Жаворонки и совы. Глава 13

  Я сидел, уставившись на листок, не понимая, кому и зачем это написал. Глаза бегали по строчкам, но слова, не порождая смыслов, отдавались в голове эхом, словно капли, падающие со сталактитов в гулкой пещере. Убедившись, что чернила высохли, я свернул письмо и спрятал его во внутренний карман пиджака.
  Встав и обернувшись, я обнаружил, что очередь уже растаяла, и сделал несколько шагов к стойке, чтобы купить газет. Почтмейстер взглянул на меня без видимого интереса. Как и все люди Пути — извозчики, проводники или, скажем, торговцы — он давно не удивлялся новым лицам, воспринимая возникающих перед ним персонажей лишь как новую задачу.
— Слушаю Вас.
— Я хотел бы купить газету.
— Есть свежий "Курьер". Местный "Вестник" выйдет только завтра. Отложить для Вас?
— Да, пожалуйста.
— Хорошо, — скрипя карандашом, он сделал пометку в блокноте. — Ммм… Простите за бестактность… Как я понял, Вы знакомы с фру Бишоп?
— Не близко…
  Служащий поджал губы и пошевелил ими, будто дегустируя мои слова.
— Фру Бишоп — редактор "Вестника". Слышал, им нужен автор для литературного приложения. Наши местные рифмоплёты, к её великому сожалению, не выдерживают темпов. Она ещё Вас не пригласила? Впрочем, уверен, Вы и так окажетесь на первой полосе.
— Почему? — столь неожиданное утверждение, как сквозняк, вмиг смахнуло всю мою мечтательность, заставив меня поднять глаза на человека по ту сторону стойки.
— Знаменитости посещают нас нечасто, — он пожал плечами, сверля меня взглядом. Уголки его губ слегка дёрнулись под тонким штрихом усов. Мне стало неуютно.
— Мне кажется, Вы несколько преувеличиваете мою популярность, — я очаровательно улыбнулся, изображая скромность.
— Что Вы, это большая честь для нас, — понизив голос, дрогнув бровью и слегка склонив голову, он подал мне "Курьер", и я в ответ бросил на стойку несколько монет.
— Благодарю.
— Так Вы зайдёте завтра?
— Ммм… я пока не знаю своих планов наверняка. Что если я зайду… послезавтра?
— Да, конечно. Но мы можем доставить газету домой.
  Мне показалось, что я слышу щёлканье его каблуков. Отгоняя наваждение, я поспешно ответил:
— Думаю, что смогу зайти завтра перед закрытием.
— Отлично, буду ждать!
— Да, благодарю. Всего доброго.
— До встречи!
  Я вышел из здания, стараясь не бежать. Мне казалось, что глаза почтмейстера прожигают в моём пиджаке дыру прямо между лопаток. Ещё минута — и я смогу почувствовать запах дыма. И серы. Мне вспомнились сведённые брови и горящий взгляд нашего пастора, который я перехватил в самый разгар собственной конфирмации. Наверно, бесталанные агенты разведки, провалившие первое же задание, чувствуют себя примерно так же. И что важно, недолго.
  Моя невинная ложь, вызванная смущением, стремительно порождала собственную реальность. Насколько велик должен был быть авторитет фру Бишоп в местном обществе, раз её слова даже не требовали проверки? Осознавала ли она сама степень своего могущества? Или, напротив, хотела бы повысить свой статус, пользуясь знакомством со знаменитостью?
  Мне стало смешно. Некто продолжал подталкивать меня под левый локоть, утверждая, что хорошая мистификация станет приятным дополнением к краткому отдыху, которому я надеялся тут предаться.
— И что будет, когда правда откроется? — спросил я у невидимого собеседника.
— А почему, собственно, она должна открыться? — тонкая улыбка разрезала длинное лицо, обнажив острые треугольные зубы.
— Ну… я не могу назвать ни одной своей книги… — парировал я.
— …что совершенно естественно для подающего надежды юного дарования, пожелавшего уединиться от мирской суеты для написания первого романа.
  Туше.
  Я стоял прямо перед домом Марии. Что ж, пусть ненадолго, но я могу спрятаться здесь. Мой таинственный собеседник исчез, как полуденный мираж. Я толкнул тонкие доски и испытал облегчение, когда калитка со звонким стуком захлопнулась у меня за спиной.

  Дома было тихо. Едва уловимо пахло деревом и золой. В луче света, просвечивающего через занавески, бесшумно кружились пылинки, где-то наверху потрескивали разогретые солнцем доски кровли. У двери стояли какие-то ящики и мешки, о которые я чуть не споткнулся: сборы к завтрашнему путешествию на остров, очевидно, были завершены. Я бросил газету на лавку, сделал несколько осторожных шагов, умоляя доски пола не скрипеть, и заглянул в коридор, ведущий к хозяйским комнатам. Подождав с минуту и не получив знака, разрешившего бы мне войти или окликнуть кого-то, я вернулся в кухню.
  Центр стола занимала широкая разделочная доска, накрытая салфеткой. Я приподнял лёгкую ткань: она, словно стесняясь, сдвинулась не полностью, открывая взору ровные ломтики нарезанного тёмного хлеба. Рядом лежал пучок зелени. Я улыбнулся. Меня ждали. Это было необъяснимо. И приятно. Пустая глиняная миска с ложкой скучала без дела по соседству с доской, а надо всем натюрмортом возвышался бесформенный ком завёрнутого в старый шарф котелка.
  После ухода матери я редко готовил себе что-то сложное. Предвкушая, я потянул кончик шарфа. Ткань задела ложку, которая негромко звякнула о край миски. Я замер и прислушался.
  Звук мягких, как у домашнего эльфа, шагов послышался из коридора. В проёме двери с лёгким движением воздуха возникла Мария.
— О, Вы вернулись? Простите, мы не дождались и обедали без Вас.
— Я всё нашёл, спасибо, — проговорил я с улыбкой. Мария придирчиво осмотрела мои находки и, видимо, осталась довольна результатом.
— Мама задремала…
— Я не буду шуметь.
— Что?.. А, да нет, не страшно, обедайте спокойно. Я иду в лавку. Вам ничего не нужно?
— Кажется, нет. Вам нужна помощь?
— Нет-нет, нужно купить кое-что по мелочи, это для отца.
  Я кивнул, не зная, что сказать.
— Ну, если Вам ничего больше не нужно, я пойду.
— Да, конечно. Увидимся!
  Мария улыбнулась и выпорхнула из дома. Помедлив над её остывающим следом, я вернулся к столу, размотал шарф, открыл котелок и глубоко вдохнул аромат свежей фасолевой похлёбки. Я был так голоден, что мои ноздри подрагивали над этим влажным горячим паром, пропитанным специями, трепетней, чем у арабского скакуна. Я негромко застонал от удовольствия, а затем, оглядевшись, снял со стены глубокий половник и, наконец, наполнил миску до краёв.


Рецензии