***

Вскоре я понял, что толстяк только заподозрил, что мы его обворовали, поскольку он предупредил меня, что не следует воспроизводить на страницах прочих газет более 30 процентов текста из любой статьи в «Дейли телеграф» (даже если дается ссылка на источник). Я указал на то, что во вступительном слове мною подчеркнуто, что лучшая информация с фронта поступает от корреспондента «Дейли телеграф». Это, казалось, успокоило его. В тот момент, когда примирённый Леви-Лоусон выходил из редакции, заявился лорд Фолкстон. Я представил их друг другу, и Леви-Лоусон заметил ему:

— Ваш редактор умный американец, он вам еще наделает дел.

Когда Фолкстон услышал всю историю этого утра, особенно как печатник рисковал жизнью в стремлении сэкономить полминуты, он поблагодарил всех, а меня пригласил на обед, дабы я рассказал все леди Фолкстон. По дороге лорд признался, что леди Фолкстон на дух не переносит Кеннарда.

— Она полагает его чрезвычайно злобным, знаете ли!

Леди Фолкстон была крупной дамой лет сорока с лишним, столь же доброй и мудрой, сколь и крупной. Генри Чаплин, ее брат, сквайр Линкольншир, как его называли, был одним из тех необычных персонажей, которых может породить только Англия. Если бы он получил образование, то был бы великим человеком. Чаплин был избалован тем, что унаследовал от отца высокое положение и пятьдесят или шестьдесят тысяч фунтов дохода в год. Мужчина был красив, высокий и хорошо сложенный, с львиной гривой волос. В восьмидесятых годах ходили светские слухи о том, как он отчаянно влюбился в хорошенькую девушку, которая накануне свадьбы сбежала с маркизом Гастингсом. Через несколько лет Гастингса нашли мертвым. Он либо застрелился, либо его убили. Одно время подозревали в убийстве Чаплина, но очень скоро сквайр был оправдан. Что стало с невестой-беглянкой, я не знаю. Чаплин же вошел в Палату общин и вскоре прославился как оратор, развивавший стиль ротонды4, но порой перевиравший факты. Я знал его как самого щедрого транжиру. Известны несколько случаев, когда Чаплин заказывал специальные поезда, чтобы доставить гостей в свой загородный дом. А его кларет5 был таким же замечательным, как и его портвейн «Комет». Он много читал, но никогда не заставлял себя читать что-то, что не производило на него впечатления, и поэтому был слишком независимым во мнении, а иногда даже проявлял поразительное невежество в элементарных вопросах. Чистопородный англичанин, со всеми инстинктами победоносной и успешной нации, с глубоко укоренившейся любовью к честной игре и поверхностными сентиментальностями всех видов, которые никто не мог объяснить, а именно: английский вкус в мужской одежде и подлинное безразличие ко всему прочему.
___________________________
4 Стиль ротонды, он же Великий или Высокий стиль — это стиль риторики, отличающийся использованием образного языка и способностью вызывать эмоции. Он в основном характерен для длинных речей и имеет целью воздействовать на аудиторию в вопросах веры или идеологии. Такая речь сильно украшена метафорами и сравнениями.
5 Кларет — вид сухих красных вин бордосского типа.

Я много пишу о Генри Чаплине, потому что его сестра была удивительно похожа на него: такая же великодушная, добрая и отзывчивая. При этом испытывала огромное удовлетворение от своего привилегированного положения. Леди искренне любила музыку, но когда я говорил о гении Вагнера, она упорно не понимала меня.

Ее дочь была высокой и хорошенькой девицей. Сын тоже представлял собою образец внешней красоты, но он не имел ни малейшего представления о гармонии ума и тела. А ведь гармоничное саморазвитие чрезвычайно увеличивает силу человека, но переусердствовать в одном из направлений легко и опасно.

Английское общество я узнал благодаря неизменной доброте леди Фолкстон. При этом она всегда казалась мне поверхностной и средневековой, поскольку постоянно ссылалась на христианское, точнее, паулианское6, понимание морали, которое странным образом вошло в нашу энергичную, мужественную нацию.
____________________________
6 Паулианство — ортодоксальное христианство, которое основано не столько на учении Христа, сколько на понимании этого учения св. Павлом.

К концу моего месячного срока на посту редактора я повысил эффективность работы сотрудников «Вечерних новостей» и сэкономил порядка пяти тысяч фунтов в пересчете на год. Директора без долгой проволочки наняли меня на три года управляющим директором с зарплатой в тысячу фунтов в год, с условием, что если я и далее буду столь успешно руководить издательством, то мне уступят пятую часть чистой прибыли и со мною подпишут контракт на десять лет или на всю жизнь, как предложил Кеннард.

Итак, я победил! Можно было жениться хоть сейчас или просто продолжать работать. Почему я не разыскал Лору и не женился на ней? Просто потому, что я дважды видел ее в разных театрах с одним и тем же крепким, красивым американцем. В последний раз, выйдя следом за ее матерью, он взял девушку за обнаженную руку, и она вознаградила его ласковым жестом с улыбкой, которую я так хорошо знал и так высоко ценил. «Нет, я не ревную, — сказал я себе, — но не намерен совать голову в петлю». Поэтому я предпочел сосредоточиться на работе в газете.

Фолкстон отвез меня в фирму «Пул и К°», к своему портному, и вскоре я был одет, как говорится, с иголочки. Любимцем светского общества я не стал, но некоторый интерес вызвал, главным образом благодаря поддержке Фолкстонов.

Не помню точно, как познакомился с Артуром Уолтером7 из «Таймс», но вскоре мы стали большими друзьями. С тех пор я проводил половину лета в его загородном доме близ Финчэмпстеда. Миссис Уолтер безоговорочно приняла меня и была очень добра. Я относился ко всему их семейству с настоящей любовью. Им нравились мои рассказы о тёмной стороне лондонской жизни, о которой они почти ничего не знали.
_______________________________
7 Артур Фрейзер Уолтер (1846—1910) — британский газетчик и издатель, главный владелец газеты «Таймс».

С сэром Чарльзом Дильком я близко познакомился через газету. Расскажу о нем здесь. Ведь именно Дильк представил меня Джозефу Чемберлену и свел с фракцией радикалов Либеральной партии.

Как-то раз некий мистер Кроуфорд подал в суд на развод и обвинил баронета сэра Чарльза Дилька в соблазнении его жены. К моему удивлению, это заурядное происшествие потрясло Лондон — в светском обществе только о нем и говорили.

Фолкстон пояснил:

— Дильк выдающийся политик, но известен как непутевый человек. Скандал разрушит его политическую карьеру, однако в обществе к нему относятся весьма снисходительно.

Я увидел в этой истории грядущую сенсацию, поэтому сразу же написал Дильку, заверив в том, что готов оказать ему добрую услугу. «Вечерние новости» согласны опубликовать интервью с ним. Баронет сразу же ответил, умоляя меня навестить его в доме на Слоун-стрит.

На следующее утро он приветствовал меня крепким рукопожатием.

— Ваша вера в мою невиновность, — начал он, — стала для меня величайшим ободрением.

— Боже милостивый! — воскликнул я. — Невиновен?! Как и всё общество, я считаю вас виновным и пришел помочь политику, а не невинному человеку.

Он сразу же улыбнулся:

— Тогда мы сможем поговорить без притворства.

Так мы и сделали. Вскоре мне стало ясно, что Дильк воспринимал все происходящее гораздо серьезнее, чем я или чем лорд Фолкстон.

— Вердикт против меня означает крах моей парламентской карьеры, — заявил он.

— Но еще великий герцог Веллингтон8 писал Фанни, которая угрожала опубликовать его письма: «Дорогая Фанни, публикуй и будь проклята»9.
____________________________
8 Артур Уэллсли, 2 герцог Веллингтон (1769—1852) — британский полководец и государственный деятель, фельдмаршал, участник Наполеоновских войн, победитель при Ватерлоо. 25-й и 28-й премьер-министр Великобритании.
9 В действительности расхожую ныне фразу «Публикуйте — и будьте прокляты!» (Publish and be damned.) Веллингтон написал своей любовнице Гариетт Уилсон, вымогавшей у него деньги под угрозой публикации ее мемуаров. Случилось это ок. 1825 г.

— Тогда светское общество скорее наслаждалось скандалом. Это были аристократы. Сегодня правят средние классы, и прелюбодеяние для них равносильно убийству.

— Давайте посмеемся над всем этим, — предложил я. — Этим мы смягчим последствия.

— Весьма любезно с вашей стороны, — ответил Дильк. — Это может помочь вытерпеть, но не спасет меня.

В последующие недели я хорошо узнал Дилька. Он был одним из немногих людей, которых я встречал в Лондоне, кто досконально знал французский язык и мог свободно говорить на нем, хотя и с легким акцентом. Несмотря на это преимущество, он почти не знал французские литературу и искусство. Дильк жил политикой и, хотя был трудолюбив, знаниями и интеллектом не блистал.

Время от времени я встречал в его доме самых разных людей, таких как Жюссеран10, теперь французский посол в Вашингтоне, и Гарольд Фредерик11, блестящий американский журналист и писатель. Еще Эдварда Грея12, будущего министра иностранных дел Великобритании. Еще писательницу Роду Бротон13 и многих других.
________________________
10 Жан Жюль Жюссеран (1855—1932) — французский дипломат и историк.
11 Гарольд Фредерик (1856—1898) — американский журналист и писатель; с 1884 г. и до смерти лондонский корреспондент газеты «Нью-Йорк таймс».
12 Эдвард Грей, 1-ый викон Грей оф Фаллодон (1862—1933) — британский политик, член либеральной партии; министр иностранных дел Великобритании. Считается одним из виновников Первой мировой войны.
13 Рода Бротон (1840—1920) — писательница, одна из зачинателей лесбийской литературы; личный враг Льюиса Кэрролла и Оскара Уайльда. Племянница и протеже прославленного ирландского писателя-мистика и фантаста Шеридана ле Фаню.

Помимо того, что Дильк был богачом, он еще оказался наследником значительного интеллектуального капитала. От деда14 баронет унаследовал права на «Атенеум»15 и его Дневники, но, главное, миниатюры Китса16, которые я ценил более всего. Мое восхищение удивило Дилька, и он был настолько добр, что предложил мне один из портретов.
____________________________
14 Чарльз Вентворт Дильк (1789—1864) — британский редактор, издатель, литературный критик; личный друг Джона Китса и добрый товарищ Чарльза Диккенса.
15 «Атенеум» («Атеней») — английский литературный и художественно-критический журнал, пользовавшийся мировым авторитетом.
16 Джон Китс (1795—1821) — великий английский поэт младшего поколения романтиков. Миниатюры Китса — портреты поэта в последние годы его жизни, написанные его другом художником Джозефом Северном.


— Если вы позволите мне уступить вам вот это…

Я заколебался.

— Сколько вы готовы заплатить за это?

— Не более ста фунтов, — ответил я.

—  Неужели это так дорого стоит? — воскликнул он.

— Если бы данный портрет принадлежал мне, я бы не продал его даже за тысячу фунтов! — воскликнул я.

— В самом деле?! — смутился баронет и больше не приставал ко мне, поскольку был великодушен, но не на столько.

Главный вопрос, который встал перед Дильком в деле о разводе: должен ли он подтвердить любовную связь с подсудимой или лучше отрицать ее супружескую измену? Он никогда не обсуждал это со мной, пока не начался суд. Однажды в полдень Дильк зашел ко мне в редакцию и напрямую спросил совета. Естественно, я сказал ему, что он должен пойти в суд и отрицать всякую связь с этой женщиной. Любой джентльмен должен был бы так поступить, защищая честь леди. И не важно, была ли связь или нет. Даже если все будут смеяться над ним, он обязан все отрицать.

Тогда Дильк признался, что он обсуждал этот вопрос с Джозефом Чемберленом, и что Чемберлен настаивал на том, чтобы он вообще не ходил в суд.

— Дильк, — воскликнул я, — какую же глупость вы совершили! Такой щепетильный вопрос обсуждали со своим политическим соперником. Чемберлен и Дильк — два лидера радикалов либеральной партии. Наивный Дильк советуется с Чемберленом…

Дильк хмыкал, хныкал и ходил вокруг да около, но в конце концов признался.

— Видите ли, — сказал он, — мое имя часто связывают с именем матери миссис Кроуфорд. С нею я имел интимные отношения в юности. Знающие люди приходят в ужас при мысли, что я развратил собственную дочь! Но это не так!

— Боже милостивый! — опешил я. — Это действительно усложняет дело. Ни один английский судья не позволит себе поднять такой вопрос даже при перекрестном допросе. Нельзя открывать на публике подобную тайну!

— Вас это не пугает? — спросил Дилк. — Я думал, что с Чемберленом от неё случится припадок.

— Но вы уверены, что миссис Кроуфорд — ваша дочь? Есть ли какое-то внешнее сходство или родственное притяжение?

— Ничего, — ответил он. — Впрочем, древние греки, знаете ли, не осуждали инцест. Некоторые исследователи даже утверждают, что ценимая нами греческая красота произошла по причине совокупления отца с дочерью, брата с сестрой…

— Мы можем обсудить это в другой раз, — прервал я. — Я с удовольствием побеседую с вами на тему инцеста, поскольку у меня есть интересные истории из этой области. Предполагается, что кровное родство дает человеку внешнюю красоту, но, безусловно, меньше физической силы и меньше интеллекта. Но сейчас я прошу вас пойти в суд. Если вы этого не сделаете, Стэд17 и другие радикальные журналисты заявят, что ваше отсутствие является доказательством вашей вины. Вполне вероятно, что судья выразит такое же мнение.
__________________________
17 Уильям Томас Стэд (1849—1912) — самый известный и авторитетный британский журналист викторианской эпохи,  один  из основоположников журналистики расследования.

Все помнят, что, несмотря на мой добрый совет и на все уговоры, Дильк не явился в суд и позволил делу идти без его участия. В связи с этим судья определил, что его отсутствие следует расценивать как признание вины.

— Джентльмен с ужасом отверг бы такое обвинение!

Впрочем, судья прекрасно слышал, как миссис Кроуфорд на свидетельской скамье заявила, что Дильк настаивал на том, чтобы привели в суд свидетелем её мать миссис Роджерсон.

— Моя мать была давней любовью Дилька!

Лицемер судья притворился, что не понимает о чем речь. Зато в высшем обществе ситуация была обсуждена досконально.

Пока я изо всех сил защищал Дилька, Джон Корлетт из лондонской «Пинк’ун»18, известной своей свободой слова, подошел ко мне и спросил:
____________________________
18 «Пинк’ун» — широко распространенное название газет и приложений Великобритании, посвящённых преимущественно спорту, особенно футболу. Лондонское издание обычно печаталось на бумаге цвета лосося. Настоящее название лондонской «Пинк’ун» — «Спотинг таймс» (The Sporting Times). «Газета процветала не столько на спортивных новостях, сколько на изобилии грубых и непристойных сплетен, представляющих общественную журналистику в ее наиболее деградировавшей форме». Основателем лондонской «Пинк’ун» и многолетним её редактором был Джон Корлетт из Чарльтон-Корта.

— Вы знаете Дилька и о деле Кроуфорда?

Я признался, что многое мне известно.

— А не могли бы вы написать об этом для моей газеты? Только позабавнее.

Я согласился. Мне в голову пришла замечательная идея, и я рассказал о ней Корлетту.

— Опубликуйте любой комментарий по интересующему вас делу, — сказал я, — к нему дайте иллюстрацию: маленькая кровать в простенькой маленькой спаленке. Так было по рассказу Дилька. На кровати лежат две подушка, прислонённые к спинке. Подпись: Точная копия спальни сэра Чарльза Дилька!

— Вряд ли на кого это произведет впечатление, — сказал Корлетт. — В идее есть некоторая пикантность, но…

— Но подумайте, что можно изобразить в следующем номере, — усмехнулся я. — Когда вы опубликуете письма читателей о том, что на прошлой неделе вы допустили ошибку на рисунке спальни Дилька. Вы напишете, что исправляете допущенную оплошность. На новом рисунке все останется по-прежнему, кроме того, что к спинке кровати будут прислонены три подушки.

— А вот за это я пришлю вам пятьдесят фунтов гонорара! — воскликнул Корлетт. — Это лучшая идея, с которой мне приходилось иметь дело в последнее время.