы не следует, в редакцию надо написать опровержение, но, самое главное, он приглашает майора Чаплыгина Ивана Ерофеевича сегодня же вечером в «Арктику» за свой счет и обязуется его напоить до потери сознания. Потом были аналогичные выступления. Было даже предложение поручить членам суда младших офицеров посетить редакцию газеты, а потом продолжить заседание и судить не столько Павлова, а автора фельетона...

    Владимир понял, что пора!

    - Капитан Павлов — мой хороший знакомый, можно сказать, мой друг. Мне очень обидно за него. Есть такое понятие честь! Раньше говорили: жизнь Родине, честь — никому! А какая честь у Павлова, если он позволяет себе напиваться в общественном месте до потери сознания. Да! Я подтверждаю, что можно напиться до потери сознания. … И нечего нам заниматься редакцией! Мне все равно, что там творится! А вот, что будет с Павловым, мне не все равно. Поэтому Павлову Вадиму надо разбираться ни с редакцией, ни с автором, а с самим собой. И я верю, что он сможет взять себя в руки и прекратить свое падение к бесчестью. Поэтому предлагаю объявить капитану Павлову выговор. А что касается нашего главного бухгалтера, нашего дорого Ивана Ерофеевича, то он неправ! Но не относительно того, кто, сколько может выпить.

    Владимир выждал паузу, потому что вновь раздались аплодисменты.

    - Он не прав, когда в ведомости на денежное довольствие офицеров ставит свой запретительный знак НВ — «не выдавать».

    Опять возник смех, но Владимир понимал, что надо заканчивать.

    - Я от имени всех офицеров прошу этого не делать, дорогой Иван Ерофеевич! Обещаем Вам, быть более дисциплинированными и более аккуратными в своей работе, чтобы претензий к нам у Вас было меньше!

    Владимир сел и не очень вежливо толкнул подполковника — поступило предложение. Если других нет, то надо голосовать. Подполковник несколько секунд соображал, но потом сделал все, как нужно. Предложение Владимира было принято единогласно. Надо сказать, что Евгений с согласия Владимира вместо суда уехал с Зариной в Мурманск и еле успел возвратиться к моменту, когда на грузопассажирском старом судне, говорят зверобойном, финской постройки, отдали концы и оно начало свой многочасовой путь в Западную Лигу.

    В узких кругах оно именовалось «Санта-Марией», ибо незадолго до этого судно с таким названием где-то, кажется, в Атлантике попало в нештатную ситуацию, то ли на нем произошла революция, то ли его захватили пираты, то ли еще что-то.
К сожалению, Евгений прибыл на причал без лыжного инвентаря, заверив, однако, что тот находится в надежном месте.