Русь языческая. Сказ про Иву и Купаву

  Народ, не помнящий своего прошлого, не имеет своего будущего.
                В.О. Ключевский

    Среди живописных просторов,  возле изумрудных болот, зародился родник с чистой, свежей и  прозрачной водой. Родник дал жизнь звонкой речушке. Побежала речушка от своего истока, вбирая в себя талые воды весенних снегов и щедрые летние дожди. Окрепла в пути; стала заметной серебряной рекой.  Серебрянка  недолго плутала среди холмов и долин. Заприметив дивное озеро, окруженное дремучим лесом, с водами, цветом напоминающими родные болота, Серебрянка решила до моря не бежать. Расширилась, замедлилась и закончила своё путешествие, растворившись в озерной глубине мерным плеском волн.

  В старые-стародавние времена на высоком берегу серебряной реки остановилась охотники-собиратели.
Предкам Купавы приглянулись эти места. Сердцем чувствуя единение с природой, интуитивно постигая ее законы, древние люди нашли здесь свой дом. Этот уголок мира на берегу речки показался людям уютным и безопасным.
Спустя некоторое время, другая община пришла к берегам озера, куда впадала Серебрянка. Предкам Ивы приглянулся этот живописный край. Люди по внутреннему чутью выбирали для жизни лишь лучшие места, а любое дело вершили с основательностью и умом.

   Так возникли два поселения: Озерки, что раскинулись на берегах озера, и Заречье, приютившееся у реки. Версты четыре, да густой смешанный лес разделяли их. Лес – щедрый кормилец, дарующий кров, топливо и утварь. Добрые места выбрали для себя люди двух поселений, пришедшие из далёкой дали.
С лесом и водой связано множество легенд и преданий, полных таинственной силы. В давние времена вода и лес считались живыми, одухотворенными, местом обиталища духов. Эти древние верования и поныне живут в самой сердцевине славянской культуры.

  Середина изока (июня). Летнее солнце  стремится к зениту. Белогривые облака резвятся в лазурном небе. Воздух наполнен жарким душисто-травяным ароматом и несмолкаемым стрекотом изоков (кузнечиков).
Ива, молодой парень лет семнадцати, с утра проверил силки, и теперь, с добычей – парой зайцев – уверенно и споро возвращался по лесной тропе домой, в Озерки. После полудня его ждали на покосе.
Тёмные, густые волны волос спадали на широкие плечи, и, чтобы не мешали, были сдержаны очельем, тканевой повязкой, обхватившей голову. Открытое, тронутое загаром лицо излучало добродушие. Жизнь била ключом.
Вдруг, сквозь лесную тишину, прорезался женский крик. Мгновенно замер, и, определив в какой стороне кричали, Ива помчался на звук. Вскоре, меж деревьев, мелькнул синий сарафан и голубой платок. Незнакомка сидела на земле, рядом – опрокинутое лукошко, дно которого едва прикрывала спелая земляника. Согнувшись, она обхватила руками пострадавшую ногу и тихо стонала.
Парень, отбросив наземь зайцев, присел на корточки и осторожно взял девушку за щиколотку. Испуганная, она вздрогнула и попыталась отдёрнуть ногу.
– Не бойся, милая, – мягко проговорил Ива. – Дай посмотрю,  не сломала ли ты ногу.
Девушка молча позволила ему осмотреть стопу.
– Перелома вроде нет, – удовлетворённо хмыкнул парень и, собираясь отпустить её аккуратную ножку, невольно взглянул в лицо…  И замер, не в силах оторваться. Серый свет бездонных глаз коснулся самой души. Ива растерялся. Девушка нахмурилась; её ясные серые глаза мгновенно потемнели,  словно вода в озере перед ненастьем. Девушка, дёрнувшись, высвободила ногу из рук парня  и тотчас же натянула на ноги подол сарафана.
Ива встал. Огляделся. Вокруг ни души.
– Что ж ты одна в лес-то? Не страшно было? И что теперь с тобой делать, красавица? А мне ведь торопиться надо… – растерянно промолвил он, не сводя глаз с незнакомки.
– Оставь меня. Я сама как-нибудь управлюсь. Деревня моя недалече, там, за пригорком, на самом берегу речки, – быстро проговорила девушка и махнула рукой в сторону Заречья.
Ива усмехнулся: – Ну, если недалече, если за пригорком…
Собрал рассыпанные ягоды, вернул лукошко девушке. Привязав к поясу зайцев, помог подняться. Но стоило ей попытаться шагнуть, как боль пронзила ногу, и она, охнув, вновь осела на землю. Вдруг ее охватил страх. В глазах блеснули слезы, когда она взглянула на незнакомого парня – ей не хотелось, чтобы он брал ее на руки. Но и оставаться в лесу, полном неведомых опасностей, стало страшно.

   Ива, посмотрев на невысокую, хрупкую незнакомку и увидев непролитые слезы, застывшие в ее глазах, понял ее смятение. Бережно взял девушку на руки, велев ей держаться за шею. И хотя Купава казалась легкой, Ива, взбираясь на пригорок, ощутил, как сбивается дыхание. Опустив девушку на вершине холма на траву, спросил, ласково прищурившись: – Как зовут тебя, красавица? Надобно ж знать, кого спасал.
– Купава, – зардевшись, еле слышно ответила девушка, поправляя выбившуюся из-под голубого платочка прядь каштановых волос. – Я дальше сама пойду. Вот отдохну немного. Палку какую-нибудь принеси, если не трудно.
– Что выдумала! Донесу до самого дома, – протестующе проворчал Ива, но, встретив умоляющий взгляд, замолчал. «Не хочет, чтоб увидели, как чужой парень на руках ее несет…» Сбежал с холма и вскоре вернулся, держа в руках длинную, толстую палку.
 – Вот тебе подмога.
Купава поблагодарила, но, заметив возле крайнего дома двух ребятишек, попросила Иву уйти: – Ты уйди, а я потом мальчишек кликну. Не переживай. Не пропаду.

   Ива уж было хотел развернуться в сторону озера, чтобы поспешить на сенокос, где его, небось, заждались, но невесть что задержало его, словно какая-то невидимая сила сковала ноги. Какая-то сила притягивала его к Купаве, не давая отвести взгляд. Он смотрел на девушку и видел в её глазах нечто большее, чем просто благодарность и смущение, чем просто любопытство к незнакомцу. Что-то неуловимое, таинственное… то, что он не мог ни понять, ни объяснить. Но одно он знал наверняка: ему было невыносимо приятно ощущать её трепетное тело в своих руках, чувствовать её сбившееся дыхание.
– Меня зовут Ива, и я живу в Озерках, – произнес он, будто боясь разрушить волшебство момента.
Девушка улыбнулась в ответ и едва заметно кивнула.
– Так я пойду? – робко спросил он, будто желая услышать иное.
И вдруг оба поняли: если они сейчас же не расстанутся, то потом это будет сделать ох как сложно. Секунда колебания – и оба резко развернулись. Ива сбежал с пригорка и заторопился к своему дому. Она, опираясь на палку-костыль, сделала несколько шагов в сторону Заречья.
Убегая, Ива слышал, как Купава звонко позвала ребятишек.

   В круговороте летнего, полного забот послеобеденного дня Ива ни разу не вспомнил о Купаве. Вечером, смывая усталость в нагретой солнцем озерной воде, он поймал себя на мысли, что идти, как обычно, к Боянке, подружке, совсем не хочется. Сполоснув в озере соленую от пота рубаху (за ночь высохнет), Ива поспешил в родной дом. На столе его ждал заботливо приготовленный матерью ужин: кринка теплого парного молока и ломоть ржаного хлеба.
Уснул быстро, спал крепко, но проснулся раньше обычного. Черноту ночи лишь слегка тронула бледная кисть предрассветных сумерек.
Прислушался к мерному дыханию родителей. Поворочался на лавке, пытаясь уснуть, но неясное волнение прогоняло сон.
– Какой-то сон разбудил меня, – понял Ива и напряг память, пытаясь вспомнить, что ему снилось. Молодой, крепкий, здоровый парень редко видел сны. Но этой ночью сон был – приятно-волнующий душу и тело.
Выйдя из дома, Ива направился к озеру. Присев на корягу, устремил взгляд на светлеющий край неба. И раньше он наблюдал рассветы, но сейчас, завороженный, затаив дыхание, во все глаза смотрел на восток. Как он мог раньше не замечать этой чудной картины?

   Ежеминутно перед Ивой открывался новый, дивный мир. Природа ещё томилась в последних объятиях предутренней неги, в расслабленном покое. Но вот, незримый художник едва коснулся волшебной кистью края неба, и горизонт вспыхнул робким румянцем рассвета. Серо-однообразный туман над озером становился разноцветно- многослойным.  Проснувшийся ветерок шаловливо сбросил серую шаль тумана с прибрежного леса, и тот, словно очнувшись, преобразился – зазеленел, прихорашиваясь. Ветерок озорно взъерошил зелёно-изумрудные кудри деревьев, пробудил лесных пичуг.
Мир наполнился весёлым щебетом птиц, серебристым плеском рыбы в воде, тихим лесным шелестом. Звуки плавно сливались в единую симфонию утра. Полоска света становилась всё шире, и рассвет, пронзая прохладный воздух, наполнял его свежестью и чистотой. Озёрная гладь, словно храня утреннюю сладость сна, пряталась под зыбкой пеленой тумана. Но проснувшийся ветер уже щекотал водную гладь ласкающей рябью, разметая остатки тумана.

   Ива, завороженный таинством пробуждающегося дня, чувствовал свою неразрывную связь, слитность с этим райским уголком мира. Стараясь унять радостное возбуждение, он быстро зашагал по берегу озера. Вспомнился ночной сон: Купава… Нестерпимое желание её увидеть словно обожгло сердце. Ива даже посмотрел в сторону Заречья. «Где она? С кем она? Сладко ли спит сейчас?.. А вдруг…» – робко подумал Ива, – «А вдруг она не спит в эту минуту и тоже думает обо мне?»
Сбросив одежду, он с разбегу бросился в неуспевшие остыть за ночь изумрудные воды озера и с удовольствием поплыл, размышляя о том, как бы увидеться с Купавой.
Проснувшиеся отец и мать, глядя на плескающегося в озере сына, переглянулись и решили, что парня пора женить.
Вечером того же дня, за ужином, отец вдруг спросил сына о Боянке. Ива нахмурился, сразу поняв смысл этого вопроса: «Женить меня хотят», – мелькнуло в голове.
— Не знаю, — буркнул Ива, отворачиваясь. Молча доел ужин и отправился спать.
Отец с матерью переглянулись; спрашивать более ни о чём не стали.
На следующий вечер, воспользовавшись отсутствием отца, Ива сказал матери, что идёт навестить приятеля в Заречье.

   Приятеля он нашёл в оживлённом кругу молодёжи, которая, в отличие от старшего поколения, не спешила после напряженного летнего трудового дня на отдых; сил и задора хватало и на вечерне-ночные посиделки.
Купавы среди молодёжи парень не увидел. Сердце его болезненно сжалось, и светлые краски вечера потускнели.  Подойдя к приятелю, он, не тая волнения, рассказал о своей лесной встрече и спросил о Купаве: вернулась ли она, здорова ли? Услышав, что с девушкой всё в порядке, Ива на миг почувствовал облегчение. Однако, словно гремучая змея из потаённых уголков души, в сердце парня заползла новая тревога.
— А почему Купавы нет? — спросил он приятеля.
Приятель, с пониманием глядя на Иву, поведал ему о судьбе девушки.
Купава рано осиротела и росла в большой семье дяди. Слышал он, будто к ней сватается кузнец.
Снова взглянув на омрачённое лицо Ивы, приятель добавил:
— Дядя у Купавы уж больно строгий. Не любят его в деревне. Да и кузнец ему под стать.
Видя, как поник Ива, он тихо произнёс, словно стараясь смягчить удар:
— Приходи завтра. Вечером хороводы, народу будет больше. Может, Купаве разрешат выйти.
Ива понуро кивнул и медленно побрёл домой, погружённый в свои мрачные мысли.
Родители, интуитивно чувствуя душевное смятение сына, не стали ни о чём расспрашивать и больше не заводили разговор о женитьбе.
Этой ночью Купава ему не снилась. Этой ночью парню совсем не спалось.

    День тянулся мучительно долго. И лишь когда летнее солнце, наконец, коснулось верхушек деревьев, росших у озера, Ива с облегчением вздохнул.
В Заречье, на улице, протянувшейся по возвышенному берегу реки, царило оживление. Вдоль по улице прохаживались парни и девушки в ярких сарафанах. Постепенно этот пёстрый молодёжный поток сплотился и двинулся от края улицы к околице села, где собирались играть хоровод.
Нарядные старики тоже спешили на улицу. Они располагались перед окнами своих домов: мужчины – отдельно, женщины – отдельно. Здесь они обменивались новостями, обсуждали последние события, с интересом наблюдали за молодёжью, присматривая будущих невесток и зятьёв для своих детей. В те времена, в дохристианской Руси, родительский диктат в брачных делах не был абсолютным. У молодых часто оставалось право выбора.
Ива, прислонившись к стволу берёзы, ждал Купаву.
Зареченские девушки, взявшись за руки, приглашали новенького парня в свой хоровод. Чтобы не выделяться, Ива незаметно присоединился к девичьему кругу. Вскоре его примеру последовали и другие местные парни. Подхватив очередную песню, «Выходили красны девицы из ворот гулять на улицу…»,  Ива, в конце улицы, наконец-то, увидел Купаву. Она была в том же синем сарафане, лишь платочек сменила на бело-красное очелье.
Сзади неё, тяжело ступая, шёл высокий, крепко сбитый, угрюмый парень.
«Видимо, это и есть тот кузнец, про которого говорил мне приятель», – нахмурился Ива.
Пара приблизилась к хороводам. Ива заметил, как Купава, оглянувшись на кузнеца, вопросительно взглянула на него, словно испрашивая разрешение войти в круг. Угрюмый парень молча кивнул ей, а сам отошёл к берёзке, возле которой недавно стоял Ива, и прислонился к дереву.
Девушки, приветливо улыбнувшись Купаве, расступились, взяли её за руки, и хоровод, с притопами и прихлопами, продолжил своё движение. Сердце Ивы бешено колотилось; он не сводил глаз с Купавы. Купава не сразу заметила Иву. Но когда их взгляды встретились,  она споткнулась и покраснела. От этого неловкого движения парню стало легче на душе. «Значит, я ей небезразличен».

Время для них двоих застыло. Исчезли другие парни и девушки, исчезла околица, исчезли дома…  Исчез весь мир. Только она напротив, только её лучистые серые глаза; только он напротив, только его тёплые карие глаза. Мир, исчезнувший на мгновение, вновь появился в его глазах для неё, в её глазах – для него. И в этих глазах,  которые нечаянно  вместили в себя весь мир, влюблённые заново обретали себя.
Любви не нужны были громкие слова – лишь сияющие взгляды, устремлённые друг на друга, говорили о нежности, о тоске, о долгожданной встрече…
Ах, как много было уже сказано глазами Ивы и Купавы друг другу до того момента, когда их руки трепетно соединились в  игре «Ручеёк», в который плавно перетёк хоровод.

Зареченская молодёжь, заметившая, как сияют глаза Ивы и Купавы, старательно оберегала их от тяжёлого взгляда кузнеца, словно щитом.
И когда прозвучали заветные слова: «Я больше не представляю свою жизнь без тебя», «И я свою без тебя», Ива, крепче сжимая руку девушки, спросил: «Когда же мы увидимся вновь?»
Купава на мгновение замерла. Бросив взгляд на угрюмого кузнеца, всё ещё стоявшего у берёзы, она тихо промолвила:
— Нам нужно быть осторожными.
Лёгкая тень печали скользнула по её лицу. «Не отпустят они меня просто так», – подумала она, имея в виду не только навязчивого кузнеца, но и семью дяди.
— Напишу тебе завтра или послезавтра. Отправлю записку по реке в венке перед закатом. А теперь прощай, мой любимый, – прошептала Купава и вышла из круга.
Ива видел, как она пошла вдоль по улице к дядиному дому, как нагнал её кузнец, и, тяжело ступая, пошёл позади девушки.

Окрылённый предвкушением скорой встречи, Ива не помнил, как добрался до дома. Отказавшись от ужина, он погрузился в глубокий, безмятежный сон.
Венок он получил лишь через два дня. Эти дни показались ему мучительной вечностью.
Выловив в устье реки венок из незабудок и ромашек, и увидев берестяное письмецо, он торопливо развернул его. В короткой весточке от любимой было нацарапано время и место их тайной встречи.
  В назначенное время в берёзовую рощу, что недалеко от Заречья, девушка явилась с двумя подружками. Они были посвящены в тайну Купавы и готовы были ей помочь. Подружки, прежде всего, забрали у Купавы корзинку. Затем, серьёзно глядя в глаза избраннику Купавы, они попросили его не обижать и беречь их подругу. Ива, счастливо улыбаясь и радуясь такому заступничеству любимой, клятвенно пообещал дружить, любить и оберегать Купаву.
Девушки, оставив влюблённых наедине, вышли на околицу рощи, где заранее приметили земляничную поляну.
Час свидания пролетел для Ивы и Купавы как одно мгновение. С огорчением влюблённые посмотрели на подошедших подружек, которые протянули Купаве её корзинку с душистой земляникой.
- Пора, подруженька, – сказала одна из них. – Нас отпустили в лес всего на час, а работа в поле ждёт.
- Ну, о чём договорились? – спросили подружки Купаву, когда она, распрощавшись с милым другом, присоединилась к ним.
- На неделе праздник будет, День солнцестояния, помните? – ответила Купава.
Девушки весело засмеялись. Как же им было не помнить те нечастые праздники, что выпадают на летнюю трудовую пору! Особенно этот, День летнего солнцестояния, а главное – весёлую и таинственную короткую ночь, которая дарит множество вольностей.
Одна из подружек, чернобровая и улыбчивая Рута, всплеснула руками:
- Нынче же игрища будут в Озерках! На берегу озера всю ночь будут жечь костры, водиться хороводы, плясать и петь… И, взглянув на Купаву, добавила: - И свидание, небось, с милым будет?
Заметив её смущение, Рута засмеялась и обняла подружку:
- Так я правильно поняла, что вы с Ивой договорились о том, что он тебя умыкнёт?
Милада, другая подружка, восторженно захлопала в ладоши, предвкушая забавное приключение – похищение невесты!
Подружки прекрасно понимали: пышной свадьбы с торжественными обрядами, где невесту вечером приводят в дом жениха, передавая из-под власти отца под власть мужа, не будет. У Купавы не стало отца, а строгий дядя вряд ли захочет ссориться с зажиточным сельским кузнецом. Да и знали все древляне: этот недобрый кузнец от своего никогда не отказывался, а Купаву он считал своей.
- Ну, не будет, так и не будет! – решили девушки. - Замуж можно выйти и по-другому...
Три девицы, сбившись в тесный кружок, склонили головы в разноцветных повязках (очельях) и принялись шёпотом горячо обсуждать предстоящее событие – похищение невесты.

   Да, были времена в дохристианской Руси, когда парни и девушки называли себя семьёй после "игрищ между сёлами" и "умыкания парнями жён по сговору с ними". Общение девушек-простолюдинок с молодыми людьми было свободным, и родители учитывали волю девушки при заключении брака. Хотя, конечно, не всегда...

   День летнего солнцестояния – начало астрономического лета. Древние славяне, интуитивно чувствуя и понимая природу, стремились уловить момент её максимальной силы. Наши предки верили, что в дни самых долгих и светлых дней Солнце дарит больше всего жизни.
И по сей день этот день считается особенным, таинственным, мистическим. Есть люди, которые верят в приметы и следуют советам, оставленным предками в наследство. (Интересно, удачно ли складывается жизнь у тех, кто соблюдает традиции предков в наши дни? Стоит приглядеться).
В этот праздничный день жители Озерков (поляне) и Заречья (древляне) с утра уже поклонялись солнцу и богам природы, выражая благодарность за обильный урожай, свет и тепло. Они собирали травы, делали обереги от злых сил, снимали порчу и сглаз. Молодёжь заготавливала хворост для ночных костров. Девушки и женщины плели венки, украшая ими свои головы. С наступлением сумерек венки опустят на воду, прося благословения у богов. И поляне, и древляне свято верили, что этот день обязательно принесёт им здоровье, счастье и любовь.
С наступлением темноты возле зажжённых костров на берегу озера собрались все жители двух поселений. Огонь освещал лица, вокруг звучали песни и пляски, люди веселились и совершали обряды, призывая благополучие в свои дома.

   Ива, однако, не находил себе места в этом веселье. Он бесцельно бродил от костра к костру, томился на берегу озера, где должна была состояться его встреча с любимой. Даже в хороводе его голос звучал безрадостно. Купава не появлялась. Неожиданно возле самого большого костра он столкнулся с кузнецом Кряжем, мрачным, словно грозовая туча. Тот тоже ждал Купаву. Несладко бы пришлось Иве, знай Кряж, на кого променяла Купава его, сильного и богатого…
Кряжу было от чего печалиться. Он понимал, что не люб Купаве, но до поры до времени этот факт не смущал ни его, ни дядю девушки, Рюму. Дядя обещал не противиться браку кузнеца с племянницей:
– Подожди, урожай уберём, именины её в начале листопадника (октября) справим и приведу её к тебе в дом.
Помолчав, добавил:
– Стерпится – слюбится.
На том и порешили.
Но в последние дни дядя стал вести себя странно: не привечал, в гости не звал, в кузницу перестал захаживать. На все вопросы отвечал уклончиво. Кряж терялся в догадках: «Не приметил ли дядя нового жениха для Купавы?»
Всё объяснялось просто. Старый Рюма не слишком беспокоился о чувствах Купавы: люб ли ей кузнец, хотела ли она за него замуж… И отдал бы свою племянницу в жёны богатому кузнецу, если бы не ночные сны…
Последние дни, а точнее, ночи, ему стал часто сниться умерший отец Купавы, упрекавший Рюму в недобром отношении к дочери. Поначалу Рюма не обращал внимания на ночные укоры старшего брата, но со временем сновидения становились тягостнее и кошмарнее. Когда же во сне стала являться в белых одеждах умершая жена брата, призывая Рюму к себе, тот, не на шутку перепугавшись, рассказал о своих снах жене. Испуганная жена тотчас же отправила мужа к ведьме-ведунье.

   Пожилая женщина, чьи длинные, распущенные волосы ниспадали белым водопадом с плеч, выслушала Рюму. Прежде чем протянуть ему чашу с травяным настоем, она произнесла над ней таинственные слова. Затем, отпив глоток, сказала:
— Вещий сон тебе явился. Быть беде. Но отвести её от семьи сможешь своими руками, если не пойдёшь против воли своих близких.
Женщина помолчала, вглядываясь в глубину чаши, словно читая в ней будущее. В раздумьях она добавила:
— А может, беду накличешь и на всех жителей Заречья…
Помощница ведуньи, сирота Радмила, по знаку своей хозяйки, подала перепуганному Рюме вязаную вещицу.
— Положи её себе в изголовье, — велела она.
Ведунья же протянула ему свёрнутый кусок бересты:
— Это заговор на хороший сон. Прочтёшь его, когда отпустишь на волю… Сам знаешь, кого…
Жена Рюмы сразу поняла, кому именно нужно дать свободу.
— Купаве не мил кузнец, не хочет она за него замуж, — сказала она решительно. — Пусть делает, что хочет…
Рюма согласился. Ночные кошмары прекратились; умершие брат с женой перестали являться в снах.
То ли ведала знахарка про Купаву, то ли нет… Кто его знает, кто полагает…
Если ведунья, сама того не ведая, устранила одну опасность для Купавы, то, с другой стороны, угроза, возможно, лишь усилилась. Забыла ли она о Законе равновесия — о том, что ничто не возникает из ниоткуда и не исчезает бесследно? Или же, повинуясь наитию, улавливала замысел Высших сил?
Кузнец же решил не отступать. Нельзя сказать, что он был пылко влюблён в Купаву; его больше задевал сам факт её отказа.

   В праздничный день, закончив домашние дела, Купава собралась к подружкам. «Уж, небось, венков наплели себе», — подумала она, спеша по улице к дому Руты. Но вдруг дорогу ей преградил кузнец. Кряжа не на шутку встревожило поведение  дяди Купавы, и он решил осени не ждать…Недобро посмотрев на неё, больно схватил за руку.
- Так и знай: добром не согласишься – силой тебя возьму, - угрожающе сказал Кряж. И, дурно усмехнувшись, добавил:  -  Сегодняшней ночью можно будет. И ничего мне за это не будет.
Перепуганная Купава вскрикнула, и её крик привлёк внимание гуляющих. Люди оборачивались, несколько человек направились к девушке. Кряж, тяжело и неловко развернувшись, побрёл в свою кузницу, что-то бормоча себе под нос.
Подружки решили не испытывать судьбу и до позднего вечера оставались на сеновале у Руты.
Вечером, в сопровождении старшего брата Руты, который был посвящён в тайну Ивы и Купавы, три девушки появились на празднике. Ива облегченно вздохнула. Кузнец тоже заметил Купаву, но не успел подойти – его опередил какой-то незнакомый парень из Озерков. Тут-то Кряж и увидел, какими влюблёнными взглядами обменялась парочка. Кровь вскипела в жилах кузнеца. Но подойти к Купаве он поостерёгся: вокруг было людно, празднично, и народ вряд ли был бы на его стороне.
"Подожду ночи", – решил он.

Тем временем ватага молодых парней отправлялась в лес на поиски волшебного цветка папоротника, который, как известно, расцветает лишь в самую короткую ночь года. А именно сегодня. Парни надеялись обрести волшебные способности просто так. (Кстати, и в наши дни есть такие мечтатели).
Они знали, что в лесу в эту ночь беснуется нечистая сила, охраняя волшебный цветок. Поэтому, увидев крепкого кузнеца, решила уговорить его пойти с ними.
- Лишняя сила и богатство мне не помешают. И Купава будет моей, и этого молокососа проучу. И никто даже пикнуть не посмеет! – подумал кузнец и, недолго думая, согласился.
Чем дальше Кряж углублялся в тёмный лес вместе с парнями, тем чернее становились его мысли: "Чего там проучить… Убью обоих".
Долго ли, коротко ли бродили они по лесу, но цветущего папоротника так и не нашли.

  Сгущалась, расползалась по лесу тьма. Страх стал окутывать парней чьим-то шумным дыханием, уханьем филина, криками совы, топотом лап и шагов, оглушительными лесными шорохами, завыванием ветра, зловещими стонами.
Испуганные юноши притихли, сбившись в тесный кружок. Решив прекратить поиски, они повернули обратно к озеру, к спасительному свету костров.
Кряж же, посмеиваясь над их страхами и полагаясь на свою силу, в одиночку продолжил поиски цветка.
Бродил, плутал – множко-немножко, спешно-неспешно, но страх всё-таки догнал и его, и проник в его тёмную душу.
Ветер не просто уже завывал, а выл и скулил; чьи-то безумные горящие очи  неотступно преследовали его - куда не шагни, куда не взгляни. Смертельная дрёма сжимала голову железным обручем, холодные щупальца сдавливали сердце. Закричал Кряж устрашающе, схватил поваленное бурей дерево, со страшной силой разломил его пополам,  одну половину бросил в горящие очи,  другой половиной, размахивая, как булавой, с криком «Убью!», и, не чуя под собой ног, бросился бежать, искать Купаву и своего соперника.

   Внезапно лес расступился, и Кряж оказался на пустынном берегу озера. Растерянно оглядевшись, кузнец не увидел ни людей, ни костров. Сверху полилась тихая, странная музыка, и над темной гладью озера возник силуэт обнаженной женской фигуры. В длинных, густых русых волосах, ниспадающих до талии, сверкнул в лунном свете золотой гребень. Незнакомка манила Кряжа к себе, простирая руки. Очарованный красотой неприкрытой наготы, кузнец бросил дубину и, растерянно оглянувшись, шагнул навстречу.
Ослепленный злобой, Кряж забыл о русалках. И на его беду, перед ним предстала одна из самых опасных русалочьих сестер – жена водяного. Забыл Кряж, что русалка появляется там, где вскоре должен утонуть человек.
– Иди, иди ко мне, мой любый! Приди в мои объятья! – чарующе зазывала девица.
Восхищенный ослепительной наготой и заманчивой песней, Кряж шагал по воде навстречу своей гибели. Русалка взглянула ему в глаза горячим взором, страстно поцеловала, защекотала, отняла все силы и утащила в пучину вод.

   Тем временем, к одному из костров на берегу озера подошла ведунья и присела к огню. В свете пламени она стала перебирать собранные лекарственные травы. Именно в эту ночь травы сполна силу свою набирают.  Разложила по разным тряпицам, и, завернув, убрала растения в холщовую суму. Сумку она отнесла подальше от огня, положила у осинки и сама присела рядом, вытянув натруженные, уставшие ноги. Оглядевшись, она увидела, как яркое пламя костров тонуло в сгущающихся сумерках ночи.
Празднично наряженные жители притягивали взгляд. Особенно засмотрелась ведунья на девиц-молодиц в ярких, пышных сарафанах. Они, словно лебёдушки, плыли в хороводе, бросая взгляды на молодых парней. Те же, стараясь показать свою ловкость и юмор в играх, приосанившись, в хороводах внимательно присматривались к девушкам, выбирая себе пару.
С замиранием сердца  парень посматривал  на понравившуюся девицу, гадая, не откажет ли она, согласится ли пойти с ним в укромное местечко. Ведь только раз в году дозволялись такие вольности и шалости.
Вдруг ведунья увидела мужчину, который недавно приходил к ней, мучимый кошмарными снами. К нему подошла молодая пара – Ива и Купава. Парень с девушкой поклонились ему в пояс.
"Вот кого ты должен был отпустить, кому должен был дать волю..." – подумала ведунья.
Затем они подошли к другой пожилой паре и также низко поклонились.
"Родители парня", – догадалась женщина.
Внимание старой женщины привлекло и появление ватаги молодых парней, вышедших из тёмного леса. Вглядевшись в их испуганные лица, она поняла: они искали цветок папоротника.
Ведунья усмехнулась. В эту волшебную ночь на поиски заветного цветка нужно отправляться со светлыми помыслами, с чистой душой. Только для добросердечного человека, всегда стремящегося к Правде, наступает время чарующей тайны. А тайна эта в том, что истинное значение цветка папоротника, или Перунова цвета, – это обретение богатств через духовное развитие. Познав эту тайну, добросердечный человек обретает путеводную звезду, чтобы достичь поставленных целей лишь верными методами и средствами.
- Видимо, не знали, не ведали про то парни.  Молоды ещё, - прошептала ведунья.
Радмила, черноокая прислужница ведуньи, кружилась в хороводе у костра. Вдруг она заметила женщину, подошедшую к её хозяйке. Та что-то настойчиво выпытывала, а ведунья, явно стараясь уйти от разговора, лишь отмахивалась. Радмила поспешила на помощь, окликнув назойливую посетительницу. Не добившись своего, женщина отошла, сердито бормоча себе под нос.
- Что хотела эта женщина? – спросила Радмила, когда та скрылась из виду.
Ведунья ответила не сразу. Взглянув в встревоженные глаза доброй девушки, она протянула руку. Радмила помогла ей подняться, подобрала холщовую сумку с травами и вернула хозяйке.
- Запомни, дитя моё, – проговорила ведунья, – знания – это сила, и они не должна попадать в руки тех, кто не достоин. Иначе быть беде.
Радмила посмотрела на свою наставницу с глубокой серьёзностью и согласно кивнула головой.
- Ты иди в круг. Я ещё немного полюбуюсь на молодых и домой. А ты не спеши.

   На счастливых Иву и Купаву невозможно было не обратить внимания. И ведунья, и Радмила видели, как люди, увлечённые весельем, нет-нет да и поглядывали на влюблённых. Статный Ива и красавица Купава,  счастьем-радостью переполненные, держась за руки, прыгали через костёр. И все верили, что те не расцепят своих рук,  и семья у них сложится.
Была такая примета...