Однажды после...

Воспоминания проявились внезапно. Так легкий ветерок приходит вслед за уходящей зимой. Они и были ветерком, едва ощутимым и почти неосязаемым. И все же это были воспоминания.  А, может, только намек на них, тень воспоминаний о чем-то дорогом?  Если бы его "Я" оказалось способно себя осознать, оно могло бы крайне удивиться. Только может ли осознавать себя юное деревце, проросшее на лесной опушке из занесенного ветром невесть откуда семени? 

Потом воспоминания стали сгущаться, приобретая некоторую плотность, почти осязаемость.  Имен не было, лишь всплывающие образы и лица. Сколько их, таких разных! Расплывчатых и туманных, резких и поярче. Позднее проступила память чувств. Вспоминать было мучительно больно, хотя и приятно. Проявлялся неявный образ чего-то манящего, внутри вспыхивала взрывающая все окончательность. Саму автокатастрофу память не сохранила.   

…Так проходили годы, десятилетия. Тонкое, пробудившееся к воспоминаниям деревце выросло в большую березу, грезящую воспоминаниями.  Но  однажды лес наполнился шумом машин и людским гомоном – часть новой дороги пошла через лес. Люди валили и вывозили спиленные деревья, освобождая место для бега автомобильного стада.  На его пути оказалась и береза, чье спиленное тело отправили с другими такими же деревьями на дрова. 

Расчлененная, распятая своими частями на поленнице, длинной зимой она продолжала все так же грезить. Жила, уже не будучи живой. Жила до последней своей части, до последнего поленца. Когда же и его на рубеже близкой весны отправили в дымную топку,  угасло последнее воспоминание некогда ушедшей человеческой жизни. Дымом унеслись и развеялись над землей пробившиеся сквозь завесу небытия отголоски памяти.   

Дерево стало золой, сажей и дымом. Поделилось накопленным при жизни теплом и вернулось в природу, как суждено возвращаться в конечном счете всему живому. Чтобы потом, спустя годы, века, тысячелетия давать начало новым жизням,  в новых обликах и  ипостасях.