Одеколон, пряники, каберне

ОДЕКОЛОН  И  ПРЯНИКИ

     Состав групп, десантируемых нашей фирмой в помощь аграрному комплексу великого и могучего СССР, не был статично стабильным. Состав постоянно совершенствовался методом проб и ошибок. Я уже упомянул однажды, как горстка интеллигентных девочек, имея мою особу в роли флагмана, была мобилизована для осуществления посевной кампании. Но не одними же девицами силён изнеженный город, чтобы откликнуться на SOS передового социалистического села. Правда, трудовой интеллигенции и кадровых рабочих едва хватало для выполнения основных функций производства. И наш гендиректор, имея возможность привлекать сезонную рабочую силу, попробовал использовать её и для утоления аграрных тягот, разбавив наши боевые отряды  временно нанятыми «бичами». «Бичи» (если вы по молодости не знаете или по старости забыли), это была особая категория населения, близкая к тем, кого позже стали называть «БОМЖ». Их отличительная черта — глубокая непереносимость состояния трезвости. В работе  толку от них было маловато, меньше, чем от девочек. Но вот в тот экспериментальный месяц пришлось их потерпеть.

     Не ведаю, где они брали одеколон, но разбавляли его в коллективных кружках. Оттого ли, что у эмалированной кружки затруднительно промыть закраину, по другой ли причине, но кружки провоняли одеколоном. Многие переносили этот аромат спокойно, но мне тошно было пить из них молоко. Я купил себе отдельную кружку и отдельную ложку. Связал их отрезком монтажного провода МГШВ, который завалялся в рюкзаке, и носил эту связку на груди как дикарское украшение.

     Мы помогали метать сено в стога. На вершине этого сооружения стояла опытная сельскохозяйственная женщина. Другие граблями сгребали сено в копны, наши девочки в меру сил помогали. Старший из деревенских мальчишек (Толя, разумеется) на волокуше, запряжённой лошадкой, подвозил копну к стогу. А я подавал, то есть вилами с длинным череном забрасывал копёшку наверх, где специалистка укладывала сено надлежащим образом, что требует квалификации. Бичи держались отдельно, разбавляли своё в кружках (помнится, туалетную воду после бритья «Свежесть», и освежает, и продирает), пылко ссорились по вопросу дележа разбавленного, так что им было не до проблем заготовки кормов.

     Привезли полевой обед, скромный, но сытный. И одна женщина мне не без робости говорит: «Не старой ли Вы веры? Будете ли ясти-то с нами? — Да я с радостью, спасибо!»

     Понятно, в чём дело? Не курит, не безобразничает, не носится по деревне с матерным гиканьем, не участвует в дележе одеколона. Кротко сидит в компании с девушками и читает книжки. Пьёт из отдельной кружки!!  Вдобавок я тогда отпустил бородку. Явно старовер.

     Ладно, приступили к трапезе. Бичи наши тут как тут. Знают, конечно, что закусь аннулирует градус, но жрать-то на свежем воздухе охота. Едим, а  одна женщина говорит: «Я молока не ем». Другая: «Я мяса не ем». Третья: «Я хлеба чёрного не ем!» Одна наша девочка не поняла, что это кокетство, «понты» одни, и спрашивает: «Что же вы тогда едите?» Младший из мальчишек, Толюнчик (то есть тоже Анатолий, см. пояснение в рассказике «Не бессовестный») мечтательно воскликнул: «Пренники!» То есть пряники.

ТЕЛЯТИНА ПО-БУРГУНДСКИ

     Коллега мой, приятель и, как сложилось, семейный друг до старости, Коля, человек талантливый и творческий, ведом по жизни многими пристрастиями,  по-английски называемыми хобби. К таковым у него относится, например, кулинария. Иногда мы оказывались в этой деревне вместе. Девочки-стряпухи охотно выполняли Колины рекомендации и даже кое-что конспектировали.

     К тому времени состав боевых групп по выручке сельского хозяйства был уже более-менее оптимизирован: несколько молодых мужчин из числа ИТР и рабочих плюс две девицы для стряпни. Конечно, от напасти параноидального пьянства и такая группа не была гарантирована. Например, был заядлый пьяница по имени Адик. Шутники утверждали, что это от слова «адикалон» — в периоды острого похмелья Адик не брезговал и одеколоном, вроде как вышеупомянутые бичи. Но это было просто уменьшительное от его имени Адольф (наградили же родители имечком русского человека). Инженер он был весьма толковый, работник редкой добросовестности, но по алкогольной части… Увы. Другие увлечённые выпивохи, пусть и не «адикалоны», тоже бывали в наличии.

     Тайком от пьяниц друг мой Николай вёз в деревню бутылку красного сухого вина. И вот для чего. Совхоз выдавал для пропитания парную телятину. Превращать её всю в солонину Коле было обидно. Грибов было хоть завались, и он решил приготовить телятину с грибами на вине, а для гарнира отварить молодую картошечку. Чтобы никто и никогда не обнаружил вино, мы с Николаем спрятали бутылку в моём рюкзаке, пользуясь моей дурной репутацией. Я в командировках алкоголя в рот не брал, что было достоверно известно как опасное чудачество. Мой багаж был вне подозрений.

     И вот в нужный момент рано утром я секретно передал девочкам объект «0,75». Это было, помню, недорогое столовое каберне. Небывалое блюдо было приготовлено на ужин и поедаемо с восторгом. От алкоголя, разумеется, не осталось и 1%, но Адик обнаружил пустую бутылку, догадался в чём дело и горестно воскликнул: «Эх, пропало ноль семьдесят пять!» Но зла не держал, он был добродушен.

     Мимо шла старая женщина, предоставлявшая нам для жилья свою ветхую, но просторную избу. Девочки затащили старушку под навес, где мы питались, и угостили, чтобы похвалиться своим мастерством. Вот мы как стряпаем! Старуха доверчиво взяла в рот ложечку кушанья — но проглотить не смогла. Хотя по отдельности она бы это ела. Может быть, и сухого сумела бы глоточек-другой проглотить, кто знает.