Зелёная фея. Глава 16

Невзрачная ульяновская осень выиграла в тот год неоправданно солнечных дней, чтобы раздать их все на праздные прогулки и поцелуи – не всё же им сидеть дома! Или, может, просто в ее памяти было слишком тепло.

Собственная душевная хронология иногда сбивалась, путала дни. Что, впрочем, неудивительно: в те месяц-полтора каким-то образом втиснулось минимум полугодье. По крайней мере, как будто столько она знала Серого и столько жила в Ульяновске.

“Октябрь-ноябрь 2017”. Не галерею айфона листать, нет – далекие очень, до упора вверх, комнатки воспоминаний.

Людная лучистая набережная. В розовый глазури пончики и шумная серовская усмешка в Live. Раздолбанные, с необъятными шнурками: “Да что ты какая бедовая. Давай я сам завяжу” – ролики в парке.

“Ты бы хоть сказала, что не умеешь кататься! Иди сюда!”, – ворчит Серый.

“Ну вот – говорю”.

Они переваливаются, как конькобежцы по трибунам, ломано, долго, в румяном сиянии дня. “Всё, час закончился!” “Наконец-то”.

Вид вполоборота: темноволосая голова над объемной вырви-глаз-голубой курткой. Готов бежать. Бежать от нее, чтобы упасть под негодующие визги мамочек на сетчатые детские качели и лететь, лететь, лететь. Бесконечно. Пока лицо ласкают солнце и викины руки. “Ну нас же смотрят все. Ну пойдём!”, – ноет она. Нет. Меня нет. Притвориться спящим. Как его и запомнил сочный снимок викиной камеры.

Полуденный смолкший кабинет русского – расхлябистые ряды поднятых стульев, все из бликов, рефлексов, полутеней. Недостертое упражнение на переносице доски, под “Классной работой”. Они с Алёной, (третий лишний – вездесущие, как щупальцы, лучи), переписывающие, одни из всего класса, какую-то упущенную контрольную.

Так они и подружились. Потому что решили попеременно – и все равно неправильно! – по 3 задания. “Полянская! – пристыдила русичка. – Ну Алёна-то ладно! Но ты-то куда!”

“Ну поставьте нам по 3”, – попыталась сторговаться Алёна.

“Одну на двоих разве что”, – огрызнулась русичка.

“Одну на двоих!” – передразнила Алёна, когда они сошли со школьного крыльца прямо в желто-охровый пейзаж.

Идти было в один дом и даже в один подъезд. И теперь утром и после уроков они почему-то ходили вместе.

Регулярное, тщательно укрепившееся и никогда не убираемое безобразие собственной комнаты. Там она как-то застала Леночку, растерянную, с подсчетными линиями на лбу, которые хотелось разгладить пальцами.

– Мам, ты что читаешь мои переписки?

– Нет, – та тут же захлопнула крышку. – Что ты, нет.

Вконтакте, одноклассники – Леночка не нашла совершенно и решительно ничего. В соцсетях Вити – только давние знакомые, все общие. Так чисто и привычно, словно она всё себе придумала.

– Ты как-то похудела, мам, – мельком заметила Вика. – Как там папа? Не звонил?

– Всё в порядке.

Им снова задали проект, вроде бы по истории. И, когда Росомаха был дома или Серый – о чудо! – спал на парах до самого вечера, Алёна, прямо в застиранных лосинах, проплывала 5 этажей вверх. “Привет, Вик! Здравствуйте, теть Лен”.

Растянуться на ковре, обложиться печеньем, чипсами и лимонадом. И под прикрытием сползающей вверх-вниз плашки в презентации сплетничать про одноклассников и учителей. Почти как со Светой. Волосы темные, волосы светлые – должно быть, сверху они составляли почти зеркальную композицию.

– Тебе точно это нужно?

В отличие от Светы Алёна не предупреждала, не уговаривала, даже не спрашивала. Терпеливо топталась у примерочной, где Вика наскоро накладывала на еще плоскую грудь переспелое винное, атласное, кружевное.

– По-моему, ничего, – бросает из-под шторки подсматривающей Алёне.

– По-моему, отстой. А-ля мне завтра сорок.

Как ни крути, зеркальная комната солидарна с ней всеми отражениями.

– Попробуй этот.

– Это что за веревочки?

Не нужно поднимать шторку, чтобы увидеть, как Алёна закатила глаза.

Белое и стрэпы красиво обволакивали худосочный викин силуэт. И там, в примерочной, на нее впервые взглянул уже не нелепый и длинный, как сорное растение подросток, а другая, из белизны и глянца молодая женщина.

– Вот этот, – пролепетала Вика на кассе.

В пакет вместе с бельем запаковали, кажется, ее детство. Ведь ТЦ она покинула уже взрослой, непрестанно проверяя ее, эту новую себя, во всех встречных зеркалах.

Мама и не спросила, что она там купила. Отец писал: “Как вы там? Соскучились? Через неделю лечу домой”. Стряхнуть, не читая, зеленое уведомление.

Золотистый карт-бланш однажды закончился, и обозленная, остервенелая осень вырвалась на свободу, высосав буквально за час все смутно светлые тона. Аккурат между шестым и седьмым уроком.

“Ты ещё не вышел?” – писала Вика.

“Там такая жесть на улице”.

Небо разрывалось, громогласно, жутко. А после хлынул дождь, безжалостно раскидывая свежо сметенные дворником кучи по заплаконному асфальту.

Серый ждал на со всех сторон атакуемом школьном крыльце, в своей непрактичной продроглой ветровке и грелся только двигающимся теплым квадратиком холла, где всё спешили к расписанию школьники. Перед ним – какая-то щенячья мордочка мальчишки, мельтешащие следом колготчатые, короткоюбочные школьницы. Холодно-то как. Ё-моё. Ну и где она?

Он уже насквозь промерз, когда скользкая пластиковая ручка толкнулась и вынесла прямо ему в руки что-то кому-то оживленно объясняющую Вику.

– Привет.

— Привет, это Серёжа, мой парень. Алёна — моя подруга, я тебе о ней рассказывала.

Моментально и взаимно они решили, что не представляют друг для друга никакого интереса.

– У тебя разве уже кончились пары?

Брести втроем под мельчавшими каплями.

– Была одна утром, но, как гласит легенда, на ней никого не было,— отшутился он.

Затянуть себе в кармане его холоднущую ладонь. Тискать ее, растирать.

– Росомаха дома?

– Сегодня да, – посетовал Серый. – Но завтра нет.

– А завтра… завтра у нас среда…

– Ладно, ребят, – Алёна всегда знала, когда исчезнуть , – мне в магазин еще надо зайти. Пока.

Похитить ее сегодня абсолютно невозможно. Поэтому некий серенький двор, серенький подъезд, старый такой, без домофона.

Под ветровкой, под викиными горячими пальцами – только хлипкая эластикая майка. Но ему отчего-то не холодно. Совершенно. Ее губы – безграничный источник тепла, влажно и опасно электрический.

Где-то далеко и шумно молния до дрожи впивалась в небо. Пока Серый запускал задыхающиеся, ледяные мурашки ей под шарф – чисто пузырьки шампанского. “Тссс, только без засосов. А то вдруг в школе заметят”.

Нечаянно отворившаяся парадная, хмурая в тон погоде бабка, монотонное бурчание, и они, звонко шлепая по лужам – уже дома он нашел свои кроссы начисто расползшимися от воды – ринулись оттуда, от угрожающего “Я покажу вам, как тут непотребством заниматься!”, от усиливающего, смеющегося дождя. За спиной у Вики развелись молния и отчего-то расстегнутое кофейное пальто.

Влететь в ее дом мимо тарахтящей вслед консьержки и долго прижимать ее, вымокшую, к стенке между вторым и третьим этажом.