Толстолобик

         Толстолобик


Стояло жаркое лето. На пруду возле нашего дома кипела жизнь – мамочки с колясками, разновозрастные бегуны, дамы и не только дамы с собачками, полные лавочки разнокалиберных бабулек и, конечно же, рыбаки. Берега пруда, как правило, усыпаны рыбаками. Некоторых из них я знаю по коротким задушевным разговорам, очень многие практикуют рыбалку, как антистрессовое средство, при этом, поймав рыбку, отпускают ее сразу же. Очевидно, сам процесс концентрации над поплавком способен отвлекать от постоянно увеличивающегося потока самых разных жизненных проблем.

Рыбу из нашего пруда есть нельзя. Пруд этот, в котором живут раки, ондатры, черепахи и многие виды рыб, включая довольно крупных щук, является сточным. В него с дождем стекают все возможные отходы мегаполиса, включая тяжелые металлы и нефтепродукты, коих там особенно много согласно анализам воды.  По поверхности пруда постоянно мигрирует по ветру огромное нефтяное пятно, покрытое то ли пылью, то ли грязью, а в момент цветения растений обильно усыпанное еще и разноцветной пыльцой. Состав воды пруда должен предполагать полное отсутствие в нем какой бы то ни было жизни, но природа мудрее человека и она приспосабливается к любым условиям нашей жизнедеятельности. Поэтому наш пруд процветает, несмотря ни на что. В последние годы в нем появились и кувшинки, радуя своим цветением и тех, кто случайно проходит мимо, и тех, кто постоянно живет неподалеку.

В тот жаркий вечер я составила компанию двум своим приятельницам, мы беседовали за жизнь, сидя на лавке.
Вдруг в конце пруда появилось оживление, толпа людей скучилась возле одного из рыбаков. Он отчаянно тянул из воды туго натянувшуюся леску своей удочки. Мужчины наперебой советовали, как лучше подсечь рыбку, и было очевидно, что рыбина большая.

В основном рыбаки у нас ловят всякую мелочь, но то, что в нашем пруду есть и крупная рыба, я знаю на собственном опыте. Однажды в пандемию, не выдержав домашнего режима, я вышла на улицу, прикинувшись идущей в аптеку. Словив в полной мере радость недозволенной свободы, я решила пройти и по берегу пруда. На улице не было ни единого человека. Пруд жил жизнью, частично освобожденного от человеческого гнета существа. То там, то тут появлялись редкие в обычную пору черепахи, плавали себе ондатры, а из воды то и дело выпрыгивала довольно крупная рыба.
Вдруг на поверхности появилось движение огромной стаи. Я была поражена этим невиданным ранее явлением. Стая шла с большим напором и в какой-то момент я вообще решила, что это больше похоже на животных, настолько это было непривычно и сильно. Но все же это были рыбы. Размер их меня тогда потряс, на вид эти рыбы были настолько крупными, что я даже предположить не могла, что подобные экземпляры могут водиться в такой грязной воде. Но пандемия прошла, и явления подобных стай народу тут же прекратились. Животный мир  тогда почувствовал свободу от человека и вздохнул «полной грудью», хоть и ненадолго. В те периоды были описаны появившиеся стаи лебедей в венецианских каналах, дельфины туда заплывали.
А в Припяти, говорят, животный мир кипит такой насыщенной жизнью, что туда возят экскурсии из любопытных, и даже  радиация никого не пугает. Радиация, кстати, оказалась не так страшна для природы, как само присутствие человека. Леса вокруг Чернобыля полны зверья, бродят стаи одичавших коров даже, а в воде рыбы величиной с дельфинов. Как-то попадалась информация, что сомов там кормят с моста буханками, которые проглатываются этими сомами на раз.

Вот так и в нашем пруду – несмотря на нефтяные пятна и всю таблицу Менделеева в воде, там выживают братья наши меньшие. Пожалеть бы их, помочь хоть как-то. Ведь встреча с той же черепашкой на нашем пруду – это такая неописуемая радость.

К рыбаку, тащившему тем временем свой улов из воды, стекались люди. Поднялись с лавки и мы. Пока добежали, рыба уже была поймана и прыгала по асфальту. «Толстолобик».- сказал мне мужчина, наблюдавший за необычным уловом. Рыба была огромна. В длину сантиметров 80, широка в теле и с очень большой головой. Я тут же вспомнила свою пандемийную стаю и решила, что, наверное, это и были толстолобики. Рыба прыгала так отчаянно, что подскакивала на полметра над землей. С каждым ударом о землю она оставляла на ней кровавое пятно и становилась все слабее. Особенно изранена была голова. Я закричала от ощущения ее боли и ужаса то, что первым пришло в голову: «Отпустите ее, как вам не стыдно». На меня посмотрели, как на идиотку. Почти все. Хотя в толпе довольно активно обсуждалось, что рыба эта несъедобна. Отпускать же ее было уже бессмысленно, с такими ранами она бы не выжила, а только измучилась. Еще немного попрыгав, отчаянно ловя открытым ртом воздух, взирая на нас всех полными ужаса глазами и толком не понимая, что происходит, рыба затихла. Кровавое пятно было таким большим, что в последующие дни до хорошего дождя я не ходила по этому месту, перед моим взором незримо вставала дикая картина совершенно бессмысленного убийства.
Толпа еще долго обсуждала необыкновенный улов. Меня еще довольно долго мучило чувство беспомощности и кошмара от увиденного и прочувствованного. А довольный собой рыбак завалил рыбу на спину и поволок ее домой. Есть он ее не будет, она несъедобна априори. Ни для кого несъедобна. Одна из моих приятельниц рассказала, что в голодные 90-е кто-то поймал в нашем пруду щуку и ее угостили этой рыбой. Она мыла ее сто раз, отмачивала в уксусе, но съесть ее все равно не смогли, рыба воняла керосином.  В 90-е, когда был буквально голод, пойманная в нашем пруду щука не считалась варварством. Помню, коллега рассказывала, что они ели рыбу, которую отец ловил в Москве реке прямо в центре города. Времена такие были, магазины пустые стояли, денег у людей тоже не было. Но сегодня, когда есть работа, и полные магазины продуктов, зачем убивать существо, которое пытается выжить в условиях, практически несовместимых с жизнью.

Я понимаю рыбалку в других местах, где чистая вода и рыбы той в избытке. Я понимаю, что рыба – это продукт питания и отменить рыбный промысел не призываю. Но все же для нее должны быть определенные условия.
Но вот охоту я никогда не пойму. Есть, конечно, исключения, когда опасное животное отлавливают. Но убийство ради удовольствия я не пойму. Выследить зверя, которому и так места-то не осталось на Земле, и повесить потом шкуру и голову в качестве украшения интерьера – что это?! Это показатель особой сноровки и достижения особого рода? Или это принадлежность к привилегированному классу, который за большие деньги способен купить себе лицензию на отстрел жирафа или слона? Как вообще можно убить жирафа или слона? А кита?

Я помню, брала экскурсию на Канарах на корабле, где нам обещали показать дельфинов и, может быть, и китов. Китов не обещали, но оговаривалась такая возможность, плыли в места их обитания. С дельфинами проблем не было, а вот китов ждали, заглушив мотор. Долго ждали. И они приплыли. Экскурсоводы сказали, что киты настолько любопытны, что могут рискнуть, и даже зная нашу кровожадность, подплыть к кораблю, чтобы посмотреть на людей. Просили не шуметь, и мы, конечно, не шумели. Это были не крупные киты, раза в два больше дельфинов, но это были киты. Я помню, как они вначале кружили долго-долго вокруг корабля, уменьшая расстояние между нами, а потом начали вытаскивать головы из воды, взирая на нас своими любопытными глазами. Это ни с чем не сравнимое счастье общения с дикой природой, это остается в памяти на всю жизнь, как редкая удача. И в тот момент я даже представить себе не могла, что кто-то выслеживает их специально, чтобы убивать. Ну, мы же уже прошли стадию первобытных людей…
Пройти-то прошли, да никак не выйдет из нас стремление показать «кузькину мать» всему живому вокруг нас.

А пруд наш продолжает свое выживание. И мое письмо в правительство о том, что он уникален по составу фауны и флоры, не было проигнорировано. Ответ состоял из перечисления каких-то законов и постановлений, написан в стиле «отстань, дура» и сказано было из понятного, что пруд этот сливного предназначения. А то, что вода из него течет в реку, которая втекает в реку Москва, загрязняя ее, ну, это слишком длинно для понимания наших чиновников. Сливного и ВСЁ. Значит, в него сливается вся дрянь с наших дорог и ТАК НАДО. Сделаны даже специальные стоки и труба, по которой в пруд текут воды с пеной, солью, маслами и прочим дерьмом.

В пруду нашем, кстати, летом купаются люди. Я бы даже сказала, много людей в нем купается. Особенно в жару. Хотя официально это запрещено. И ДЕТИ тоже купаются. Я один раз тоже рискнула, но потом чесалась, и больше попыток не делала. А держится пруд за счет того, что перед ним есть еще три пруда по течению выше и они служат, как отстойники, вода там отстаивается и втекает в наш пруд уже слегка очищенной. В начале пруд мелкий и практически вся эта часть поросла кубышками и прочими растениями, которые, очевидно, очищают воду, служат естественным фильтром. А дальше по течению глубина пруда увеличивается, и в нем появляются ключи. Это я знаю по себе, - когда плавала, попадала на холодные потоки со дна. А однажды я видела на нашем пруду бобра. Это было весной, и он сидел на льдине. Бобры есть чуть дальше по течению реки в природном заказнике, а этот,  видимо, заплутал.

Пруд несколько лет назад немного слили, берега ремонтировали, укладывали новые панели вдоль берега. Тогда повредили большую нору ондатр, и они надолго ушли. Но потом я их встречала, правда  уже реже. Во время того ремонта я однажды видела, как спариваются щуки на мелководье. Большая щука метала икру, а вокруг нее плавали два самца поменьше размером. Это мне один рыбак показал. Щучьи спины были видны над водой, поскольку там совсем уж мелко было. Народ толпился и наблюдал, а еще все радовались. И тому, что увидели, и тому, что рядом с нами в довольно грязной воде живут и размножаются щуки. Другие рыбаки рассказывали, что завозили мальков в пруд, чтобы рыба была. Зимой пробивают лунки, чтобы она дышала. Ловят, сидят в палатках, но отпускают рыбу, это для них, как спорт что ли. Наверное, если бы вода была чистой, а рыбы очень много, да при условии, что ее специально в пруд выпускают, ее и есть было бы можно. Но тот толстолобик так и стоит перед моим взором, как акт совершенно бесчеловечного варварства.