Письма с полуострова

Пришла эпоха созерцания взамен эпохи постижения и обладания.

Пока я живу, меня закаляет мир.
Я сталкивался с людской (а чьей же ещё?) жадной глупостью,
Человеческой (а чьей же ещё?) подлостью.
Всё вываливается на тебя не сразу,
Иначе можно задохнуться.
Но … есть люди!
«Жисть есть жисть,
Говаривал брат Коля.
И это правда.
 Надо понимать и различать.
Жизнь лишь этому учит.
И никакому другому умению.
Ну, разве что, терпению.

Умельцы из ничего создать проблему другим всегда в большинстве, у немногих выходит проблему занулить. Превратить ничто из нечто.

От смерти спасает привычка…
И скверное то ремесло…
Заучено повторяешь
Ежедневно движенье свое.
Та же дорога в небо,
Эти же птички
Пропоют тебе свой черед.
От одного небытия мы движемся
В другое.
Неважно, какое, вперед.

Хочешь, чтобы услышали? Говори тихо, а ещё лучше, молчи.

Чтобы группа шла компактно, впереди ставят самых слабых. До цели больше шансов добраться всем. Медленнее, чем хотелось бы, но доходили… Может быть, утопистом следовало в своих проектах идеальных государств, а тем, кто взялся их воплощать, учесть этот опыт.
Государство выстраивать не по лучшим, а по худшим экземплярами человеческой стаи. 

Такой уж человек, только среди идиотов выглядит нормальным. 

Природа нам подарила тень вечной жизни – бессонницу. Ну и скучна же, ну и невыносима же она.

Ощущать прекрасное как прекрасное.

Думаешь одно, говоришь другое, поступаешь по третьему. Утверждают, что существует ещё четвертое измерение. И всё мало, открыли уже пятое.

Достоевский был мыслитель, что особенно ясно проступает в его переписки. Например, одной бесталанной даме он сообщает, что несмотря то, что написанное никуда не годится, но есть, «мысль – хорошая и глубокая мысль», но что же это за мысль? «Мысль эта, что породы людей, получивших первоначальную идею от своих основателей и подчиняясь ей исключительно в продолжении нескольких поколений, впоследствии должны были выродится в нечто особливое от человечества, как от целого, и даже, при лучших условиях, в нечто враждебное человечеству как целому, – мысль это верна и глубока. Таковы, например, евреи, начиная с Авраама и до наших дней, когда они обратились в жидов. Христос <…> был поправкой этой идеи, расширив её в всечеловечность. Но евреи не захотели поправки, остались во всей своей прежней узости и прямолинейности, а потому вместо всечеловечности обратились во врагов человечества, отрицая всех, кроме себя, и действительно теперь остаются носителями антихриста, и, уж, конечно, восторжествуют на некоторое время. Это так очевидно, что спорить нельзя: они ломятся, они идут, они же заполонили всю Европу; всё эгоистическое, всё враждебное человечеству, все дурные страсти человечества – за них, как им не восторжествовать на гибель Миру!».
 Это письмо, слишком и хорошо известно, но любопытно наблюдать за ужимками… комментаторов… т.30 (1) с.191-192 Можно оправдать всё что угодно, и кого угодно…

 Мы не можем влиять на настоящее, мы бессильны перед будущим. Но, зато, прошлое в нашей полной власти.

Сергею Самойлову
I
Я с удивленьем наблюдаю
Как жизнь закончилась моя.
Я ничего не ощущаю,
Концы… Начала бытия.
Дорога есть, по ней шагаю,
Но, видимо, дошёл до края   
Что там, за пропастью, не знаю.
Зажал в горсти снежинку я.
Она не тает.
II
Это весна.
Кукушка опять
Мне года обещает.

Поэт, способен свой личный, душевный опыт, своё чувство сделать универсальным, всеобщим.

Если возраст не делает человека нравственным, то он делает его смешным.


Дорогой Миша,
Прошло 63 года
Как я о тебе услышал.
В эти года вошло всё,
Что на нас пришлось сполна:
Смерти, рождения, войны.
На наших глазах не стало
Страны.
Но перед общей судьбой
Мы все равны.
 
В жизни важны частности, то,
Что отличает одно от другого.
Не всегда для всего
Найдёшь подходящее слово.
Но вот взгляд, улыбка, жест
Это не шибко много
Но, что есть, то - есть.
Это близость
Рожденная родством.
У нас был общий дом,
Это небо и золотое солнце на закате.
Лето и мы снова в нём.

Жизнь так устроена и у меня нет выбора не сделать выбор.

Упражнения для электрика

Мне сказал один чувак,
В жизни как в тумблере
Три положения:
«Хуже, лучше и никак».

Я, конечно, перенесу удар. Перенесу его стоически. Но как неохота его переносить.

Суть философии Эпиктета: чтобы не стать несчастным, не будь, даже случайно, счастливым.

Природа говорила:
«Ты был моей частицей,
Ты наблюдал меня,
Когда была я птицей, рекой
И женщиной любимой.
Я – бесконечна.
Ты – искорка на небе:
Влетел, сгорел …
Как не был.

Именно «сильная рука» доводит страну «до ручки».

 Жизнь – тоннель без выхода, но с заваленным входом.

В юности дух едва поспевает за телом. А в старости тело не успевает за духом.

Чем меньше знающих что-то досконально, тем больше думающих обо всём на свете. Результаты их раздумий уничтожает тех и других.

Снежинки разметили воздух
как странички в тетради в косую линейку.
В прошлом тысячелетии,
Кажется, во втором классе,
Нам выдавали такие.
Каждая буква была чем-то новым и непознанным
Как те объекты,
Что уже двести лет поймать никак не могут.
Теперь-то я знаю, что будет в будущем,
Ставшим сейчас моим прошлым.
Но это знание не помогает мне ничуть
Прочесть, что же записано в воздухе, размеченном
Снежинками и ветром в косую линейку.

Утро, лениво расцветает,
День не длинный обещает.
Он, привычно, завершится сном.
Пусть все концы сойдутся
Хотя бы в нём.

Если долго живёшь, то эпохи меняются как характер пейзажей за окном поезда. Я помню … волюнтаризм и застой, закручивание гаек и перестройку. Когда всё рухнуло, когда потихоньку кое-что обратно сбилось в кучу, тогда мы немного воевали, но и дружили со всем миром. Теперь воюем и поругались со всеми. А жизнь идёт…

   «Записные книжки» Венедикта Ерофеева — это как раз жанр, «разговора с самим собой». Конечно, мысль изречённая, а тем более записанная, уже трансформирована и, если деформирована, есть уже ложь. Так сказать, запись собственного бормотания на бумаге. Представьте: идёт слегка поддатый человек, машет руками, отпускает реплики понятные лишь ему, соглашаясь или споря до посинения…с кем-то.
   Записанный диалог с самим собою и это не «Записная книжка», не «Дневник». Хотя может содержать записи и дневникового плана и телефоны, адреса, явки…
   Авторов этого жанра объединяет бессистемность, плавно переходящая в лёгкую беспринципность, именуемую скептицизмом. Поскольку, авторы, отталкиваясь непосредственно от многоликости жизни, её многоугольности, видят, как она течёт. Авторы этого жанра известны, например, Монтень, Розанов, Эйзенштейн, Ерофеев, Чоран. Наверное есть и некоторое число других, но я их не знаю.

   Жизни есть состояние между вечным, «Прощай» и невозможным, «До свидания»!

  В детстве мир кажется таинственным, волшебным и манящим ещё и потому, что изначально выстроен для людей другого роста.

   Коровьёв говаривал, дескать, «одна из французских королев очень бы удивилась, если бы кто-нибудь сказал ей, что её прелестную праправнучку» (соблазняет чёрт, добавим от себя). Как-то в электричке мой взгляд наталкивается на даму, я вижу её впервые, но мне так знакомо это неприятное выражение злобного взгляда и характерное резко-птичье лицо, с клювом вороны. Оживший портрет Гойи, реинкарнации королевы Испании Мари-Луизы.
 Ого, думаю, неспроста это всё. Мы заблуждаемся, если полагаем, что если королева — то красавица, а ее праправнучка, «прелесть», как минимум.

Красота – это то, что видишь первые полчаса и ощущаешь первое же мгновение по её исчезновению.

Рано.
Очнулся на самом дне
Воздушного океана.
На поверхности плавали тучи.
Ещё выше было солнце.
Вокруг меня никого,
Лишь разнообразных существа
Истребляют друг друга.

Оптимист, это человек, полагающий, что всё самое плохое уже позади.

Золотые слова Н.Н. Страхова, долженствующие стать эпиграфом к каждой биографии художника.

   «Быть судьёю своих ближних, произносить приговоры над нравственными качествами, - по нашему мнению, дело трудное и ответственное. Гораздо легче, проще, яснее – оставаться в чисто-литературной сфере, где на-лицо все документы дела, подлежащего обсуждению, - где каждый может проверить справедливость ваших суждений. <…>, в сущности, нравственный суд невозможно отделить от суда литературного, так как нравственный элемент есть одна из неотъемлемых и существенных сторон литературного явления. Зачем вы хотите доказывать какими-нибудь частными фактами, что такой-то стихотворец – плут мошенник? Разберите лучше то, что составляет его силу, в чём заключаются его права на внимание общества, т.е. его стихотворения. Если это человек мелкой и дурной души, то в его стихах неизбежно обнаружится фальшь, неизбежно проявится недостаток истинной чистоты чувств и мыслей. Такой разбор будет несравненно более полезным и плодотворным делом, чем если вы станете доказывать, что этот стихотворец у такого-то в таком-то году, украл известную сумму денег.
   Точно так же, например, не настоит собственно никакой надобности доказывать, что Пушкин был человек честный и благородный. Его лирические стихи до такой степени ясно выражают душу, исполненную чувств чистых и высоких, отличавшуюся необыкновенной теплотой и красотою во всех своих движениях, что с этим невозможно соединить представление какого-нибудь низкого или злого поступка. [с.358-359. Заметки о Белинском. Н. Страхов. Борьба с Западом в нашей литературе. Книжка третья. Сп-Б. Типография бр. Пантелеевых. 1896. - 384с.].

Новейшим биографам

   «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи», «Фламандской школы пёстрый сор». Это у Пушкина, Ахматовой из «сора» жизни растут стихи. У вас же, любезные, кроме прыщей на лбу ничего не вырастит.

На вопрос: «Тварь ли я дрожащая или право имею»? Вам ответят: «Ты, безусловно, тварь не дорожащая, но и права не имеешь»!

 Закон цивилизации: немногие думают, чтобы большинство не думало вообще.

Кроме редких, у всех на памяти, гениев особо разносторонней бывает бездарность.  Яркий тому пример, «Друг народа»: Жан-Поль Марат.

Сегодня – это завтра, которое было вчера.

Именно бессмыслицей передаются эмоции. 

Чаще находишь там, где другие ленятся нагнуться и подобрать.

Истина, справедливость и многое другое, общечеловеческое не универсально. Зависит от того с какой стороне баррикады ты смотришь на эти хорошие вещи.

«Парень я молодой, но не по летам сообразительный».

Финны, своё участие в удушении Ленинграда, называют, «война-продолжение».

Терпеть не могу теоретиков, в своей практике они, как правило, жуткие практики.   
 
Зимой, обрубленные деревья,
Как полированный гранит.
Думай, что хочешь,
Проезжая мимо,
Живя мимо.
Лишь Вселенная над тобою
Незаметная днём
Объемлет всё.
Целься.
Не промажешь,
Но и не попадёшь.

Тень – вещественна, но не осязаема.
Воспоминания и не осязаемы,
И не вещественны.
Жизнь, делаясь воспоминанием,
Даже тенью не станет.

- Что такое ошибка?
- То, что не исправимо.

I
Вечер, прохлада, закат.
Каждый вечер так и
Немного по-иному.
Как в жизни: всё так же,
Но каждый день
Немного по-иному.
II
Лето, утро, солнце.
Привычная летняя благодать
Лучшего, по мне, в Природе мига
Не было и нет.
Впрочем, если подумать
Посмотреть назад,
То дивным и благоухающим
Может быть и закат.

Другу поэту.

Твои инициалы «А» и «Б».
Спроси меня
- «Кто остался на трубе»?
- Нас до смерти обкусывает время.
То, что от нас остаётся,
Никому уже не достаётся.
Дружба, это когда знаешь,
Где её границы.
Жизнь становится такой,
Какая она есть,
Такой, какими бывают сны.
Как-то стороной узнал,
Что почти каждый дружище
На меня
Донесенья писал.
Не знаю, не желаю знать
С какой ты был стороны.
В жизни свою тропинку торит каждый.
В меру своей врождённой трусости
И воспитанной к душевному смраду
брезгливости.
Мы живём по случаю и из милости,
И не важно кто её презентует,
Господь или Природа.
Похоже, это одно и тоже.
Жизнь тебя одарила даром,
Но, увы, недаром.
Человек, зная откуда ветер дует,
Он заплатит за всё.
Наступает миг и всё валится.
Скажем, дружище, спасибо судьбе,
Что не остались мы моряками Колумба
На этой проклятой трубе.