Корочка хлеба. Отечественная война глазами маленьк

                Корочка хлеба

 Мои воспоминания с трёх до шести лет
(Великая Отечественная война глазами маленькой девочки )

Как мы оказались в немецкой оккупации
В начале июня 1941 года меня и мою сестру (мне два с половиной года, сестре 8 лет) мама привезла на лето к бабушке в деревню Выгорь, которая расположилась недалеко от станции Дедовичи Псковской области на берегу реки Шелонь.
А 22 июня началась Великая отечественная война. Бабушка ждала приезда мамы. Прошло две недели, а мамы нет. Бабушка поняла, что ей не прокормить двоих детей, и 5 июля, посадив меня на спину и взяв старшую сестру за руку, отвела к своей дочке, которая жила в восьми километрах от нашей деревни. У дочки было двое своих детей, но тётя Настя нас приняла как родных. В этот же день бабушка вернулась обратно в свою деревню и увидела маму. Какая это была радость!
Последний эшелон с военными шёл на Запад 5 июля 1941 года. На нём приехала мама. Начальник поезда знал, что в поезде едет к детям беременная женщина. Не доезжая станции Дедовичи, которую уже бомбили немцы, поезд приостановили, и солдаты бережно спустили маму на насыпь.
Бабушка сразу «побежала» к своей дочке и привела нас обратно в нашу деревню. В этот день она прошла 32 километра!

А 9 июля вся Псковская область была оккупирована немцами. Бабушка, мама, я и сестра были живыми свидетелями всех ужасов войны: страдали от голода и болезней (у мамы был сыпной тиф), видели казни мирных жителей, которых вешали за связь с партизанами. С ужасом наблюдали пылающие деревни при отступлении оккупантов.
 
Из истории Дедовичского района Псковской области, который стал  центром Партизанского края в дни Великой Отечественной войны.

  Оккупанты обосновались в Псковском крае на долгих три года. Город Псков был плацдармом для наступления на Ленинград. Немцы сразу установили обязательную регистрацию всех жителей: делали отметку в советском паспорте о постановке на учёт, который был нужен для того, чтобы всё население с 14 до 65 лет привлечь к трудовой повинности. С мая 1943 года появились подразделения власовцев, эстонская комендатура и полиция, латышские добровольцы, испанские легионеры из «Голубой дивизии СС».

  Основным назначением немецких карательных органов была борьба с патриотами, уничтожение нелояльной части населения, создание шпионской сети как на оккупированной территории, так и в тылу советских войск.
 
  Наша деревня была в 10 километрах от Партизанского края. «Голубой реки Шелони враг боится неспроста», – пели партизаны в своей походной боевой песне. Партизанский край насчитывал 400 сел и деревень, население которых жило по советским законам, объединенное в 170 колхозов. В них работали сельсоветы, 53 школы и медпункты. Государство поддерживало работу края. Авиация доставляла оружие. Самолеты вывезли около тысячи раненых.
 
  Партизаны уничтожали вражеских солдат и офицеров, карателей, предателей, взрывали мосты и склады с боеприпасами, громили вражеские гарнизоны. Население поддерживало партизан, кормило и одевало, сдавало продукты на партизанские базы. Нашлись мастера, которые изготовили для партизан пятьсот пар лыж. А ведь за каждую несданную пару лыж оккупанты грозили расстрелом!

  Зимой 1942 года из Дедовического партизанского края в осажденный Ленинград был отправлен обоз с продовольствием: 223 подводы двинулись по лесам. Более ста километров прошли они до линии фронта. Что произошло с этим обозом дальше, ни один известный мне источник не сообщает.
Партизанский край существовал в тылу врага больше года и был уничтожен немцами в сентябре 1942 года. Но отдельные небольшие партизанские отряды действовали на территории Псковской области до июля 1944 года, то есть до освобождения моей родины от немецких захватчиков.

             Трудовая повинность

 Партизаны активно вели «рельсовую войну», пускали под откосы вражеские эшелоны.
На оккупированной территории немцы заставляли женщин охранять железную дорогу ночью. При появлении партизан, которые готовили взрыв железной дороги, женщины должны были зажечь сноп. Зажжёшь сноп – получишь пулю от партизан, не зажжёшь – от немцев. Таков суровый закон войны. Мама на каждое дежурство шла, как на смерть. Помню, обнимет меня, замрёт на мгновение, и я слышу, как она плачет, плачет, а бабушка не плакала, а выла. Так продолжалось каждые две недели в течение долгих трёх лет фашистской оккупации.

                Бочка зерна

 Во время оккупации эта бочка зерна спасла нам жизнь.
Вот как она досталась нам. В сентябре 1941 года мама послала мою девятилетнюю сестру Зою в соседнюю деревню, где жила тётя Наташа, мамина сестра, со своей семьёй. Когда Зоя подошла к деревне, то увидела, что все жители вместе с домашними животными согнаны немцами на площадь.
 
  Населению деревни был отдан приказ: в течение 10 минут покинуть дома и быть готовыми к отправке на работу в Латвию, где их использовали на сельскохозяйственных работах в качестве рабов. Жителей охранял конвой. Если кто-то сопротивлялся, убивали на месте. Моя сестра увидела тётю Наташу, подбежала к ней, а та, испугавшись, что девочку заметит конвой, велела ей бежать огородами. Тётя успела сказать, где закопаны две бочки зерна. Не замеченная конвоем, сестра прибежала домой и рассказала всё маме. Одну бочку с зерном, закопанную тётей, мама нашла. Вторую искала долго, но безрезультатно.
 
 На ручных жерновах молола мама зерно, превращая его в муку. Пекла хлеб из высушенной, мелко изрубленной травы (сена), заправленной мукой. Мякина была чёрного цвета, вязкая, несолёная и очень невкусная. «Бабушка, у тебя зубов нет, возьми мякиш, а мне отдай корочки», – жалобно просила я. Корочки были чуть съедобнее мякины.

  Испечённый хлеб мама разрезала на три части: на утро, обед и ужин.
Но благодаря этой бочке зерна мы и выжили в суровую зиму 1942 года.
А мою тётю, двух её родственниц и семерых детей, от двух до восьми лет, немцы угнали в Латвию. Женщины были заняты на сельскохозяйственных работах, они жили на положении рабов. Всё их имущество было разграблению, а дома сожжены.

             Дети в возрасте от десяти лет считались рабочими

  Знакомая моей тёти сохранила письмо своего сына, которого война застала в деревне. В возрасте десяти лет он был угнан в немецкое рабство, работал на ферме. Письмо, к сожалению, пропало. Но я помнила его хорошо. Оно было очень похоже на то, которое я нашла в Интернете.
«Мама, мы встаем в полчетвертого и работаем до восьми вечера. В восемь утра кушаем 4 ломтика хлеба, а в полдень суп с одной картошкой, и вечером такой же, только утром хлеб дают, а весь день не дают.
Отдыха нам нет. Утром босой, холодно, вечером тоже босой.
Мама, напиши мне, продать ли часы за германские марки или нет? Зоя свои часы продала за 4 буханки хлеба.
Мама, спать в конюшне холодно, а сапоги прохудились. Приделали деревянные колодки. И еще навалились на меня вши. Я не бью их, а трясу рубаху. Каждый день много плачу и думаю о вас. Ты встанешь в три часа утра и вспомни меня, что твой сын уже под коровой сидит, доит её, плачет и думает о вас. Нет никакого выходного. Опиши, держите ли корову. Приеду, буду доить. Мне одному дали 18 коров.
Писать кончаю, спать хочу. 
Мама, прочти ты книгу про Ваньку Жукова, так и мы живем. До свидания, целую много раз».
За период оккупации Псковской области было угнано в немецкое рабство до 150 тысяч человек.

  После освобождения Красной армией в 1944 году Латвии мои родственники вернулись к нам в деревню. Они пробыли в рабстве около трёх лет.

                Мама заболела сыпным тифом

  Лютая зима 1942 года. Топили печь хворостом, который запасли осенью. Экономили. Я с мамой сплю на большом сундуке. На голове у меня шапочка-капор. Холодно. Каждый вечер умоляюще прошу: «Мама, дай корочку хлеба». И она мне спокойно и ласково отвечает: «Спи, завтра дам». Каждый вечер она давала мне надежду, что завтра я наемся досыта. Так продолжалось три долгих года изо дня в день.

  А в один из холодных февральских дней 1942 года мама заболела. Её знобило, лихорадило, поднялась температура до 40 градусов, речь стала торопливой, бессвязной. Ей почему-то мешали волосы. Я помню, как бабушка подстригает её большими ножницами, которыми стригут овец.
 
  Местный староста вызвал врача. Приехали на машине немец – врач и русский переводчик. Хотя сознание мамы было заторможено, бабушка посадила её на диван. Врач осмотрел маму и определил, что у неё сыпной тиф. Страшная, заразная болезнь, разносчиком которой были платяные вши. А вшей у нас и платяных, и головных было предостаточно. Мыла у нас в доме не было. Несколько кусков, запасённых бабушкой, немцы забрали ещё в начале войны.
Говорят, что в годы лихолетья, народных бед, войн и возникает эпидемия сыпного тифа. И гибнут тысячи людей. 

  Немцы, как огня, боялись эпидемии. Переводчик сказал, что маму забирают в больницу. Бабушка, понимая, что сейчас её дочь увезут навсегда, бросилась в ноги к немцу и, обняв его колени, завыла, запричитала, как это делали русские женщины по умершему родному человеку. Эта сцена и сейчас стоит перед моими глазами и вызывает слёзы. Видно, в голосе бабушки было столько горя, отчаяния и страдания, что переводчик, переговорив с врачом, поднял бабушку и сказал: «Я привезу лекарство, а вы испеките четыре каравая хлеба». Он сдержал своё слово. Привёз маме лекарство. Помню, у порога стоит мужчина с мешком в руках, а бабушка опускает туда огромные караваи хлеба.
Мама выздоровела. Никто в нашей семье не заразился тифом.
А наши скудные запасы зерна стали ещё скромнее.
 
                Игра в Лапту

  Несколько слов об этой игре. Лапта – русская народная командная игра с мячом и битой. Игра проводится на естественной площадке. Цель игры – ударом биты послать мяч в поле как можно дальше, после этого вся команда бежит до определённого места и быстро возвращается обратно, не дав противнику «осалить», то есть запятнать себя мячом.

  Эта игра требует внимательности, верности команде, изворотливости. Быстрый бег, меткий глаз, твёрдость удара руки и вечная уверенность в том, что тебя не победят – вот особенности этой игры. Трусам и лентяям в этой игре не место.
Мне четыре с половиной года. Лето. Идёт война. Но и жизнь не стоит на месте. Она продолжается со своими радостями и горестями.

  В деревне несколько ребятишек 10–12 лет играют в лапту каждый день. Меня не берут. Маленькая. Я стою на завалинке и робко конючу: «При-ми-те меня играть». Никто на меня не обращает внимания, я ною. Без внимания. И только когда я начинаю громко реветь, меня замечают. «Ладно, становись! Ну, смотри, если тебя запятнают, больше играть не примем». Я, затаив дыхание, выполняю все правила игры. Ни разу не подвела команду! Гордилась. Сейчас я понимаю, что в меня и не метили попасть мячом. Бережно относились к моему возрасту и желанию.

                Бегство немцев

 В Дедовическом районе Псковской области в годы войны сожжено 374 деревни. Из них 7 вместе с жителями, в которых заживо сгорело 556 человек. Такую месть придумали фашисты за то, что жители помогали партизанам. Оккупация фашистов в Псковском крае длилась долгих три года.

  Помню такой случай. Мне 5 лет. Я прибегаю в дом и радостно сообщаю: «Мама, красные пришли!». Значит, народ жил надеждой, что наши придут, ждал. По-видимому, в полголоса говорили об этом в моём присутствии. Раз я знала, кто такие «красные» и радостно сообщила маме об их приходе.

  А ранним июльским утром 1944 года бабушка вбежала в дом: «Немцы отступают и жгут все деревни»! Мы выбежали на улицу. Со всех сторон в километре от нашего дома горели дома, всё небо было озарено пламенем. Это было похоже на гигантский костёр, полыхающий вокруг нашей деревни. А наша деревенька Выгорь сохранилась только потому, что в ней было всего четыре дома и она стояла в стороне от дороги. Поэтому и осталась несожжённой.

               Папа приехал. Сентябрь 1944 года

  Псковская область была освобождена от фашистских захватчиков в июле 1944года. А в сентябре из Ленинграда, где уже была снята блокада, приехал папа.

Вот как произошла первая встреча. Сижу на рундучке. Рядом лежит трава, трубчатое растение дягель, часть такой трубки мягкая, съедобная. Я старательно вынимаю из трубки съедобную часть, жую. Есть хотелось постоянно. Вдруг вижу, к нашему крыльцу подходит моя старшая сестра Зоя, а с нею высокий мужчина в длинной шинели. «Ларочка, папа приехал»! – с радостью сообщает сестра. Я вскочила, по-деревенски застеснялась, прикрыв ладонью лицо, и побежала в дом. С порога радостно кричу: «Папа приехал!» Мама стоит у стола, просеивает через сито муку. «Не болтай глупости», – строго урезонивает меня. В это время открывается дверь и на пороге показывается папа.

  А после окончания войны, в августе 1945 года, папа снова приехал к нам в деревню, и мы вернулись в Ленинград. 

  Сейчас мы узнали от психологов, что активное формирование ребёнка идёт до трёх лет. Что я видела в военные годы? Голод, нищету, и заботливое, доброе отношение бабушки и мамы, их борьбу за нашу жизнь. Это не могло пройти незамеченным для детской психики. Сочувствие, сострадание, деятельную доброту я познала с детства.
После войны, уже в Ленинграде, я ходила в детский сад. Было очень голодно. Иногда всё-таки нам давали две конфетки-подушечки. (С тех пор к подушечкам у меня большая любовь). Одну я съедала, а вторую отдавала старшей сестре Вале, которая забирала меня домой. Об этом факте она мне рассказала позже. Я сама этого не помнила.