Мемуары Арамиса Часть 196

Глава 196

В середине февраля 1659 года произошло событие, открывшее перед Фуке путь к ещё большему могуществу. Сервьен, такой же в точности суперинтендант финансов, как и сам Фуке, скончался, и его должность осталась вакантной. Мазарини мог бы выгодно продать эту должность, но он понимал, что в этом случае он пустит во власть ещё одного человека, даст ему чрезмерное влияние на финансы, а, следовательно, и на политику. Претендентов на эту должность хватало, но никто из них не вызывал достаточного доверия. Мазарини подумывал о том, чтобы назначить на эту должность другого своего ставленника, Жана-Батиста Кольбера, но его остановило одно весомое соображение. Он видел уже, что Фуке, который поначалу был полностью человеком кардинала, со временем обрёл такую влиятельность, что она уже весьма сильно ослабила подчинённость его кардиналу. Мазарини отлично помнил об ошибках Ришельё, который содействовал успеху некоторых своих протеже, таких, как Шале и Сен-Мар, и отлично помнил также и о том, что эти протеже встали на путь заговора с целью свержения своего благодетеля. Выпускать Кольбера из-под своего влияния было опасно, он должен был оставаться при кардинале и при необходимости выполнить функции цепного пса, который мог бы разорвать Фуке. С этой целью Король Людовик XIII держал при себе де Тревиля, чтобы Ришельё всегда помнил о том, что у Короля имеется человек, способный арестовать первого министра.
— Не будем учиться на своих ошибках, поскольку всегда есть возможность учиться на ошибках чужих! — сказал себе Мазарини. — Не занять ли мне самому эту должность?
Мазарини глубоко задумался.
— Нет, невозможно! — возразил он своему отражению в зеркале. — Недалёкие парижане решат, что я хочу их ограбить, и, пожалуй, не привело бы это к третьей Фронде!
Действительно, недовольство финансистами со стороны населения уже почти превзошло недовольство иностранцем-министром, которое Мазарини ощущал на себе ещё столь недавно. Если ненависть к финансистам пока ещё распространялась на многих, то, будучи сфокусированной на проклятом иностранце, она вновь подхлестнёт волну активной ярости.
Кроме того, Мазарини подумал, что между хаотической лавиной транзакций и авторитетом первого министра должен существовать непроницаемый заслон, мостик, который при необходимости можно сжечь, не оставив никаких следов. В случае возникновения третьей Фронды ей можно было бы скормить Фуке и его подельников, оставив персону Мазарини незапятнанной. Доходы государства за два года вперёд были уже потрачены, взрыв ситуации был в любом случае неизбежен, имя кардинала ни при каких обстоятельствах не должно было бы упоминаться в связи с неминуемым разбирательством этих дел.
«Буду заниматься политическими делами и военными, этого для меня уже слишком много, деньгами пусть занимается Фуке, — решил Мазарини. — Какими бы важными не были финансовые дела, я должен поберечь свои силы на самые неотложные задачи».
Таков был Мазарини: даже отказываясь от очередного аппетитного куска государственного пирога, он находил самые возвышенные и благородные мотивы своим поступкам, причём находил такие возвышенные аргументы, которые было жалко тратить лишь на удовлетворение собственного самолюбия. Он решил поделиться этими соображениями с Королевой-матерью, лишний раз напомнив ей о том, как тяжело ему управляться со всеми государственными задачами, и какие возвышенные жертвы он приносит делу укрепления трона для её сына.
Королева не оценила словесных хитросплетений кардинала.
— Сир, вы всегда принимаете верные решения, — равнодушно ответила она. — Если бы вы сказали, что эта должность должна быть занята вами, я бы безусловно согласилась с вами, но если вы утверждаете, что её должен занять кто-то другой, значит, так тому и быть.
Мазарини испугался той лёгкости, с которой Королева допускает, что на эту важную должность может быть поставлен случайный человек. Он даже не обратило внимание, что речь велась не о случайном человеке, а о человеке по его личному выбору. Его до дрожи напугало слово «другой», которое Королева произнесла столь спокойно. Ему вдруг подумалось, что кто-то «другой» может в какое-то время стать и первым министром Франции, и Бог знает, чем или кем ещё!
«Надо будет рекомендовать Королю, чтобы после меня он никого не назначал первым министром! — подумал он, остро понимая, что ему не так уже долго осталось жить на этом свете. — Другой суперинтендант! Это слишком опасно! Этого не должно быть!»
— Я хотел предложить Королю не назначать второго суперинтенданта финансов, — сказал Мазарини, отлично понимая, что его мнение будет принято, как окончательное. — Господин Никола Фуке прекрасно справляется с задачей обеспечения поступлений средств в казну, а для того, чтобы их расходовать больших талантов не требуется. Часть функций покойного Сервьена перейдут к нему, благо, он ими уже занимался и ранее, а самые важные расходы буду контролировать я лично.
— Идёт ли мне это колье, Джулио? — спросила Королева. — Я уже целую вечность стою перед вами в нём, а вы, кажется, его не замечаете?
— Ваше Величество, никакое колье не сможет оделить вас ещё большей красотой, нежели та, которой оделил вас Господь! —воскликнул Мазарини. — Это колье должно благодарить Создателя за то, что оно удостоилось чести пребывать на вашей обворожительной груди.
— Почему же вы сразу же не сказали мне об этом? — спросила довольная Королева.
— Я оттягивал счастье этого признания на конец нашей беседы, не смея обсуждать с вами столь низменные вопросы, как вопросы финансов и управления ими, после того, как все мои чувства уже настроены на мотивы восторга, который я неизменно испытываю, находясь рядом с Вашим Величеством и имея счастье лицезреть Вас в добром здравии и во всеоружии вашей неотразимой красоты.
— Джулио! — кокетливо возразила ещё более польщённая Королева. — Но ведь я уже далеко не молода!
— У прекрасных женщин нет возраста, а у женщины, которую любишь всей душой, и которой хочет посвятить всю свою жизнь, возраст всегда самый привлекательный! — порывисто воскликнул Мазарини и поцеловал руку Королеве.
Надо сказать, что чувства, которые Мазарини питал к Королеве, были взаимными и весьма трепетными. У меня нет никаких оснований считать, что Королева и кардинал не любили друг друга искренне и беззаветно. Эта любовь, начавшаяся с простого делового партнёрства, подкрепляемая взаимными похвалами и комплиментами, расцвела сильнейшим чувством тогда, когда им пришлось расстаться, поддерживая связь лишь в письмах. Эти письма отправлялись по нескольку раз в день, и ответные письма не заставляли себя ждать. Страсть, постепенно разгоревшаяся между этими двумя людьми, находившимися на самой вершине власти во Франции, была неподдельной и постоянной, она была бы достойна пера лучших поэтов и драматургов.
Итак, Мазарини принял решение, после чего Фуке стал единственным суперинтендантом финансов. Это решение было ратифицировано королевским указом, отмечающим его самоотверженность и ценные услуги в прошлом.
Действительно, Фуке добывал весьма большие суммы, в том числе, делая миллионные займы от своего собственного имени.
Оставшись единственным суперинтендантом финансов, Фуке развернулся ещё шире. Надо сказать, что он имел весьма большие связи в сфере торговли и флота, а также свои интересы в таких коммерческих предприятиях. Унаследованные им от отца доли в разнообразных таких предприятиях, основанных ещё при Ришельё, давали ему доходы от торговли с Северной и Южной Америкой, Африкой и Азией. Многие из этих предприятий находились в бретонских портах. Фуке выкупил доли некоторых компаньонов и расширил этот бизнес, инвестируя существенные суммы в новые коммерческие предприятия, имеющие базы в Бретани. Там же, в Бретани, он скупил крупные земельные владения. Для охраны торгового флота от пиратов потребовалось снарядить военные корабли, хорошо вооружённые пушками, обладающие быстроходностью и управляемые отважными командами во главе с верными ему капитанами. Эти военные корабли со временем расширили свои функции, от охраны собственного торгового флота до каперских открытых боевых действий против кораблей недружественных стран с целью грабежа. Номинально эти пиратские корабли, называющиеся приватирами, были приписаны к портам Португалии, но фактически действовали в интересах Фуке. Они грабили английские, голландские и испанские торговые суда у западных берегов Франции. Фуке вооружал эти корабли и получал доход от этого грабежа. Корабли заходили для пополнения припасов и мелкого ремонта во французские порты, в том числе в порт Конкарно, губернатором которого был один из шаленских родственников Фуке, а также на остров Йё, принадлежавший благородной бретонской фамилии Рьё д’Ассерак, тоже постоянным партнерам суперинтенданта.
Оснащение и содержание приватирских кораблей было делом выгодным, так что им занимался не только Фуке.
Мазарини, Гюг де Лионн и Абель Сервьен также участвовали в приватирстве.
В сентябре Фуке пожаловался мне на одну проблему.
Дело в том, что приватирская деятельность стала раздражать Мазарини, который до сих пор попустительствовал ей, но лишь до тех пор, пока не почувствовал, что сам он на ней теряет доходы от таможенных пошлин. Дело в том, что приватиры грабили те корабли, которые направлялись в порт, контролируемый кардиналом, так что он лишался таможенных пошлин от тех кораблей, которые прибывали в порт совершенно ограбленными, или вовсе возвращались обратно, откуда прибыли, даже не дойдя до берегов Франции.
— Следует отказаться от приватирской деятельности вблизи маршрута, по которому идут корабли, предназначенные для ограбления кардиналом на таможне, — предложил я. — Переместите ваши корабли в другие локации.
— Но моя база находится на острове Йё! — возразил Фуке. — Кораблям придётся далеко ходить от мест охоты до базы, это резко повысит опасность этой деятельности!
— Избавьтесь от острова Йё, —посоветовал я. — Продайте его, и купите что-нибудь другое.
—Груа? — с презрением спросил Фуке.
—Нет, я имел в виду что-нибудь получше острова Йё, — возразил я.
— Что может быть лучше? — спросил Фуке. — Иль де Рё? Арс-ан-Ре? Иль д’Олерон?
— Ну, не настолько лучше! — ответил я со смехом. — Такую недвижимость так просто не купить!
— Сен-Маргерит? Ило-де-Лион? —продолжал Фуке, явно рассчитывая поднять меня на смех.
— Бель-Иль, — мягко сказал я.
Фуке подпрыгнул на месте.
— Бель-Иль? — удивился он. — Полагаете, это возможно?
— Я берусь поговорить с Полем де Гонди и убедить его, что ему нецелесообразно оставаться хозяином этого острова, — ответил я. — Он недавно вернулся из изгнания, ему едва удалось помириться с королевским домом, ему нужны друзья в окружении Короля, его желание стать кардиналом наконец-то сбылось три года назад, но Мазарини может посадить в Бастилию и кардинала де Реца, если он будет проявлять норовистость. Так что Гонди ищет дружбы с Мазарини, и кое с кем ещё. У меня есть некоторые друзья, к чьему мнению Гонди прислушивается. А эти мои друзья с некоторых пор весьма снисходительны к моим просьбам.
— Вы уговорите Гонди продать мне Бель-Иль?! — воскликнул Фуке.
— Берусь это сделать, — сказал я. — Правда, это будет дороже, чем вы выручите от продажи острова Йё… Я полагаю, что Гонди запросит полтора миллиона ливров.
— Плевать! — воскликнул Фуке. — Я соберу нужную сумму!
—  Не давайте больше, чем миллион триста тысяч, — предостерёг я Фуке. — Он согласится. Он нуждается в деньгах, а купить этот остров никто другой кроме вас или Короля не сможет.
— Если вы поможете мне с этой сделкой, я для вас сделаю… Господи, что я могу для вас сделать? — спросил в восторге Фуке.
— Мне кажется, что должность ванского епископа стала вакантной, так что если вы замолвите словечко Мазарини и Королеве, — сказал я. — В этом случае я полагаю…
— Ни слова больше! — воскликнул Фуке. — Вы будете епископом ванским, или я не Фуке!
— Вы – Фуке, и Бель-Иль будет ваш, — ответил я. — Гонди даст своё согласие через два дня. Я увижусь с ним на одном приёме, где он будет, а также там буду я.
Итак, моими усилиями в 1658 году у Фуке появилась возможность приобрести великолепно расположенный остров Бель-Иль, который легко можно было превратить в неприступную крепость, из которой можно было контролировать часть побережья Франции, и в которой при необходимости можно было укрыться от преследования сколь угодно сильного суверена, играя на противоречиях держав, имеющих интересы в ближайших водах. Этот остров охранял подходы к заливу Киберон на южном побережье Бретани и являлся идеальной базой для приватирских предприятий. Возможность приобретения этого острова воодушевила Фуке, хотя средств для этой сделки у него поначалу недоставало. Но, как он и обещал, он собрал нужную сумму, которую необходимо было добавить к средствам, вырученным от продажи острова Йё. Эта покупка стала отвечала одновременно и государственным, и частным интересам Фуке.
Я убедил Фуке, что Бель-Иль следует превратить в неприступную крепость со своим фортов, с крепостными стенами и пушками в ключевых местах на этих стенах. Я взялся составить чертежи будущей крепости.
Ещё до того, как началось строительство, я уже был епископом ванским. Мазарини от души поздравил меня с этим событием. Хитрый кардинал всегда ценил людей не по их заслугам или винам, а по тому, насколько они могут быть ему полезны или же опасны в будущем, а во мне он сразу же распознал такого человека, с которым лучше дружить, нежели враждовать.
Стратегическое положение острова было чрезвычайно выгодным, поэтому не удивительно, что Мазарини желал видеть его в надежных руках. Кардинал посчитал, что Фуке вполне достоин совершить это приобретение. Известные мне люди из Ордена убедили кардинала, что в результате этой сделки, возможно, когда-нибудь в недалёком будущем этот остров перейдет кое-кому из наследников Мазарини, но было бы крайне разумно сначала предоставить Фуке осуществить на этом острове необходимые работы по его обустройству, включая укрепление порта и возведение крепостных стен. Кардинал ещё не столь сильно страдал от своей болезни и вполне рассчитывал даже на то, что сам когда-то станет хозяином этого острова, или, по крайней мере, будет управлять им через послушного ему Фуке. Таким образом, королевский указ от августа 1658 года санкционировал приобретение острова Фуке. Этот указ также наделял его полномочиями предлагать кандидата на должность губернатора Бель-Иля. Фуке было разрешена постройка на острове укрепления и содержание гарнизона.
Я понимал, что Фуке, для приобретения острова и для постройки на нём укреплений снова прибегнул к займам.
— Боюсь подумать, каким образом и когда вы сможете возвратить все эти долги! — сказал я как-то ему.
— Всякое обязательство, которое не устанавливает жёсткие сроки исполнения, ничтожно, — безмятежно ответил Фуке. — Долги платит слабый, сильный же попросту переносит срок платежа на более позднюю дату, в крайнем случае соглашаясь на увеличение суммы на разумные проценты.
— Но ведь рано или поздно придётся… — попытался возразить я.
— Между «очень не скоро» и «никогда» не такая уж большая разница, особенно, если учесть, что все мы смертны, и все под Богом ходим, — философски произнёс Фуке. — Кроме того, вы ведь не могли не заметить, что мои возможности по оплате тех или иных сумм стремительно возрастают. То, что несколько лет мне казалось значительной сумм, сегодня для меня безделица. Так что, вероятно, то, что сегодня мне кажется значительным, будет безделицей в будущем.
— «Куда только не взберусь»? — припомнил я девиз на гербе Фуке.
— Да, дорогой друг, именно так! — с искренней весёлостью ответил Фуке.
Я запомнил этот момент, поскольку хотя Фуке почти никогда не унывал и всегда демонстрировал юмор и оптимизм, мне кажется, что никогда ни раньше, не после этого случая я не видел его столь счастливым. Он не был таким весёлым даже накануне своего вступления во второй брак. Даже при получении поста суперинтенданта финансов. Даже при получении должности генерального прокурора и даже при получении известия, что второго суперинтенданта финансов уже больше никогда не назначат, так что он, Фуке, будет единственным.

(Продолжение следует)