Великий математик

У меня с математиками-алгебрами-геометриями всегда было более, чем плохо. Мой мозг просто отказывается мыслить материальными и числительными категориями. Но будучи школьницей, мне позарез захотелось выпуститься с жёлтой медалью, и я, понимая, что своим разумением математические премудрости не освою, принялась доставать папу, он-то был головастый во всех науках. Папа при свете керосиновой лампы - тогда у нас часто отключали свет - прилеплял кучу пластилина к круглому основанию, брал мамины спицы и что там ещё было под рукой, и выстраивал пирамиды-многогранники, и мы глядели на них, щупали линейками и доказывали теоремы. Потом тсж-люди включали свет, волшебство рушилось и теоремы почему-то переставали доказываться.

Жёлтую медаль я-таки получила, и красные дипломы тоже, но вот почему-то, несмотря на свой синдром Коробочки, все они сгинули. Крышки от всех открученных за всю жизнь банок у меня хранятся, разрозненные, по большей части дырявые, носки тоже, а вот медали-дипломы - не-а.

Может, потому, что я сразу, как ступила своей молодой ногой за порог университета, поняла, что миру плевать на мои эти самые «учебные достижения»? Никто никогда - ни разу! - не попросил меня показать медаль или дипломы. Или, на худой конец, ту газету 1998 года выпуска, где я в пошитом мамой зелёном бархатном платье и с самодельной диадемой на голове, вот-вот школьная выпускница,  отвечала на занудные вопросы интервьюера для статьи, называющейся чем-то вроде «Гордость нашего края». Мелкая просто была - 11 классов закончила в 15 лет, и они все одолевали меня своим любопытством.

Гордость края позже озврослилась,  озлобилась и уверилась в том, что миру плевать на академические достижения. И что медали и дипломы не годятся даже для того, чтобы вытирать ими попу - уж больно жёсткие.

И потому, заимев сына, я никогда не настаивала на оценках и успеваемости - я просто перегорела. Разочаровалась. Разуверилась в нужности этого. Да и какой прок? В моё время медаль была весомым плюсом к карме, позволив нашей семье обучать меня в любом вузе страны. Бесплатно. В 1998-2003, с их турбулентностью, это было более чем актуально. А что сейчас золотая медаль? Она потеряла не только былое звание показателя реальной успеваемости, но и ранее сопутствующие ей бонусики.

Я не парюсь теперь насчёт учёбы своего ребёнка. Я готовила его к школе, как ответственный родитель. Даже с математикой, - папы моего уже не было, так что пришлось разбираться самой. Разобралась. И даже не в подготовительной, а в старшей группе мы с сыном перебрались через десятки, идущие через сотни, и освоили уравнения. У нас сохранилась та тетрадь, толстая-претолстая, в которой от руки я давала ему, шестилетнему, указания «Реши пример: 76 - 15 + 8». Или «В посёлке построили дом в 2 этажа. Всего в доме 12 окон. Сколько окон на каждом этаже, если известно, что на одном этаже на 4 окна больше, чем на другом?» В шесть же лет просила его писать сочинения, копирую одно (орфография и пунктуация автора сохранены):  «Наступило лето. Ярко светет солнышко. Весело поют птицы. Я плискаюсь в море и мне хорошо. Я люблю лето!!!»

Русский-то ладно, русский не знать у него шансов не было, имея маму-говорящую-голову, с первого дня жизни заваливающую его книгами и требующую описать картинки,  и не просто как-нибудь описать, а чтобы перед существительным непременно стояло прилагательное (не «фонарь», а «жёлтый фонарь), а рядом с глаголом - наречие (не «бредёт, а «грустно бредёт»). Но осознав, что он и в математике смышлён, не чета мне, я стала довольно потирать ручонки, да и он тоже, предвкушая, как сейчас поразит первую учительницу своими знаниями.

Но первая учительница, видимо, в тот день была не в духе, или ей палец на ноге прищимило дверью, а, может, изжога замучила, но она обратилась к нему перед всем классом «Ну давай, великий математик, удиви нас всех». И всё, с тех пор как отмерло. С тех пор - семь лет уже - математика самый ненавистный предмет. Я подсунула тут ему на днях эту тетрадку с садиковских времён - так вот, он не может решить то, что решал семь лет назад. Обидно? Обидно, очень. Нам, учителям, надо быть внимательнее с тем, что мы говорим детям. Для нас - просто вылетевшее слово, для них - крах надежд.

Моей маме 72 года, но она до сих пор помнит эпизод, приключившийся с ней в 13, на уроке истории. Она была немного уставшая - до школы-то нужно было идти четыре километра, на пустой желудок, не из особо сытой семьи она была - и вот начала она пересказывать параграф, и учитель сказал ей «Тебя что, мешком по голове ударили? Погромче не можешь говорить?». И всё, у любознательной от природы мамы тягу к истории как отрубило. Навсегда.

Так что историком она не стала, но стала врачом. И вот с высоты своих врачебных лет, она рассказала мне про такую штуку - ятрогенные заболевания. Это заболевания, ненамеренно спровоцированные у пациента медицинским работником. Они реально существуют, задокументированы и запротоколированы. Да, такая вот штука - одно неосторожное высказывание врача «У Вас, пациент, кажется, рак» имеет все шансы развиться в настоящий рак у этого пациента, у которого-то и не рак вовсе был до обследования доктором, а мелкая и неопасная грыжа. А после слов врача - и правда развивается рак, а это уже совсем не мелко и очень даже опасно. «Иными словами, под ятрогенией понимается «брак медицинской работы», - так говорят интернетные энциклопедии.

Брак медицинской работы. Брак учительской работы. Вот так всё просто и быстро - пара необдуманных слов, а на выходе получаются поломанные люди с поломанными судьбами. Может, и не так уж я не права в своём любимом «Zip-zip-turn» в ответ на шалости учеников, что есть буквально «Рот на замочек, дважды, и запереть рот ключиком, ну так, на всякий случай». Может, и правда, часто лучше промолчать, чем вымолвить.

…Что я буду делать со школьной успеваемостью сына? Да ничего не буду делать. Мои надежды ведь так же сломлены, как его. Грустно? Было. Теперь уже нет. Завела вот новую тетрадочку, ещё более толстую, буду придумывать новые задания и подсовывать ему. Ничего, прорвёмся.