ОГЛАВЛЕНИЕ
Казнь террористов в Японии
Россия: закон о земствах Западного края
Китай весной: путч в Гуанчжоу и передача железнодорожного строительства иностранцам
Россия: убийство Андрея Ющинского и начало «дела Бейлиса»
Убийство Столыпина
Секретная экспедиция Арсеньева
«Дело Бейлиса» осенью 1911 года
Япония в 1911 году
Начало революции в Китае
Начало итало-турецкой войны
Китай зимой 1911/1912 года
Завершение событий 1911 года
1911 год даже на фоне бурного начала XX столетия был особенно богат знаковыми событиями, отзвуки которых ощущались потом ещё долго.
Казнь террористов в Японии
В Японии 24 января 1911 года по приговору проходившего втайне суда за государственную измену (участие в заговоре с целью покушения на жизнь Тэнно) повешен арестованный полгода назад 40-летний идеолог анархистов Котоку Сюсуй (Котоку Дэндзиро). На следующий день та же участь постигла его гражданскую жену, 30-летнюю Канно Суга. Из прочих 24 заговорщиков 12 также были повешены, остальным смертную казнь заменили пожизненным заключением.
Россия: закон о земствах Западного края
По мнению Витте, последние два-три года своего премьерства Столыпин «внёс во все отправления государственной жизни полнейший произвол и полицейское усмотрение». Каждое новое отступление от строгой законности ещё больше озлобляло общество, которое не осуждало тех, кто убивал помещиков с жёнами и детьми, министров, губернаторов и жандармов, но гневно обвиняло власти, когда убийц казнили без соблюдения юридических процедур. Эта ситуация зафиксирована тогдашней литературой (например, в рассказах Куприна «Обида» и «Гамбринус» и в «Повети о жизни» Паустовского).
В августе-сентябре 1910 года Столыпин совершил поездку в Западную Сибирь, из которой вернулся радостный и полный впечатлений. «Ещё десять лет мира и дружной работы правительства, – говорил он, – и Россия будет неузнаваема». Он готовил ряд мер по закреплению переселенцев на новых территориях, в частности, путём передачи им земли в собственность.
Однако к этому времени звезда Столыпина уже стремительно закатывалась. Поводом к его разрыву с царём стал совершенно второстепенный вопрос о земстве Западного края.
Столыпин вообще всё, что делал, принимал близко к сердцу, а законопроект о земстве Западного края особенно его волновал. Третьеиюньская избирательная система обеспечила преимущество на выборах помещикам; но в Западном крае, перешедшем под власть России только в конце XVIII века, помещики были поляками, а крестьяне – русскими. В результате в Думу от этих мест прошли только поляки, составлявшие 4 % населения. Столыпин, выходец из Ковенской губернии и русский националист, заявил о необходимости защитить неокрепшие русские ячейки в противоборстве их с цитаделями польской культуры. Его законопроект предлагал выборы в Западном крае проводить по национальным куриям с учётом не только имущественного, но и количественного фактора, а также закреплял за русскими важнейшие места в земском управлении. После одобрения Думой проект в начале 1911 года поступил в Государственный Совет, и здесь неожиданно для Столыпина был провален совместными голосами левых поборников равенства национальностей и правых, усмотревших в нём удар по культурному (польскому помещичьему) элементу в пользу мужичья. Столыпин был поражён в самое больное место: его, убеждённого монархиста, обвинили чуть ли не в разжигании революции! Он тут же вручил Государю прошение об отставке. Николай был подавлен, говорил, что не представлял себе важности дела, и вообще «во что превратится Совет министров, если все министры начнут подавать в отставку в случае конфликта с Думой или Государственным Советом!». Императрица Мария Фёдоровна и великие князья горой встали за премьера, внушая царю, что он единственный способен привести Россию к светлому будущему. Сам же Столыпин фактически предъявил царю ультиматум, потребовав убрать из Государственного Совета главных противников проекта, распустить на три дня Госсовет и Думу и провести закон о западном земстве в порядке 87 статьи. Мария Фёдоровна была крайне опечалена такой постановкой вопроса: она знала, что её сын поддастся нажиму, но никогда не простит того, кто заставил его уступить. Коковцов также советовал выбрать способ действий, менее болезненный для Государя, но Столыпин запальчиво отвечал, что пусть ищут смягчения те, кто дорожит своим местом, и что честнее уйти, чем сносить оскорбления. «Вы правы в одном, – сказал он Коковцову, – Государь не простит мне, если ему придётся исполнить мою просьбу, но мне это безразлично, так как я отлично знаю, что до меня добираются со всех сторон и что я здесь ненадолго».
11 марта 1911 года было объявлено об увольнении правых членов Государственного Совета В. Ф. Трепова и П. Н. Дурново, а 12 марта издан указ о перерыве занятий Госсовета и Госдумы на три дня. В эти дни закон о западном земстве был введён именным Высочайшим указом. Это очередное издевательство над смыслом 87 статьи вызвало возмущение даже вреди сторонников законопроекта. Правый депутат В. В. Шульгин, защищая Столыпина от нападок своих коллег Дубровина и Пуришкевича, говорил: «Вы сгоните его, повалите, но кем замените?». «Очень вам благодарен, что вы меня защищали, – сказал Столыпин Шульгину, – но меня нельзя защитить».
Китай весной: путч в Гуанчжоу и передача железнодорожного строительства иностранцам
В 1-й половине XX века драки между сторонниками разных политических течений были скорее правилом, чем исключением. Даже в некоторых странах, считавшихся «демократиями», межпартийная борьба не исключала силовых методов. А в веймарской Германии все основные политические партии – и правые, и левые, – имели в своём составе военизированные структуры (в том числе молодёжные):
Социал-демократическая партия Германии (SPD) – боевую организацию «Чёрно-Красно-Золотой Имперский стяг» (Reichsbanner Schwarz-Rot-Gold, или просто «Рейхсбаннер» - Reichsbanner), а также «Социалистическую молодёжь Германии – Соколы» (Sozialistische Jugend Deutschlands – Die Falken), позже переименованную в «Социалистическую рабочую молодёжь» (Sozialistische Arbeiter-Jugend, сокращённо SAJ);
Немецкая народная партия (DVP) – молодёжное крыло «Имперская молодежь» (Reichsjugend);
Немецкая национальная народная партия (DNVP) – молодежное крыло «Бисмарковская молодежь» (Bismarckjugend); Союз солдат-фронтовиков «Стальной шлем» (Stahlhelm, Bund der Frontsoldaten), его молодежное крыло «Молодёжный Стальной шлем» (Jungstahlhelm) и более широкую организацию «Ландштурм Стального шлема» (Landsturm Der Stahlhelm);
Коммунистическая партия Германии (DKP) – «Союз красных фронтовиков» (Roter Frontk;mpferbund, сокр. RFB), насчитывавший в свои лучшие годы до 150 000 боевиков; «Молодёжный штурм» (Roter Jungsturm), позже именовавшийся «Красный молодёжный фронт» (Rote Jungfront); «Красная помощь Германии» (Rote Hilfe Deutschlands); «Боевое общество красного спорта» (Kampfgemeinschaft f;r Rote Sporteinheit, сокр. Rotsport);
Национал-социалистическая немецкая рабочая партия ((NSDAP), нацисты – «Штурмовые отряды», сокр. СА (Sturmabteilung, SА), которые к 1934 году насчитывали около 3 млн. чел., и «Охранные отряды», сокр. СС (Schutzstaffel, SS), выделившиеся из СА в 1934 году.
Все эти формирования имели свою униформу, символику, знамена и оружие. Помимо охраны партийных мероприятий, все они проводили собственные собрания, слеты, съезды, уличные митинги и марши.
Что же говорить о Китае с его многочисленными тайными обществами и традиционным соперничеством военно-политических группировок, лишь формально входящих в состав общенациональных вооружённых сил? Здесь любые крупные политические движения достаточно быстро выливались в противостояние армейских частей и соединений – то есть в гражданскую войну.
Ставка китайских революционеров из «Объединённого союза» ( «Тунмэнхуй») на уездные тайные антиманьчжурские общества (***дан) себя не оправдала, и они переориентировались на агитацию среди солдат и офицеров «новых войск», обученных западными инструкторами.
Наиболее боеспособной группировкой «новых войск» была Бэйянская армия, созданная с 1895 года под руководством Ху Юй-фэня и Юань Ши-кая. Бэйянские части размещались на северо-востоке Китая, в прибрежных районах провинций Ляонин, Шаньдун и столичной провинций Чжили (ныне Хэбэй) с городом Тяньцзинем.
Части Наньянской армии (бывшая Сянская армия Цзэн Го-фаня) в описываемое время дислоцировались в ряде провинций Центрального и Южного Китая – в Хубэе, Хунани, Шэньси, Цзянси, Юньнани. В Наньянской армии было много выходцев из старых войск, в ней была слабее дисциплина, среди солдат и унтер-офицеров было много членов тайных обществ и просто противников Цинской династии, более подверженных революционной агитации.
Лидер «Тунмэнхуя» Сунь Ят-сен (так его именуют на южно-китайском диалекте; на пекинском диалекте – Сунь И-сянь, также известен как Сунь Вэнь) и его заместитель Хуан Син продолжали придерживаться тактики мелких заговоров, надеясь в случае успеха привлечь к революции армейские части.
27 апреля 1911 года в Гуанчжоу, столице юго-восточной приморской провинции Гуандун, свыше 100 вооруженных членов «Тунмэнхуя», в большинстве приехавшие из других провинций и из-за границы, во главе с Хуан Сином захватили резиденцию маньчжурского наместника Хугуана (общее название провинций Гуандун и Гуанси) маньчжура Жуй Чэна. Но подразделения местного китайского гарнизона их не поддержали, и повстанцы были разбиты. Хуан Сину удалось бежать в Сянган (Гонконг). Тела 72 погибших бунтарей были захоронены на холме Хуанхуаган, поэтому восстание осталось в истории как Хуанхуаганское.
В мае 1911 года регент Великий князь Чунь (Айсиньгёро Цзайфэн), отец пятилетнего Государя Сюаньтуна (Айчснтгёро Пу И), упразднил существовавший с XVIII века «Большой совет» и заменил его «Императорским кабинетом», премьер-министром которого был назначен 73-летний маньчжурский князь Цинь (Айсиньгёро Икуан). Из тринадцати министерских постов восемь (включая военный, финансовый, военно-морской, внутренних дел, земледелия, промышленности и торговли) заняли маньчжурские аристократы. В составе правительства был учреждён новый орган – Бидэюань, консультировавший Сына Неба. Новое правительство сразу национализировало частную акционерную компанию по строительству Хугуанской железной дороги от Чэнду (столица провинции Сычуань) через Ханькоу (провинция Хубэй) в приморский Гуанчжоу. А 20 мая было подписано соглашение с консорциумом английских, французских, немецких и американских банков, передающее ему железнодорожное строительство в качестве обеспечения крупного займа.
Россия: убийство Андрея Ющинского и начало «дела Бейлиса»
В 1911 году в России одной из самых обсуждаемых тем было так называемое «дело Бейлиса».
Основные действующие лица этой криминальной драмы:
1) Александра Ющинская, 1879 г. р., киевская торговка фруктами и зеленью, жена переплётчика Луки Приходько.
2) Андрей Ющинский, 12 лет, ученик приготовительного класса Киево-Софийского духовного училища, внебрачный сын Александры Ющинской, которого она родила до замужества от киевского мещанина Феодосия Чиркова.
3) Вера Чеберякова (Чеберяк, Чеберячка), бывшая соседка Приходько-Ющинских. Полуцыганка, точный возраст неизвестен; проживала в киевском предместье Лукьяновка, замужем за мелким почтово-телеграфным чиновником Василием Чеберяком; сводная сестра профессионального вора Петра Сингаевского, содержательница воровского притона и скупщица краденого.
4) Женя Чеберяк, 11-летний сын Веры, приятель Андрея Ющинского.
5) Менахем Мендель Бейлис, еврей, киевский мещанин, точный возраст неизвестен; приказчик на кирпичном заводе Зайцева.
6) Владимир Голубев, 1891 г. р., студент юридического факультета Киевского университета, сын церковного историка С. Т. Голубева; член черносотенного «Союза русского народа», председатель монархического общества «Двуглавый орёл», издатель газеты «Киев».
Ниже в хронологическом порядке приведены события, положившие начало «делу Бейлиса».
***
8 марта 1911 года Вера Чеберяк была задержана под чужим именем по подозрению в сбыте краденого кольца, но сумела сбежать из полицейского участка.
9 марта года были арестованы и доставлены в сыскное отделение четыре профессиональных вора, опознанных как постоянные посетители притона Чеберяк.
10 марта полиция провела обыск на квартире Чеберяк, в ходе которого нашли два револьвера и патроны.
12 марта 1911 года Андрей Ющинский ушёл утром в школу и исчез.
20 марта в одной из небольших пещер в Лукьяновке игравшие там мальчишки нашли его тело в сидячем положении, со связанными руками, в одном белье и единственном чулке, с сорока семью колотыми ранами, Рядом лежали его тужурка, кушак и фуражка; тетради, сложенные в трубочку, были засунуты в углубление в стене. В кармане тужурки оказался кусок наволочки со следами спермы; впоследствии выяснилось, что этой наволочкой мальчику затыкали рот. Также было установлено, что убит он был не в пещере. что колотые раны нанесены швайкой – большим шилом, а тело в значительной степени обескровлено. По состоянию остатков завтрака (борща) в желудке мальчика экспертиза установила, что он был убит через 3-4 часа после приёма пищи, что при известном со слов матери времени последнего завтрака давало время около 10 часов утра 12 марта.
Первоначально основной версией следствия были корыстные мотивы. Предполагалось, что родной отец мальчика, бросив Александру Ющинскую, оставил на имя Андрея значительную сумму, поэтому подозрение пало на мать мальчика, его отчима Луку Приходько и на целый ряд других родственников. Александра Приходько (Ющинская) была арестована сразу же после возбуждения дела, но затем освобождена; Лука Приходько арестовывался дважды (второй раз вместе со своим отцом), но также был освобождён. Выяснилось, что улики против родственников были сознательно сфабрикованы, а признания отчима и дяди выбиты следствием.
22 апреля в следственных документах впервые у поминается еврейский след. Вера Чеберяк по поводу соответствующих разговоров и прокламаций на похоронах Андрюши заявляет: «Мне и самой теперь кажется, что, вероятно, убили Андрюшу евреи, так как никому не нужна была, в общем, смерть Андрюши. Представить же вам доказательства в подтверждение моего предположения я не могу».
Затем студент Владимир Голубев заявил полиции, что обследовал местность и выяснил, что вблизи пещеры расположена «усадьба некоего жида Зайцева», в которой проживает «его управляющий, какой-то еврейчик Мендель». Голубев выразил убеждение, что убийство совершено евреями ы ритуальных целях. Эта версия основывалась на так называемом «кровавом навете» – многовековых слухах о том, сто евреи якобы убивают христиан и примешивают их кровь в мацу. Единомышленники Голубева утверждали, что евреи подкупили полицию, чтобы направить следствие по ложному пути.
Между тем Женя, сын Веры Чеберяк, в разговоре с Голубевым сказал, что Андрей приходил к нему утром 12 марта и они вместе ходили играть в расположенной неподалёку усадьбе Бернера; но затем на допросах он стал от этого отпираться и утверждать, что в последний раз видел Андрея лишь дней за десять до убийства.
Розыск по делу об убийстве Ющинского проводил чиновник для особых поручений при начальнике Санкт-Петербургской сыскной полиции коллежский секретарь Евгений Мищук, назначенный руководителем Киевской сыскной полиции вместо не утверждённого на эту должность киевского «сыскаря» Николая Красовского. Предварительное следствие осуществлял следователь по особо важным делам Киевского окружного суда Василий Фененко (спустя несколько месяцев ему же будет поручено ведение дела о покушении на председателя Совета Министров Петра Аркадиевича Столыпина), а наблюдение – прокурор киевского окружного суда Николай Брандорф. Также в помощь следствию из Санкт-Петербурга был на короткое время прислан чиновник для особых поручений, помощник начальника сыскного отделения столицы Мечислав Кунцевич. Все они не отрицали возможность «ритуального» характера убийства, но, проверив, не нашли этому никакого подтверждения. Однако министр юстиции Иван Григорьевич Щегловитов старательно отсекал всё, что противоречило версии ритуального убийства. В конце апреля Щегловитов командировал в Киев вице-директора 1-го уголовного департамента Александра Лядова, который окончательно направил следствие на «ритуальные» рельсы. По словам Фененко, «Лядов приехал в Киев с готовым мнением; в кабинете прокурора палаты Чаплинского Лядов при мне сказал Чаплинскому, что министр юстиции не сомневается в ритуальном характере убийства, на что Чаплинский ответил, что он очень рад тому, что министр держится такого же взгляда, как и он». Георгий Чаплинский, перешедший в православие поляк, изо всех сил демонстрировал начальству свои крайне правые убеждения.
Лядов же свёл Чаплинского с лидером организации «Двуглавый орёл» Голубевым, который с этого момента стал оказывать сильнейшее влияние на следствие. «С ним (Голубевым) приходилось считаться всему составу киевской администрации; с ним считался и генерал-губернатор», – утверждал бывший директор Департамента полиции Степан Белецкий. По словам Мищука, «Союз русского народа» выполнял в ходе следствия те функции, которые обычно выполняет прокурорский надзор. Лядов оказывал давление на следственную бригаду, заставляя их принимать «улики», представляемые черносотенцами.
Старательно проводя в расследовании «ритуальную» линию, Чаплинский тем не менее поручил начальнику Киевского жандармского управления полковнику Александру Шределю негласно провести параллельный розыск виновников убийства мальчика. Такое же поручение Шределю дал председатель Совета министров, министр внутренних дел Столыпин. А Шредель, в свою очередь, поручил расследование своему помощнику подполковнику Павлу Иванову.
Позиция Щегловитова и Чаплинского противоречила взглядам ряда киевских полицейских и следственных чиновников. В результате прокурор Брандорф был отстранён от дела.
2 мая 1911 года из города Ходорова для расследования убийства Андрея Ющинского был отозван пристав 3-го стана, коллежский секретарь Николай Красовский, ранее служивший в сыскном отделении в Киеве. Киевлянин Василий Витальевич Шульгин, один из ведущих правых депутатов Государственной Думы, называет Красовского «киевским Шерлоком Холмсом, раскрывшим не одно преступление в Киеве».
Руководитель киевского сыска Евгений Мищук первоначально не исключал ритуальной версии, но по мере расследования пришёл к твёрдому убеждению, что убийство «было совершено преступным миром с целью симулировать ритуальное убийство и вызвать еврейский погром». Чаплинский требовал, чтобы Мищук «не концентрировал розыски в той местности, где был найден труп и где проживает Вера Чеберяк». 29 мая Мищук был отстранён от дела. А так как он, несмотря на это, продолжал розыски, его обвинили в подлоге улик и арестовали.
Розыск сосредоточился в руках Красовского. Ему помогали околоточный надзиратель Кириченко и два сыщика – Выгранов и Полищук (последний оказался членом «Союза русского народа»).
К июню следователи уже не сомневались, что Чеберяк является одной из убийц, хотя мотивы убийства оставались неясны: одни считали, что Андрюша чем-то провинился перед ворами, другие полагали, что убийцы хотели спровоцировать еврейский погром, чтобы безнаказанно грабить богатые магазины на Крещатике.
9 июня жандармским управлением была арестована Вера Чеберяк, к которой, как выяснилось, Андрей всё-таки заходил утром 12 марта. Ордер на её арест Брандорф выдал о втайне от Чаплинского, который выразил ему своё неудовольствие («зачем вы мучаете невинную женщину»). Женя Чеберяк после ареста матери признался следователю Фененко, что Андрей заходил к нему за порохом (у Андрея было самодельное ружьё). Фонарщик Казимир Шаховский показал, что утром 12 марта видел Андрея вместе с Женей у дома Чеберяков, причём Андрей был без книг и пальто, а оставить их, по словам Шаховского, он мог только у Чеберяков. В руках у Андрея Шаховский заметил баночку с порохом. Также полицией был зафиксирован на Лукьяновке слух, что в утро, когда произошло убийство, Андрей в присутствии третьего мальчика во время игры ссорился с Женей; при этом Женя пригрозил сообщить его матери, что Андрей прогулял занятия, а Андрей в ответ обещал заявить полиции, что мать Жени принимает краденые вещи. Согласно слуху, Женя немедленно сообщил матери об угрозе, что и послужило причиной убийства. Тем не менее 13 июля Вера Чеберяк была освобождена по распоряжению Чаплинского, который, в свою очередь, по свидетельству Брандорфа, сделал это распоряжение по категорическому требованию Голубева, заявившего, что Чеберяк принадлежит к «Союзу русского народа».
22 июля 1911 года по подозрению в убийстве Ющинского был арестован Менахем Мендель Бейлис, приказчик завода Зайцева. Вместе с ним был задержан и три дня содержался в охранном отделении его 9-летний сын Пинхас, друживший ранее с Андреем. Также 22 июля была вновь арестована Вера Чеберяк.
7 августа Веру освободили. 8 августа умер её сын Женя, а через неделю – дочь Валя. Их сестра Людмила тоже болела, но выжила. Пошли сухи об их отравлении, в котором враги Бейлиса обвиняли евреев, а его защитники – Веру Чеберяк, которая даже в разговорах с умирающим сыном добивалась, чтобы он говорил, будто она ничего об этом деле не знает. Вскрытие показало, что дети умерли от дизентерии, так как во время ареста матери питались в основном недозрелыми грушами.
Убийство Столыпина
У премьера Столыпина весной 1911 года обострилась «грудная жаба» (стенокардия в сочетании с астмой), брату он сказал, что не знает, долго ли проживёт. В мае он признался Коковцову, что всё происшедшее с начала марта его совершенно расстроило, он потерял сон, нервы натянуты до предела. Оставив Коковцова «на хозяйстве», он взял отпуск до конца августа, когда планировались открытие в Киеве памятника Александру II и представление Государю избранных по новому закону земцев от Западного края.
Понимая, что срок его премьерства, а возможно, и жизни, истекает, Столыпин, как заведённый, продолжает работать над проектами широких реформ. Он составляет план развития Российской империи на десять лет. Он собирается понизить земский ценз, увеличить бюджет втрое за счёт введения прямых налогов (так и произойдёт, но уже без него), образовать восемь новых министерств, и т д. На 1920 год им намечается полное отделение Польши (и это осуществилось, хотя при совершенно иных обстоятельствах), с предварительным изменением границ между уездами, с тем чтобы окатоличенные и ополяченные земли отошли к Польше, а русские (белорусские) остались в составе России. После ожидаемой отставки он собирался подать по этим вопросам всеподданейший доклад на имя царя или Марии Фёдоровны. Верил ли он, что это возымеет действие, или просто пытался чем-то себя занять? Бумаги с проектами были изъяты после его смерти императорской комиссией.
В конце августа 1911 года, как и планировалось, Столыпин приехал в Киев. Он был мрачен, чувствуя себя лишним. Своему заместителю, заведующему полицией и командиру отдельного корпуса жандармов генералу П. Г. Курлову, обратившемуся к нему по служебным делам, он отвечал, что испросил у Государя отпуск до 1 октября и едва ли вернётся в Петербург министром. Двор Столыпина игнорировал; для него не нашлось места в экипажах императорского кортежа, и он ездил по Киеву в наёмной карете, что очень затрудняло охрану. Между тем полиция предупредила его о готовящемся покушении; сведения эти были получены от некоего Дмитрия Богрова – революционера-анархиста, морально опустошённого игрока и пьяницы, состоявшего на жаловании в охранном отделении.
1 сентября царь, царица и их свита присутствовали в театре на опере «Сказка о царе Салтане». Столыпин сидел неподалёку от царской ложи, в кресле у левого прохода, возле барьера оркестровой ямы. В ходе спектакля полицейское начальство докладывало ему о мерах по предотвращению покушения. Во втором антракте зал был почти пуст, публика схлынула в фойе; туда же почему-то ушёл и состоявший при Столыпине капитан Есаулов. Сам Столыпин, стоя возле своего кресла, разговаривал с министром Императорского Двора Фредериксом и военным министром Сухомлиновым, когда молодой человек во фраке подошёл к нему и дважды в него выстрелил. Гимназист-старшеклассник Костя Паустовский, будущий знаменитый писатель, с галёрки увидел, как Столыпин осел на пол и шарил руками по барьеру, пытаясь встать. Стрелявший спокойно пошёл по проходу, но на выходе из зала на него бросился офицер и повалил. Раздались крики о помощи. Только что покинувший зал генерал Курлов, распознав в сухом треске выстрелы из браунинга, кинулся обратно; по пути он наткнулся сначала на офицера, кричавшего, что убили Столыпина, а потом на барахтающуюся кучу людей, бивших Богрова. Вбежав в зал, Курлов увидел премьера, которому помогали сесть в кресло, и стоявшего возле него с обнажённой саблей жандармского полковника Спиридовича. Государь с семьёй, услышав выстрелы, появился в ложе. Взвился занавес, оркестр заиграл «Боже, царя храни!»; в конце гимна раздалось громовое «ура». Побледневший Николай II подошёл к краю ложи и кланялся публике.
Совершенно раздавленный начальник Киевского Охранного отделения подполковник Н. Н. Кулябко, увидев Курлова, пробормотал: «Это Богров, я виноват, мне остаётся только застрелиться!». Тот его оборвал: «Для этого ещё будет время, а пока надо думать о Государе!». Столыпин приподнялся, повернулся к царской ложе и, осенив её крестом, опустился в кресло. Его подхватили и понесли к проходу.
Площадь перед театром была пуста, конный эскадрон жандармов оттеснял публику в боковые улицы. Пропел рожок; рысью подкатила карета скорой помощи. Столыпина вынесли на носилках и задвинули в карету, которая помчалась по Владимирской улице в окружении конных жандармов. Через двадцать две минуты раненый был доставлен в больницу Маковского.
2 сентября в Михайловском соборе состоялось молебствие об исцелении Петра Аркадьевича. Никто из царской семьи и даже из царской свиты не приехал.
4 сентября в состоянии Столыпина произошло резкое ухудшение. На следующий день в 10 часов 12 минут вечера его не стало.
Картина убийства оказалась довольно простой. Товарищи Богрова узнали о его отношениях с полицией и поставили перед выбором: позорная смерть как предателя или героическая гибель в качестве убийцы «царского сатрапа». Богров хотел сначала убить Кулябко, но решил, что тот слишком мелок. Узнав о близком приезде царя и премьер-министра, он сообщил полиции о готовящемся покушении на Столыпина, умолчав, естественно, о своей роли. В день убийства Богров должен был вернуться к себе на квартиру, но Кулябко, передав ему приказ, не удосужился проверить исполнение, и Богров остался в театре...
Как обычно в России, официальной версии мало кто поверил. Одни видели в Богрове участника еврейского заговора, другие – полицейского агента, убившего премьера по заданию царя. В атмосфере преддверия гражданской войны большинство восприняло случившееся как заслуженную кару «палачу революции». «Идёт война, и церемониться нечего, – с горечью писал публицист А. П. Аксаков. – То самое оружие, которое у революционеров носит название "освобождения", "счастья родины", у правительства оно носит название "палачества", "разбойничества" и "подлости". Каждый арест и обыск – это гнусное насилие, а каждая фабрика бомб – это храм народного счастья. Каждый убийца городового и в особенности губернатора – герой, а каждый убийца убийцы городового – преступник и негодяй. Удивительно, как всё это просто, и как быстро воспринимается всё это публикой, даже самой невинной в политике». Например, Викентию Ивановну Высочанскую, бабушку Паустовского, возмутило только то, что стреляли в театре – «могли ведь пострадать невинные люди» (!); а жилец Паустовских, старик-виолончелист, заметил, что «этого прохвоста Столыпина должны же были когда-нибудь убить».
Секретная экспедиция Арсеньева
Правительство Российской империи прилагало большие усилия для укрепления своего военно-политического контроля на Дальнем Востоке. Однако из-за стихийного притока китайских и корейских переселенцев они, по мнению российских властей, не только стали играть чересчур важную роль в экономике этого края, но и расхищали природные ресурсы. Попытки законодательно ограничить число иммигрантов привели к снижению квалификации рабочей силы, затяжкам строительства Амурской железной дороги и жизненно важных инфраструктурных объектов, к росту нелегальной иммиграции.
20 июня (3 июля н. ст.) 1911 года под патронажем Приамурского генерал-губернатора, известного этнографа Николая Львовича Гондатти началась секретная экспедиция кавалерийского ротмистра Владимира Клавдиевича Арсеньева, ранее уже совершившего несколько научно-исследовательских экспедиций по Дальнему Востоку. Целью нового похода была борьба с лесными браконьерами – китайцами и корейцами, а особенно с китайскими разбойниками-хунхузами. Предусматривался арест хунхузов и конфискацию их оружия, сожжение бесхозных фанз как их потенциальных притонов, уничтожение браконьерского снаряжения и изъятие добытого меха, пантов и женьшеня, поиск и выселение на родину китайцев и корейцев, не имеющих разрешения на жительство и прочее. Арестами, конфискацией оружия, мехов, женьшеня и прочих продуктов промысла должен был заниматься приписанный к экспедиции полицейский пристав. Арестованных предполагалось отправлять в определённые места на побережье, где их должен был забирать специально заходивший туда пароход для отправки на родину. Всё найденное оружие и таёжные сокровища конфисковывались строго под запись, опечатывались и отправлялись во Владивосток. Тяжело больных людей не следовало арестовывать, а лишь взять с них подписку о том, что по выздоровлении они покинут край; стариков, «если они не являлись агитаторами среди хунхузов или бродяг», надлежало оставлять на местах и не выселять.
Помимо этих более-менее явных целей в задачи Арсеньева входила организация на местах разведки и агентуры за денежное вознаграждение и, вероятно, борьба со шпионажем японцев, которых Приамурье и Уссурийский край очень интересовали.
Экспедиция продлилась до 1 (14) ноября 1911 года. Согласно докладу Арсеньева генерал-губернатору Гондатти, было задержано и доставлено во Владивосток для отправки на родину 136 незаконно проживающих браконьеров, сожжено 58 зверовых фанз и огромное количество ловушек на дикого зверя.
По возвращении в Хабаровск Арсеньев закончил написание своей первой крупной работы «Краткий военно-географический и военно-статистический очерк Уссурийского края. 1900-1911 гг.». На момент своего появления данный «Очерк» являлся первым энциклопедическим сборником сведений об Уссурийском крае в его границах.
«Дело Бейлиса» осенью 1911 года
4 сентября в Киеве был арестован вор из шайки Чеберяк Борис Рудзинский; жандармский подполковник Иванов тотчас допросил его по делу Ющинского.
10 ноября Зинаида Малицкая, сиделица (продавщица) винной лавки, располагавшейся прямо под квартирой Чеберяков, заявила следователю Фененко, что 12 марта она слышала из квартиры Чеберяк необычный шум. Дверь в квартиру хлопнула, и около двери остановились какие-то люди. Как только дверь захлопнулась, Малицкая услышала быстрые и лёгкие шаги от входной двери по направлению к соседней комнате: по-видимому, туда убегал ребёнок. Затем раздались быстрые шаги взрослых людей в том же направлении, детский плач, затем писк, и, наконец, началась какая-то возня. Детей Чеберяк дома не было, да и голос ребёнка не был похож на их голоса. «Мне ясно было, что ребёнка схватили и что-то с ним сделали», – говорила Малицкая.
В эти же дни Фененко получил сведения, что Вера Чеберяк в связи с арестом Рудзинского очень боится, что следствию станет известно, кто такие «Ванька-рыжий» и «Колька-матросик». Подполковник Иванов сообщил ему, что это прозвища двух воров из шайки Чеберяк – Ивана Латышева и Николая Мандзелевского. Латышев находился под стражей, Фененко тотчас попробовал допросить его относительно убийства Ющинского, но тот отвечать на вопросы отказался. Из его поведения Фененко заключил, что Латышев к убийству причастен.
Следователь Фененко пришёл к выводу, что преступление совершила группа «лукьяновских», связанных с Веркой Чеберяк. Красовский также обнаружил доказательства, противоречащие официальной версии о ритуальном характере убийства. По словам Шульгина, Красовский «держался того мнения, что покойный мальчик Андрюша состоял при шайке, во главе которой стояла Вера Чеберячка. И будто бы он, Андрюша, поссорившись с другими мальчиками, имел неосторожность сказать, что он донесёт полиции о подвигах этой компании. Тогда решено было его убить».
Такая версия не устроила начальство, и в декабре 1911 года Красовский был уволен из полиции
Япония в 1911 году
При Кацура Таро, занимавшем пост премьер-министра с июля 1908 года, в 1911 году в Японии впервые было принято законодательство о защите прав рабочих на заводах и фабриках. Тем не менее в глазах общественности правительство Кацуры было олигархическим и неконституционным, а сам он воспринимался как политик, который использует должность для личного обогащения. Народные выступления, возглавленные «Движением в защиту конституционного правительства» («Кэнсэй ёго ундо»), заставили Кацуру 30 августа 1911 года подать в отставку. Новый кабинет министров сформировал предшественник Кацуры на посту премьера Сайондзи Киммоти, после смерти Ито Хиробуми возглавлявший «Риккэн сэйюкай» («Партия друзей конституционного правления»); его партия принимала активное участие в «Движении в защиту конституционного правительства».
1 сентября 1911 года 25-летняя Хара Хирацука (псевдоним – Райтё Хирацука), учившаяся в женском английском колледже «Наруми», начинает выпускать первый в Японии женский литературный журнал «Сэйто» (на русский язык смысл этого термина можно перевести как «Синий чулок»). Первый его выпуск начинался словами: «Вначале женщина была Солнцем, была настоящим человеком. Сейчас женщина – Луна. Она живёт, завися от других, она сияет светом других, она Луна с бледным лицом больного человека». . Из пяти учредителей журнала четверо были бывшими студентками Японского женского университета (Nihon joshi daigaku), основанного в 1901 году. От вопросов литературы проблематика журнала быстро сместилась к женским проблемам, включая откровенное обсуждение женской сексуальности, целомудрия и абортов. Среди участниц журнала была знаменитая поэтесса и защитница прав женщин Ёсано Акико (1878-1942).
22 сентября 1911 года известная актриса Мацуи Сумако (1886-1919) исполнила роль Норы в пьесе Ибсена «Кукольный дом».
В октябре в Нихонбаси – деловом районе Токио открылся новый универсальный магазин.
Япония быстро двигалась по пути прогресса.
Начало революции в Китае
Национализация компании Хугуанской железной дороги больно ударила по многочисленным держателям её облигаций в провинциях Сычуань, Хубэй, Хунань и Гуандун, а передача строительства иностранцам на фоне обшей ксенофобии и растущей враждебности к маньчжурам ещё больше обострила обстановку в этих провинциях. 24 августа 1911 года в Чэнду (провинция Сычуань) состоялся митинг, собравший несколько десятков тысяч человек. Беднота громила налоговые управления и полицейские участки. Оппозиция призвала население не платить поземельный налог.
14 сентября на совместном заседании представителей двух крупнейших революционных организаций провинции Хубэй – «Литературного общества» («Вэньсюэшэ») и «Союза совместного прогресса» («Гунцзиньхуй») – было создано объединенное руководство восстанием, запланированным на начало октября. Однако маньчжурским властям через иностранных миссионеров стало известно о подготовке восстания. Распоряжением командующего войсками провинции Хубэй всем военнослужащим «новых войск» предписывалось находиться в казармах, у них отобрали и заперли на складе всё оружие. Студентам запрещалось покидать помещения учебных заведений и общежитий.
Часть «новых войск» Наньянской армии из Хубэя была переброшена в Сычуань для подавления тамошних беспорядков. Лидеры антиманьчжурского движения призвали к «самообороне Сычуани», то есть, по сути, к отделению её от Пекина. Расстрел безоружной демонстрации послужил сигналом к вооружённой борьбе. Первым восстало население Синьцзиня – района Чэнду. На сторону восставших перешли посланные против них части «новых войск». Сычуаньское восстание поддержали и местные ***даны; их вооружённые отряды из разных уездов и округов двинулись к Чэнду. Вооружённая борьба охватила всю провинцию.
К началу октября цинским войскам ценой огромных усилий удалось подавить основные очаги сопротивления. Однако Сычуаньское восстание резко усилило антиманьчжурские настроения по всей стране. С конца сентября основным очагом антиманьчжурской борьбы становится Учан – восточная часть трёхградья Ухань (провинция Хубэй), в состав которого входят также Ханькоу на севере и Ханьян на юго-западе. 24 сентября в районе Цзянся, где располагалась Учанская управа, солдаты артиллерийского дивизиона отказались повиноваться офицерам. Подавив выступление, наместник Хугуана маньчжур Жуй Чэн ввёл военное положение. На 16 октября местные революционеры наметили начало восстания. Но 9 октября в результате случайного взрыва ручной гранаты на конспиративной квартире, расположенной на территории русской концессии в Ханькоу, властям удалось обнаружить и захватить большое количество гранат, пороха, листовок, революционных печатей и флагов с изображением 18 звезд (по числу провинций Китая), а также списки революционеров. Жуй Чэн ввел в Учане осадное положение, приказал закрыть городские ворота и стал проводить аресты тех, чьи имена упоминались в списках; после краткого допроса схваченных казнили.
Вечером 10 октября солдаты дислоцированного в Учане 8-го саперного батальона во главе с членом революционной организации сержантом Сюн Бин-кунем подняли восстание, к которому вскоре присоединились 8-й артиллерийский полк и артиллерийский батальон 21-й смешанной бригады Наньянской армии, а затем и остальные части местного гарнизона, всего около 4 тысяч человек.
По традиционному китайскому календарю восстание в Учане началось в 19-й день 8-го лунного месяца года «синьхай» – 48-го года 60-летнего цикла, поэтому начавшиеся тогда события получили название Синьхайской революции – Синьхай гэмин.
На рассвете 11 октября революционные войска начали штурм резиденции Жуй Чэна в районе Цзянся и после непродолжительной, но упорной схватки с охраной захватили её. Сам наместник, командующий войсками Чжан Бяо и другие высшие провинциальные сановники укрылись на канонерской лодке, стоявшей на Янцзы. Днём 11 октября на встрече руководителей восстания с членами провинциальной Совещательной ассамблеи провинции Хубэй было решено поставить во главе Хубэйского революционного правительства начальника гарнизона, командира смешанной бригады Наньянской армии 47-летнего полковника Ли Юань-хуна, случайно не успевшего бежать из Учана, – человека, далёкого от революции. Гражданскую администрации возглавил председатель Совещательной ассамблеи, лидер местных конституционалистов Тан Хуа-лун. Совещание постановило считать Китай республикой пяти национальностей (китайцы, маньчжуры, монголы, дунгане и тибетцы) и официально именовать его «Срединным цветущим народным государством» - «Чжун хуа миньго». Иероглифы «миньго» («народное государство») у нас принято переводить как «республика». Выражение «Чжун хуа миньго» и сегодня входит в состав официального наименования Китая. Был утверждён национальный флаг из пяти цветов – красного, желтого, синего, белого и черного. Традиционное летоисчисление, привязанное к девизам правления Сынов Неба, было заменено новым, но не западным: 1911 год стал считаться 4609 годом со дня рождения легендарного китайского «Желтого первопредка» – Хуанди.
Участники совещания постановили издать прокламацию о преступлениях маньчжурской династии и обратиться ко всем провинциям страны и ко всем китайским солдатам, находящимся на службе в цинских войсках, с призывом перейти на сторону революции. Консулам иностранных держав в Ханькоу были направлены ноты с признанием всех договоров, заключённых империей Цин, и призывом не вмешиваться в гражданскую войну.
В целом благодаря присоединению к восстанию местных частей Наньянской армии свержение цинской власти в Учане произошло с неожиданной легкостью и без больших жертв. 12 октября в руках восставших уже было всё трёхградье Ухань. В знак освобождения от маньчжурского ига республиканцы среза;ли косички, навязанные китайцам маньчжурами.
Жители Уханя с энтузиазмом поддержали восставших солдат. За несколько дней численность республиканских вооружённых сил увеличилась до нескольких десятков тысяч человек. Наличие в этих местах крупного арсенала, порохового завода, складов оружия и боеприпасов позволило быстро вооружить добровольцев, влившихся в хубэйскую армию. Новое правительство, конфисковавшее большие запасы серебра, банкнот и медных денег, на первых порах могло платить жалованье солдатам.
Сочувствие восстанию проявлялось по всему Китаю. Как доносил 18 октября 1911 года Лебедев, царский консул в Даляне (рус. Дальний, япон. Дайрен), «все симпатии китайской массы здесь на стороне восставших революционеров, являющихся в ее глазах защитниками национальных китайских интересов против пришельцев – маньчжур. Эти симпатии не ограничиваются только платоническими пожеланиями успеха националистам, но и выражаются в более реальной форме. Китайское население в Дайрене, Киньчжоу и др. устроило негласный сбор в пользу националистов и собранную довольно значительную сумму выслало в Ханькоу на дело революции. В этом пожертвовании приняло участие не только состоятельное китайское купечество, но и бедные кули отдали свои крохи, заработанные тяжелым трудом, дабы помочь революционерам в их борьбе с антинациональной династией».
Великие державы провозгласили нейтралитет и отказали маньчжурам в помощи. Единственной надеждой на спасение династии Цин оставалась размещённая в северной части Китая Бэйянская армия. Возглавляла эту армию Сяочжаньская генеральско-офицерская группировка, которая сложилась на базе Бэйянского военного училища, основанного в 1885 году на станции Сяочжань под Тяньцзинем (провинция Чжили); позже училище перевели в город Баодин той же провинции. В описываемое время наиболее авторитетным лидером Сяочжаньской группировки был Юань Ши-кай – палочка-выручалочка для монархии, китайский Витте в генеральской форме; но он после смерти Цы Си и Гуансюя находился в опале.
На подавление восстания в район Уханя маньчжуры направили две отборные дивизии и одну смешанную бригаду Бэйянской армии. Дивизиями командовали Фэн Го-чжан и Дуань Ци-жуй – лучшие генералы Сяочжаньской группировкди. Одновременно цинские власти попытались срочно вернуть из ссылки Юань Ши-кая. Опальному сановнику предложили пост наместника Хугуана, рассчитывая его руками подавить мятежников, но роль всекитайского палача Юань Ши-кая не устраивала. После его отказа маньчжуры 22 октября срочно созвали в Пекине Верховную совещательную палату, надеясь на помощь с её стороны. Однако этот «предпарламент», состоявший из либералов-конституционалистов, потребовал немедленного введения конституции и снятия императорской родни с ключевых постов.
Маньчжуры вновь обратились к Юань Ши-каю. Тот поставил условия: передача ему всей полноты власти в военной сфере, созыв парламента и создание ответственного перед парламентом кабинета министров, амнистия всем участникам антиманьчжурской борьбы и легализация политических партий. 27 октября регент Китая великий князь Чунь назначил Юань Ши-кая главнокомандующим всеми вооружёнными силами Китая.
Пока правящая династия и генерал Юань торговались из-за власти, 29 октября вышли из повиновения маньчжурам две дивизии Бэйянской армии, дислоцированные в Шицзячжуане провинции Чжили/Хэбэй. Их командиры генералы У Лу-чжэнь и Чжан Шао-цзэн потребовали прекращения боевых действий против восставших в долине Янцзы и введения конституции. В противном случае обе дивизии угрожали начать поход на столицу. В тот же день в Тайюане (провинция Шаньси) против маньчжуров выступили солдаты и офицеры Бэйянской армии во главе с командиром полка Янь Си-шанем; провинция Шаньси вышла из состава Цинской империи и присоединилась к республиканскому лагерю. У Лу-чжэнь в Хэбэе и Янь Си-шань в Шаньси договорились о совместном наступлении на Пекин для свержения правящей династии.
Такая ситуация оказалась опасной и для маньчжуров, и для Юань Ши-кая, опасавшегося, что Цинов свергнут без него. По приказу Юаня У Лу-чжэнь был убит, и мятеж в Шицзячжуане на время захлебнулся.
Между тем антиманьчжурское движение набирало обороты. 31 октября восставшие части Наньянской армии очистили от северян южную провинцию Юньнань. В конце октября губернатор Гуандуна провозгласил нейтралитет своей провинции. Тогда же подняли восстание части «новой армии» в районе Нанкина (провинция Цзянсу). В этом важнейшем стратегическом пункте на Янцзы было сосредоточено большое количество бэйянских войск под командованием верного престолу генерала Чжан Сюня; они отбросили наступавших на Нанкин повстанцев. Те отступили в Чжэньцзян (провинция Цзянсу), куда стали стекаться добровольческие отряды и примкнувшие к восстанию «новые войска». Их общая численность вскоре достигла нескольких десятков тысяч бойцов. Маньчжуры попытались договориться с либеральной оппозицией, назначив её ведущего лидера, прогрессивного предпринимателя Чжан Цзяня «умиротворителем Цзянсу». Но Чжан Цзянь посоветовал цинским правителям прекратить сопротивление и признать победу республики.
Начало итало-турецкой войны
Королевство Италия, возникшее в 1861 году в ходе национально-освободительной борьбы («Рисорджименто» – «Возрождение»), объединило все итальянские государства под властью правившей в Сардинском королевстве Савойской династии. Поскольку в ту эпоху глобальный рынок ещё не сложился, крупным державам нужны были колонии как поставщики сырья и рынки сбыта промышленной продукции. Италия тоже стремилась обзавестись колониями, и основным объектом колонизации была выбрана Ливия (Триполитания и Киренаика), принадлежавшая ослабевшей Османской империи. Ещё в 1900 году Италия заручилась согласием Франции на захват Триполитании и Киренаики, а в 1909 году добилась того же от России. Итальянские политики рассчитывали, что Германия и Австро-Венгрия, в целом поддерживавшие Турцию, также не станут противодействовать. 28 сентября 1911 года итальянское правительство предъявило Турции ультиматум, где перечислило недостатки турецкого правления и предложило в течение 48 часов вывести турецкие войска из Триполитании и Киренаики. Правящие младотурки согласились при условии сохранения там формального османского правления. Италия ответила отказом и 29 сентября 1911 года объявила Турции войну.
В Турции в правящей партии «Единение и прогресс» (младотурки, иттихадисты) не утихала внутренняя борьба; ряд её руководителей был сослан, многие эмигрировали. За десятилетний период правления младотурок в стране сменилось 14 правительств. В результате страна оказалась совершенно не подготовленной к итальянской агрессии.
Великобритания объявила о своём нейтралитете и фактически запретила транзит турецких войск и снаряжения через территорию оккупированного ею османского Египта. Также британцы запретили египтянам участвовать в боях на стороне Османской империи. Зато Германия поддержала дружественную ей Турцию. Россия попыталась воспользоваться ситуацией, чтобы добиться от турок открытия Босфора и Дарданелл для русского военного флота, но столкнулась с активным противодействием Великобритании.
Итальянская армия нанесла турецким гарнизонам в Ливии ряд поражений, итальянский флот господствовал в Средиземном море и подверг бомбардировке ряд портов Османской империи. Итальянские войска оккупировали острова Додеканес (Южные Спорады) в Эгейском море, бомбардировали турецкие укрепления в районе Дарданелл. Декретом от 5 ноября 1911 года Италия официально объявила о переходе Триполитании и Киренаики под её власть, хотя к этому времени итальянские войска контролировали только некоторые прибрежные регионы, подвергавшиеся атакам турок.
В такой обстановке политические противники младотурок создали в ноябре 1911 года партию «Хюрриет ве Итиляф» («Свобода и согласие»), в которую влились многие оппозиционные партии (в том числе давний противник иттихадистов «Ахрар») и политические группы. Новую партию поддерживали представители большинства национальных меньшинств, которым она обещала провести в жизнь принцип автономии национальных областей при сохранении политической целостности страны.
Китай зимой 1911/1912 года
1 ноября Совещательная ассамблея соседней с Гуандуном провинции Цзянси, провозгласив независимость от Пекина, назначила военным губернатором командира смешанной бригады Наньянской армии. В тот же день в Пекине Юань Ши-кай был назначен премьер-министром; прежний глава Кабинета Великий князь Цинь возглавил Бидэюань – консультативный орган при Государе.
В условиях агонии маньчжурского режима должность главы Кабинета министров, а значит, и командующего Бэйянской армией, становилась ключевой. Перед принятием этого поста Юань Шикай запросил согласия держав. Лондон и Вашингтон сразу же поддержали генерала, надеясь, что он подавит мятеж. Лишь после этого 62-летний Юань не спеша отправился в Пекин, одновременно ведя секретные переговоры с отдельными группировками республиканского Юга и пытаясь расколоть их ряды. Республиканцы, в свою очередь, стремились заручиться поддержкой генерала, обещая сделать его президентом, если он не поднимет оружия против республики. Юань Ши-кай пока на это не шёл, но обещал прекратить военные действия в случае согласия восставших на установление конституционной монархии.
В ночь на 2 ноября против маньчжуров поднялись части «новой армии» в районе Аньцина – столицы провинции Аньхуй. Вызванные из Нанкина бэйянские войска отбросили восставших от города. Однако несмотря на этот частичный успех, в Пекине среди маньчжурской знати нарастала паника, перешедшая в повальное бегство: к началу ноября в Маньчжурию перебралось четверть миллиона человек.
2 ноября верные маньчжурам части Бэйянской армии после упорных боёв овладели Ханькоу – северной частью Уханя. Город был сожжён и разграблен, многие его жители расстреляны. Однако эта акция устрашения привела к обратным результатам. На сторону республиканцев, по сути, перешла Верховная совещательная ассамблея в Пекине, потребовавшая проведения срочного расследования и сурового наказания тех, кто отдал приказ сжечь и разграбить Ханькоу. Хубэйские республиканцы укрепили оборону Ханьяна и Цзянся, добились назначения Хуан Сина на пост главнокомандующего, провели новый набор в армию и обучение добровольцев.
Цинский режим одновременно с вполне реальным кнутом раздавал пряники в виде громких деклараций. 29-летний князь-регент Чунь (Айсиньгёро Цзайфэн) и престарелый князь Цинь (Айсиньгёро Икуан) публично признали свою вину за восстания в провинциях и поклялись ввести конституцию, амнистировать всех политзаключённых, легализовать все политические организации, уравнять в правах маньчжуров и китайцев и гарантировать личную неприкосновенность всех подданных империи.
Цины надеялись, что Юань Ши-кай положит конец восстанию, повстанцы– что он остановит наступление бэйянских дивизий на их позиции, а умеренные республиканцы – что он обуздает революционеров. Южный главком Ли Юань-хун почти сразу после поражения своих войск под Ханькоу заговорил о президентстве Юань Ши-кая.
4 ноября наньянские батальоны в Гуйяне подняли восстание и покончили с цинской властью в провинции Гуйчжоу, граничащей на севере с Сычуанью, на западе – с Юньнанью, на юге с Гуанси, а на востоке с Хунанью. В тот же день против Цинов выступили «новые войска» в Шанхае, где их поддержали рабочие арсенала и боевики «Зелёной банды», привлечённые сподвижником Сунь Ят-сена Чэнь Ци-мэем.
5 ноября завершилось победой восстание «новых войск» в провинции Цзянсу. В начале ноября к антиманьчжурскому движению примкнули ранее нейтральные власти провинция Гуандун.
7 ноября от Цинской империи отделилась провинция Гуанси; власть в ней захватили местные воинские части, поставившие губернатором командира охранных войск Лу Жун-тина.
9 ноября сбросили власть маньчжуров провинции Фуцзянь и Шаньдун.
14 ноября находившаяся в Цзюцзяне и районе Нанкина эскадра Са Чжэнь-бина, ранее участвовавшая в подавлении восстания в Ханькоу, сама присоединилась к восставшим. В тот же день по согласованию с цинским наместником северо-восточных провинций, опасавшимся восстания «новых войск», о независимости объявила Совещательная ассамблея северо-восточной провинции Фэнтянь.
16 ноября о своём нейтралитете заявила северо-восточная провинция Цзилинь, на следующий день – пограничная с Россией провинция Хэйлунцзян, расположенная севернее Цзилиня. (Название «Хэйлунцзян» означает «Река Чёрного дракона», так китайцы зовут Амур).
***
Юань Ши-кай прибыл в Пекин в окружении двух тысяч преданных ему солдат и офицеров. Установив полный контроль над Бэйянской армией, он заменил командиров-маньчжуров своими ставленниками (Дуань Ци-жуй, Фэн Го-чжан и Сюй Ши-чан) и вывел из столицы дворцовую гвардию Цинов. 16 ноября Юань Ши-кай сформировал своё правительство, в которое пригласил конституционалистов Чжан Цзяна и Лян Ци-чао; оба они отказались, но этот жест был встречен с одобрением на мятежном Юге. В целом первый кабинет Юань Ши-кая состоял из его друзей и единомышленников.
Расчёты республиканцев на приостановку военных действий Бэйянской армии не оправдались. Войска Юань Ши-кая перешли в наступление в Шаньси и заняли её столицу Тайюань, нанесли поражение отрядам Ван Тянь-цзуна в Хэнани, подавили военный мятеж на северо-востоке Чжили. Но в Сычуани назревало восстание «новых войск». 22 ноября наньянские части освободили Чунцин, граничивший с провинциями Хубэй и Хунань на востоке, с Гуйчжоу на юге, с Сычуанью на западе и с Шэньси на севере. 27 ноября Сычуань без восстаний, по согласованию цинского наместника с провинциальной Совещательной ассамблеей, объявила о независимости от Пекина.
Между тем бэйянские дивизии по приказу Юань Ши-кая начали наступление на трёхградье Ухань и 27 ноября после кровопролитных боёв захватили его юго-западную часть – Ханьян. Однако на этом их наступление прекратилось. Юань Ши-кай стремился стать единоличным правителем Китая, а добиться этого он мог только при равновесии сил Севера и Юга, поэтому окончательная победа одной из сторон его совершенно не устраивала. С взятием Ханьяна он счёл свою карательную миссию на данном этапе законченной.
Банковский консорциум четырех держав обещал предоставить Юань Ши-каю заём в сумме 6 млн. фунтов стерлингов на борьбу с революционным движением. 30 ноября 1911 года в Учане, восточной части трёхградья Ухань, при содействии британского генерального консула начались переговоры о перемирии между цинскими войсками и революционной армией.
1 декабря 1911 года князья и ламы Внешней Монголии учредили независимую от Пекина монархию. Духовный глава монгольских буддистов Нгава;нг Лобса;нг Чо;кьи Ньи;ма Тензи;н Вангчу;г занял престол под именем Богдо-гэгэна VIII.
2 декабря республиканские «новые войска» и добровольцы после ожесточённых боёв взяли Нанкин, вырвав провинцию Цзянсу из рук маньчжуров. Умеренные в республиканском лагере искали компромисса с Юань Ши-каем, а после взятия Нанкина настояли на заключении общего перемирия между Севером и Югом.
Такое перемирие было заключено в Учане 3 декабря. Китай окончательно разделился на монархический Север и республиканский Юг. Под властью династии Цин остались пять провинций – Чжили, Шаньдун (его губернатор покаялся перед троном и Юань Ши-каем за вынужденный переход в лагерь «бунтовщиков»), Хэнань, Ганьсу и Синьцзян (Восточный Ткркестан). В целом ни лидеры республиканского Юга, ни китайцы в руководстве монархического Севера не желали продолжения гражданской войны и были готовы на приемлемых условиях объединиться вокруг «сильной личности», то есть Юань Ши-кая. Маньчжурская правящая верхушка оказывалась во всё большей изоляции.
Чтобы заставить республиканцев пойти на уступки, Юань Ши-кай отстаивал перед ними идею конституционной монархии при номинальной власти Государя-Хуанди. Между тем среди республиканцев не только правое крыло и центр, но и революционное левое крыло сходились на Юань Ши-кае как президенте будущей республики. А он запугивал маньчжуров возможной резнёй со стороны революционеров, а республиканцев возможностью своей сделки с династией.
Если маньчжурский Север на переговорах имел единую позицию, выражаемую Юань Ши-каем, то на Юге действовало 14 провинциальных правительств, десятки различных политических организаций и группировок, возникло противостояние между учанским и шанхайским центрами. В связи с этим республиканцы созвали в Ханькоу Учредительную конференцию. На ней было выработано положение об организации временного правительства Китайской республики и о выборах Президента. Пост Президента был предложен Юань Ши-каю в случае, если он признает республику и покончит с монархией. Большинство военных губернаторов провинций и командиров Наньянской армии стояли за соглашение с Юань Ши-каем. В начале декабря 1911 года делегаты Ханькоуской конференции переехали в Нанкин и взяли на себя функции высшего законодательного органа республики.
8 декабря в Учан на переговоры с революционерами выехал уполномоченный Юань Ши-кая Тан Шао-и, который должен был уговорить их ввести в стране конституционно-монархический строй. Не доверяя Ли Юань-хуну, возглавлявшему республиканские войска в Учане, представители революционных провинций настояли на переносе мирных переговоров в Шанхай.
А Юань Ши-кай продолжал играть на двух досках. Фактически зарезервировав за собой президентский пост в случае учреждения республики, он в то же время зондировал позицию держав в отношении провозглашения его Сыном Неба. Цинский Двор ему теперь только мешал. Чтобы освободиться от контроля маньчжуров, Юань для начала избавился от обязанности каждый день являться на аудиенцию во дворец. Заручившись поддержкой держав, генерал устранил от дел молодого регента Великого князя Чуня (Айсиньгёро Цзайфэн) и престарелого Великого князя Циня (Айсиньгёро Икуан), формально передав верховную власть в руки вдовствующей Государыни Лунъюй, тётки пятилетнего Хуанди Сюаньтуна (Айсиньгёро Пу И) – слабой и безвольной женщины. Затем он ограничил доступ к Лунъюй сановников с докладами Трону: отныне эти доклады направлялись Кабинету министров, то есть самому Юань Ши-каю. Все ответственные военные и административные посты и так уже занимали его ставленники, а теперь он поставил своих людей и в оставшихся под контролем Двора северных провинциях. Покончив таким образом с регентством, он заставил правящий клан и всю маньчжурскую знать «пожертвовать» огромные средства на нужды Бэйянской армии. Цинская верхушка практически утратила всякое влияние в стране и реальной властью уже не обладала. Юань получил возможность в удобный для него момент устранить правящую династию.
Став полновластным хозяином Севера, Юань Шикай приступил наконец к переговорам с Югом. Они начались 18 декабря в Шанхае. Интересы генерала представлял Тан Шао-и, а республиканцев – видный дипломат У Тин-фан. Согласно заключённому ими соглашению, военные действия прекращались, бэйянские дивизии отводились из Ханькоу и Ханьяна. Стороны договорились о созыве всекитайского парламента, куда каждая провинция должна направить по три делегата для решения вопроса о будущей форме китайской государственности. Республиканцы предлагали генералу пост президента после отречения правящей династии, а он всё ещё настаивал на конституционной монархии с безвластным Государем-Хуанди во главе.
20 декабря западные державы передали участникам шанхайских переговоров совместную ноту, ультимативно потребовав «прекращения конфликта». Контролируемые иностранцами таможни на территории революционного Юга собираемые средства продолжали передавать северным властям. В Центральном Китае державы сосредоточили крупные военные и военно-морские силы.
25 декабря 1911 года Сунь Ят-сен после 16-летней эмиграции прибыл в Шанхай, где был восторженно встречен своими сторонниками. 29 декабря собравшиеся в Нанкине делегаты от революционных провинций избрали Сунь Ят-сена временным президентом Китайской Республики с условием добровольной отставки в случае согласия Юань Ши-кая занять этот пост. Сунь Ят-сен не получил реальной власти, а его Временное правительство, созданное в Нанкине, оказалось недееспособным из-за бойкота его двумя третями министров.
Под властью Пекина к концу 1911 года остались лишь три провинции – Чжили, Хэнань и Ганьсу.
Завершение событий 1911 года
Цепочки событий, начавшиеся в 1911 году, в основном завершились в 1912-1913 годах.
***
Юань Ши-кай, всё ещё сохранявший надежду на трон, прервал переговоры с Югом и объявил о своей приверженности конституционной монархии. По его указке Государыня Лунъюй заявила от имени сына о сохранении империи, а верные Юань Ши-каю генералы Бэйянской армии поклялись до конца сопротивляться республиканской форме правления. В ответ на это южане пригрозили походом на Пекин и объявлением гражданской войны. Север благодаря хорошо обученным войскам и единому командованию имел все шансы на победу над разрозненными силами южан, но Юань Ши-кай не хотел войны; его больше прельщала роль мирного объединителя страны. Он возобновил переговоры в Нанкине и согласился на установление республики, если южане гарантируют ему пост президента и устранят Сунь Ят-сена.
На переговорах были выработаны условия отречения правящей династии. Согласно этому документу, Пу И отказывался от всех прерогатив Сына Неба и не должен был вмешиваться в дело формирования временного правительства. Когда в середине января 1912 года Юань Ши-кай передал этот документ на рассмотрение маньчжурских князей, те категорически отвергли самоё возможность отречения династии. Но 27 января подвластная Юань Ши-каю Бэйянская армия устами 42 своих генералов, буквально на днях клявшихся до конца противостоять республиканцам, потребовала введения республиканской формы правления. Юань вручил ультиматум вдовствующей императрице Лунъюй, и той пришлось смириться с неизбежностью.
29 января 1912 года Нанкинская конференция представителей теперь уже 17 провинций была преобразована во Временный сенат – высший законодательный орган Китайской Республики. 1 февраля Юань получил от Лунъюй право на ведение переговоров с республиканцами об условиях отречения Сюаньтуна (Пу И). Икуан и его сторонники поддержали требование об отречении; они уже не рассчитывали сохранить хотя бы долю власти в обновлённом Китае, а стремились лишь выторговать максимум льгот для императорского клана и верхушки «знамённых войск».
Согласие было достигнуто. В связи с отречением Пу И Юань Ши-кай обнародовал три документа: «Льготные условия для Цинского Двора», «Условия отношения к лицам Цинского Императорского рода» и «Условия отношения к маньчжурам, монголам, хуэйцзу (китайские мусульмане. – А. А.) и тибетцам». За Пу И сохранялся почётный титул Хуанди, ежегодный доход в 4 миллиона лян серебра, дворцовый комплекс Запретного города и летний дворец Ихэюань и весь обслуживающий персонал, а имущество Двора объявлялось неприкосновенным.
30 января 1912 года по указанию Юаня вдовствующая императрица Лунъюй от имени Пу И объявила о передаче «правительственной власти» народу и об одобрении конституционно-республиканской формы правления.
5 февраля проект условий отречения маньчжурской династии одобрил Временный сенат в Нанкине.
12 февраля 1912 года было объявлено об отречении Пу И от престола и введении республиканской формы правления. Кроме того, последним императорским указом Юань Ши-каю предписывалось сформировать временное республиканское правительство.
14 февраля Нанкинское собрание единогласно приняло отставку Сунь Ят-сена, а на следующий день Юань Ши-кай – премьер-министр и главнокомандующий армией был провозглашен временным Президентом Китайской республики. Генерал вступил в эту должность 10 марта 1912 года,
С апреля по август 1912 года Юань Шикай получал от западных держав по 6 миллионов юаней ежемесячного в счёт будущего «реорганизационного займа»; эти деньги шли на укрепление Бэйянской армии, на подкуп колеблющихся республиканцев (особенно командного состава войск южан), политиков и депутатов парламента.
Лидеры левых республиканцев не возражали против расформирования войск, набранных из необученных добровольцев в период борьбы против династии Цин, так как полагали, что, пожертвовав этим «балластом», можно будет сохранить все старые кадровые войска Наньянской армии. Однако Юань Ши-кай в середине 1912 года лишил Хуан Сина должности командующего войсками Юга, разрушив военную структуру левых республиканцев.
Синьхайская революция закончилась, но Китай вместо успокоения получил гражданскую войну, растянувшуюся на несколько десятилетий.
***
В Японии марксист Катаяма Сэн (имя при рождении – Ябуки Сугаторо), принимавший в 1901 году участие в попытке основать социал-демократическую партию, продолжал борьбу за социализм, хотя он и его сторонники периодически подвергались полицейским репрессиям. В августе 1911 года вынуждена была закрыться их газета «Сякай симбун», потерпевшая финансовый крах из-за наложенных на нее штрафов. В январе 1912 года Катаяма был арестован за организацию забастовки токийских трамвайщиков (в ней участвовало 6 тыс. чел.). После выхода из тюрьмы Катаяма жил под надзором полиции, а в августе 1914 года эмигрировал в США.
Попытка японских левых возглавить рабочее движение не удалась, однако само движение продолжало существовать. За упомянутой забастовкой токийских трамвайщиков последовали другие выступления. Весной 1912 года состоялась массовая забастовка рабочих военно-морского арсенала в Курэ. Одновременно в Кобэ, Осаке, Иокогаме и других портах Японии прошли забастовки моряков.
30 июля 1912 году скончался Государь Мэйдзи. На престол вступил принц Ёсихито, его третий сын, которого родила ему 31 августа 1879 года старшая фрейлина Императорского двора Янагивара Наруко.
Правление Ёсихито, проходившее под девизом Тайсё («Великая справедливость») с 30 июля 1912-го по 25 декабря 1926 года, известно как период «демократии Тайсё». Несколько гэнро были ещё живы (Иноуэ Каору умер в 1915 году, Ояма Ивао в 1916-м, а Сайондзи Киммоти – в 1040-м), однако с их согласия власть в эту эпоху перетекает в парламент.
1 августа 1912 года христианский социалист Судзуки Бундзи при материальной и моральной поддержке крупного финансиста виконта Сибусава Эйити создал организацию под названием «Юайкай» («Общество братской любви»), задачей которой была культурно-просветительная деятельность и организация взаимопомощи среди рабочих. Через год после создания «Юайкай» насчитывало в своих рядах более 1300 членов, а в 1914 году – около 6500. Отделения «Юайкай» возникли во многих промышленных центрах Японии, это общество стало прообразом профсоюзного центра. В период спада в социалистическом и рабочем движении после дела Сюсуя Котоку «Юайкай» была единственной рабочей организацией в стране.
13 сентября 1912 года в Токио проходили погребальные церемонии в память умершего Государя Мэйдзи. В этот день национальный герой Японии, 63-летний генерал Ноги Марэсукэ совершил ритуальное самоубийство – сэппуку. Ноги давно собирался покончить с собой, считая себя виновником больших потерь при взятии японскими войсками Порт-Артура во время русско-японской войны, но Мэйдзи взял с него слово не делать этого, пока он жив. Вместе с генералом совершила самоубийство его жена Сидзуко. При жизни генерал Ноги потратил большую часть своего личного состояния на больницы для раненых на русско-японской войне и памятники павшим солдатам. После смерти Ноги почитался как святой государственной синтоистской церкви; существует синтоистский храм в его честь.
21 декабря 1912 года Сайондзи Киммоти был вынужден уйти в отставку с поста премьер-министра из-за конфликта с Императорской армией Японии, вызванного отказом премьера увеличивать численность войск и размер государственных дотаций армии. После отставки Тэнно Тайсё пожаловал пожилому аристократу звание гэнро В 1913 году, во время разрастания «Движения в защиту Конституции», Сайондзи сложил с себя председательство в партии «Риккэн Сэйюкай» (Друзья конституционного правительства») из-за её активного участия в этом движении. В следующем году он отказался стать руководителем нового правительства и поддержал в качестве кандидата на должность премьера своего протеже по партии Хару Такаси. В 1913-1914 годах во время правления премьер-министра Ямамото Гоннохёэ «Сэйюкай» превратилась в правящую партию. Такахаси Корэкиё, член кабинета министров, а позднее четвертый лидер партии, помог «Сэйюкай» усилить связи с крупными финансово-промышленными группами (дзайбацу), особенно с Мицуи.
***
Итало-турецкая война, несмотря на четырёхкратное численное превосходство итальянцев, превратилась в позиционную, в которой ни одной стороне не удавалось добиться решающего успеха.
Бой у Тобрука в Киренаике 22 декабря 1911 года, где проявил себя 30-летний капитан Мустафа Кемаль, закончился победой турок.
4 мая 1912 года итальянцы начали высадку десанта на острове Родос; входящий в архипелаг Додеканес. Через 13 дней остатки турецкого гарнизона острова сдались, а всего в течение месяца итальянцы заняли 12 островов архипелага. Турецкий флот не смог оказать какого-либо сопротивления итальянцам. Но занятие Италией Додеканеса вызвало обеспокоенность Австро-Венгрии, которая опасалась усиления повстанческого движения на Балканах.
В июле 1912 года в Турции итиляфисты – сторонники прозападной либерально-демократической «Партии свободы и согласия» (H;rriyet ve ;tilaf), воспользовавшись военными неудачами, добились отставки правительства; новый кабинет министров оказался фактически под их контролем. Была объявлена амнистия, в том числе совершившим преступления при режиме «зулюма».
Младотурки в августе 1912 года провели очередной съезд партии «Единение и прогресс» в Стамбуле, после чего их ЦК перебрался в Салоники.
Итальянское правительство стремилось закончить затянувшуюся и чрезвычайно дорогостоящую войну, а положение Турции сильно осложнилось из-за начавшихся в августе антитурецкого восстания в Албании и Македонии. Отказ султанского правительства предоставить автономию Македонии и Фракии дал повод Черногории 8 октября 1912 года (25 сентября ст. ст.) объявить Турции войну.
15 октября 1912 года в Уши (Швейцария) был подписан предварительный секретный договор между Италией и Турцией, обнародованный спустя три дня. Ливийские вилайеты Триполитания (центр – город Траблус, ныне Триполи) и Киренаика (центр – город Бенгази) должны были получить особый статус и турецких чиновников – наиба и кади, назначаемых султаном по согласованию с итальянским правительством. «Даровав» населению Ливии автономию, султан также обязывался вывести войска с её территории. Италия со своей стороны обязывалась эвакуировать войска с Додеканесских островов.
В реальности же итальянцы развернули кровавые карательные операции против отказывавшихся им повиноваться ливийских повстанцев, а Додеканесские острова из-за начала Первой мировой войны остались под контролем Италии.
18 (5) октября Сербия и Болгария присоединились к Черногории, объявив войну Турции, на следующий день то же самое сделала Греция. Началась первая Балканская война. Турецкий кабинет министров 18 октября ушёл в отставку, новое правительство возглавил лидер итиляфистов Мехмед Кямиль-паша Кыбрыслы. Итиляфисты обрушили репрессии на своих политических противников; многие активные деятели младотурок-иттихадистов были арестованы.
Турецкие войска в войне с балканскими странами потерпели ряд серьёзных поражений; наступление болгар им удалось остановить лишь в районе Чаталджи – фактически под самым Стамбулом. 3 ноября 1912 года Порта попросила великие державы о посредничестве для заключения мира. На мирной конференции в Лондоне великие державы и страны-победители потребовали, в частности, предоставления автономии Албании и ликвидации турецкого владычества на островах в Эгейском море. Турецкая делегация эти предложения отклонила.
28 ноября Албания провозгласила себя независимым государством, но её границы и внутреннее устройство должны были определить великие державы.
Теперь неудачи Турции работали против итиляфистского правительства Кямиль-паши, которое 22 января 1913 года было вынуждено передать Болгарии Эдирне (Адрианополь). В Турции это вызвало повсеместные бурные протесты. 23 января около двухсот офицеров-иттихадистов во главе с Энвер-беем и Талаат-беем окружили здание Высокой Порты, ворвались в зал, где заседал кабинет министров, убили военного министра Назым-пашу и его адъютантов, арестовали Кямиль-пашу, шейх-уль-ислама, министра внутренних дел и министра финансов. Кямиль-паша «подал в отставку», было сформировано новое правительство, состоявшее из младотурок. Главой кабинета (великим визирем) стал Махмуд Шевкет-паша, занимавший в предыдущем правительстве младотурок пост военного министра.
Переворот вызвал серьёзные разногласия в среде армейского офицерства; недовольство младотурками проявляла часть духовенства и арабские лидеры (из 25 млн. населения Османской империи арабов насчитывалось около 6 млн.). Младотурки попытались изменить ситуацию на фронтах, но потерпели неудачу. Турция была вынуждена подписать 30 мая 1913 года Лондонский мирный договор, по которому почти все европейские территории Османской империи оказались разделёнными между странами-победительницами. Впрочем, победители тут же передрались друг с другом из-за дележа захваченных территорий. В июне-августе 1913 года против Болгарии воевала коалиция, объединившая Сербию, Черногорию, Грецию и Румынию. Эта ситуация позволила Турции, вторгшись в Болгарию, восстановить свою власть над Эдирне и добиться установления западной границы империи по реке Марица, благодаря чему за ней сохранился кусочек Европы – восточная Фракия. Это и поныне даёт основание Турции считать себя не только азиатской, но и европейской страной и претендовать на членство в Евросоюзе, .
После окончания второй Балканской войны 10 августа 1913 года в столице Румынии Бухаресте был подписан мирный договор; Турция не участвовала в его подписании. Болгария, как проигравшая сторона, потеряла почти все захваченные в ходе первой Балканской войны территории и сверх того Южную Добруджу, отошедшую к Румынии. Несмотря на такие территориальные потери, выход к Эгейскому морю у страны сохранялся. В составе Болгарии оставалась отвоёванная у Османской империи центральная часть Фракии площадью 25 030 кв. км; однако позже Болгария потеряла и эту территорию.
В результате двух Балканских войн на Балканском полуострове осталось много нерешённых территориальных вопросов. Не были до конца определены границы Албании. Спорными между Грецией и Османской империей оставались острова в Эгейском море. Статус Шкодера (Скутари), расположенного в 20 км от побережья Адриатического моря, вблизи слияния рек Дрин и Буны, не был определён; в городе по-прежнему находился крупный контингент великих держав – Австро-Венгрии, Италии, Франции и Великобритании, и на него претендовала Черногория. Сербия, вновь не добившись выхода к морю, желала аннексировать север Албании, что шло вразрез с политикой Австро-Венгрии и Италии.
11 июня 1913 года великий визирь (премьер-министр) Махмуд Шевкет-паша, герой революции 1908 года, на пути в резиденцию правительства был убит в своём автомобиле сторонником итиляфистов. В ответ младотурки начали кампанию террора против своих противников, запретив все политические партии и арестовав некоторых их активистов. В итоге после краткого периода конституционного правления в Турции установилась военная диктатура во главе с триумвиратом – Мехмет Талаат-паша, Ахмет Джемаль-паша и Энвер-паша. Последний, военный министр, безусловно, являлся признанным лидером этого триумвирата. Мустафу Кемаля удалили из Турции: 14 октября 1913 года он был назначен военным атташе в Софии.
***
В Российской империи продолжалось расследование убийства Андрея Ющинского.
20 января 1912 года полковник Шредель докладывал начальнику Департамента полиции Белецкому, что у него есть «твёрдое основание предполагать, что убийство мальчика Ющинского произошло при участии названной выше Чеберяковой и лишённых прав уголовных арестантов Николая Мандзелевского и Ивана Латышева».
Тем не менее в те же дни дело по обвинению Бейлиса в ритуальном убийстве Ющинского было закончено производством и передано в суд, хотя расследование «дела Чеберяк» продолжалось. Выяснилось, что из воров круга Чеберяк 12 марта 1911 года на свободе в Киеве находились Сингаевский, Рудзинский и Латышев. Рано утром 13 марта они выехали из Киева курьерским поездом в Москву, а 16 марта были задержаны в московской пивной и этапированы в Киев, но вскоре освобождены. Околоточный надзиратель Кириченко допросил семью Рудзинского и выяснил, что 12 марта он отсутствовал примерно между 8 и 12 часами утра, а, придя домой после 12 часов, потребовал от матери, чтобы она срочно выкупила его заложенный костюм и выписала его по месту жительства как выехавшего в Ковель.
Всё это дало основания подполковнику Иванову признать собранные им данные «совершенно достаточным материалом для обвинения в убийстве Ющинского не Менделя Бейлиса, а Веру Чеберяк, Латышева, Рудзинского и Сингаевского». Он попросил у Чаплинского о разрешения на арест Чеберяк и Сингаевского (Рудзинский и Латышев уже находились под стражей, причём Латышев 12 июня 1912 года выбросился из окна следовательского кабинета). Чаплинский в аресте подозреваемых отказал. Сведения о раскрытии Ивановым убийства Ющинского Чаплинский передал министру юстиции Щегловитову, а полковник Шредель – Александру Макарову, назначенному 14 сентября 1911 года министром внутренних дел после убийства в Киеве Столыпина). Оба эти сообщения были проигнорированы, подготовка суда над Бейлисом продолжалась. Тем не менее Веру Чеберяк вновь арестовали. К началу процесса над Бейлисом она была осуждена на восемь месяцев тюрьмы за подчистки в кооперативной заборной книжке и, кроме того, состояла под судом за бегство из полицейского участка, когда накануне убийства Андрея Ющинского была задержана под чужим именем по подозрению в сбыте краденых драгоценностей. Эта официальная судимость сильно повредила ей в глазах присяжных на судебном процессе над Бейлисом, где она предстала как свидетельница обвинения и «жертва клеветы».
Общественный Комитет по защите Бейлиса проводил частное расследование обстоятельств убийства Андрея Ющинского. Наиболее активное участие в расследовании принимали%
– юрист Генрих Слиозберг – один из учредителей Союза для достижения полноправия еврейского народа в России и Еврейской народной группы;
– Сергей Бразуль-Брушковский, член партии социалистов-революционеров, журналист московской газеты «Русское слово», сотрудничавший также с «Киевской мыслью»;
– киевский адвокат Арнольд Марголин;
– отставной агент полиции Алексей Выгранов, ранее склонявший Шаховского к лжесвидетельству.
Бразуль-Брушковский развил бурную деятельность с конца 1911 года, после отставки Красовского, который, уезжая, сказал ему: «Тут всё дело, вся загадка в Вере Чеберяковой; беритесь за Веру Чеберякову, и если вам удастся, то дело раскроется». По свидетельству Бразуль-Брушковского, его поощряли и судейские чины, которые, будучи вынуждены вести дело против Бейлиса, не верили в его виновность и просили Бразуля собрать улики против Чеберяк, чтобы получить зацепку для возбуждения против неё дела.
Бразуль, однако, действовал так опрометчиво, что лишь скомпрометировал расследование Комитета. Он не верил, что женщина может совершить столь жестокое убийство, поэтому не придумал ничего лучшего, чем обхаживать Веру Чеберяк и её сожителя Петрова, надеясь, что они выдадут ему убийц. Вера ему поведала, что Ющинского убивали его отчим Лука Приходько, Фёдор Нежинский – брат Александры Ющинской, ранее уже арестовывавшийся по этому делу, а также братья-французы Поль и Эжен Мифле. Поль Мифле ранее был любовником Веры, два года назад она ему плеснула в лицо серной кислотой. Теперь, по словам Веры, братья Мифле на неё напали и избили кастетом. Бразуль повёз Веру в Харьков на тайную встречу с Марголиным; тот собирался выступить адвокатом Бейлиса, поэтому не имел права входить в сношения со свидетелями. Марголин Вере не поверил, но Бразуль изложил Верины выдумки в заявлении, поданном следствию 18 января 1912 года. Вера заявила, что Марголин якобы предлагал ей 40 тысяч, если она возьмёт убийство на себя. Антисемиты трактовали эту историю как еврейский заговор с целью выгородить Бейлиса. Следствие быстро выявило несостоятельность Вериных показаний, а взбешённый Поль Мифле, в свою очередь, подал донос на Веру, что она занимается перепродажей краденого.
В апреле 1912 года к расследованию Комитета по защите Бейлиса примкнул уволенный из полиции Красовский. От околоточного надзирателя Кириченко, с которым он договорился об обмене информацией, Красовский узнал все выводы, к которым пришло к тому времени официальное следствие, и опросил свидетелей, в частности подругу Чеберяк — Екатерину Дьяконову. По словам Дьяконовой, около полудня 12 марта она вместе с сестрой Ксенией была у Чеберяков и застала там трёх человек: Сингаевского, Рудзинского и Латышева. Поведение их было необычным, в углу же у кровати лежал какой-то большой тюк, завёрнутый в ковёр. На ночь Чеберяк, оставшаяся одна, позвала сестёр Дьяконовых ночевать у себя, так как ей было страшно. То же повторилось на следующую ночь, но тогда на всех трёх женщин напал такой страх, что они бросились из квартиры и переночевали у Дьяконовых. Екатерина была уверена, что в ковре находилось тело Ющинского.
Показания Екатерины Дьяконовой были в значительной степени вымыслом, но выяснилось это только на суде. Оказалось, что свёрнутый ковёр первоначально не вызвал у неё никаких подозрений, но потом ей п р и с н и л о с ь, что в нём завёрнуто тело Андрюши.
В те времена революционеры-террористы были тесно связаны с уголовным миром (общие каналы закупки оружия, сокрытие от полиции, соседство в тюремных камерах и т. п.); ведь «революционная экспроприация» на практике ничем не отличалась от обычного ограбления. Поэтому Красовский через бывшего студента Махалина, связанного с революционными кругами, подослал к Сингаевскому – единственному из шайки, кроме Чеберяк, остававшемуся на свободе, – анархиста-осетина Амзора Караева, пользовавшегося авторитетом среди уголовников: несколькими годами ранее Караев в тюрьме не только возглавил борьбу заключённых с тюремщиками, но и зарезал надзирателя. Теперь Караев согласился участвовать в сыске ввиду общественной значимости «дела Бейлиса». Встретившись с Сингаевским, Караев напугал его сообщением, что жандармерия якобы готовит его арест по делу об убийстве Ющинского, и тот в присутствии Махалина рассказал Караеву все обстоятельства убийства. По его признанию, он, Рудзинский и Латышев убили Андрюшу, так как, обдумывая цепь недавних провалов – арест Чеберяк 8 марта при попытке продажи краденого кольца, арест четырёх воров из притона Чеберяк 9 марта, обыск на квартире Чеберяк 10 марта, – они заподозрили именно его как виновника («через байстрюка провалились такие хорошие малины»). На вопрос, почему не «разделали» труп, то есть не избавились от него совершенно, Сингаевский ответил: «Так расписала министерская голова Рудзинского». Латышев же, по словам Сингаевского, оказался «в мокром деле слаб», во время убийства его стошнило. Караев предложил Сингаевскому отдать ему вещи Андрея, чтобы он подкинул их какому-нибудь еврею. Однако эта попытка заполучить несомненную улику сорвалась, так как Сингаевский прежде захотел посоветоваться с Рудзинским и Чеберяк, а те заподозрили неладное. Появившиеся затем в газетах разоблачения окончательно демаскировали игру…
Некоторые члены Киевской судебной палаты считали, что дело против Бейлиса должно быть прекращено за отсутствием улик. Председатель Киевского окружного суда Николай Грабор отказался вести дело и был заменён специально переведённым из Умани Фёдором Болдыревым, которому министр юстиции Щегловитов пообещал место председателя окружной судебной палаты. Среди сотрудников киевской прокуратуры никто не пожелал выступать в суде в роли государственного обвинителя, поэтому Щегловитов отправил в Киев товарища прокурора Петербургской судебной палаты Оскара Виппера, хотя Чаплинский на эту роль планировал товарища прокурора Карбовского, которого ради этого специально 10 ноября 1911 года перевели из Винницы в Киев.
В присяжные заседатели специально подобрали малообразованных людей, заранее настроенных против евреев: семь крестьян, двух мещан и трёх мелких чиновников. Как отмечал В. В. Шульгин, «по этому поводу в Киеве было много толков и пересудов. Когда по мелкому уголовному делу суд имел в своём распоряжении среди присяжных трёх профессоров, десять людей интеллигентных и только двух крестьян, в деле Бейлиса из двенадцати человек десять учились лишь в сельской школе, а некоторые были вообще малограмотными».
Процесс начался в Киеве 23 сентября 1913 года и длился более месяца. Помимо Виппера, обвинение представляли два поверенных гражданской истицы – матери Ющинского: член фракции правых в 4-й Государственной думе Георгий Замысловский и известный адвокат-антисемит Алексей Шмаков. Защищал Бейлиса киевский адвокат Дмитрий Григорович-Барский; однако он был мало заметен на процессе, где первую роль играл цвет петербургской адвокатуры – Александр Зарудный, Николай Карабчевский, Василий Маклаков и Оскар Грузенберг (последний – единственный еврей среди защиты). В числе доверенных лиц подсудимого был один из лидеров конституционно-демократической партии Владимир Дмитриевич Набоков, присутствовавший на процессе как корреспондент кадетской газеты «Речь» (его сын, будущий знаменитый писатель, был ровесником Андрея Ющинского).
Сингаевский на суде отказался от признаний, сделанных Караеву и Махалину, поэтому они не были приняты в качестве юридической улики.
Юрист Александр Семёнович Тагер, в советское время написавший полную идеологических штампов книгу «Царская Россия и дело Бейлиса», утверждал, что на суде основной уликой против Бейлиса были показания Веры Чеберяк, сообщившей, что её покойный сын Женя видел, как Бейлис схватил Андрюшу Ющинскуого и куда-то его уволок. А вот большая цитата из статьи В. В. Шульнина:
«На суде, насколько я помню, Вера Чеберяк не выступала. Вместо неё в качестве свидетельницы была вызвана её дочь, 12-летняя Людмила Чеберяк. Ёё-то показание и было основной уликой против Бейлиса. Она утверждала, что Бейлис на её глазах схватил мальчика Ющинского и куда-то его унес.
Это утверждение, возможно, было правильным. Дело было так. На кирпичном заводе техника была ещё первобытная. Она состояла в том, что лошади, впряжённые в так называемые м я л о, топтали копытами глину. М я л о представляло из себя некое крестообразное приспособление, в которое были впряжены четыре коня. Дети, которые вечно толпились около завода, когда мяло было свободно от лошадей, любили кататься на нем. Против этого боролась администрация завода, опасаясь, что дети могут как-нибудь попасть в зубчатку и за это придётся отвечать.
Поэтому еврей с чёрной бородой, то есть Бейлис, то и дело выскакивал из конторы и разгонял детей. Это привело к тому, что катанье на мяло превратилось в ещё более весёлую игру: дразнить чёрного жида и с дикими криками разбегаться при его появлении. Это продолжалось до тех пор, пока Бейлису не удалось ухватить Ющинского, – он его куда-то унёс, вероятно, в контору, и там нашлёпал. Однако после этого никто больше Ющинского не видал, а нашли его мёртвое, изуродованное тело в одной из глиняных пещер. На этом и было построено обвинение.
Судебный следователь, которому было поручено дело, Василий Иванович Фененко, сразу понял его слабую сторону. Если М. Бейлис действительно задумал такое убийство, то похищать мальчика среди бела дня и на глазах кучи детей было бы непроходимой глупостью, если не считать, что М. Бейлис в своём изуверстве решил пожертвовать собой для того, чтобы добыть кровь, необходимую для мацы.
Поэтому Фененко прекратил следствие, на что он имел полное право по русским законам. Но старший прокурор палаты Чаплинский уговаривал и грозил Фененко, но он ответил:
-- Ваше превосходительство! Я человек не богатый, но и ни нищий. У меня на Стрелецкой улице есть собственный домик. Я не женат и живу со старухой-няней, которая ведёт экономное хозяйство, я как-нибудь проживу и без службы.
В этом домике я у него был, и там он рассказал все это, а няня подавала нам чай с вареньем».
После того как председатель суда выступил с резюме, больше похожим на новую обвинительную речь, присяжным было задано два вопроса. В первом вопросе признание факта убийства было намеренно объединено не с обстоятельствами реального убийства, а с обстоятельствами обнаружения трупа. Таким образом, признав несомненный факт убийства, присяжных тем самым вынуждали признать его ритуальный характер.
1. Доказано ли, что 12-го марта 1911 года в Киеве, на Лукьяновке, по Верхне-Юрковской улице, в одном из помещений кирпичного завода, принадлежащего еврейской хирургической больнице и находящегося в заведывании купца Марка Ионова Зайцева, тринадцатилетнему мальчику Андрею Ющинскому при зажатом рте были нанесены колющим орудием на теменной, затылочной, височной областях, а также на шее раны, сопровождавшиеся поранениями мозговой вены, артерий левого виска, шейных вен, давшие вследствие этого обильное кровотечение, а затем, когда у Ющинского вытекла кровь в количестве до 5-ти стаканов, ему вновь были причинены таким же орудием раны в туловище, сопровождавшиеся поранениями легких, печени, правой почки, сердца, в область которого были направлены последние удары, каковые ранения в своей совокупности числом 47, вызвав мучительные страдания у Ющинского, повлекли за собой почти полное обезкровление тела и смерть его».
Ответ присяжных заседателей:
– Да, доказано.
2. Если событие, описанное в первом вопросе, доказано, то виновен ли подсудимый, мещанин гор. Василькова, Киевской губ., Менахиль Мендель Тевиев Бейлис, 39 лет, в том, что заранее задумав и согласившись с другими, не обнаруженными следствием лицами, из побуждений религиозного изуверства лишить жизни мальчика Андрея Ющинского, 13 лет, – 12 марта 1911 года, в гор. Киеве на Лукьяновке, по Верхне-Юрковской улице, на кирпичном заводе, принадлежащем еврейской хирургической больнице и находящейся в заведывании купца Марка Ионова Зайцева, он, подсудимый, для осуществления этого своего намерения схватил находившегося там Ющинского и увлек его в одно из помещений завода, где затем сговорившиеся заранее с ним на лишение жизни Ющинского, необнаруженные следствием лица, с ведома его, Бейлиса, и согласия зажали рот и нанесли колющим орудием в теменной, затылочной, височной областях, а также на шее раны, сопровождавшиеся поранением мозговой вены, артерий левого виска, шейных вен и давшие вследствие этого обильное кровотечение, а затем, когда у Ющинского вытекла кровь в количестве до 5-ти стаканов, ему вновь были причинены таким же орудием раны в туловище, сопровождавшиеся поранением легких, печени, правой почки и сердца, в область которого были направлены последние удары, каковые ранения в своей совокупности числом 47, вызвав мучительные страдания у Ющинского, повлекли за собою почти полное обезкровление тела и смерть его.
Ответ присяжных заседателей:
– Нет, не виновен.
28 октября 1913 года в 6 часов вечера, объявляя Бейлиса по суду оправданным, председатель говорит ему: «Вы свободны, можете занять место среди публики». После двух дет и трёх месяцев тюремного заключения Бейлис освобождается из-под стражи.
Из-за двойственного характера приговора с тех пор и по сей день защитники Бейлиса всегда делают акцент на его оправдании, а антисемиты – на признании присяжными ритуального характера убийства. Поскольку В. В. Шульгин считал, что вина Бейлиса не доказана, нынешние антисемиты берут на себя смелость утверждать, что один из руководителей монархической фракции в Государственной Думе и монархистом-то числится по недоразумению. Наследники охотнорядских лабазников не могут себе представить, что человек с мозгами, честью и совестью может быть всамделишным защитником самодержавия.
Лидер кадетов Павел Николаевич Милюков в своих мемуарах отмечает, что «дело Бейлиса» вызвало усиление правительственного давления на прессу и усиление иных ограничений свободы слова, гарантированной Манифестом 17 октября 1905 года: «По делу Бейлиса на печать были наложены 102 кары — в том числе шесть редакторов арестованы. 120 профессиональных и культурно-просветительных обществ были закрыты или не легализованы. В Петербурге мне с Шингаревым запрещено было сделать доклад избирателям о Четвертой Думе, а в Москве такое же собрание вновь избранных членов Думы к. д. Щепкина и Новикова было закрыто полицией».
Как любое крупное событие, «дело Бейлиса» на короткий срок свело вместе множество непохожих друг на друга людей, чьи судьбы впоследствии сложились по-разному.
***
Мендель Бейлис с женой и детьми уехал из России. 16 февраля 1914 года они приехали в Хайфу. Палестина находилась под властью Османской империи, а возникшая после Первой мировой войны Лига наций вручила Великобритании мандат на управление Палестиной. В 1920 году Бейлис поселился в Нью-Йорке. Его сын Пинхас покончил с собой. Мендель, так и не выучивший английский язык, тем не менее, сумел найти работу, продавая страховки. Как вспоминала его дочь, основными покупателями Менделя были американские евреи, наслышанные о том, что с ним случилось, и пытавшиеся таким образом ему помочь. В 1926 году была издана на идиш и на английском его автобиография «История моих страданий». 7 июля 1934 года Мендель Бейлис скоропостижно скончался в одном из отелей курортного городка Саратога-Спрингс, неподалёку от Нью-Йорка, и был похоронен на кладбище Маунт-Кармел в Куинсе, Нью-Йорк.
Вера Владимировна Чеберяк и её сводный брат Пётр Сингаевский расстреляны киевской ЧК в 1919 году. Поскольку Председатель Совета Народных Комиссаров В. И. Ульянов-Ленин настойчиво требовал от местных властей в массовом порядке расстреливать воров, проституток, попов и прочие «нетрудовые элементы», в этом факте не было ничего необычного. Однако нынешние антисемиты изображают социально близкую им содержательницу воровского притона жертвой еврейского заговора.
Владимир Степанович Голубев, один из главных гонителей Бейлиса, после нескольких скандалов с драками отошёл от активной политической деятельности, бросил учёбу в университете и записался в вольноопределяющиеся. Через год он восстановился в университете, однако окончить учёбу не успел, так как ещё через год началась Первая мировая война и Голубев ушёл на фронт добровольцем. Командовал 1-й ротой 130-го пехотного Херсонского полка вместо заболевшего ротного командира. 19 августа 1914 года он был ранен в голову под Львовом и отправлен в Киев на лечение, однако уже 8 сентября выехал на фронт. 6 октября 1914 года был смертельно ранен в сражении при местечке Рудник близ Кржемова Белгорайского уезда Холмской губернии (Польша) и похоронен в деревне Липины-Дольни. Высочайшим приказом от 19 мая 1915 года прапорщик Голубев был удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени «за то, что, вызвавшись 5 окт. 1914 г. охотником на разведку левого берега р. Сана, вечером с 8-ю нижними чинами переправился по наведенному мосту через р. Сан и направился вдоль левого берега м. Рудник, с целью пробраться в тыл противнику. Обнаружив около 12 часов ночи наступление противника на Рудник с северо-востока, окопался со своими нижними чинами со стороны правого фланга наступавшего противника, дал несколько залпов с криком "ура" во фланг противнику и затем продолжал обстреливать его частым огнём, заставил его стремительно отступить на свои же пулеметы, открывшие по ним непрерывный огонь, чем и приостановил атаку противника».
Впоследствии прах Голубева был перезахоронен во Флоровском монастыре в Киеве.
Министр юстиции Иван Григорьевич Щегловитов стал Председателем Государственного совета Российской империи. После объявления красного террора публично расстрелян большевиками 5 сентября 1918 года во внесудебном порядке, вместе с рядом других государственных и церковных деятелей Российской империи.
Прокурора Виппера большевики обнаружили в Калуге в роли советского служащего в губернском продовольственном комитете. Московский революционный трибунал в 1919 году отправил его в концлагерь как «способствовавшего царскому правительству в инсценировании „дела Бейлиса“». Умер в заключении.
Николай Александрович Красовский (укр. Микола Олександрович Красовський) после Февральской революции назначен Украинской Центральной Радой комиссаром криминально-розыскного отделения милиции города Киева, которое возглавлял до июня 1918 года. Во время оккупации Украины немцами участвовал в антинемецкой подпольной деятельности, был задержан в июле 1918 года и осуждён немецким военно-полевым судом на два года ареста. После падения прогерманской Украинской державы гетмана Скоропадского в декабре 1918 года освобождён. С апреля 1919 года работал в МВД антибольшевистской Украинской Народной Республики (УНР), в дальнейшем был переведён в Генштаб армии УНР, где с мая 1920 года возглавил Информационное бюро (служба разведки и контрразведки). После эвакуации в Польшу некоторое время работал во II отделе (разведка и контрразведка) Генштаба Польши, в ноябре 1921 года возвращён на предыдущее место службы. Есть свидетельства, что в 1927 году он находился в г. Ровно под властью Польши, жил бедно. Потом эмигрантская судьба забросила Николая Александровича в столицу Египта Каир, где проживала колония бывших подданных Российской империи. Есть свидетельство, что он писал воспоминания и вёл переписку с редакторами в целях их издания. Воспоминания Красовского так и не были напечатаны, место их нахождения неизвестно. 22 октября 1938 года парижская газета российских эмигрантов «Последние новости» № 6418 опубликовала некролог, в котором сообщалось о смерти М. О. Красовского – «члена разных русских организаций в каирской русской колонии»
Георгий Гаврилович Чаплинский 1 января 1914 года был пожалован в тайные советники и назначен сенатором Уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената. 13 января 1917 года по рекомендации председателя Государственного Совета И. Г. Щегловитова назначен членом Государственного совета, где вошёл в группу правых. Во время Февральской революции был арестован, допрашивался Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства 6 июля 1917 года, 18 июля 1917 года освобождён под залог и поручительство сенатора В. Н. Охотникова. ЧСК расследовала дело «О противозаконных действиях высших должностных лиц по делу Менеля Бейлиса», в рамках этого расследования предъявлялись обвинения Чаплинскому. Дальнейшая судьба его неизвестна.
Василий Иванович Фененко скончался в 1931 году в возрасте 56 лет. Похоронен на Лукьяновском кладбище г. Киева (участок 9, ряд 7, место 6).
Евгений Мищук был предан суду 1-го департамента Правительствующего Сената и приговорён к пяти годам тюремного заключения, которое отбывал до Февральской революции. После амнистии выехал на Урал и поселился в Оренбурге. Дальнейшая судьба неизвестна.
Подполковник Павел Александрович Иванов в день объявления мобилизации, 2 августа 1914 года женился. С 4 августа 1914 года, продолжая числиться в Отдельном корпусе жандармов, являлся помощником начальника разведывательного отделения штаба главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта. В переписке штаба Верховного главнокомандующего (Ставки) за 1915 по делам о шпионаже (в частности, в деле штабс-ротмистра П. В. Бенсона) есть упоминания о его жене, Софии Михайловне Ивановой, арестованной и осуждённой в 1914 году в Германской империи за шпионаж в пользу Российской империи. Женился вторым браком на Антонине Львовне Ивановой. После взятия Киева большевиками арестовывался, но вскоре был отпущен, потом снова арестован уже петлюровцами, около года находился в тюрьме в Киеве. Потом выехал в Одессу, эвакуирован на занятый итальянцами остров Халки, откуда отплыл в Турцию. Вернулся в Новороссийск и до Новороссийской эвакуации состоял штаб-офицером для поручений в Вооружённых силах Юга России, переболел сыпным тифом, после чего жил в эмиграции в Королевстве Югославии. В Белграде в течение 16 лет работал чиновником в железнодорожном ведомстве. При этом его родители, две сестры и брат остались в Советском Союзе. К 1945 году Павел Иванов оказался в лагерях беженцев на территории Австрии. С 1 сентября 1950 года – в доме престарелых в Юи на территории Королевства Бельгии, где являлся ктитором и псаломщиком приютской часовни. Оставил мемуары.
Сергей Иванович Бразуль-Брущшковский, согласно публикации адвоката А. Д. Марголина, умер в 1925 году; по другим сведениям, расстрелян НКВД 2 декабря 1937 года.
Догонялки-24. Хроника 1911-1913 годов
© Copyright: Александр Алексеев 7, 2023
Свидетельство о публикации №223120700819
Свидетельство о публикации №223120700819
Рецензии