4. Гавайи

   Больше месяца мучили Голотвина проверками на лояльность и уровень знаний. Ни в какой Мичиганский университет Томас его не привёз, оставил где-то на окраине Ан-Арбора, столицы штата. Не сказать, что бытовые условия ему не обеспечили, Денис в России довольствовался и худшим. Кормили. Следили за режимом, и более восьми часов работа над ним не велась.
   Самым неприятным для него собеседованием была тематика о России. Заставляли вспоминать всё плохое, что случилось с ним в жизни, начиная с юношеского возраста. Плохого о родине-мачехе в голове Голотвина осело немало, только вот, нет ничего хуже, чем прочувствовать себя предателем. Денис понимал, к чему кураторам понадобилось чернить Россию с его уст, и постепенно свыкся со своей участью. О его негативных высказываниях на родине не узнают, имя его в дальнейшем будет засекречено, как и его научные изыскания. Не видать ему Нобелевской премии и с этим можно смириться. Главное – мечта его жизни о способах воздействия на психику микроволнами будет исполнена.
   В конце испытательного срока он подписал кучу документов и выехал на вожделенные Гавайи. Прислушались к его пожеланиям, вняли. А говорят, что американцы больно уж самонадеянны.

   Голотвин оказался там, куда тянуло его последнее время, время переосмысления человеческих ценностей – подальше от людей, на закрытом острове Ниихау. На Ниихау базируется навигационная станция Военно-морского флота США. Там, где расположена секретная база, для небольшой группы учёных всегда найдётся место, и американцы параллельно организовали здесь биолабораторию, которую мировое сообщество, прознав, воспримет крайне негативно: лабораторию по исцелению душ человеческих.
   Этот остров как никакой другой подходит для уединения, и закрыли его от алчущей цивилизации никак не «акулы капитализма», а люди достойные, потомки знаменитой семьи Синклер. Случается и такое в европейской истории, которая строилась на порабощении и истреблении «нецивилизованных» народов.
  В 1915 году внук отважной Элизабет Синклер, Обри Робинсон, принял решение прекратить общение с внешним миром, чтобы сохранить местные обычаи и оградить аборигенов от тлетворного влияния цивилизации. Ниихау стал единственным островом архипелага, где сохранился традиционный образ жизни и основным языком остался гавайский. Американская военная база стала залогом сохранности заповедной культуры.

   Сношения сотрудников базы с местным населением случались, но не часто. Тяжело человеку подолгу находиться взаперти, потому учёным иногда дозволяли посещать местные праздники в посёлке и представляться радиотехниками. Знакомство с инородной культурой всегда предстанет интересным занятием, и душа с новых впечатлений отдохнёт от однообразия.
   Голотвина с базы не выпускали, и он год просидел под запретом, словно узник какой. Русский он, а для американца русские враги и шпионы, за ними глаз да глаз нужен. С тоски по свободе спасала работа, неуёмный интерес учёного.
   В лаборатории трудились учёные различных квалификаций, и Голотвину представилась возможность пополнить свои знания в разных научных направлениях. Были тут биологи, отслеживающие общение и взаимодействие различных животных, уникальное развитие эндемиков на закрытой территории, сохранность которых на Ниихау гарантировалась заповедными законами.
   Вильям слыл знатоком микроволновых излучений и имел допуск на глубоководную станцию, где фиксировали и изучали редкие пролёты нейтрино. Современные способы фиксации нейтральных энергий Дениса интересовали, но в данный момент он особо увлёкся психологией, с которой до того был знаком поверхностно.
   Психолог Эльза была женщиной неприступной. Денис гнал от себя всяческие мысли о любви, но в глубине души понимал, что придётся ему в своё время подумать о потомстве и побороться за сердце избранницы. Эльза была красивой, статной женщиной спортивного сложения, только её отчуждённость от любви не оставляла мужскому контингенту ни единого шанса. Когда же Денис прознал, что каждые выходные Эльза спешит вылететь с острова к семье, вычеркнул из себя все симпатии к ней и оставил при себе один исследовательский интерес.
   - Человеку дано закрываться от внушения извне, - просвещала Эльза недалёкого в психологии Дениса. – Мы можем открывать душу нараспашку навстречу доброму и светлому, а можем замкнуться, не желая поддаваться лукавым увещеваниям. Руководит человек исходящими и входящими биополями. Тут спора нет, и люди посвящённые вот уже многие века пользуются этим человеческим качеством – обманывают всех причастных, а зачастую в веру обращают.
   - Биополя? – переспросил Голотвин. – Что такое есть – биополя? В науке такого понятия не существует.
   - В науке многое чего не существует, - настояла на своём Эльза. – Наука требует доказательств, а фиксировать биополя приборами мы пока не научились. Жизнь – самый точный прибор, а многие учёные пока того не признают. Вот потому и числятся психологи в разряде неточных наук. Не просчитывается жизнь цифрой.
   После бесед с Эльзой Голотвин пришёл к выводу, что не зафиксировать ему вожделенную волну жизни общепринятыми приборами. Никакой метал не воспримет чуждую ему потустороннюю энергию. Метал и камень – это малая частичка жизни, а на то, что б управлять силой разума и инстинктов, потребуется более сложные компоненты. Металлы ловят электромагнитную волну, большего им не дано, какой бы ценностью они не обладали.

   - Не морочил бы ты голову своими задумками, Дэн – увещевал его микробиолог Кевин. – Давно замечено и проверено, как действуют на психику медикаментозные препараты. Звуковая волна особой частоты вгонит слушателя в ступор, другая – дрожью проберёт. Что за блажь в тебе засела? Переходи к нам. У нас всё просто и понятно, результат ожидаем и цель ясна.
   - Есть они – биополя и непознанные волны, управляющие жизнью, - не соглашался с Кевином Денис. – Не зря люди придумали себе Бога. Сколько живёт человек, он неосознанно пользуется этим своим даром: общается, пытается привлечь к себе; и не одной только своей внешностью, поверь. На то даже слова были придуманы: духовность, обаяние, великодушие.
   А как насаждается страх? Оскалом? Да ты хоть глаза закрой, а всё равно не перестанешь остерегаться невидимого врага, готового тебя убить. Даже если знаешь, что легко победишь его, всё равно убежишь. И что тебя толкает к тому позорному бегству? Опыт? Инстинкт? А не те ли грозные флюиды, что изрыгаются из алчущего мозга убийцы?
   Спасибо, конечно, Кевин, за твоё предложение присоединиться к вам, но я предпочитаю продолжать свои изыскания. А вот от помощи вашей не откажусь и буду всемерно благодарен за содействие и консультации.

   Не сказать, что заточение Голотвину было в тягость. К нему прислушивались, помогали. Только вот, когда он коротал свободное время, любуясь с верхней обзорной площадки бескрайним океаном, тянуло его за горизонты, туда, где нет границ, где есть свобода выбора друзей, где женщин больше, чем на острове. Ниихау не его дом. Это дома можно смириться с вынужденным одиночеством, зная, что оно когда-то закончится.
  Для работы Голотвину доставляли всё, что требуется, не спрашивая, к чему ему вдруг понадобился тот или иной биоматериал – для опытов. Ему была доступна любая секретная информация из многочисленных американских биолабораторий, разбросанных по всему миру. В России такой доступности к информации Денису не приобрести.
   Дерзай и работай, всё к тому есть. Нет нормальных дружеских отношений, отвлечённых душевных разговоров. Не умеют американцы дружить.
   Так и потекли нескончаемые рабочие дни Голотвина – увлечённые и целеустремлённые. А мысли о неуместности его в этом мире Денис от себя гнал: «Всё хорошо. Поймаю я тебя, нейтрино мой неуловимый».