Клаус и Йозеф

1.
Родись Клаус во времена Геббельса, то он мог бы быть богатейшим человеком! Мастерство и поистине животная живость его пера била бы всех врагов рейха прямо в солнечное сплетение! Да, вот таким он мог быть человеком и писателем, родись в те мрачные времена.

Впрочем, он родился в начале двадцать первого века, и к тому времени как подрос к своим девятнадцати- рейх догнал его во времени, и он снова имел все возможности стать успешным. Клаус был не такой как обычные люди. А именно, в нём, похоже, каким-то непостижимым образом сконцентрировалась вся непревзойдённая страсть к красивым девушкам. Страсть была величайшая, и он был в той же мере замкнутым. И потому с самого юношества он стал сочинять басни. Первым же его сочинение была басня про баснословно красивую девушку, в которой он в стиле раннего Кортасара выразил своё особенное представление о красоте. Это было чудо как хорошо, хотя сама басня была и некрасивой.

Но оставим лирику в сторону. Клаусу исполнилось 19 и как раз в день своего рождения на глаза ему попалось объявление, напечатанное по старинке на телеграфном столбе. Хотя телеграфа не было уже как двести лет. На прямоугольником листке только и значилось, что «требуется для работы чудила». И Клаус своим шестнадцатым чудом сразу понял, что это работа как раз для него. Она могла сделать его не просто чудиком, а успешным чудилой. Грех было упускать такой шанс.

На том конце провода оказался Геббельс. И на чисто немецком языке произнёс: «Sie sind der selbe Mensch, wie suchen wir!” И потом добавил на ломаном русском: «Мы давно следим за вас. Вы есть einer grosse сочинитель! Объявление наклеели мы специально для Вы. И Вас нужно нам».

Надо добавить, что Клаус был в Германии потомком русских евреев, и ничуть не удивился осведомленности Геббельса. Его лишь немного смутил его русский акцент. Но предложенная сумма не вызвала никакого смущения. Кроме того, он в тайне надеялся, что когда у него появятся деньги, то он сможет привлечь и баснословных фройляйн, и уже в непосредственной близости восторгаться их красотой и повадками.

Первым заданием на новой работе для Клауса было написать разительный памфлет о пользе быть послушным и полезным для Муттерлянда и его великой вождицы фрау Мрекель. Такой остроты пера, чтобы каждый ещё не осознавший себя винтиком в парабеллуме, тут же себя им осознал и даже почувствовал запах свежего, после смазки, масла. А ещё лучше - аромат будущего дымка, который вырвется из его протянутой навстречу врагу пасти. Задание, прямо скажем не из простых. Но ведь и Клаус не был простаком, как и не был пруссаком, с его длиннющими торчащими в разные стороны усами, который был позже по ошибке принят за обыкновенного таракана. Нет, Клаус был безусым юнцом. А в его крови кипели женщины, а он только сидел и смотрел на это с широкораспахутыми, почти бездонными как небо, глазами.

Потому для выполнения своего секретного задания он и выбрал как раз один из таких моментов, когда женщина ещё красива, но красота её уже закатывается, затаптывается, и предательски бледнеет по сравнению с красотой других, более молодых, более баснословных. Как их ему было жаль! Как хотелось запечатлеть момент угасания в сладостном мгновении объятья! И ещё множество бурных фантазий, не характерных для обычных людей, в особенности наделённых страстным как речной поток у самой пропасти водопада, воображением. И он стал писать памфлет.

Он сразу его придумал, без малейшего раздумья. Именно так, как и всё, что слетало с его пера. В баснях ли, в стихах, или просто слетало. Он был юн и горяч. И очень холоден с женщинами. Они завораживали его своими движениями, замораживали дыханием, а от запаха их парфюмов у него непроизвольно рождались басни.

Так произошло и на сей раз. «Геббельс будет  доволен!» - улыбнулся про себя Клаус и отправил по секретной пневмосвязи сочинённый памфлет.


2.
Утро у Геббельса вышло незадачливое. Фрау Мрекель подпирали со всех сторон какие-то сторонники правды и Света. «Какой правды? Какого света?! Они в своём уме?» - в слух размышлял Геббельс. «Ещё бы вспомнили ветхий потоп или царя Саламандру! Вот я его хорошо помню. Тогда я был пожалуй самым счастливым Геббельсом на свете! Даже при фюрере мне не были так хорошо, как тогда. Царь Саламандра назначила меня своим доверительным визирем, и я в одночасье принимал саламандровы решения! Как любили меня во всем царстве, хотя вся слава и доставалась царю. И ненужно было быть «жестоким и неправым», чтобы умело манипулировать массами. А вот сейчас вновь такие времена, когда людей нужно держать в страхе и узде. А то они чего доброго перестанут слушаться нашей доброй Старушки и сами начнут решать, как им жить лучше. А куда это годится?»

В этот момент в дверь постучали и принесли последнюю пневмопочту. Нужно было исхитриться пересмотреть сотни рукописей, чтобы выбрать хоть что-то достойное. Такие дела он никак не мог доверить своим подручным. Ещё с времён Саламандры такими вопросами он, как истинный протоиерей государственной пропаганды, занимался лично. А то выберет иной нерадивый помощник неверный девиз для  будущей сверхнации- и вот тебе на пустом месте революция, или ещё чего хуже- отставка!

Геббельс просмотрел беглым взглядом уже десятки листовок и ни одна ему особо не нравилась. «В Новом мире - нет места насилию!» - прочитал он и невольно поморщился. «Как же - нету! Есть и ещё как есть. К тому же люди не любят ничего нового. А тут «Новый!» Светлое будущее - ещё куда ни шло. Иди знай, когда оно ещё настанет. А пока можно - править, править и ещё раз властвовать.»

Затем достал следующую: «Мойте подольше руки, чтоб не помереть со скуки!» По мнению Геббельса это уже было лучше, но недостаточно глобально как для таких глобальных перемен, через которые планировалась провести нацию в кратчайшие сроки. «Один год! - сказала Старушка, - а то я не дотяну и не увижу нашего нового парада у Рейхстага!» «Нет, боюсь с таким памфлетом всё растянется ещё на пять лет. К тому же «подольше мыть руки» - это вызовет слегка довольную улыбку у обывателей, именно такую, как нам нужна, но при этом - какой неоправданный расход воды!»

И тут Геббельсу наконец попался конверт с надписью «Klaus». Он тут же вспомнил этого молодого человека, подающего большие надежды, но ничего кроме денег не берущего взамен. Вспомнил его «басню номер 3» - у Фридриха была феноменальная память. Почти такая же, как страсть Клауса к женщинам. В этой басне память Геббельса тут же выудила для себя ключевые строчки: «О, Женщина! Ты неподвластна правосудию. Нет над тобой закона, Бога нет. Своею красотою до инсульта доводишь ты мужчин. Но средь комет ты всех одна быстрее мчишься. Быть может ты - есть Время иль его частица?»

Клаусу не понадобилось много женщин и времени, чтобы это сочинить. Понадобился всего один случайный взгляд шедшей навстречу незнакомки. У неё вились волосы , в глазах вспыхнул далекий огонёк мечтаний и она прошла мимо. Тут же он дорисовал в воображении её улыбку. Дорисовал, что она, проходя мимо, улыбнулась ему. И если бы не его патологическая робость, он бы мог даже остановиться, обернуться и окликнуть её. Но куда там! Ничего такого нельзя было и представить! Хотя он и представил. И в пять минут написал басню номер 3, назвав её «сонет баснословной женщине со светлячками во взгляде». Геббельс ее прочитал и именно тогда подумал, что «хорошо бы этого баснописца завербовать!»

Распечатывая конверт, он почти не сомневался в своей удаче.

Памфлерт вышел таким:

«Каждый успешный человек в своей жизни должен посадить дерево, построить дом и вырастить на лице маску»

О, как это было актуально, лаконично, возвышенно и героично! Геббельс почти готов был переправить этот конверт в издательство «Затемнение». Но в последний момент передумал. Не хватало ещё чего-то. Некой малости, росчерка пера, в конце концов кляксы, чтобы этим с девизом нация жила шаг в шаг хотя бы следующее десятилетие. К тому же, у него уже была информация, что через некоторое время маски перестанут быть актуальны, потому что весь цвет нации будет успешно сидеть по домам. А чтобы выходить нужно будет подключаться к специальным стереоскопическим очкам, какие уже с недавних времён стали использоваться  в видеоиграх. К тому же, он ещё и сам не до конца понимал, что это такое будет, но его заверили, что «это будет и никто не заметит никакой подмены».

Уставший Геббельс отложил в сторону рукопись, подумав про себя, что с его напряжённым характером работы рейхсминистра пропаганды ему куда больше подходила бы личность скромного инженера товарища Изнурёнкова. Но теперь уже обратного пути нет и придётся идти с пожилой Фрау до победного конца. Если он будет победным. В последние дни блистательного немца откуда ни возьмись стали одолевать нелепые сомнения в успехе. И ведь всё шло гладко и не было никаких предпосылок к этим сомнения, но что-то всё же тревожило его. Возможно, где-то был допущен невидимый просчёт, который вскроется позже, а возможно - просто был канун Нового года и Геббельс слегка затосковал по своему детству, по новогодней ёлке, пахнущей каким-то непонятным ароматом радости и счастья. Нужно было собраться и срочно отбросить эти воспоминания. Геббельс достал лист бумаги и стал писать Клаусу: «Очень неплохо, друг! Продолжай в том же духе, но уже без упоминания про маски. Посылаем тебе марки, надеюсь ты их не начал собирать, а тратишь со вкусом на то, что тебе больше нравится в жизни, на свой источник вдохновения. Вдохновись хорошенько  и на этот раз. Мы ждём от тебя потрясающих результатов!»

На самом деле ничего такого Геббельс не написал. Это было бы слишком словозатратно, даже для такого неординарного мастера дезинформации. На самом деле он просто вложил в конверт чек на круглую сумму и на обратной его стороне начертил карандашом - «noch» -«ещё».

3.
И работа пошла. Вот уже третий год как Клаус более-менее регулярно получал такие конверты, и за это время успел скопить приличный капитал, и однажды даже побывал в Южной Америке, так как его вдруг страшной силой потянуло к мулаткам. Он платил самым красивым девушкам просто за то, чтобы они посидели с ним рядом. Попадая в их поле он закатывал глаза и порой даже тихонько поскуливал как щенок. Девушки спрашивали его, что стряслось, на что Клаус отвечал односложно: «стряслось». Он так и не решался прикоснуться ни к одной из красавиц, а девушки полагали, что он псих или ещё чего хуже - гей. Хотя могло быть ещё хуже. Он мог оказаться и психо-геем. Но Клаус не знал, кто он такой на самом деле. В одной из таких встреч, ему вдруг бешено хотелось северного сияния, а в другой - чтобы на него смотрели огромные голубые глаза и он тонул бы в них как Титаник - медленно и мучительно. Разве что, без прощально играющего оркестра. Девушки не могли понять  странных желаний Клауса, отчего тот получал ещё большее вдохновение. Геббельс был счастлив. В его в архиве скопилась уже целая папка агитационных работ с подписью «Клаус». Одна краше другой. Вот, к примеру, такая его вещь, которой он не гордился ровно в той степени, в какой получил за неё вознаграждение. В своём дневнике он даже сделал соответствующую публикацию: «Отправил конторе три строчки. Получил в ответ в 3 тысячи марок гонорар. А заслуживал гонорею.»

Вот эти строки:

«Если между вами нету полутора метров, то знайте, что скоро там появится полутораметровый коп».

Клаус оседлал своего конька. Люди смеялись над его лозунгами, не подозревая даже, что постоянная угроза наказания, скользящая одновременно с юмором,  откладывается в их памяти и со временем начинает восприниматься  вовсе не как юмор. Вскоре они якобы в шутку и правда стали держаться друг от друга подальше. А ещё спустя некоторое время в них выработался соответствующий инстинкт - «соблюдать дистанцию», закрывать лицо маской, оборачиваться вокруг в страхе увидеть полутораметрового полицейского с наручниками, готового увести любого, кто не подчиняется указанию шуточных плакатов и постановлений. Шутка затянулась и перестала быть таковой. Власть легко достигла контроля над разрозненной массой, единственным, что соединяло всех - было чувство беспомощности, унижения и страха. Но мало кто мог признаться в том другому, признаться, что боится быть человеком, и из этого страха становится добропорядочным «гражданином», винтиком в парабеллуме немецкой тоталитарной машины. Никто и не упоминал этого слова - тоталитаризм. Ведь про Геббельса знали только немногие из окружения фрау Мрекель, а само государство было республикой федераций, и по идее всё должен был решать народ через выбранных ими в бундестаг и бундесрат представителей.

Все это прекрасно понимал Клаус. Честно сказать, его не очень радовало участие во всём этом спектакле. Порой он даже почти набирался смелости не отправить свою работу по пневмопочте. В это время обычно он был пресыщен мечтами о женщинах. Но как только они просыпались вновь- рождалось и вдохновение, и понимание того, что лучшей работы ему не найти. К тому же он подозревал, что даже если бы захотел бросить - то Геббельс попросту не дал бы ему уйти. И он продолжал. Его фантазия не знала границ и простиралась, как порой ему даже казалось, за пределы человеческого воображения. Вместе с памфлетами на контору он писал эссе для себя, не желая их издавать или вообще кому-либо показывать. Одно из таких эссе Клаус написал про Геббельса.

«Я не видел его ни разу. Возможно, он мой Санта или Николаус. Я думал, он мой выигрышный билет в счастливое будущее. Но всё оказалось проигрышным настоящим. Деньги не принесли мне счастья, не принесли спокойствия. С ними я только сильнее стал думать о женщинах. Я понял, что могу купить иную из них, но это принесёт мне лишь мрачное удовольствие.
Временами я хотел раскрыть своего настольного Геббельса и бросить его в печь. Как славно затрещал бы корешок этой книги! Но тогда мне пришлось бы вынуть себя из себя, ничего б не осталось, кроме начала! И я так хотел бы увидеть эту черту, за которой - всё, что угодно, только не басни и памфлеты, ни Геббельсы и ни эта страна, где все пути и проходы, стали огорожены решетками и снабжены передвижными видеокамерами, направленными тебе прямо в сердце. Они определяют твой пульс, и если он не достаточно ровный или выше 72-х ударов в минуту, тут же срабатывает сирена, приезжает машина и ты доставляешься на допрос- почему твой пульс больше, чем следует? Им все нужно про тебя знать. А ты и сам толком не знаешь, твой ли это вообще пульс? И ведь сам же придумал один из этих памфлетов: «Единый пульс в семье - единый пульс у всех федераций!»
Как всем смешно было в начале! Никто и представить себе не мог, что уже через два года смеяться можно было уже лишь в специально отведённых для смеха местах. Но комнаты смеха пустовали. Людям там было не до него. Смех - не главное в жизни. Единый пульс у всех федераций - вот к чему нужно было стремиться и в конце концов придти. Я так хотел увидеть эту черту, за которой всего этого ничего нет! Но тогда б мне пришлось вынуть себя из себя. И отправить Геббельсу пустое письмо. Или написать в нём просто: «ты - такая же выдумка.»


4.
Геббельс кушал манную кашу. Ему было скучно. Всё шло слишком хорошо, слишком гладко. Аппарат власти работал настолько исправно, что, должно быть, был сделан японцами. Никаких сбоев, никакого сопротивления! Люди выполняли ровно то, что от них и требовалось. Ни больше, ни меньше. Сидели по домам, там же выполняли какую-то вымышленную работу (лишь бы быть занятыми от собственных мыслей), а по вечерам выходили гулять, сидя на диване одевая стереоскопические очки. Правда и в них отходить от дома можно было лишь не больше, чем на 13 км. Объяснялось это тем, что дальше - не загружаются данные, не хватает системной памяти. Со временем обещали расширить круг возможностей пребывания на улице ещё на несколько километров.

Геббельс мог гулять где угодно. Но ему было скучно. Пустынный вид улиц, по которым ветер гнал листья, навевал на него тоску. И потому основную массу времени он сидел в своём рабочем кабинете. Да и в нём с недавних пор работы особо не находилось. Всё меньше конвертов с заданиями отсылал он своим литературным неграм. Но возвращалось - неизменно столько, сколько уходило. «Уж не роботы ли работают на службе сверхсекретного комитета Республики?»- порой задавался вопросом Геббельс.

Откровенно говоря, нужда в памфлетах исчезла совсем. Они были уже лишними, как бывает лишним кобыле третий глаз. Агитационные опусы копились в изрядно запылившимся уже шкафу и откладывались про запас. На возможные худшие времена, хотя сейчас это казалось и невозможным. За последние три месяца шпионской агентурой не было разоблачено ни одного сторонника Сопротивления. И вовсе не потому, что шпионы плохо осуществляли свою работу. Скорее, слишком хорошо работал комитет пропаганды. Его комитет. В котором с каждым днём становилось всё скучней и обыденней. «Железная фрау»здравствовала и всё реже в его кабинете раздавались звонки из красного телефона.
Фрау Момекешь подключили к аппарату искусственной лжизни, пообещав ещё 30 её лет. И кто бы ни согласился?

Одним словом, становилось слишком уныло, и нужно было срочно что-то предпринимать.

Опустив ложку с комком манной каши обратно в тарелку, Геббельс посмотрел в окно. Всё небо было привычно испещрено полосами от самолётов, след которых рассеется только к утру. Никто из людей уже пять лет как не летал на самолётах. Но самолеты летали. С грустной улыбкой Геббельс подумал, что раньше, в его времена с великим фюрером, с таких самолётов сбрасывали листовки с текстами, принадлежавшими его комитету. «Сдавайтесь, вас обманывают! Гитлер - ваш настоящий друг! Для вас приготовлена счастливая беззаботная жизнь в отдельных квартирах. Вам больше не нужно будет ютиться в «клоповниках», Гитлер выдаст каждому отдельное жильё по его заслугам! Друзья, переходите на строну Правды и Света!» Да. Нечто похожее на всю эту чушь. И совсем не такую выдающуюся, как нынешняя.

И тут Геббельс вспомнил о Клаусе. Последнее письмо от него было получено два месяца назад. И теперь потихоньку желтело в шкафу-запаснике. Текст был пожалуй самый удачный из всех его текстов. В каком-то смысле, его даже нельзя  было назвать текстом. Это было больше чем текст, если так можно выразиться - одухотворённая материя. Почти произведение искусства. Геббельс ценил Клауса, но всё равно, он был далеко не первым, среди всех тех тысяч авторов, с кем приходилось иметь дело за долгие десятилетия его службы. Клаусу ещё не хватало весомости, но ведь он был ещё так не осмотрительно юн.

Вот этот текст:

«Когда увидите длинный тоннель, и яркий свет в конце, перед входом, убедительная просьба, не забыть надеть маску! С ув., Администрация.»

Пригодится ли ещё этот опус? Все люди сейчас сидят по своим отдельным квартирам с видом на закатное исполосованное небо. А ещё через шесть лет - если не врёт его надёжный источник из приближенного окружения той самой организации - необходимость в масках отпадёт окончательно, так как всех людей окончательно переведут в виртуальное пространство, где не будет необходимости дышать кислородом. Если честно, Геббельсу было немного не по себе от этой информации, но источник объяснил, что «люди даже не заметят подмены». А в вопросах подмены Геббельс разбирался,  наверное, как никто другой из когда либо живших на земле. Если можно было так выразиться, он был Неподражаемым Подменителем.

Но нынешним вечером подменять было нечего. Как и следующим, и ещё одним, и ещё. Оставалось только корректировать подмену, а это, для его творческой натуры было сравнимо разве что с проверкой ошибок в сочинении шестиклассника.

Геббельсу было скучно. И он, ухватившись за мысль о Клаусе, неожиданно придумал для себя новое развлечение - он решит создать - немного вымышленную, немного настоящую - группу Сопротивления, в которой Клауса назначит главным мозгом пропаганды. «Надо же как-то с нами бороться?!»

Эта мысль тут же взбодрила Геббельса, как бывает бодрит выпитая чашка крепкого кофе. Он встал со стула и, довольно потирая руки, подошёл к окну, наблюдая за тем, как последние самолеты Республики вычерчивают в закатном небе её могущественный герб. Ему снова стало хорошо. Он наслаждался этим мгновением озарения, придумавшейся игры. Он представил себя пилотом одного из этих самолётов, наблюдающим с огромной высоты за идеально плоской землёй, четко разграниченной по федерациям, носящим разные названия, но служащие интересам Единой Республики.

Чуть позже он подойдёт к своему рабочему столу, откроет ящик, достанет оттуда лист бумаги и напишет на нем небольшой текст, который отправит по пневмопочте своему помощнику. Тот сделает всё безукоризненно, как и в первый раз, когда был завербован Клаус.


5.
Женщина трижды позвонила в дверь. Клаус подошёл и посмотрел в дверной глазок: женщина!

«Открыть или не открыть?» Само возникновение вопроса заставило Клауса содрогнуться. Ещё несколько лет назад у него не было бы и мысли, чтобы открыть.

«Ведь там, за дверью - женщина! И значит она наверняка ошиблась дверью. Значит она наверняка пришла не ко мне, а к соседу. Зачем тогда и открывать?!»

Тем более, женщина была молодой и симпатичной. Очень напомнившей ему ту девушку из парка, с которой он встретился взглядом, и которая послужила ему источником безудержного вдохновения для написания Басни номер 3. У неё вились светлые волосы, а в руках она держала какой-то предмет. «Какой-то... большой конверт! А ведь интересно... что же в нём? Может рискнуть и открыть?..»

Девушка стояла и не уходила. Но и не звонила больше. Просто стояла и ждала, как будто точно знала, что хозяин - дома.

Это ещё сильней поразило Клауса. А когда начинали происходить необычные вещи, его любопытство оказывалось сильнее страха. Прождав ещё с полминуты и убедившись, что девушка не собирается никуда уходить, Клаус собрался с духом и открыл дверь.

«Guten Abend! Извините, Клаус, я ваша соседка по жизни, у меня закончились спички и у меня для Вас конверт»

Клауса не удивило такое приветствие молодой фрау - он попросту пропустил его мимо ушей- так как всё внимание его поглотили её глаза. Казалось, взгляд ее голубых глаз был направлен ему прямо в сердце, казалось, он знает о нем всё, кто он и зачем, и что работает на правительство, и что пишет стихи, и что душа его сейчас всмятку, т.е, в смятении. А может и правда- всмятку.

«Wie bitte? Простите, я не услышал... Ах, здравствуйте!»

В ответ девушка молча перевела взгляд внутрь помещения, и Клаус тут же отворил дверь пошире и жестом показал проходить.

«Присаживайтесь! Ах, у меня, к сожалению,  всё убрано. А то вы могли бы насладиться моей рабочей остановкой, и...»

«Остановкой? Вы предлагаете мне остаться?» - произнесла незнакомка с улыбкой. И что это была за улыбка! Ровно такая, чтобы в ответ Клаус ответил «да».

«Да. Предлагаю. Оставайтесь здесь на сегодняшний вечер. А может и на всю жизнь... Раз вы говорите... что Вы - моя соседка по жизни...»

«Я так сказала?! Я сказала «беседка». Имела ввиду, что Вам будет со мной крайне интересно беседовать. И не только.»

Ее глаза легонечко вспыхнули, как бывает вспыхивает электрическая лампочка от небольшого скачка напряжения. Но глаза её были живыми. И не могли перегореть.
«Они могут подарить несказанно многое. Быть может, даже больше чем всю мою жизнь.» - подумал Клаус.

«Что же вы молчите? Вам не в чем мне отказать?»

«Да...»

«Тогда мы выпьем с вами чаю, с клубничным вареньем. А после я отдам вам конверт. Я на вечер покину Вас, а Вы, тем временем, исследуете его содержимое. Наша новая встреча будет зависеть от того, что Вы решите. Знайте одно, всё будет зависеть только от Вас. Как и всё иное в жизни»

У Клауса подрагивали пальцы рук. Но ему было на это наплевать. Он пошёл на кухню готовить чай, полный уверенности в происходящем чуде. Так до сих пор и не узнав имени незнакомки.

«Конверт... глаза... клубничное варенье...» - его мысли перескакивали с одного на другое, теряясь в невидимых запятых.

Примерно в том же ощущении невероятного сна прошло и само чаепитие.

Когда дверь затворилась и Клаус остался один, он мог вспомнить лишь, что гостья назвалась Эолиной или Натальей. Он до конца не разобрал - в сердце звучало так похоже. А переспрашивать постеснялся , да и считал лишним - сам её голос был ответом на все вопросы, содержал в себе все имена. Ему ещё предстоит узнать наверняка. А пока - он рад был существованию многих загадок. Например, почему ее глаза меняют свой цвет, когда она погружается в молчание. Начинают потихоньку темнеть, будто просят приглушить свет и помолчать вместе с ними. А лишь только вновь заговорит - как темнота уходит из них, они становятся ласковым морем, бирюзовой прохладой, неуловимой нежностью.


6.
В конверте был лист бумаги, по которому сверху вниз стекали, написанные аккуратным женским почерком, строки. Клаус пытался вспомнить, когда же в последний раз приходилось ему читать что-либо, написанное от руки. И точно даже не смог. Возможно, ещё в школе, когда одна из девчонок передала ему записку, о том, что не хочет с ним дружить. «Ни за что и никогда» - как она написала. И Клаус поверил, и решил больше даже не смотреть в сторону этой странной девчонки.

И вот теперь - новый рукописный текст. «Неужели ещё одно признание в его ничтожности?» Клаус уселся в кресло и, затаив дыхание, стал читать:

«Одному из последних здравомыслящих людей на Земле, с любовью и надеждой на светлое будущее.

Мы - группа Сопротивления, целью которой является борьба за Свободу каждого. Свобода - это прежде всего возможность узнать правдивую информацию, то, что происходит на самом деле.

К сожалению, люди поверили лозунгам диктаторской власти, приняв их за руководство к действию в «эти тяжелые времена». Правда, руководство было к бездействию. И «тяжелыми» времена стали только после того, как средства массовой информации начали активно реплицировать это словосочетание. Каждый день, каждый час, каждую минуту со всех экранов голограммовизоров людей убеждали, что планету захватил «страшный» вирус, и что спастись, можно только лишь в терпеливом бездействии, в молитвах ученым и медикам, ожидая разработки уникальной панацеи.

Да что и говорить, Вам и самому это хорошо известно. Потому как такой своеобразный писатель как Вы, попросту не может черпать информацию из «достоверных» источников. Вы слишком хорошо знаете людей, чтобы можно было им доверять.

Поэтому мы и выбрали для Вас Наталью, которая, если Вы ещё не успели сами заметить, не является человеком. Она - биоробот с планеты Кукчук. Кукчукиане вызвались помочь людям вновь обрести утерянную нами свободу и честь. Наталья - не только одна из из главных координирующих сил Сопротивления, но ещё и очень красивая девушка-биоробот, которая наделена массой уникальных и бесценных способностей. Надеюсь, заметить э т о Вы успеете в скором времени, если примете наше предложение стать главой специального отдела по дезомбированию населения. Нам, как и всем мечтающим о Свободе людям Земли, нужен Ваш талант, нужны Ваши тексты, изобличающие мировую диктаторскую систему. Уверен, Вы понимаете, что такие люди, как г-н Пэ Жэ, фрау Момекеш, слепой Дэн и другие - являются лишь марионетками в рукам куда более могущественных сил, поразившихся ростом осознанности всё у большего количества людей и принявших свои контр-меры.

«Биоробот! А я и не заметил...» - подумал Клаус, на мгновение оторвавшись от чтения, чтобы перевести дух. «Этого мне только не хватало, помимо Геббельса! Но биоробот и правда совсем неземной красоты!..» Стал читать дальше:

«Надеемся, Вы согласитесь держать с нами связь через Наталью. Она будет Вашей личной связной. А если захотите, можете даже поручить ей и некоторые секретарские функции, если они понадобятся Вам в Вашей работе.

Она придёт уже завтра. Поэтому просим Вас подготовить что-нибудь, что бы пролило свет на ложь диктаторского правительства Германии. Мы верим в талант Вашего светлого сердца! С Вами - мы победим!»

Агент Сопротивления Z.


Клаус не стал откладывать дело в долгий ящик и прямо по горячим следам, вдохновлённый скорым новым пришествием биоробота с планеты Кукчук, в пять минут «накатал» «Разоблачение».

Ещё в процессе чтения письма Клаус подумал о Геббельсе, но тот показался ему куда менее желанным, чем Наталья. К тому же, Клаус никогда не мог нормально усидеть на одном стуле. Его творческое воображение заставляло его без конца подниматься и искать второй. И тут - выпал такой шанс. Быть при деньгах и вдобавок ещё закрутить роман с биороботом. «Быть может, мне удастся даже большее, чем просто посидеть рядом. Возможно, я даже наберусь смелости посадить её себе на колени!.. Возможно, она даже когда-нибудь возьмёт меня к себе на свою родную Планету КукЧук!»

7.
«Разоблачение»

«Ахтунг, ахтунг! Просыпайся, свободный народ Германии! Сегодня я хочу напомнить тебе о солнце и рассвете. Вспомни, когда в последний раз ты вставал с утра, выходил на улицу и видел как солнце поднимается над городом? В былые времена Свободы ты мог поступать так хоть каждый день, будь на то лишь желание. Сейчас же, чтобы просто выйти на улицу - тебе нужно добиться специального правительственного разрешения или одевать виртуальные стерео-очки. Да и то, «гулять» ты можешь только в специально отведённые часы. Неужели, ты забыл что время - оно всё твоё, принадлежит тебе и только тебе? Ты можешь быть где хочешь, когда хочешь и с кем хочешь. В любую минуту, в любой точке земного шара, ты свободен- как птица! Это право, которое дано тебе от рождения. Ты появился здесь затем, чтобы исследовать время и пространство, исследовать то, что находится вне пределов всех исследований, так неужели кто-то имеет право ограничивать тебя в этой твоей свободе??? Отчего ты пошёл на поводу у этих слепых поводырей? Они провели тебя не той стороной. Ты сейчас повис над пропастью, хотя, быть может,  тебе и кажется совсем обратное. Но они не дают тебе посмотреть вниз и увидеть всю ту бездну, к которой они подвели тебя, о благословенный народ Германии! Они подкупили СМИ и те проникли к тебе в сознание лживым нашёптыванием. Они подкупили врачей, и те стали лечить тебя от твоего же здоровья. Они подкупили юристов, чтобы те могли ставить подписи под любой ложью, которую ещё тебе не успели внушить. Но они не смогли купить Её- Истину. Просто посмотри ей в глаза. Посмотри своим сердцем. Она всегда и вокруг. Не нужно искать специального места. И это совсем не главный экран правительственного голограммовизора. Там - только обратно-правдивые новости, выгодные им, чужакам с далеких болот, а не тебе, славный народ Германии! Потому - просыпайся! Забрасывай под диван свои очки для ничегоневидения. Выходи на улицы и улыбайся себе. Это твоё право - быть правым и свободным от оков лжи.»


8.
Геббельс сделал свой ход, нацедил своё  лекарство от скуки и теперь с любопытством ожидал, как же пойдут дела. Его верный агент Фрида всё сделала как всегда и как надо.

«Не сомневаюсь, рыбка заглотила наживку» - сообщала она Геббельсу, как раз в то самое время, когда «рыбка» вышла из своего молчания и принялась сочинять героическую прокламацию для, так называемых, СС - Сил Сопротивления.

Да, теперь оставалось лишь узнать, как же поступит Клаус по отношению к нему самому. Прекратит ли сотрудничать? Или - вот уж что больше всего вселяло весёлость в тайного советника первой фрау Германии - примется работать сразу на две стороны?

Утром следующего дня Геббельсу неожиданно напомнил о себе красный телефон. Фрау Момакеш настоятельно просила Фридриха быть вечером на тайном совещании в Грюнвальдском Поместье.

«Будут первые люди планеты» - фрау Момекеш была предельна сдержана и кратка.

«Интересно, что же будет на этот раз?» - думал Геббельс. «Не похоже, что всё будет проходить по обычному сценарию с  фуршетом и ничего не значащими разговорами за ним. Встреча явно не запланированная, а значит наверняка обещает раскрытие каких-то новых карт в нашей игре.

Г-н ПэЖэ был встревожен. Именно он созвал эту экстренную встречу в исполнительских кулуарах Мира. Дело в том, что в России вовсю начало зреть и даже становиться популярным Сопротивление. Только за последнюю неделю было уничтожено два масковыробатывающих завода, сожжены тонны прокламаций о пользе ношения масок для будущего поколения, и даже стали возникать митинги за создание нового свободного государства.

«Уж не СССР ли?» - с ироничной улыбкой спросил мистер Джонс.

«СССР на бумаге фактически до сих пор существует, если Вам этого не было известно, мой дорогой коллега, - г-н ПэЖэ говорил на превосходном немецком языке без существенного акцента. Все, находящиеся в зале люди и нелюди прекрасно знали этот язык, ставший основным в Новом Мире., - Но Вы правы в том, что народ хочет жить хотя бы как при СССР. А страну они могут назвать как угодно, главное, чтоб при этом ни коим образом не пострадал Наш Мир.»

«Значит ли это, что Вы, г-н ПэЖэ, допускаете возможность, что вашим повстанцам каким-то образом удастся помешать нашим планам?» - фрау Момекеш была по-настоящему удивлена тем, что происходило в России. При её правлении в Германии не было даже ни намёка на какую-то подпольную деятельность, призванную подорвать авторитет власти.

«Позвольте Вас уверить, коллеги, что ведутся все необходимые действия, чтобы ликвидировать эту угрозу. Но без Вашей помощи в передаче нам своих «умных полицейских» - это может занять определенное время. А ведь время - это то, что с чем нам нужно считаться впервую очередь. Вы же все знаете, что...»

«Bitte, не упоминайте про это, как и этого имени, мы конечно же все всё прекрасно понимаем... Но и Вы нас поймите - «умные полицейские» - эта технология даже в наших странах засекречена и её применение имеет исключительно разовый характер.» - прервал русского правителя заокеанский гость форума.

Геббельс внимательно наблюдал за переговорами, не вмешиваясь никоим образом в беседу, так как этого не позволял его ранг. Он просто следил за лицами, запоминал жесты участников, чтобы потом проанализировать и дать заключение фрау Момекеш о возможных потенциальных опасностях с той или иной стороны. Появление в России сопротивления было для него далеко не новостью и уж тем более не было неожиданностью. Характер  «этих русских» ему был давно уже известен. И он, конечно, после сегодняшнего совещания посоветует железной фрау подключить в качестве эксперимента программу «умной полиции» для разоблачения русских инакомыслящих. Хотя и она до конца ещё и не прошла проверку на предельную надёжность.

январь 2021 (неоконченное)


...
Галюцинация принудительная . От реальности.

Галюцинанты.


@@
В такое время тебе нужно писать, писать и ещё раз писать! Как будто бы ты - писатель.  Каждое слово, которое пробудит хотя бы одного спящего - не имеет цены. Ты должен писать бесплатно. Безоговорочно посвятить себя этой работе. Если у тебя окажется хотя бы тысяча читателей - тобой обязательно заинтересуются те, кто очень не любит слов и просто так их тоже не тратит. Тебе нужно выбрать псевдоним, ибо писать под своим именем - преступление против всех будущих слов, которые не состоятся по причине твоего «закрытия». Нужно быть осмотрительным и не называть всё своими именами. Осторожность - необходимая составляющая любого значительного пути. Избегай пустословов. Завязывай контакты с думающими сердцем людьми. Ибо человек, способный отличить правду от лжи, но любви не имеющий- всё равно что ртутный градусник. Его опасно брать с собой в путь, он легко может разбиться, и тогда то пространство, где это произойдёт, будет отравлено на многие годы. Бери с собой в путь только по-веренных друзей. Пусть их не будет много. И ещё раз - пиши, пиши и пиши. Пиши, как будто бы ты писатель.