Трилистник. Роман. Главы 9-10

За «бугром»
- Сэмюэл, зачем ты взял с собой этот паршивый галстук, он тебе так не идет? А если уж взял, то я тебе его завяжу, потому что никто в этом доме, кроме меня не завяжет тебе галстук, – Софья Борисовна Арнтгольц или бабушка Софа подошла к своему внуку с этими словами и быстрыми движениями рук, не смотря на свой преклонный возраст, завязала галстук.
- Спасибо, бабуль, ты у меня золото, - он поцеловал бабушку и выбежал из дома на крыльцо, рядом с которым его ждала машина. Сев рядом с водителем, он кивнул ему, поприветствовав.
- В лабораторию, сэр? – спросил водитель.
- Да, Джо, только сначала отвези меня на Брайтон Бич, ты знаешь куда.
- Хорошо, сэр.
Проехав несколько сот метров, водитель остановил машину напротив закусочной. Пройдя столики с посетителями, Сэм вошёл в служебный коридор и быстро вбежал вверх по лестнице, затем, пройдя длинный дурно пахнущий коридор с мухами, встал напротив обшарпанной двери. Постучав три раза, услышал бодрое:
- Входи, Сэм.
За столом в кресле, обдуваемый кондиционером, сидел постаревший Лев Борисович Бауэр. На его коленках лежал ноутбук и Лев Борисович что-то быстро печатал. Прервавшись, он весело поглядел на Сэма:
- Я вижу ты сегодня при параде? Как бабушка?
- Спасибо, дедушка Лёва, она хорошо. Как Вы? Напечатали, что я просил?
- Да, почти, садись, сейчас закончу, немного осталось. Про экспедицию я почти закончил, здесь всё хорошо, по-моему. То есть, я имел в виду, что нормальные люди меня поймут. А вот потом начинается полная фантастика и мистика. Это получается почти то же самое, что я на Лубянке строчил, только более художественно. Сейчас, подожди ещё десять минут, пойду сварю кофе и отдохну заодно.
- Можно я прочту?
- Валяй.
Сэм Арнтгольц сел за столик Льва Борисовича и продолжил чтение с того момента, где он закончил в прошлый раз. В свой отдел он ещё успеет, а сейчас нужно было отделить зерна от плевел. По этим бумагам лаборатория приносила свои плоды, но оставалось много вопросов. Тогда она только зарождалась, и всё сулило большие перспективы. Немцам удалось добыть кое-какие материалы по результатам опытов, но необходим был главный ингредиент. Ингредиент, которого они не знали. Материя расщеплялась на отдельные потоки, но вектор её движения в разные моменты времени не удавалось синхронизировать с биополями. Коридор, который открывался биополям после пробивания бреши пространственных заглушек, мог работать около секунды под действием искусственного геомагнитного поля. Но его приходилось долго настраивать и стабилизировать. Сейчас им это удалось, и с квантовыми двойниками было в порядке. Выглядели как настоящие, да так, что мама не отличит. Так почему же они не проходят препятствия? У немцев же они проходили или у Абеля есть вторая, секретная? Что не работало, где был прокол? На немецкой плёнке узник Брайтенау проходил сквозь бетонную стену толщиной в десять дюймов и хоть бы хны. За час до появления союзников почти все материалы были сожжены. Всё, что осталось, было захвачено в последний момент у немецкого штурмбанфюрера, садившегося в последний самолёт в Аргентину. При допросе он настаивал на том, что все опытные образцы были отправлены заблаговременно и выражал уверенность, что разработки велись параллельно с Советами. То, что у них было, как он утверждал, было добыто в Киеве, в сорок втором. Лев Борисович подробно описывал это в мемуарах, но там не было главного, не было научного изложения теории.
- Деда Лёва, вот вы описываете здесь эксперимент по левитации. А как звали тех людей, с которыми вы работали?
- Знаешь, Сэм, - дедушка Лёва называл внука всегда по имени, - я бы рад тебе их назвать… Но я не помню по фамилиям. Меня долго держали в гестапо, и я стал слаб на память после этого на фамилии и даты. Но имена я, конечно, помню.
- Вы лукавите, дед, - Сэмюэль улыбнулся, - ваша забывчивость распространяется только на фамилии и имена, нужные мне. А вот на остальное, как погляжу, ваша память работает на все сто. Помните, как вы рассказывали о своём первом эксперименте? Детали этого рассказа описаны так живо, что вашей памяти можно только позавидовать.
- Я рассказываю тебе ровно столько, сколько нужно вам. Всё остальное – ваших рук дело. Если вы закопались, то вините себя самих, ваши тупые американские головы. А я живу до сих пор там, в Киеве, в моей далекой родине, которой я благодарен за многие счастливые минуты моей жизни.
- Ладно, ладно, дедушка, это я переусердствовал со своим любопытством, прошу прощения. Но вы же добровольно взялись мне помочь.
- Помочь, именно помочь. Ради науки, ради святого. А то, что у вас там происходит, а я чувствую, что происходит что-то мерзкое, меня не касается. И не вмешивай меня в свою работу, Сэм.
- Хорошо, хорошо, как скажете. Ну ладно, я возьму ваши записи?
- Бери и проваливай, - с еле заметным раздражением сказал Лев Борисович, - а мне ёще до Мити одессита дойти надо, повидаться кое с кем.
- Спасибо, дед! – застёгивая на ходу пальто, поблагодарил его Сэм.
Сейчас у него должно быть заседание, точнее через два часа. Было время ещё прогуляться вдоль надземки. Он прошёлся до кафе на углу Кони-Айленд, зашёл в него, сел за свободный столик.
«Давай Сэм, анализируй. Шеф сейчас начнёт выпытывать, куда подевались двое агентов, два испытуемых. Те два идиота, которых скопировали с русских фээсбэшников. Они уже как два дня не выходили на связь, ни слуху, ни духу. Они забрали объект, вывели его, привели на конспиративную квартиру, поговорили с ним, дали ему зелье. Всё шло по плану, пока… Что могло случиться, что? Анализируй Сэм, ты же – голова. Ты возглавляешь отдел не просто так, тебе доверяют там, наверху. Думай, думай». Подошла смазливая официантка.
- Шо таки будете заказывать? – по-русски, лениво спросила она. В кафе было немного народу и она с любопытством рассматривала нового посетителя, - Вы не с Брайтона, сэр? А то у вас прикид не местный, такие щеголи в нас не заходят.
- Мне кофе, дорогуша. Я из родственников местных.
- Ааа, ну, ну, как скажете. А то я сижу тут целыми днями и таких красавцев по пальцам считаю. Правда, тут заходил один новенький вчера, тоже не с привоза, москаль… Ты не оттуда, не из ихней Москвы случайно?
- Нет, не оттуда.
- Во-во, он мне так же ответил. У нас прям не кафе, а шпиёнский сходняк какой-то, поговорить не с кем, - с лёгкой досадой произнесла она и пошла за заказом.
Зазвонил телефон.
- Да, шеф.
- Срочно двигай в отдел, Сэм, у нас плохие новости.
Подъехав к офису ЦРУ на Гудзон-стрит, Сэм Арнтгольц расплатился с таксистом, вошел через центральный холл, поднялся на свой этаж. В отделе за перегородками шла бойкая беседа, шеф, Райан Макдэвид, кого-то распекал. За перегородкой, помимо него, оказались Адамс и О'Брайан.
- Сэм, мы упустили русского. Эти засранцы вели его от кафе на Брайтоне до Пятой авеню. Потом он как сквозь землю провалился. Они что-то знают, эти русские. Наши двойники вышли из игры, они в ауте! А объект пропал. Что вообще на хрен происходит? Эти ублюдки, русские, чувствуют себя здесь как дома, а мы даже не знаем, что происходит в Москве!
- Сэр, как в ауте? Что случилось?
- Вот их последний привет. На, полюбуйся. Никакого четвёртого не было. Он имитирует присутствие четвёртого, снимает всё на селфи. Ему нужно было время и он его получил.
На камере замаячили Мещеряков, Головко и Смоктунович, Мещеряков испуганно глядел в камеру, двое других лежали на полу. Потом Мещеряков заговорил, глядя поверх камеры на снимавшего: "Меня просили Вам передать, что… Да, да, я понял… Перестаньте делать двойников. Это антигуманно и нарушает всеобщий закон равновесия. Двойники будут уничтожаться. Если не одумаетесь, очередь дойдёт до их создателей… Вот. Всё."
- Адамс, Сэм, что всё это значит? Начнём с тебя Сэм, - продолжал Макдэвид.
- Сэр, я не знаю, как это объяснить. Они прошли все испытания перед отправкой.
- Что тогда? Что могло произойти? Как этот Мещеряков сумел нас оболванить?! Один человек целый отдел!
Сэмюэль потёр рыжий щетинистый подбородок и озадаченно посмотрел на коллег.
- Остаётся только одно, сэр, - неуверенно сказал он.
- Этот Мещеряков и есть тот самый русский мачо-невидимка?
- Вероятно.

Сорок первый
Лёвушка трясся в головной полуторке на просёлочной дороге, ведущей от киевского шоссе к западу от Харькова. За ними ехали пять уцелевших машин из большой колонны институтских, эвакуированных в последний момент из Киева. Только что они проскочили Полтаву и оставили на дороге пятнадцать разбомблённых машин и три автобуса. Подводы с лабораторной техникой остались отрезанными в котле. Сплошной поток, состоящий из толпы беженцев, подвод, гудящих машин не давал двигаться по шоссе из-за постоянных пробок, и огромная, кишащая биомассой гусеница в клубах пыли двигалась по обочине. Донёсся слух, что впереди видели колонну немецких танков и части этой гусеницы стали расползаться вбок, по просёлочным дорогам, в сторону Ахтырки. В кузове ехали три оставшихся конвоира-красноармейца и Анатолий Кузнецов, старый знакомы Лёвушки. Он сидел в своем штатском костюме рядом с кабиной и развеивал иногда скуку, играя на губной гармошке. Профессор Зеленцов ехал за ними, во второй полуторке. За поворотом они вылетели на хуторок. Поехали медленнее. Поднявшись на холм, к богатой хате, услыхали далёкий гул и тарахтенье моторов. Они остановились. И вдруг из хаты выбежали двое немцев, один с пистолетом, другой – с карабином.
- Хальт! – заорал первый.
На дороге внизу показались мотоциклы. Сверху, с кузова Левушкиной полуторки раздались выстрелы. Высокий немец, видимо офицер, схватился ха живот и упал, второй побежал с криками к хате, из которой высыпало дюжина немцев. Машина, взревев, развернулась и понеслась назад, к остальным, которые стояли под холмом метрах в пятидесяти. Рядом бухнула граната, шофёр схватился за висок и повалился на руль. Машина приостановилась. Мимо неё протарахтели мотоциклы, подбежали несколько немцев.
- Хэнде хох! Выходи, Иван!
После допроса их всех повезли обратно в Киев, точнее в Сырецкий концентрационный лагерь. Профессор Зеленский умер через месяц, Анатолий поселили в том же бараке, что и Льва Борисовича. Он долго болел, но каким-то чудом поправился, хотя и не до конца. То и дело в бараке раздавался его хриплый кашель, сопровождаемый кашлем десятков заключённых. Больных в бараке было много и каждый день среди узников концлагеря собирали богатый урожай трупов. Судьба Лёвушки тоже была бы незавидной, если не одно обстоятельство. Формировали новую группу для отправки в Германию. Необходимо было вывести несколько сотен здоровых и крепких мужчин. В барак, где томился Лев Борисович вошли два немца. Один из них, поморщившись, зажал нос рукой.
-  Nicht zu glauben! Wie kann man hier sein? (Невероятно! Как здесь можно находиться?) – изумился первый вошедший, крепыш среднего роста. Его блуждающий взгляд остановился на Лёвушке. Холодный взгляд впился в худого измождённого интеллигента с трясущимися руками.
- Как тебя зовут? – спросил он.
- Заключённый номер сто двадцать двести сорок…
- Стой! Как тебя зовут, я спросить? Разве я спросить твой номер?
- Меня зовут Лев Бауэр.
- Юде? Еврей?
- Да.
Немец повернулся к своему напарнику, толстому и рыжему ротенфюреру.
- Почему он ещё не расстрелян? – спросил он его по-немецки.
- Не могу знать, господин оберштурмбанфюрер, - быстро мигая выпалил тот, - У меня не было чётких указаний на его счёт от командования. Господин штурмбанфюрер приказал не трогать его до личного распоряжения.
- Хорошо, я переговорю с ним и заодно проверим списки. Проводите меня к нему.
На следующий день, вечером, после ужина заключённых и переклички в барак вошёл рыжий ротенфюрер Ридер.
- Одевай верхнюю одежду и марш на выход. С тобой будут говорить, - приказал офицер, потом подойдя к Кузнецову, спросил: - Заключенный номер…
- Восемьдесят семь пятьсот сорок пять, - встав, произнес Кузнецов.
- Ты тоже на выход.
Лёвушка надел на себя потёртое осеннее пальто, Анатолий одёл протёртый до дыр пиджак, и они направились к выходу. Войдя в служебное помещение охраны, стряхнули снег и уставились на двух холёных немцев, пьющих коньяк. Один из них был начальником лагеря, штурмбанфюрер Радомски, а второй, его недавний знакомый оберштурмбанфюрер. Посмотрев на Льва Борисовича и Анатолия мутным взглядом, он улыбнулся. Выпив коньяк из рюмки, он обратился к Лёвушке:
- Я не любить евреев и русских, но ты вызываешь вопросы. Мы думать, что ты должен служить великой Германии. Ты учёный? Чем заниматься твоя наука?
- Я востоковед, господин…
- Тиссен, Ганс Тиссен. Востоковед… это что-то… писать? Это как гуманитарий? Знаю, знаю. Ничего конкретного. Чепуха! Это так, по-русски? – он рассмеялся, - Ладно, ладно. Что-то мне говорить, что ты не простой учёный. Хорошо. Что делать твой институт?
- Изучали Китай, Тибет, Ближневосточные страны, Иран…
- Так, так, хорошо, хорошо. Иран – это хорошо… Скажи, мой друг. Если я тебя сейчас отвезу в Германию, ты будешь верно служить фюреру?
- Я не могу верно служить фюреру, господин Тиссен. Я служу своей стране.
- Так. А если я спросить тебя о другом. Ты жить хочешь? Хочешь работать за жизнь?
- Да, хочу, - твёрдо ответил Лев Борисович.
- Это хороший ответ. А ты и твой друг из энкавэдэ были когда-нибудь в экспедиции? – он вперил вдруг свой холодный взгляд в бегающие глаза Лёвушки, - Ну, там, как его… в Тибете?
- Да, мы изучали там… местные диалекты и культуру тибетских народностей.
- Да, ты похож на Еврей, но не совсем… Я подумать, - он повернулся к рыжему ротенфюреру и приказал по-немецки, - Включить их в специальную группу. Завтра они должны быть готов к отправке. У них в досье есть интересный эпизод, ими должен заняться вермахт. И найдите мне его сестру, если её не расстреляли. Она мне пригодится…
…Лёв Борисович Бауэр, Анатолий и Софья Борисовна Мещерякова ехали в разных товарных вагонах с остальными узниками. Недалеко от Бреста их пересортировали в отдельные вагоны. Но брату и сестре удалось поговорить. Он стоял рядом с ней, когда их построили перед отправлением в шеренги на перроне. Софья спросила у Льва:
- Лёва, зачем нас не расстреляли, ты не знаешь?
- Нет, Софа. Пути наши с тобой сошлись не зря. Помнишь, я говорил тебе о нашем исследовании?
- Это о том, о чём ты должен молчать?
- Да, о нём. Слушай меня внимательно. Это очень важно. Если ты выживешь, обещай сберечь одну вещь. Она очень важна для меня. Ты обещаешь?
- Обещаю, Лёва.
- У нас на антресоли, ну, знаешь, там, где папа свои заначки прятал?
- Да, да.
- Так вот. Там стоит термос, который я из экспедиции привёз. Ты его сбереги и отдай нашим учёным или органам. Это всё равно. Там вода. Но это не совсем вода. Это опасная вода, но она… Вкратце так. Если её выпить, то ты пройдёшь сквозь стены или улетишь, как захочешь.
Зрачки у Софьи Борисовны расширились и её огромные глаза смотрели на него с испугом.
- Только не думай, пожалуйста, что это бред. Это не бред, Софа. Это то, ради чего я живу.
Через два дня вся троица сидела у штурмбанфюрера Абеля. Он ходил взад-вперёд по кабинету и посматривал на ссутулившуюся фигуру Льва Борисовича. Потом резко подошёл к нему, снял с себя пенсне и поднёс его к лицу Лёвушки. Рядом с Абелем сидел переводчик, русский перебежчик, который синхронно переводил разговор. Абель нагнул голову и внимательно посмотрел на Льва Борисовича.
- Да, так я и думал, - сказал он, - Это вы, тот самый потешный молодой учёный из русской экспедиции. Я узнал вас. В этом мне помог ваш коллега, - он кивнул на Кузнецова, - Этого я сразу узнал.
- Я вас тоже узнал, - Кузнецов выпрямился, - вы один из тех немцев, кто был в экспедиции.
- Да, мой друг. И вы тогда от нас удрали. Теперь вы понимаете, что сделали это зря? – с победной улыбкой произнёс штурмбанфюрер, - И сейчас вы не в том положении затаившегося охотника и нагана у вас нет.
Он подошёл вплотную ко Льву Борисовичу.
- Вы знаете Абвер, ведь правда, Лев Борисович. И вы понимаете, что если вы не отдадите мне то, что нас интересует, вы со своей фрау сестрёнкой тут же переведётесь в гестапо. А там вы отдадите всё, чтобы только выйти оттуда живым… или вперёд ногами. Ну так что, вы сейчас будете говорить или дать вам время? Но учтите, что его у нас мало… Пожалейте хотя бы вашу сестру, если себя не жалко. Ведь она не в том положении, чтобы отправлять её в гестапо…
Лев Борисович с грустью посмотрел на всех, потом, улыбнувшись виновато, на Софью. Затем внезапно поперхнулся и закашлял.
- Я, я скажу, - неожиданно заговорил Анатолий, - Я слышал, как они переговаривались в вагоне. Я знаю, где тайник.
- Ах ты сволочь… - сквозь зубы процедил Лёвушка.
- Так где же?  - перебил его Абель.
- У них на антресоли. Я бывал у них дома и могу показать это место, вы не найдёте. Если вы меня возьмёте с ней, - он кивнул на Софью, - Я вам ещё кое-что покажу. Канистры опытных образцов спрятаны мной лично в подвале лаборатории. Они замурованы в стальном шкафу, шифр знаю только я.
- Похвально, похвально, молодой человек. Хм, честно говоря, я не ожидал от вас такой прыти.