О победах и поражениях

    Есть у побед такое свойство – они иногда опьяняют. И это естественно – потому, что победа несёт меньше пищи для размышлений, чем поражение. Вот смотрите: состоялись, допустим, гонки, победители стоят на пьедестале с надписями 1,2,3, и поливают друг друга шампанским – какую информацию мы о них имеем? Каждый показал свой уровень, и о том, кто на третьем месте, мы знаем, что есть, по крайней мере два человека, которые могут ехать быстрее его. О втором мы знаем, что есть по крайней мере один человек, который может быстрее. А о первом мы не знаем по этому вопросу ничего: может, есть на этом свете ещё люди, которые могут быстрее него, а может, и нет. Может, тот результат, который он показал, и есть самый высший, какой только может быть на такой трассе при таких условиях. Мы этого не узнаем без других гонок, и пока мы этого не имеем, мы можем только гадать.
    Этот эффект и отличает победителя от всех остальных вместе взятых: их «изъяны» мы уже увидели, а его «изъянов» не видим. Он как бы окружён по этому вопросу для нас туманом (белым, чистым, и загадочным), и в таком положении приятно купаться в лучах славы – победа как бы идеализирует победителя.
    Впрочем, гонки, наверное, не самый яркий пример. В них мы имеем таблицу результатов, в которой время каждого уже отмечено, и по этому времени мы можем хотя бы теоретически о чём-то судить. Более яркий пример на ринге. Там всё ещё чётче (в плане различия между победителем и побеждённым): победитель стоит, побеждённый лежит, а не какие-то циферки в таблице зачёта (обычно очень-очень близкие друг к другу).
    Заставил противника упасть раньше, чем он тебя – победил. И может, твой уровень чуть-чуть оказался выше его, а может и несоизмеримо – тут разброс мнений куда больше может быть (цеферок-то нету). И в этим разбросе мнений ты можешь превосходить в представлениях фанатов другого в любое количество раз, в какое им нравится верить, а все рассуждения об этом будут считаться субъективными.
    Прошел турнир, кто-то вышел полуфинал, кто-то в финал, а кто-то победил. Все встали каждый на своё место: о ком-то мы теперь знаем, что его могут побить такие-то и такие-то, о ком-то, что только такой-то, а ком-то не знаем ничего. Может, ему повезло, и противник допустил ошибку (которую больше не допустит и всё стабильно будет иначе), а может, он действительно сильнее всех несоизмеримо и рядом с ним никто и не стоит – мы этого не знаем. Всё отсекается результатами турнира, по которым кто-то засветился со своими изъянами, а кто-то купается в лучах славы, которые слепят так, что за ними ничего не видно. Остальное становится просто домыслами, которые у каждого могут быть свои, и на стопроцентную объективность претендовать не могут. Так что более агрессивный вид спорта получается более чётким только в плане наглядности победы, а вот в плане анализа он может быть более мутным.
    Полезно ли видеть свои изъяны? Полезно (если хочешь трезво оценить, сколько тебе ещё работать над собой, если хочешь почаще побеждать), И побеждённых такое видение заставляет лучше над собой работать, и бдительнее искать причины своих поражений (если без они не понятны), а вот у победителей такое видение немного затуманено. Им надо больше сил приложить, чтобы заставить себя искать какие-то изъяны (которые, может есть, а может, и нет), и их не подстёгивает удар в виде поражения, который должен заставлять их что-то искать.
    А теперь давайте подумаем: вот болеешь ты, допустим, за того, кто победил. Ведь это в каком-то смысле и твоя победа тоже – тем, что доказал «иноболельщикам», что они неправильно мыслят (в отличие от тебя, сделавшего правильные ставки). И чем на больший порядок ты их умнее, тем тебе приятнее, А значит, тебе приятнее так же и от мысли, что твой чемпион сильнее остальных не чуть-чуть, а на как можно больше. Приятнее она и самому чемпиону. Поэтому победы и пьянят.
    Аналогичная проблема может быть и в политике. Вот случилась, допустим, у какого-то народа беда – пришёл он к режиму, в котором поверил, что они высшая раса, а остальные недолюди, которых надо утилизировать. Вот только о том, что это беда, он не знает; он думает, наоборот, что беда у других, а у него-то всё хорошо, и надо дальше-больше в том же духе (и в этом отдельная беда). Ну так ещё бы – жил кто-то, и не знал, чтобы ему такое сделать-то, чтобы важным себя почувствовать, и тут вдруг появился умник, который быстро и легко решил эту проблему: «Ты, – говорит, –  высшая раса – вот и гордись этим!» И все сразу радостные – повод гордиться привалил, и кричат в восторге «Хай фюрер!». Понапринимали законов, запрещающих думать иначе, и вперёд в бой – за «великое дело» (как они думают) ратовать.
    Допустим, есть в этом обществе контингент, который совсем не спешит принимать такую идеологию. Он считает, что считать себя важным надо заслужить. Надо добиться чего-то в жизни (и не мешая жить другим при этом), и вот тогда только на основании этого чувствовать себя важным. Но только вот напрямую говорить об этом им, допустим, уже страшно – в концлагерь можно угодить за несоответствие принятой идеологии, и вот они просто притихли и подпольно молчат о своём (ну или что-то там в полголоса эзоповым языком пытаются выразить). И они даже могут нехотя где-то изображать принятое приветствие «хай фюрер», но в душе всё равно плюются и остаются при своём (называются диссиденты).
    Есть у дисисидентов одна ценность: для них правда – это правда, а победа – это победа, и не за всякой победой правда, но когда правда настоящая (которая не за всякой победой может быть), отнять её невозможно, даже если не будет победы. Потому, что живут они по принципу «не делай другому того, чего не хотел бы себе». И тогда на любую агрессию они бы смогли спросить: «А почему мы себе такого не позволяем, а вы позволяете?». А вот те, кто живут по принципу «Делай в отношении другого как раз то, чего ни в коем случае в отношении себя не позволяй», такого не могут, и пока они побеждают, им это и не страшно, но как только их победят, и будут делать в их отношении то же самое, они не смогут спросить «А почему вы это делаете?», потому, что не будет правды за ними в таком вопросе. И будет ответ на него «А потому, что вы позволяли», и возразить на это будет нечего. И вот противопоставляют диссиденты такие ценности нацистским, которые всем их принявших дают возможность важными себя чувствовать в обход всего остального, и чувствуют себя что-то значащими на основании этого.
    Какие методы есть у режыма (ну кроме репрессий) против таких диссидентов? Победы. Нужны быстрые, чёткие и головокружительные (для некоторых) победы. Одна страна завоёвана, другая, третья, (кого-то прямо сразу в день нападения), и всё это как подтверждение доктрины, что данная нация «могучая и великая». И эти победы выступают, как искушение для диссидентов бросить свою (непопулярную) идеологию, и принять вместе со всеми ихнюю.
    Забыть о своих ценностях, и влиться в толпу, ликующую от мысли о собственном величии, построенном на победах, и сделать вид, что всегда с ними и были, и они не заметят на радостях, и примут, как своего. А от своих единомышленников отвернуться. Ведь диссиденты (как и все остальные) – это же градация людей, одни из которых более-мене крепко держатся за свои убеждения, а другие только-только, и у последним повыгоднее цену предложишь, они и променяют. Так вот чем сильнее фактор опьянения, тем больше неадекватности в таком решении, но чем сильнее искушение, тем сильнее желание. И получается, что чем больше побед, тем больше искушения. И в такой ситуации вполне закономерен момент, что многие из тех, кто держатся за диссидентскую идеологию, поддадутся на искушение, и подсядут на иглу победомании.
    Испытание медными трубами ничуть не менее трудное, чем огнём и водой. Дай народу победы, и максимально возможная часть его бросит все свои старые ценности, и побежит за тобой.