Глава 7. Малые города России, как вечные индикатор

Глава седьмая
Малые города России,
как вечные индикаторы
путешествия из Петербурга в Москву.

Тяжкое наследие. Идейная запутанность,
Поступки аморальные.
Отказывались дети от своих отцов,
Названных врагами, оправданных в последствии,
Безвинно пострадавших от террора и лжеца.
Дети внуки репрессированных,
Дети, внуки палачей, вертухаев, стукачей –
Это наше общество, это мы сегодня.
В память о погибших – тысячи свечей!
Бессмертные пороки кочуют издалёка:
От крепостного права, насилия любого –
Холуйство, равнодушие, вранье и воровство
В наследство переходят, и нам не ждать иного.
При советском строе выросло количество
Безучастных, замкнутых, опасливых людей.
От ханжеских призывов, лозунгов остывших
Не стало той активности, тех былых идей.

«Крепостной» - это роскошное слово создающее триаду жизни: «Бог. Крепостной. Дьявол». Куда должен стремиться крепостной сжатый двумя этими могущественными силами? А жить-то хочется. Хочется мнить себя чем-то большим, чем есть. Более того, мнение о себе, осознание себя есть. Есть даже такие люди с большой буквы, которые мнят себя самым важным среди прочих крепостных, а вот присутствия Бога и Дьявола рядом – нет. Это развязывает руки.

Жизнь, когда с одной стороны человека давит материя, закрепощая его в себе наглухо, а с другой его же давит совесть, в утверждении крепости духа, очень трудна. Где здесь свобода выбора от крепостничества?

Примиряя самого себя с самим собой, примиряя свою Со-весть с жаждой иметь материю, крепостной начинает творить собственный мир «измов», наполняя его многочисленными понятиями, законами, институтами, собственной культурой (пролеткультом), собственной наукой (научным коммунизмом) и т.п. Дальше больше: человек под предлогом того, что «человек человеку друг, товарищ и брат» рушит Бастилию, развязывает мировые войны, и в революционном угаре рубит головы друзьям, товарищам и братьям».

Разве самые высокочтимые создатели «измов» не крепостные? Эти создатели считают, глядя на «утомлённых» создателей прежним «измом», что стали знать больше, чем они. На этом стыке, в очень коротком промежутке времени, Дух побеждает материю. Между собой начинают биться не старое и новое, а их Воли. У кого она сильнее, тот и выигрывает.  Человеческая воля начинает нагнетать идею раскрепощения крепостных и новую систему управления человечеством. Воля носителей новых идей пересиливает волю носителей старых идей и… И всё повторяется сначала. Старое или новое, всё одно… крепостные. Новые: дух, вера, воля вновь скатываются к материальному греху.

Должны ли одни крепостные брать на себя роль поводырей для других крепостных? Но, поводыри – это свершившийся факт проявления воли, духа. Поводыри – это доказательство наличия и Бога, и Дьявола. Усмиряя их волю, человечество выделило из своего состава «штатных» поводырей назвав их вождями и священниками. Священники в свою очередь не преминули всех прочих претендентов обвинить в гордыне и придать анафеме. Зачем, если поводыри, ведущие к богу всё равно поглощаются и теряются в  житейской суете..

Человечество в борьбе с самим собой разделилось на государства, классы, объявив одних угнетателями, а других угнетёнными. Но, кто выбился из крепостных на свободные просторы? Разве все эти «измы», силовые ведомства, кодексы, законы и прочие человеческие изыски в своём развитии не усиливают крепостнический строй?
Разве, редкие, революционные пламенные взбрыки, типа:

«Никто не даст нам избавленья,
Ни царь, ни бог и ни герой,
Добьёмся мы освобожденья
Своей мозолистой рукой»,

в итоге не усиливают понимание несбыточности мечты об освобождении. Но от чего человечество мечтает освободиться? Так выходит, что от себя.

Почему наша жизнь такая неустроенная и «и всё у нас не так» - до такой степени, что даже империи постоянно разваливаются? Почему народы столь разъединены между собой, что войны стали неизбежностью? А хочет ли человек жить честно, нести в мир свет истины? А если он хочет только красть и лгать, то что тогда? Тогда ему поделом! В этой книге собраны разные курьёзы и варианты лжи, всеобщей лжи. 
Александр Сергеевич Пушкин – это наше всё и о нас.
   
Но мысль ужасная здесь душу омрачает:
Среди цветущих нив и гор
Друг человечества печально замечает
Везде невежества убийственный позор.
Не видя слез, не внемля стона,
На пагубу людей избранное судьбой,
Здесь барство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого владельца.
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд и склонностей в душе питать не смея,
Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея.
Опора милая стареющих отцов,
Младые сыновья, товарищи трудов,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов.
О, если б голос мой умел сердца тревожить!
Почто в груди моей горит бесплодный жар
И не дан мне судьбой витийства грозный дар?
Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная заря?

По сути, Пушкин одним из первых обозначил проблему государства российского, в котором разноплеменной состав, проживающий на его необъятных просторах, борется за доминирование в стране, а не за её развитие. А раз так, то централизация власти является неизбежным злом в борьбе с элитами этих племён. Но Пушкин смотрел ещё дальше, утверждая, что

Везде невежества убийственный позор.
Не видя слез, не внемля стона,
На пагубу людей избранное судьбой,
Здесь барство дикое, без чувства, без закона…

Племена должны быть в дичайшей нищете и поголовном рабстве, чтобы государство сохраняло свою целостность, а элиты этих племён, наоборот должны быть обласканы и наделены возможностью творить любой произвол на своих территориях.
То есть, если смотреть на создание идеала нации с точки зрения проводимой политики, или примерять на народ возможность им самосознания, то к идеалу нации мы даже не приблизимся. Но всё-таки Пушкин действительно многое сумел сделать для создания идеала нации. Его оружием был русский язык. Благодаря Пушкину русский язык стал идеальным языком и, наверное, можно утверждать, что идеал нации создаёт идеальный язык.

Конечно, можно считать, что национальный язык был и до Пушкина, и что отношению к каждому человеку, говорящему на национальном языке, он является объективной данностью. Каждый человек независимо от своей воли и желания говорит на языке той нации и среды, в которой родился. Именно на этом языке человек постигает нормы и правила жизни своей нации. 

Например, нынешние политики бывших стран Советского Союза устремились к отказу от русского языка, именно в целях возвращения своего населения к национальным языкам и построения на его основе новой, а точнее хорошо забытой, данности. Хотя, прекрасно понимая, что в глобализации мира со своими национальными языками им не выжить, вместо русского они повсеместно устремились к изучению английского языка, считая его международным.

То есть, не всё так просто с национальными языками. Национальный язык может и не стать идеальным языком для создания идеала нации, а в идеале идеальной нации. Национальный язык, при отсутствии его развития через литературу, науку, искусство может оставаться только прикладным, бытовым языком.
Нацию делают великой литературные, научные, политические гении пишущие  на её языке. Пушкин в этом контексте, действительно, гений нации, так как сумел очень точно дать оценку славянским народам на их языке и создать идеал нации на русском языке, сделав идеальным и русский язык.
Величайшая цитата Пушкина из поэмы Руслан и Людмила:

Там русский дух... там Русью пахнет!,

в одночасье сделала русских узнаваемыми повсеместно.
Рассмотрим, как Пушкин продирался к идеальному русскому языку, что преодолевал на своём пути.

В допушкинскую эпоху обычные слова национального языка считались непоэтичными. Российская элита предпочитала говорить на иностранных языках, относясь пренебрежительно к русскому языку – языку своих покорных крепостных крестьян.
Те, писатели и поэты, которые всё же отваживались писать на русском языке, делали это столь витиевато, изощряясь в «извитие словес», что не всегда понимали даже сами себя. Александр Сергеевич Пушкин буквально страдал от этой повсеместной глупости и, фактически, именно он положил ей конец, по крайней мере, в литературе, оставив «извитие словес» чиновничеству и элитам.
          
Нужда была наставникам – поводырям партийным
Вести к заветной цели нас – коммуне мировой
Но жизнь-то человеку даётся лишь единожды!
И оставаться крепостным рабом – охоты никакой.
В ущерб себе, советскому устройству бытовому
Все силы отдавались родному ВПК.
Тащили мы тяжёлую, грозную телегу
В радужные дали – в грядущие века…

Сырьём одним размашисто умели торговать,
Да мир пугать оружием уровня высоко,
Средства на изменение всего миропорядка
Качали из карманов советского народа,
Из богатейших недр, которые дарила нам
Безмерно щедрая российская природа.

Кто ж они по сути, страны руководители,
Если после Брежнева избрали человека,
Которому –то жить осталось считанное время –
Под руки водили нового генсека.
Сущность управителей вполне определяет
Ими утверждаемый «новой» жизни план.
Впрямую с этим связано решение порочное,
Оплаченное кровью: сынов послать в Афган...