Я буду ждать на темной стороне. Книга 4. Глава 16

Глядя на то, как погрузившись в просмотр видео на своем телефоне контента на военную тематику категории «+21», (в основном, это были пытки, чего она терпеть не могла), её спутник не спешил отвлекаться от своего занятия, чтобы поддержать с ней беседу, Евангелина тотчас последовала его примеру. И не обращая внимания на характерные звуки, доносившиеся с его телефона, (а данный момент Лисов просматривал видео расправы боевиками над взятым в плен журналистом, распиливая того бензопилой, что ошметки тела разлетались по сторонам), Евангелина потянулась за своим гаджетом, открыв там вкладку с фотографиями, присланных ей кузеном после успешного отражения атаки врага на их город.

Преследуя цель зафиксировать столь знаменательное событие, Терехов сделал пару селфи на фоне сгоревшей вражеской техники, отправив часть полученных снимков своей избраннице и родственникам, чтобы те тоже могли полюбоваться его достижениями на поле боя, и, по-своему его поддержать. Но смутно осознавая, что Лисов вряд ли разделит её радость по такому поводу, Евангелина не спешила переправлять ему эти фотографии, не до конца уверенная, что поступает правильно.

Политические взгляды Терехова и её спутника разительно отличались, но у Лисова, по крайней мере, хватало ума не кричать об этом направо и налево, настраивая против себя заядлых патриотов.   

То и дело поправляя лезший ей в глаза локон из-за порывов ветра, она с интересом листала снимки, особенно акцентировав свое внимание на одном из них, где наступив ногой на шлем оккупанта, Терехов с довольным видом позировал на фоне пейзажа, где оставшиеся в живых пленные тянули под дулами автоматов подбитую технику по дорогам.

То был момент его триумфа, который он хотел разделить с остальными. Единственное, о чем никогда не узнают его родные, так это о пережитых им лично моментах, когда он чуть не расстался с жизнью, чудом избежав гибели.

Вражеская техника тогда настолько близко подошла к их позициям, что если бы не вмешательство Провидения, их бы уже давно не было в живых. А этим фотографиям не суждено было бы появиться на свет. Не говоря уже о других, более скромных достижениях добровольцев под командованием генерала Ганзеры, совершивших тогда почти чудо.

В конце концов, кое-как справившись с собственным волнением, Терехов наконец-то научился правильно стрелять, перестав теряться в самый ответственный момент, что с головой выдавало в нем новичка. Ведь уверенность в своих действиях и опыт обычно приходят во время практики, которой на тот момент ему не хватало.

 В это было сложно поверить, но именно там, на фронте, он начал больше ценить своих родителей и свою избранницу, чему раньше никогда не придавал значения. С надежным тылом легче было справляться с различными трудностями. Теперь он не представлял своей жизни без этих людей.

Евангелина в какой-то степени также была горда достижениями родственника, но все же это было не то, как если подобные действия совершил тот, с кем у неё были более близкие отношения. При одной мысли об этом она снова бросила неосторожный взгляд в сторону Лисова, не подозревавшего тогда, о чем она думала в тот момент.

От кого-кого, но от него подобных подвигов можно было не ждать. И если бы она рискнула упрекнуть его в том, почему он не помогает бойцам хотя бы финансово, раз не собирался вступать в их ряды, пожав плечами, Артем скорее всего проигнорировал бы её просьбу, а то и вовсе бы её послал, приказывая не лезть туда, что её не касалось.

Хорошо, что хотя бы сегодня он был трезв и был в состоянии размышлять логически, отвечая ей по существу. А ведь стоило ему затянуться косячком, как его логика уходила в далекие е***ня,  к коим добавлялись потом существенные провалы в памяти, отражаясь на некоторых его навыках, которые в более трезвом состоянии он совершал почти безупречно и без малейшей запинки. 

Так, например, обстояло дело с пользованием банкоматом. То он забывал пароль, то никак не мог вспомнить, как следовало вообще пользоваться картой, выдав во время недавнего похода к терминалу такое, что Евангелина ещё долго не могла успокоиться, заливаясь смехом от одного его выражения лица на тот момент.

Набрав с собой немаленькую сумму наличными, он хотел по-быстрому закинуть их на свою карту. Да вот только из-за его латентной забывчивости на фоне хмельного состояния этот процесс происходил у него не так быстро как ему того хотелось. И то, что раньше отнимало от силы десять минут, после почти месяца простоя, когда он не пользовался банкоматом вообще, в последний раз на совершение подобных действий у него ушло почти полчаса времени.

Сунув карту в банкомат, парень надолго завис в ожидании, внимательно вчитываясь в текст на экране. Не выдержав, Евангелина спросила у него, что он делает. Тот лишь развел руками в ответ, заявляя, что забыл пароль к своей карте.

Казалось, ещё немного и от безысходности он начнет биться головой о табло, пока на него не снизойдет озарение, и он не вспомнит четырехзначное число.

Наконец пересилив себя и собственное самолюбие, Лисов принялся набирать искомую комбинацию цифр, отчетливо осознавая, что после трех неправильно набранных вариантов его карточку попросту заблокируют, и ему придется позабыть о дальнейших транзакциях на пару дней. Пока не разблокируют карту. Но произошло чудо.

Наблюдая за ним, Евангелина не удержалась от улыбки, которую он мог бы воспринять за насмешку над ним. Наконец со словами: «Твой будущий супруг не просто дурак, но ещё и полный придурок», в чем сама Евангелина почему-то никогда не сомневалась, даже наоборот, ей всегда казалось, что этим своим признанием он наконец-то подтвердил её тайные подозрения, на него снизошло просветление. И он вспомнил таки пароль! Как раз в последний миг. Перед блокировкой.

Это заняло десять минут, если не больше. А когда банкомат выбил на экране то, что было ему нужно, не особо разбираясь, на какую карту вообще уходят деньги, он принялся закидывать в терминал наличку, что взял тогда с собой.

Стремясь поспеть и там, и сям, Лисов хватался за несколько дел одновременно, роняя на пол в процессе загрузки наличных в терминал отдельные купюры, откуда их поднимали случайные прохожие и возвращали ему, на что сам он, отмахиваясь в ответ, вновь переводил взгляд на экран терминала, утверждая, что это не его деньги.

Впервые в жизни наблюдая за тем, как обращался он с наличкой, Евангелина лишь вздыхала в ответ, стараясь не думать о том, сколько денег он уже успел «раздарить» окружающим. Это ей невольно напомнила, как её одногруппники собирали в школе листья во время уборки школьной территории. Приблизительно так обращался с деньгами и Лисов, не обращая внимания на некоторую убыль.Особенно если их у него хватало. 

После завершения процесса он вынул наконец из банкомата карту, и не став даже разбираться, туда попали деньги, или не туда, (подумаешь, одной тысячей меньше, одной — больше), подхватил за руку свою спутницу и поспешил покинуть это место, удивляясь тому, как у него вообще получилось сладить с данной системой после череды длительного застоя. Как будто раньше его мозг изобиловал различными алгоритмами действий по накатанной, а потом там образовалась пустота. И сколько бы не бился он головой о стенку, пытаясь вернуть все как было, а алгоритм этот из ниоткуда появляться не спешил. В лучшем случае следовало вновь приложить усилия и попытаться выудить его из подсознания, в худшем — наработать эти навыки по новой.

«По-моему тебе пора завязывать со своими вредными привычками», — сделала ему тогда  замечание Евангелина, уверенная, что эти его пристрастия ни к чему хорошему не приведут.

«Хороший совет, но маловероятен в плане воплощения, — согласился Лисов, всякий раз отмахиваясь от неё, когда слышал в её голосе властные нотки с претензией на его перевоспитание.

Зависимости как таковой у него не было, но временами он любил чем-то злоупотребить от скуки. Это было такое у него средство ухода от реальности, не собираясь изменять своим привычкам даже во времена перемен.

Такого человека кажется вообще не могло ничего изменить. Даже суровые катаклизмы наряду с глобальными потрясениями. Ничто было не в состоянии вывести этого парня из себя и по-настоящему повлиять на его сознание. Да и вообще порой у самой Евангелины складывалось ощущение, будто происходящее приходится ему по душе. И будь его воля, он всегда бы так жил, отрицая во всем порядок. Что, собственно, и доказал, едва они сели тогда в авто.

Погруженный в собственные мысли, Лисов вел машину на автопилоте, чисто интуитивно придерживаясь правил дорожного движения. Подобно слепым или глухим людям. Словно он не видел дороги, осязая путь благодаря шестому чувству и существуя от этого мира отдельно. Что было хорошо заметно по тому, как сворачивая на проспект, он чуть не подрезал по встречной авто, разминувшись с ней буквально в нескольких миллиметрах друг от друга. После этого случая Евангелина зареклась садиться с ним в авто, когда пребывал в оторванном от всего состоянии.

Захваченная новым потоком мыслей, она внезапно отложила в сторону телефон, почувствовав себя наконец созревшей для возобновления со своим спутником беседы на животрепещущую для неё тему. И переведя взгляд на улицу, кишевшую в мирное время случайными прохожими, а сейчас по факту пустовавшей, попыталась собраться с духом, словно не веря тому, что у неё получится вывести его на чистую воду, сколько ни прилагала бы усилий.

— И как долго ты будешь ещё прикрывать врага? — осведомилась она наконец у него, поджимая губы.

Сделав поначалу вид, будто он её не услышал, но догадываясь, что этот разговор должен был когда-нибудь состояться, и от этого никуда не денешься, Артем потянулся за своей чашкой, и, продолжая имитировать бурную занятость, не поднимая глаз, на всякий уточнил:

— Кто прикрывает? Я? Впервые об этом слышу…

Прикрыв на мгновение глаза, словно заранее предугадывая подобный поворот событий, Евангелина незаметно кивнула:

— Не знаю, что ты себе думаешь, но твой поступок сейчас можно расценивать как пособничество оккупанту.

Понимая, что позволив себе единожды затронуть эту тему, она так просто от него не отстанет, парень отложил в сторону все дела, и только сейчас соизволив обратить взор на свою спутницу, требовавшей от него ответа, с трудом сдерживая эмоции, выдал вслух следующее:

— Какое ещё пособничество? Ты о чем? Я просто защищаю свой дом…

Схватив нервно салфетку, он приложил её мельком к своим губам, после чего резко её смяв, отбросил в сторону, до последнего надеясь, что Евангелина остановится и перестанет наседать на него со своими «дурацкими» вопросами. 

—  ... который с некоторых пор начал нести смертельную угрозу для жителей всего района, — отрезала она, сама не понимая, как у неё вообще хватило решимости перечить ему в такой момент, настаивая на собственной позиции, особенно с учетом его нетерпимости и умением заткнуть любого, кто отказывался внимать каждому его слову. 

Лисов посмотрел на неё так, будто больше не узнавал в ней ту, на кого ещё вчера мог рассчитывать. Что за муха её вообще укусила? С чего это она вдруг вздумала на него нападать, когда другая на её месте предпочла бы сидеть тихо, отмалчиваясь, пока позволяли обстоятельства?! Может на неё так повлияла нестабильная обстановка? Вряд ли. Скорее виной всему этому стали её многочасовые разговоры по телефону с Тереховым, чье патриотическое мировоззрение могло сбить с её толку, вложив в её поддающийся извне всякому влиянию мозжечок ложные идею, которые фиг теперь выкорчуешь оттуда. 


В общем, разговоры о политике с этой девицей превращались для него в то ещё испытание. Евангелина, как оказалась, была не так глупа, неслабо разбираясь в некоторых вопросах. И более проницательна, чем он мог себе это представить, недооценив поначалу свойств её мозговой деятельности, чего никак нельзя было ожидать от столь зацикленной ранее на собственной внешности девушки.

Теперь он начал все чаще и чаще задумываться о том, как бы пресечь её телефонные разговоры с родственником. А потом и вовсе приказать ей перестать с ним общаться. Что выглядело почти полным безумием. Потому что Евангелина не была его рабыней, и он не мог помыкать ею на свой лад. Хотя с самого начала предчувствовал, что ничем хорошим все эти переговоры с её родственником это не закончатся.


Ей бы заняться тем, что получалось у неё лучшего всего. Вновь продолжить вести праздную жизнь, интересуясь подобно остальным своим сверстницам исключительно косметикой, салонными процедурами, скидками на брендовые платья и сумочки, а также действенными средствами предохранения от нежелательной беременности… Но нет! Понесло в политику… И благодаря кому произошли подобные метаморфозы? Кто забил её голову всем этим бредом? Терехов,  привыкший делиться своими мыслями о фронтовых успехам с невестой и родителями.

Либо это был такой изощренный способ отделить её от него на правах родственника, и очередной раз показать, что «мы — это мы», а «ты — это совсем другое, и он никогда не станет частью их клана. Даже если соизволит официально оформить с ней отношения, что следовало сделать ещё с момента, когда по умиротворенному виду самой Евангелины и так было всем понятно, что одними невинными лобызаниями их общение не ограничивалось.

Раньше подобный расклад дел его как будто не интересовало… А теперь? Да, он был согласен, что у Евангелины с её родней было гораздо больше общих интересов, чем он мог себе это представить, пока дело не дошло до политических воззрений… Как бы теперь не случилось беды, учитывая вездесущую неугомонность его спутницы. 

Будучи любительницей поговорить на «неженские» темы, в отличие, от своих куриц-подруг с более приземленными и мещанскими взглядами, Евангелина обладала свойством воплощать свои безумные проекты. И если ей взбредет в голову пожертвовать волонтерам определенную сумму денег, она так и сделает, ни о чем не жалея и ни на что не жалуясь. Надо посетить больных? Она согласится и на это, наплевав на потерю своего личного времени, которое могла бы потратить на походы по салонам красоты.

В общем, от такой как она можно было ожидать всего. Жаль, он только недавно заметил за ней подобную особенность, искренне не понимая, когда именно успел это упустить. И немало передумав за это время, Лисов вновь бросил на неё заинтересованный взгляд, ещё пристальней изучая её внешность чем обычно.

Точно перед ним была не девица модельной внешности, а бомба замедленного действия, чей взрыв неизвестно как мог отразиться на нем самом и её кузене. С другой стороны, он сам выбрал себе такую спутницу, вряд ли выдержав общество очередной «курицы», коих вокруг было пруд пруди, но с которыми в часы досуга элементарно не о чем было поговорить.

Да, ей легко было обвинять его в равнодушии. Не в её же доме засел враг. Но именно он, по её меркам, должен был передать наверх его координаты, тем самым отдавая приказ на уничтожение собственного имущества, потому что нынешние жильцы этого дома представляли угрозу для других жильцов, коими была наводнена вся округа.   

От Евангелины не укрылось его внутреннее негодование и досада, а также желание сменить тему на более приемлемую в условиях сложившейся обстановки. Но вцепившись в возможность доконать его до конца, лишь бы добиться желаемого, она не спешила сдаваться, до последнего надеясь, что он прислушается к её доводам, и поступит так, как советовала ему сделать она, придя к такому выводу после вчерашнего разговора по телефону с кузеном.

Да, её доводы выглядели весомыми, но все ещё колеблясь с принятием окончательного решения, Лисов не спешил переходить на её сторону, рассчитывая, что все обойдется, и проблема рассосется сама собой.

— То есть ты решил оставить все как есть? — вспылила Евангелина, не дождавшись от него какого-либо внятного ответа на свой вопрос.

Видимо, он был сегодня не в духе, либо не испытывал желания покончить со всем этим в такой форме, как того хотела она, до последнего надеясь отыскать выход из непростой ситуации, будто он вообще мог существовать. 

— Чего ты ко мне прицепилась? — рявкнул он, заметив, какой яростный огонек вспыхнул в глазах этой ранее покладистой и смирной «овечки», не считая её безумных выходок, которые она время от времени себе позволяла, когда они ещё не были с друг другом так близки. — Но может ты уже перестанешь слепо верить всему, что говорит тебе Терехов?!

Лисов цеплялся за малейшую возможность отвести подозрения от родительского дома, превращенный в некое подобие штаб-квартиры врага. Наблюдая за ним, Евангелина не переставала ужасаться поведению своего спутника, словно делая в этом плане для себя новые открытия. Раньше она думала, что знает о нем все, не в состоянии смириться с его скорбью о возможной потере имущества. 

— Хорошо, тогда давай посмотрим на эту ситуацию с другой стороны, — отозвалась она, устав от препирательств с ним. — Сколько ещё должно погибнуть простых людей, чтобы ты сдал наконец координаты этого проклятого штаба, который словно нарочно тебя подкупил, чтобы ты молчал об их месторасположении?

Теперь Евангелина смотрела на него уже как на окончательно спятившего человека, который будучи повернутым на материальных ценностях, с завидным упрямством продолжал игнорировать все её доводы, настаивая на своей позиции. 

— И кто, интересно, будет потом все это отстраивать? — негодовал Лисов, давно порываясь встать из-за стола, расплатиться за кофе и уехать прочь, надеясь, что Евангелина хотя бы не станет приставать к нему со своими расспросами по пути к авто.

— Да разве материальные ценности для тебя важнее человеческих судеб? — не унималась она, пораженная уровнем его непоколебимости.

Тот лишь пожал плечами в ответ, показывая, как собственно говоря, мало было ему дела до простых смертных, если пострадавшей стороной в итоге станет он сам.

Тщетно Евангелина пыталась до него достучаться. Это было почти нереально. В конце концов, она была вынуждена перейти на повышенные тона, думая, что так быстрее до него дойдет, пусть и подобное волеизъявление с её стороны произвело на этого парня не самое благожелательное впечатление. И сколько бы она не выходила из себя, находясь на пределе своих сил, Лисов продолжал делать вид, будто он не понимал, что с ней происходит, и чего она вообще хочет от него, устраивая очередную сцену.

Хорошо ещё, что на этой террасе в кафе они были совершенно одни. В противном случае их случайным зрителями пришлось бы немало наслушаться, составив на основании услышанного не самое благоприятное мнение о них. 

Сейчас его голову занимали совсем другие мысли. И ему было далеко не до каких-то там оставшихся без крыши над головой людей, когда на кону стояла судьба бизнеса его отца и оставленного им имущества. Из четверти разрушенных вследствие многочисленных прилетов терминалов деятельность холдинга ненадолго приостановилась. И заранее просчитывая, во сколько обойдется ему нынешняя реализация продукции через порты, по которым прилетало и днем и ночью, он не раз задумывался о заключении договора с неким флотом, чтобы возить товар под конвоем. Если бы не одно «но» в виде мин, которыми была усыпана водная гладь водоема.

— Я не пойму, чего ты хочешь от меня? — наступил теперь его черед заставлять её нервничать, заметив, как изменилась она в лице после перехода через определенные границы, но даже не пытаясь обелить себя в её глазах, он не собирался останавливаться, словно нарочно преследуя цель задеть её за живое и сделать уязвимой. — Ты жива? С тобой все хорошо? Тебя не разорвало снарядом? У тебя ничего не украли. Тогда какого ты закатываешь истерику?!…

Казалось он искренне не понимал, почему она переживает о судьбе незнакомых ей людей. Какое ей вообще было до них дело? Никому нельзя верить. Даже близким. Рано или поздно все предадут и продадут, какие серьёзные бы отношения не связывали между собой отдельных личностей, и что бы они не обещали в итоге. Особенно если дело касалось красивых девушек. Жаль, сама Евангелина отказывалась в это верить, убежденная, что все вокруг строится по принципу справедливости, и рано или поздно любой мерзавец будет жестко наказан. Как трудно будет убедить её в обратном. Точнее теперь это казалось ему почти невозможным из-за её упорства и отчаянных попыток продолжать цепляться за свои убеждения, несмотря ни на что. 
 
— Я смотрю, у тебя появилось слишком много времени, и тебе есть о чем подумать, — вкрадчивым тоном заявил он после непродолжительной паузы, не сводя с неё пронзительного взгляда.  Евангелина вопросительно уставилась на него, не понимая, куда он клонит.

— И что?

— А то, что тебе надо найти какое-то занятие на постоянной основе, — отрезал Лисов. — Занять чем-то себя и свою пустую голову, как все нормальные люди. А то, чего доброго, ещё сопьешься или покончишь с собой от безделья… А труд, знаешь ли, имеет свойство облагораживать человека! У тебя вроде когда-то было раньше свое дело. Помнится, я столько вбухал туда рекламы… А там, глядишь, чем-то займешься и тебе будет уже не до твоих п..дострадашек…

Поддавшись эмоциональной вспышке, Евангелина хотела была вскочить из-за стола и сбежать от него, словно показывая, что не собирается больше терпеть его издевательств. И словно заранее предвидев подобный шаг с её стороны, Артем подался вперед, хватая её за обе ладони и притягивая её к себе, будто вправду хотел помешать её побегу. Что стало полной неожиданностью для самой Евангелины.

Немного опешив от его поступка, она позволила ему взять её за руки, и, не зная, как ей следовало отреагировать на его выходку, вновь присела за стол, застигнутая врасплох. Самого Лисова потом как будто подменили. Зачастую он вел себя так, если был слегка захмелевшим, но чтобы натрезво…

Она не верила своим глазам. Не узнавала его и в то же время это были действия хорошо знакомого ей человека, от которого, в принципе, нельзя было ожидать чего-то подобного. И все же это случилось.

— Выговорилась? Слила пар? — вопрошал он, глядя ей в глаза и поглаживая её ладони, будто она заранее дала на это согласие, не имея ничего против подобного жеста.

Неохотно кивнув, Евангелина отвела от него свой взгляд, уткнувшись им в поверхность стола. Воспользовавшись моментом её замешательства, Лисов снова сжал её ладони, и, почувствовав, что она не особо сопротивляется, коснулся их губами.

Кажется, он нашел действенный способ заставить заткнуться её внутреннюю «горгону», и, в целом, унять эмоции, когда ей вдруг начало казаться, что они никогда не придут к обоюдному консенсусу в этом плане, и в будущем лучше не касаться подобных тем. Однако, несмотря на то, что это было всего лишь обычное прикосновение, она больше не испытывала желания вновь наброситься на него, ища новую причину для критики, пока хватало его терпения.

Евангелина пребывала в легком шоке. Это был единственный в своем роде парень, который соизволил привести в порядок её нервы подобным образом. Держа её вот так за руки, и нежно глядя ей при этом в глаза. Кажется, Лисов знал, как успокоить любимую и настроить её на определенный лад, отвлекая от всего ненужного.

Попав под его влияние, Евангелина действительно угомонилась, перестав проявлять интерес к его дому, который ей хотелось уничтожить, потому что там засел враг. Во всяком случае пока Лисов так на неё смотрел, она не могла думать ни о чем другом. И словно боясь показаться ему какой-то слабовольной дурой, которую можно было «размягчить» подобным образом, слегка покраснев, Евангелина испытывала некоторую долю неловкости за эту проявленную по отношению к ней нежность. А вот напускной была она или он так действовал, чтобы специально усыпить её бдительность, в этом ещё надо было разобраться.

Убедившись, что она немного угомонилась и никуда пока не собирается бежать, Лисов наконец отпустил её ладони, оставляя её в покое.

— Ну, что? Будем и дальше здесь сидеть или отправимся куда-нибудь ещё? — предложил он ей, по-прежнему не спуская с неё глаз.

Евангелина осторожно посмотрела на него, словно намереваясь разгадать, что скрывается за его предложением.

— Я бы не стала отказываться, но, по-моему, нам пора, — вполголоса молвила она, поправляя свое платье, словно пытаясь скрыть от него охватившее её волнение. — Мы здесь как-то засиделись. Я устала.

— Что ж, пожалуй, ты права, — подхватил он её мысль, ненавязчиво улыбаясь в ответ. — Тогда пойдем, я рассчитаюсь и подброшу тебя домой.

Молча кивнув, Евангелина последовала за ним. И будучи доволен, что все обошлось, Лисов моментально к ней подскочил, помогая ей встать, прежде чем расплатиться за заказ и действительно покинуть это заведение.

Книга 4. Глава 17

http://proza.ru/2023/12/05/906