Первая уборка

Первая уборка.
Повесть.
                «Господь повелел от земли кормиться».
                В. И. Даль.

Полевой стан в степной глухомани. На бесконечные версты вокруг ни души, ни единого строения, только поля и поля. А на них высокие густые хлеба.
Предрассветная пора. Солнце еще только угадывается где-то там, на далеком востоке. Алая тонкая полоска едва оконтурила горизонт. Но с каждым мгновением все гуще краски утренней зари, все шире они и ярче.
Тишина. Покой. Ничто не шелохнется. Вдруг невесть откуда налетит ветерок, легкий, шаловливый. Промчится на цыпочках по верхушкам колосьев тонким извилистым ручейком, но запутается в них, застыдится самое себя, да и затихнет.
Ночь еще правит свой бал, не желает уступать позиций. Матерински - заботливо укрывает она темным покрывалом степь, хоронится по оврагам, растекается по лощинам. Но солнце, верный вестник грядущего дня, все настойчивее предъявляет свои права: вот показался над горизонтом самый его краешек и быстро полнится степь оранжево – бархатистым светом и первым, еще благодатным, теплом.
И нет уже у ночи сил бороться с солнцем. Цепляясь за душистые, в утренней росе кустики полыни, волоча свой поблекший хвост, ковыляет она восвояси.
Однако это еще не утро. Степь еще мирно спит, добирая самые сладкие минутки. Но природа, сама необъятная степь как- будто настороже, как-будто ждут некий таинственный знак, чтобы окончательно и верно пробудиться к жизни.
И вот началось. Где-то нерешительно и коротко цвиркнул кузнечик, помолчал и снова цвиркнул, его поддержал другой.
В светлеющем небе пронеслась куда-то молчаливая стая диких уток.
В крохотном, с пятачок, лесочке тренькнула пичуга, на стане глухо и протяжно заржала лошадь, лениво тявкнула собачонка, сонно мекнула на базу овца…
Звуки все множатся, набирают силу. И когда солнце во всем своем великолепии утверждается над горизонтом, все уже ликует, безумствует и славит жизнь!
Так оркестр в оркестровой яме настраивает свои инструменты. Слушая его отдельные, резкие и порой неприятные рулады, мы мало верим, что из этой какофонии получится что-нибудь стоящее. Но является дирижер, взмах опытной руки и разрозненные звуки вдруг сливаются в стройный ряд, в упоительную симфонию, от которой мороз по коже, а в глазах невольные слезы восторга.
               
                ***

Так в степь пришло утро, пришел новый день. Но на стане по-прежнему сонно, лениво, тихо. Еще не пришла ему пора присоединиться к кипящей уже вокруг жизни. Нет главного действующего лица-человека. Только с его появлением заживет полной жизнью и этот стан, и эта прекрасная степь.
               
               
Много дорог сходится на стане. Одна натянутой струной рассекает степь пополам и теряется на горизонте. Там зарождается характерный для автомобиля звук. Он быстро усиливается, ширится и скоро заполняет собой всю степь. Через короткое время появляется и сам грузовик - старенький бортовой «газончик». За ним тянется пыльный шлейф. Словно дымовая завеса, долго и неподвижно висит он в воздухе.
В кузове народу битком. Бабы кричат песни, мужики их щиплют. Бабы визжат, хохочут, бьют мужиков по рукам. Ор на всю округу.
Машина лихо влетает на стан, резко останавливается у приземистой летней кухни-мазанки. Люди в кузове валятся друг на друга. Опять хохот, визг и брань.
-Чтоб тебе!
-Нельзя потише, черт патлатый? Не дрова везешь!
Из кабины выскочил расхристанный до пупа молодой водитель, весело закричал:
-Кончай ругаться, народ! Выгружайсь!
-Я тебе сейчас, Васька, так выгружусь, так выгружусь, век помнить будешь!
-Ты, тетка Настя, не ругайся, а быстрее выгружайся! - бойко и в рифму парирует водитель. - Давай руку, помогу.
-Видали, как чешет? Ты ему слово, он тебе десять.
-Грамотный шибко!
-Бабы! Да его целовать надо, а вы квохчете, - поддел какой-то мужик. - Гляньте, как за теткой Настей ухаживает!
-Тоже мне ухажер нашелся, - отмахивается тетка Настя, пожилая, очень полная женщина с добрым лицом. - Прижму ненароком, один пшик останется.
Грохнул смех.
-Как она тебя, Васька!
Но Ваську трудно смутить. Поигрывая мышцами выпуклой груди, все кричит:
-Хватит базланить! Некогда мне тары- бары разводить, дел по самую макушку!
-Знаем твои дела, к городским девчатам спешишь!
-Деловой какой! Что б я еще раз с ним поехала? Ни в жисть! До начальства дойду, пускай другого дают. Погубит он нас, попомните мое слово!
Едва машина опустела, Васька шмыгнул в кабину и был таков. Только пыль столбом.
-У, шалый!


                ***   
      Ваську не зря ругали, водились за ним грешки. По молодости лет к машине своей относился он крайне безалаберно и придерживался распространенного у лентяев принципа: не заглядывать в нее, пока ездит. В конце концов, это кончилось тем, что однажды он действительно едва не погубил и себя, и людей, и машину.


          Было самое начало лета. Тогда Васька вез рабочих с полевых работ. В кузове народу как всегда битком. Утомленные долгим трудным днем, люди молчали, думая о своем: о родных и близких, о делах - заботах, которые ждали их дома. Мужики, скучковавшись, попивали водочку. Набравшись, затеяли разговор про большую политику. Спустя время мирная беседа плавно перетекла в ожесточенный спор, а там дошло дело и до рукопашной.
     Стали разнимать драчунов. Но какое там! Тогда один, инвалид без ноги и в малахае на голове, чтоб замирить спорщиков, распахнул ширинку и давай на ходу справлять малую нужду. Брызги во все стороны.
     Свара сама собой прекратилась. Мужики в хохот, молодые бабы и юные девы, пунцовые от стыда сделались, лица воротят. Дико им, а остальные ничего, за долгую жизнь всякого насмотрелись.
     Ехали степью. Дорога накатанная, ровная, как асфальт. Васька не жалеет машину, давит на всю железку, точит лясы с теткой Настей. Он, стервец, хотел молодуху к себе подсадить, но ему не позволили.
     Вдруг машина вильнула в сторону и понеслась целиной. В кузове схватились:
     - Васька! Куда тебя понесло?  Вертай на дорогу!
     Васька не слышит, жарит себе дальше. Забарабанили по кабине.
     -Кому говорят, поворачивай на дорогу! Некогда нам раскатываться, дома дела ждут!
       Грузовик замедлил бег, прокатился еще немного и наконец замер на месте. Мотор заглох, стало тихо. Тут дверь кабины распахнулась и наружу вывалилась белая как мел тетка Настя. Она охнула и грузно осела на землю.
-Что случилось, тетка Настя?
     -Он… у него спросите, - кивнула она на Ваську, который тоже вышел наружу.
     -Васька, что стряслось?
     -Да так, ничего, - равнодушно отозвался парень и донельзя озабоченный, нырнул под грузовик.
     Соврал Васька. Из-за его головотяпства едва не приключилась беда. Выяснилось, что у машины отказало рулевое управление. Благо, что степь ровная. А попадись под колесо бугорок какой или ямка? Тогда не миновать бы беды. Но, видно, Бог охранил и людей, и Ваську от страшного.
     Что тут началось! Поохав и придя в себя от шока, женщины взялись гонять          по степи Ваську, словно зайца. Спасли его от неминуемой расправы мужики. И они, вдоволь наматерившись, пожалели парнишку, с великим трудом утихомирили не на шутку разъяренных   женок.
      
               






               

     Васька рассчитывал, что на этом неприятности для него и закончатся. Не тут-то было. По приезде, на него пожаловались начальству.  Делу дали ход, последовали оргвыводы. В итоге   молодому разгильдяю изрядно намылили шею. В горячке даже хотели отнять и машину, и водительские права. Но остыли и пожалели, все оставили, но взяли с Васьки твердое слово более добросовестно относиться к своим обязанностям.
     Помилованный Васька истово бил себя в широкую грудь и со слезами раскаяния в глазах клятвенно обещал немедленно исправиться и больше так не делать.
Около месяца не доверяли ему серьезных перевозок. Но время в конце концов отшлифовало острые углы, и мало-помалу все вернулось на круги своя. Васька зализал душевные раны, привел в порядок слегка ощипанные перышки и сделался прежним Васькой.   

                ***

     Широко раскинулся полевой стан первой бригады. Здесь имеется несколько строений: бревенчатый амбар с базом для скота, напротив - уже упомянутая выше летняя кухня. К ней вплотную примыкает довольно просторный дом из селикатного кирпича, так называемый Красный уголок.
     Чуть в стороне виден ток с веялками, транспортерами и буртами зерна нового урожая. В пространстве между током и амбаром под дощатым навесом ровными рядами стоят комбайны, трактора и прочая, необходимая на уборке техника.
     Нигде и ничто не валяется, всюду образцовый порядок и чистота. Во всем чувствуется строгий догляд и крепкая хозяйская рука. 
               
                ***

День стремительно набирал силу. Хотя солнце еще не успело вскарабкаться высоко в небо, но уже задышала степь зноем, накатывая на стан волны горячего, настоянного на травах воздуха.
     Люди не спешили расходиться по рабочим местам: никому не хотелось высовываться на солнцепек, все прятались в тень. Только два или три механизатора расслабленной походкой направились в сторону навеса, к технике, да тетка Настя, которая кашеварила на стане, скрылась в кухне с двумя своими девчушками – помощницами.
-Ведь рань ранняя, а уже никакого спасу.
-Сейчас еще терпимо, а днем настоящее пекло будет.
- Точно.
-Что-то Рината не видать.
-На кой он тебе?
               



               
   



     -Да так… Обычно он нас встречает.
     -Дрыхнет твой Ринат без задних ног, вот и не видать.
     -На него не похоже.
     -Не похоже… это тебе сейчас под трактор лезть, а ему какая надобность ни свет, ни заря глаза драть?
     -Чего набросились на человека? Вон ваш Ринат.
     -Где?
     -Да вон, от лимана с удочками чапает.
     -Опять рыбалил.
     -Мне бы его заботы.
     -Не цепляйтесь к мужику. Знаете, ведь, от работы не бегает
     Ринат приближался к стану в окружении едва ли не десятка разнокалиберных дворняг. В одной руке он держал удочку, в другой - очень увесистый кукан с крупной рыбой.
     -Во, спец! - восхитился один мужик. - А у меня ни в какую не получается. Хоть плачь.
     -Тут, брат, соображение иметь надо. Рыбалка-дело серьезное.
     -Верно. Это тебе не баранку крутить.
     -Кто ж спорит.
Ринат подошел, доброжелательно улыбнулся.
-Здравствуйте всем, - сказал он.
     -И тебе того же. Как ночевалось?
     -Нормально.
     -Техника вся на месте?
-На месте. Куда она денется.
        -Невесту еще не нашел, Ринатик? – игриво поинтересовалась разбитная на вид женщина. 
        -Не нашел, - опять улыбнулся Ринат.
        -Наверное, плохо ищешь?
        -Наверное.
        -Кто про что, а вшивый про баню.
       -А ты не суй свой длинный нос в чужие дела. Не с тобой разговаривают.
     На какое-то время разговор оборвался, потом опять наладился.
     -Слышь, Ринат, рыбки-то надергал?
     -Надергал, сегодня здорово клевало.
     -У тебя всегда клюет.
     -Не всегда. Вчера, например, почти ничего не поймал… Ладно, отнесу тетке Насте. В обед жарехи отведаем.
     -Ты уж сам управляйся, а нам не до жарехи будет.

 

         
                ***       
   


      
 
               
               
               
               
       Ринату под сорок. Он высокий, худощавый, загорелый до черноты. Одет очень просто, босой.  Лицо у него хорошее, доброе.
       Уже много лет Ринат на стане сторожем. Он не местный, пришлый, или приблудный, как его еще здесь иронично – шутливо называют.
       Появлялся он в бригаде ранней весной, с началом полевых работ, а исчезал глубокой осенью, с их полным завершением. Биографию его никто толком не знает, знают только, что он городской, что у него жена и двое детей. Как-то его спросили:
       - Чего у нас пропадаешь, коли семья в городе?
       - Я город не люблю, - признался Ринат.
       -  А что так?
       - Трудно мне в городе. Народ там озлобленный.
       - А у нас, выходит, тебе хорошо?
       - У вас мне хорошо, - соглашается Ринат.
       Это признание странным образом сблизило Рината с людьми, они его приняли и больше ни о чем не расспрашивали, в душу не лезли.
       Первой бригадой командовал Илья Петрович Шишлянников. Его стараниями на стане был налажен жесткий сухой закон. Он так заявил своим алкашам:
       -После работы, мужики, хоть залейся, в рабочее время ни-ни, замечу, пеняйте на себя. И чтобы утром у меня как штык. Ясно?
      Женщины за это чуть не в ноги кланялись бригадиру, а мужики взвыли, в бутылку полезли:
       -Да ты че, Петрович! На такой ломовой работе и не выпить? Подохнешь тут без этого дела!
       - Во-во! На фронте и то полагалось!
       -А ты был на фронте-то? Чего языком мелешь! - ярились женщины.
       -Не подохнете, не бойтесь! Мы чего-то не дохнем без водки!
       -Ишь, какие нежные!
       Шишлянников стоял, как скала:
       -У нас не фронт и я свое слово сказал. А вы меня знаете.
       -Ринату, значит, можно?
       -Вечно под мухой ходит.
       -С Ринатом разберемся, а вы мое слово помните, - пресек дальнейшие разговоры бригадир.
       Ринат пьющий. Он почти всегда в легком подпитии. Шишлянников и ему собирался гайки затянуть, присматривался, с какого боку подступиться, но потом махнул рукой: пусть его! С одной стороны, вроде провоцирует мужиков, а с другой - вреда от него никакого. Пьет аккуратно, не дебоширит, пъяных компаний не водит, добрый и приветливый к людям. И от работы не бегает, любое поручение выполнит с охотой, все сделает и слова поперек не скажет. Пусть его.
               
                ***


         На мотоциклете прикатил бригадир. Пристроил машину в тенек и неторопливо подошел к людям, поздоровался со всеми сразу. Ему разнобойно ответили…
         Шишлянникову за тридцать, он среднего роста, широкий и могутный в плечах, неторопливый и основательный в движениях. Закурив, Илья Петрович вприщур оглядел небо, произнес врастяжку:
        -Даа…
        -Чего, Петрович?
        -Погодка-то, а? Самая уборочная.
        -  Да пропади она пропадом, эта погодка! Жарит, сил никаких уже нету.
        -У нас так: то льет как из ведра, то жарит, как в преисподней.
        Перед тем, как установиться вёдру, над степью несколько дней кряду бушевала непогода, и шли проливные дожди. Дороги развезло, исхлестанные дождями хлеба полегли. Уборку пришлось свернуть до лучших времен. Стан опустел, остался только Ринат со своими собаками, да изредка наезжали механизаторы, чтобы, пользуясь передышкой, подлатать технику.
        Но небо, похоже, прохудилось основательно и лучшие времена все не наступали. Лежащий на полях в валках хлеб мог прорасти, а намолоченное еще до дождей зерно на току, грозило загореться.
        Тревога пошла по людям и они, не сговариваясь, то и дело съезжались на стан, накрывали, чем можно, зерно, потом набивались в тесную, но уютную столовую.
        -Будет конец этому светопреставлению, или нет? 
        -Хлещет и хлещет. Откуда что и берется.
        Снаружи ухало и бухало. Молнии полосовали низкое небо, заволоченное громоздкими тучами. Иной раз так бабахало, что чудилось, будто земной шар пополам разваливается. В кухне люди от страха приседали, особо слабонервные прикрывались руками и вскрикивали.
        -Во, дает! - смеялись и восхищались смелые. - А ну, еще разок!
        Когда, наконец, дожди иссякли, на людей навалилась другая напасть - страшная жара. Пришла она враз, без подготовки, как только закончилась непогодь. Накануне вечером и всю ночь сверкало и грохотало, а утром уже вовсю сияло на умытом небе солнышко.
       Но как говорится, нет худа без добра: очень быстро просохли поля и раскисшие степные дороги, на току перевеяли все зерно.
       Из-за погодных и прочих передряг уборка хлеба затягивалась, перестоявшее зерно осыпалось на землю. Чтобы избежать значительных потерь, нужно было увеличить уборочный темп. Об этом собирался просить людей Шишлянников. Вот почему не понукал он сегодня людей, не гнал на работу.
 

       А дело щекотливое и неприятное. И не ему, бригадиру, заниматься б сейчас уговорами, а начальству повыше. Но то начальство ушлое, себе на уме, не любит оно разговаривать с народом на щекотливые темы, ему перепоручило. Дескать, ты к народу поближе, поагитируй там, вдохнови народишко на новые трудовые подвиги.
        Что скажет он людям? Давайте, мол, ребятушки, поднатужимся, забудем о личном, всем миром навалимся на общественное, спасем богатый, нами же выращенный урожай?
        Без него все и всё знают, не маленькие.  И плевать они хотели на агитацию и на агитаторов, потому как давно уже на пределе, на грани. А тут как на зло, треклятая эта жара, наповал бьет, не выдерживают даже самые выносливые.
        Бригадир густо прокашлялся:
        -Обстановку знаете?
        -Знаем, Петрович. Ты это к чему?
        -Поднажать надо, дорогие мои.
        -Ну, удивил! А мы чем все это время занимались? Только и делаем, что жмем. Куда   дальше-то?
        -Знаю. За это спасибо. Но надо еще.
        -А как? По две лопаты в одни руки, или одному на двух комбайнах?
        -Имеются кое-какие соображения.
        -Поделись, если не секрет.
        -Ночные надо прихватить. Ночи сухие стоят.
        -Ого, куда замахнулся! А начальства не боишься? Узнает про самовольство, такого шороху наведет!
        -От имени начальства говорю, от него просьба.
        -Вон оно как… Тебя, значит, мальчиком для битья прислали.
        - А само начальство-то где?
        Бригадир попробовал отшутиться:
        -А я вам не начальство?
        -Начальство-то начальство, только нам другое требуется, повыше мы с этим начальством хотели бы поговорить!
        -Другого пока нет, ребята…  Ну, как порешим?
         Народ замялся, замолчал, запереглядывался, отчаянно задымил. Бригадир тоже дымил и молчал. Миролюбиво и отрешенно. Он-то наперед знал, как сложится этот разговор, что трудный он получится. И дело не в том заключалось, что люди станут набивать себе цену, захотят, пользуясь моментом, выцарапать из руководства вобщем- то трудовые свои и вполне заслуженные копейки. Тут иное просматривалось: какая-то вековечная обида народа-труженика на родимую властишку, на эту хитрую бестию, беззастенчиво и методично попивающую их кровушку.
        Вот и сегодня не удосужилась власть прибыть на стан и поговорить с людьми по-человечески. А надо бы. Люди ведь все подмечают, запоминают и копят в себе
большие и малые, нанесенные им обиды. И бог весть, где и когда эти обиды скажутся. А работать они будут. Как одержимые. Вот только накричатся, выплеснут наболевшее, перемоют начальству косточки и впрягутся, не подведут.
        Таков уж он, русский народ.
        Первыми не выдерживают мужики:
        -Петрович, ну чего ты из нас жилы тянешь?
        -А что такое? – невинно прищурился Шишлянников.
        -Ну, сколько можно? Не двужильные мы, в конце-то концов!
        -Правильно! - поддержали мужиков бабы. - День-деньской на этой работе, ни детей, ни мужей толком не видим!
        -Домой среди ночи попадаем, а там своих дел под завязку!
        -Так хоть бы платили, а то чуть ли не за спасибо горбатимся!
        Тут Шишлянников с народом не согласился.
         -Зря вы, - сказал он. - Платят вам неплохо.
        -Как же, платят!  Правильно, шоферня и комбайнеры, те заработают! А на току какие заработки? Копейки одни! Сам ведь знаешь!
        -Чего там говорить…
        Накричались, выпустили пар и замолчали. То ли копили силы на новую перебранку, то ли осточертело из раза в раз толочь одно и то же.
        -Так как же? - напомнил бригадир.
        -А надо, Петрович? Мы станем тут пупки надрывать, а потом окажется, что зря, никому наш героизм и не нужен.
        Бывало и такое: раскочегарят людей, поднимут на доброе дело, а в итоге стараниями какого-нибудь заумного и не в меру шустрого ответственного дяденьки пустят наработанное прахом. И получается над людьми насмешка.
        -Надо! - сказал, как отрезал, бригадир. – Хлеб мы хороший вырастили, не мышам же его оставлять.
        -Это... платить как собираются?
        Бригадир объяснил:
        -Ночные обещали по двойному тарифу, плюс премия, ну и почет от народа. Тоже не мелочь.
        -Не обманут? А то ведь как бывает: нам почет и уважение, а все остальное себе заберут. А?
        Грянул долгий и обвальный смех. Смеялся со всеми и бригадир. Когда отсмеялись и чуточку поуспокоились, Илья Петрович заверил людей:
        -В обиду не дам, все до копейки получите. Вы меня не первый год знаете.
        -Знаем, знаем!
        -Верим, Петрович!
        -Тогда что ж, Петрович, запрягай. Все одно ведь не отвяжешься.
        -Не отвяжусь, - улыбчиво подтвердил бригадир.

                ***
       
        Между тем на стане скопились порожние машины. Шофера лениво прохаживались возле них, покуривали, поплевывали, негромко переговаривались:
        -Чего они митингуют?
        -Да бригадир чего-то их там мурыжит. 
        - Скоро обед, а мы ни одного рейса еще не сделали.
        -Нашел время тары- бары разводить. Такими темпами мы и на сухари не заработаем… Петрович, скоро вы там наговоритесь?
        - Заканчиваем, - махнул рукой Шишлянников и снова обратился к своим:
        -Давайте быстренько решим еще одно дельце и будем разбегаться.
        -Какое, Петрович?
        -Что- то Капиноса не вижу.
        -Да как приехали, они с Потаповым под навес ушли, к своим комбайнам. Тебе он зачем?
        -Штурвальный ему нужен.
        -Здрасте! У него же был, Санька, племяш тетки Насти.
        -Заболел он.
        -Заболел? Что-то часто стал он болеть в последнее время.
        -Чем это он, интересно, болеет?
        -С животом чего-то там.
        -А, понятно. У него чуть не каждый день то понос, то золотуха. Сачок он хороший, этот Саня. 
        -Похоже на то, - согласился Илья Петрович. - С ним я разберусь. А пока надо Николая выручить. На пару дней.
        -А потом?
        - Потом Саня должен выйти.
        -Тюю, из-за двух-то дней вся канитель?
         -Капинос свой комбайн на подбор перестраивает. Одному тяжеловато, - пояснил бригадир.
        -Ничего, ничего, Капинос мужик здоровый, справится...
        В уборочную страду профессия комбайнера самая, пожалуй, денежная, но и самая тяжкая. Иной горожанин, полагающий, что хлеб растет на деревьях, удивится: чего в ней тяжелого? Посиживай себе в железном креслице, покручивай штурвал, нажимай педальки, да не забывай поплевывать по сторонам. Остальное за тебя сделает комбайн: скосит, обмолотит и перегрузит зерно в подоспевшую машину.
        Наш любезный горожанин упустил существенную деталь, он забыл сказать, что механизатор днями напролет пребывает на свежем воздухе, любуется степными просторами, встречает рассветы и провожает закаты… Романтика, одним словом, курорт.
         Романтика-то, конечно, романтика. Только не очень рвется горожанин на этот курорт, степной романтикой предпочитает наслаждаться исключительно по телевизору, а хлеб покупать в магазине, в готовом виде.
        Поэтому, хорошо зная всю эту романтику изнутри, в бригаде тоже не очень-то рвались на комбайн. Кроме того, что заработаешь за два дня, тем более в ремонте? Те же копейки, что и на току. Так что, по мнению людей, овчинка выделки не стоила.
        -Ладно, Петрович, - стронулись с места женщины, - ты тут уговаривай мужиков, а мы пошли. Шоферня вон бездельем мается.
        -Идите, идите. Ну, мужики? - наседал бригадир.
        Мужики виновато прятали глаза и молчали. Всем было неловко. И тут неожиданно помог Ринат. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, он предложил:
        -Петрович, а ты молодежь агитируй.
        -Точно, Илья Петрович! - радостно подхватили мужики. - Ты молодежь привлекай, от нас, стариков, пользы мало.
        -Молодым деньги нужнее!
        Шишлянников развел руками.
        -Я против, что ли? - сказал он. - Да ради бога.
         Бригада была большая. Где-то половина из них - молодые люди. Но и они  почему - то не рвались на комбайн. И кто знает, сколько бы еще тянулась эта волынка, если б кто-то из молодой стайки озорно не выкрикнул:
        -Вот он хочет на комбайн, Илья Петрович!
        -Кто?!
        -Да вот…
        Парни со смехом вытолкали из себя упирающегося изо всех сил юношу. Был он чуть выше среднего роста, тонкий, как тростиночка и очень хрупкий на вид. Казалось, ткни парня покрепче  пальцем,  он тут же со звоном рассыплется.
        Бригадир долго разглядывал молодого человека: дитя дитем. Он обреченно вздохнул, спросил:
        -Как зовут тебя?
        -Миша, - несмело ответил паренек. - Веселов Миша.
        Веселов очень смущался и крепко краснел лицом, понимал это и краснел еще больше.
        -  Ты сейчас на току работаешь?
        -Да.
        - С техникой имел когда-нибудь дело?
        -Не приходилось, Илья Петрович.
        Бригадир снова вздохнул.
        -М-да… на комбайн пойдешь?
        -Да я не умею, не справлюсь, - стал отнекиваться парень и при этом так смешно размахивал руками, что окружающие засмеялись.
        -Соглашайся, чего ты, - говорили ему.
        -Чего там уметь? Не космический корабль.
        -Деньжат подзаработаешь.
        Бригадир решительно подвел черту:
         -Значит так, Миша. Под навесом найдешь Капиноса. Зовут его Николаем Ивановичем…
        -Я знаю.
        -Тем лучше. Скажешь, я прислал. Все ясно?
        -Ясно.
        -Тогда митинг закрываю. По местам.
    
                ***
        Шофера, конечно, преувеличивали, до обеда было еще далековато, хотя солнце вовсю уже играло в чистом, безоблачном небе.
        Стан оживал, помаленьку втягивался в работу: один за другим уходили в поля комбайны, следом потянулись машины, на току затарахтели веялки и транспортеры, окрест разносились громкие женские голоса, смех и соленые шуточки.
        Пастух на лошади гнал с база отару овец, но, уже прихваченные ранней жарой, животные слушались плохо, не шли. Они клонили головы к земле, сбивались в кучу и кружили на одном месте.  Неопытный пастух ярился, матерился, как сапожник и страшно щелкал длинным бичом.
        -Пошли, пошли, су...и безмозглые! - орал он.
        За ним наблюдали, потешались:
        -Ты бы еще в обед их выгнал.
        -У вас забыл спросить, - огрызался пастух.
        Миша Веселов нашел Капиноса без труда. Да и не мудрено. На стане тот был фигурой приметной и популярной из-за веселого и независимого характера. Было Капиносу лет около сорока, рост имел средний, волосы на голове иссиня-черные, с крупными завитушками. Николай Иванович крутился возле своего комбайна - менял жатку на подборщика.
        -Здравствуйте, - поздоровался Веселов.
        Комбайнер мельком на него посмотрел, не отрываясь от работы, бросил отрывисто:
        -Здоров будь, вьюнош. Чего скажешь?
        -Меня послали…
        Капинос рассмеялся. Громко, раскатисто, слегка запрокинув голову, У него оказались великолепные, необычайной белизны зубы. Мише казалось, что во рту у него резвятся солнечные зайчики.
        -Послали, говоришь? - сквозь смех переспросил Капинос. - А кто и куда?
        -Меня к вам бригадир… направил, - пояснил Миша.
        -Зачем?
        -Помогать.
        -Что-то не пойму я, вьюнош, - сказал Капинос, обтирая ветошью замасленные руки, - тебя штурвальным ко мне, что ли?
        -Нет, Николай Иванович. Просто помочь вам. На два дня.
        -Интересно девки пляшут… - И спросил совсем как бригадир: -  с техникой имел когда-нибудь дело?
        Веселов отрицательно покачал головой.               
        -Интересно девки пляшут, - повторил Капинос. - Городской будешь?
        -Городской.
        -Ну, а велосипед у тебя дома есть?
        -Велосипеда у меня нет -, ответил Миша и улыбнулся. Он понимал, к чему клонит комбайнер.
        -Ладно, вьюнош…  Иван, а Иван!
        -Чего тебе? - прогудело с дальнего конца навеса. Это был Потапов.
        -Петрович помощника мне сосватал!
        -Кого тебе сосватали?!
        -Говорю, помощника Петрович дал!
        -А… сейчас поглядим, кто таков.
        Капинос и Потапов крепкие дружки-приятели. Дружили и семьями, и на уборочной трудились одним звеном, в общий котел. Работали они хорошо, ударно, в дружбе не мелочились. За это их и начальство почитало, и в бригаде ходили они в авторитетах, хотя и завистники у них имелись.
        Накануне этой уборочной бригада получила два новых комбайна. Возникла проблема: кому их отдать. Каждому механизатору хотелось заполучить новенькую технику, ведь старые, изрядно изношенные комбайны безбожно ломались, то и дело выбывали из строя, а с запчастями, как всегда, напряженка.
        Чтобы никого не обидеть волевым решением, бригадир решил посоветоваться с бригадой. После долгих, до хрипоты, споров и взаимных попреков комбайны достались Капиносу и Потапову. И это было справедливо. Как ни крути, а работали друзья лучше других, и к технике относились бережливо.
        Подошел Потапов, высоченный, могучего сложения человек, примерно одного возраста с Капиносом.
        -Ну-ка, ну-ка, где тут твой помощник?
        Рядом с этим гигантом Миша Веселов казался и вовсе крошечным. Потапов добродушно пророкотал:
        -А, добрый, добрый у тебя помощник, Николай.
        Друзья переглянулись между собой и чему-то улыбнулись.
       
                ***
        На деле, Миша оказался не таким уж субтильным и беспомощным. Он четко, быстро и, что больше всего удивило Капиноса, толково выполнял все его поручения. Остаток дня прошел в хлопотах. Они так увлеклись работой, что пропустили и обед, и ужин и прервались только тогда, когда день пошел на убыль.
        -Все, вьюнош, - скомандовал Капинос, - закругляемся. Собери инструмент и будем перекусывать, а то я совсем загонял тебя.
        -Ничего вы меня не загоняли, - возразил Миша. - И есть я не хочу.
        -Вот те раз.  Это как же без еды? Ты это брось, у нас с тобой должность хоть и почетная, но и тяжелая, без доброй пищи нельзя. Так что приберись и будем ужинать.
        Миша быстро навел порядок вокруг комбайна, собрал в железный ящик, разбросанный тут и там, инструмент.
        -Все, Николай Иванович. Мне можно идти?
        -Молодец, - похвалил Мишу комбайнер. - А куда ты собрался?
        -Да схожу в столовую, пока еще работает.
        -Ты под запись питаешься?
        -Под запись.
        Столовая на стане не закрывалась весь долгий, трудовой день. Поесть здесь можно было в любое время, хотя традиционный, трехразовый режим питания соблюдался. У кого водились карманные деньги, расплачивались за еду сразу, безденежные питались под так называемую запись. То есть, тетка Настя в школьную тетрадь заносила фамилии этих людей, а по окончании уборочной, при расчете, с них вычитали, помимо прочих налогов, и съеденную сумму.
        В числе таких были и сторож Ринат, и Миша Веселов, и почти все приезжие. Местные чаще всего обходились домашними заготовками.
        Питались в первой бригаде сытно, с обилием мяса и всегда очень вкусно. Тетка Настя была великая мастерица в своем деле. От природы очень добрая, она любила и жалела людей и баловала их разнообразием: то затеет блинчики, то пироги и кулебяки с вкуснейшей начинкой собственного изобретения. А уж какие готовила она борщи - за уши, что называется, не оттащишь. Редко кто не просил добавки.
        Частенько случалось, что тетка Настя и бесплатно кормила.
        -Как же так, тетка Настя? - удивлялись некоторые.
        -Кушай на здоровье, деточка. Как-нибудь разберемся, - ласково улыбаясь, отвечала женщина…
       Капинос не пустил Мишу в столовую.
        -Приметил на мостике спортивную сумку? - спросил он молодого человека.
       -Да.
       -Тащи ее сюда.
       Мостик - водительское место комбайнера или, проще говоря, кабина. На комбайнах старого образцах кабин в привычном для нас понимании не было, а была доступная всем ветрам и непогодам открытая площадка, мостик, с сиденьем из железа, штурвалом и прочими штуками, необходимыми в управлении комбайном. Закрытые, комфортабельные кабины начали делать несколько  позднее.
       Тяжела оказалась сумка, увесиста. Капинос перенял ее у Миши, сказал:
       -Сейчас, вьюнош, пристроимся где-нибудь в холодке и перекусим, чем бог послал.
       Поесть можно было и здесь, под навесом, прямо возле комбайна. Широкий навес давал отличную тень, хотя от жары и не спасал. Но Капиноса это место почему-то не устраивало.
       Место нашли у амбара, с теневой стороны. Здесь каким-то чудом сохранился от зноя и прожорливых овец клочок зеленой, мягкой травы.
       -Вот, здесь и приземлимся, вьюнош.
       В сумке нашлась клеенка синего цвета. Капинос расправил ее, расстелил.
       -Ну, - сказал он Мише, - давай выгружать - поглядим, чего нам тут напихали.
       Напихано было много чего: две куриные, тушки, пахнущее чесноком и сдобренное черным перцем сало, круг домашней колбасы, с десяток пирогов с разной начинкой, вареные яйца, помидоры, соленые и свежие огурчики, чеснок, перьевой лук, великолепной выпечки темный и белый хлеб и наконец большой термос с чаем.
        -Видал, вьюнош, как нас с тобой кормят? - засмеялся Капинос. - Прямо на убой.
       От всего этого изобилия у Миши потекли слюнки, в животе громко заурчало. Он покраснел и торопливо отодвинулся от напарника.
       -Ты куда! - опять засмеялся Капинос. - А ну, причаливай к столу.
                ***
       Еще было светло. И хотя день клонился к закату, трудовое напряжение на стане не спадало. На ток то и дело прибывали машины с зерном, ссыпали его в бурты, которые росли на глазах, и мчались обратно в поле, к комбайнам.
       Не спадала и жара, на что надеялись многие. Напротив, воздух сделался совершенно недвижим, стал густой и липкий, как в парной. Люди томились. Более других страдали полнотелые. Тетка Настя сидела на чурбане возле своей мазанки, потела и махала на себя полотенцем. Возле нее топталась одна из помощниц.
       -Чертова жара, - ворчала тетка Настя. - Хоть бы дождик какой, так не дождешься.
       -Никто есть не идет, - пожаловалась девчушка.
       -Деточка, какая еда по такой духоте. Кусок в горло не лезет.
       -Пропадет же все. Столько наготовлено.
       -Не пропадет. Что не съестся, свиньям на Центральную усадьбу свезут.
       -Жалко.
       -Ничего не поделаешь. Нам негде хранить такую прорву еды.
               
                ***
       Пока насыщались, Капинос исподволь наводил о Мише справки. Оказалось, у того нет отца, живет он с матерью в однокомнатной городской квартире. Отец живой, но бросил их, когда Мише было лет десять. Миша работает токарем на заводе и учится на заочном в университете. Сюда приехал подзаработать немного денег.
       Капинос вздохнул:
       -На току, вьюнош, много не заработаешь.
       -Ничего, мне хватит, - беспечно махнул рукой Миша.
       -Это как сказать…  да ты ешь, ешь, - напомнил Капинос, приметив, что парень стесняется есть. - Худющий, аж светишься весь. Ты чего такой, дома плохо кормят?
       Миша пожал плечами:
       -Нормально кормят.  Наверное, такой родился.
       -Наверное, - согласился Капинос. – Ну, ничего, мы тебя откормим. Пища у нас  добрая, воздух свежий, так что не грусти, у нас ты станешь толстым и красивым.
       Миша улыбнулся, а   Капинос задумался. Он лежал на боку, подперев голову рукой, и глядел в степь, на не убранные еще поля, на комбайны, которые сновали туда и сюда по ближайшим к стану полям.
       Вдруг он приподнялся, сел и сказал, как о чем-то решенном:
       -Хочешь со мной работать, вьюнош?
       -Я же работаю, Николай   Иванович.
       -Ты не понял. Я предлагаю тебе штурвальным у меня, на всю уборочную.
       Миша никак не ожидал такого поворота, хотя на комбайн ему хотелось. И не из-за денег, а потому, что ему очень нравилась эта работа.
       -У вас же есть штурвальный.
       -К черту его! Тот еще лентяй и сачок! 
       -У меня не получится, Николай Иванович. Я не умею на комбайне и технику плохо знаю.
       -Научу, не переживай. Ты-то согласен?
       Миша конечно согласился. Капинос поинтересовался:
       -У тебя корочки какие-нибудь имеются?
       -Что за корочки?
       -На шофера или тракториста учился когда-нибудь? – пояснил Капинос, хотя уже понял, что никаких корочек у парня нет.
       -А… нет у меня таких документов, Николай Иванович.  А что, они нужны?
       Комбайнер поднялся с земли, отряхнулся, закурил и присел на сухую валежину, которая валялась неподалеку. Миша пристроился рядом…
       Они уже поели, напились чаю и теперь отдыхали.
       -Не обязательно. Но понимаешь, какое тут дело, - после некоторого молчания заговорил Капинос. - Если б у тебя были права, ты получал бы семьдесят пять процентов от моего заработка, а так только половину. Устраивает тебя такой расклад?
       -Устраивает, Николай Иванович. Вполне. Спасибо вам.
       -Пока не за что.
       К ним подошел бригадир, рядом устало опустился на землю.
       -Набегался, - сказал он севшим голосом и окинул взглядом импровизированный стол.
       -Подкрепись, Петрович, - предложил Капинос.
       -Спасибо, - отказался бригадир. - Только из столовой… закурить не найдется, Николай?  Свои все кончил.
       Капинос протянул бригадиру пачку, тот вытянул одну сигарету, прикурил ее от Капиносовой.
       -Как у вас дела? - поинтересовался   бригадир. - Завтра к обеду закончите?
       Илья Петрович дал Потапову и Капиносу два дня на переоборудование комбайнов. Это было необходимо, но много: на уборочной каждый погожий день дорог.
       -Чего завтра, - отозвался Капинос. - Мы уже.
       -Что - уже? - не понял Шишлянников.
       -К бою готовы.
       -Шутишь?
       -Да какие шутки, хоть сейчас можем выйти.
       Шишлянников очень обрадовался:
       -Ну молодцы, ну молодцы! И как умудрились?
       -Помощник у меня хороший оказался, - кивнул   комбайнер в сторону  Веселова.
       -Ты серьезно? - взглянул на Мишу бригадир.
       -Без дураков, Петрович. Толковый парнишка.
       Мише приятна была эта похвала.
       -Ну, молодцы, порадовали, - повторил Илья Петрович. Сам знаешь, Николай, каждый комбайн на счету. Такая горячка, а тут как назло в поле сразу два комбайна накрылись.
       -Что с ними?
       -Вариаторные ремни летят, черт бы их побрал! Только ведь новые выдал. Из бумаги их делают, что ли?
       -Выдай другие.
       -Были б они. На складе шаром покати. Послал человека в район, может, выбьет. Только когда он вернется?
       -Даа, дела.
       Они помолчали, покурили.
       -Слушай, Петрович, - негромко нарушил молчание Капинос.
       -Ну?
       -Отдай мне парня на всю уборочную?
       -Какого парня?
       -Ну вот же. Мы с ним это дело уже обмозговали.  Так, Михаил?               
       Миша утвердительно кивнул головой.
       -Теперь твое слово. Ты не против?
       Шишлянников пожал тяжелыми плечами.
       -Я не против. Если парнишка тебя устраивает, да ради бога. Только…
       -Ну?
       -Тетка Настя не обидится? Саня все-таки ей не чужой, а ты ему отставку.
       -Мне этот Саня вот где, - похлопал себя по шее Капинос. - Я его вижу здесь через пятое на десятое. Знаешь ведь.
       -Да знаю.
       - Помощи от него, как от козла молока. И потом, тетка Настя сама советовала гнать его. Он ведь ничем не болеет, отдых себе устроил.
       -Откуда знаешь?
       -Тетка Настя и сказала.
       -До меня тоже слухи доходили, да я не верил. 
       -Ну да. Они на пару с Ванькой Потаповым заболели. Не заметил разве?
       -То-то гляжу, Иван тоже без помошника… А молчит.
       - Потому что не чужой, вот и молчит. Кстати, ты не в курсе, как он там?
       -А самому трудно узнать? Не за горами ведь.
       -Собирался заглянуть, да все как-то недосуг.
       -Работает человек. И он заканчивает.
       -Молодец Ванька. А я уж думал на помощь идти.
       У Потапова в штурвальных ходил его сын. Тоже Иван. С Саней, теперь уже бывшим штурвальным Капиноса, они дружили. Ночи напролет приятели бегали по девчатам, днем отсыпались, прогуливали. А чтобы с работы не турнули, где-то добывали липовые больничные.
        Капинос, конечно, все это видел, но до поры времени терпел выходки нахального молодого напарника. Теперь решился дать ему отставку.
       -Ну, так что, оставляешь мне парня?
       -Работайте, раз уж вы понравились друг другу.
       -Ладненько. Только, Петрович…- опять понизил голос Капинос.
       -Ну?
       -У него нет документов.
       -Это я уже понял.
       -Надо что-то придумать? Пусть парень заработает.
       Шишлянников молча докурил сигарету, бросил окурок под ноги и тщательно втоптал его в землю. Потом он оперся руками о колени, тяжело поднялся.
       -Ладно, что-нибудь придумаем. Мне паспорт нужен. Он у тебя где? - спросил бригадир Мишу.
       -На Центральной усадьбе.
       -Ты там устроился?
       -Да, в общежитии.
       -Привези завтра. Только не забудь.
       -Не забуду, Илья Петрович.
       -Ну все. Сегодня отдыхайте, а завтра в поле, Николай.
       -Само собой, Петрович.
      
                ***
       Таким вот случайным образом на короткий миг была определена судьба Миши Веселова, потомственного, можно сказать, горожанина, имевшего до сей поры весьма смутное представление о селе, о людях села и их заботах.
                ***
       Всякой технике требуется постоянное внимание и уход. Даже велосипеду. А про комбайн и говорить нечего. На эту неуклюжую железяку столько всего наворочено, что непривычному человеку поначалу и робко бывает. Особенно, пугает новичка работающий комбайн. Все в нем вертится и скрипит, воет и трясется он, как припадочный. Кажется, еще чуть-чуть, и рассыплется комбайн на составные части. Попробуй тогда собери его.
       Каких трудов стоит содержать комбайн в порядке, Миша Веселов почувствовал в первый же день, когда помогал переоборудовать его. Николай Иванович между делом рассказывал и показывал парню, какие узлы и агрегаты комбайна нуждаются в ежедневном уходе и смазке.
       -Ты все понял? - пытал он Мишу.
       Миша обладал хорошей, цепкой памятью и легко все запоминал.
       -Понял, Николай Иванович, - кивал он. - Не волнуйтесь.
       -То-то же, вьюнош. Гляди, если что, спрошу по полной программе.
                ***
       Заканчивался первый Мишин день в качестве помощника комбайнера. Солнце давно уже скатилось за горизонт, мягкие сумерки прозрачной кисеей опустились на степь. Еще гремело на току, еще подвозили зерно машины, но уже не было дневного напора, уже чувствовался близкий конец рабочего дня. Люди по одному и небольшими группками подходили к столовой, приводили себя в относительный порядок, рассаживались, кому где удобно, отдыхали, нехотя переговаривались.
       Молодые помощницы тетки Насти перемывали кухонную посуду, мыли полы, скребли и без того чистые деревянные столы, лавки, драили окна. Сама тетка Настя выносила с кухни отмытые бидоны и фляги, ставила их в сторонку, для отправки на Центральную усадьбу.
       Ждали машину.
       Миша Веселов и Капинос все еще находились возле своего комбайна. К ним подходил Потапов. Он сказал, что его комбайн тоже готов, и они договорились на завтра, что в поле выйдут вместе. Поговорили еще о том, о сем и Потапов ушел.
        Возвращались с полей комбайны, становились под навес. Комбайнеры напоследок осматривали их, что-то чинили, подкручивали, шли к столовой: там можно было помыться. Некоторые подходили к Капиносу, усталые, с ног до головы запорошенные пылью.
       -Как дела, Николай? - интересовались.
       -Порядок, - отвечал Николай Иванович. - Завтра выходим.
       -Давай, давай. Подключайся.
       Остатки ужина Капинос велел забрать Мише. В Красном уголке был небольшой, древний холодильник. Миша отнес еду туда.
       -А чего с собой не берешь? - спросил Капинос. - В общежитии поел бы.
       -Завтра съем.
       -Завтра другое будет, вьюнош. Ты не экономь. Я обещал тебя откормить, значит, тому и быть.
       -Спасибо, Николай Иванович. Я не экономлю, обязательно съем.
       -Вот это правильно.
       Напоследок они решили опробовать комбайн. Капинос взобрался на мостик, устроился на сиденье и включил зажигание. Дизель схватился сразу, Капинос прогрел его на малых оборотах, потом добавил газу и начал гонять технику на разных режимах: он поднимал и опускал подборщик, включал барабан, оборачивался на копнитель, где сновали туда-сюда механические грабли, похожие на ножки кузнечика…  Комбайн трясся, дизель ревел, едко и невкусно пахло выхлопными газами.
       Миша наблюдал за всем этим со стороны и выглядел чуточку растерянным. Ему почему-то казалось, что комбайн не выдержит испытания и обязательно развалится. Капинос глядел на него сверху и хохотал:
       -Страшно?- кричал он сквозь грохот.
       Миша утвердительно кивал головой.
       -Ничего, привыкнешь!
       -Привыкну!
       -И правильно!
       Капинос заглушил мотор, спустился вниз.
       -Ну как, Николай Иванович? - поинтересовался Миша.
       -Пациент скорее жив, чем мертв.  Вроде нормально, а там черт его знает. Практика покажет.
                ***
       На другой день машина с рабочими приехала на стан очень рано. Люди без проволочек разошлись по рабочим местам, один за другим уходили в поля и комбайны. Даже пастух на этот раз не оплошал, выгнал отару вовремя. Оголодавшие за ночь животные, нетерпеливо мекая, взбрыкивая сухими ногами и перегоняя друг друга, ринулись в степь, хватая на ходу редкие кустики полыни.
       Бригадир тоже был здесь: он приехал гораздо раньше других. Илья Петрович по обыкновению обошел стан и теперь говорил о чем-то с Ринатом, который на плече держал связку удочек. Сторож слушал, опустив голову, иногда согласно кивал. Потом Ринат оставил удочки и скоро пошел на ток. Видимо, там потребовались рабочие руки. С ним на ток поплелись и недовольные чем-то собаки.
       Комбайны ушли. Осталось звено Капиноса-Потапова. Но и они уже прогревали моторы своих комбайнов. Первым выехал Потапов, следом двинулся Капинос с новым напарником. Миша сидел на полу у ног комбайнера, держась одной рукой за поручни. Его задача на первых порах - следить за копнителем и вовремя нажимать педаль сброса, когда копнитель наполнится соломой.
       Это утро в кои-то веки выдалось свежее и приятное. Ехали мимо тока. Комбайн мягко покачивался на наезженной до асфальтовой крепости дороге, дружелюбно урчал за спиной дизель. У Миши Веселова было приподнятое настроение, он чуточку волновался и гордился собой. Ему казалось, что весь стан смотрит сейчас на него, гордится им и тоже волнуется.
       До места добирались довольно долго, уже и стан исчез за горизонтом. Перед этим свернули с магистральной дороги влево, покатили полями, на которых уже  трудились другие экипажи. Справа шла загустевшая подлеском бесконечная лесополоса. Оттуда с тревожным, заполошным криком то и дело выносились сороки и прочая пернатая мелочь.
      Первым на свою делянку зашел Потапов. Он посигналил Капиносу и Мише, прощально махнул рукой и, не останавливаясь, с ходу включился в работу - только пыль столбом заклубилась за его комбайном.
       -Наша следующая! - громко пояснил Капинос. Миша кивнул головой: мол, понял.
                ***
       До обеда работали, что называется, не разгибаясь. Только пару раз Миша сходил с комбайна, чтобы почистить забившийся шнек. Валки лежали широкие, плотные, бункер наполнялся быстро. Тогда Николай Иванович поднимал длинную жердь с тряпицей на вершинке, так называемый маяк. Тут же подлетала к ним ближайшая машина, они разгружались и гнали дальше.
       Утренняя приятная прохлада давно и без следа улетучилась. Пекло, как и в прежние дни. Жарило сверху, несло удушливым перегаром от перегревшегося дизеля. Ветра не было. Пыль от комбайна оседала на людей и сам комбайн, скрипела на зубах, набивалась в глаза. Миша мучился глазами, беспрестанно тер их до красноты, делал себе еще хуже.  Капинос изредка взглядывал на него и чему-то улыбался.
       Солнце вошло в зенит. Капинос загнал комбайн в тень лесополосы, заглушил двигатель. Сразу сделалось оглушительно тихо. У Миши в ушах мелодично позванивали колокольчики.
       -Шабаш, вьюнош, - густым голосом проговорил Николай Иванович. - Пора перекусить.
       Со стороны стана к ним, поднимая тучи пыли, мчался на всех парах бортовой грузовичок.
       -Николай Иванович, кто-то к нам едет, - сказал Миша.
       -Это Васька, гонщик наш знаменитый. Обед везет.
       Машина подлетела, визгнула тормозами, резко остановилась. Васька высунулся из кабины, прокричал:
       -Дядь Коль, шамовка прибыла!
       Васька все тот же – шебутной, разухабистый, разве что, повзрослел малость.
       Капинос подошел к нему, поздоровался за руку.
       -Все гоняешь? - спросил. - Так и Светку где-нибудь потеряешь.
       В кузове грузовика находилась девушка, одна из помощниц тетки Насти. Ей поручили развозить обед по полям. Васька широко улыбнулся.
       -Не потеряю. Она привычная.
       Девушка тщательно отряхнулась от пыли, достала из сумки белый фартучек, надела на себя и перегнулась через борт:
       -Дядя Коля, кушать будете?
       А сама тайком на Мишу Веселова заинтересованно поглядывает.
       Николай Иванович белозубо рассмеялся:
       -Прямо и не знаю, как быть, Светик. Своего девать некуда. Вот разве молодой человек…  Михаил, обедать будешь? Только учти, у меня на двоих припасено. Так что рассчитывай свои возможности.
       Миша тоже отказался от обеда. Капинос все же повторил:
       -А может, похлебаешь горяченького? У меня первого нет. Светик, ты чего привезла?
       -У нас суп с бараниной, дядя Коля, - пояснила Света.
       -Да? А мяса много?
       -Много, почти полная фляга.
       -Слышал, Михаил? Не передумал?
       Миша и теперь отказался. Тогда истомившийся Васька гукнул сигналом и погнал машину дальше, к другим комбайнам. Света крепко держалась за высокий борт и глядела на Мишу. По крайней мере, ему так казалось.
       Напарники устроились в тени комбайна, спрятались от прямых солнечных лучей.  Еду выложили все на ту же знакомую Мише клеенку. Еды действительно было много.
       -Своей про тебя рассказал, - говорил Капинос, выкладывая съестное. - Велел ей теперь на двоих готовить.
       -Ну, зачем вы, Николай Иванович, - запротестовал Миша. - Я и в столовой могу питаться.
       -Все нормально, вьюнош. Столовая от тебя никуда не денется, а домашнее никогда не помешает.
       Поели крепко, с аппетитом, легли тут же на землю передохнуть. Николай Иванович курил, Миша лежал на спине, подложив под голову руки. Земля теплая, почти горячая. Неподалеку над полем висела скопа, высматривала добычу, летали туда - сюда большие, зеленые мухи, гудели, как шмели. Комарья только не было, не любит комар духоты, прячется от нее в лесополосу. И слава богу.
       Капинос дремотно спросил:
       -Как же ты: вроде работаешь, а сам здесь?
       -Я в отпуске, Николай Иванович.
       -Понятно… У тебя одежа еще какая-нибудь имеется?
       -В общежитии футболка запасная, туфли. А что?
       -Одет больно легко, по пляжному. Не рабочая одежда. Видишь, на мне что?
       На взгляд Миши комбайнер одет был очень тепло: на ногах крепкие ботинки, поверх одежды еще и халат.
       Так жарко ж, Николай Иванович.
       -Зато не чешусь, как вшивый. А ты еще и в шлепках. Запросто засадишь что-нибудь в ногу. На полях черт те что может валяться.
       -У меня другой одежды нет, - виновато сказал Миша.
       -Ладно, вьюнош, что-нибудь придумаем… Ты отдохнул?
       -Да.
       -Тогда за штурвал.
       -Я!? – изумился парень.
       -А тут еще кто-то есть? Ты что же, намерен до конца уборочной ваньку валять? Заводи шарманку.
       -А вы где будете?
       Капинос засмеялся.
       -Не боись, - сказал он. - Рядом буду, твое место займу.
       Он подробно рассказал и показал, что и как делать, добавил:
       -Не волнуйся и не спеши. Ничего страшного тут нет.
       Заняли место, где чуть раньше лежал валок. След хорошо просматривался.
       -Видишь? - показал рукой Николай Иванович. Миша утвердительно кивнул головой. - Вот и дуй по нему. Подборщик старайся держать посередке. Увидишь, что постороннее, тормози или поднимай подборщик. Вот этой ручкой вверх.
       Тронулись на самой малой. Миша отчаянно вертел рулевое колесо, легкий и вертячий задок комбайна заходил по сторонам. Капинос положил свою железную руку на руку Миши.
       -Спокойно, вьюнош, спокойно. Не суетись, держи ровнее.
       С горем пополам добрались до конца поля. Капинос дал Мише передохнуть, повернули обратно. Где-то на середине поля их догнал на мотоцикле бригадир Шишлянников, поднял руку, призывая остановиться. Остановились, заглушили двигатель.
       -Вы чего по полю петляете, будто зайцы?
       Капинос спустился вниз, подал руку бригадиру, улыбнулся.
       -Учу молодую смену.
       -А я думаю, чего это вы?.. Учитесь. Только, Николай, по хлебу не вздумайте.
       -Да ты что, Петрович. Не пацан же я.
       -Не обижайся, Коля, - хлопнул Капиноса по плечу Шишлянников. - это я по должности говорю.
       -Я понимаю, Петрович.
       -Ну и ладно. Получается у парня?
       -К вечеру, думаю, поедет.
       -Ну, вот видишь…  Николай, я оформил Веселова, как надо. Будет получать.
       -Спасибо, Илья. Жалко его, безотцовщина. А паренек хороший, старательный.
       Поговорив еще немного, бригадир уехал. Комбайнеры сделали еще пару кругов вхолостую. Дело у Миши пошло.
       -Молодец, - похвалил Капинос. - Теперь давай по-настоящему, заходи на валок.
       Миша занял исходную позицию. И тут Капинос соскочил с комбайна.
       -Один пойдешь! - сказал он.
       -Один? - оторопел Миша. - Вы мне доверяете?
       -Как себе. Гляди, по хлебу не езди и про копнитель не забывай.
       -А вы где будете?
       -Тут, в тенечке поваляюсь. Если что, фарами мне посигналишь.  Вперед, вьюнош!

                ***
       Большое, без конца и края, лежит перед Мишей поле, упирается одним своим концом в самый горизонт. Поля справа, слева, спереди и сзади. Работы невпроворот. Кажется, нет у человека таких сил, чтобы все это одолеть, перелопатить.
       Но как говорится, глаза боятся, руки делают. Тут и там упрямо ползают по полям комбайны. Глядишь, с одним полем управились, с другим…
       Таких полей еще мало, но с каждым днем их будет больше и больше. Ведь уборка только разворачивается, только набирает обороты.
       Миша увлекся. Он делал круг за кругом и не чувствовал ни усталости, ни жары. Капинос подходил к нему, предлагал подменить, но Миша просил:
       -Николай Иванович, можно, я еще чуток?
       -Тебе с, непривычки , поди тяжело.
       -Нет, ничего.
       -Врешь ведь.
       -Не вру, честное слово.
       -Гляди. Как устанешь, обязательно скажи.
       -Ладно!
       Время летело незаметно. День шел на убыль. Миша стоял на другом конце поля, разгружался.
       -Как работенка, нравится? - поинтересовался водитель машины.
       -Очень.
       - Гляжу, с обеда кружишься. Не упарился?
       -Нее, - помотал головой Миша.
       -И то верно: молодой, энергию девать некуда. Не то, что мы, старичье.
                ***
       Большое красное солнце свалилось за горизонт, мягкие сумерки опустились на землю. Только тогда напарники решили закончить работу.  Им сигналил Потапов, видимо спрашивал, когда будут закругляться. Они в ответ: все, идем домой.
       Миша решил перебраться с Центральной усадьбы на стан, в компанию к Ринату. По всему выходило, что для дела ему удобней жить здесь.
       Правда, условия для проживания на Центральной усадьбе гораздо лучше. И общежитие там добротное, и кинотеатр есть, и в баньку при желании сходить можно. Цивилизация, одним словом. На стане же воды холодной частенько не хватало. Благо, лиман, райский уголок, выручал.
       О своем решении Миша сказа Капиносу. Тот пожал плечами.
       -Дело, конечно, твое. А стоит? Не очень-то тут…
       - Мне здесь больше нравится, Николай Иванович.
       -Гляди сам. Я бы не советовал.
                ***
        Николай Иванович Капинос сразу и бесповоротно доверился своему молодому напарнику, они договорились, что с завтрашнего дня Миша станет работать самостоятельно, в дневную смену, а в ночь – он, Капинос. По прибытии на стан доложили о том Шишлянникову.  Бригадир не возражал, только спросил:
       -Не торопишься, Николай? Справится парень? Опыта у него нет.
       -Справится, Петрович, - уверенно заявил Капинос.
       -Тогда ладно.
                ***
       Ринат обрадовался новому постояльцу.
       -Вдвоем веселей, - сказал он с доброй улыбкой - Рыбачить будем. Здесь неподалеку неплохой лиманчик есть.
       Миша про лиман уже знал, даже как-то разок в нем искупался. Находился он не так уж и далеко от стана, на виду был: выдавал его камыш да деревца, которые росли по бережку.
       -Вряд ли с рыбалкой получится, - возразил Миша, - Работы, похоже, будет
много.
       -Я и сам уже редко хожу, - махнул рукой Ринат. - Бригадир меня на подхвате держит. Отказаться нельзя, неудобно. Все при деле, а я вроде как   курортник.    Теперь и вовсе не до рыбалки, зерно пошло и каждая пара рук на вес золота. 
       -Это точно, - согласился Миша.
      
                ***
       Уборочную, что называется, пришпорили. На стан зачастило начальство. Надо отдать ему должное: без особой нужды не вмешивалось в дела стана. Так, ходило, смотрело, о чем-то иногда разговаривало с бригадиром, потом рассаживалось по машинам и катило далее по своим начальническим маршрутам.
       Работали день и ночь. Миша по-прежнему крутил баранку днем, Капинос выходил в ночь.  Зарабатывали прилично. Это отражалось в табели, который каждый день вывешивал в Красном уголке бригадир. Мише говорили: 
       -А ты не хотел на комбайн. Гляди, какая деньга прет.
       Миша в ответ только улыбался.
       А деньги были действительно большие. Веселов зарабатывал почти столько же, сколько и Капинос. Миша понимал, кому он этим обязан.
       Уборочная перевалила за середину. Поля постепенно освобождались от хлеба. Малосильная техника волокушами стягивала небольшие копенки соломы в огромные скирды, ставя их по окраинам полей. Следом более могучие машины принимались за вспашку, готовили поля к следующему урожаю.
       Комбайн хотя и был у Капиноса новый, но, как и всякая иная техника, требовал постоянного ухода и догляда. А тут еще обнаружился в дизеле скрытый заводской дефект. Дело в том, что за сутки работы он сжигал целое ведро масла. А это, как ни крути, дополнительная головная боль.  Миша как-то по простоте душевной предложил Николаю Ивановичу заняться починкой.
       -Да ты что, парень! - засмеялся комбайнер. - Мы с тобой до белых мух будем возиться с этим чертовым движком. Начальство нас не поймет. Согласен?
       Миша согласился с ним, и ремонт отложили до лучших времен.
                ***
        Миша Веселов с головой окунулся в неизвестную и малопонятную ему сельскую жизнь, которую он знал только по фильмам и книгам. Но странное дело: ему, человеку, что называется, до мозга костей городскому, нравилось здесь. Ему нравились здешние люди, ему было покойно и счастливо среди них, простых и добрых. Ему нравился труд, которым они занимались, нравились трактора и комбайны, и нравилась сама трудовая канитель, которая витала над станом, над всей степью.
       Поговорка, что хлеб-это свято и всему голова, наполнилась для него высоким, новым смыслом.
       Как-то они разговорились с Капиносом на эту тему. И Николай Иванович то ли в шутку, то ли всерьез предложил:
       - Оставайся у нас насовсем. Чего тебе в городе делать? Вон Ринат, у него семья, а он с ранней весны до белых мух у нас пропадает.  Тебя что держит? Или зазноба в городе имеется?
       -Вроде нет… Мама  вот только. Жалко ее одну оставлять.
       -Понятное дело. Мать, она и есть мать. А с другой стороны, не век же вокруг матери виться, надо и свою жизнь устраивать.
        -Как-то не по-человечески.
        -При чем тут это? Жизнь такая, вьюнош, ничего тут не попишешь.  А мы тебя женим. Ах, какие у нас девки: кровь с молоком! Не чета вашим, городским. Скинуть бы мне годков эдак десять, еще раз женился бы.
       Смеется Капинос, сверкает белыми зубами, весело подмигивает бесовским глазом.
       -Слушай, а ты на кого учишься?
       Миша сказал, что со временем станет агрономом.
       -Вьнош, да тебе сам бог велит бросать якорь у нас. Ты нашего агронома знаешь? Высокий такой и рыжий.
       -Знаю.
       -Так он же из ваших, городских, будет. Он тоже на агронома учился. Ездил к нам на практику, ездил и доездился - женился на нашенской у нас якорь бросил. А когда отучился, его на должность поставили. Грамотный мужик.   А в город его теперь и на аркане не затянешь.
       Миша улыбнулся.
       -Зачем вам два агронома?
       -Пригодиться, - почесал в затылке Капинос. - Грамотный человек, он и в Африке грамотный.
                ***
       На благодатную почву упали эти веселые и шутливые слова. Нечаянно, но к месту. А тут у Миши еще зацепка - Света, юная повариха, помощница у тетки Насти. Хорошенькая девушка, ничего не скажешь, очень нравится она Мише. Света тоже украдкой поглядывает в его сторону.
       И вообще… атмосфера какая-то сложилась, будто все вокруг чего-то такое знают, чего не знает он, Миша. Та же тетка Настя при встрече. Лукаво так:
       -Мишенька, деточка. А чего это ты кушать к нам не ходишь? Тебе надо хорошо питаться. Вон какой худющий.
       Миша объясняет, что кормится у Капиноса и ему этого вполне хватает.
       -У твоего Капиноса горячего нету, а без горячего нельзя, деточка, язвочку можно заработать или еще какую дрянь. Ты заходи.
       -Зайду, теть Настя. Обязательно.
       -Вот и заходи.
       Миша и рад бы почаще заглядывать в столовую, но стесняется, не хочет Свете глаза лишний раз мозолить.
       Миша на стане в почете. И он, и Капинос, и Потапов со своим сыном. Очень, оказывается, хорошо они работают. Приезжало начальство, при всем честном народе грамоты им вручило, обещало и повесомее чего-нибудь.
       Большинство радо за товарищей, а некоторые завидуют, злопыхают:
       -Оседлал мальчишку (Мишу), тот ему рекорды ставит, а он (Капинос) и радуется.
       Краем дошли эти слова до Миши, ворохнулось в душе, нехорошо стало, будто в липкой грязи извалялся.
       И Капинос в курсе этих сплетен. Он взрослый, понимает гораздо больше своего напарника. Как-то сказал виновато:
       -Миша, ты это… поубавь прыти, я сам…
       Миша понял его, так ответил:
       -Пускай что хотят говорят. Я, Николай Иванович, как работал, так и буду работать.
       Капинос помолчал, протянул железную руку, аккуратно пожал худенькую и хрупкую Мишину. И все, больше не вспоминали, не говорили. А там и сплетни утихли. Все к лучшему.

                ***
       Совершенно случайно, Миша узнал, что Света приходится Капиносу родной племянницей. И тут все стало на свои места, все сделалось понятным: и зазывные речи тетки Насти, и полушутливые, полусерьезные намеки Николая Ивановича, и многозначительные взгляды окружающих. Миша воспринимал все это спокойно, с улыбкой и некоторой долей иронии.
       Капинос жил на Центральной усадьбе. Светлана была соседкой ему, доводилась племянницей через родную сестру. Жила без отца. Тот какое-то время назад погиб: уснул в копне и его переехала машина. Николай Иванович взял над племянницей шефство.
       Миша Веселов и не догадывался, что его напарник не очень-то и шутил, когда обещал его женить. Городской парнишка ему понравился и дома, за семейным столом, вгоняя племянницу в краску, говорил:
       -Светка, хочешь жениха хорошего? У меня на примете вот такой хлопец!
       И большой палец вверх.
       Светлана догадывалась, кого имел он в виду, и рдела лицом: ей самой Миша очень нравился.
       -Ну да, - говорила мать Светы, - какого-нибудь шалопая, вроде Васьки, приглядел. На кой черт нужен ей такой обормот!
       Этот Васька совсем замучил девушку своими приставаниями, зажимал ее в каждом укромном углу. Когда развозили обеды, приглашал сесть в кабину, Светлана наотрез отказывалась, устраивалась в кузове. Однажды, отчаявшись, совсем уже хотела или проситься на ток, или вовсе уйти из бригады. Но тут попался ей на глаза скромный городской паренек, чем-то зацепил ее. Решила с уходом повременить.
       -Не скажи, сестра. Городской. У меня в штурвальных.
       -Тюю, тем более. Увезет в город, и я больше не увижу родное дитя. Тогда уж лучше из своих.
       Николай Иванович сердился:
       -Не век же ей у твоей юбки сидеть. И, между прочим, не тебя сватают, я со Светкой разговариваю.
       -А чего тебе Светка? Можно подумать, она что-нибудь понимает в этих делах. Да и рано ей о женихах думать, пусть сначала выучится как следует.  Городской-то, небось, с образованием?
       -В университете учится.
       -Ну, вот видишь. Не морочь девке голову, рано ей еще, - подытожила мать.
       Света слушает и все пунцовеет и пунцовеет. Не нравится ей этот разговор, говорят, будто на барахолке торгуются, будто все за нее уже решили.
       Дядька свое гнет:
       -Не в тридцать же лет ей замуж идти, девка в самом соку…  Гляди, Светка, уведет парня какая-нибудь вертихвостка. На стане таких хватает.
       -Хватит глупости болтать! - машет рукой мать. - Совсем девку засмущал.
       -Ничего, пускай слушает, не маленькая. А насчет того, что в город увезет, то вряд ли. Он на агронома учится, ему прямая дорога в деревню. Не в городе ж он будет агрономить. И потом, душой он нашенский, я его сразу раскусил.
       -Это как - нашенский? Из наших мест, что ли?
       - Да нет! К природе его душа тянется, вижу. А в городе, где она, природа? Кругом одни камни, да асфальт. Так что вот так, сеструха, готовь племяшку в невесты.
       -Отстань, баламут!
       Миша никаких серьезных планов ближайшего своего будущего не строил. В том числе и в отношениях с девушкой. Но только с некоторых пор появилось в нем стойкое ощущение счастья. Он не знал, что и когда будет, но знал, что все будет очень хорошо. И это его на данном отрезке жизни вполне устраивало.
                ***
       Уборочная подходила к концу. Десятки машин, доверху груженые полновесным зерном, мчали и мчали со стана в сторону районного элеватора. Предвкушая скорый отдых, люди работали как черти. Встречая комбайнеров, пропыленные насквозь рабочие на току весело орали:
       -Много у вас там еще осталось?
       -Держитесь, ребята! - отвечали им.- Еще чуток, и шабаш!
       -Мы-то выдержим. Вы не подкачайте!
       Один разок Веселов побывал в гостях у Капиноса. Вышло так. В комбайне случилась сложная поломка, нужно было ехать в мастерские на Центральную. Прямо на комбайне и поехали. Пользуясь случаем, сделали они маленький перекур и затащил Мишу к себе Николай Иванович. Приняли его хорошо, всласть кормили-поили. Мише понравилась жена Капиноса. Это была добрая, очень миловидная женщина невысокого роста, чуть пухленькая, улыбчивая, с легким украинским говорком.
       Случайно или нет, была и Света, и ее мать. Миша заметил, как похожи между собой Николай Иванович и его сестра. Такая же белозубая, черноволосая и очень веселая.
       Женщины выведали всю подноготную у Миши.  Когда узнали, что отец их с матерью бросил, завздыхали, головами закачали:
       -А как же ты, без отца-то? Обидно, небось? Оно ведь не сладко без отца.
       - Я не знал, что отец нас бросил, - ответил Миша и улыбнулся. - Мама говорила, что он у нас разведчик и находится на задании. Шутила, конечно, а я верил, пока был маленький.
       -Мм, значит, разведчик?  Вот они, мужики-то. За юбкой погнался.
       Николай Иванович махал руками:
       -Хватит вам парня допрашивать. Совсем замучили.
       -А ты молчи, - накинулись на него женщины. – Такой же кобель.
       -Ну вот, Миша, - хохотал Капинос, - и мне досталось на орехи!
       Света сидела за столом и сердито позыркивала на мать. Ей было чуточку неловко за ее любопытство, и она жалела Мишу.
       Они сидели в саду, в летней веранде. От комаров веранда была затянута тонкой металлической сеткой.
       Дело шло к вечеру. В природе покой и умиротворение. Где-то чуть слышно тарахтел трактор «Беларусь», перекликались меж собой петухи, поднимая пыль, возвращалось с пастбищ стадо коров. Хозяйки разбирали своих кормилиц по дворам, ставили в дойку. Легкий, теплый ветерок наносил запах кизячного дымка, коровьего духа и свеженадоенного молока.
       Комбайн напарники отремонтировали, он горой высился около дома. Прямо отсюда Николай Иванович собирался в ночную. Мише он предложил переночевать у него.               
       -Утром тебя Васька до меня доставит, - сказал он.
       Миша отказался.
       -Я с вами, Николай Иванович. На стан поеду. Вы меня на комбайне подвезете? А там недалеко, я пешком дойду.
       Миша не прочь бы и переночевать, но стеснялся. Капинос его понял и на своем не настаивал.
       -Лады, вьюнош, так и сделаем. Мать, собери нам в дорогу: пора трогаться, - сказал он жене.
       -Уже все собрано, работнички, - ласково пропела хозяйка дома. Можете ехать.
                ***
       Все дальше отступают от стана неубранные еще поля, все чаще на смену комбайнам выходят трактора. Убрать остается всего ничего, один, два усилия и уборка закончится.
       Правда, все еще стоит оглашенная жара и солнце ярится в высоком, блеклом небе, еще много впереди лета и жарких, погожих дней.
       Но уже ощущается в природе перелом, перешагнула она, матушка, некий рубеж, за которым и осенняя непогодь, и долгая зима, с ее снегами и морозами.
       Все повторится по извечному кругу. Так было бессчетное количество раз, так будет до скончания века, покуда светит Солнце и вертится вокруг него наша маленькая планета.
       Время к обеду. Миша как зарядил с утра, так и не сходил еще с комбайна, кружит и кружит по своей загонке. Поесть не мешало бы, под сиденьем та самая спортивная сумка Капиносова, полная еды. Даже горячее есть. Николай Иванович раздобыл где-то кустарный термос и теперь привозит что-нибудь из первого.
       Мерно покачивается комбайн. За спиной рычит дизель, обдает Мишу волнами горячего воздуха. Над комбайном с раннего утра висит небольшая скопа. Птица то и дело срывается камнем вниз и у самой земли выхватывает когтистыми лапами краснокрылых кузнечиков и тут же свечой взмывает в небо.
       Кузнечиков много, они громадные, вспугнутые комбайном, часто садятся на Мишу.
       Жарко.  По телу маленькими ручейками стекает пот. Течет и по лицу, в глаза попадает. Тогда глаза щиплет, и Миша тщательно отирается рукавом. Лицо у него в пыли и грязных потеках.
       Миша решил сделать еще пару кругов и потом передохнуть. Он достиг края поля, развернулся и двинулся в обратный путь. Далеко впереди просматривалась лесополоса. Там можно будет перекурить.
       Уже на середине поля бункер под самую завязку наполнился зерном.  Миша поднял «маяк» и огляделся: почему-то нигде не было видно машин.
       Миша остановил комбайн, выключил подборщик, сбросил газ, облокотился на руль и стал ждать. Машина пришла, но не скоро, встала под загрузку. Миша спросил у водителя:
       -А куда машины подевались?
       -Так обед же! – ответил тот, улыбнулся и для верности похлопал себя по животу. - Я тоже было рванул, да «маяк» твой заметил! Считай, повезло тебе!
       Миша улыбнулся и согласно кивнул головой.
       -А ты, парень, чего резину тянешь? Все деньги не заработаешь.
       -Да вот собираюсь.
       -Ясно! - проговорил водитель.
       Он встал на подножку, заглянул в кузов: машина была загружена полностью.
       -У тебя еще много? А то у меня всклень.
       Миша отрицательно покачал головой.
       -Нет, все.
       Водитель накрыл зерно брезентом, сел в кабину, махнул Мише рукой.
       -Бывай!
         
      
      
                ***
       Разный подобрался в первой бригаде люд. По-разному относились они к работе. Одни трудились, что называется, не за страх, а за совесть, любили свое дело и хлеб почитали за святое. Другие перед хлебом трепета душевного не испытывали и в погоне за длинным рублем порой халтурили.
       Последние чаще всего встречались среди приезжих. В бригаде такой был, по фамилии Переверзев. Мужик лет под сорок, не очень общительный. Работал комбайнером, причем один, без помощника. Ему давали, но штурвального он не брал. Судачили: из жадности, чтобы заработать побольше.
       Так вот, этот товарищ гонял свой комбайн на повышенных скоростях, по этой причине много зерна оставалось у него в соломе. Шишлянников его предупреждал:
       -Смотрите, сниму с комбайна. 
       -Извини, Петрович, - оправдывался комбайнер. - Это случайно, больше не повторится.
       А сам опять за свое.               
        Допек-таки он бригадира. Как-то на утренней летучке Илья Петрович, мучаясь неловкостью, сказал:
       -Я снимаю вас с комбайна.
       -За что? -  прикинулся невинным   Переверзев.
       -Так нельзя работать. У вас много брака, большие потери зерна. Я вам об этом не раз говорил.
       -Другие лучше работают, что ли?
       Тут народ зашумел:
       -Ты чего это на людей перекладываешь? За себя отвечай!
       -Ишь, какой шустрый!
       -Гони его, Петрович! На ток пускай идет!
       Бригадир поднял руку:
       -Успокойтесь, люди, разберемся. - Повернулся к бракоделу: - Другие работают лучше, гораздо лучше. Можете мне поверить. Грешки, конечно, у каждого найдутся, но это совсем другое, случайное. Вы же сознательно идете на нарушения.
Это некрасиво. Надо бы чужой труд уважать, да и к хлебу не мешало бы относиться бережно.
       -Подумаешь! - хмыкнул   Переверзев.
       -Так вот, поработайте пока штурвальным… или на ток идите, если есть охота.
       -Комбайн, значит, мне не видать?
       -Там посмотрим.
       Переверзев вспылил:
       -Чего вы мной помыкаете?  Иди туда, иди сюда… Я вам пацан, что ли? Да я лучше расчет возьму!
       -Вольному воля.
       Переверзев расчета не взял, на другой день он опять получил комбайн, но перед этим имел серьезный разговор с бригадиром, клятвенно обещал исправиться. И кажется, на этот раз не обманул, стал работать на совесть.
       Миша Веселов присутствовал на той летучке. Ему, как и остальным, было совестно за взрослого человека, которого отчитывали при всем честном народе, словно шкодливого ученика.   
       Бывают же такие люди.
                ***
       В конце поля, спрятавшись от солнца в лесополосу, ждали Мишу бригадир и Капинос. Здесь же, прислоненный к дереву, стоял бригадирский мотоциклет.
       Что его навестил бригадир, Мише было понятно: такая у него должность- проверять. А вот зачем Капинос пожаловал? До вечера еще далеко и менять его рано.
       Веселов вырулил на дорогу, зашел на новый валок, заглушил дизель, спустился с мостика и направился к приехавшим. Поздоровался:
       -Здравствуйте.
       -Здорово, вьюнош, - пожал ему руку Капинос. Бригадир тоже протянул   руку.
       -Здравствуй, Миша. Как дела? - спросил он.
       -Нормально, Илья Петрович.
       -Это хорошо. И обмолот хороший. Молодец.
       -Он у меня такой, - вклинился в разговор Капинос. - Старательный и надежный парень.
       -Не нахваливай, - улыбнулся Шишлянников. - Сам вижу. Ничего не скажешь, молодец.
       Они замолчали. Бригадир глядел в поле, Капинос задумчиво жевал травинку. Помолчав, он спросил Мишу:
       -Обедал?
       -Нет еще. Я только вот разгрузился.
       -Мы видели. А чего не обедаешь?
       -Да вот собираюсь.
       -Мы помешали? - засмеялся Капинос.
       -Нет, что вы! - смутился Миша. - Давайте вместе.
       -Мы сытые, только что со стана, - вмешался   бригадир. - Ты обедай, не обращай на нас внимания. Сейчас «летучка» должна быть. Где-то за нами пылила и пропала.
       -У меня еды полно, Илья Петрович, - ответил Миша. - Николай Иванович полную сумку привез.
       - Подкармливает тебя твой наставник, - улыбнулся Илья Петрович.
       -На том стоим, - подтвердил Капинос. Он поглядел на Мишу: - Я вот чего приехал.  Ты не жди меня сегодня. Как закончишь, гони на стан. А мне по делам в район надо. Завтра в ночь обязательно буду. Вот так, вьюнош… Ну, ты давай воюй дальше, а мы поехали.
       Шишлянников вывел мотоцикл из кустов и стал его заводить, мотоцикл не заводился, только сердито чихал и выбрасывал из глушителя клубы дыма.
       -Чего с ним? - спросил Капинос.
       -Карбюратор, черти б его задрали! Перебрать надо, да все руки не доходят.
       Капинос съязвил:
       -Сапожник всегда без сапог.
       -Это точно, - рассмеялся Илья Петрович.
       Он присел перед мотоциклом на корточки и стал возиться с карбюратором.
       -Помощь нужна?
       -Я сам, - отказался Шишлянников. - Вы покурите покуда в холодочке.
       Капинос и Веселов отошли к лесополосе. Николай Иванович повторил:
       -Миша, комбайн здесь не оставляй, на стан перегони.
       -Не волнуйтесь, Николай Иванович, я понял, все будет в порядке, -  заверил  Миша. Он вдруг порозовел лицом от какой-то тайной мысли: - Николай Иванович, а можно, я в ночь выйду?
       -Не понял, вьюнош, - глянул на него Капинос.
       -Ну, вместо вас.
       -Опять не пойму… Ты хочешь сегодня в ночную?
       -Ну да.
       -И как ты себе это представляешь? День оттрубишь, да еще и ночь? Не пойдет, парень. Это не так легко, как ты думаешь. Уснешь за рулем, и под колеса. Что тогда?
       -Не усну, Николай Иванович, я выдержу.
       -Не разрешаю, вьюнош, не уговаривай.
       -Ну, Николай Иванович, - молил Миша, - ну разрешите.
       -Да зачем тебе это?
       -Хочется ночью поработать.
       -Наработаешься еще.
       -Когда? Уборочная заканчивается.
       Капинос развел руками.
       -Прямо не знаю, что и делать… Петрович, ты слышишиь?
       -Чего такое?
       - Молодежь в бой рвется.
       -Это как?
       -Мой в ночь просится.
       -Вон оно что.  Ну и ты?
       -А что я? Ты начальник, тебе и решать. Но я против, так и знай.
       Шишлянников подходил к ним, вытирая сильные руки чистой тряпицей.
       -Значит, ты против? Так, так… Очень хочется в ночь? - глянул он на Мишу.
       -Очень, Илья Петрович, - с надеждой в голосе подтвердил Веселов.
       Шишлянников немного подумал и сказал:
       -Давай так сделаем: сейчас ты на стан поедешь, до вечера там отдохнешь, выспишься, ну и в добрый путь. Устраивает тебя такой вариант?
       -Устраивает, Илья Петрович! - обрадовался Миша. - Большое спасибо!
       -Было бы за что, - улыбнулся бригадир. - Николай, ты не против нашего плана?
       -Куда мне одному против вас. Сдаюсь. Только я думаю, мы парня сейчас с  собой на мотоцикле увезем. Поместимся втроем?
       -Как - нибудь устроимся.
       -А как же комбайн? - встревожился Миша.
       -Ничего с ним до вечера не станется, - махнул рукой Капинос. – Попросим -приглядят.
                ***
       Ночь. Густая, чернильная. Такие ночи бывают в лесу или в глухой степи, где нет постороннего света, кроме звездного неба.
       Уже несколько часов Миша за штурвалом. Три мощные фары освещают небольшое пространство перед комбайном. Подборщик без устали втягивает в себя тучный, плотный валок. Бункер наполняется быстро. Миша уже несколько раз успел разгрузиться.
       Там, где-то в ночи, таятся машины, ждут сигнала, чтобы мчаться под загрузку. Для этого надо три раза подряд мигнуть фарой, которая установлена на бункере. Или какой другой. Это значения не имеет.
       Ночь выдалась тихая, но прохладная. На Мише фуфайка. Это Капинос посоветовал ему прихватить с собой что-нибудь теплое. Миша в силу малого своего житейского опыта сначала отнекивался: он и не подозревал, что после изнуряющей дневной жары может выпасть холодная ночь. Николай Иванович настоял и теперь Миша был ему благодарен…
       Из темноты в освещенное пространство вдруг ворвалась лиса. Миша сначала принял ее за собаку, но потом разобрался. Лиса вытянула хвост струной, и бежала впереди комбайна, беспрестанно озираясь. Животное было сильно напугано.
       Миша притормозил.
       -Ну, беги, беги, не бойся.
       Лиса почему-то не выбегала из освещенного круга. Тогда Миша на несколько секунд выключил свет, а когда вновь включил, то лисы уже не было.
       Накануне на стане бригадир сказал, что, по всей вероятности, уборочная вот-вот закончится, не исключено, что управятся и к утру. Если, конечно, комбайнеры не подкачают и не проспят ночь где-нибудь в кустах.
       -Не подведем, Илья Петрович, - дружно заверили механизаторы.
       -Ну и лады. А по нашему хозяйству мы первые.
       Люди обрадовались:
       -Может, премию какую начальство подкинет нам за труды наши героические, а, Петрович?
      -Вполне возможно. По крайней мере, разговор такой был. Так что делайте выводы.
      -Это ж другое дело!
               
                ***
       Занимался рассвет. Стало видно соседние поля, сплошь утыканные соломенными копешками, комбайны на них. Почти все они уже стояли на приколе. Видно, комбайнеры управились со своими делами.
       Заканчивал и Веселов. Ему осталось добрать два валка. Да и те были какие-то куцые и хилые. Миша заглянул в бункер: зерна в нем на треть, полный с этих валков ему не набрать и поэтому разгружаться нельзя. Придется   везти зерно на стан, а там уж начальство пускай решает, что с ним делать.
      Последний валок кончился прямо в середине поля. Миша дождался, когда комбайн пережевал остатки, потом выключил подборщик, поднял его, освободил копнитель от соломы и на хорошей скорости двинулся к лесополосе. Поле было довольно ровное, комбайн почти не раскачивало, и Миша доехал скоро. Он развернулся в сторону стана и заглушил двигатель…
       И тут он услышал тишину…  Ну да, именно услышал. Тишина ведь не бывает абсолютной. Такая тишина- мертвая тишина. Настоящаяя - полна звуков и жизни. Она состоит из едва ощутимого ветерка, шороха листьев, робкого пения птиц, петушиной переклички, утробно - теплого мычания коровы, скрипа калитки, тихого покашливания… Настоящая тишина еще и вкусно пахнет. Она пахнет утренним дымком, грибами, сеном, свеженадоенным молочком и еще бог знает чем, но, тем не менее бесконечно дорогим и милым.
       В городе такой тишины не бывает, такая есть только там, где много природы, где жизнь человека тесно с природой переплетена и ею же и направляется.
       Мише пришли на ум чьи-то стихи:
                Умоляю, умоляю: не пугайте тишину,
                Я сейчас ее увижу, я ей «здравствуйте» скажу.
                Вон она - идет оврагом, заглянула к нам во двор,
                Ей приветливо и нежно машет хвостиком Трезор,
                Петушок взлетел на плетень, закричал: ку-ка-ре-куу!..
                Умоляю, умоляю: не спугните тишину!
      
       Миша облокотился на руль и задумчиво глядел перед собой… Господи, сколько же перелопачено трудолюбивыми крестьянскими руками!  В самом начале  уборочной Миша даже сомневался, что люди в состоянии одолеть такую прорву дел. Полей не меряно, да каких: от горизонта до горизонта. 
       А ведь справились, одолели. Порой техника не выдерживала, ломалась, рассыпалась прямо на глазах, а люди выдюжили, до конца довели дело. Хотя и ругались, и начальство по косточкам разбирали и костерили, на чем свет стоит.
       И он, Миша Веселов, городской мальчишка, только начинающий жить, причастен к этому великому труду, и его махонькая, скромная частичка есть в том великом. И того же Переверзева. Ругали его, ругали, а он перестал дурить и вдруг вышел на третье место!  Первые они с Капиносом, потом Потапов со своим сыном. Троицу замкнул Переверзев.
       Вот так, дорогие товарищи.
       Тихая, светлая радость наполняла Мишу, просилась наружу. Ему хотелось раскинуть руки в стороны и закричать, сколько хватит сил:
       -Люди, вы хорошие, я люблю вас!
       Зашевелились дремавшие комбайны, один за другим выруливали на дорогу и уходили к стану. Похоже, бригадир оказался прав и уборочную закончили этой ночью. Постарались комбайнеры, не подвели: Миша сам видел, что ни один комбайн, которые были в поле его зрения, ночью не стоял. Разве только под разгрузкой.
       Кто-то фарами посигналил Мише: давай домой. Скорей всего это старший Потапов. Миша мигнул в ответ: мол, вас понял, становлюсь в кильватер.
       Только он собрался завести комбайн, глядь, со стороны Центральной усадьбы на всех парах мчится «летучка.»  У Миши екнуло сердечко: в кузове он разглядел Свету.
       Машина, подняв густую пыль, резко затормозила. Из кабины высунулся все тот же лихой Васька.
       -Эй, пацан! - закричал он. - Все на стан дернули! А ты чего ждешь? Шамовку мы не привезли, на стане перекусишь! Уборочная того, кончилась! Так что извини: вечером сабантуй намечается!
       Васька явно имел зуб на Мишу. Он догадывался, что из-за Светы. Девушка сидела в кузове на бортовой скамейке и поглядывала на Мишу.
       -Миша, мы завтрак не привезли, - сказала она виновато. - Ты, наверное, хочешь есть?
       Веселов отрицательно покачал головой.
       -Нет, Света, не беспокойся.
       -Ты сейчас на стан?
       -На стан.
       -И я тоже, - почему-то добавила девушка.
       Машина яростно взревела и помчалась к стану. Миша тронулся следом.
       Сабантуй… Праздник окончания труда и отдохновение от тяжких дел. До приезда сюда Миша и слыхом не слыхивал о таком празднике. А сабантуй будет точно. Не зря тетка Настя и ее подручные не уехали вчера домой, ночевали на стане. Выходит, заранее все знали и готовились.
       Сабантуй проведут на лимане. Это Миша знает от Рината. Есть там живописные кусочки: и в теньке посидеть можно, и искупаться, если у кого появится желание.
       Будет, конечно, начальство. Будут речи, поздравления, будут награждать самых- самых. А по Мише, все на стане самые-самые, всех надо награждать и чествовать.
       На стан он приехал одним из последних. Тут уже царила предпраздничная карусель, все крутилось и вертелось и деятельно готовилось к радостному событию: звучала веселая музыка; на базу забивали овец, загодя для такого случая припасенных и усердно откармливаемых; надраивалась и без того чистая посуда; скоблились столы и лавки. Несколько мужчин полынными вениками усердно мели улицу…
       Всей этой кутерьмой руководила тетка Настя. Она, распаренная и красная лицом, то и дело выскакивала из кухни-мазанки, отдавала какие-то распоряжения и ныряла обратно.
       Мише встретился Ринат. Он был уже под хмельком. С его бронзового лица не сходила блаженная улыбка. Миша спросил его, не видал ли он бригадира.
       -Где-то тут был, - ответил тот. - А, да вон он, на току.
       Миша пошел навстречу бригадиру. Они поздоровались. Шишлянников как всегда был невозмутим и деловит.
       -Отработал, Миша? Все нормально?
       -Да, все нормально, Илья Петрович.
       Он сказал бригадиру, что у него в бункере зерно, и спросил, как с ним поступить. Илья Петрович подумал немного и разрешил ему выгрузиться прямо на току.
       -А я потом тебе этот бункер запишу.
       -Не надо, Илья Петрович, - махнул Миша рукой. - У меня его немного, половина бункера не наберется.
       -Ну, хорошо. Разгружайся, ставь комбайн на прикол и отдыхай.  Капинос обещал быть к обеду. И гляди, не проспи сабантуй.
       -Не просплю, Илья Петрович.
       Разгрузившись, Миша загнал комбайн под навес и вдруг почувствовал, что ему очень хочется спать. Он понимал, что в Красном уголке поспать ему не дадут. Тут он вспомнил про ток. Не про тот, куда свозили зерно, а про другой, где хранились зимние запасы соломы и сена. Ток этот располагался метрах в пятистах от стана и был огорожен низким заборчиком. Лучшего места для отдыха было не найти.
      Уже неподалеку от тока на Мишу дохнуло таким густым разнотравьем и свежим сеном, что он чуточку захмелел. Он выбрал не очень большую скирду, забрался на нее по грубо сколоченной, корявой лесенке и, раскинув руки, опрокинулся на спину…
       Несколько секунд он рассматривал чистое, голубое небо, прислушивался к себе: хорошее настроение по-прежнему не покидало его. А потом внезапно  провалился в чернильную темноту.
       Миша спал. Лицо его хранило улыбку самого счастливого на свете человека.
      

    АВГУСТ 2021 г.                ОКОЛОТИН.