Приблуда

                П Р И Б Л У Д А

         Он никогда не был рыбаком, и я никак не думал встретить его здесь, тем более в такую непогодь. Одинокую, согбенную фигуру на берегу реки я заметил ещё издали. Человек сидел неподвижно. "Рыбачит", -- резонно предположил я. Так и было: человек ловил рыбу. На удочку. Рыбак был облачён в грубый брезентовый плащ с капюшоном; на мне же был лёгонький плащ-болонья. Подумалось: "Хоть будет с кем словцом перемолвиться." Не доходя десятка саженей, я весело окликнул: "День добрый! Клюёт рыбёшка?" Рыбак даже не шелохнулся. Задремал, что-ли? Такое случается, когда клёва нет, а ты уставился на поплавок и смотришь, смотришь... Я сделал ещё нескольо шагов и повторил моё приветствие-вопрос. Рыбак обернулся... Я оторопел: на берегу сидел он -- мой давний друг и недавний недруг Лёха Южанин. Южанин -- Лёхина кличка, а его настоящая фамилия... Впрочем, это и не столь важно. А раздружили мы с Лёхой ну совсем по-глупому... Так не должно было случиться, однако ж случилось. Я и доныне каюсь, что пошёл у него на поводу... Оба женатые, деток емеем -- по двое каждый, а вот поди ж ты, взыграл в нас бес. А приключилось вот что.
         На нижней улице нашего села, на самом отшибе, в одночасье объявилась некая Лидия -- молодая, красивая женщина. Одинокая она или замужняя, того не знал никто, как и не знали откуда она.Приехала к бабке Зютчихе в лето да и осталась до осени... Таких у нас зовут приблудами. Ну вот, а к зиме Зютчиха отошла ко Господу и всё её добро: и усадьбу, и меблишку, и избу прибрала к рукам красавица Лидочка. Позже дотошное бабьё разнюхали, что она доводится умершей какой-то ну очень дальней роднёй. Работы в деревне тогда уже практически не было: колхозы развалили, народ, особенно молодые, побежал в города. В наших Огоньках функционировали всего два "предприятия": сельсовет да магазин, и то не каждый день. Приходила в сельмаг и Лидочка -- отовариться чтоб. Бабы сочувственно шептали, глядя на новосёлку: "Бедняжка! И потоптать некому..." Чуткая на слух и вострая на язык красотка, гордо вскинув голову, отвечала посожалевшей: "А вот твой придёт да и потопчет, ежель захочу! Что, не пустишь? Сбежит!" Крыть бабам было нечем. И то: стоило только Лидочке захотеть... Не раз прошлась она по улице в одном лифчике да трусиках, когда с купалки возвращалась. Бабёнки мужей своих взашей во двор загоняли, чтоб те "стыдобушку не видели"... А сами-то как краснели... Права была моя девяностолетняя бабулька, когда говорила: "Тю-ю! Отчего, спрашивается? А ить в тиливизире и не то смотрють, и ничаво..." И я подсматривал за Лидкой через плетень... Красива стерва! Каюсь, обнимался-целовался я с ней в моих грёзах. Напрасно тщился отогнать от себя её образ; она приходила ко мне вновь и вновь... Однажды, во сне, я произнёс её имя и, наверное, слишком громко, иначе моя половина не спросила бы: "Ты что-то сказал?" Я поспешил её успокоить: "Ничего, ничего, Зиночка! Что ты, что ты! Тебе послышалось..."
         Мы с моим корешем Лёхой Южаниным о Лидочке заговаривали частенько, с нашими половинками сравнивали её и наши проигрывали Лидке вчистую -- по всем параметрам, и Лёха с тоской, даже с каким-то волчьим подвывом вздыхал; "Эх, есть же бабы! А тут..." И вот как-то Лёха шепнул мне на ухо: "А я у неё был!" -- "Когда?" -- изумился я. "Нынешней ночью..." -- "Да ну! И как?" -- "Во!" Южанин выпучил глаза и поднял вверх большой палец. "Ну ты даёшь!" -- восхищенно воскликнул я, а про себя подумал: "Брешешь, брешешь ведь! Куда тебе... Брешешь бессовестно!" Да, я Лёху приревновал; я ведь тоже как мог оказывал красотке знаки внимания, правда, тайком, втихомолку. Однажды я на моём мотоцикле подвозил её к автобусу -- Лидочка продавала в городе выращенную ею зелень. В коляску моя пассажирка садиться не стала, а села на сиденье, позади меня и я поневоле должен был весь путь до "шляха" созерцать её голые коленки, из-за чего мы чуть не въехали в акациевую лесополосу, за что она мне погрозила пальчиком: "На дорогу смотри, Сашенька, а не на бабьи прелести!.." Сказала и хохочет, и заливается а у меня в голове мутится и в глазах темнеет... Пока дожидались автобуса, пока я отряхивал её платьишко от приставшей пыли, налетела тучка -- откуда взялась? -- пошёл дождик и нам пришлось укрыться моей курткой... Наши лица были рядом, наши дыхания смешались, её волосы щекотали мой нос...Моё сердце вот-вот готово было выскочить из груди... Я не выдержал и попробовал её поцеловать, а она... Она закрыла мне ладошкой рот и смеётся: "А вот этого делать не нужно!.." А тут и автобус подошёл... Она и встретить её попросила. Я пообещал, но завозился с хозяйством и... забыл. Упрекнула, когда свиделись. Ну, что, извинился, заверил, что больше этого не повторится... Вру, бессовестно вру! Ничего я не забыл -- моя не отпустила. Я ей: "Почему? Мне в лес нужно... за слегой... во как нужно!". Не поедешь и всё!  Это ж какой нюх надо иметь, чтобы намеренья супруга разгадать? Ну, не ведьма ли!.. Да все они таковы. А я с того дня совсем заболел Лидочкой: делаю ли что-то -- она передо мною стоит, сплю ли -- она в сон мой приходит... И не работается мне и не спится толком. Я уже хотел съехать отсюда, а куда съедешь: где и кому ты нужен, мужичок! В город направить стопы? В городе своих бездельников не знают куда девать; в "загранку" лыгнуть? Ага, только там меня и не хватало... Нет, решил я, здесь буду бороться. С кем? Да хоть сам с собою. Вот, борюсь.
         А после того разговора с Южаниным я совсем потерялся, я был словно в помешательстве, у меня всё валилось из рук, я стал раздражителен, зол, мог из-за пустяка затеять ссору с женой, с соседом... "Так не может продолжаться дольше! -- сказал я себе. -- Нужно срочно что-то делать, иначе я точно сойду с ума..." Но что надо ей от меня, что я могу ей дать? Хоть я и не верил в мистику, однако ж собрался нанести красотке визит и слёзно попросить снять с меня её колдовские чары, и я пошёл бы, потому как уже твёрдо определил день и час моего похода, но вмешалось одно обстоятельство
         Накануне у её халупы остановился сияющий лаком чёрный, с тонированными стёклами "мерин". Из него вышли двое...
         Визитёры гостили у Лидочки недолго -- час-полтора, не больше, и укатили. Сама же она не выходила на люди больше суток. Что-то стряслось? Я забеспокоился, не вытерпел и, улучив момент, по верху, огородами пошёл к ней. Войдя во двор, тихонько постучал в окно... Никто не ответил. Я толкнул дверь... Дверь оказалась незапертой. Я осторожно вошёл в полутёмные сени, нащупал дверную ручку прихожки...
         Лидочка в цветистом с "петухами" халате, с раскинутыми по плечам густыми, пшеничного цвета волосами, бледная, скрестив на коленях полные загорелые руки, сидела на старом деревянном, изъеденным древоточцем, диване. На моё появление она не отреагировала никак. И только когда я спросил "Что с тобой, Лида?" она едва слышно, не меняя позы, по слогам, вымолвила: "Ни-че-го..."
         Немалых трудов стоило мне её растормошить; она словно окаменела...Я присел рядом, взял её руки в свои и начал говорить. Я говорил, говорил, говорил... О чём говорил, не помню, честное слово не помню... И её прорвало. Она заплакала. Навзрыд. Голова Лидочки упала мне на грудь. Я вдыхал запах её волос, её тела... Меня трясло словно в лихорадке, я задыхался... Ещё минута и я потеряю сознание.
         Плакала Лидия долго. А потом стала рассказывать.
         Из её сбивчивого повествования я узнал, что недавние гости на "немце" -- её недавние коллеги по доставке и сбыту "дури" и что она сбежала к бабке в деревню лишь потому, что хотела порвать с наркотой..."Я даже свой сотовый утопила ещё там, в городе, -- сквозь всхлипыванья говорила она, -- Думала, здесь меня не найдут... Нашли. Пригрозили: "У тебя три дня на разминку. Не приступишь к работе -- пеняй на себя!" Взяла меня за руку: "Что делать мне, Сашенька?" Ну, я ей без всякой задней мысли: "У меня, говорю, есть знакомый капитан -- из нашей деревни парень, милиционер..." Лидочку будто кипятком ошпарили: "Да ты что! Под крылышко к мусорам?! Ну нет, лучше пусть меня свои зарежут! Слышишь: Пусть! Пусть! Пусть!.." Она впала в истерику. Мне опять пришлось приводить её в чувство. Я внушал ей: "Ну какие они тебе твои! -- приобняв Лидочку за плечи, говорил я. -- Твои вот здесь, у нас, в нашей деревне, дурочка!" И вдруг она вздрогнула, прижалась ко мне всем телом и страшно зашептала: "Опять приехали... Это они! Они идут... Они убьют меня! Спаси меня, Сашенька!" Скрипнула  дверь. Я обернулся...На пороге стоял Лёха Южанин. Кривляясь, он пропел: "Во-о-от вы где! Голубки... Зинк, а ты не верила -- глянь!" Следом за Южаниным входит и моя  краля: кисти рук на бёдрах, локти вперёд, подбородок вверху... Единственный звук слетает с её уст: "Ну!" Лидочка встала с дивана: красивая, высокая, гордая, и к Лёхе:
      -- Ты почему здесь! Тебя кто звал? -- сделала к нему шаг. -- А ну, козёл, пшёл вон!
      Засуетился Лёха, забегал глазами, попятился и ретировался.
      -- И вы ступайте, -- сказала Лидочка моей жене, обернулась и ко мне: -- И ты, Саша, иди... Спасибо тебе!.. А насчёт капитана я подумаю. Прощай!
         Больше мы не виделись. Лидия уехала вечером того же дня. С женой я уладил, хоть и признался, как был неравнодушен к красотке, как страдал от этого, как искренне желал чтобы хоть кто-нибудь отвёл от меня эту пагубную страсть... Но вот так и сталось, хоть и не по моей воле и не так, как мне хотелось. Но успокоился ли я, легче ли мне стало? Не знаю. Вряд ли... От неё у меня остался чёрный с золотой каёмкой колпачок от цилиндрика с губной помадой -- я украл его со столика с её причиндалами.
         Потом говорили, что Лидочку видели в городе, в торговых рядах на базаре... Но это неправда -- я проверил эти слухи; я видел схожую с ней, но не её. Скорее всего она обосновалась в одной из бывших республик Союза, а то и вовсе за "бугром". Приезжали за ней, -- те самые, на "мерине" -- спрашивали, где она. "Уехала." -- отвечали.  "Куда уехала? -- "Кто её знает"? -- слышали в ответ. Больше их у нас не видели.
         Ну а Лёха Южанин... Приревновал он Лидию ко мне, сильно приревновал -- не слепой, видел всё; выследил и нагрянул с "понятой"... Конечно напакостил. Я его понимаю: собственная женка вечно болящая, к тому ж алкоголичка, а тут такое сокровище... Да-да, я хорошо его понимаю и потому зла на него не держу. Но он... Так и хочется ему сказать: "Знаешь, Лёха, почему Лидочка ко мне льнула? Да потому что у меня мотоцикл с коляской есть, а у тебя нету. А догадываешься ли почему она от тебя отвернулась? Да потому, что от тебя то табачищем прёт, то винищем."
         А Лидочка... Ах, Лидочка, Лидочка! Она мне недавно письмо прислала. Откуда, не скажу, скажу только, что Лидочка благодарила меня за тот мой визит к ней. Оказывается, я спас её от смерти -- она уже собиралась наглотаться каких-то нехороших таблеток...
         Ну вот и всё. Что: обыденно, банально? Жаль, что так. Мир сходит с ума! Скажи я ещё вчера, что русский и украинец будут на ножах, меня бы немедля сочли за сумасшедшего и отправили лечиться, а нынче...(Пардон, эти слова из другой песни.) ГОСПОДИ, ВРАЗУМИ НАС!

                Владимир ХОТИН