Улыбка эллина

     Зорян Петрович сидел на работе и читал «Таис Афинскую», хорошую книгу про Древнюю Грецию. Там рассказывалось про одну гетеру. «Таис склонилась над спартанцем. Спартанец улыбнулся куртизанке. Он умирал с улыбкой, как и  подобает истинному эллину», - прочитал он и мечтательно задумался.
     Зорян Петрович часто думал о смерти, он знал, что конец его не за горами. Сердце болело все сильнее, мучила одышка, жена злилась, что связалась с больным. Ходил в поликлинику, там не знают. И с больничкой не сложилось: как-то раз, когда было совсем хреново и Зорян Петрович думал уже, что пришел кирдык, «Скорая» повезла его в Первую городскую. Водитель врубил сирену, и Зорян Петрович ощутил, что он уже не один на краю пропасти смерти, что на плечо его легла большая рука друга – медицины.
     В приемном он долго сидел на диване, с умилением разглядывая студентов-практикантов, совсем еще детей, в белоснежных халатах, в бахилах и шапочках. «Скоро, скоро возьмут они скальпели в неумелые мальчишеские руки и пойдут спасать больных!» - растроганно думалось Зоряну Петровичу. Все время проезжали каталки с какими-то бомжами и старухами, а назад ехали уже шагом, накрытые серой клеенкой, ногами вперед.
     Наконец из инфарктного прибежала медсестра, пощупала пульс, измерила давление и сняла кардиограмму. Потом убежала, сказав: «Никуда не уходите!». Снова Зорян Петрович сидел на диване, с умилением глядя на толстых нянь, тащивших бельевой бак с надписью: «Суп». Ему было хорошо и покойно, он знал, что весь этот сложный механизм больницы, все эти шестеренки и коленвалы теперь вращаются для него.
     Опять прибежала сестричка и сказала, что мест нет, отделение забито сердечниками, не хотящими идти на войну, принимают только тяжелых, а у Зоряна Петровича еще не инфаркт, а простая мерцательная аритмия, так что в другой раз.
     - Скажите, - спросил Зорян Петрович, - а это не страшно, что мерцательная аритмия?
     - Та, - сказала сестричка, - до девяноста живут.
     Зорян Петрович с усилием встал и пошел к дверям.
     - Но только вы что-то пропейте, - сказала сестричка, - а то может будет инсульт.
     И хлопотливо убежала.
     В аптеке Зоряну Петровичу порекомендовали прекрасное средство от инсульта – пилюли «Варфарин» и напоследок сказали:
     - Таблетки – зверь! От чего, от чего, а уж от инсульта вы не умрете! Только пейте понемножку, а то откроется внутреннее кровотечение!
     Зорян Петрович пошел домой. Сердце ныло за грудиной, как огромный гнилой зуб, в глазах прыгали «бесики», во рту была горечь…
     Он полюбил жизненные телесериалы. Ни с того, ни с сего стал читать книжки. И в книгах, и по телевизору его больше всего привлекали места со смертью, или с ожиданием смерти, либо фантазии на тему загробной жизни. Зорян Петрович брался даже за Библию, но не осилил ее, запнувшись на «Бытии».
     Он ходил «сутки-трое» сторожем и там между приступами мерцательной аритмии кидал лопатой снег, а когда вступало, сидел и смотрел в окно на деревья и сугробы.
     Ему попалась «Таис Афинская» и он очень полюбил ее читать. Зоряну Петровичу нравилось отношение к смерти у древних греков – спокойное и даже равнодушное. Они часто кончали самоубийством. Приходили друзья, приятели, гетеры, пили вино, философствовали, вслух декламировали Гомера. Потом грек-самоубийца выпивал яду и, беседуя с гостями, умирал, не забыв на прощание улыбнуться. Гости брали его на плечи и, весело, с песнями, несли на кладбище. Зорян Петрович жалел, что родился не в Древней Греции. Особенно омерзительными казались ему похоронные оркестры, выдувающие:
 
                … а превратились в белых журавле-ей…
или
 
                … Есть только миг между прошлым и бу-дущим…
 
     Зорян Петрович перечитал последнюю строчку: «Спартанец улыбнулся куртизанке…» Нет, не то – вот: «… умирал с улыбкой, как и подобает истинному Эллину», - и незаметно для себя несколько раз улыбнулся на разный манер.
     Прошли зима, весна и половина лета, и в ужасно душную погоду, которую он так не любил, Зорян Петрович умер от инфаркта. Наверное, он был бы доволен, что «Варфарин» не подкачал и он умер все-таки не от инсульта. Смерть подкралась с другого боку и сердце, несколько месяцев бившее по сто сорок ударов в минуту, не выдержало.
     Но что смешнее всего, не прошло даром и чтение «Таис Афинской», которую Зорян Петрович под конец выучил почти наизусть. Наверное, он был бы рад узнать, что у него получилось в решительный миг, когда кровь уже хлынула из носу, изловчиться, собраться и улыбнуться. А то он часто думал, что все это брехня и поэтические выдумки – как это, мол, эллин, в такой момент, в последней, предсмертной запарке и не забывал улыбнуться? Но нет, оказалось, что если думать об этом постоянно, то не забудешь.
     Друзья и соседи, выходя из квартиры скорбной вереницей, иронически переглядывались и тихо говорили:
     - Видали вы такую мульку?
     - Да-а, довела Зюзю его ведьма!
     А Зорян Петрович, лежа в фиолетовом гробу, улыбался кисло и мудро.