Зависть

Сказать, что мы с Танькой «не разлей вода», это ничего не сказать, мы как сестры, как Соня с Наташей из "Войны и мира", даже ближе – две родственные души, особенно после того, как перешли из обычной школы во французскую спец и сели за одну парту. Только внешне мы очень разные –Танька красивая блондинка с фигурой, как у мадонны (нам таких Григорий Захарович показывал в художке), а я обычная худышка с длинной косой. Когда мы идем рядом, то все смотрят только на нее. Некоторые мужчины даже языком прищелкивают и что-то говорят ей, а на меня ноль внимания… Я, конечно, ей завидую, но молчу, а что тут скажешь? Она от природы такая. Мы даже когда в спектакле играли, то она была Золушкой, а я феей. Потому что она и правда прекрасная, как Золушка с золотыми волосами, а кто я? Серая мышка… Я завидую Таньке во всем – ее фигуре, длинным белым волосам, большим карим глазам, завидую, что она так много читает и помнит наизусть целые куски, а у меня память плохая – дырявая, как говорит мама. Я завидую, что она живет в полной семье, с мамой, папой и бабушкой, которая смотрит сквозь пальцы на ее прогулы, а у нас все не так: папы нет, мама и бабушка вечно ссорятся и ругают меня, если я прогуливаю контрольные и не разрешают водиться с Танькой, -почему-то им кажется, что она на меня дурно влияет. Но это совсем не так! Просто она много читает, а к урокам относится как к данности, которую надо пережить. Она, например, никогда не готовится к контрольным, а я готовлюсь, но получаем мы обе тройки. Мне кажется это несправедливым, и тогда я ссорюсь с Танькой, и мы молчим два дня, а на третий я не выдерживаю, и вот мы опять друзья.
Когда мы были в третье классе, то увлекались Томом и Геком, и даже поклялись в вечной дружбе, как они, и расписались кровью на бумажке. Для этого мы резали большой палец руки стекляшкой, это оказалось совсем не больно, но таинственно, как в романе! И еще сильнее сблизило нас.
Сейчас мы в седьмом, и учиться совсем неохота, а охота ходить в кино или сидеть в музее Толстого и читать его дневники и варианты Войны и мира. Танька даже переписывает некоторые отрывки, так ей нравится – у нее почерк хороший, а у меня плохой, ничего потом не разобрать.
Однажды мы шли по Тверскому бульвару и на Таньку обратил внимание пожилой мужчина, стал говорить ей комплименты, назвал Ундиной и дал свою визитку – мол, в кино сниматься. Но Танька не так проста – не верит разным проходимцам, и визитку его выбросила, а я потом весь день мучилась, что ее ундиной назвали, а на меня даже не посмотрели…. А может, я в кино лучше бы сыграла, чем она, она всегда такая спокойная, ленивая даже, а я живая, эмоциональная, как говорит, дедушка.
Весной мы совсем не могли учиться – все время прогуливали, и маму мою вызвали на педсовет. Сказали, что если я не возьмусь за ум, то меня исключат. Притом что Танькиных родителей никто не трогал, хотя прогуливали мы вместе. Это опять показалось мне несправедливым, и я обиделась на Таньку и все ей высказала. И мы впервые поссорились на несколько дней – сидели за одной партой и молчали, и на переменке ходили поврозь.
А потом случилось ужасное: мама моя приехала в школу, нашла Таньку на переменке и сказала, чтобы она оставила меня в покое, что я из-за нее прогуливаю и так далее… Все это она высказала ей при всех, (а я в тот день болела) , а потом еще позвонила Танькиной маме и сказала, что, мол, ваша дочь дурно влияет на мою дочь, и пусть эта дружба прекратится. Все это я узнала от Таньки поздно вечером – она мне позвонила и сказала, что не знает, как теперь в школу ходить после такого унижения и как нам дружить.
Когда я все это узнала, то еще сильнее полюбила Таньку и вся моя зависть к ней прошла. Я только представляла, каково ей было все это слушать в присутствии всех, на переменке, и как неловко было потом сидеть на уроке и вообще появляться в школе. И от мамы своей она получила нагоняй… Но больше всего мне было стыдно за мою маму – как она могла так поступить, зная, что мы дружим столько лет, и столько раз Танька меня выручала и спасала даже – и на уроках, и так, когда я болела и мне было одиноко и она сидела со мной… Но потом я простила маму, и мне даже стало жалко ее – ведь она не знала, что дружба наша не может кончиться от какого-то запрета, потому что клятва наша была скреплена кровью…