Восток-Запад

Каждый грамотный человек обязан уметь ориентироваться в пространстве, – все мы знаем этот постулат из школьной скамьи. И ещё, по версии «Ералаш»: Каждый культурный человек обязан понимать, что Париж – столица Англии. Но это, в теории, или же в упомянутом выше киножурнале, а в жизни наблюдается несколько иное видение этой азбучной истины. Впервые с этим я столкнулся, когда после окончания восьмилетней школы приехал учиться в Улан-Удэ.

Витя, старший брат, указав на один известный ориентир, с подвохом спросил, в какую сторону мы идем. Мне тогда казалось, что мы идем на восток. А он меня поправил:

— Нет! Мы идем на Север.

Я же начал ему объяснять, что у нас в Харазаргае – это Восток. Но мои доводы не возымели нужного эффекта. Витя сказал, как отрезал и больше мы к этому вопросу не возвращались. Я тогда сам себе поставил диагноз – с моим вестибулярным аппаратом, что-то не так, если я путаю стороны света: в Харазаргае для меня Юг, а в Улан-Удэ, оказывается, это не юг, а Восток. С тем и жил все годы, пока мне в году эдак 2007- 8-м, Руслан Хабдаев в одной частной беседе, не проронил ненароком:

— У нас же, у иркутских бурят, определение частей света, не как у всех, а как то по-другому.

И сказал он это мне в свойственной ему манере – с толком, с пониманием, слегка растягивая слова. Мы с Русланом знавались с детства, но тогда у нас в Харазаргае был негласный паритет: ребята с хоотой айл на сопредельные территории такие, как Бутурраг и урда айл не хаживали. И те, соответственно, к нам, в хойто айл, без особой нужды не совались. Неприятие основ этого пакта не приветствовалось обеими сторонами. Имело место, опять же неписаное правило, – временное перемирие, которое наступало, когда все мы и стар, и млад, и урда айл, и хойто айл вместе загорали на травянистом бережку харазаргайского водного бассейна.

В иные годы, когда вода разливалась ширина нашей Безымянки достигала невиданных размеров и вширь, и вглубь: «не всякая птица могла её перелететь», не всякий пловец мог доплыть до середины реки. И вот там, на речке, мы все были равны, несмотря на разницу в возрасте и места проживания. Были ребята и дошкольного возраста, и тем кому не сегодня-завтра предстояло уходить на службу в Армию. Какими же взрослыми и непомерно большими они нам казались, мелюзге в то время. Одни только «ихние» плавки, державшиеся на теле с помощью  веревочек вместо резинок, являли собой предмет вожделенных мечтаний всей малышни.

А после купания наши правила вновь приобретали силу Закона, и всё возвращалось на круги своя: Земля крестьянам, а фабрики и заводы рабочим. Никто не смел с немытой рожей лезть в калашный ряд – ребята из хойто айл оставались в ареале своих владений, остальные также в своем, «помеченном» кругу. Так что с Русланом мы в детстве находились в неприятельских лагерях. По настоящему близкими стали только в юности, и дальше по жизни шли с полным пониманием внутреннего мироустройства каждого из нас.

Руслан никогда много не говорил, а больше слушал окружающих. Говоря по Чехову, он мог бы много интересных вещей рассказать, но внутренняя культура не давала ему этого делать:

— А интересно ли это будет остальным? А надо ли отнимать у людей их драгоценное время на повествование никого, как ему казалось, не занимающей темы?

А когда он видел, что его действительно слушают, Руслан преображался. Глаза у него загорались, и он с жаром рассказывал действительно стоящие вещи. А знал он очень много и мог говорить на интересующую его тему обстоятельно и очень долго. Я всегда считал, что он обладает умом ученого, пусть и не вселенского масштаба, но очень заметного. А много ли мы видим вокруг заметных ученых? Безбашенные 90-е и нулевые годы породили столько псевдоученых, что эта высокая научная степень перестала нас удивлять. Что не чиновник, то обязательно кандидат, или того хуже – доктор наук. А министру в наше время вовсе уже стыдно быть просто министром. Обязательно нужна приставка в виде звания ученого.

Помните, в советское время всяк занимался своим делом. Сапожник тачал сапоги, электрик паял провода. Я не помню ни одного секретаря обкома партии со степенью доктора наук. Как бы ни хулили деятелей партии большевиков, впоследствие коммунистов, но они, все же строго блюли ленинский принцип о скромности. Уж насколько дорогой Леонид Ильич любил побрякушки, но даже ему не приходило в голову, присвоить себе звание академика. Маршалом был, четырехзвездным Героем был, обладателем ордена Победы был. Ученым – нет.

И это было правильное решение. Даже стремительно дряхлеющий, на глазах советского народа, Брежнев понимал – если ты ученый, то занимайся наукой, а разными партийными и хозяйственными делами пусть ведают те, кому не суждено развивать науку. А ведь совсем еще недавно, не прошло и пятидесяти лет, человек со средним образованием был в обществе почитаемой личностью.

— Володя, – говорил Глеб Жеглов, – да у тебя же на лбу написано десять классов!

Современному обществу мало уже высшего образования, не говоря уже о среднем, как во времена Глеба Жеглова и Володи Шарапова, подавай всем научные степени. Вот уж воистину аппетит приходит во время еды, хватают все направо и налево, вернее, присваивают себе звания докторов, и кандидатов наук. Может, пора уже на государственном уровне вводить, как в старой Руси такие титулы, как князь, граф, барон… Ну, чтобы не было мучительно больно, тем кто любит «ордена» и «медальки» и всякие там приставки к должности. А ученые степени докторов и кандидатов наук оставить тем, кто действительно заслужил и доказал на деле именоваться таковыми.

Так вот, останься все, как в добрые советские времена, Руслан обязательно бы пошел по научной стезе. Он умел досконально разбираться в сути вещей, докопаться до самых глубин стоящей проблемы, въедливо вникая во все тонкости вопроса. Вот это характер, вот эта настырность, в хорошем смысле слова, которые не заставили бы долго ждать результатов. Насколько помню, Руслан уже был аспирантом. А там, с его мозгами, до кандидата – рукой махнуть.

Однако же мы далеко отошли от той темы, с какой начали, давайте вернемся назад. Так вот, когда Руслан обронил:

—  У нас же, у иркутских бурят, определение частей света, не как у всех, а как то по-другому.

Меня вдруг осенило:


— «Ну, не виноватая я! Он сам ко мне приш-ё-о-о-л!»

Если бы я один с посылал небесам свои думы в таком ключе, а себе, как вы помните, я уже давно поставил диагноз, тогда я имею право признать ошибочность своего мышления. Но, когда два человека одинаково понимают проблему, это значит истина, где-то рядышком. Мы, акцентирую ваше внимание, говорим об определении частей света и почему в нашей деревне все не так, как должно быть. Обычно, главным критерием в ориентировании по частям света служит наше небесное светило – солнце. Коль скоро мы на него, в данных обстоятельствах, не можем лицезреть, то будем рассматривать этот вопрос относительно нашего старого, много повидавшего на своем веку, клуба.

Вот, упомянутый здесь многажды, урда айл, он и есть относительно клуба – урай. Если станем спиной к парадному входу нашего клуба, то лицо наше будет обращено – урайхшаа. Правая рука показывает баруун бии – дом Николая Хадеевича. Левая рука показывает з;;н бии, но это за речкой. Имея в уравнении три известных величины, легко определяем хойто айл, где мы за относительную точку приняли клуб. А теперь начинается самое интересное. Солнце, с детства помню, всегда заходило за нашим огородом. «Наран хойно hуухша ;гэйдаа», – слышали все мы в детстве. А вставало оно за нашим, вторым по величине горным хребтом, « Хангаруу», то есть урай.

Итак, по солнцу мы определили, где у нас в Харазаргае урай – хойно. Отталкиваясь от них легко определяем оставшиеся стороны света – баруун бии, з;;н бии. Настало время обратиться к дословному переводу, который утверждает что:

Урай – Юг; Хойно – Север; Баруун – Запад; З;;н – Восток.

Мы помним, что у нас в Харазаргае солнце встает Урай, а садится Хойно. Но, по общепринятым человеческим правилам, солнце не может вставать на Юге и садиться на Севере. И получается то, что мы, в Харазаргае, называем Югом это, оказывается, вовсе не юг, а  Восток, потому что оттуда поднимается солнце. А наш Север – это никакой не север, а самый настоящий Запад, на стороне которого солнцестояние завершает своё дневное пребывание.

Если наш харазаргаец с самого рождения знает, что один его сосед живет з;;нтэн, другой баруун биидэн, третий – урайн – убедить его в обратном «архисложно». Попробуй сказать ему, что Архинчеевы, к примеру, живут з;;нтэш, а не урайшни, как ты «ошибочно» полагал до этого времени. Что он скажет в ответ такому «умнику»? Конечно, он далеко и надолго отправит этого чудика по одному известному адресу, и обязательно проследит – дошёл тот до указанного адреса, или нет.

Вслух произнесть, в своей деревне, такую крамольную мысль – это значит вовлечь на себя гнев народа, снискать себе славу барона Мюнхгаузена – мели Емеля, твоя неделя. А, где же все-таки собака зарыта? Давайте, попробуем разгадать этот ребус.

Наши предки испокон веков поклонялись Солнцу. Каждый восход – это рождение нового дня, новой жизни, новых начинаний и чистых помыслов. Каждое движение вперед «навстречу утренней заре», ассоциировалось у наших предков, как идти к восходу солнца. Урайхшаа (урагшаа) – это значит наран ;;дэ, наран тээшэй, вперёд и только вперед, ни в коей мере не оглядываясь назад, в сторону, где садится солнце. А та сторона называлась, как мы помним, хойно, ара биидэ наран ородог. Лицом всегда смотрим на солнце, урайхшаа, а спиной поворачиваемся к заходу, хойшоо.

А сторона, где заходит солнце, видать, не очень привечалась нашими предками. По их понятию, когда садится солнце – уходит день, замирает жизнь, а где-то и на самом деле уходит жизнь. Не зря, видать, наши предки никогда не прорубали в домах окон с западной стороны. Если кто обратил внимание, там у нас обычно делают вход и пристраивают теплые сени. А у кого на западной стороне нет сеней, там глухие стены.

А в некоторых домах мы наблюдаем вход с юга, с самой теплой и самой солнечной стороны, что по законам домостроения не самый лучший выход, когда у тебя есть в наличии свободная, северная сторона. Можем мысленно, быстренько пробежаться по некоторым харазаргайским улочкам и определить, в чьем же доме вход сооружен с юга. Начинаем от дома Николая Хадеевича, подходим к Кирилл Богомоловичу – и вот, пожалуйста, видим сени с юга. Дальше у Александра Батуевича та же картина.

По школьному ряду у Елены Ивановны, дальше в доме, где жили директора нашей школы, потом у Борис Хантуевича и дяди Сократа Михайлова. А Бутуррагта, по-моему, только в старом заброшенном доме Тарнана, не помню уже ни фамилии его, ни отчества. А вот у дяди Савы Кетышкеева, ни разу к нему в дом не хаживал, однако тоже южная сторона задействована. Зато точно помню, у Логина Васильевича вход всегда был виден прямо с дороги.

Фасадная сторона деревни, не только в Харазаргае, но и в Идыге, и в Кукунутах и во всех других бурятских деревнях области, обращена на восток, благоговейно распахнув свои окна навстречу первым лучам солнца. Исходя из этого, можно сделать вывод, что Востоку наши предки отдавали первостепенное значение. Восток – это начало всех начал. А что касается всей этой путаницы, надо просто исправить ошибки недобросовестного перевода и перво-наперво определиться на общем суглаане:

Восток – это Урай, аля  З;;н; Запад – это Хойно, аля Баруун…

Если примем, что Восток – это Урай, тогда надо перестать воспринимать в уме урай за юг. А если все же Урай – это Юг, то не надо показывать рукой на Хангаруу, за которым встает солнце, что это юг. Учитывая нашу приверженность к востоку, к восходу солнца и ассоциативному мышлению относительно того, что Урай – это движение в сторону восхода солнца, правильнее было бы постановить: Восток – это Урай, а Запад – Хойно.

Конечно, тех кто родился с другим восприятием сторон света, Урай – Юг, Хойно – Север, их не переделать. Но будущее поколение, начиная с того, когда ребенок еще лежит поперек лавки надо бы учить правильному ориентированию, с учетом поправок. Дабы, оказавшись в другой местности, когда ему скажут, что курс мы держим на Север, он не подумал:

— У нас же, в Харазаргае, туда, куда мы сейчас идем это же З;;нтэй…

И в завершение, для чистоты эксперимента, мы должны принять во внимание, что в зависимости от времен года солнце восходит и заходит по-разному. Если посмотрим 22 марта, или 22 сентября на восход, то он будет ровно на Востоке. А у нас в Харазаргае восток там, где Хангаруу. А к июню восход уйдет налево от указанной высоты на 45° и это будет географический Северо-Восток.  К 22 сентября солнце возвращается на место. После этой даты восход будет уходить каждый день на 2° вправо и к 22 декабря достигнет Юго-Востока. К 22 марта, также, отмеряя в день по два градуса, восход и заход солнца возвращаются на место.

22 марта и 22 сентября, все мы знаем, – это равноденствие. Именно в эти дни наиболее точно можно определиться со сторонами света, потому как и восход, и закат солнца осуществляются строго на Востоке и Западе, а дальше, как описано выше оно стремиться то к югу – зимой, то к северу – летом.